Цветок и змея, Лиза и Аня в бассейне (часть 6 заключительная)

От лица Ани:

Она ускользала от меня весь день, как маленькая испуганная рыбка. В бассейне — всегда на виду, в раздевалке — выскочила переодевшись быстрее всех. Это начинало раздражать. Но охота есть охота, и настоящая хищница умеет ждать.

Я уже переоделась, вышла из здания и хотела ехать домой, когда увидела ее на улице. Шел противный, колючий дождь. И вот она, моя Лиза, сидела на скамейке у дороги, вся перемазанная грязью с головы до ног — проезжающая машина обдала ее из лужи. И она… плакала. Сидела и плакала, совсем потерянная. Идеально.

Я подошла, сделала самое участливое лицо, какое смогла. «Лиза? Боже, что случилось? »

Она, рыдая, выпалила мне про забытые ключи, про то, что домой никто не придет до вечера, и вот теперь еще эта грязь. Безысходность буквально сочилась из нее. Я едва сдержала улыбку. Судьба сама вручала ее мне на блюдечке.

«Немедленно идешь ко мне! » — заявила я, не оставляя возражений. Она, конечно, пыталась отнекиваться, бормотала что-то про неудобство, но я просто взяла ее за руку и повела. Ее пальчики были ледяными.

В моей квартире она застыла посреди гостиной, с нее капала грязная вода, а сама она казалась таким жалким, испуганным существом. «Иди сразу в душ, — скомандовала я. — Смывай всю эту грязь. Я найду тебе что-нибудь».

Она послушно зашла в ванную. Я подождала, пока зашумит вода, и тогда совершила свой главный ход. Аккуратно собрала всю ее одежду — грязные джинсы, мокрую блузку, и, что самое главное, ее белую хлопковую маечку и скромные бежевые трусики. Они не были мокрыми и грязь их не задела под джинсами. Но это никого не волновало. Я бросила ВСЕ в барабан стиральной машины, залила порошок и включила интенсивный режим.

Из-за ширмы тут же раздался ее испуганный голос: «Аня? Что это? Нет, не надо стирать все! »

Я подошла к душевой. «Лиза, все в грязи и в воде. Ты что, в этом пойдешь? Я сейчас принесу тебе одежду».

Я вышла и вернулась с откровенным нарядом который смогла найти у себя в комоде. Воздушный пеньюар из тончайшего розового шифона, совершенно прозрачный. И трусики — ажурные стринги из красного кружева, на тоненьких резиночках.

Протянула ей за ширму. «Вот. Больше ничего чистого и подходящего нет».

Я услышала ее сдавленный вздох, но, через паузу, она взяла одежду. Я отошла к кровати и сбросила с себя халат. Осталась только в таких же кружевных трусиках, только черных. Грудь оставила открытой. Мне нравилось, как соски напрягаются от прохлады и предвкушения.

Шторка отодвинулась, и она вышла. Я чуть не рассмеялась от восторга. Она была божественна. Прозрачная ткань пеньюара ничего не скрывала, а лишь подчеркивала. Под ним — ее хрупкое тело, острые ключицы, маленькие, упругие груди с темно-розовыми, будто налитыми сосками, и эти жалкие кружевца на бедрах, которые лишь акцентировали изгиб ее лобка и аккуратную щель между ног. Она вся пылала, пытаясь скрестить руки на груди.

«Не прячься, — сказала я, подходя. — Ты прекрасна. А я дома всегда хожу вот так. Мне так комфортно». Я провела рукой по своему обнаженному боку, давая ей понять, что в моих правилах нет ничего особенного.

Мы пили чай. Она благодарила, смотря в пол, а я любовалась тем, как дрожит ее рука с чашкой. Потом я вздохнула. «Лиза, пока ты здесь, не поможешь? Мне нужна коробка с верхней полки шкафа. Я не дотянусь».

Она, конечно, согласилась. Мы прошли в спальню. Я принесла табуретку. «Вот, встань, а я снизу подскажу, какая именно коробка».

Она встала на табуретку, потянулась. Пеньюар задрался, открывая моему взгляду всю и без того хорошо просматриваемую попку — упругие, бледные ягодицы без единого клочка ткани на них, Лиза немного нагнулась вперёд и теперь моему взгляду открылась область между булочек, скрытая узкой полоской стрингов. Я сидела на кровати и пожирала ее глазами.

Она потянулась еще сильнее, схватила тяжелую коробку, и вдруг вскрикнула от боли. «Ой! Спину потянула! »

Я подскочила к ней. «Боже мой, глупышка! слезай и ложись сейчас же! Я... я сделаю тебе массаж, у меня есть специальное масло».

Она пыталась отказаться, но я уже укладывала ее на живот на свою кровать.

«Одежду испачкаешь, — отрезала я. — Придётся снять и мои трусики тоже испортятся, я тоже сниму трусики».

И, не дожидаясь ответа, я ловко спустила с ее плеч эти жалкие кружевца призватив рукой и её трисики, обнажив её тело полностью. Она ахнула, но было поздно. Она лишилась последней хоть и скудной, но защиты, ее тело обнажилось полностью. Затем я разделась сама. Теперь мы были обе полностью голып.

Я налила в ладони масло с запахом жасмина. «Расслабься», — прошептала я, и мои руки легли на ее поясницу.

Я начала массировать, но это быстро перестало быть массажем. Мои руки скользили по ее спине, ягодицам, бедрам, не разминая, а лаская. Я наклонялась и губами, и языком водила по ее позвоночнику, кусала ее за плечи, за бока и её ягодицы. Она лежала неподвижно, лишь издавая тихие, прерывишие стоны.

«Аня, пожалуйста… остановись…»

Я проигнорировала ее. Мои пальцы скользнули между ее ягодиц, лаская тугое, розовое колечко ануса круговыми движениями. Она вздрогнула всем телом.

«Перевернись», — приказала я хрипло.

И, к моему удивлению, она послушалась. Ее глаза были полны слез и чего-то еще — животного, непонятного ей страха. Я накрыла ее своим телом, живот к животу, грудь к груди и впилась губами в ее губы. Это был не поцелуй, а завоевание. Я покоряла ее рот, ее дыхание. Она сначала сопротивлялась, но потом ее губы разомкнулись, и я почувствовала вкус ее покорности, я орудовала своим языком в ее ротике как победительница.

Мои поцелуи поползли вниз. Шея, ключицы, груди, я нежно ласкала своим языком ее соски, слегка покусывала их, затем перешла на ее дрожащий животик, углупившись язычком в ложбинку ее пупка. Затем я раздвинула ее ноги и уткнулась лицом в ее лоно. Оно было идеальным — аккуратным, с пухлыми розовыми губами и маленьким, твердым капюшоном клитора. Я провела языком по всей длине ее щели, заставляя ее взвыть, а затем принялась за работу.

Я грубо елозила языком, без жалости и снисхождения. Длинными, плоскими движениями языка я ласкала ее клитор, потом вводила язык глубоко внутрь, чувствуя, как ее внутренние мышцы судорожно сжимаются. Я пила ее, высасывала из неё все соки, заставляя ее бедра дергаться и биться о простыни. Ее стоны превратились в сплошной, бессвязный вопль.

Когда я почувствовала, что она вот-вот сорвется, я поднялась и снова поцеловала ее, давая ей вкус ее же собственного сока. Она жалобно застонала в мои губы.

Я перевернула ее на меня. Теперь она оказалась сверху, и наши тела слились в поцелуе. Я чувствовала, как ее грудь прижимается к моей, как ее жесткие сосцы трутся о мои. Я схватила ее за бедра и притянула к себе так, чтобы наши лобки встретились. Мы начали двигаться — я и она, в унисон, мы целовали друг друга и терслись половыми губами соприкасаясь клиторами что доставляло мне и ей особое наслаждение и чуство что мы сейчас сплелись в единый организм, механизм наслаждения и страсти.

Ее дыхание стало частым-частым, ее глаза закатились. Она была на грани, и это было самое прекрасное зрелище в моей жизни.

«Кончи для меня, — прошептала я ей в губы. — Кончи, моя грязная, непослушная девочка».

Ее тело взорвалось в немом крике. Оно затряслось в мощнейшем оргазме, ее соки залили меня всю, бедра, живот, растеклись проникая между моих половых губ и стекали дальше вниз. Я с силой вцепилась в её ягодицы, раздвигая их встроны и оставляя следы от ногтей, чувствуя каждую ее судорогу, каждое биение ее сердца.

Когда она обессиленно рухнула на меня, я мягко перекатила ее на бок и прижала к себе. Она тихо заплакала, уткнувшись лицом мне в грудь.

Я знала, что это только начало. Она была моей. Полностью. И завтра, и послезавтра, и все следующие дни я буду открывать для нее все новые и новые игры. Моя робкая птичка нашла свою клетку. И я сделаю ее самой счастливой пленницей на свете.