Строгая начальница и подчиненный (Начальница заставила лизать)

Дверь в кабинет Марии Ивановны захлопнулась с таким звуком, будто это не массивная дубовая створка, а крышка гроба. Моего гроба. Воздух в помещении был прохладным, пахнущим дорогими духами и властью. Ее властью.

Я стоял, опустив глаза в шикарный ковер, чувствуя себя полным идиотом. Прокол в отчете был вопиющим, и теперь мне предстояло выслушать все, что думает об этом моя начальница. А думала она, как обычно, без прикрас.

Мария Ивановна молча обошла свой стол. Ее высоченные каблуки «Christian Louboutin» отстукивали неторопливую, властную дробь. Каждый щелчок отзывался в моем теле залпом тревоги. Она остановилась прямо передо мной, и я почувствовал волну ее аромата – горький шоколад, черный перец и что-то неуловимо опасное.

— Объясни мне эту халтуру, — ее голос был низким, спокойным и оттого еще более леденящим. — Я трачу на тебя свое время, свои нервы. И что я получаю в ответ?

Она сделала еще шаг. Кончик ее туфли почти касался моего ботинка. Я невольно опустил взгляд ниже. И застыл.

Ноги. Боже, ее ноги. Они были обтянуты плотным черным шелком чулок. А эти туфли… Алые, с умопомрачительной шпилькой, они делали ее ступню произведением искусства. Я завороженно смотрел на изгиб, на то, как ремешок обхватывает ее лодыжку.

— Ты меня вообще слушаешь? Или твои мозги окончательно перестали функционировать?

Я попытался что-то пробормотать, извиниться, но язык не слушался. Все мое внимание было приковано к ее ногам. Я знал о своей слабости, о этом фетише, который сводил меня с ума. И она знала это тоже. В ее глазах мелькнула искорка понимания, и губы тронула едва заметная улыбка.

— Ах вот как, — она протянула слова, и в них послышалась опасная игра. — Тебя больше интересует не содержание отчета, а… форма контроля?

Она медленно, с нажимом, поставила каблук на подъем моей обуви. Давление было несильным, но невероятно властным.

— Ну что ж, — прошептала она. — Раз уж ты так плохо работаешь головой, будешь отрабатывать другим способом. Ко мне не принято приходить бездарностями. Но исправлять ситуацию ты будешь на коленях. Понял меня?

Сердце заколотилось где-то в горле. Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова.

— Я не вижу твоего согласия, — жестко произнесла она.

— Да, Мария Ивановна, — выдохнул я.

— Тогда чего ты ждешь? — ее голос стал властным и резким. — На колени. Передо мной.

Я опустился. Ковер был мягким под коленями. Теперь мой взгляд был на уровне ее бедер. Юбка-карандаш, обтягивающая соблазнительные изгибы, казалась мне тогда вершиной Эвереста.

— Целуй, — скомандовала она, подавая вперед ногу на высоком каблуке.

Я наклонился и губами прикоснулся к холодной коже ее туфли. Пахло кожей и улицей. Унизительно и пьяняще.

— Выше.

Я послушно переместил поцелуи на ее лодыжку, ощущая под губами тончайшую шелковую нить чулка. Она тихо вздохнула, и этот звук прозвучал для меня как одобрение.

— Довольно, — она отстранила ногу. — Теперь займемся настоящей работой.

Мария Ивановна развернулась и, медленно, как королева, прошла к своему креслу. Она уселась в него, откинулась на спинку и закинула одну ногу на другую. Взор ее был тяжелым и полным ожидания.

— Подойди. И сними с меня это.

Я подполз на коленях к креслу. Мои пальцы дрожали, когда я взялся за пряжку на ее туфле. Я снял сначала одну, потом другую. Ее ступни, освободившиеся от узких туфель, были еще прекраснее. Чулки подчеркивали каждый палец, каждый изгиб.

— Целуй. Лижи. Говори мне, как ты боготворишь мои ноги, — приказала она, проводя носком чулка по моим губам.

Я потерял счет времени. Я целовал ее пятки, пальцы, лизал подошвы через тонкий шелк, вдыхая густой, возбуждающий запах ее кожи, смешанный с ароматом дорогих духов. Она тихо стонала, запрокинув голову, и ее пальцы вцепились в подлокотники кресла.

Внезапно она резко опустила ноги и раздвинула колени.

— Довольно прелюдий. Ты должен заслужить прощение. И ты знаешь, как.

Ее взгляд упал на промежность, скрытую плотной тканью юбки. Я замер, понимая все с полуслова. Я рванулся вперед, залезая под широкий письменный стол, оказываясь в тесном пространстве между ее ног.

— Выползай, — скомандовала она.

Я оказался прямо перед ней, в ногах у своей повелительницы. Она приподнялась с кресла, руками задрала юбку. Под ней не было ничего, кроме чулок и подвязок. И того, что свело bukvoeb. run меня с ума последние полгода.

— Работай, тварь никчемная, — ее голос сорвался на низкий, хриплый шепот. — Отлижешь хорошо – может быть, не уволю.

Я впился губами в ее плотный, упругий бугорок. Руки схватились за ее бедра, чтобы удержаться. Язык искал ее клитор, нащупал его под тонкой кожей и принялся яростно работать – лизать, сосать, водить круги.

Она застонала громко, по-звериному, ее пальцы вцепились в мои волосы, прижимая мое лицо к себе еще сильнее, почти грубо, до боли.

— Да… вот так… грязный подчиненный… лижи свою начальницу… вылижи всю свою вину…

Я захлебывался ее вкусом, терпким, пряным, абсолютно женским и доминирующим. Я чувствовал, как она вся напрягается, как содрогаются ее бедра, как ее ноги в чулках сжимают мою голову. Ее стоны становились все громче, слова – отрывистее и грязнее.

Его тело затряслось в мощном оргазме. Она кричала, ее влага заливала мой рот и подбородок. Она держала меня в своих тисках, пока конвульсии не стихли.

Потом она оттолкнула меня ногой в грудь. Я отполз, тяжело дыша, с размазанной по лицу помадой и ее соками.

Мария Ивановна медленно опустила юбку, поправила волосы. Ее лицо снова стало холодным и строгим, лишь легкий румянец на скулах выдавал только что происшедшее.

— Отчет. — ее голос вновь обрел ледяную твердость. — Переделать к утру. И чтобы ни одной ошибки. Иначе следующее наказание будет гораздо жестче. А теперь выметайся. У меня еще много работы.

Я выполз из-под стола, поднялся на дрожащих ногах и, не поднимая глаз, побрел к выходу. Рука уже лежала на ручке, когда ее голос остановил меня.

— И да… Завтра без опозданий. На тебя возлагается новая важная задача.

В ее голосе снова послышались обещающие нотки. Я кивнул и вышел, понимая, что ад только начался. И что я молюсь на каждую его секунду.