Не святые. Чистилище

Предисловие от автора

Вот и закончилась история Холли. Эта девушка много настрадалась и заслужила свое счастье с прекрасным мужчиной. Что же касается двоих мудаков... Кто-то скажет, что они не заслужили прощения, и так оно и есть. Но автор любит всех своих героев. Даже откровенных мразей, совершающих ужасные поступки. Все они в моем сердце и заслужили частичку моей любви.

Изначально эта книга должна была закончиться на двух частях. Она пришла мне в голову именно как история Филлипа. Она писалась ради него и для него. Но сложилось так, что моя подруга безумно сильно любит Райли. Она была моей первой читательницей и просто заваливала меня фидбэком на тему того, какой же он мудак, но какой все-таки суперхот. Она была полностью согласна со мной в том, что ну не видим мы варианта, при котором Холли смогла бы простить их и остаться с ними. Тем более у нее был Фил.

И как-то моя подруга написала мне, что делай все, что хочешь, наказывай их, заставляй страдать, но только не убивай, пожалуйста, Райли. И я задумалась. Ведь в изначальной версии истории, именно этим все и должно было закончиться. Грейвс должен был на поединке прикончить Саймона и Джонни. Но я очень слабохарактерный автор. И, когда меня так просят, я не могу отказать. Поэтому в моей голове и родилась идея написать третью часть повествования именно для моей любимой подруги и главного моего вдохновителя.

К тому же, как я уже говорила, автор любит всех своих героев. Поэтому третья часть истории будет именно про них. Про Саймона и Джонни. Ну и про одного сумасшедшего психа, который мне очень нравится.

В этом продолжении повествование будет вестись от лица трех девушек. Малии, Киры и Айрин. Перед каждой частью будет информация о том, от чьего лица в этой части повествование. Также вас ждет несколько дополнительных глав о второстепенных персонажах. Для читателей, не знакомых с фандомом, хочу прояснить, что у одного из героев, Никто, острое диссоциативное расстройство идентичности, при котором у человека возникают две или более различные идентичности (альтер-личности), которые попеременно контролируют его поведение. Приятного чтения и, надеюсь, вам понравится ❤️

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пролог

PoV. Прайс

Смотрю на двоих идиотов, сидящих в креслах передо мной и потираю пальцами переносицу в немом раздражении. Места живого на них не осталось, а все так же злобно пожирают друг друга взглядами. Кого я, мать его за ногу, воспитал? Вроде бы раньше у них были мозги. Или это я был рад обманываться?

— Возвращаемся домой. У семьи большие проблемы, и мне не до ваших пиздостраданий. — выдаю жестко, позволяя энергетике ядовитыми лентами заклубиться по комнате.

— Отец, — Соуп вскидывается, недовольно сверкая глазами, и я припечатываю, усиливая натиск.

— Рот закрой. Не хватает ума вести дела самостоятельно, будете подчиняться.

Стискивают челюсти, скрипя зубами, но не возражают. Сам бы выпорол, как мальчишек, если бы не сидели избитые до полусмерти. Смотрю на украшенные кровоподтеками и синяками лица. К раздражению примешивается жалость. Не позволяю ей прорасти внутри. Не заслужили.

— Что за проблемы? — Гоуст поднимает на меня глаза, радужки которых кажется уже сроднились с алым цветом.

До старости теперь собрался исходить яростью что ли?

— Дома узнаете. Но из-за вашего долбоебизма семья теперь на грани войны. И нас нехило так прижимают.

— Кто прижимает, блять? — Соуп кривится и шипит тихо. Не могу понять от боли, или от злости.

Усмехаюсь, когда вижу, как недоуменно переглядываются, услышав мой ответ.

— Никто.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1

PoV. Малия

Машина сворачивает на подъездную дорожку и тормозит у двухэтажного серого дома с четкими линиями деревянных панелей, тянущимися через весь фасад. Смотрю на окна с черными стеклами. Удивительно, но несмотря на это внутри помещения довольно светло. Сказывается обилие светильников и светодиодных ламп. До возвращения Джонни и Саймона у меня и желания не возникало сюда приехать. Не была в этом поместье, да года три наверное, если быть точной. Слишком далеко от города. Я предпочитала жить в Глазго, там у отца несколько особняков и с десяток квартир, я могла остановиться в любой. Как и два моих придурка братца. Только они почему-то выбрали после приезда из Манчестера зарыться в глуши. Соуп хотя бы на окраине города поселился. Невыносимый же Саймон устроился в восьмидесяти милях от цивилизации. Сказать бы ему, как же чертовски бесит постоянно тратить время на дорогу сюда.

Вздыхаю и вздрагиваю, выныривая из мыслей, когда Келлер открывает дверь с моей стороны. Окидываю взглядом его мужественную фигуру в идеально сидящем сером костюме. Черная рубашка и серый галстук безупречно подходят к его светлым волосам и голубым глазам. Выглядит потрясающе. Красавчик он все таки. С первого взгляда и не скажешь, что у него протез. Несмотря на травму, он остался таким же сильным. Да иначе отец и не держал бы его в ближнем кругу. Опускает на меня глаза, явно думая, почему я медлю. Ну не объяснять же, что на него засмотрелась. Фыркаю, и он улыбается краем губ. Выхожу из машины, опираясь на твердую руку.

— Спасибо, Алекс. — говорю, поднимая воротник длинного бежевого пальто и пытаясь усмирить рыжие волосы, которые безжалостно треплет ветер.

В это время года в Шотландии ужасная погода.

— Малия... — он запинается, как будто подбирает правильные слова.

Чувствую его пальцы на своем запястье, и как нежно поглаживает подушечкой большого кожу на тыльной стороне ладони. Делаю глубокий вдох и с облегчением выдыхаю и отстраняюсь, когда слышу визг шин, а рядом с нашей машиной тормозят джипы. Не хочу снова обсуждать наши недоотношения.

— Джонни, — хмурюсь, наблюдая , как брат морщится и ежится от пробирающей прохлады, ступая на землю.

Оделся как идиот. В джинсы и синий вязаный свитер с воротом под горло. Хоть бы куртку накинул. Хочется стукнуть по дурной голове, чтобы хоть иногда думал своими мозгами. Улыбается, шагая мимо Келлера, который мгновенно отступает от меня в сторону и встает у машины, скрестив руки перед собой.

— Привет, лиса моя зеленоглазая, — притягивает в медвежьи объятия, и я вздыхаю, положив ладони на его бока. — Не вздыхай. Я тоже не хочу туда идти.

— Потому что вы два долбанных придурка посрались неизвестно из-за чего, забыв о том, что мы семья!

Взрываюсь раздражением и шагаю к особняку, зло сопя от недовольства. Отец конечно рассказал мне о том, что произошло в Англии. Даже подумать бы не смогла никогда, что мои братья будут способны творить такую дичь. Так обращаться с девушкой, да еще и друг друга возненавидеть. Черт... Сама бы их прибила, если бы не любила так сильно. Бесят меня оба до дрожи своим ослиным упрямством. Особенно Саймон. Джонни хоть не огрызается, молча выслушивает все мои нотации, вот как сейчас например. Шагает спокойно следом, бросив на ходу небрежно бетам:

— У машин ждите.

Заходим в дом вдвоем. Алекс тоже остается на улице. И меня это радует. Не хочу, чтобы сцепились с Райли, как в прошлый раз. Надоело все это. Такое ощущение, что все вокруг с ума посходили.

— Зачем вообще отец снова сказал мне приехать с тобой? — риторический вопрос.

Понимаю, чего Прайс добивается, чтобы я попробовала их помирить. Только вот я до чертиков устала терпеть заскоки двух упертых придурков.

— Ты на нас положительно влияешь. — Джонни хмыкает сзади, поднимаясь за мной по лестнице, и я закатываю глаза.

Ага, как же, влияю. А дом стал темнее. Каким-то более мрачным что ли. Чувствую злость, ярость, отчаяние и... безысходность? Клубится в воздухе туманными лентами. И с последнего моего визита все только усугубилось.

— Не смеши. — отвечаю, язвительно фыркая и распахивая высокие черные двустворчатые двери в гостиной на втором этаже.

Глаза не сразу привыкают к полутьме. Антрацитовые шторы на окнах плотно задернуты. Бледно зеленые стены и картины на них тонут в тенях. Массивные кожаные диваны посреди помещения узнаю по контурам, как и дубовые шкафы у дальней стены. Втягиваю носом воздух. Пахнет дымом – видимо камин погас совсем недавно. А еще алкоголем. И я тут же начинаю злиться. Щелкаю выключателем у двери, заливая комнату холодным электрическим светом, и Райли, развалившийся на одном из диванов, недовольно морщится.

— Да какого хуя... — тянет хриплым голосом, прикрывая глаза рукой.

Даже маску свою неизменную не надел. И черная футболка с джинсами какие-то помятые и заляпанные. Злюсь еще больше, потому что стал похуистом, которому на все плевать, кроме выпивки. Рассматриваю батарею пустых бутылок на столике и кругом на полу. Слышу, как протяжно вздыхает за спиной Джонни.

— Не делай вид, идиот, что ты не учуял нашего приближения. Думаешь, если игнорировать проблему, то она волшебным образом исчезнет? — говорю, проходя к бару и хватая бутылку с водой.

Откручиваю крышку и в два шага преодолеваю расстояние между нами, выливая холодную жидкость на белобрысую голову. Почти смеюсь, когда резко подскакивает, отфыркиваясь и мотая башкой из стороны в сторону.

— Охренела? — смотрит возмущенно, и я злорадно улыбаюсь.

— Хватит бухать, Саймон. А то и те две извилины, что у тебя были, атрофируются.

Вижу, как темнеет его лицо, когда слышит смех Соупа.

— А ты вообще ебальник прикрой, — выплевывает брату, зло сверкая янтарными глазами, в которых тлеет алая дымка.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сам завались, долбоеб. — Джонни не остается в долгу. — Пьянь конченая.

— Зато ты правильный. Папенькин сынок. Яйца можешь отрезать, такому пидору, как ты, они не надо.

— Я тебя урою, гандон!

Закатываю глаза, протяжно вздыхая и смотря в потолок. Господи, когда это все уже закончится?

— Закройте, блять, рты! — ору, смотря на них по очереди. Зыркают на меня исподлобья, как псины бешеные. — Может хватит себя вести, как придурки?! Вы братья, блять!

— Нет у нас общей крови, — Саймон цедит сквозь зубы, а я мрачнею от каждого его слова. — Ни с тобой, ни с ним.

Говорит правду конечно. Ни он, ни Джонни мне не родные. Отец взял их, когда им было уже где-то по десять. Мне не исполнилось и трех лет тогда. Они были загнанными и озлобленными. Каждый со своей историей и своими травмами. Но мы выросли вместе! Я помню, как везде таскалась за ними хвостиком. Помню, как Соуп воровал для меня яблоки в саду, а Саймон читал сказки на ночь. Как защищала их перед Прайсом и тайком носила им булки из кухни, когда он гонял их на тренировках. Помню, как Джонни лечил мои разбитые коленки, а Саймон дрался с мальчишками, обижавшими меня. Они мои братья! И нет для меня роднее в этом мире. Поэтому чувствую сейчас себя, как будто мне в душу плюнули. Понимаю, что хотел побольнее уколоть потому, что злится сейчас и вся его жизнь сломана. Но от этого мне больно не меньше. Сглатываю и глубоко вдыхаю, пытаясь унять обиду.

— Отец сегодня вернулся из Эдинбурга. — прерываю давящую на перепонки гнетущую тишину на удивление спокойным голосом. — Он хочет, чтобы ты сопровождал нас на званый ужин к Шепарду.

— Пусть Соуп поедет. — Саймон встряхивает головой, словно пытаясь прогнать мрачные мысли, а потом проводит пальцами по по волосам, зачесывая назад отросшие пряди, что почти закрывают ему глаза. — Я не в форме.

— А когда ты в форме был с момента приезда? — Джонни презрительно кривится, но дальше конфликт не развивает. Чует мое настроение и обиду наверное. — Я не могу, еду в Стерлинг. Этот русский урод еще две наших фабрики под себя подмял.

— Ебанный ад... — Райли вздыхает, закрывая глаза. — Ладно, я буду.

— Отлично. — я разворачиваюсь на каблуках, шагая вслед за Джонни, который так же как и я не горит желанием здесь задерживаться.

Вижу его удаляющуюся по лестнице фигуру, а меня на пороге останавливает мучительный стон за спиной.

— Малия...

Напрягаюсь, не оборачиваясь к Саймону. И когда говорю, даже мне самой кажется, что моим голосом можно заморозить, настолько он холодный.

— Что ты хочешь?

— Блять, прости... — бросаю на него взгляд через плечо. Сидит на диване, уперевшись локтями в колени и трет склоненное лицо ладонями. — Я не хотел этого говорить.

— Думаешь, скажешь "прости", и все в ту же минуту забудется? — иду к нему, печатая шаг и цокая каблуками по сосновому паркету. — А знаешь, что? Пошел ты нахуй, Саймон! Хочешь стать опустившимся алкашом? Вперед! Мне похрен!

Припечатываю, наклонившись над ним и тыкая пальцем в его грудь. Поднимает на меня глаза, в которых помимо ярости вижу и боль, и это выворачивает мне душу.

— Не говори так, Малия. — шипит тихо. — Ты не знаешь, что я чувствую!

— Да неужели?! А ты не задумывался, что вы сами в этом виноваты?!

— Она должна была выбрать меня! — рявкает и бьет кулаком по колену. — Это долбанные омежьи инстинкты! Любая омега подчиняется альфе! Я был ее альфой. Почему она не могла просто смириться, как любая нормальная девка?!

— Ты идиот?! — тоже ору, всплескивая руками от такой явной тупости. — Она предназначена другому! Его истинная пара. Поэтому ее тело не реагировало на вас. Никакие инстинкты не заставили бы ее смириться, потому что она его!

— Похуй, — расслабляется, устало откидываясь на спинку дивана. — Нужно было прикончить Грейвса.

Смотрю на него неверяще. Качаю головой. В страшном сне не могла бы представить себе, что мой брат будет вести себя, как ублюдок.

— Ты в своем уме, Саймон? Вы ее похитили. Насиловали. И ты думал, что она тебя полюбит?

— И что? — зло усмехается. — Это ее место и роль, как омеги. Не нужно было выебываться.

Открываю рот. Закрываю его. Вдыхаю воздух сквозь зубы, чувствуя, как темнеет в глазах.

— Я тоже омега! — не выдерживаю. Хочется мозги ему вытрясти и заставить снова быть нормальным. Пинаю его ногой. Вскидывается удивленно, а я бью еще раз. Молочу кулаками по широким плечам в приступе злости. — Со мной тоже так можно, да?! Можно какому-то уроду забрать меня силой?! Принуждать?!

Взвизгиваю яростно и продолжаю лупить его по груди, даже когда быстрым неуловимым движением встает с дивана и прижимает к стене, удерживая за плечи. Встряхивает несильно, и хватает за руки, не давая его избивать.

— Ты моя сестра. — произносит тихо и угрожающе, отчетливо слышу рычащие нотки в его голосе. — Я убью каждого, кто попытается.

— Нет у нас общей крови, Саймон. — вздергиваю подбородок, сдувая с лица растрепавшиеся пряди волос.

Вижу, как усмехается, когда возвращаю ему его же слова. Выдыхает шумно через нос, а затем отпускает меня, отступая назад.

— Стерва. — коротко смеется, пока поправляю одежду и шагаю к двери.

— Ужин в восемь. Надеюсь, ты найдешь в себе силы не опоздать. И просто для справки, я тебя все еще ненавижу.

— Я заслужил.

Сбегаю по лестнице и выхожу во двор, усаживаясь в машину. И надеюсь, что мой придурок братец не напьется и не разобьется на своем Lamborghini по пути к Шепардам.

Глава 2

PoV. Айрин

Хмурюсь, поправляя прическу перед огромным – в мой рост – зеркалом. Длинные черные волосы завиваются крупными локонами, и я поднимаю их вверх, закрепляя заколками. Яркое красное платье до колен с открытыми плечами, туфли на высокой шпильке. И драгоценности, куда же без них. Наследница империи Шепарда должна выглядеть презентабельно и дорого. Выбираю бриллиантовое колье и такие же серьги с крупными камнями. Отец точно будет доволен. Еще бы пережить этот долбанный вечер и не нахамить какому-нибудь очередному зарвавшемуся альфе, который хочет заполучить в свою собственность меня и папины деньги в придачу. Знали бы они, что ко всему этому прилагается ужасный стервозный характер, десять раз бы подумали, прежде чем подкатывать. Хорошо хоть, что держатся в рамках приличий и проявляют уважение. Гневать Гершеля Шепарда решились бы не многие. Другим омегам не так повезло в жизни. Слышала я истории об этих охуевших самцах, считающих себя хозяевами всего. И относящихся к нам, как к вещи, которой можно владеть. Боже, никогда в жизни не выйду замуж. Лучше сдохнуть старой девой в окружении двадцати котов, чем терпеть возле себя тупого мужлана.

Настроение портится окончательно, и я спускаюсь по лестнице особняка на первый этаж, нацепив на лицо выражение холодного презрения. Опоздала к началу вечера, да и хрен с ним. Сидеть за столом с высшим обществом Глазго то еще удовольствие. Хорошо, что все уже разбрелись по дому и сбились в группки, цедя алкоголь и перемывая друг другу кости.

— Айрин, я просил спуститься вовремя. — недовольный голос отца за спиной заставляет меня напрячься. Поворачиваюсь к нему, выдавливая улыбку, и вижу, как его лицо смягчается. Любит он меня все же, не может долго злиться. — Ладно. Забудь, куколка.

Улыбается, когда целую его в щеку.

— Прости, папа. С прической провозилась. А что, Прайсы уже приехали?

— Да. И Джон, и Малия. И наши корейские партнеры кстати тоже.

Закатываю глаза, когда улавливаю его скрытый намек. Давлю раздраженный вздох. Все уши мне уже прожужжал своими корейцами.

— Да, папа, я помню о твоем особенном расположении к этому Ким Хон Джину. — выделяю имя язвительным тоном, и отец весело хмыкает. — Я буду милой, обещаю.

— Скорее ад замерзнет, чем ты милой станешь, Айрин. Нужно было тебя в детстве пороть. Разбаловал.

— Поздно уже. — фыркаю, а в следующее мгновение ежусь от пробирающей ознобом дрожи.

Мурашки ползут по позвоночнику, и я оборачиваюсь к входной двери, в которую входит высокий незнакомец. Тут же морщусь от недовольства. Ну конечно очередной альфа, кто бы еще. Энергетика клубится рядом с ним удушающим туманом. Смериваю его взглядом. Мускулистое стройное тело, идеально подчеркнутое черным костюмом и такой же рубашкой с небрежно расстегнутыми верхними пуговицами. Светлые волосы падают на лоб растрепанными влажными прядями, как будто он только что вышел из душа. Нависают над краем маски в виде черепа на его лице и почти закрывают глаза необычного янтарного цвета, радужки которых отливают алым. Странный какой-то. Дикий. Точно идиот. Выношу вердикт, пока блондин сканирует взглядом помещение. Скучающий вид сменяется усмешкой, когда цепляет в поле своего зрения меня. Тонкие губы кривятся, пока ощупывает глазами мою фигуру, и я выгибаю бровь.

— Явился. — отец рядом вздыхает.

— Кто? — спрашиваю, отворачиваясь от придурка в маске.

— Саймон, — Шепард трет переносицу, досадливо цокая языком. — Райли. Приемный сын Прайса. Всегда был занозой в заднице.

Вот оно что. Я прикусываю губу, пока иду за отцом в гостиную. Поэтому я его и не узнала. Мы общались слишком давно, еще подростками. Я так совсем мелкой была. А потом училась в закрытой школе, и когда выпустилась, они с братом уже уехали в Манчестер. Помню какие-то отдельные разговоры и слухи о нем. Что всегда был бешеным и проблемным. Что-то типа местного плохого парня, в отличие от Джонни, который был любимчиком учителей и девчонок. И теперь он вернулся. Бесит еще даже и не представившись толком. Одним своим взглядом. Встряхиваю головой, отбрасывая неприятные жалящие мысли. Сдался мне этот Райли. Я вообще могу с ним не пересекаться.

Отец подходит г группе парней с азиатским разрезом глаз в строгих деловых костюмах и галстуках и обменивается с ними рукопожатиями. Стою рядом со скучающим видом, пока обсуждают дела бизнеса. Я конечно в этом разбираюсь и могла бы поддержать разговор, но долбанным альфам с манией величия в большинстве своем не нравится, когда омеги проявляют ум. Поэтому всегда сначала предпочитаю молчать.

— Не нравится вечер, мисс Шепард? — мягкий голос над ухом отвлекает от мыслей.

Поднимаю взгляд на альфу с темными прямыми волосами в синем пиджаке. Нижняя часть лица скрыта тканевой маской. Помню Райан, бета отца, рассказывал, что у этого корейца какой-то страшный рваный шрам на челюсти, искривляющий губы.

— С чего вы взяли, мистер Ким? — отвечаю вопросом на вопрос и вижу, как в карих глазах загораются веселые искры.

— У тебя такое лицо, словно ты хотела кого-то сжечь. — протягивает руку и убирает выбившийся локон мне за спину. — И, пожалуйста, просто Хоранги.

— Тогда тоже просто Айрин. — пожимаю плечами. — И лицо у меня всегда такое.

— Кровожадное? — смеется.

— Красивое. — фыркаю, беря с подноса проходящего мимо официанта бокал с шампанским.

— С этим я бы и не спорил... — Хоранги следит за моими движениями, пока пригубляю алкоголь.

Понимаю, что сам не пьет, потому что не хочет показывать обличье, испорченное травмой.

— Ты можешь снять маску и выпить. Я не собираюсь визжать и падать в обморок при виде твоей внешности. — говорю, и он посмеивается, качая головой.

— Спасибо, я не пью. Слишком зависим, поэтому всегда себя контролирую.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— От выпивки?

— В том числе. — кивает, продолжая скользить по мне задумчивым взглядом, словно оценивая.

Становится неуютно, и я ежусь.

— Я отлучусь ненадолго. — поворачиваюсь, шагая к арке, за которой видно коридор, ведущий в туалет, и даже сквозь толпу продолжаю чувствовать на себе его мягкую, но настойчиво ощупывающую меня энергетику.

Заворачиваю за угол, вздыхая облегченно, и вздрагиваю, когда слышу саркастичное:

— Не понравился узкоглазый?

Смотрю на Райли, который стоит, подпирая стену спиной и скрестив на груди руки. Самодовольная поза, излучающая уверенность. Внутри поднимается раздражение.

— Знакомы? — бросаю грубо, проходя мимо него, и слышу, как хмыкает.

— А ты выросла, малышка Айрин. Дерзкая стала.

— А ты как был придурком, так и остался. — выдаю и шестым чувством улавливаю его недовольное рычание.

— Вспомнила все таки, что знакомы, да? — шипит тихо, и от его низкого хриплого голоса меня пробират озноб.

Сильные пальцы впиваются в мое запястье, дергая меня на него. Я оступаюсь от неожиданности. Шампанское из бокала, который все еще продолжаю держать, выплескивается, окатывая нас липкими брызгами.

— Блять! — Райли сдавленно матерится.

— Вот же идиот! — я тоже не сдерживаю возмущения, обозревая мокрое пятно на платье. — Дурак криворукий!

— Я криворукий? — морщится, пытаясь отряхнуть пиджак. — Это ты вино разлила.

— Так нехрен клешни свои распускать! — зло стискиваю кулаки, шагая к двери в конце коридора и заходя в ванную. Оборачиваюсь, упирая руки в бока, когда прется следом. — Ты какого хрена сюда лезешь?

— Тоже пятно вытереть хочу, — рычит, яростно поблескивая глазами. — Слушай, закрой рот, а?

— Еще чего. Вали отсюда. — толкаю его в широкую грудь и взвизгиваю, когда молниеносно перехватывает запястья и прижимает меня мощным телом к ближайшей стене.

— Я вежливо попросил. Закрой свой рот. Или я закрою его тебе сам.

— Пошел нахуй! — извиваюсь, просто кипя от бешенства, и он рыкает, наклоняясь и впиваясь в мои губы своими.

Низ живота мгновенно опаляет жаром. Не знаю почему мое тело реагирует на него, возможно включились инстинкты, но я слишком зла сейчас, чтобы растечься лужицей. Кусаю его за губу, слыша как шипит от боли. Отстраняется, разворачивая меня и впечатывая животом в стену. Прижимается ко мне бедрами, и я чувствую, как упирается мне в ягодицы его вставший член. Между ног все пульсирует и тянет. Я задыхаюсь.

— Блять, как же ты пахнешь... — Саймон шепчет и трется носом о мою шею. — Ваши сучьи феромоны с ума сводят. Единственное, чего хочется, это нагнуть раком и выебать, как шлюху.

Мысли мои туманятся от возбуждения, но его слова заставляют взбеситься. Поднимаю ногу, с силой опуская каблук на его стопу. Мучительный стон над ухом наполняет меня удовлетворением. Добавляю еще локтем в его живот, и он окончательно ослабляет хватку, отпуская меня.

— Сам ты шлюха, урод. — прерывисто дышу, сдувая волосы из растрепавшейся прически с лица.

Готовлюсь заорать, если снова попробует меня тронуть. С удовольствием посмотрю, как отец его в лоскуты порвет за это. Но Райли неожиданно смеется, опускаясь на бортик ванной и потирая ладонью ребра.

— Ну ты и язва. Вся в папашу.

— А я вот даже не знаю в кого ты. Такой гандон.

Поворачиваюсь к выходу, наплевав на платье, пятно от шампанского и испорченную прическу. Лучше схожу переоденусь в другое в конце концов. Заодно успокоюсь. Потому что меня аж потряхивает от злости.

— Приятно было пообщаться, Айр-р-рин, — тянет сзади придурок соблазнительно мягким тоном.

— Надеюсь в последний раз. — хлопаю дверью, слыша, как продолжает смеяться.

Сама рычу еще похлеще, чем он. Как же я хочу его самодовольную рожу расцарапать.

Глава 3

PoV. Айрин

Вниз возвращаюсь только спустя минут сорок. Нужно было время, чтобы успокоиться. Злюсь на самодовольного идиота, а еще больше на себя. Потому что не понимаю вообще, что на меня нашло в той чертовой ванной, чтобы мое тело на него так отреагировало. От бешенства сначала разрываю на мелкие кусочки журнал об автомобилях, который кстати планировала дочитать, чтоб он провалился этот Райли! Потом поправляю макияж, потому что придурок мне всю помаду размазал, и переодеваюсь в изумрудное платье длиной чуть ниже колена с круглым вырезом, украшенным серебряной вышивкой. Спускаясь по лестнице, натыкаюсь на Райана, который явно ищет меня.

— Что?! — рявкаю, ни за что отрываясь на ни в чем неповинном бете.

— Альфа Шепард передал, что собрание началось в малой гостиной. — тот выдает невозмутимо, явно привыкнув к моему дурацкому характеру.

— Спасибо, — говорю уже мягче, даже немного стыдно стало за свое поведение.

Все же Райан хороший парень, не то, что некоторые. Иду туда, куда сказал отец. Конечно малой эту комнату можно назвать с натяжкой. Огромное помещение с книжными полками по периметру всех стен, с камином, тремя кожаными диванами и с такими же креслами, разбросанными по углам. Но, по сравнению с другой гостиной, эта и правда небольшая. Именно здесь Шепард предпочитает проводить встречи в узком кругу.

Захожу в комнату, толкнув массивную дубовую дверь. Пылающий очаг и точечное освещение, поддержанное торшерами на высоких ножках и лампами под абажурами на двух журнальных столиках создают уютную атмосферу, но в воздухе ощутимо витает напряжение. Иду к отцу, который стоит возле камина со стаканом виски в руках, кивая по пути Малии. Улыбаемся друг другу, давно ее не видела, нужно будет как-нибудь выбраться в город и поболтать. И досадливо отворачиваюсь, когда вижу рядом с Прайсом чертового Райли. Лучше бы Джонни приехал, ей-богу, на того хоть посмотреть приятно. А это чудовище только раздражает. Так и чувствую, как взгдядом поедает, аж между лопаток печет.

— Я думаю, всем нам неплохо бы решить, что делать с этим психичным русским, который вылез из ниоткуда, и отжимает у нас бизнес. — отец произносит спокойно, словно собрался обсудить новый сорт винограда для своей винодельни, делая глоток алкоголя, переливающегося топазовыми бликами. — Джон, у вас сейчас в Стерлинге проблемы?

— Да, — Прайс досадливо морщится, потирая пальцами подбородок. — Соуп поехал туда, но не думаю, что фабрики удастся вернуть. Этот Никто действует слишком нагло. И у него связи в правительстве.

— Откуда, блять?! — ярость Шепарда проявляется, когда он грохает стаканом об каминную полку, заставляя статуэтки и рамки подпрыгнуть со звоном. — Он долбанный выскочка без роду и племени!

Слышу, как хмыкает Райли и недовольно хмурюсь, смеривая его взглядом. Смешно ему. Интересно, хоть к чему-то он серьезно относиться? Как только в Манчестере умудрился подняться?

— Тебя радует то, что мы лишились возможности производить главные комплектующие для оружия? — говорю, выгибая бровь. — Или то, что две наших компании понесут милионные убытки, пока мы наладим новое производство?

Встречаемся глазами. Ничего не говорит, переводит взгляд на мои губы, и я раздраженно морщусь. А вот корейцы начинают оживленно переговариваться между собой, и отец хмурит брови, явно раздосадованный гамом.

— Что?! — произносит спокойно, поворачиваясь и смотря на них, но по тому, как подергивается его веко, понимаю, что он в ярости.

— Не кажется ли вам, что омегам не место при таком серьезном разговоре? — начинает один из делегации, прилизанный худой азиат в очках на крючковатом носу.

— А тебе не кажется, что лучше прикрыть ебало и не лезть со своими традициями, куда не просят? — вздрагиваю, когда слышу рык Саймона, произносящего эти слова.

Вот же дебил... Ну кто так с партнерами разговаривает? Так и хочется перетянуть чем-нибудь прямо по роже. Статуэтка Авроры на полке сзади так и манит. Представляю, как стукну ею по дурной голове и внутри аж умиляюсь такой картине. Кореец, на которого наехал Гоуст, в удивлении распахивает глаза, которые становятся почти круглыми сейчас. Понятно, что они у себя в стране привыкли к вежливости и взаимопочтению, а тут этот идиот отбитый вылез, унизил оскорблением. И похоже Прайс тоже это осознает, потому что вмешивается, отодвигая Райли в сторону.

— Уважаемый мистер Чон должен понимать, что мисс Прайс и мисс Шепард не какие-то простые омеги, а члены семьи, которых напрямую касается сложившаяся ситуация. Девушки присутствуют при встрече в качестве наследниц Price Incorporated и Shepard Enterprise.

— Мистер Чон понимает, — вижу, как напрягаются мышцы азиата в очках, когда вперед выходит Хоранги кладет руку ему на плечо. Точно Ким главный среди них, иначе бы остальные не слушали его сейчас, склонив головы. — Прошу простить моего коллегу, леди, за неуместное замечание.

— Просто продолжим разговор, — Малия кивает Хоранги, и тот улыбается, переводя взгляд на меня.

Снова ежусь от мурашек. Странная у него энергетика. Какая-то умиротворяющая, но в то же время чувствуешь себя глупым моряком, который зачарованно плывет на зов сирены, чтобы быть съеденным.

— Как партнеры, заинтересованные в бесперебойной поставке комплектующих, производимых на ваших предприятиях... — спокойный голос Кима сглаживает атмосферу в помещении, а я на мгновение перестаю слушать, потому что по коже проходится волна горячечного тепла.

— Ты всегда такой дебил? — шепчу сквозь зубы, бросая быстрый взгляд из-под ресниц на Саймона, который какого-то хрена решил, что может втереться в мое личное пространство и стать вплотную ко мне, почти задевая мощным плечом.

Смотрит на меня сверху вниз изучающе, чувствую его раздражение, смешанное с чем-то еще. Таким обжигающе тягучим, что мне хочется банально сбежать, а не стоять сейчас с ним с боку от камина на расстоянии от остальных гостей. Хоть и на виду, но слишком интимно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А ты всегда такая стерва? — Райли шипит тихо, суживая медовые глаза с алым ободком вокруг радужек.

— Да, так что отвали. — шепчу снова, стараясь сохранять невозмутимый вид, и цепляя на губы милую улыбку для корейцев, поглядывающих на нас время от времени.

Не ссориться же с придурком на всеобщем обозрении?

— Хуй угадала, — Райли фыркает, и мои благие намерения рассыпаются в прах. Стискиваю челюсти. Точно вздернусь, если он решит задержаться в Глазго. Свечку что ли поставить в церкви, чтоб умотал отсюда? — Никуда я не отвалю. Твоя дерзость меня заводит. Хочешь знать, о чем я сейчас думаю?

— Не хочу. — отвечаю холодным тоном, и сдерживаю злое хмыканье, когда продолжает, не обращая внимания на мои слова.

— Думаю, как красиво мой член заткнул бы тебе рот. Ты была бы такая молчаливая и покорная, когда сосала его.

— Сам соси, мудак черепастый. — отворачиваюсь от него, встряхивая волосами, которые перед собранием успела распустить, и слышу, как довольно посмеивается сзади, захватывая пальцами прядку и слегка дергая ее.

— Сосать не буду. Могу отлизать. Если хорошо попросишь...

— Мистер Ким, — перебиваю тихий шепот самоуверенного засранца, от слов которого меня неожиданно бросило в жар. Ненавижу его за это еще больше. И еще за то, что теперь не могу избавится от картинки его белобрысой головы между моих ног в своем воображении. Вот же чертов Райли... — Я хотела с вами поговорить.

Вижу, как приподнимается в удивлении бровь Хоранги, и он согласно кивает, а сама пытаюсь лихорадочно придумать, о чем бы таком я хотела с ним поговорить. Из-за Райли точно сейчас выставлю себя полной дурой. Бесит. Еще и ржет за спиной. Явно забавляется моей попыткой побега. Вздыхаю, шагая вперед, подальше от идиота, который не отпускает мои волосы до последнего. Ну вот что с ним делать? Пристал, как репей. Улыбаюсь нервно, заправляя локоны за уши, а Ким, заметив мое напряжение, приглушенно хмыкает.

— Мы же решили, что никаких мистеров. Просто Хоранги. О чем хочешь поговорить?

— Я... — тяну, запинаясь, как слабоумная, и темные глаза корейца вспыхивают весельем.

— На моей родине есть легенда. О девятихвостой лисе кумихо. — произносит Хоранги, явно устав ждать от меня какой-то внятной речи.

От уголков его глаз разбегаются морщинки, и я уверена, что под маской он сейчас усмехается. Вот его бы скорее лисом назвала. Такой же хитрый.

— Не уверена, что она мне понравится. — выдаю, наконец-то расслабляясь немного и чувствуя, как напряжение уходит из мышц.

— У тебя хорошая интуиция. — одобрительно кивает азиат. — Кумихо очень коварная. Она соблазняет мужчин, чтобы съесть их сердца и стать человеком. И настолько жестока, что трудно поверить, что она может влюбиться.

— А зачем?... — я откашливаюсь, поглядывая на Райли, который прожигает нас с Хоранги пристальным взглядом, но как ни странно ведет себя прилично. — Спасибо...

Беру бокал вина, который предупредительно подает мне Ким и смачиваю горло, делая пару глотков. Кореец снова кивает в ответ на мою благодарность.

— Зачем я тебе это рассказываю? Просто захотелось поделиться красивой сказкой. Если бы лиса знала, что встретив истинную любовь, мужчина сам добровольно отдает ей сердце, возможно она стала бы к нему добрее?

— А... — снова мычу, и Хоранги тихо фыркает, смотря в мои расширившиеся в удивлении глаза с какой-то странной мягкостью. — Я не думаю...

Встряхиваю головой. Могу признать, что определенно этот высокий азиат первый мужчина, которому удалось меня смутить. Вот к чему эти разговоры о любви и истинности? Хорошо хоть глаза не светятся. Не хватало мне еще этих проблем.

— Кровавый ад... — голос Прайса, говорящего по телефону у противоположного края комнаты, прерывает тягучую непонятную атмосферу между нами.

Вижу, как все поворачиваются к нему. Корейцы хмурят брови, почувствовав сгущающуюся энергетику Джона. Глаза Малии наполняются беспокойством, а Шепард запрокидывает голову вверх, проводя ладонью по лысине.

— Что еще, твою мать? — спрашивает отрывисто, возвращая взгляд к Прайсу.

— В Стерлинге проблемы с людьми Никто. Двое наших погибли. Четверо ранены. В том числе Соуп.

Да когда это уже закончится? Закрываю глаза, пытаясь отрешиться от расползающихся мрачными лентами вокруг аур альф, которые начинают злиться. И совсем не удивляюсь, когда слышу в наступившей тишине отрывистые слова Райли.

— По-моему, пришло время кого-то прикончить.

Глава 4

PoV. Кира

— Да, блять... — матерюсь тихо сквозь зубы, собирая с асфальта разлетевшиеся ключи, ручки, документы, деньги.

Хотела же портфель купить. Вот ведь дура. Кофе еще уронила, выплеснулось на тротуар. Хорошо по крайней мере, что не на одежду. Хотя я бы и этому не удивилась. День сегодня какой-то дурацкий. Смотрю на часы. Катастрофически не успеваю. Придется обойтись без утренней дозы кофеина. Купить новую порцию просто не хватает уже времени. Практически перехожу на бег и заскакиваю в госпиталь взъерошенной и запыхавшейся. В зеркальной двери отражается худая пацанка с растрепанным длинным каре золотисто-пшеничных волос. Голубые глаза даже мне кажутся усталыми. Мне точно необходим отпуск, я так скоро сама откинусь от истощения. Угораздило же половине врачей подхватить вирус прямо в разгар эпидемии. Как же я задолбалась работать без выходных...

Вздыхаю, быстро бросая вещи в шкафчик, и переодеваюсь в синие брюки и футболку. Накидываю сверху белый халат. Еще бейдж где-то посеяла. Точно сегодня не мой день. Да и год определенно не мой. Люблю свою работу, но чертовски хочу отдохнуть. Поспать хотя бы раз больше четырех часов в сутки. Захожу в ординаторскую, затягивая волосы в пучок на затылке. Морщусь, когда замечаю довольную рожу Метта.

— Только не говори, что ты поменял график, и я буду на операции с Джонсоном.

Ржет идиот, и я закатываю глаза.

— Кира, ты же светлый ангел отделения. О твоей доброте ходят легенды. Ну только ты можешь выдержать этого старого брюзгу.

Кривлюсь раздраженно. Ага, светлый ангел. И все привыкли этим пользоваться. Но только сегодня я слишком зла, чтобы как всегда это молча стерпеть. Заебали.

— Нет. Я сегодня в неотложке.

Давлю ядовитую улыбку, когда вижу, как в удивлении распахиваются глаза коллеги. Хватаю планшет с карточками пациентов и шагаю к двери, а Метт отмирает, начиная скулить за спиной.

— Кира, а как... Доктор Грин, вернитесь...

Фыркаю, захлопывая дверь ординаторской за спиной. Приятно все-таки иногда позволить себе побыть стервой. Шагаю по коридору, просматривая данные на экране. Некоторых больных уже можно перевести в терапию. Займусь этим вечером. Мимо снуют медсестры и санитары. Доктора спешат по делам, так же, как и я, читая информацию с электронных устройств и обычных карточек. Теряю концентрацию, отвлекаясь на анамнез больного с пороком сердца и проскальзывая боком в отделение неотложной помощи за любезно придержавшим дверь интерном, и впечатываюсь в стену. Вернее, мне так кажется, потому что от столкновения с высоким мускулистым брюнетом меня буквально отбрасывает назад. Взмахиваю руками, удерживая равновесие.

— В этом ебанном дурдоме хоть один, блять, нормальный медик есть? — слышу злое рычание сверху и удивленно поднимаю глаза, встречаясь взглядом с серебряно-грозовым безумием. — Или мне эту больницу нахуй в щепки разнести?!

— Успокойтесь. — сглатываю, борясь с нарастающим звоном в ушах. Долбанный незнакомый альфа давит энергетикой. — Я не смогу помочь, если вы не прекратите.

Вижу, как сжимает челюсти, окидывая раздосадованным взглядом мое лицо. Проводит ладонью по короткому ирокезу темных волос на голове, делая глубокий вдох, и беря себя под контроль. А во мне включаются врачебные инстинкты, потому что замечаю, что под тканью синего пиджака его белая рубашка полностью пропитана кровью.

— Вы ранены. Дайте, я осмотрю.

Тянусь к его плечу пальцами, откидывая ткань в сторону, и он раздраженно сбрасывает их.

— Угомонись, мелкая. Сначала мои люди. И если они не выживут, я кого-то убью. — кладет широкую ладонь мне на спину, подталкивая вперед.

И меня затапливает злость. Конечно, он альфа. А я даже не омега. Обычная низшая, девчонка из бедной семьи. Но я не для того угробила десять лет жизни на обучение и практику, чтобы какой-то самодовольный придурок орал на меня в моей же больнице. Ненавижу! И именно поэтому делаю то, что совсем для меня несвойственно. Огрызаюсь на него в ответ.

— Тихо мне! Угрожать своим бетам будешь, понял?!

И видимо он тоже не ожидал, что у меня на это хватит смелости. Потому что даже замирает на мгновение, удивленно моргая и уставившись на меня своими колдовскими серыми глазами. Уголки его губ дергаются в улыбке, и я расслабляюсь немного.

— Понял. — говорит, хмыкая, и убирает от меня руку, а я вздыхаю от мурашек, бегущих по позвоночнику.

— Хорошо. — киваю, сдувая с лица прядку волос. — А теперь спокойно. Что с твоими людьми?

— Трое раненых. Огнестрел. Один тяжело.

— Дороти, — поворачиваюсь к медсестре на пункте регистрации. — Почему не оказывается помощь пострадавшим?

— Оказывается. Их осматривают. — она бросает недовольный взгляд на громадину за моей спиной. Видимо, он и ей нервы успел потрепать. — Мы вызвали бригаду хирургов. Альфа просто слишком нервничает.

Заглядываю в экран ее компьютера, перегнувшись через стойку. Все правильно она сделала. Назначила врачей, занесла данные. Взгляд выхватывает имя. Джон МакТавиш. Ну понятно теперь все. Поджимаю губы. Наследник многомилионной бизнес империи привык, что все вокруг него на цыпочках вертятся, бросаясь исполнять приказы по первому слову.

— Ты нормальный? — поворачиваюсь к идиоту, цепляя его за рукав и ведя в смотровую. — Ты как себя ведешь в больнице?

— Винсент истекал кровью. Они медлили. — цедит недовольно, плетясь за мной.

Усаживаю его на кушетку, начиная стаскивать с него пиджак, и он резко втягивает воздух сквозь зубы, отталкивая мои руки и раздеваясь сам.

— Никто не медлил. Ты врач или что? Разбираешься в неотложной помощи? Так какого ты скандалишь и мешаешь работать докторам? Детский сад.

Замолкаю, облизывая губы, потому что взору открываются выпуклые бицепсы и кубики на рельефном животе, когда снимает с себя рубашку, играя мышцами. Поспешно отворачиваюсь, гремя инструментами на столике.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не беси, мелкая. За языком следи. — тихо рычит сзади, и я закатываю глаза в раздражении.

Оборачиваюсь к нему опять, держа в руках спринцовку. Смотрит исподлобья, и я снова поджимаю губы. До чего же раздражает. Как с таким вообще можно нормально разговаривать? Один плюс, что красивый, да и тот сомнительный. Потому что точно бабник. Оглядываю пулевое отверстие в мышцах чуть пониже ключицы, откуда продолжает сочиться кровь.

— Я дренирую рану и посмотрю, прошла ли пуля навылет. — пытаюсь сохранять спокойствие и не злиться на придурка, параллельно начиная ощупывать его плечо.

— Не прошла. — сжимает зубы и откидывает назад голову, закрывая глаза.

Больно ему конечно, но терпит. Сильный он все таки. Достойно уважения.

— Значит, буду извлекать. — начинаю удалять кровь, и он мучительно вздыхает. — В обморок не упадешь, большой и страшный альфа?

— Тебе это нравится, да? — вижу, как приоткрывает один глаз, кося им на меня, пока я пытаюсь нащупать пулю пальцами в раневом канале. — Мучить меня.

— Да. — отвечаю, наконец пальпировав ее, и заменяю пальцы щипцами, захватывая ими кусочек деформированного металла. — Я кстати забыла анестезию вколоть. Тебе же не сильно больно?

Фыркаю, когда слышу, как бубнит себе под нос, сжимая кулаки на коленях.

— Сучка мелкая.

Бросаю пулю в контейнер, куда она падает со звоном. Привычные действия помогают расслабиться. Обработать края раны. Промыть и дезинфицировать. Остановить кровотечение. Ушивать не буду – высок риск нагноения. Наложить стерильную повязку, на этом все.

— Тебе повезло. Сухожилия не задеты, как и кости. Ну это по предварительному осмотру. — стягиваю перчатки с рук, бросая их в контейнер для отходов. Сероглазый расслабленно сидит, опираясь ладонями на сиденье под собой. — Рекомендую все же сделать рентген. Огнестрельные раны склонны к вторичному омертвению тканей, и может потребоваться повторное хирургическое вмешательство. Поэтому приемы не пропускай. Ну и твой лечащий врач назначит антибиотики, сосудистые препараты, анальгетики. Анатоксин и противогангренозную сыворотку введу сейчас.

— Нет.

Замолкаю на полуслове, поворачиваясь к нему со шприцом.

— Что значит "нет"? Это необходимо, чтобы не пошло заражение...

— Никакого лечащего врача. Сама будешь меня осматривать.

— Ты мне условия собрался ставить? — прищуриваюсь, вгоняя иглу в его предплечье, и слышу, как тихо шипит от боли. Вот даже не жалко его. Мудак наглый. — Ты здесь не командуешь. А тем более мной. Обратись в регистратуру, тебе назначат доктора, который тебя будет вести. Я с тобой работать отказываюсь.

Наклеиваю пластырь на место укола и шагаю к выходу, пока он продолжает сидеть на месте, следя за мной и поедая мою фигуру глазами.

— Посмотрим, мелкая.

Слышу его слова и короткий смешок сзади и раздраженно хлопаю дверью. До чего же бесит своей самоуверенностью.

Глава 5

PoV. Малия

Когда мы выходим из особняка Шепарда и начинаем рассаживаться по машинам, у меня получается немного успокоиться. Беспокойство о Джонни все еще скребет в глубине сердца. Как только услышала, что он ранен, хотелось просто кого-нибудь убить. Да что там, не кого-нибудь, а одного конкретного психа, который так настойчиво портит жизнь моей семье. Перестаю нервничать лишь после того, как отец заверяет меня, что мой идиотский братец уже в госпитале, и с ним все будет в порядке. Смотрю, как Прайс о чем-то тихо разговаривает с Саймоном у джипов. Тот хмурится и качает головой. Подхожу ближе.

— Я не поеду в Эдинбург. Ты прекрасно знаешь, что мы с Киганом не в самых лучших отношениях. — Гоуст говорит это с едва сдерживаемым раздражением, и отец досадливо хмыкает.

— Да с кем ты, блять, только в нормальных отношениях? Вырастил дебила на свою голову. — вздыхает, раскуривая сигару и выдыхая в небо густое облако дыма. — Хоть с главой альф Шотландии можно было не сраться, а?

Райли молчит, усмехается только. Вижу, как кривятся его губы под краем маски и фыркаю.

— Что смешного, дочь? — Прайс переводит взгляд на меня, и я замечаю, как он мгновенно смягчается и улыбается, а от уголков глаз лучами разбегаются морщины.

— Ты требуешь от демона ангельского поведения. Вот что смешно.

— Я требую от дурака хоть немного начать пользоваться мозгами.

Смеюсь уже в голос, и брат рядом раздраженно закатывает глаза.

— Зачем к Кигану ехать? — спрашиваю, отсмеявшись.

Помню этого альфу смутно. Мне было лет шестнадцать наверное, когда видела его на приеме у Шепарда. Тогда это было то еще событие. Самый молодой глава за всю историю. Сильный настолько, что сумел буквально за пару лет достигнуть вершины власти. Красивый к тому же. Все девчонки вздыхали по нему и проходу ему не давали, в надежде стать его истинной. Не знаю, как он это все выдержал в тот момент, но вел себя с нами малолетними дурочками предельно вежливо.

— Нужно выяснить, какие связи в правительстве у этого Никто. — недовольный голос отца вырывает меня из воспоминаний. — И постараться привлечь Кигана на нашу сторону.

— И ты хочешь Саймона послать? — снова смеюсь, пока брат хватает меня за шею сзади и притягивает к себе, заставляя уткнуться лицом в его плечо.

— Не смейся, сестренка, я умею вести переговоры.

Смеюсь еще больше и взвизгиваю, когда раздражающий придурок отвешивает мне шлепок по заднице. Не больно сквозь ткань пальто, но ощутимо. Пинаю его ногой, а отец рядом весело хмыкает.

— И правда, о чем я думал. Сам поеду.

— Да ну вас. — брат недовольно рычит и отпускает меня.

Иду к машине, цокая каблуками по асфальту. Беты ждали, пока мы закончим разговор. Как и Алекс, стоящий у черного Rolls-Royce Wraith. Улыбаюсь ему, и он открывает мне заднюю дверь. Сажусь на сиденье. Водитель уже за рулем, Келлер обходит машину и опускается рядом с ним.

— Домой, мисс Прайс? — оборачивается ко мне.

— Да. — отворачиваюсь к окну.

При посторонних он всегда старается соблюдать официальность. Не знаю, почему именно сейчас это меня особенно сильно бесит. Сама же не захотела развивать отношения, хоть и видела, что он влюблен. Наверное просто не хотелось морочить голову хорошему парню. В нашем мире бета никогда не сможет взять себе омегу. При любом раскладе это смерть для него. Альфы не позволят. Вздыхаю, замечая, как продолжает смотреть на меня в зеркало заднего вида. Возможно, стоило дать этому шанс. Но только я сама не уверена в том, чего хочу.

— Малия...

Вздрагиваю. Вижу в глазах Алекса беспокойство. Напрягается, становясь собранным и сосредоточенным. В районе солнечного сплетения чувствую укол холода.

— Что?

— Все будет хорошо. Просто за нами хвост. Сейчас поедем быстрее. Пригнись, ладно?

— Да какого черта... — сжимаю ладони на коже сиденья, оглядываясь назад.

Вижу, как автомобили сопровождения перестраиваются, окружая наш плотным кольцом. Мы на скоростной трассе и машины, которым приходится совершать резкие маневры, чтобы нас объехать, начинают сигналить. Водитель втапливает педаль газа в пол. Стрелка спидометра резко скачет вправо. Меня отбрасывает назад. Успеваю заметить колонну черных джипов, которые приближаются, стремительно сокращая расстояние между нами. Какой-то странный треск. Заднее стекло внезапно рассыпается дождем осколков. Алекс что-то орет, перегибаясь через сиденье и толкая меня вниз.

— Не вставай! На пол, живо!!!

Разбираю наконец его слова, опускаясь на колени и пытаясь отряхнуть частички стекла из волос. Вижу, как достает пистолет Келлер, начиная стрелять назад. В ушах звенит. Даже не успеваю испугаться, все происходит слишком быстро. Не понимаю, почему еще никто из случайных свидетелей не позвонил в полицию. Хоть она и вряд ли бы стала вмешиваться в разборки альф. А ведь это точно тот сумасшедший психопат. Кто еще настолько отчаянный, чтобы попытаться убить дочь Прайса. Как там его называют?... Не помню... Почему не помню, я же знала?... Понимаю, что ударилась головой, когда падала на пол. В висках начинает нарастать ломота. Да как же его зовут, блять?...

Не успеваю додумать. Машину подбрасывает в воздух. Вижу, как заваливается набок безжизненное тело водителя. Видимо в него попали, и автомобиль, потеряв управление, налетел на отбойник. Все вокруг вертится, словно в калейдоскопе. Меня швыряет спиной об сиденье. Мучительно стону. Еще один переворот. Надеюсь, с сопровождением все в порядке, и беты нас вытащат. Машина приземляется на крышу. Бьюсь головой об боковое стекло. Внутри черепа все взрывается болью. Последнее, что успеваю увидеть – залитое кровью лицо Алекса. И я теряю сознание.

***

Не понимаю, почему так сильно болит голова. Не могла же я вчера на приеме так сильно напиться, чтобы сейчас мучиться жутким похмельем. Тихо стону и приподнимаюсь с подушек. Пальцы тянутся к виску, и я леденею от страха, потому что они увязают в чем-то холодном и липком. Открываю глаза. Кровь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Воспоминания возвращаются сразу, одним сплошным потоком. Преследование на трассе. Перестрелка. Авария. Блять... Осторожно сползаю вниз с кровати, на которой лежу. Теперь отчетливо понимаю, что я точно не дома. Обвожу взглядом мрачную комнату. Вернее, она светлая, но такой совсем не воспринимается. Бледно голубые обои с изображением мелких цветов настолько выцветшие, что рисунок едва можно рассмотреть. На дубовом потертом паркете слой пыли. На комоде и туалетном столике, уставленном какими-то старинными пузатыми пузырьками, тоже. Широкая массивная кровать, на которой я лежала, прячется под тяжелым бархатным балдахином, что удерживается четырьмя резными столбиками. Все выглядит заброшенным и нежилым. И атмосфера запустения давит на психику, погружая в мрачные мысли.

Два окна у дальней стены закрыты плотными синими шторами, потрепанными на концах. Бреду к ним, сползая с матраса и немного пошатываясь. Голова все еще кружится. Тяну ткань в сторону. За стеклом лес вдали. И сад у дома, такой же заброшенный, как и сам особняк. Заросший сорняками и колючим шиповником настолько сильно, что наверное и не продраться сквозь него. Судорожно вдыхаю, впиваясь пальцами в подоконник. Где я, блять?... И что с Алексом?... И с бетами?...

Если Келлер погиб из-за меня, я себе этого никогда не прощу. Выдыхаю медленно, а затем делаю еще пару глубоких вдохов на пределе возможностей. Чтобы насытить мозг кислородом, и хоть как-то разогнать пляшущие перед глазами точки. Возвращаюсь к кровати. Почему-то я босиком, и на голые ступни неприятно липнет пыль и грязь с пола. Пальто тоже непонятно где. На мне осталось только легкое черное шелковое платье на бретельках длиной до колена. Волосы растрепались и сейчас падают на плечи тяжелой волной. Убираю их за спину и иду к двери, которая выделяется белым пятном на стене, противоположной окнам.

Нужно попытаться выбраться отсюда. И найти Алекса. Не знаю, кто меня сюда принес и зачем, но пока похитителя нет, у меня появился шанс сбежать. Нажимаю на ручку и вздрагиваю от громкого скрипа петель, прорезающего гробовую тишину вокруг. Замираю, выглядывая в коридор. Так же заброшено и мрачно. Стены до половины забраны деревянными панелями. Выше до потолка пошарпанные зеленые обои. Присматриваюсь и резко втягиваю в себя воздух от страха. Это что, следы когтей на них? Ровные четыре полосы, располосовывающие бумагу, как будто какое-то большое животное бесновалось здесь, раздирая все вокруг. В какой морок я попала?

Выхожу осторожно, прикрывая за собой дверь и прислушиваясь к любому шороху. Страшно. Очень. Но сидеть на месте тоже не вариант. Нужно попытаться найти лестницу. Из окна определила, что я вроде бы на третьем этаже. Спуститься вниз. И попробовать выбраться на улицу. Может хоть там смогу понять, в каком я районе города. Иду мимо закрытых массивных дубовых дверей, что тянутся по обе стороны коридора. Вот даже заглядывать нет никакого желания. Чувствую себя красавицей из сказки, попавшей в логово безумного чудовища.

Сворачиваю направо и вижу в дальнем конце прохода широкую лестницу, ведущую вниз. Наконец-то. Вздыхаю облегченно. Улыбаюсь, ускоряя шаг и придерживаясь рукой за стену. Почти дохожу, и тут слышу то, от чего все волоски на моем теле встают дыбом, словно наэлектризованные. Тихое рычание. И приглушенные, почти невесомые шаги за спиной.

Замираю, закрывая глаза. Сердце сходит с ума от жути, начиная биться так быстро, что мне кажется, будто оно сейчас и вовсе остановиться от перегрузки. Задыхаюсь, воздух со свистом ввинчивается в легкие. Оборачиваюсь медленно. Крик застревает где-то в груди. Вижу только мужской силуэт у дальнего края коридора, но мне хватает и этого, чтобы внутренности сковал ужас. Определенно альфа. Сильный. Энергетика рваными лентами расползается от его фигуры. Клубится у ног, извивается по стенам. Странная. Жуткая. Извращенная.

Пространство потрескивает и искривляется, словно в эфир попали статические помехи. Вижу как он наклоняет голову к плечу, встряхивается и прислушивается, будто слышит какие-то голоса вокруг. Дергает подбородком в сторону, из горла вырывается гортанное рычание, а затем сразу внезапно смех. Снова смотрит на меня. Тяжело дышу. Я словно в ожившем кошмаре. Или в долбанном фильме ужасов.

Он высокий. И мускулистый. Обнажен по пояс, и я могу рассмотреть прекрасно прорисованные бицепсы, косые мышцы и кубики на животе. И татуировки. Переплетения черных линий и завитков, покрывающих всю левую руку от запястья и заползающих на плечо прямо до шеи. И какую-то надпись чуть ниже пупка на непонятном мне языке. А еще шрамы. Повсюду. На руках, торсе, груди. Загрубевшие и выпуклые. Что же с ним случилось?...

Не знаю, почему я продолжаю стоять на месте и смотреть на него, как загипнотизированная. Он тоже смотрит. Лицо теряется в тени, не могу разглядеть. Только глаза вижу, ярко синие. Почти бирюзовые. Безумные. Снова слышу рычание, и он делает шаг вперед. И вот тут я наконец отмираю. И ору, как баньши, потому что он внезапно бросается на меня. Разворачиваюсь со скоростью звука. Бегу к лестнице, не обращая внимания на то, что от резких движений начинает тошнить. Перескакиваю через две ступени за раз, босые ноги скользят по паркету, а я продолжаю визжать и бежать.

Поворачиваю в коридор на первом этаже. Такой же мрачный и жуткий, как и все в этом доме. Горло уже болит от крика, но не могу перестать. Затыкаюсь только тогда, когда меня вздергивает в воздух и бросает на пол. Бьюсь спиной о дерево, воздух вышибает из груди от боли, и я замолкаю, пытаясь вдохнуть открытым ртом.

Сильное тело прижимает меня сверху. Чувствую энергетику, меняющуюся так быстро, как будто кто-то безумный щелкает слайдами в старом проэкторе. Пахнет озоном и солью. А еще дымом костра. Боль отпускает, и я со стоном втягиваю в себя воздух.

— Слишком... Громкая... Нам... Не нравится.

Слышу хриплое дыхание и рычащий голос с шипящими нотками, от которого меня пробивает озноб. Моргаю быстро, разгоняя прыгающие перед глазами радужные круги. Туман рассеивается, и могу рассмотреть прямо перед собой его лицо. Тоже изуродованное шрамами. Они везде. Искривляют губы, пересекают лоб и щеки. Стягивают кожу, делая ее похожей на пергамент. Багровые кривые рубцы, за которыми почти нельзя разобрать его черты. Не могу оторваться, изучаю их снова и снова, пока он скользит синими глазами по мне. Не понимаю, почему он не кажется мне уродливым. Не понимаю, почему внезапно перестаю бояться. Только тело дрожит, когда его тепло окутывает меня вязким облаком. И он наклоняется вперед. Так близко, что почти чувствую обжигающе горячее прикосновение его губ к своей коже.

— Ты кто? — шепчу тихо, не узнавая своего голоса, ставшего сиплым и тягучим.

— Мы Никто...

Слышу глухое в ответ, и мир перестает существовать, потому что он целует меня.

Глава 6

PoV. Кира

Я буквально трясусь от бешенства, когда захожу в съемную квартиру в центре, мать его, ебанного Глазго! И если бы сейчас передо мной оказался один сероглазый мудак, я бы наплевала на клятву врача и вколола ему двойную дозу яда, чтобы сдох в муках!

Как я оказалась в Глазго? Все очень просто. Через пару дней после визита в больницу раненой банды во главе с придурком альфой и его многообещающего "посмотрим" на прощанье, меня вызвал к себе главврач и сообщил, что я еду в командировку в Университетскую больницу имени королевы Елизаветы в рамках программы повышения квалификации врачей и обмена опытом. Мои возражения отмелись небрежным взмахом ладони и предложением написать заявление по собственному. Я сломала карандаш, который вертела в руках. И искусала всю внутреннюю сторону щеки от злости. Ну понятно, откуда ноги росли. Джон, мать его, МакТавиш. Так и подмывало написать таки чертово заявление. Но я упорно и сквозь пот и слезы шла к этой работе. Плюс кредит за обучение. И долги за лечение матери от рака. Ненавижу альф!

Пришлось собрать вещи и ехать. Хоть жильем обеспечили. Наверное тоже гад с ирокезом постарался.

Не удивляюсь, когда приехав в госпиталь и оформив документы, получаю персональное задание с подробными рекомендациями отнестись со всей серьезностью к вип клиенту. И адрес, написанный размашистым почерком на клочке бумаги. Собираю лекарства и перевязочные материалы в саквояж и, высаживаясь из такси у небоскреба в фешенебельном районе города, достигаю точки кипения. Задираю голову, обозревая башню из стекла и бетона.

Мне на последний этаж. Конечно у мудака пентхаус. Кто бы сомневался. Пока поднимаюсь в лифте, пытаюсь успокоиться. Все благие намерения разбиваются в прах, как только вижу в открывшихся дверях мускулистую фигуру в черных спортивных штанах, сидящих так низко на бедрах, что перехватывает дыхание. С обнаженным накачанным торсом и белой повязкой на плече, контрастно выделяющейся на загорелой коже. И с самодовольной ухмылкой на наглой роже.

— Привет, мелкая. — опирается рукой на дверной косяк с таким выражением уверенного превосходства, обозревая мою фигуру в светло зеленой форме с ног до головы, что хочется шею ему свернуть.

— Доктор Грин для тебя, — произношу ледяным тоном и вижу, как закатывает глаза. — Дай пройти.

— О, пожалуйста. — раздражающий козел показушно кланяется и отходит в сторону, делая приглашающий жест рукой.

Прохожу в квартиру. Светлый интерьер в скандинавском стиле. Белые стены, синяя и зеленая мебель. Обилие натурального дерева и картины на стенах. Импрессионизм в основном. Бирюзовые, фиолетовые, лиловые мазки. Хаотичные и прекрасные. Хмурюсь и сдвигаю брови к переносице. Все, как мне нравится. Бесит.

— Клоун. — бросаю, грохая саквояжем о столик, расположившийся у жаккардового серого дивана с голубыми подушками, прямо напротив огромных окон во всю стену, и слышу, как смеется сзади.

— Альфа МакТавиш для тебя. — явно издевается, обходя меня и разваливаясь расслабленно на диване. — Ну или Джонни. Если будешь хорошей девочкой.

Проводит языком по нижней губе. Улыбается дерзко, а я фыркаю. Потому что как ни странно, эта его чертова улыбка мне нравится.

— Меня хотели уволить. Из-за тебя. — произношу мстительно и вижу, как мрачнеют свинцовые глаза, словно небо враз затягивает грозовыми черными облаками.

Подается вперед, опираясь локтями на колени, а я начинаю доставать бинты и антисептики.

— Скажешь кто, и его самого уволят. — произносит жестко, и я усмехаюсь.

Ну надо же, защитные инстинкты включились. Становлюсь между его коленей и начинаю разматывать повязку на плече, пока смотрит на меня снизу вверх, словно милый щеночек.

— Так это ты виноват, могущественный и злой альфа. Не думал об этом? Не появись ты весь такой из себя хозяин жизни, и я бы спокойно работала в своей больнице.

— Ну, блять... Прости... — произносит тихо хриплым голосом, и я чувствую, как внезапно его ладони ложатся мне на бедра.

И оглаживают снизу вверх, почти до талии, сжимая нежно, но твердо, заставляя меня резко втянуть в себя воздух от мгновенно зашкаливших эмоций и сумасшедших мурашек, которые и вовсе начинают бесноваться, когда слышу от него рычащее:

— Кир-р-р-ра...

И я впадаю в ступор. И сгораю от непонятных желаний. И злюсь уже на себя, впиваясь с силой пальцами в его раненое плечо. Слышу, как тихо шипит от резкой боли и дергается в сторону, убирая от меня руки и сдавливая ими сиденье дивана.

— Вот же... — вдыхает пару раз быстро, закрывая глаза. — Сучка мелкая...

— Что-то мне кажется, что я это уже слышала. — хмыкаю, нанося антисептик на ватный диск и начиная обрабатывать края раны.

— Да? Что-то мне подсказывает, что еще не раз услышишь. — МакТавиш улыбается, когда слышит, как я фыркаю в ответ.

— Сам выбрал врача. Терпи теперь.

— Терплю, Кира... — его голос становится мягким, и я вздыхаю.

— Плечо болело больше обычного? Ноющие ощущения? Неприятные тянущие боли?

— Нет, в пределах нормы. Рентген сделал, доктор Грин, все в порядке. — усмехается, пока накладываю стерильную повязку и заканчиваю перевязку.

— Молодец. Хороший мальчик. — усмехаюсь тоже, видя, как расширяются серые глаза, а ноздри Джонни трепещут, как будто он втягивает в себя мой запах.

— Для тебя я буду твоим хорошим мальчиком. Всем, чем ты захочешь. — говорит низким бархатным голосом, и я смеюсь, начиная собирать инструменты и материалы в сумку.

— Согласно врачебной этике, с пациентами возможны только сугубо профессиональные отношения. Ты сам настоял на том, чтобы я была твоим доктором, так что...

— Да к черту этику, блять... Ты так пахнешь...

Взвизгиваю, когда внезапно стремительно поднимается и прижимает меня своим телом к стене, утыкаясь лицом в шею. Тяжело и бегло дышу, это было охренительно быстро, я никогда раньше не видела такой скорости. И тем более не чувствовала ее на себе. И такого обжигающе горячего прикосновения не чувствовала тоже. Он буквально запирает меня между собой и стеной, ощущаю себя маленькой куклой в его хватке, тепло его сильной мускулистой фигуры проникает в меня, и я вздрагиваю, цепляясь руками за широкие плечи, пока нюхает шею, довольно урча.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты бредишь? Какой к черту запах? Я не омега. — говорю срывающимся голосом.

Не понимаю его вообще. Я не должна пахнуть для него привлекательно. Я обычная низшая.

— Не омега. Совсем не она. — соглашается и проводит языком по коже, лизнув чувствительное местечко под ухом. — Не феромоны. Твой собственный запах. Уникальный. Сладкий. Меня... С ума... Сводит.

— Так, а ну быстро температуру мерить. — толкаю его несильно в грудь, но он поддается, отпуская и улыбаясь мягко. — У тебя точно началось нагноение, жар и галлюцинации.

— Можешь даже кровь на анализ взять. И томограмму сделать. Все, что захочешь.

— Да уж сделаю, не сомневайся. Мне не нравится твое внезапное слабоумие.

Смеется идиот. Усаживается послушно обратно на диван, куда я его настойчиво подпихиваю. Терпит, пока делаю измерения температуры тела. И свечу ему в глаза фонариком, прижав руку к его лбу и наблюдая за реакцией зрачков на свет.

— И зачем? — хмыкает, снова положив ладони мне на бедра, а я кусаю губы задумчиво, даже не реагируя на наглый жест.

— Нужно было проверить. Если бы расширялся только один зрачок, это могло бы свидетельствовать о тяжелом повреждении мозга.

— Ну и как? — смеется еще больше, и я снова начинаю злиться. — Ваш диагноз, доктор? Я дебил?

— Да. — отпихиваю от себя его руки и хватаю саквояж, шагая к выходу. — Причем врожденный.

— Доктор Грин, а как же томограмма?

— Тебе уже ничего не поможет.

— Блять, а я надеялся. — фыркает, вставая и идя за мной, засунув руки в карманы. — Ты разбиваешь мне сердце своей жестокостью.

— У тебя его нет, как и у любого альфы. И с тебя пять тысяч за перевязку.

— Какие-то завышенные расценки, нет? — опирается боком на стену у двери, смотря на меня сверху вниз.

— Не нравится, ищи другого врача. — припечатываю, заправляя за ухо прядь волос, выбившуюся из хвоста на затылке.

— Нравится, — тянет соблазнительно, открывая наконец дверь. — Я выпишу чек, доктор Грин. На пол года вперед.

— К тому времени ты откинешься. С повреждениями мозга долго не живут.

Нажимаю на кнопку вызова лифта, остановившись у серебристых раздвижных полотен и поглядывая на придурка, который скользит по мне каким-то слишком довольным взглядом.

— Давай отвезу тебя, — выдает ни с того ни с сего, а я захожу в кабину, которая наконец-то приехала на этаж.

— С раненым плечом нельзя за руль. К тому же это бы стоило тебе еще дороже.

Слышу, как смеется снова, говоря вдогонку, пока двери начинают закрываться, отрезая меня от него:

— Я думал, это таксистам платят, а не наоборот.

— Ты ошибался. Вот в такси поработаешь и узнаешь, золотой мальчик.

Вздыхаю облегченно, когда лифт начинает уносить меня вниз, подальше от самого странного альфы, которого я когда-либо встречала. Вообще не представляю, что мне теперь с этим придурком делать.

Глава 7

PoV. Айрин

Сажусь в переливчато серебристый Infiniti QX80, припаркованный у особняка, и так сильно хлопаю дверью, что Райли, расположившийся спереди, раздраженно шипит.

— Я не в настроении. — выдает угрожающе, полуобернувшись ко мне и смотря яростно волчьими глазами, которые меня бесят до дрожи.

— А мне не похуй? — отвечаю язвительно и с удовлетворением замечаю, как стискивает челюсти, недовольно рыча.

Обозреваю его фигуру в черных джинсах и такого же цвета свитере. В кожаной куртке поверх него он выглядит как байкер-хулиган, и у меня в районе солнечного сплетения дергает и тянет странное горячее чувство. Ненавижу то, как постоянно реагирует на него мое тело. Ненавижу, что хочу стянуть с него долбанную маску и рассмотреть каждую деталь его лица. Ненавижу, что мечтаю зацеловать его до потери сознания, и поэтому злюсь сейчас еще больше.

— Ну конечно. Я и забыл, что ты бесчувственная стерва. — он презрительно фыркает, кривя в усмешке идеальные губы, перечеркнутые тонким шрамом.

— С памятью плохо? К врачу сходи. Витамины попей. Хотя при отсутствии мозга это вряд ли поможет.

— С огнем играешь, малышка.

— С какой поры я должна бояться убогого огарка? — выгибаю бровь и вижу, как меняются его глаза, начиная заполняться алым цветом.

— Ну, блять, сука...

— Я смотрю, вы мило беседуете. Простите, что прервал. — Хоранги устраивается рядом со мной, одетый как всегда в безупречно выглядящий синий костюм и серое пальто. — Я поговорил с сопровождением, можем ехать.

— А может альфа Райли все таки поедет домой? У него и так большие проблемы, а мы вполне справимся сами. — мило улыбаюсь Киму, и его кофейные глаза тут же смягчаются.

— Я уверен, что смогу обеспечить твою безопасность, — говорит бархатным голосом, глядя на меня нежно.

— Я не мешаю? — слышу хмурое хмыканье Райли и закатываю глаза.

— Мешаешь. — говорю небрежно, даже не поворачивая к нему головы.

— А мне не похуй? — произносит саркастично, возвращая мне мои же слова, и я открываю рот, с силой втягивая в себя воздух.

Вот же придурок невыносимый. Придушила бы. Причем медленно, чтобы помучился. Вижу, как трет переносицу пальцами Хоранги, явно пытаясь сдержать смех, а Саймон бросает на него угрюмый взгляд.

— Мне плевать, что ты там хочешь, Айрин. — голос Гоуста становится жестким, и меня затапливает возмущение. Которое тут же испаряется, когда он продолжает. — Мой брат ранен. Сестру похитил невменяемый псих. И последнее, что я хочу сейчас делать – это возиться с тобой. Я должен искать ее. Но твой отец и мой попросили меня защищать тебя. Чтобы тебя, мать твою, тоже не забрали или не убили. Поэтому закрой свой прекрасный рот. Хоть на пару часов. Очень прошу.

И я закрываю рот. И замолкаю. И отворачиваюсь к окну. И перестаю его доставать. Потому что впервые чувствую к нему что-то еще помимо злости и всепоглощающего желания. Жалость может быть... Нет, не жалость. Скорее сочувствие. И впервые за маской "плохого парня" и "мудака" я вижу, что он о ком-то заботится. И кого-то любит. И переживает за Малию. Я и сама переживаю, если честно. И боюсь, чего уж там скрывать. Поскольку не уверена, что даже им двоим удастся меня защитить. Но все же альфы рядом дают большую гарантию безопасности, чем даже сотня бет. Поэтому отец и попросил Хоранги и Саймона беречь меня, пока они с Прайсом улетели в Эдинбург к Кигану. Не понимаю, как Джон смог покинуть Глазго в таком состоянии. Наверное все его инстинкты кричали о том, чтобы найти дочь. Но признаю, что он действует умно и не на эмоциях. Обозревая всю картину целиком, осознаешь, что главное сейчас — это привлечь в союзники главу, пока Соуп руководит поисками Малии. Без поддержки Кигана наши семьи просто задавят по одному.

Вздыхаю от мрачных мыслей, оглядывая скромный двухэтажный коттедж, к которому сворачивают наши машины. Он старинный, каменный, с узкими окнами, забраными решетчатыми стеклами, и черепичной крышей. И окружен тисами и зарослями чертополоха. Мило на самом деле. Мне бы понравилось здесь жить. Беты тут же рассредотачиваются по периметру, а я выхожу из автомобиля, опираясь на руку Хоранги, который предупредительно открыл мне дверь. Ветер мгновенно растрепывает волосы, которые я не стала улаживать в прическу, и я ежусь от холодного пробирающего дрожью воздуха. Улавливаю леденящий взгляд Саймона, который он бросает на мою ладонь, покоящуюся в сильной хватке азиата, и хмурю брови. Вот точно эти два собственника хорошенько так потрепают мне нервы. Хотя Хори милый... В отличие от бесячего блондина.

Чтоб он долго и болезненно страдал этот Никто за то, что я вынуждена вместо привычной спокойной жизни терпеть рядом с собой сумасшедшего Райли. Шагаю к коричневым массивным дубовым входным дверям, пока Ким дает указания нашим людям, и кутаюсь плотнее в бежевый плащ. И удивленно распахиваю глаза, потому что от порывов студеного ветра меня внезапно заслоняет мощная фигура. Поднимаю взгляд на Райли и встречаюсь с его янтарно-алым, в котором плещется какая-то странная смесь таких темных и первобытных порывов, что у меня начинает покалывать в животе.

— Майерс скоро приедет и привезет еду и вещи. Если нужно будет что-то еще, скажешь мне, я распоряжусь. — говорит хриплым низким голосом, и я почему-то даже и не пытаюсь возразить, что могу попросить об этом и Хоранги.

Эти его блядские глаза на мгновение вышибают из меня все желания спорить с ним и испытывать его терпение.

— Саймон... — сглатываю, видя, как мгновенно напрягаются широкие плечи. Да, сама не ожидала, что назову его по имени. — А если он узнает об этом доме?

— Не бойся, — он вздыхает, открывая передо мной дверь и пропуская внутрь жилища. — Особняк снят левыми людьми через оффшорные фирмы. Он вряд ли сможет отследить.

— Саймон... Мне жаль... О Малии и вообще.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Слушай, стань лучше снова занозой в заднице, а? — он кривится, проводя ладонью по волосам, а я суживаю глаза от раздражения.

Понимаю, что ему не нравится жалость. Это наверное заставляет его считать себя слабым. Но я, блять, в кои-то веки пытаюсь быть милой! Упрямый идиот.

— Пошел нахуй. — выдаю, разворачиваясь и печатая шаг по каменной плитке, устилающей пол в прихожей, и слышу, как он смеется за спиной.

— Узнаю свою малышку Айрин. Так гораздо лучше, принцесса.

Вообще отлично, как же я ненавижу эти слащавые прозвища. Кошусь на него недовольно, снимая плащ и оставаясь в вязанном темно синем платье с воротом под горло и длиной до колена. Бросаю тренч на софу и поправляю волосы. Вот подозреваю же, что не стоит говорить этому наглому засранцу не называть меня так больше. Специально ведь потом будет бесить, поэтому молчу.

— Что-то не нравится, принцесса? — Райли ядовито улыбается, освобождаясь от куртки и играя мускулами под тканью свитера.

Самодовольный придурок, настолько едкий и нервирующий, что это даже смешно. Фыркаю и опускаюсь в кресло у камина, скидывая туфли и вытягивая ноги к огню.

— Такой хороший вечер. Да, Саймон? — вопрошаю, поглядывая на него и видя, как дергается уголок его губ, а глаза фиксируются на моих голых ступнях.

— Ага, принцесса.

— Голова что-то болит... — тяну нарочито уставшим голосом.

— Серьезно? — Райли выгибает бровь, поднимая взгляд к моему лицу.

— Да... — вздыхаю. — В висках ломит... Я наверное переохладилась... Еще стресс этот...

— Врачу позвонить?

— Нет... Мне бы согреться.

— Айрин, если ты заболела... — мое личное наказание обеспокоенно хмурится и сдергивает с дивана плед в зелено-коричневую клетку, приседая передо мной и кутая мои ноги в мягкую ткань.

— Можешь чай сделать? — перебиваю, сдерживая улыбку.

— Могу, — хмыкает и почему-то не спорит и не язвит, а встает и идет на кухню.

Слышу, как гремит там чашками несколько минут. И пока он заваривает чай, Хоранги успевает зайти с улицы, осмотреть дом и переговорить с кем-то по телефону по-корейски. А затем останавливается возле кресла, на котором я сижу.

— Ты в порядке? — задает вопрос, и я поворачиваю голову на мягкий голос Кима.

— Да. Все хорошо.

— Отлично. Я встречу Майерса и вернусь. Если что-то нужно будет, скажи.

Киваю благодарно, и Хоранги уходит. А Саймон возвращается с чашкой, над которой клубится ароматный пар.

— Держи, — отдает ее мне, изучая внимательным взглядом мое лицо.

— Дарджилинг... — морщу носик, дуя на кипяток и отпивая немного. На самом деле обожаю этот сорт чая с нежным мускатным вкусом, напоминающим шампанское. Но я же затеяла это все, чтобы потрепать Райли нервы. Поэтому продолжаю капризно. — Не люблю. Еще и сладкий. Фу. Я пью ассам с ореховым молоком. Переделай.

Протягиваю чашку назад, поднимая глаза на Саймона, и сглатываю. По позвоночнику вниз пробегает холодок от того, как мгновенно темнеет его взгляд и становится хищным и опасным. Он наклоняется ко мне настолько быстрым и смазанным движением, что я даже не успеваю дернуться. Запирает меня в кольце своих рук, хватаясь ими за подлокотники кресла. Улыбается криво, и мое сердце начинает биться где-то в районе горла.

— Не любишь, да? — произносит тихо с рычащими нотками. Забываю, как дышать, смотря на него, словно кролик на удава. — Ты хотела чай, и ты его выпьешь. Пей, Айр-р-рин.

И это его "Айр-р-рин" выводит меня из транса. Моргаю, сбрасывая оцепенение.

— Да не буду я пить! Пристал, блять. Отвали.

Дергаюсь, пихая его свободной рукой, но добиваюсь только того, что отбиваю себе ладонь о его железобетонные мышцы. И роняю чашку с чаем себе на колени. И я бы даже посмеялась от дежавю, наверное это уже наша традиция – обливаться разными напитками. Но раньше хотя бы было холодное вино, а сейчас кипяток. Судорожно втягиваю воздух, готовясь к обжигающей боли и ожогу на бедре, но чертов Райли с его сверхбыстрыми реакциями альфы перехватывает фарфоровый сосуд, отводя его в сторону, и горячая вода выплескивается на его руку.

— Блять, — меня тут же затапливает раскаяние, когда вижу его мгновенно покрасневшую кожу и слышу тихое шипение. — Саймон, прости, я не хотела...

— Иди отдыхай, принцесса.

Райли произносит сквозь зубы, отстраняется и уходит, направляясь по коридору в ванную. А я поднимаюсь с кресла и плетусь за ним, шлепая босыми ногами по плитке.

— Дай, я помогу... — прошу, шагая за его спиной.

Плечи Райли напрягаются, и я замедляюсь, вздыхая, когда он останавливается перед дверью в санузел.

— Айрин, вернись туда, где была. Пока я еще сдерживаю желание перегнуть тебя через колено и отхлестать по твоей великолепной заднице так, чтобы неделю сидеть не могла.

— Упрямый баран, — выдаю, закатывая глаза, и тут же отступаю назад, когда вижу, как начинает медленно разворачиваться ко мне. — Иду я, иду. Успокойся.

Возвращаюсь в гостиную, мучимая чувством вины и угрызениями совести. Хоть он и самодовольный придурок, но похоже я все-таки немного перегнула палку.

Глава 8

PoV. Малия

Все мои инстинкты сходят с ума. Пульс зашкаливает, а внутри все взрывается удовольствием, как будто в венах у меня сейчас бурлит самый дорогой и мощный наркотик вместо крови. Вожделение. Вот как бы я назвала то, что одним махом обрушивается на меня, погребая под собой здравомыслие, страхи, ненависть и всю чертову реальность, которая растворяется в его поцелуе, словно морская пена, высушенная солнцем.

Никто рычит. Его пальцы впиваются в мою талию до оглушающей боли, заставляя выгнуться и прижаться телом к его твердой груди. Его язык настойчиво раздвигает мои губы, и я с готовностью поддаюсь, впуская его в свой рот и позволяя изучить мой вкус и дать мне ощутить его – вкус горькой опасности с нотками граната и легким оттенком крови, делающим мое безумие еще острее.

Я стону, отрываясь от его губ и утыкаясь носом в его шею. Трусь об кожу, впитывая запах дыма и соли. Слышу его тяжелое хриплое дыхание, и он хватает меня за волосы на затылке, принуждая смотреть в его глаза. Я разлетаюсь на части и перестаю быть прежней собой. Его радужки светятся. Ярко синим сиянием, сравниваясь по цвету с индиго. Моя чертова истинная пара. Блять.

Блять!

Реальность возвращается и бьет меня под дых. Сумасшедший убийца и псих моя истинная пара. Меня начинает колотить, и я дергаюсь, пытаясь вывернуться из-под него. Понимаю, что ему это не нравится, потому что придавливает к полу еще сильнее и недовольно шипит, кусая за плечо так крепко, что я вскрикиваю от боли.

— Моя... — выдыхает глухо и захватывает пальцами декольте моего платья, разрывая его одним движением напополам. — Не сопротивляйся.

Я взвизгиваю, упираясь в его плечи. Осознаю, что даже бороться толком не смогу. Он гораздо больше и намного сильнее меня. Да и мое глупое тело уже реагирует на нашу истинность сладкой пульсацией внизу живота и мгновенно намокшими трусиками. Ему даже насиловать меня не придется. Еще пара минут, и я сама раздвину ноги, как сучка в течке. Пиздец. Не знаю, что делать. И не знаю какого хрена судьба подбросила мне такой подарок.

Никто тяжело дышит и склоняется над моей шеей, слизывая кровь от его укуса на плече. Слышу довольное урчание, гудящее вибрацией в его груди, как будто тигр вдруг замурлыкал от удовлетворения. Его ладони сдвигаются с моего живота выше, оглаживают ребра и накрывают полушария груди. Я протяжно стону, впиваясь ногтями в мышцы на его спине и оставляя глубокие кровавые царапины на коже, на которые он не реагирует и даже не вздрагивает, словно совсем не чувствует боли.

— Пожалуйста... Пожалуйста... — шепчу, извиваясь под ним, и сама не зная, о чем прошу, пока скользит языком по моей шее и ключицам. — Никто...

И его имя, произнесенное мной горячечным шепотом, наконец пробивается сквозь слои его безумия. Он замирает, и я сглатываю. Прерывисто дышу, пока приближает свое лицо к моему, замирая в миллиметре от моих губ.

— Моя. — повторяет, касаясь их в легком поцелуе и сжимая пальцами мои соски.

Разряд удовольствия тут же обжигающей волной проходится по позвоночнику, и сменяется холодным ознобом, когда свет в его радужках начинает мигать, словно огни стробоскопа, и Никто встряхивает головой, недовольно фыркая. А потом я вижу изучающий расчетливый взгляд, которым новый незнакомый мне Никто проходится по моей разгоряченной обнаженной фигуре в обрывках ткани, распластанной под ним. Его глаза гаснут, становясь снова просто синими, и уголки губ трогает зловещая улыбка. А мое тело наконец освобождается от всепоглощающего желания, терзавшего его до этого.

— Ну и ну. — неизвестный мне альфа усмехается, и переносит вес на локти, позволяя мне вдохнуть. — Мы притащили игрушку... Как интересно. Малышка, ты кто такая?

Пиздец... У этого психа еще и раздвоение личности. Вообще отлично. Что делать, блять?... Мысли роятся в голове, как потревоженный и сбитый с толку улей. Смотрю на его лицо и чуть ли не подскакиваю, взвизгивая, когда его большой палец задевает мой сосок, начиная поглаживать его круговыми движениями.

— Отпусти, блять... — изгибаюсь, отстраняясь от его прикосновений, и слышу, как смеется, хватая за талию, и не давая отползти. — Это ты кто такой?!

— Мы Никто. — он хмыкает, обозревая укус на моем плече и засосы на шее, а я закатываю глаза.

Почему-то даже несмотря на эмоциональные качели и исходящую от его ауры удушающую опасность, я не боюсь его так, как мне наверное следовало бы.

— Я поняла уже, что вы Никто. Я про тебя спрашиваю! Ты другой! — выдыхаю возмущенно, убирая его руку от своей груди.

— Умная крошка, да? — он издает короткий смешок, склоняя голову к плечу и поглядывая на меня оценивающе. — Да, я другой.

Его рука сдвигается вверх с моих ребер, и пальцы обхватывают горло. Не так сильно, чтобы причинить боль, скорее предупреждающе.

— Я задал вопрос, малышка. И лучше бы тебе ответить. Ты же не хочешь меня злить? — он склоняется ко мне и последние слова почти шепчет, обдавая горячим дыханием мой висок.

Слышу его довольный смех, когда замечает, как покрывается мурашками моя кожа в ответ на его близость и собственнические жесты.

— Малия... — выдавливаю нехотя, и кладу ладонь на его запястье. Рука на моей гортани сжимается сильнее, словно протестуя моему желанию ее оттолкнуть. — Малия Прайс.

— Малия... — он произносит протяжно, смакуя каждый слог моего имени на языке, и улыбается уже широко, отпуская наконец из захвата. — Значит получилось. Я же говорил, что им всегда следует слушать меня. Я знаю, как лучше.

Он самодовольно фыркает и одним плавным движением поднимается на ноги, таща меня за собой. Выпрямляюсь, чувствуя себя маленькой добычей рядом с его мощным телом. Вижу, как скользит взглядом по моей голой груди, и обхватываю себя руками, прикрываясь. Вздергиваю голову, смотря на него зло, и Никто встречает мой взгляд своим полным веселья, выгибая бровь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эта его личность кажется мне более спокойной и не такой животной, что ли... Меньше подверженной инстинктам, но более продуманной и коварной. И с врожденным талантом меня бесить. Поэтому я суживаю глаза, пока он продолжает лучиться довольством. Не знаю почему, но я явно его забавляю.

— Злющая, да? Нам нравится. Особенно ему. Так сильно, что сейчас он царапает все внутри, пытаясь выбраться и забрать тебя. Твой запах его с ума сводит. Даже на меня действует. — он хмыкает и со свистом втягивает в себя воздух, цокая языком. — Твое тело. Твое лицо. Твоя кожа. У меня член встает при одной мысли, как я тебя выебу. Переспим, а?

Произносит внезапно, и я ахаю от неожиданности, потому что подхватывает меня и прижимает спиной к стене, придавливая сильным телом. Его ладони сжимают мои ягодицы, и я невольно выгибаюсь, скрещивая ноги за его поясницей и цепляясь за широкие плечи пальцами.

— Отпусти, блять... — шиплю недовольно, чувствуя, как дрожит от смеха под моими руками твердая грудь, а Никто трется носом о мою шею. — Я тебе девочка по вызову или что?!

— Да ладно тебе... — мурлычет тихо и оттягивает губами нежную кожу под ухом, заставляя меня вздрогнуть. — Ты же хочешь. Ты пахнешь похотью.

— Я не тебя хочу! — возмущенно дергаю его за волосы, отрывая от себя, и вижу в глубине его глаз раздражение, смешанное с весельем.

— Я знаю, крошка. Ты его пара. Но нам всем ты тоже нравишься. Все равно кто из нас. Мы это он. Мы Никто. И теперь ты наша.

— Ты точно рехнулся. — я дергаюсь и упираюсь в его грудь, и Никто отпускает, позволяя соскользнуть на пол и давая немного пространства. — И сколько вас там?

— Скоро узнаешь, малышка. — он хмыкает и закидывает меня на плечо так легко, словно я ничего не вешу. — Не дергайся. Или я передумаю искать тебе одежду и оттрахаю у этой стены.

Никто хлестко шлепает меня ладонью по ягодице, шагая к лестнице и возвращаясь снова наверх. Шиплю от обжигающих ощущений и взбрыкиваю, пиная его ногой, но добиваюсь этим только еще одного шлепка и довольного смешка, когда придерживает меня крепче за бедра, обездвиживая. Обмякаю, наблюдая, как проплывают внизу ступеньки и истертые ковры, пока он не заносит меня в какую-то темную комнату на третьем этаже с подертыми коричневыми обоями и паркетом, уложенным елочкой на полу.

— Нравится тебе это или нет, крошка, но теперь ты с нами связана. И лучше бы тебе с этим смириться до того, как вернется твоя пара.

Он опускает меня на теплое дерево, приятно согревающее мои босые ступни, и я вздыхаю, потому что не понимаю нихрена, что мне теперь с этим делать, и как вообще взаимодействовать с его личностями. Никто отходит в сторону, открывая вместительный шкаф, притулившийся у дальней стены и оборачивается, бросая мне черную футболку, которую я ловлю, скривившись.

— Что за недовольство, крошка? Ты ждала платье от Шанель?

— Отвернись. — хмурюсь, и он фыркает.

— И что я там не видел? — вопрошает язвительно, но отворачивается все же, пока я стягиваю с себя обрывки платья и надеваю футболку, пахнущую им, на себя.

— Я хочу, чтобы ты меня отпустил. Это все слишком далеко зашло. — говорю, расправляя на теле ткань, закрывшую меня почти до колен, и откидывая за спину волосы.

— А я хочу, чтобы ты была хорошей девочкой и не пыталась сбежать. Ты же не хочешь нас злить? Вот и умница. Мы скоро вернемся. Кто-нибудь из нас.

Закатываю глаза, когда невозмутимо шагает к двери, закрывая ее за собой, и поворачивает ключ в замке, запирая меня в комнате. Он не только псих, но и идиот, если думает, что я собираюсь его слушаться.

Глава 9

PoV. Айрин

Поднявшись на второй этаж в комнату, которую выбрала для себя из-за приятного светло-зеленого цвета и минимума рюшей и оборок, я нарезаю пару кругов вокруг кровати, утопая ступнями в пушистом изумрудно-бирюзовом ковре. Совесть скребет изнутри острыми коготками, не успокаиваясь даже когда принимаю ванную и выхожу, переодевшись в свободную серую футболку с принтом и такие же шорты, на балкон. Он опоясывает весь второй этаж дома, огораживая его сплошной балюстрадой, и я прохожу вперед, опираясь животом на перила. Пока я изводила себя, успело стемнеть, и чернильно-черное небо раскрасилось мигающими огнями звезд, сияющими так ярко и так близко, что при одном взгляде на них захватывает дыхание.

Позволяю себе мгновение насладиться великолепным видом, и мысли возвращаются к Райли. К чувству вины тут же примешивается злость. Нет, ну какой гандон. Я из лучших побуждений предлагала помощь. По доброте душевной хотела облегчить его страдания, а этот мудак высокомерный еще и накричал на меня. И угрожал поркой. Вот же... псина. Суживаю глаза и слышу приглушенное фырканье за спиной.

Оборачиваюсь и обозреваю предмет моего раздражения, что стоит на балконе у дальнего края дома и подпирает стену мощным плечом. Недовольно прищуриваюсь, оглядывая его влажные после душа волосы, белую футболку, обтягивающую выпуклые бицепсы словно вторая кожа, и черные джинсы, сидящие так низко на бедрах, что у меня мгновенно пересыхает во рту. А еще он без маски. Лицо тонет в тени, но когда он подносит к губам сигарету и затягивается, тлеющий огонек позволяет рассмотреть высокие скулы, тонкий нос и правильные черты лица, на которые я пялюсь, как дурочка, хорошо хоть рот не открыв от восхищения. Красивый зараза...

— Выглядишь злой, принцесса... — Райли отбрасывает окурок в сторону и делает шаг ко мне, засунув руки в карманы.

Чувствую его энергетику, подбирающуюся ко мне плавными волнами, словно хищное нечто, затаившееся в засаде и ждущее любого моего неверного шага, чтобы наброситься. Невольно делаю шаг назад, упираясь спиной в железные ограждения перил.

— Именно. — припечатываю, вздергивая подбородок, и пытаясь подавить странный трепет внутри, поглощающий меня от пристального взгляда его янтарных глаз. — Потому что ты, Саймон, понятия не имеешь о том, что такое благодарность!

— Я? — вижу, как выгибает брови и весело хмыкает, кажется позабавленный моей наглостью. — А почему так, принцесса?

— Почему? А я тебе объясню! Ты самодовольный придурок, не заботящийся о чувствах других. Я хотела тебе помочь! — продолжаю вываливать на него обвинения, запинаясь на мгновение, когда дыхание перехватывает от обиды и осознания того, какая же я все-таки на самом деле хорошая. — А ты! Угрожал мне. Кричал. Я просто проявляла заботу и не заслужила такого отношения! Как ты мог?

— Ну ничего себе. — Райли присвистывает, удивленно качая головой, а я шмыгаю носом, поджимая босые ступни, которые начинают мерзнуть на холодном мраморе пола. — Так это ты меня кипятком облила.

— Это не имеет значения. — отворачиваюсь разочарованно, заправляя за ухо пряди волос, трепаемые ветром. — И не отменяет того факта, что ты мудак.

— Мне извиниться, да? — слышу сдерживаемое веселье в его голосе и раздраженно фыркаю.

— Не нужны мне твои извинения. Это лишнее. — отвечаю горько и взвизгиваю от неожиданности, потому что ходячее исчадие ада одним плавным движением смещается ко мне и подхватывает под ягодицы, прижимая к широкой груди.

— Отпусти, дурак! — дергаюсь и молочу руками по крепким плечам, пока смеется, занося меня в комнату. — Ты не охуел?!

— Нет. — хмыкает, бросая меня на кровать, и нависая надо мной своим огромным накачанным телом, опираясь руками по обе стороны от моих плеч. — У тебя ноги замерзли. Что за дурацкая привычка ходить босой по камню?

Выдает насмешливо, а я замолкаю. И теряю дар речи. И могу только дышать глубоко и рвано и смотреть на его лицо. Идеально красивое лицо. В сантиметрах от меня. Блять, я точно сошла с ума...

— Айр-р-рин... — Райли тянет, улыбаясь, и я замечаю, как в глубине его глаз зарождается голод.

И удовлетворение. Видит мудак, как он влияет на меня, и ему это нравится. Поэтому подается вперед, проводя носом по моей щеке в одновременно нежном и собственническом жесте. И я мгновенно покрываюсь мурашками, впиваясь пальцами в его плечи и инстинктивно выгибаясь навстречу, пока Саймон тихо рычит, целуя мой висок, а затем спускается губами по скуле. Я тяжело сглатываю. Пульс зашкаливает. Губы горят и ноют от желания ощутить его прикосновение на себе. Ну давай же... Пожалуйста... Выдыхаю прерывисто, и он проходится языком по нижней, а я вздрагиваю от шквала эмоций.

— Хочешь, Айрин? — улавливаю его слова сквозь стук крови в ушах. — Скажи это. Умоляй меня...

— Да пошел ты! — взрываюсь возмущением.

Меня подбрасывает от злости, смешанной с желанием, и я дергаюсь, пихая его в грудь изо всей силы, а долбанный Райли смеется, прижимая меня своим телом к матрасу и фиксируя мой подбородок пальцами. Смотрю на него, тяжело дыша. Кровь бурлит, закручиваясь спиралями возбуждения внизу живота.

— Ладно, обойдемся без мольбы. — он говорит и резко подается вперед.

Его губы накрывают мои, и меня шарахает вожделением. Стону, впуская его язык и сплетая его с моим. Он углубляет поцелуй, не давая отстраниться. Поглощает мой рот так доминирующе и жестко, что я задыхаюсь, и когда он задирает вверх ткань моей футболки, я с готовностью позволяю ему ее с себя снять. Соски мгновенно напрягаются от прохладного воздуха и от того, что Райли накрывает мою грудь ладонями, оттягивая зубами кожу чуть выше ключицы. Шиплю и обхватываю его бедра ногами, чувствуя, как толкается и трется членом о мою промежность. Даже через брюки ощущаю его длину и урчу от предвкушения, пока он кусает мою шею и продолжает тискать пальцами упругие полушария груди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нравится мой член? — голос Саймона сочится тщеславием, и я усмехаюсь, проходясь ногтями по его напряженным бицепсам. — Ты такая чувственная, Айрин... Такая отзывчивая... Идеальная маленькая шлюшка.

— Рот закрой. — я дергаю его за волосы и он недовольно шипит, но поддается, когда толкаю его от себя и упираюсь ступней в его грудь. — Это ты тут готов свой член пихать во все, что движется. Так кто из нас шлюшка?

Усмехаюсь, когда вижу, как изгибаются его губы в дьявольской улыбке. Пальцы его сжимаются на моей лодыжке, поглаживая ее нежно, а я веду ладонью вниз по своему животу, просовывая ее под пояс шорт, и стону, начиная ласкать себя. Зрачки Саймона расширяются, он следит за каждым движением моей руки, втягивая воздух сквозь зубы, и я смеюсь, пихая его ногой еще дальше от кровати.

— Раздевайся. — мурлычу, погружая в себя пальцы и приподнимая ягодицы от приятного спазма, сжимающего мое влагалище.

Райли стягивает с себя футболку одним движением. Мышцы его стальными узлами перекатываются под кожей, и это зрелище еще дальше толкает меня за грань здравомыслия. Он медленно и выверенно расстегивает ремень и звякает молнией, спуская вниз джинсы с боксерами и открывая моему взгляду свой член. Свой большой, толстый, твердый, мать его, член. И я почти кончаю от одного вида его напряженной длины и мысли, как он растянет меня изнутри.

— Что прикажешь дальше, моя королева? — Саймон хмыкает, скользя пьяным от похоти взглядом по моему извивающемуся от возбуждения телу.

— Садись. — я ползу к краю кровати и толкаю его в грудь, заставляя опуститься в кресло напротив.

Снимаю насквозь промокшие шорты, спуская их вниз по бедрам и позволяя упасть на пол, оставляя меня обнаженной. Забираюсь на колени Райли и прижимаюсь промежностью к его пульсирующей длине. Шиплю, выгибая спину, от того, что тут же впивается пальцами в ягодицы, побуждая вобрать его в себя. И сжимаю ладонь на его шее, травмируя кожу ногтями и сдавливая горло.

— Руки. — выгибаю бровь, видя, как усмехается и ослабляет хватку. — Я не разрешала трогать.

— Конечно, моя королева. — он хмыкает и убирает руки на подлокотники кресла, стискивая их так сильно, что мне даже кажется, будто я слышу треск дерева.

Улыбаюсь удовлетворенно, перемещаясь ниже. Головка его члена упирается мне во влагалище, и я закусываю губу от крышесносных ощущений. Чувство власти над ним заставляет меня плавиться. Продолжаю держать его за шею, как послушного щеночка, и двигаю тазом, насаживаясь на его плоть. Медленными неглубокими толчками вбираю его глубже. Пока наши бедра не соприкасаются, а голова не начинает кружиться от чувства наполненности. Плавно покачиваюсь на нем, слыша, как глухо стонет и откидывает назад голову. Влагалище сжимает его ствол так сильно, что я могу ощутить на нем каждую твердую выпуклость. И это настолько приятно, что я не в силах больше сдерживаться. Стону тоже, скользя вверх и вниз по его длине. Быстрее и глубже, сходя с ума от накатывающего волнами удовольствия.

— Да, Саймон... Мне нравится твой долбанный член... Интересно, с Хоранги мне так же сильно понравится трахаться? — выдыхаю между стонами язвительно и понимаю, что разбудила зверя.

Меня вихрем сносит с его колен и вжимает животом в кровать. Саймон придавливает меня сверху своим телом и накручивает мои волосы на руку, открывая заднюю часть шеи и тут же впиваясь в нее зубами. Чувствую между ягодиц его член и в следующее мгновение он входит в меня одним толчком, заставляя вскрикнуть от грубого и сильного проникновения.

— Ты этого не узнаешь, Айрин. — рычит Райли, двигая бедрами и вбиваясь меня в жестком темпе. — Потому что ты моя. Запомни это и занеси в свою миленькую головку навечно. Ты моя.

Он просовывает подо мной руку, сжимая ладонь на моем горле и понуждая выгнуться дугой. Я мычу и сотрясаюсь от его мощных движений. И почти мгновенно кончаю от того, насколько глубоко сейчас меня имеет его член. Мое тело содрогается под ним. Райли удовлетворенно рыкает, кусая меня уже за плечо и стискивая шею еще сильнее, пока я распадаюсь на атомы от захлестывающего меня оргазма.

— Ты моя, Айрин. Повтори. — его пальцы сдвигаются с горла на мой подбородок.

Он надавливает ими, заставляя меня открыть рот, и всовывает их внутрь, двигая в одном ритме со своим членом, входящим в мое влагалище. Я стону и обхватываю их губами, начиная сосать, а Саймон толкается в меня все быстрее, сжимая другой рукой мое бедро до обжигающей боли.

— Моя хорошая шлюшка. — он хрипло дышит, прикусывая мочку моего уха, пока я продолжаю ласкать языком его пальцы, имеющие мой рот. — Я сказал, повтори.

И я теряю голову. От его властности. От того, как втрахивает меня в кровать жесткими толчками. От того, как с громкими шлепками бьются его бедра о мои ягодицы. От того, как разлетаются искры на моей коже от очередного оргазма. И становится все равно на то, как он меня называет и чего требует. Остается только удовольствие, которое он дарит моему телу, его собственнические прикосновения, грубые ласки и укусы. Его член во мне, доводящий меня до грани снова и снова. Пока я не взрываюсь и не вытягиваюсь под ним, мыча неразборчиво:

— Твоя, блять... Я твоя.

Чувствуя, как толкается в последний раз и наваливается всем весом сверху, почти лишая возможности дышать, пока он кончает в меня. И понимая, что мой мир больше никогда не будет прежним. Потому что его целиком и полностью изменил чертов Саймон Райли.

Глава 10

PoV. Кира

Все же переезд, хоть и в пределах одной страны, довольно сильно выматывает. Понимаю это, когда внезапно меня накрывает акклиматизацией, и шарахает по мозгам апатией и переутомлением. Чувствую себя древней развалиной, выползая из кровати после почти полутора суточного сна, разбитая и взъерошенная. Не знаю, почему меня так сильно накрыло. Возможно сказалась перегрузка эмоциями, а возможно моя хроническая усталость до этого, обусловленная работой без выходных и отдыха. Но ощущаю я себя комком желе, из которого вытащили все кости и его единственное желание – растечься на полу лужицей и пролежать там до конца времен.

Кое как плетусь в душ, и ледяные струи воды помогают хоть немного взбодриться. На часах 7.30 вечера. За окнами квартиры уже разгораются первые звезды и мигают неоновым светом огни большого города. Завтра необходимо будет выйти на смену в больницу, поэтому нужно брать себя в руки и прекращать киснуть. Вздыхаю. Легче сказать, чем сделать. Еще долбанный МакТавиш из мыслей не выходит. Слишком нравится. Бесит.

Вздрагиваю, когда слышу звонок в дверь. А, я же, когда проснулась, пиццу по-моему заказала. Шлепаю босыми ногами по паркету, бросая на себя взгляд в зеркало у гардероба. Волосы еще влажные и курчавятся, спускаясь растрепанным облаком до плеч. И футболка на голое тело. Правда свободная и длинная, почти прикрывающая колени. Когда-то купила ее на распродаже в мужском отделе. Увидела черный цвет, мой любимый, и принт Bad Omens и не смогла удержаться. Обожаю в ней спать. Но для встречи с курьером видок конечно тот еще. А, плевать. Все равно мне лень переодеваться. Они на своей работе наверное и не такое видели.

Щелкаю замком, сбрасываю цепочку, открывая дверь, и обмираю. В первое мгновение мне вообще кажется, что я сплю до сих пор, и мне снится дурацкий абсурдный сон. Так и подмывает поднять руку и протереть глаза, разгоняя мираж перед ними. Сглатываю, обозревая море цветов, устилающих все пространство коридора до лифтов в дальнем конце. Огромные букеты, стоящие в широких вазах на каждом свободном клочке пространства. Высокие розы на колючих стеблях, нежные лилии всех возможных расцветок, строгие герберы и пушистые гипсофилы.

— Пиздец... — выдавливаю осипшим голосом и поднимаю голову на глубокое и бархатное.

— Я не знал, какие ты любишь, поэтому купил все.

Смотрю на самого невыносимого альфу в мире, который расположился у лестницы, подпирая спиной железные перекладины. МакТавиш улыбается, не сводя с меня взгляда колдовских серебряных глаз. Стоит, скрестив на широкой груди мускулистые руки, одетый в синие джинсы и белую футболку, такой красивый, что дух захватывает. И хмыкает тихо, потому что его видимо забавляет мое ошарашенное выражение лица. Ухмылка впрочем, почти сразу же сменяется угрюмым видом, и в глубине серых радужек я замечаю проблеск чего-то, похожего на усталость. И боль. Отчего у меня в груди скребет острыми коготками беспокойство. Встряхиваю головой, не веря сама себе. Мне что, не нравится, что ему плохо? Бред...

— Ты в порядке? — спрашиваю, прежде чем успеваю остановить себя, и слышу глубокий вздох в ответ, а он лавирует между букетов цветов, замирая в сантиметрах от меня.

— Нет, — говорит тихо. Меня обволакивает тепло его тела. Энергетика окружает плотным коконом, и исчезают все посторонние звуки. Только он остается, и мурашки на коже от того, что зарывается носом в мою макушку, вдыхая запах. — Нихуя не в порядке.

— Джонни, что случилось? — он едва слышно стонет, и я не сразу понимаю, что это его реакция на то, что я назвала его по имени.

Кладу ладони на его бока, и он довольно урчит, опуская свои мне на спину и притягивая к себе.

— Дохуя случилось, — говорит глухо, оставляя поцелуй на моих волосах и баюкая в крепком кольце своих рук. — Самое паршивое, сестру не могу найти...

— А что с ней?

— Неважно.... Просто... Черт, не прогоняй, пожалуйста... Я так устал... Мне твой запах нужен... Кира...

— Джонни, блин... — я вздыхаю.

Пальцы нащупывают крепкие узлы мышц на его пояснице. Меня обдает жаром, когда слышу, как учащается его дыхание. И я до спазмов в горле хочу ему помочь. Потому что оказывается, мне и правда, блять, не нравится, когда ему плохо. Долбанные чувства...

— Идем. – говорю, отстраняясь и беря его за руку. — У тебя нервное истощение на фоне стресса. Тебе просто нужно расслабиться.

Я тащу его за собой, захлопнув дверь, и он послушно идет ровно до того момента, пока мы не входим в гостиную. И там снова прижимается со спины, зарываясь лицом в волосы и пленяя в руках, которыми обхватывает мою талию.

— Пусти... — я слабо копошусь, но Джонни только стискивает сильнее, не давая отстраниться. — Я вернусь цветы занесу.

— Плевать на цветы. Куплю новые. Дай постоять так... — бубнит тихо, обдавая горячим дыханием шею.

— Тебе нужны положительные эмоции. — протестую, улыбаясь невольно, когда ворчит сдавленно и трется носом о кожу под ухом. — Нельзя просто стоять. Пошли со мной. На балкон. Будешь наслаждаться звездами, свежим воздухом и покоем.

— Ты моя положительная эмоция, — возражает, оставляя дорожку из поцелуев на плече, с которого съехал рукав футболки, и я легко брыкаюсь, пиная его по голени несильно.

— Джонни...

— Ладно, ладно... Идем.

Слышу, как фыркает полу весело, и радостно улыбаюсь. Мне все же удалось его расшевелить немного. Он так и идет за моей спиной, держась ладонями за мои бедра, пока мы перемещаемся на балкон. Уже там я опираюсь локтями на перила, чувствуя, как тут же прислоняется сзади, наклоняясь и прижимаясь лбом к моему плечу.

— Ты сумасшедший альфа, ты знаешь это? — говорю, смотря на бриллиантовые россыпи звезд в бархатно черном небе, кажущимся таким глубоким сейчас, что сердце замирает от восхищения, и МакТавиш что-то согласно хмыкает у меня над ухом. — У тебя нюх атрофировался. И мозг наверное тоже. Вообще не пойму, чего ты за мной таскаешься. Это всем инстинктам противоречит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Лучше тебя нет... — рычит недовольно. Явно ему не нравится, что я поставила под сомнение его притяжение ко мне. Впивается пальцами в бедра, притягивая ближе, и кусает за мочку уха. А у меня сердце сбивается с ритма уже не от великолепно красивого вида передо мной, а от его слов. — Ты как рай пахнешь, Кира... Только ты нужна... Ты – это вселенная...

Мурашки сходят с ума на моей коже. Шум крови в моих ушах. Чертово безумие... Он точно сошел с ума, и я вместе с ним, за компанию. Я сглатываю и кручусь вокруг себя, руки Джонни держат меня запертой между ограждением и его телом, но, повозившись, я оборачиваюсь и задираю голову вверх, смотря в источающие голодное желание радужки.

— Так сильно нравлюсь? — произношу срывающимся голосом.

Потому что мне и дышать-то трудно сейчас, когда мои ладони покоятся на его груди и спускаются ниже, даже сквозь ткань ощущая рельефные кубики пресса. И когда его пальцы чертят круги на голой коже моих бедер, забравшись под футболку, от чего у меня подгибаются ноги. МакТавиш молчит мгновение, взгляд его скользит по мне жаждуще и предвкущающе, прежде чем он обхватывает ладонями мое лицо и выдыхает мне в губы:

— Безумно...

Поцелуй обжигает. Словно лавина огня проносится через меня, и новая я возрождаюсь из нее как феникс из пепла. Незнакомая и странная. Та, которую больше не волнует, что альфы бездушные ублюдки. Та, которую и вовсе перестает раздражать один из их несносной братии. И та, что хочет сейчас лишь одного – чтобы он не переставал меня целовать. Его губы такие властные и нежные одновременно, что это сводит меня с ума в очередной чертов раз за сегодня. Язык Джонни проходится по моим зубам и проникает в рот, сплетаясь с моим. Вкус мяты и мании. Мое помешательство. Блять, только не останавливайся... Убью, если перестанешь...

— Кир-р-ра... — Джонни рычит и сжимает ладони на моих ягодицах. Кусает мои губы и целует еще раз, прежде чем продолжить. — Ты мне доверяешь?

— Да. — выдыхаю тихо, вцепляясь пальцами в мускулистые плечи.

Не вру ведь. Мысль возникает внезапно и не вызывает отторжения. Несмотря на наше несуразное знакомство, на то, что он другой... Жестокий, да. Хищник, как и все они. Я понимаю, что я и правда доверяю ему. Меня тянет к нему. Я жажду его. Это не правильно. Но это факт. И когда он улыбается в ответ на мое простое "да" так открыто и искренне, впервые за этот вечер действительно радостно, меня затапливает удовлетворением. Потому что оказывается, мне хорошо, когда и ему тоже. И это похоже... Блять... На любовь?...

Не успеваю додумать. Джонни поднимает меня и усаживает на перила. Тонкая железная перекладина не самое надежное место для сидения. Внизу подо мной двадцать два этажа свободного падения и смерти. Там ходят прохожие, наслаждающиеся ночной жизнью большого города. Снуют машины и сияют огнями витрины. Я успею осознать каждую секунду полета вниз, если упаду, но я не боюсь сейчас. Совсем нет. Внутри лишь холодок в животе от адреналина, да эйфория от его близости, которая только накаляется от осознания опасности. Я верю ему. И верю, что он не даст мне упасть. Улыбаюсь ему в ответ, обхватывая ногами его бедра. Скрещиваю лодыжки за ним, пока держит меня руками под грудью, очерчивая большими пальцами соски, твердые уже от зябкого ветра, трепающего мои волосы, от остроты ситуации и от возбуждения, пульсирующего сейчас во мне.

— Джонни... Не отпускай... — шепчу прерывающимся голосом.

Хочу его безгранично. Мне все равно на время и место. Все равно, если кто-то увидит. Плевать. Только он. Это все, что имеет значение. Перестаю держаться за его плечи, и мои пальцы скользят вниз по твердому животу и расстегивают его брюки. Слышу, как выдыхает шумно, когда я касаюсь его члена и обхватываю его ладонью.

— Никогда не отпущу... — хрипит глухо, как будто ему не хватает в этот момент воздуха. И я понимаю, что он говорит не только о двадцати двух этажах смерти, от которых он оберегает меня сейчас. И правда ведь не отпустит. Во всех смыслах этого. — Ты моя, Кира... Моя идеальная вселенная...

Я выгибаюсь назад. Продолжаю гладить рукой его член, который дергается под моими ласками, другой хватаясь за его шею сзади.

— Мой сумасшедший альфа... — улыбаюсь, слыша, как шипит сквозь зубы от вожделения.

— Твой... Абсолютно и полностью твой, Кира. — подтверждает и впивается в мои губы своими отчаянно и жестко, заглушая мой протяжный стон удовольствия.

Потому что его руки стискивают мои ягодицы, приподнимая меня вверх и раскрывая для него. И он входит внутрь меня. Чертов экстаз... Чувствовать, как его член растягивает меня изнутри, это за гранью. Каждый его сантиметр во мне, так глубоко, как я и хотела. Именно там, где ему и место. Чтобы иметь меня и клеймить собой, заставляя взрываться наслаждением.

— Двигайся, Джонни... — я мычу в его губы и вдавливаю ногти в его кожу на шее чуть ниже края темных волос.

— Нетерпеливая мелкая, — МакТавиш усмехается, легко покачивая бедрами. Мое влагалище реагирует сжатием даже на совсем незначительное скольжение его плоти, и я кусаю губы, чтобы не заорать от крышесносных ощущений, пробегающих по моему телу. — Кричи, Кира. Пусть все слышат, что ты моя.

Говорит он и толкается сильнее. И я кричу. Когда начинает трахать меня резкими мощными фрикциями. Когда тянет за волосы, кусая шею и оставляя засосы. Когда стискивает грудь до мурашек на коже. Это брутально. Это грубо и властно. И настолько хорошо, что я стону и кричу, и извиваюсь в его руках, насаживаясь на его член сама. Меня закручивает вихрь блаженства. Чистый незамутненный ничем кайф. Все чувства усиливаются. Ураганом обрушиваются на меня. Мое собственное и его удовольствие.

Я ощущаю каждую его эмоцию. Каждый разряд наслаждения, пробегающий по его телу. Каждый острый укол его эйфории проникает в меня и удваивается, сплетаясь с моим. Никогда в жизни я не испытывала такого. Как будто мы связаны. Как будто я разделяю с ним его желание и страсть. Как будто мы одно целое. Невероятно.

И я кричу. Снова и снова. Царапаю его спину. Кусаю сама, сильно, до синяков, и Джонни рычит от удовлетворения, продолжая вбиваться в меня, пока я не разлетаюсь на атомы от оргазма. И тогда он кончает тоже, вжимая меня в себя и тяжело дыша. Его руки надежно обхватывают меня за поясницу, пока я дрожу, переживая самое желанное безумие в своей жизни.

— Что это, черт, было?... — произношу сбивчиво, когда дыхание немного приходит в норму, а Джонни спускает меня на пол, помогая удержаться на ногах, потому что сама я сейчас стоять вряд ли смогла бы.

— Чувства... Твои и мои... — он произносит, дыша глубоко и рвано, положив подбородок на мою макушку и обнимая сильными руками, а я утыкаюсь лицом в его грудь, пытаясь прийти в себя.

— Почему я их ощущала? Твои чувства? Они были во мне. Были моими... Не знаю, как объяснить...

— Не знаю. — Джонни вздыхает, успокаивающе проводя ладонью по моей спине. — Может быть, так бывает, когда истинная простой человек...

— Что?! — я вскидываюсь мгновенно от явного бреда, что он говорит мне, и замираю, пораженная и ошеломленная видом, которого никто в нашей истории никогда еще не наблюдал и поэтому не смог описать ни в одном чертовом учебнике.

Его глаза светятся. Глаза, смотрящие на меня сейчас так, словно я его величайшее сокровище, я, обычная низшая, не омега. Глаза, сверкающие во тьме ночного города серебристо-жемчужным сиянием. Разделяя мою жизнь на "до" и "после". И это чертово "после" теперь неразрывно связано с ним. С сумасшедшим альфой, влюбившимся в человека.

Глава 11

PoV. Малия

Походив из угла в угол и измерив комнату шагами, я даю себе время немного успокоиться. Не знаю, почему я все еще не скатилась в истерику от всего, что случилось со мной, но факт остается фактом. Наверное, я гораздо сильнее, чем думала раньше.

Хочется есть. И пить. Долбанный Никто. Намного больше хочется домой. Подергав дверь, убеждаюсь, что она все еще надежно закрыта. Здесь же должна быть хотя бы ванная. Впрочем, сомневаюсь, что в этом заброшенном доме не отключены коммуникации. И если этот придурок не появится в ближайшее время, я с ума сойду от жажды.

Поворачиваю кран в маленьком санузле, вход в который обнаруживаю в дальнем конце комнаты, и почти стону от облегчения. Прозрачные капли под напором ударяют о потертую поверхность мраморной малахитовой раковины. Нетерпеливо глотаю самую вкусную жидкость, которая сейчас мне кажется просто нектаром богов, и умываюсь, охлаждая кипящую голову. В мутном стекле испещренного трещинами зеркала напротив обозреваю свою внешность. Волосы всклокочены, лицо в синяках и царапинах, шея в укусах.

— Мудак конченый. — шиплю зло, пытаясь расчесать пальцами спутанные пряди.

Выгляжу как чучело конечно. И чего только он домогался меня так настойчиво? Ну ладно еще Мистер Светящиеся Глазки. У него инстинкты верхние полушария отключили, когда в дело вступили те, что в штанах. Истинность не дает права выбора. А этот другой, который расчетливый ублюдок, что во мне нашел? Придурки ненормальные. Но лучше конечно пусть Ублюдок остается у руля. С ним хоть говорить можно, не то, что с Диким. У того только одно желание на уме. А я вообще не уверена, что хочу с ним парности. Так что лучше ему там внутри и сидеть. Так спокойнее.

Возвращаюсь в комнату. Все вокруг пропитано его запахом. Легкий едва уловимый аромат озона и дыма. Особенно от его футболки, которую он мне отдал. Бесит. И возбуждает. Не могу понять, что больше. Поэтому нужно как-то выбираться отсюда. Роюсь по ящикам тумбочек и комода. Пусто. Вообще ничего. Никаких личных вещей, кроме небольшого количества одежды. Штаны в основном, чем-то смахивающие на военные, и однотонные мрачные футболки. Как будто он вообще ничем не интересуется. Но это же его комната. Не понимаю. Или может быть он живет в другом месте? Или может он настолько безумен, что ему не нужно ничего вокруг. И что делать? Попробовать разбить стекло и как-то спуститься вниз? Псих наверняка услышит. Хоть бы шпильку какую-нибудь найти. Можно было бы попробовать взломать замок. Хоть я и понятия не имею, как это делается.

Фыркаю раздраженно и тут же замираю, уловив, как поворачивается ключ в скважине. Только бы не Дикий вернулся, пожалуйста. Отступаю за кровать, настороженно вглядываясь в мощную фигуру Никто, что останавливается посреди комнаты. Холодок щекочет живот, заставляя сглотнуть от паники. Это точно не моя пара. И не Ублюдок. Глаза другие. Глаза ледяные, бесчувственные. Глаза убийцы. Хищника. Чтоб ты провалился, Ублюдок. Ты сказал, что я вам всем нравлюсь. Ну сюрприз. Этому монстру явно не нравится вообще никто. Бойтесь своих желаний. Не хотела Дикого, получила чудовище.

— Ешь. — вздрагиваю, когда он швыряет в меня пакет с чипсами, и отшатываюсь, позволяя упаковке с оглушающим шуршанием упасть на пол.

— Не хочу. — до этого момента я не боялась его личностей, но вот теперь я начинаю в полной мере ощущать страх.

Слишком расчетливые глаза. Слишком равнодушные. Не безумные вовсе. Пустые. Жестокие.

— Он говорит, что ты голодна.

Делает шаг ко мне. Я снова вздрагиваю. Хочется бежать. Даже инстинкты мои понимают, насколько он опасен. Пытаюсь звучать спокойно. Не хочу его провоцировать.

— Кто говорит? — голос все равно срывается, и я вижу, как он суживает глаза, почуяв мою слабость.

— Твой щенок. Чувствует твой дискомфорт, и ему не нравится. Раздражает скулежом. — произносит тихо, прищурившись и склонив голову к плечу, как будто пытаясь залезть мне в голову.

— И почему тебя это раздражает? — вдыхаю глубоко, выдыхаю медленно, пробуя расслабиться.

Понимаю, что нужно продолжать с ним говорить. Потому что его молчания я боюсь еще больше, чем слов.

— Потому что дурость. Потому что слабость. Потому что отвлекает. Потому что мы убийца, а не влюбленный щенок. Потому что самки для траха, а не для чувств. — цедит фразы угрожающим тоном, приближаясь ко мне.

Смещается резко, шагая вплотную и хватая за шею. Его движение настолько быстрое и неуловимое, что я даже не успеваю осознать его. Только воздух вышибает из груди, когда меня швыряет на кровать, и его пальцы с силой сдавливают горло, перекрывая доступ к кислороду. Задыхаюсь, царапая его руку. Извиваюсь под ним в тщетных попытках освободиться. Он слишком сильный. И безжалостный. Во взгляде нет ни капли сочувствия, ни грамма сожаления, ничего. Как идеальная запрограмированная машина для убийств. Способный легко сломать мне шею Хищник. Понимание вспыхивает в голове. Он не остановится только потому, что мне больно. Я замираю, переставая сопротивляться.

— Самки для траха? Ты любил когда нибудь? — хриплю прерывисто, потому что он продолжает придушивать, изучая пустыми льдистыми глазами.

— Зачем? — его губы искривляются в усмешке. Чувствую вес его тела на моем. Пальцы давят так сильно, что начинают травмировать кожу, и я ощущаю, как в уголках глаз начинают скапливаться слезы. Не хочу умирать. Только не так. — Ты хочешь услышать, что я могу быть нежным, или что? Маленькая дура. Зачем любить? Ответь.

Наклоняет голову, смотря задумчиво на меня. А ведь он и правда искренне не понимает, зачем ему чувства. Нет у него в лексиконе такого слова.

— Чтобы быть счастливым... — едва выдыхаю, пытаясь разогнать тьму перед глазами. Сознание начинает уплывать. — Чтобы тебя любили в ответ...

— Ты путаешь, крошка, — Хищник фыркает, и его горячее дыхание щекочет мне губы. — Твой щенок может и хочет этого. Или другие из нас. Мне достаточно тела подо мной. Ваших слез, сладких на вкус... — он резко наклоняется и слизывает слезинку с моего виска. — Вашей горячей плоти. Крови на моих руках. Последнего вздоха на моих губах, когда ваши глаза тускнеют... Я убийца, девочка. Хочешь знать, что я сделал с твоим дефектным бетой?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Никто шепчет мне на ухо, и я дергаюсь мгновенно, возвращаясь к реальности. Он разжимает слегка руку, я с шипением втягиваю в себя воздух. Сердце колотится в груди. Он об Алексе говорит... Нет, нет, нет, нет... Господи, во имя всех святых...

— Нет... Нет! — я взбрыкиваю, пихая его руками, и он хмыкает весело, хоть глаза и остаются пустыми.

— Да... Да... — передразнивает, пока я тяжело дышу, втягивая воздух в болезненно спазмирующее горло. В ушах шумит, и если бы могла, я бы прикончила его не задумываясь. — Он так отчаянно кричал. Я сломал каждую кость в его теле. Каждую крошечную хрупкую косточку, пока он не захлебнулся собственной кровью. А потом вырвал его сердце, и оно продолжало биться у меня в руках, теплое и исходящее паром...

— Ненавижу!!!!! — внутри меня что-то взрывается. Я в полной мере ощущаю это в себе. Всепоглощающую безысходность. Он убил Алекса... Он его убил. Это конец. Ничего не изменится... — И тебя ненавижу тоже!!! Ты слышишь?!!! Мудак со светящимися глазами, я лучше сдохну, чем буду с тобой после этого!!!

Наверное это называют слепой яростью. Я не осознаю, что я делаю, не вижу ничего, когда бросаюсь на него обреченно, царапаясь и кусаясь, понимая остатками разума, что вот сейчас он наверное убьет и меня. Но внезапно слышу в его голосе веселье, смешанное с восхищением.

— Злобная фурия... — а затем уже более рычащее и гортанное. — Успокойся, ну же... Он лгал, я клянусь тебе.

Тьма перед глазами рассеивается. Его руки прижимают меня к матрасу надежно, но бережно. Его глаза светятся, и я шиплю от злости, впиваясь в Дикого убийственным взглядом. А потом до меня доходит смысл его слов.

— Что ты сказал? — обмякаю под ним.

Тело начинает колотить от перенапряжения. От перегрузки эмоциями и бешеного скачка от страха смерти к ненависти. Слышу, как начинают стучать мои зубы, и глаза Никто смягчаются. Он отпускает мои плечи, проводя пальцами по моей щеке.

— Мы не трогали бету. Но тебе стоит выбросить любые мысли о нем из своей головы. Ты моя пара.

Облегчение затапливает меня. Алекс жив. Я не стала причиной его гибели, и не буду мучиться виной до конца дней своих. Это как побывать на том свете и внезапно воскреснуть. Внутри становится тепло. Смотрю в его светящиеся радужки. Он странно спокойный и не такой животный, как в нашу первую встречу. Похоже то, что я сказала, заставило его вернуться и немного притушило его инстинкты. Даже перспектива предполагаемой ненависти его истинной повлияла на его первобытную сущность и сделала более разумным. А я вот наоборот скоро точно сойду с ума с этим, блять, гаремом. Мне бы, блять, хватило и одного психа, но нет. Судьба отвалила мне целый отряд. И неизвестно, кто там еще скрывается в этой больной черепушке. Пиздец...

— Иди ты в задницу... — выдаю, вздыхая, в ответ на его заявление собственничества, и обнимаю его за шею. Не ожидала сама от себя. Но, во-первых, его запах успокаивает. А во-вторых, уж лучше Дикий с его похотью, чем ебанутый Хищник. Вот уж точно, что называется, почувствуйте разницу. — Не смей меня с ним оставлять один на один.

— Он тебя больше не обидит. Мы обещаем. — Никто тихо фыркает и целует меня под ухом, поглаживая кончиками пальцев уже начинающие наливаться синяки у меня на шее. — Мы позаботимся об этом.

Вздыхаю от мурашек. Измученное тело даже в таком состоянии реагирует на истинного. Не знаю, верить ему или нет. Не знаю, что буду делать, если Хищник вернется. Знаю только, что в данном моменте я больше не буду отталкивать Дикого. Во тьме, где скрываются монстры, всегда лучше держать поближе своего.

Глава 12

PoV. Малия.

Губы Никто спускаются на мою ключицу, оголенную из-за съехавшей набок горловины футболки, и я слышу его недовольное ворчание, когда он всматривается в багровые следы у меня на шее. Болит, если честно, но уже не так сильно. Горло только немного саднит, поэтому голос слегка хриплый. Гораздо больше меня сейчас напрягает жар между ног. Тело отчаянно хочет долбанного истинного. И я не понимаю, почему этот самый истинный, который в момент знакомства был готов меня практически изнасиловать и сейчас наверняка чует запах моего возбуждения, ограничивается теперь целомудренными поцелуями и легкими поглаживаниями. Раздражает.

— Ну что ты рычишь? — говорю недовольно, и он поднимает голову от моей кожи, смотря на меня своими светящимися обожающими глазами. И вправду щеночек влюбленный. Внутри расползается странное тепло. — Это вообще-то ты виноват. Он это ты.

— Мы не хотели. Он перешел грань. И за это заплатит. — шепчет, устраивая подбородок у меня на груди. — Малышка, мы не плохой...

Фыркаю. Вот уж точно, чудо наивное. Провожу пальцами по коротким спутанным волосам, спускаясь на шрамы на виске, и он щурится от неожиданной ласки, поворачивая голову и прижимаясь губами к моей ладони.

— С каких это пор убийцы и похитители не плохие?

Чувствую, как усмехается мне в кожу и целует еще раз.

— Для тебя не плохой. Только для тебя. Ты душа моя... Важная мне, дорогая...

— Сомнительное счастье, если честно. — выдаю скорее из вредности, и Никто весело хмыкает, поднимаясь одним плавным движением с кровати и беря меня на руки. — Господи, что опять?... Ты собираешься отвести меня в подвал, где у тебя спрятана куча трупов? Или возникнет какая-нибудь еще одна твоя личность, что любит бладплей, и ты заставишь меня пить кровь?

Скрещиваю ноги за его спиной, держась за широкие плечи, пока подхватывает меня под ягодицами, выходя из комнаты и направляясь к лестнице.

— Есть, малышка. — улыбается, и эта его улыбка заставляет мое сердце сбиться с ритма. — Тебе нужно поесть. Человеческой еды. Не крови.

Никто спускается на первый этаж. Я успела не так уж и много интерьера увидеть, когда пыталась от него сбежать в панике. Только то, что тут все такое же обшарпанное, как и в остальном доме. Но кухня на удивление выглядит аккуратной, с выкрашенными белой краской стенами, серой мебелью и мраморными панелями над рабочей поверхностью.

Дикий сажает меня на стол, островом возвышающийся посреди помещения, и подходит к огромному двухкамерному холодильнику цвета металлик. Я откашливаюсь, пытаясь скрыть нервный смешок. Нелепо его видеть в такой обстановке. Это словно волка в ясли поместить. Совершенно неподходящие условия для монстра. Еще бы фартушек на мускулистый торс повязать, и я точно бы мозгами тронулась. Сдавленно хихикаю, пока он открывает дверцу. Мясо. Все полки им забиты, ну кто бы сомневался. Я и не думала, что он тут клубнику по вечерам уплетает.

— Давай лучше я приготовлю... — дергаюсь со столешницы, потому что сомневаюсь, что он вообще умеет готовить, скорее мне кусок сырого стейка предложит на тарелочке, с кровью.

— Ты сиди. Тебе больно. — он тут же перехватывает меня поперек талии сильной рукой, удерживая на месте, и опускает рядом сверток с ветчиной и сыром, что извлек откуда-то из недр холодильника. — Малышка, мы не отравим, не бойся.

Смотрю на него подозрительно. Это он пошутил только что? Да нет, бред же. Лицо невозмутимое, как и всегда. Спокойный и собранный, как будто труп препарирует, а не раскладывает начинку на кусочках хлеба, сооружая бутерброды и отправляя их в микроволновку. Вдыхаю божественный аромат, который тут же начинает распространятся вокруг, и чуть ли не слюнки пускаю. Господи, я и правда чертовски голодна.

Цепляю сандвич, как только он ставит возле меня тарелку, и откусываю, застонав от удовольствия. Солоновато сочное мясо, мягкий хлеб, расплавленный тянущийся сыр, хрустящая зелень... Гастрономический оргазм. Приоткрываю один глаз, которые закрыла от восторга, и кошусь им на Дикого, что хмыкает, стоя рядом между моих коленей, смотря на меня сверху вниз и поглаживая пальцами мое голое бедро.

— Что? — бормочу, продолжая жевать.

— Ты милая. — выдает, и я вздыхаю.

— Иди ты...

— Нам интересно, ты все делаешь так же жадно? Так же наполнено и самозабвенно?

Я сглатываю от жаркого подтекста его слов. Дикий наклоняется и трется носом о мой висок. Его пальцы описывают круги на внутренней стороне моего бедра. Так близко к центру моего желания, что меня мгновенно опаляет возбуждением. Я насытилась, голод перестал меня мучить, но его место тут же занял голод иного рода. Который я могу утолить только этим совершенно прекрасным телом, что стоит сейчас передо мной, подавляя своей энергетикой. И пусть я сумасшедшая и рехнулась окончательно. Но я впиваюсь пальцами в мышцы на его бицепсах. Выгибаю спину, пододвигаясь к краю стола и сжимая колени на его боках. Ловлю мурашки от легкого поцелуя у края губ. Его ладонь дразняще оглаживает мою ногу, чуть выше, чем ранее. Но все еще не там, где я хочу. Что за пытки, блять?

— Ник... — выдыхаю тихо, не успеваю закончить.

Прерывает поцелуем, мягко сминая мои губы.

— Что? — говорит глухо, проходясь языком по моей нижней губе.

— Ник, ты можешь?... Мх-аах... — срываюсь на стон, когда захватывает ее зубами, слегка сжимая и оттягивая.

— Могу что, малышка? — шепчет, оставляя влажную горячую дорожку поцелуев от линии челюсти к шее, и я откидываю голову назад, давая ему доступ, и опираюсь ладонями о столешницу позади себя.

Невыносимый, блять. Знает ведь, чего я хочу.

— Ты можешь потрогать там?... — произношу наконец, и он невнятно рыкает, втягивая в рот мой сосок прямо через ткань футболки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мои инстинкты врываются удовлетворением. Внутренняя омега хочет скулить и ластиться к своему самцу, как влюбленная кошка. В голове пустота, осталось лишь желание. И меня словно током шарахает от наслаждения, когда он проходится пальцами по краю моих половых губ, размазывая влагу.

— Вот здесь потрогать, малышка? — говорит низко и греховно, и я плавлюсь от его голоса.

— Вот прямо там... Да... О, блять... — задыхаюсь, когда раздвигает складки и касается клитора. — О, черт...

Слышу, как сдавленно фыркает, перекатывая между зубами сосок. Мое тело дрожит от возбуждения. Это чистый кайф, как самый лучший наркотик, и я никогда до этого не испытывала подобного. Одни его пальцы на моей плоти доставляют мне больше удовольствия, чем любой предыдущий опыт секса. Теперь понимаю, что значит истинность. Идеальная совместимость. Безупречная гармония. Стону, запуская пальцы в его короткие волосы, удерживая его голову у своей груди, и Дикий удовлетворенно урчит, облизывая твердую вершину соска.

— Ты хотела, чтобы я потрогал здесь, малышка? — дует на мокрую ткань футболки, а затем втягивает сосок в тепло своего рта, и я вздрагиваю от контраста температур. — Или может вот здесь?

Он вводит в меня пальцы, и это конец. Мой личный рай, в котором я ничего больше не соображаю. Никто сгибает их и гладит переднюю стенку влагалища. Я стону. Пара толчков внутрь меня. Этого достаточно. Я содрогаюсь в оргазме. Я погружаюсь в блаженное небытие и выпадаю из реальности, распластываясь на столешнице и притягивая его на себя. Слышу, как хрипло дышит, уткнувшись мне в шею, пока я сжимаюсь вокруг его пальцев от остаточного удовольствия. И вздыхает протяжно, начиная отстраняться.

— Куда? — удерживаю его за спину, не давая подняться.

Никто опирается локтями по обе стороны от моих плеч, нависая надо мной безукоризненно горячим телом, и у меня снова начинает покалывать между ног. Потому что я больше не вижу его шрамов. Не вижу изуродованной кожи и обожженных губ. По правде, он самый красивый из всех мужчин, кого я видела. И мне не нравится, что он собирается держаться от меня сейчас подальше.

— Отнесу тебя в спальню. Тебе нужно отдохнуть. — отвечает, смотря в мои глаза своими, в глубине которых тлеет тоска и желание.

— Не нужно. Ты же хочешь. Что не так?

Хватаюсь за его плечи и делаю движение тазом, вжимаясь в его ощутимо каменную эрекцию. У него стоит, и я не понимаю, почему он сдерживается, если раньше был зациклен на том, чтобы меня отыметь.

— Мы не хотим делать тебе больно. Он тебя травмировал. Твоему телу нужен покой. — Никто шипит, стискивая зубы, и я вижу, как напрягаются мышцы его бицепсов, когда я продолжаю тереться о его стояк. — Малышка, успокойся. Мы стараемся держать себя в руках.

— Нет. Я хочу твой член.

— Блять, Малия... — я замираю, впервые услышав из его губ свое имя. А Дикий нежно тянет за волосы на моем затылке, заставляя посмотреть ему в глаза. — Мы не хотим делать тебе больно.

— Я скажу если будет больно... Обещаю... — подаюсь вперед, целуя его между словами. Легкие поцелуи заставляют его застонать, и он закрывает глаза, отдаваясь моим прикосновениям. — Пожалуйста... Я хочу.

— Блять... — сдавленно материться сквозь зубы, и впивается пальцами в мои бедра, раскрывая меня шире, пока я расстегиваю его штаны, стягивая их вниз и освобождая член. — Ты пользуешься тем, что внутри занозой засела.

— Ага... — стону удовлетворенно, когда наполняет меня. Медленно, растягивая изнутри и заставляя задыхаться от кайфа. Нежно, словно и правда хочет уберечь от боли. — Тогда мы квиты... Ты тоже теперь в моей голове живешь бесплатно...

Слышу тихий смешок. Запечатывает мои губы поцелуем. Обхватывает ладонями мое лицо, лаская, пока входит в меня глубокими толчками, и я извиваюсь и мычу от приятных спазмов, сжимающих низ моего живота. Слишком хорошо. Нереально просто. Как будто он создан для меня. Как будто я родилась только для того, чтобы принадлежать ему.

Он и правда сдерживается. Я чувствую эту звериную мощь в нем, и понимаю, насколько неистовым он может быть в сексе. Но сейчас он действительно ограничивает свою дикую натуру. Его фрикции плавные и размеренные. Поцелуи невесомые и мягкие. Так, словно он поклоняется моему разгоряченному телу. Словно боготворит меня и молится мне каждым своим прикосновением. Это неожиданно. Это лестно. В такого Дикого я могла бы влюбиться.

Выгибаюсь, чувствуя как оргазм зарождается внутри. Тяжело дышу, смотря в его глаза, пока поглощает меня жаждущим взглядом. Толкается глубже, впитывает каждую эмоцию на моем лице. Трепещущие ресницы, покрасневшую кожу и приоткрытые губы. Еще одно движение во мне, и еще... Меня скручивает. Я распадаюсь под ним, почти теряя сознание от удовольствия и чувствуя, как рычит удовлетворенно, кончая в меня. Замирает на мгновение, позволяя нам обоим выровнять дыхание, и прижимает к себе мое дрожащее тело.

— Ты слишком непослушная, малышка. — говорит глухо, зарываясь лицом в мои волосы.

— Тебе нравится. — вздыхаю тихо, слыша, как согласно ворчит у меня над ухом. — А теперь можно и в спальню отдыхать. Нет, сначала в ванную. А потом поговорим.

— Нам не нравится это твое "поговорим". — Никто хмыкает, поправляя штаны, и поднимая меня со стола, на котором я продолжаю лежать, словно меня разом лишили всех костей.

— Вам лучше бы смириться. Потому что теперь вы застряли со мной.

Глава 13

PoV. Айрин

Я раздраженно вздыхаю и падаю на кровать, смотря в потолок. Невыносимый Райли продолжает нудить, вышагивая напротив меня и выводя из себя своим упрямством. Мой отец вернулся с Прайсом из Эдинбурга утром. А Хоранги сказал, что вчера удалось проследить путь людей Никто до одного из их убежищ. И этот упертый идиот вместо того, чтобы помочь Джонни разобраться с этим, сходит с ума от ревности при мысли о том, что мне нужно будет вернуться домой в сопровождении Кима.

Перевожу глаза на мускулистую фигуру, снующую туда сюда перед кроватью. Как тигр бешеный, запертый в клетке. Нет, волк. Точно волк с этими своими блядскими желтыми глазами, обжигающими собственническим выражением. Нравится мне. До дрожи нравится. При одном взгляде на него внизу живота пожар вспыхивает. И секс с ним крышесносный, просто высшего уровня. Но бесит так, что хочется придушить подушкой и закопать на заднем дворе.

— Ты может поговоришь со мной? — усмехается Саймон криво, явно замечая мой голодный взгляд, остановившийся в районе его паха. — Или так и будешь недовольно вздыхать?

— О чем с тобой говорить, если ты только и делаешь, что вставляешь через слово "ты моя"?

— Потому что так оно и есть. — припечатывает, закатывая глаза и проводя раздраженно пальцами по волосам. — Ты МОЯ. Моя пара, моя женщина, мое все.

— Не бредь. Мы не истинные.

— Мне похуй. Ты моя.

— Господи... — стону мучительно, не зная, смеяться мне или плакать. Абсолютно непробиваемый. — Попробуй что-нибудь другое сказать для разнообразия.

Вздыхаю от неожиданности, когда одним плавным движением скользит поверх меня, придавливая своим телом к кровати. Вижу первобытную потребность в его дьявольских глазах от которой у меня пересыхает в горле. А потом он опирается локтями по обе стороны от моих плеч и наклоняется к моему уху так близко, что я ловлю мурашки от его теплого дыхания.

— Я люблю тебя. Я хочу тебя. Я нуждаюсь в тебе. И я сделаю все, чтобы ты была рядом со мной. — Саймон шепчет, и я чувствую, как вздрагиваю от каждого слова, произнесенного таким низким и тягучим голосом, что от одного его звука я мокрею.

— Пиздец... — шепчу тоже, и он издает короткий смешок, оставляя легкий поцелуй на моей шее.

— Достаточно разнообразно, принцесса?

Его губы скользят на ключицу и ниже, проходясь по полушарию груди над вырезом платья.

— Твой чертов язык меня до смерти доведет... — зарываюсь пальцами в его светлые волосы, убирая их с его лба, и вижу, как улыбается, продолжая целовать мою грудь.

— Не нравится мой язык?

— Нравится... Можешь его в другом месте использовать...

— Да? — хмыкает и одним движением задирает подол моего платья мне на талию, прикусывая кожу на животе чуть пониже пупка. — И где именно ты хочешь, чтобы я его использовал?

— Ну вот тут можно... — говорю хрипло, запуская руку в свои трусики и поглаживая скользкие сладки.

Тяжело дышу от удовольствия и от того, как мгновенно темнеет от похоти его взгляд, пока стоит на коленях между моих ног, наблюдая за движениями моей руки.

— Не дразни, сладость. — бормочет тихо, обхватывая мое запястье и поднимая руку к своему рту. Облизывает влажные пальцы по очереди, и я задыхаюсь от вожделения. — Ты знаешь, как тебе подходит "сладость"? Ты божественна на вкус. Сладкая маленькая штучка.

— Ну лучше "сладость", чем "ты моя". — фыркаю и взрываюсь смехом, когда молниеносно сдергивает с меня кружевную ткань трусиков, ощутимо прилаживая ладонью по обнаженной ягодице.

— Следи за языком, принцесса, а то накажу. — рычит Райли, шлепая еще раз, а я продолжаю смеяться.

— Лучше ты за своим следи. Он все еще не там, где ему место.

— Стерва... — слышу веселое хмыканье, а потом мои бедра обжигает его дыханием, и все мысли улетучиваются из моей головы.

Наслаждение накатывает волнами. Язык Саймона кружит вокруг моего клитора. Его пальцы впиваются в мою талию, удерживая меня на месте. Я ахаю и закрываю глаза. Мой живот подрагивает от каждого спазма удовольствия, пронзающего меня. Он скользит языком вниз, толкается им во влагалище, собирая ту влагу, что течет из меня сейчас водопадом, а затем втягивает клитор в рот и начинает сосать, и я протяжно стону, сжимая пальцы на простынях. Мои бедра напрягаются, я так близка к оргазму, я уже чувствую его первые предвестники, тело дрожит от предвкушения, влагалище мучительно приятно пульсирует, а клитор становится настолько чувствительным, что удовольствие от касаний его языка граничит с болью. Я почти кончаю. Еще чуть-чуть. Вот сейчас... И чертов Райли отстраняется и падает на спину рядом со мной, оставляя меня неудовлетворенной.

— Охуел? — шиплю, залезая на него сверху и расстегивая его джинсы.

Руки дрожат от возбуждения, не получается справится сразу с молнией. Саймон хмыкает самодовольно, но не останавливает, позволяя освободить от ткани его член.

— Ты слишком дерзкая. Тебя нужно учить послушанию. — говорит, криво улыбаясь и сжимает ладони на моей талии, не давая двигаться, когда опускаюсь на его ствол, вбирая его в себя. — Скажи это.

— Что? — я гортанно стону, пульс стучит в висках, заглушая все связные мысли.

Возбуждение зашкаливает. Я чувствую, как его член подрагивает во мне, и схожу с ума от желания насадиться на него еще больше, скакать на его твердой длине, пока не потеряю возможность соображать и дышать, но долбанный Райли сжимает свою хватку еще сильнее, не давая мне сдвинуться с места. Перед глазами все плывет, но все равно могу рассмотреть голод и желание в его глазах, опаляющих меня расплавленным золотом радужек. Упираюсь ладонями в его грудь и запрокидываю голову, пытаясь ерзать на нем, потому что единственное, о чем я могу сейчас думать – это его член во мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— СКАЖИ. ЭТО. — слышу его собственническое рычание, и он дергает меня за волосы, заставляя смотреть на него, другой рукой продолжая крепко удерживать в неподвижности.

— Да что сказать, блять?... — недовольно скулю и распластываюсь на нем, ластясь, словно нежная самка к своему зверю. Бесит. Раздражает. Но хочу его до полного помешательства. — Что тебе сказать?

— Скажи мне, кому ты принадлежишь. — он выдыхает властно и мрачно, продолжая смотреть мне в глаза.

Сумасшедший. Но мне кажется, что я люблю его еще больше в этот момент. Касаюсь пальцами его шеи. Оглаживаю литые мышцы и целую невесомо его губы, настолько пьянящие, что у меня кружится голова. Вкус моего личного греха и экстаза. И я готова дать ему все, что он хочет сейчас.

— Тебе. Я принадлежу тебе. Пожалуйста, Саймон...

— Хорошая девочка. — вижу дикую вспышку удовлетворения в его глазах, и его ладони сдвигаются мне на бедра, сдавливая до красных следов, пока он выдыхает последнее слово, будто приказ. — Двигайся.

Наконец-то. Подчиняюсь ему с готовностью, граничащей с безумием. Поднимаюсь и опускаюсь на его члене, увеличивая темп. Опираюсь на его плечи, меняя угол проникновения так, чтобы клитор терся о его лобок, и это великолепно. Удовольствие снова нарастает во мне, угрожая поглотить под собой. Моя кожа гудит и почти потрескивает от электрического напряжения между нами. Пальцы Саймона сжимаются сильнее, заставляя меня двигаться резче. Его член становится еще тверже, и я понимаю, что он тоже близок к завершению. Он откидывается на подушки и громко стонет на грани с рычанием. Так животно и так близко к звериному, что это отдается вибрацией во мне. Мой рай и ад одновременно. И я не хочу другого. Только его. Всегда.

Опускаюсь на его член глубже. Почти теряю контроль, когда он упирается в матку. Немного больно, но так приятно, что я дрожу и делаю это снова. Еще раз. Вскрикиваю. Тугая спираль в моем животе лопается. Зажмуриваюсь так сильно, что перед глазами калейдоскоп из звезд пляшет. Содрогаюсь в оргазме, делая последние хаотичные движения на нем, и слыша, как он тихо шипит сквозь зубы, накачивая меня спермой. Черт, как хорошо...

Падаю вниз на него расслабленно. Остатков сил хватает только на то, чтобы сместиться с него и растянуться сбоку, блаженно млея. Слушаю его хриплое учащенное дыхание рядом, а затем тихий смех, который заставляет меня приоткрыть глаза и лениво взглянуть на него.

— Что смешного? — улыбаюсь, когда вижу его совершенно довольное лицо напротив себя.

— Тот факт, что я совершенно не контролирую себя в твоем присутствии. — Саймон говорит тягуче, поднимая уголок губ в ответной улыбке, и проводит пальцами по моей щеке.

— Ага... Ты очень хорошо все контролируешь. Властный придурок. "Скажи это", "Двигайся". — передразниваю его команды, и он смеется уже в голос, обхватывая ладонью мою задницу, и сжимает ее, притягивая меня к себе поближе.

— Интересно, и кто это снова был на мне, скача на моем члене и умоляя меня о большем?

— Ой, заткнись... — шепчу, затыкая его поцелуем, и слышу, как одобрительно мычит что-то мне в губы, тиская ладонью ягодицы. — А то я уже соскучилась по нашим ссорам.

— Ты соскучилась по скандалам, да? Моя маленькая мазохистка... — он хмыкает, прикусывая мою губу, и я вздыхаю от сжимающего грудь щемящего тепла. — Я разрешу тебе на меня наорать, когда приедем в поместье. И обозвать козлом, придурком и мудаком...

— И идиотом...

— Да, и этим тоже, принцесса. — он целует еще раз, уже более нежно, и отстраняется нехотя, вставая с кровати и застегивая джинсы. — Собирайся, Айрин. Пора возвращаться домой.

Глава 14

PoV. Айрин

Мы с Райли спускаемся по лестнице с коваными витыми перилами на первый этаж. Сумку с моими вещами беты забрали перед этим и унесли в машины. Да и вещей у меня здесь не то чтобы много было. Мы пробыли в этом уютном маленьком особняке всего неделю. Если что-то и забыла, потом куплю новое, так что плевать. Внутри непонятная мне дрожь. Прежде всего потому, что не знаю, как отреагирует отец на мои отношения с черепастым идиотом. А то, что у нас с ним отношения, даже и мне самой уже стало понятно. Он не отвяжется, да и я пристрастилась к нему. Подсела, словно на наркотик, и не собираюсь на реабилитацию. Он мне нравится, даже если бесит до дрожи. Нравится настолько сильно, что я готова уступать и идти на компромиссы, чего ранее за мной не наблюдалось никогда.

Широкоплечая фигура Саймона в кожанке и синих джинсах смещается в сторону, когда он отходит раздать указания нашим людям, и я замечаю Хоранги, стоящего посреди холла в идеально выглаженном сером костюме и черном пальто поверх него. На лице неизменная маска, но по глазам вижу, что улыбается мне. Лучики морщинок расходятся от уголков глаз, придавая ему почти добродушный вид. Хороший он все таки парень. Хоть я и видела, что нравлюсь ему, и он охотно поддерживал наш флирт, но выбор мой принял спокойно и без вопросов. Наверняка ведь слышал то, что мы творили с Райли в нашу первую ночь здесь. Да и запах его на мне учуял точно. Но несмотря на это слова мне не сказал и продолжал общаться ровно и вежливо. Вздыхаю. Вот почему в жизни всегда так? Встречаешь прекрасного принца, а влюбляешься в какого-то лютика-ебанутика. Нет справедливости нигде.

— Привет, Хори. — подхожу к Киму, и тот окидывает мягким взглядом мое тело, скрытое плотной тканью синего тренча.

— Привет, — отвечает, наблюдая, как я заправляю за ухо волосы. — Готова возвращаться?

— Не знаю. — отвечаю честно, потому что за эти дни странно сблизилась с этим скрытным азиатом, который поначалу вызывал во мне только неловкость. — Малию еще не нашли. Никто продолжает нападать. Я боюсь. У меня плохое предчувствие.

— Не бойся. Мы же рядом. — Хоранги протягивает руку и проходится по моему предплечью в успокаивающем жесте. — Я не уеду, пока не разберемся со всем этим.

— Спасибо. — отвечаю сдавленно.

Присутствие долбанного Райли ощущаю кожей, когда подходит со спины и притягивает к себе поближе, обхватив рукой за талию. Собственник хренов. Хорошо хоть, что не огрызается на Кима. Чувствует наверное, какой я ему скандал закачу, если подобное произойдет. И вообще замечаю, что в последнее время он старается сдерживаться. Контролирует дикую ярость и ревность, кипящую у него под кожей. Не грызется с окружающими, как бешеный пес. Приятно думать, что это из-за меня. И если он хочет изменить что-то в своей жизни, значит я и правда что-то для него значу.

— Давайте уже выдвигаться. — хриплый голос Саймона над моим ухом вырывает меня из мыслей.

Хоранги согласно кивает в ответ:

— Беты на позициях. Вроде бы все тихо.

— Хорошо. — Райли шагает к двери, продолжая держать меня рукой. Морщусь, не в силах избавиться от какого-то непонятного зудящего чувства внутри. — Поедем по объездной. Это дольше, но безопаснее. Майерс впереди с двумя машинами. Потом мы с Айрин. Ты замыкающим.

— Не согласен. — Ким хмыкает сзади, и я слышу, как Саймон раздраженно скрипит зубами. — Более целесообразно ехать в одной машине. Если с одним из нас что-то случится, другой сможет обеспечить безопасность Айрин.

Пока эти двое продолжают спорить, я окидываю взглядом группу черных джипов, стоящих полукругом перед домом. Беты сосредоточенно снуют рядом с ними, рассаживаясь по местам. Дом окружают плотные ряды высоких деревьев, подъездная дорога тонет в полумраке, а бледный диск луны над нами освещает все призрачным холодным светом. Ежусь от жуткой атмосферы и чертыхаюсь себе под нос. Долбанный Никто. Настолько запугал меня, что теперь мои взвинченные нервы шалят и заставляют чувствовать то, чего на самом деле нет.

— Послушайте... — прерываю дискуссию двоих альф, защитные инстинкты которых не дают им заткнуться и просто решить уже наконец что делать.

Не успеваю закончить фразу. Потому что ночную тишину спокойного сонного предместья внезапно взрезает странный треск, источник которого я не успеваю осознать. И начинается хаос.

— Автоматы! — орет Саймон, дергая меня на себя и закрывая своим телом. Понимаю, почему эти гулкие щелчки казались такими знакомыми. Нас обстреливают. Задыхаюсь от прозрения. В горле мгновенно пересыхает от ужаса и паники. Внутренности скручиваются в тугой комок, и я вжимаюсь в грудь своего альфы, энергетика которого тут же вырывается на свободу удушающим черно-багровым облаком. — Уходим, блять! Возвращаемся в дом!

Вижу боковым зрением, как рассыпаются по территории наши люди, приседая за машинами и стреляя в ответ по неразличимым пока силуэтам солдат русского психа, мелькающим за деревьями. Голоса и крики тонут в звуке оглушающих выстрелов, и у меня начинает звенеть в ушах.

— Нельзя! — кричит рядом Хоранги, пистолет в руках которого выглядит его органичным продолжением, настолько профессионально он с ним обращается. — Их слишком много. Они нас окружат и перебьют. К машинам, быстро!

— Если они перекрыли трассу, нам пизда. — шипит надо мной Райли, но все же двигает следом за Кимом, продолжая прикрывать меня от выстрелов собой.

— Прорвемся. — кореец зло рыкает, стреляя в упор в парня в камуфляжном костюме и черной балаклаве на голове, который выскакивает перед нами.

Судорожно втягиваю в себя воздух и зажмуриваюсь на мгновение. Наверное у меня шок сейчас. Никогда не видела так близко чьей-то смерти. И даже того подобия света, созданного луной и фарами машин, хватает мне, чтобы я смогла рассмотреть расплывающееся на зеленой куртке алое пятно и отпечатать в памяти эту картину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Блять, блять, блять... — чувствую, что меня начинает трясти, и голову сдавливает ледяным обручем.

Вцепляюсь в руку Саймона, пока бегу за ним, пошатываясь на каблуках ботинок.

— Принцесса, успокойся. Тебе нужно...

Вскрикиваю. Райли не успевает договорить. Их слишком много. Людей Никто. И они лезут на нас, как муравьи из всех щелей. Единственный плюс в этом, что автоматы заткнулись, вероятно из опасения зацепить своих в тесной толпе, и теперь вокруг слышно лишь поодинокие пистолетные выстрелы да звуки рукопашной борьбы. Несколько бросаются на нас, и Саймону приходится отпустить меня. От воздействия его энергетики беты вокруг скулят и трясут головами, как побитые щенки. Вижу, как он сворачивает шею нападавшему солдату одним движением и бьет другого кулаком в грудь так сильно, что тот отлетает на пару метров. Мои зубы начинают стучать. Я до жути напугана. Тела вокруг, словно изломанные марионетки, лежащие на земле. Наши ребята, которых я знала, и с которыми разговаривала. Чужие, в масках и униформах. Господи... Сглатываю горечь во рту. Кто-то хватает меня за руку. Визжу пронзительно, смотря в холодные серые глаза в прорезях черной балаклавы.

— Айрин! Блять! — слышу звериное рычание Саймона, который вряд ли сможет мне помочь, потому что нас оттерло друг от друга, и он сейчас на расстоянии нескольких метров и двух десятков чужих смертей от меня.

Не понимаю, откуда у меня берутся силы сопротивляться. Но паника сменяется обжигающей злостью, и я дергаюсь в руках незнакомца, извиваясь и пинаясь. Слышу раздраженное шипение, а потом его внезапно отрывает от меня и подбрасывает в воздух. С тошнотворным хрустом ломается позвоночник, когда его тело ударяется о брусчатку дороги.

— Хори... — выдыхаю облегченно, а Ким перешагивает через труп, притягивая меня к себе.

— Ты в порядке? — его карие глаза внимательно сканируют меня, и я киваю, продолжая дрожать от перегрузки эмоциями. — Давай за мной. Очень быстро.

Спешу за ним по направлению к машинам. Мы точно все здесь умрем. Чертово безумие.

— Хори, там Саймон... — выдавливаю першащим от крика горлом, и Ким косится на меня, продолжая движение.

— Он взрослый мальчик. Справится.

— Да стой же ты... — дергаю его руку, сжимающую моё запястье, и спотыкаюсь на полушаге от внезапного тупого удара в живот.

— Айрин, что?! — Хоранги молниеносно подхватывает меня, когда начинаю оседать на землю.

Пытаюсь что-то сказать, но грудную клетку сдавливает спазмом, пока смотрю на свой живот, на котором ткань пальто медленно пропитывается кровью. Меня что, ранили? Почему мне не больно тогда? Удивляюсь, а в следующую секунду рецепторы обжигает болью, и я вою, смотря в напитанные паникой глаза азиата, который поднимает меня на руки, таща к машине.

— Gamhi jugji maseyo. Gamhi geuleoji maseyo, Ailin. Geuleohji anhseubnida. Nae pum-e issji anh-ayo (Не смей умирать. Не смей, Айрин. Не так. Не у меня на руках). — бормочет Ким, запихивая меня на заднее сиденье и внезапно переходя на корейский.

— Я не понимаю, идиот... — выдавливаю глухо, когда агония немного отпускает и сменяется тупой пульсацией в районе живота.

Хоранги коротко хмыкает от моего оскорбления и вздрагивает, когда я морщусь от боли и резко втягиваю воздух сквозь зубы.

— Не умирай. — поясняет отчаянным голосом, а я смотрю сквозь лобовое стекло на еще один отряд солдат, перекрывающих нам выезд на трассу.

— Мы не выберемся... Это конец... — шепчу немеющими губами, сползая по сиденью.

Ким рыкает, нервно проводя пальцами по волосам.

— Если я сорвусь, пусть твой Райли меня пристрелит.

— Ебнулся? — ворчу недоуменно, не понимая, к чему он вообще это выдал.

— Неа. — Хоранги издает невеселый смешок. — У меня проблемы с контролем. Я серьезно. Почему, как ты думаешь, я до сих пор не отпустил энергетику?

— Ааа... — мычу озадаченно, а кореец отталкивается от машины и захлопывает дверь, отрезая меня от внешнего мира. — Какого черта...

Что значит проблемы с контролем? Да я же чувствовала его ауру раньше, на приеме у отца. Да, она была настораживающей, как зов сирены, но мягкой и осторожной. Что за бред он несет? О, Господи всемогущий... Замираю, переставая чувствовать и боль, и злость, и обреченность, и страх смерти... В глазах темнеет, а волоски на теле встают дыбом, словно наэлектризованные. Наверное так себя ощущают люди, попавшие в эпицентр торнадо, или взрыва атомной бомбы. Тело парализует волной всепоглощающего разрушения. Пульсация темной мрачной силы вспышками накатывает от фигуры азиата, который идёт по направлению к нашим врагам, словно чертов бог смерти. Один за другим те падают на колени и бьются в конвульсиях, стягивая балаклавы и раздирая ногтями лица, и так покрытые кровью, струйками стекающей из носа, ушей и глаз. Морозный озноб проходится по моему позвоночнику, но не могу перестать смотреть на то, как они затихают бездыханно на земле, и как шагает через них Хоранги, похожий сейчас на карающего ангела. И этого смертоносного монстра я называла идиотом... Пиздец...

Краем сознания улавливаю распахивающуюся дверь, и все остальное перестает существовать. Становится трудно дышать и меня обжигает страданием, потому что вижу в янтарных глазах Саймона то, чего никогда до этого не наблюдала, и даже представить себе не могла, что он способен это чувствовать. Страх. Отчаяние. И безусловную вину. Он опускается рядом со мной и бережно перетягивает меня к себе на колени, поддерживая одной рукой мою спину, а второй зажимая рану на животе. Майерс садится за руль и резко стартует с места, лавируя между лежащими вповалку телами и тормозя лишь ненадолго у поворота на трассу, чтобы подобрать Хоранги, который залезает на переднее сиденье и встряхивается, тяжело дыша, словно после многокилометрового забега. А я не могу оторваться от расплавленного золота радужек своего альфы, который молча смотрит на меня, стиснув губы в тонкую линию. Чувствую, как дрожит его ладонь на моем животе. Протягиваю руку, снимая с него маску, и он не сопротивляется, лишь на мгновение закрывает глаза, когда прохожусь пальцами по его скулам, побледневшим сейчас и играющим желваками.

— В больницу. Как можно быстрее. — командует прерывисто Ким, и Майерс втапливает педаль газа в пол, наконец-то выруливая на скоростную дорогу.

— Ни к чему... — шепчу слабо, и Саймон резко вздыхает, распахивая глаза, в которых плещется острая боль в перемешку со злостью. — Я не доеду все равно...

По правде, я чувствую это... Холод внутри и то, как начинает неметь тело, переставая болеть и погружаясь в оцепенение. Я слишком много крови потеряла. И продолжаю терять с каждой секундой, отсчитывающей последние мгновения моей жизни.

— Доедешь, блять. — шипит Хоранги, ударяя кулаком по приборной панели и зло оборачиваясь к нам. — Naega malhaessjanh-a, gamhi jugji mallago, jjajeungnago wangohan nyeon-a. Naneun dangsin-i pogihal jeongdolo jasin-eul tongjehaji anh-assseubnida (Я сказал, не смей умирать, раздражающая упрямая стерва. Я не для этого совладал с собой там, чтобы ты просто сдалась)!

— Я же не понимаю, идиот... — повторяю еще раз и слышу в ответ яростное рычание.

А Саймон целует легким касанием мои пальцы, которыми оглаживаю его подбородок, и говорит тихо:

— Не бросай меня, пожалуйста...

Я сглатываю от щемящей нежности, опутывающей мою душу теплыми щупальцами. Мой сумасшедший безумный жестокий альфа просит меня. Не кричит, не злится, не беснуется яростно, а просит, продолжая прижимать к себе так бережно, словно я хрупкая драгоценность в его руках.

— Я люблю тебя... — шепчу в ответ, и он хмурится, встряхивая головой.

— Не говори так. Не говори так, блять, потому что думаешь, что ты умираешь, принцесса.

— Я люблю тебя. — повторяю тверже, видя, как поднимает лицо вверх ненадолго, шумно выдыхая через нос, и снова возвращает ко мне взгляд, полный страдания и нежности. — Люблю. И буду говорить это, пока дышу. Люблю, даже когда бесишь. Люблю, когда ведешь себя, как придурок. Люблю, если ты сам не любишь себя. Люблю, когда другие тебя ненавидят. Люблю до последнего вздоха, даже если он случится сейчас.

— Молчи, дурочка... — он произносит срывающимся голосом, и его пальцы коротко касаются моей щеки, пачкая ее кровью, прежде чем вернуться назад к ране. — Тебе силы нужно беречь.

— Не буду. Потому что я люблю тебя, и хочу, чтобы ты это знал, если я умру... Когда я умру... Не перебивай. — говорю, видя, как пытается что-то сказать, и чувствуя, как слабею все больше и больше. Зрение туманится, и я едва могу ворочать отяжелевшим языком, но продолжаю говорить, потому что мне чертовски нужно это ему сказать. — Я люблю тебя, Саймон. И сейчас, перед тем как я умру, я хочу, чтобы ты больше никогда не сомневался в том, кому я принадлежу. Я хочу твою метку.

— Нет. — стальные нотки в его голосе, боль в янтарных глазах, смешанная с любовью. — Ты пожалеешь об этом, как только выйдешь из больницы. И возненавидишь меня потом. Я не буду этого делать. Ты не собственность. Ты не моя игрушка. Ты моя упрямая прекрасная принцесса, которая сводит меня с ума и заслуживает свободы.

— Потом... А нет никакого потом, Саймон... Есть только сейчас. И к черту свободу без тебя...

— Айрин... — Райли стонет мучительно, но я знаю, что он не сможет мне сопротивляться.

Не тогда, когда я сдалась ему целиком и полностью, поставив этим его на колени.

— Сай... Пожалуйста...

Он вздыхает. Наклоняется ниже, опаляя горячим дыханием мои губы и оставляя на них горький поцелуй.

— Не смей умирать после этого... — шепчет, скользя губами на шею.

Целует точку пульса, который так замедлен сейчас, что мне кажется, будто я погружаюсь в анабиоз. Его клыки царапают кожу, когда он надавливает сильнее. Мои глаза расширяются и тело выгибается от волны жара, расходящегося по нему от места укуса, что отмечает меня им. Внутри расползается удовлетворение, и я расслабленно выдыхаю, пока он слизывает кровь с метки, связавшей меня с самым лучшим альфой в мире. Наконец-то я там, где и хотела быть. С ним. Навсегда. А затем я теряю сознание.

Глава 15

PoV. Кира

— Зачем тебе твой пижонский пентхаус, если ты постоянно торчишь у меня? — потягиваюсь всем телом, и Соуп смеется, придвигая меня ближе, так что я опираюсь спиной на его грудь, а потом оставляет поцелуй на моем обнаженном плече. — Что ты ржешь, идиотина? Если он тебе не нужен, я его продам и куплю себе частную клинику.

Вздрагиваю от мурашек и ахаю, когда его губы накрывают местечко под ухом, слегка оттягивая кожу, а рука сжимается на моей груди, начиная нежно разминать мягкую плоть. Говорю несерьезно на самом деле, плевать мне на его имущество и деньги, мне просто слишком сильно нравится его дразнить теперь, когда знаю, что он целиком и полностью в моей власти. И когда готов дать мне все, что я захочу, и преподнести весь чертов мир мне в подарок.

— Я куплю тебе клинику, мелкая. — Джонни шепчет, скользя языком по моей шее и подтверждая то, что я и так знаю теперь абсолютно точно – мой альфа намерен исполнить любое мое желание. — По клинике в каждом долбанном городе Шотландии.

— А может во всем мире? — хихикаю, сдвигаясь к нему ближе и ерзая ягодицами по его эрекции.

— Во всей гребанной вселенной. — шипит от возбуждения, впиваясь пальцами в мою задницу и направляя мои движения.

— И тогда я буду так занята на работе, что на тебя времени не останется. — смеюсь уже в голос.

Соуп недовольно рычит, рывком подминая меня под себя и вдавливая животом в кровать.

— Я не в приоритете, да? — резко двигает тазом, насаживая меня на свой член, и я раздвигаю ноги шире и стону от удовольствия. — Ты напросилась, мелкая.

Я тяжело дышу, комкая простыни пальцами. Джонни ускоряет фрикции, его бедра шлепают о мои ягодицы, а мое влагалище пошло хлюпает от каждого толчка, потому что я теку от него, как Ниагарский водопад.

— Мой альфа недоволен? — я прогибаюсь в спине, давая ему войти глубже, и он рыкает, начиная трахать меня более грубо.

— Очень. — стискивает пальцы на моем горле, и у меня плывет перед глазами от наслаждения, которое во мне пробуждает этот его властный жест. — Ты просто умоляешь о наказании.

— Я могу умолять о прощении.

— О, да?

Толчок, еще один внутрь меня. Интенсивнее. Сильнее. Я скулю и хныкаю. Я подаюсь ему навстречу при каждом проникновении, чувствуя, как сжимается в спазмах мое влагалище на его члене, приближая меня к оргазму. Его эмоции сплетаются с моими. Похоть. Голод. Обладание. Поклонение. Никогда не привыкну к тому, насколько это остро и горячо. И как это возносит меня каждый раз до небес.

— О, да... — стону и мычу, одновременно отвечая на его вопрос и поощряя не останавливаться. — Да, я прошу... Прошу... Черт...

— Умница, — Джонни довольно усмехается, продолжая удерживать ладонью за горло и скользя губами по моим плечам. — Хорошая девочка.

Перед глазами темнеет. В ушах начинает шуметь, а низ живота скручивает спиралью возбуждения. Его низкий, хриплый, рычащий голос. Его слова. "Хорошая девочка". Черт, это сводит меня с ума.

— Повтори. — дышу рвано, едва могу говорить. Все тело напрягается, а мышцы искрят от зашкаливающего удовольствия. — Скажи это еще раз.

— Хорошая девочка. — я ощущаю, как его губы подрагивают в улыбке на моей коже. Он входит особенно глубоко, вознаграждая меня за послушание. Его руки сжимаются на моих бедрах, удерживая меня неподвижно, пока он берет меня интенсивными грубыми толчками. И его дыхание обжигает мне шею, когда он шепчет греховно и властно. — Ты моя хорошая девочка. Моя и только моя.

Этого достаточно. Я выгибаюсь и кончаю. Мир вокруг исчезает, все пропадает на время, затмеваемое огненным кайфом, струящимся по моим венам. И еще одним оргазмом, который я получаю, чувствуя, как он гортанно стонет, прикусывая мое плечо и высвобождаясь внутри меня. Удовольствие, усиленное во сто крат, потому что мы делим его на двоих. Его чувства во мне. И мои в нем. Лучшее, что я когда-либо испытывала.

— Блять... — выдыхаю, обмякая на простынях и расслабляя удовлетворенное гудящее тело.

— Пиздец... — согласно бормочет Джонни, сдвигаясь с меня и растягиваясь рядом, пытаясь отдышаться. — Я уже говорил тебе, что ты божественна?

— Миллион раз, склеротик. — фыркаю и взвизгиваю от легкого шлепка по ягодице.

— Наглая мелкая забыла, как только что извивалась подо мной и обещала вести себя хорошо?

— Джонни... — тихо смеюсь, наблюдая, как мгновенно смягчается его взгляд, а ладонь проходится нежной лаской по месту удара. В душе расползается довольство. Как бы он ни хотел, он не может мне долго сопротивляться. Улыбаюсь, устраиваясь на его груди, и, положив подбородок на сцепленные пальцы, смотрю в его светящиеся радужки. — И вот ты снова милый котенок...

— Котенок, да? — Соуп хмыкает, закатывая глаза, и хватает меня за затылок, заставляя приблизиться вплотную к его лицу. — Не стоит дразнить зверя, которого только что приручила, мелкая.

— Котенок, да... — шепчу и прижимаюсь губами к его губам. Сладко. И захватывает дыхание. Когда проходится языком по моей нижней губе и скользит им в мой рот, целуя нежно и медленно, я полностью растворяюсь в нем. И с каких пор я успела стать такой одержимой? — Что будем делать?

Спрашиваю, отстраняясь от поцелуя, потому что в последнее время мы из постели не вылезаем. Не то чтобы я жаловалась. Я чертовски довольна, если честно. Но у него же там какие-то проблемы в бизнесе. И в семье тоже. Не хочу, чтобы он отставлял свою жизнь на второй план из-за меня. Вижу, как хмурится. Понимает, что я хочу заставить его вернуться к насущным вопросам. Понимает, что я права. Но инстинкты заботы о своей паре у альфы всегда бегут впереди мозга. Поэтому ему не нравится то, что я подразумеваю. Вздыхаю. Знаю, что не смогу с ним ссориться сейчас, потому что... Ну он мой. И этим все сказано. Нашу игру в гляделки прерывает телефонный звонок, и Соуп сразу же напрягается, взглянув на экран.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что? — я тоже начинаю нервничать, и он успокаивающе опускает руку мне на поясницу.

— Брат. — поясняет коротко и добавляет уже в трубку сосредоточенно. — Слушаю.

И его глаза мгновенно темнеют и наливаются алым, когда впитывает то, что ему говорит на том конце незнакомый пока мне альфа. Ощущаю холодок в позвоночнике. Странное предчувствие, которое только усиливается от того, как стискивает челюсти Джонни, и как сильно его пальцы впиваются сейчас в мою кожу.

— Блять, нахуй! — он матерится сквозь зубы, и я инстинктивно кладу ладонь ему на щеку, пытаясь утешить. Сглатываю, когда склоняется к моему прикосновению, закрывая глаза. — Давай в Королевскую. Да, у меня там свой врач. Подъедем, как только сможем. Давай без этого, блять. Потом решим.

Джонни сбрасывает звонок, и я слышу глухое злобное рычание в его груди, от которого покрываюсь мурашками. Не потому, что боюсь. Ни при каких обстоятельствах я бы не испугалась его. А потому что понимаю, что случилось что-то хреновое. Усаживаюсь прямо, смотря на него, когда поднимается одним рывком, начиная натягивать на себя боксеры и джинсы с черной футболкой.

— Нужно ехать, малыш. — говорит все еще хмуро, и я тоже слезаю с кровати, доставая из комода белье, а затем влезая в жемчужно-серый спортивный костюм. — Девушку Саймона ранили. Очень серьезно. Он всю больницу разнесет и сам вздернется, если с ней будет плохо... Лучше, чтобы ты была на операции. Может он будет поспокойнее, зная, что с ней кто-то из семьи.

— Пиздец... — я шепчу онемевшими губами, в быстром темпе спускаясь за ним к машине.

Руки начинают дрожать. Я не знаю его родных. Не знакома с его братом и этой девушкой, которая сейчас в беде. Но это его близкие люди. А значит они важны и для меня тоже. И у меня душа болит из-за того, что он переживает сейчас. И из-за того, что Саймон страдает. И из-за сочувствия к его девушке и желания помочь. И где-то глубоко внутри под сотней слоев тревоги и беспокойства во мне рождается моя собственная звездная вселенная. Он сказал "кто-то из семьи". Он считает меня семьей, Боже...

Мы нарушаем все мыслимые правила дорожного движения, пока Джонни ведет на предельной скорости переливчато синий FERRARI 296 GTS Spyder, втапливая педаль газа в пол и буквально через двадцать минут тормозя у главного входа в госпиталь Королевы Елизаветы.

Холл уже полон угрюмых бет, с отчетливо выделяющимся под куртками оружием. Мы проходим мимо них быстро, они дисциплинированно расступаются перед моим суровым альфой, который ведет меня сквозь толпу, придерживая за спину сильной рукой. Вижу в комнате для посетителей высокого хмурого азиата в небрежно расстегнутом пиджаке и тканевой маске, скрывающей нижнюю часть его лица. А еще накачанного блондина в кожанке и с испачканными в крови руками, который меряет пространство шагами, словно тигр, запертый в клетке.

— Шепард звонил. Будет здесь через час. — светловолосый останавливается, замечая нас с Джонни, и я вздрагиваю от безысходной тоски, тлеющей во взгляде его карих глаз.

— Ебанный пиздец, — вздыхает Соуп, проводя ладонью по волосам. — Он тут армагеддон устроит.

— Так, давайте без судного дня обойдемся. — я вмешиваюсь, стараясь звучать уверенно. — Здесь хорошие хирурги. Мы сделаем все, что в наших силах. Просто подождите немного. Хорошо?

Смотрю на мужчин, которые провожают меня взглядами, когда я выхожу из комнаты и иду в ординаторскую. Переодеваюсь быстро. Айрин – Джонни рассказал мне в дороге, как ее зовут и чья она дочь – уже увезли в операционную, и я, обработав и продезинфицировав руки и надев стерильные перчатки и маску с одноразовым халатом, вхожу туда и вижу сосредоточенную и слаженную работу команды докторов. Я конечно не могу участвовать в операции. Эмоциональная вовлеченность – это препятствие в работе. Хирурги никогда не оперируют сами родственников, друзей и близких. Но я нахожусь рядом, как и обещала Джонни. И с каждым часом чувствую, как все больше и больше мрачнеет атмосфера вокруг. Даже сюда долетают отголоски энергетики альф, сидящих внизу.

Операция сложная. Айрин потеряла много крови, и ее сердце останавливается несколько раз. Нам удается его запустить, и волны удушающей тьмы, исходящие от ее альфы, который чувствует ее боль, и клубящиеся по больнице, немного слабеют. Когда мы заканчиваем, я спускаюсь вниз усталая и выжатая, как и хирурги, совершившие невозможное там, в операционной. Прошло около двадцати часов. Я вымоталась не столько физически, сколько эмоционально. Поэтому еле стою на ногах, заходя в комнату ожидания и натянув по пути белый халат поверх зеленой формы. Саймон все еще там. Как и сосредоточенный азиат. А еще я вижу лысого альфу в возрасте. Видимо отца Айрин. Убийственно яростного и жуткого. Глаза которого мечут молнии и обещают мучения всем присутствующим.

Позволяю себе на секунду расслабиться в кольце рук Джонни, который обнимает меня, прижимаясь губами к моему виску, а затем выхожу вперед, глубоко вдыхая и собираясь с силами.

— Операция прошла успешно. — говорю то, что светловолосый альфа и так уже знает наверняка. Я ощущала его энергетику там, и понимаю, что он может на расстоянии чуять эмоции Айрин, потому что их связывает метка. Вижу, как темнеют его глаза. Каким-то шестым чувством он осознает, что это еще не все. И я продолжаю. — У нее была сильная кровопотеря. Проникающее ранение привело к повреждению внутренних органов и серьезному кровоизлиянию в забрюшинном пространстве. Нам удалось стабилизировать состояние. Но из-за того, что пуля спровоцировала маточное кровотечение и травму... Возможно Айрин не сможет в будущем иметь детей...

Произношу последние слова приглушенно. Спазм сжимает горло. Мне так чертовски жаль сейчас... Джонни успевает обнять меня и закрыть собой. Прячу лицо у него на груди, слыша, как вылетают стекла, дрожат стены и вокруг воцаряется хаос от сошедших с ума аур Шепарда и Райли, которые погружаются в ярость.

Глава 16

PoV. Малия

Особняк оказался на самом деле огромным. Намного больше, чем я даже могла себе представить. Той небольшой части, что мне удалось рассмотреть из окон, совсем не хватило, чтобы составить о нем правильное впечатление. Выяснилось, что у задней части фронтального здания есть ещё два громадных крыла, так что все строение, чем-то напоминает по форме букву "П". Мне удалось это проверить после того, как Дикий отнес меня в душ, где мы занялись любовью еще раз, а потом переместил в спальню, и мы поссорились, когда я стала настаивать на том, чтобы он объяснил мне какого собственно хрена он так одержим тем, чтобы уничтожить мою семью. Никто молчал, я на него наорала, он разозлился, вместо бесячего истинного появился Ублюдок. На него я тоже наорала, он язвил в ответ в своей обычной саркастичной манере, пока я не начала избивать его подушкой.

В общем, мы серьезно так поссорились. Потому что я, хоть убей, не понимаю, почему это сумасшедшее чудовище не хочет включить мозги и начать искать какой-то выход из ситуации. Мы же истинные, блять... А значит это навсегда. И если он хочет быть со мной, то ему придется принять и мою семью тоже. Ну не бывает так в этом мире, чтобы можно было грохнуть, например, брата своей любимой, а потом жить с ней долго и счастливо. Я не смогу этого простить. Нужно все исправлять. Только вот упрямый идиот сказал, чтобы я не вмешивалась и не лезла куда не просят, и ушел по делам. Хрен угадал. Хорошо, что хоть запирать меня в комнате перестал, позволив свободно передвигаться по особняку, чем я и воспользовалась в его отсутствие. Только предупредил напоследок, что по периметру охрана с обученными злыми собаками. Ну я и не сомневалась, если честно.

Наверное, он не думал, что я осмелюсь забрести так далеко. Я и сама не думала. Ходить по пустому заброшенному обшарпанному имению страшно. Постоянно ждешь, что кто-то набросится на тебя из-за угла. Спускаясь в подвал в правом крыле я трясусь от каждого звука. Время от времени тишину разрезают какие-то непонятные шорохи, сдавленные вздохи. Чертовщина какая-то. Привидений не существует. Да, я в этом уверена. Наверное...

Вздрагиваю и замираю от протяжного скрипа половиц под моими ногами. Впереди мрачный темный коридор. Какие-то обломки мебели вдоль стен, непонятные ящики, горы ткани, похожие на содранные впопыхах и просто брошенные бесформенной грудой на пол шторы. В позвоночник впиваются холодные иголки тревожного испуга. Окон нет, да оно и не удивительно для подвала. Сквозь щели в досках на потолке проникает совсем немного слабого света. Жутко. Да ну нафиг. Чего я сюда полезла, спрашивается? Как будто то, что я ищу неприятностей на свою задницу, поможет мне решить мою долбанную проблему. Разворачиваюсь поспешно, собираясь взлететь вверх по лестнице и вернуться в относительную безопасность комнаты своего психа, как вдруг за моей спиной раздается тихий мучительный стон, и я леденею, парализованная страхом.

— Блять... — шепчу тихо, разворачиваясь медленно к источнику звука, и подпрыгиваю на месте, услышав произнесенное прерывистым измученным голосом, от которого меня вместо паники мгновенно швыряет к радости.

— М-мали...

— Алекс! — я взвизгиваю и в пару шагов преодолеваю расстояние к противоположному концу помещения, где у стены замечаю скрючившуюся на полу фигуру. — Алекс... Алекс, с тобой все в порядке?

Ощупываю его тело на предмет травм, вздрагивая от того, как тихо стонет от боли. Замечаю на его запястьях железные кандалы и опускаюсь на колени, отчаянно дергая такую же массивную цепь, которая тянется к внушительному кольцу, вмурованному в бетонный пол.

— Да что за херня?! — вскрикиваю от разочарования, сдувая лезущие в лицо локоны. — Алекс, что ты молчишь?! Ты ранен или нет?

— Мали, беги отсюда... Убирайся нахрен из этого дома... — Алекс шепчет, а я склоняюсь ближе к его лицу, убирая с его лба слипшиеся от крови светлые пряди волос.

Глаза немного привыкли к темноте, и я могу рассмотреть царапины и ссадины на его лице, а также рваную рану прямо у линии роста волос и багровый синяк, наливающийся на челюсти. Он очень усталый, слабый и осунувшийся, как будто очень долго не спал. И наверняка его в отличие от меня не удосужились покормить. Внутри расползается дикая злость.

— Черта с два я тебя тут брошу, — шиплю тихо, пытаясь подтянуть его вверх и помочь сесть у стены удобнее. Алекс со стоном привстает и опирается на стену тяжело дыша. — Это он с тобой сделал? Никто? Он тебя бил?!

— Не... Нет... Это в аварии... Головой ударился сильно. Не помню ничего... Вроде бы он приковал... — Алекс морщится и поднимает скованные руки, умащивая их у себя на коленях, а я выдыхаю немного, успокаиваясь.

Ну по крайней мере Никто не соврал мне. Он не истязал Алекса. Почему-то осознание этого расплывается теплом внутри меня. Оказывается помимо злости, меня терзало что-то еще. Я не хотела разочароваться в нем. И хотела знать, что могу доверять своей паре.

— Алекс, потерпи. Я попробую найти что-то. Я не знаю... Чем можно это перепилить?

— Не дури, — Келлер фыркает устало, вытягивая вперед ноги. — Мали, я сказал, уходи отсюда немедленно. Попробуй сбежать.

— Нет!

Я встаю и начинаю шарить по завалам вещей, грудами лежащих у стен, надеясь найти какие-то инструменты и попытаться освободить Алекса. Соплю в нетерпении, роясь в разном старье, слыша, как недовольно шипит Келлер за спиной.

— Ну ты, блять, идиотка! Мали! Хватит! Ты почему такая упрямая?

— А то для тебя это сюрприз, придурок! Закрой рот и не мешай.

Келлер издает короткий смешок и проводит ладонью по волосам, гремя цепями.

— Я тебя должен защищать. Я твой бета. А ты из себя амазонку строишь. Ты головой не билась недавно?

— Билась. И если не заткнешься, и тебя приложу по твоей тупой башке. Не беси меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Победно вскрикиваю, извлекая из-под какого-то старья обломок железной арматуры, и возвращаюсь к Келлеру. Не то, что я хотела, конечно, но сойдет. Можно попробовать расшатать кольцо и вытащить цепь. Приседаю перед Алексом, начиная царапать прутом бетон вокруг штыря. Наверное сказывается влажность в помещении, или рабочие схалтурили и использовали некачественные материалы, при заливке пола, но крошится он довольно неплохо. Будь Келлер альфой, он бы легко сам вырвал эту цепь из пола. Лишь бы Никто не вернулся, пока я тут своего бету освобождаю.

— Сходи со мной на свидание... — неожиданно выдает Алекс, и я застываю, чувствуя, как падает моя челюсть вниз от удивления.

— Ээээ... — мычу, как умалишенная, и внезапно начинаю злиться. — Нашел время, придурок!

Припечатываю, дергая изо всей силы за цепь, и Келлер смеется, обхватывая звенья рядом с моими руками и помогая мне расшатывать стержень.

— Да ладно тебе... — говорит мягко, смотря на меня восхищенно, и я чувствую, как отчаянно краснею. — Просто ты такая сейчас... Валькирия... Я не мог не сказать.

Сглатываю, нервно закашливаясь. Вот что ему ответить? Что пока он сидел в подвале на цепи, я наверху трахалась с психом с раздвоением личности, и по совместительству моим истинным? Господи... Почему судьба иногда такая сука? И почему, как оказалось, сука и я тоже? Не могу его обижать. Слишком хороший он. Слишком добрый и милый. Как нежное солнышко. Лучше язык себе откушу. Молчу. Сосредоточенно тяну цепь, наблюдая, как постепенно поддается. Железное кольцо сантиметр за сантиметром вылезает из покрытого трещинами бетона. Лучше потом с ним объяснюсь. Когда вся эта хрень закончится, когда он вылечится и будет в безопасности. И сможет принять то, что такой парень, как он, заслуживает самой лучшей девушки. А не такой идиотки, как я, влюбившейся в чокнутого безумца.

— Ты ходячая фурия, ты знаешь это? — Келлер облегченно вздыхает, когда нам наконец удается освободить цепь, и мы на минуту успокаиваемся, чтобы отдышаться. — И что теперь?

— Откуда я знаю?! — шиплю язвительно, глядя на него недовольно, потому что понимаю, что он прав. Вспоминаю теперь, что периметр вокруг особняка охраняется головорезами Никто, вооруженными до зубов, и злобными псинами. — Я так далеко не задумывалась!

— Я полагаю, мне не стоит произносить сейчас "я же говорил", — Келлер хмыкает, и я кошусь на него краем глаз раздраженно. — Особенно пока рядом с тобой лежит кусок железной арматуры.

— Ой, заткнись. — я кривлюсь, пытаясь сдержать улыбку. — Зачем я вообще тебя спасаю?

— Потому что дура. — Алекс хихикает, через стон боли, и я возмущенно ахаю, но не выдерживаю, и тоже начинаю смеяться.

— Кто бы говорил. Ты встать можешь?

— Не знаю. Попробую.

Я подхватываю его под ребрами, когда он, неуверенно пошатываясь, поднимается, опираясь одной рукой на стену, а другой на мое плечо. Цепи продолжают болтаться на его запястьях, и я перекидываю их ему через шею, чтобы не мешали передвигаться.

— Нужно добраться до гаража. Может мы сможем завести какую-нибудь машину. Они ожидают, что пленники будут бежать через лес. Если просто поехать на виду у них, то возможно, пока они поймут, что что-то не то, мы сможем оторваться.

— Дурацкий план, — Келлер хмыкает, и я закатываю глаза, пока мы медленно поднимаемся по лестнице вверх из подвала. Он хромает, и ему приходится продолжать держаться рукой за стену, а мне придерживать его с другой стороны. — Но может и сработает... Только, Мали...

— Что? — я шепчу, мое дыхание сбивается от усилий, все же Келлер довольно тяжелый, и тащить его то еще удовольствие. Да и страх того, что вот сейчас из-за угла вырулит какой-то охранник, и нас поймают, тоже не дает расслабиться. — Не нравится, придумай сам что-нибудь.

— Нет... — Алекс вздыхает. — Я не о плане... Я понимаю, что я идиот, но нужно попробовать найти девушку...

— Какую девушку? — я даже приостанавливаюсь на мгновение, переводя взгляд с усеянной разбитыми стеклами галереи с окнами во всю длину одной стены и с колоннами у другой, и перевожу его на бету, сомневаясь в его адекватности сейчас. Может он и правда так сильно стукнулся черепушкой при аварии, что повредился умом? — Нет здесь никаких девушек. Ты этот дом видел? Заброшенная жуткая развалина. Здесь никто не живет, кроме психа и его солдат.

— Есть. — продолжает упрямиться Келлер. — Она приходила в подвал, пела песни и поила меня водой. Молоденькая и... беззащитная...

Алекс сглатывает, отводя взгляд, а я отмираю, начиная подталкивать его дальше.

— У тебя просто галлюцинации.

— Мали...

— Тебе самому спасаться надо. Успокойся.

Келлер вздыхает, и мы продолжаем медленно ковылять к высоким двустворчатым дверям в дальнем конце галереи, одна створка которых криво висит на петлях. Слушаю разочарованное сопение над ухом, продолжая думать о его словах. Да ну бред же. Не может быть здесь никакой молоденькой девушки. Откуда? Встряхиваю головой от внезапного укола ревности в груди. Если у психа тут гарем из омежек, я не знаю, что я...

— Какая непослушная противная девка. — слышу глубокий женский голос за спиной.

Не успеваю обернуться, потому что меня вдруг резко отрывает от Алекса и впечатывает головой в стену.

Глава 17

PoV. Айрин

— Ты сейчас развернешься и выйдешь отсюда. Пока я не вырвал твои чертовы клыки и глотку с ними заодно.

— Нет.

— Ты не прихуел, молокосос?

— Нет.

— Ну, блять, сопляк... Я тебя сейчас...

Сознание возвращается в меня пульсирующими вспышками легкой головной боли. Тело кажется странно онемевшим и чужим. А еще я не могу понять, какого хрена мой отец ругается с Райли у меня в спальне, пока я сплю. С ума все посходили, или что?...

С трудом разлепляю тяжелые веки. Взгляд выхватывает стерильно белые стены, мигающие мониторы каких-то аппаратов, трубки, змеящиеся по кровати к моему телу. Ебанный пиздец... Я не у себя дома, я в клинике... Воспоминания возвращаются размытыми смазанными кадрами. Нападение, ранение, метка... Черт, метка... Шепард сейчас точно в ярости. Ох, черт...

— Пап... — скриплю пересохшим странно непослушным горлом и фиксирую взгляд на альфах, что вздрагивают и, как по команде, синхронно оборачиваются ко мне. — Перестань выгонять Саймона...

— Дочка... — отец подходит быстрым шагом и проводит ладонью по моей щеке.

Его рука дрожит. Я вижу, как он осунулся за эти... А сколько я здесь вообще? Блять, сколько времени прошло то? Всматриваюсь в черты Шепарда. Мешки под глазами, бледная кожа и ярость во взгляде, перемешанная с усталостью.

— Дочь, ты как? Что-то болит? Хочешь пить? Позвать врачей?

— Пап, я в порядке...

Перевожу взгляд на Саймона, который стоит у края кровати, позволяя моему отцу увериться в моем приемлемом состоянии. Тону в его глазах, потемневших сейчас и измученных. И он совсем на себя не похож. Какой-то сдержанный и скованный. И на отца не стал огрызаться. Не выдал грубость в ответ на его наезды. И боже... Как же я сильно по нему соскучилась...

— Сай... — шепчу одними губами, не обращая внимания на Шепарда, который недовольно хмурится.

Лишь на своего альфу смотрю, что делает шаг вперед, касаясь пальцами моих, лежащих бессильно на больничной кровати.

— Я здесь, принцесса.

Переплетаю наши пальцы, и вижу, как смягчается его взгляд. Столько всего спросить хочу, но молчу, продолжая смотреть в его глаза.

— Мы поговорим об этом. Когда тебя выпишут. — выдает отец, и я морщусь и закатываю глаза.

— Я не откажусь от Саймона.

Райли хмыкает, я награждаю его недовольным взглядом. Я его тут защищаю вообще-то, а он мне отца злит еще больше. Который скрипит сейчас зубами так сильно, что я удивляюсь, как они у него не раскрошились.

— Посмотрим, — цедит зловеще, но отводит глаза, когда я поворачиваюсь к нему.

Знает, что не переспорит. Было мне в кого пойти характером.

— Не бесите. — подытоживаю, прекращая бесполезный спор.

Оба затыкаются, а дверь в палату открывается, и входит стройная красивая девушка в зеленой форме и белом халате поверх нее, со светлыми короткими волосами, забранными в хвост на затылке. Не омега. Оно и понятно. Омеги очень редко работают. До первого альфы, пожелавшего заявить на нее права, если она из не слишком влиятельной семьи. Или вообще не работают, если повезло родиться в такой, как моя.

— Рада, что ты пришла в себя. — она мягко улыбается, и я невольно улыбаюсь в ответ. — Я доктор Грин. Можешь звать меня Кира. Мы, можно так выразиться, сестры по несчастью. Связались с двумя наглыми придурками-братьями.

Я хмыкаю. Значит это та загадочная девушка Джонни, которой он одержим. А она мне нравится. Кира поворачивается к альфам, строго смотря на них.

— Мне нужно проверить состояние Айрин. Вы можете подождать внизу.

Вижу, как мужчины вздыхают, но подчиняются, неохотно выходя из палаты. Давлю смешок, пока блондинка подходит ко мне и начинает изучать показатели на мониторах и заносить данные в планшет.

— Как ты себя сейчас чувствуешь? — говорит, осматривая швы на моей ране и удовлетворенно хмыкает, видимо не обнаружив следов воспаления.

— Как будто меня грузовиком переехали. — отвечаю, и мы синхронно хихикаем. — Жива, и отлично.

— Да. Показатели очень хорошие. — Кира кивает и неожиданно мрачнеет, вздыхая и присаживаясь на край кресла, стоящего возле кушетки. — Ненавижу свою работу.

— Почему? — спрашиваю удивленно, видя, как переводит взгляд к окну, заправляя за ухо выбившийся из прически локон.

— Потому что нельзя врать пациентам.

— В чем врать?

— В пояснении их состояния.

— И что не так? — напрягаюсь. Мне что, какой-то важный орган отстрелили? — Говори давай. Я не хрупкая девочка, не растаю.

— Твое ранение было серьезным. Вызвало обильное кровотечение. Была задета репродуктивная система...

Перестаю слушать. Голос Киры звучит фоновым шумом где-то на периферии сознания, сплетаясь со стуком пульса у меня в ушах. Не то, чтобы я как-то безумно хотела детей. Или мечтала о выводке альфят, которых буду воспитывать и растить. Я не собиралась иметь их вот прямо сейчас, сразу. У меня была куча планов на жизнь и много проектов, которые я хотела реализовать. Но, черт... Это важно для любой женщины пожалуй... Об этом невольно задумываешься, когда встречаешь того самого мужчину, которому хочешь родить детей. Именно его детей. Чтобы с его глазами и дурацким характером... И когда эта возможность у тебя была, а потом ее отняли, это... Больно наверное... И обидно. Я встряхиваюсь, выныривая из мыслей, и возвращаю внимание к Кире, которая наклоняется ко мне, мягко сжимая мои пальцы.

— Айрин, сейчас тебе нужно сосредоточиться на выздоровлении. Как только твой организм восстановится, можно будет провести дополнительные обследования. Не стоит раньше времени паниковать. Если тебе нужно поговорить с психологом, я приглашу специалиста.

— Пока нет. Я хочу отдохнуть. — я откидываюсь на подушки и закрываю глаза, улавливая, как она поднимается с кресла и направляется к двери. — И я не хочу никого видеть. Вообще. Особенно Саймона.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хорошо. Тебя никто не побеспокоит. И, Айрин, если не хочешь говорить с психологом, я тоже всегда рядом.

— Спасибо. — слышу, как с легким щелчком закрывается дверь.

Не хочу ни о чем думать. Вернусь к этому завтра. Натягиваю простыню на лицо, надеясь, что получится заснуть, и неожиданно даже для самой себя погружаюсь в сон.

Мое завтра растягивается на несколько дней, а потом на неделю. Я отказываюсь с кем-либо говорить, занимая время просмотром сериалов на ноутбуке и постоянным сном. Отец не давит на меня, прекрасно изучив мой упрямый характер за эти годы. Довольствуется перепиской в мессенджере и моими заверениями, что я иду на поправку. Саймон же исходит яростью. Кира рассказала о скандалах, которые он учинил в больнице, когда его не пустили ко мне. Даже Джонни пришлось вмешаться и вправить ему мозги.

Меня мучает совесть. Да, я избегаю разговора. Потому что понимаю, что не имею права его удерживать возле себя. Он не обязан оставаться рядом, он должен получить нормальную семью, которой он заслуживает. Детей, которые бы любили его безусловно и наполнили его жизнь радостью. То, чего я скорее всего теперь не смогу ему дать. А еще я боюсь разглядеть в его глазах жалость. И понять, что он готов остаться со мной из-за нее. Поэтому не собираюсь позволять ему войти в палату и увидеть меня. До моей выписки так точно. Потом. Не сейчас. Знаю, что оттягиваю неизбежное. Но не могу себя заставить посмотреть в его глаза.

И видимо Райли наконец-то достигает точки кипения, потому что, заканчивая смотреть очередную серию слезливой дорамы, я вздрагиваю от того, что дверь с силой распахивается и бьется о стену. И в помещение заходит Саймон, вежливо, но твердо выпихивая обратно медсестру, семенящую за ним, и аккуратно прикрывая дверь перед ее носом. Закатываю глаза, пока он проходит к кровати и усаживается в кресло, оперевшись локтями о колени и сцепив пальцы рук в замок.

— Тебе лучше, принцесса? — спрашивает, окидывая взглядом мое лицо. Не понимаю, почему не орет и не злиться. — Рана заживает нормально?

— Да, — отвечаю, скрещивая руки на груди. — А у докторов ты узнать не мог?

— Мог. И узнавал. Каждый день. — Райли расслабленно откидывается на спинку кресла, умостив лодыжку на колене другой ноги, и подпирает подбородок пальцами. — Хотел услышать это от тебя.

— Услышал?

— Да.

— Уходи.

— Я эти твои желешки принес, что ты любишь, — наглое чудовище игнорирует мои слова, доставая пакет со сладостями из внутреннего кармана куртки и бросая на тумбочку у моей кровати. — Кира сказала, что тебе можно.

— Ты не охренел? — смотрю удивленно на его небрежный жест. Как будто собаке швыряет угощение. Козлина. — Засунь их себе в задницу.

— Я сейчас тебе засуну. — Райли сужает глаза, и я самодовольно хмыкаю.

— Ничего ты мне не сделаешь. У меня травма и швы.

Вижу, как потирает переносицу пальцами и внезапно коротко смеется, поднимая на меня смягчившийся взгляд.

— Я скучал, принцесса.

Чувствую, как сжимается сердце в груди, обжигая внутри колючим уколом боли. Я тоже скучала, Саймон...

— Тебе не стоило. Нам нужно расстаться. — говорю, пытаясь унять предательскую дрожь в районе солнечного сплетения и убедить себя, что я все делаю правильно. — У нас нет будущего.

— Даже так? — Райли зло усмехается, губы кривятся в оскале, обнажая клыки, по которым он проходится языком. — Уже жалеешь, да? Ну, не удивила. Принцесса поняла, что совершила ошибку, да? Я, блять, говорил тебе, — вздрагиваю, когда он молниеносно подается вперед, впиваясь пальцами в мой подбородок и заставляя обнажить шею. — Не надо. Но нет. Милое маленькое недоразумение, да? Сделаешь пластику, чтобы убрать метку? Может, тату? Ты хотела этого. Ты, блять! Что теперь?

— Ты ебанулся?! — я ору, сбрасывая его руку с себя и пихая в грудь, но Райли только сильнее нависает надо мной, прижимая своим телом к кровати. Осторожно, но не позволяя сдвинуться с места. — При чем тут метка, блять? У меня не будет детей! До тебя не доходит или что?! Я хочу, чтобы ты был счастлив! С настоящей семьей! Придурок!

— Это до тебя не доходит, — Саймон шипит, снова удерживая мое лицо пальцами, и прижимается лбом к моему лбу. — Я. Люблю. Тебя. Тебя, блять. Не каких-то там гипотетических детей. Не семью, образ которой ты рисуешь в своем воображении. Не чертов бизнес. Не власть. Не этот гребанный мир. Тебя, Айрин. Мне дышать больно, когда ты не рядом.

— Ты долбанный идиот... — его слова обрушиваются на меня, словно тонна кирпичей.

Я пытаюсь сопротивляться. Я хочу оттолкнуть его. Я хочу поступить правильно. Я проигрываю. Мне не удается договорить. Рот Райли врезается в мой. Его губы обжигают, заставляя забыть обо всех протестах и благих намерениях. Я стону, впуская его язык и растворяюсь в поцелуе, обнимая его за шею. Он сминает мои губы, погружая меня в эйфорию. Это голодно. Жестко. И это сводит меня с ума.

— Никогда больше не смей от меня отстранятся. — Саймон тяжело дышит, отодвигаясь на мгновение, а затем опускается к моей шее, оставляя легкий поцелуй на полукружиях метки, что выделяются темными линиями на моей коже. — Ты моя женщина. Не смей сомневаться во мне.

— Я не буду... — шепчу тихо, и он улыбается, продолжая меня целовать.

Наслаждаюсь тем, по чему так отчаянно скучала все это время. Присутствием своего альфы. Пока на город не опускаются сумерки, и тогда Райли встает, закинув руки за голову, и потягивается всем своим великолепным телом, разминая мышцы.

— Скажи мне, что не собираешься делать ничего глупого.

Я хмурюсь, чувствуя напряжение в воздухе, ощутимо сгущающуюся атмосферу и мрачные предчувствия, которым я теперь предпочитаю доверять. Саймон улыбается и наклоняется ко мне с убийственно хулиганским видом, заставляя меня закатить глаза.

— Я собираюсь, принцесса. Пора этому дерьму закончиться.

Глава 18

PoV. Малия

— Не. Трогай. Мою. Пару.

Голова раскалывается. Я тихо стону, приходя в себя и прикасаясь пальцами к своему лбу, который пульсирует тупой ноющей болью. Чуть ниже линии роста волос нащупываю шишку и морщусь от неприятных ощущений. Что за сука меня так приложила? Слышу угрожающее рычание Никто, а затем кто-то недовольно цокает языком. Какой-то непонятный щелчок, шипение. Мой истинный тихо скулит, и я подбираюсь, пытаясь встать с пола, на котором лежу животом. Опираюсь на дрожащие руки. Голова кружится. Перед глазами пляшущие черные точки. Не могу ничего рассмотреть. Что с Никто? И где Алекс?

— Ну, ну... Тихо... Не дергайся, — слышу все тот же женский голос, что и за секунду до моей встречи со стеной. — Ты же мой хороший щеночек? Ты же не будешь меня разочаровывать?

— Н-нет... Не надо, — Никто тяжело дышит. Слышу панику в его голосе, и все внутри меня взрывается злостью. — Не надо огня. Я все сделаю. Просто... Просто не трогай ее.

— Конечно ты все сделаешь. Ты же послушный щенок, да? Ты же благодарен мне? Ты помнишь, как я тебя нашла после того, что с тобой сделал Захаев? Как я лечила твои ожоги, как заботилась о тебе? Ты же не хочешь испытать это снова? Огонь — это больно.

Никто воет. Мои ноздри заполняет запах, который поначалу не могу осознать, а потом словно вспышка приходит понимание. Так пахнет жженая плоть. Дикая смесь эмоций помогает мне наконец-то сесть на полу и восстановить способность ориентироваться в пространстве. Тяжело дышу от усилий, окидывая взглядом помещение. Я все еще в той же галерее, по которой мы с Алексом шли перед нападением. Своего бету вижу в бессознательном состоянии лежащего у стены под колонной. Его грудь равномерно вздымается, когда он дышит, и я выдыхаю от облегчения. Живой. Поворачиваюсь медленно к дальнему углу комнаты, самому темному и отгороженному покореженными остатками рояля. Оттуда слышится возня и тихий скулеж, и я всматриваюсь и сглатываю желчь во рту от взрывной ярости, которая вспыхивает во мне мгновенно, затмевая все остальные чувства.

Вижу Никто, который стоит на коленях перед женщиной лет сорока пяти, что одета в классический синий брючный костюм и туфли-лодочки на каблуках. Ее русые волосы увязаны в элегантный пучок на затылке, в ушах поблескивают золотые серьги, и вся она излучает изысканность. Тем более шокирующе смотрится в ее изящных руках с надетыми на пальцы массивными кольцами газовая горелка, которой она сейчас опаляет кожу моего альфы на его массивном предплечье. Тело Никто трясется, глаза закатываются, он падает вперед, опираясь ладонями на грязный пыльный пол, и его пальцы судорожно царапают древесину, оставляя на ней глубокие борозды.

Молодую девушку с черными волосами, спускающимися до самой талии в длинном до лодыжек белом кружевном платье, что сидит в углу и листает какую-то книгу, напевая себе под нос, даже не сразу замечаю. Да и не до нее мне. Лишь отмечаю на периферии сознания ее присутствие, а все мысли сосредоточены только на истинном и его боли, которую чувствую сейчас как свою собственную. Не понимаю, почему не сопротивляется этой суке. Он же альфа. Он же сильнее. В голове всплывают ее слова. "После того, что сделал с тобой Захаев". Соединяются в одну картину со шрамами от ожогов на его лице и теле. Наверное он пережил страшные пытки и теперь панически боится огня. И этот страх позволяет ей управлять им. Держать в подчинении.

— Нет... Нет, Кейт... Не надо... Не надо огня. Я буду послушным. Я буду хорошим. Не надо... — Никто скрючивается на полу.

Вижу, как дрожит его тело. Широкие плечи сжимаются в попытке спрятаться. Я рычу от гнева. Никакая тварь не имеет права издеваться над моей парой. Адреналин шарахает в кровь, и мое тело, подпитанное им, перестает чувствовать усталость и болезненные последствия от удара головой. Только злость остается, что толкает меня вперед. Я вскакиваю, подбегая к русоволосой, и дергаю ее за руку, выбивая из нее горелку. Голубые глаза расширяются от удивления, а затем она презрительно фыркает.

— От тебя столько проблем, вредное потомство Прайса.

Яростно смотрю на нее, приседая перед Никто, и он тут же обхватывает ладонями мои колени, утыкаясь в них головой и прерывисто дыша. Глажу его по спине успокаивающе, пока бешеная омега делает пару шагов вокруг нас, стуча каблуками и изучая внимательным взглядом.

— Ты кто такая, блять? И что тебе от него надо? — говорю сквозь стиснутые зубы.

Она усмехается, останавливая движение.

— О, я не представилась? Как невежливо. Кейт Ласвелл.

— Что? — я замираю. Я помню это имя. Не знаю, почему до сих пор помню, но это так. Омега Гершеля Шепарда. Мать Айрин. — Ты пропала много лет назад.

— О, ты помнишь, да? Как мило. Ты была такой маленькой надоедливой мразью. И сейчас не лучше.

— Что тебе нужно от Никто? — не реагирую на ее оскорбление.

На самом деле я слишком ошеломлена сейчас, и не понимаю совсем, каким образом мать Айрин оказалась здесь. Где была все эти годы. И как она замешана во всем этом.

— От этого милого щеночка с бракованными мозгами? — Кейт склоняет голову к плечу. — Только одно. Чтобы он делал то, что ему велено.

— Да чего ты вообще хочешь?! Психопатка невменяемая!

— Я психопатка? — она смеется. — Кто бы говорил. Не я трахаюсь с монстром, который терроризирует мою семью. А чего я хочу? Ну это совсем просто. Мести. И ты, деточка, мне мешаешь.

Ласвелл внезапно быстро наклоняется, хватая меня за волосы и оттаскивая от истинного. Я визжу, елозя ногами по полу. Перед глазами вспыхивают искры от боли. Вижу, как резко вскидывает голову Никто, обнажая клыки в угрожающем рычании, и его радужки загораются алым.

— Ну нет, не надо. — разочарованно хмыкает Кейт, продолжая дергать меня за волосы так сильно, что мне кажется, что она сейчас снимет мне скальп, и подбирает с пола горелку, щелкая пьезо поджигом. Никто встряхивается и тихо шипит, а она продолжает. — Ты же не хочешь, чтобы личико твоей пары украсили такие же шрамы, как и у тебя?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я кричу и извиваюсь. Никто бросается вперед, и сумасшедшая омега направляет огонь на него. Понимаю, что сейчас произойдет что-то страшное, потому что столкновение навязчивой фобии и угрозы истинной паре способно отправить за грань даже менее психопатичного альфу. И мир и правда погружается в хаос, но совсем не так, как я думала. Тишину заброшенного поместья внезапно взрезают оглушающие звуки выстрелов, автоматных очередей и криков солдат снаружи.

— Какого черта? — бормочет растерянно Кейт надо мной, слегка ослабляя хватку, а Никто одним неуловимым смазанным движением отталкивает ее от меня так, что она впечатывается в стену, сползая по ней и теряя сознание, и обхватывает меня руками, закрывая собой.

Цепляюсь за него, не понимая, что происходит. Все слишком быстро. Вижу мелькающие за окнами силуэты людей Никто и других бет. От попадания пуль еще оставшиеся целыми стекла в этом крыле особняка вылетают из рам и рассыпаются острыми осколками по полу. Мой альфа рычит и начинает тащить меня к выходу, продолжая прикрывать своим телом.

— Ник, стой! — я почти ору из-за необходимости перекрикивать творящуюся вокруг какофонию. — Я не могу бросить Алекса. И ее нельзя бросать тоже!

В творящемся безумии я почти забыла о молодой девушке, про которую вероятно и говорил мне тогда Келлер. Бросаю взгляд на тоненькую фигурку, которая согнулась сейчас в углу, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом. Она явно напугана, и я просто не могу оставить ее здесь одну, хоть и не знаю, кто она такая.

Никто не слушает. Не реагирует вообще. Понимаю, что его альфа-инстинкты сейчас полностью доминируют, выводя на первый план потребность оберегать свою пару, и начинаю упираться, пытаясь хоть как-то достучаться до него. Безрезультатно. Тащит меня вперед, как бесчувственная машина.

— Да стой же ты! — шиплю разочарованно и вскрикиваю, потому что меня неожиданно кто-то хватает за плечо, а Никто бьют в грудь с такой силой, что он отлетает назад, падая и проехавшись спиной по полу.

Я вырываюсь и сопротивляюсь. Меня прижимает к твердому торсу, затянутому в бронежилет. Обмякаю, начиная дрожать от переизбытка эмоций, когда слышу над собой голос Джонни:

— Мали, тихо. Это я. Иди за мной. Быстро.

— Что происходит? — шепчу, пока брат мягко обнимает меня за талию, направляя к двери.

— Не сейчас. Двигайся, сестренка.

Инстинктивно делаю за ним пару шагов, а потом замираю, как вкопанная, потому что даже сквозь трескотню выстрелов и окружающий гам слышу сзади яростное рычание и звуки ударов. Поворачиваю голову, сердце обрывается в груди. Саймон, словно бешеный маньяк избивает Никто, и я дергаюсь и толкаю Джонни, пытаясь вырваться из его хватки.

— Ты ебанулась? — шипит он, сжимая меня сильнее, и я раздраженно вскрикиваю, пиная его по голени.

— Отпусти! Отпусти, блять! — извиваюсь, слыша сдавленный стон над ухом. — Саймон, перестань!

Брат не останавливается. Продолжает наносить методичные удары, от силы которых простой бета наверняка бы уже умер. Никто же только зло рычит, слизывая с разбитых губ кровь. Саймон впечатывает кулак ему под ребра и хватает за волосы, наклоняя и пару раз ударяя коленом в лицо. Никто встряхивается, блокируя его ногу, и бьет локтем в горло, но брат перехватывает его руку так, что я слышу хруст костей, и ступней лупит его по голени. Никто падает на колени. Саймон толкает его на пол и достает пистолет, направляя на мою пару.

— Сай! — я кричу. Паника захлестывает меня, заставляя сердце стучать в сумасшедшем сбивчивом ритме. Как можно жить без истинного? Как я смогу жить, если моя душа умрет? — Джонни, отпусти!

— Мали, да что за... — Соуп не успевает договорить.

Я делаю то, что никогда не думала, что мне придется сделать. Изо всей силы бью его кулаком в лицо. Джонни выпускает меня и отшатывается, закрывая ладонями кровоточащий нос. А я бегу к Никто, который лежит на полу и встряхивает головой, пытаясь сфокусироваться, и обнимаю его, закрывая собой от выстрела.

— Ты какого хуя творишь? — Саймон недоверчиво рыкает, делая шаг ко мне.

— Он мой истинный! — кричу на него, вжимаясь в Никто еще сильнее. Вижу, как брат растерянно опускает пистолет. И вижу, как начинают мигать глаза моего альфы, постепенно переставая светиться и становясь убийственными. И я наверное окончательно сошла с ума, потому что хватаю Хищника за шею и встряхиваю его. Того самого Хищника, который чуть не задушил меня, и который хладнокровный киллер. И ору, смотря, как сосредотачивает на мне свой ледяной взгляд. — Не смей, блять, убивать моего брата! Хоть пальцем его тронешь, я сама тебя кастрирую! Прекратите, блять, вы оба немедленно!

Никто немигающе смотрит на меня пару мгновений, а затем встает одним плавным движением, поднимая меня за собой и положив ладонь мне на поясницу защищающе. Выдыхаю облегченно и тут же зло вскидываюсь от угрожающих слов Саймона, который проводит рукой по волосам, продолжая другой держать пистолет у бедра.

— Все равно его урою. За то, что он сделал, он не жилец.

— Попробуй только. — бросаю на него гневный взгляд, прижимаясь поближе к своему психу и обнимая его за талию. — Я серьезно, Сай. Сначала меня убьешь, понял?

— Ты нихуя не знаешь, что он сделал! — Саймон орет, его радужки наливаются алым.

— Ты тоже не знаешь! Это не он виноват! — я перебиваю его, и мы яростно смотрим друг на друга, пока галерея начинает заполнятся рослыми альфами в классических костюмах и один из них с темными волосами и прозрачно-голубыми, словно горный лед, глазами, проходит вперед с выражением уверенного превосходства на идеально красивом лице.

— Сегодня здесь никто не умрет. — говорит авторитетно, обозревая устроенный нами бардак ленивым взглядом, засунув руки в карманы. — Это дело переходит под управление совета Шотландии.

— Я омега премьер-министра Говарда и требую доставить меня в Лондон. — Ласвелл неуклюже поднимается с пола у окна.

Не знаю, когда она пришла в себя, но вижу, как дрожат ее руки, когда она поправляет ими прическу, пытаясь казаться уверенной.

— То, что ты трахалась с министром, не делает тебя неприкасаемой. — отбривает пренебрежительно брюнет, взгляд которого останавливается на девичей фигурке, застывшей в углу помещения.

— Не смей! — Кейт орет и дергается в руках двух мгновенно скрутивших ее альф. — Киган, не трогай мою дочь!

Голубоглазый альфа усмехается и приседает перед девушкой, отводя пальцами пряди черных волос от ее лица.

— Ты не в том положении, чтобы указывать главе, Кейт. — цокает тихо языком, легко касаясь костяшками пальцев щеки ее дочери. — Пойдешь со мной, милая?

Он произносит мягко, а затем мы все вздрагиваем, потому что эта маленькая хрупкая девчонка, смотрящая на Расса огромными оленьими глазами, начинает визжать так пронзительно, что если бы в окнах еще оставались стекла, они бы точно сейчас все вылетели от звуковой волны.

— Отойди от нее. — Никто неожиданно прерывает свое молчание. — Тея боится альф.

— Ну отлично! — саркастично выдает Киган, поднимаясь на ноги и встряхивая головой. — Кроме того одноногого дохляка без сознания бет здесь нет! Как заставить ее заткнуться? Может твоя омега ее успокоит, а?

Никто суживает глаза, притягивая меня крепче к себе, а Расс раздраженно фыркает, растрепывая пальцами волосы.

— Сумасшедший дом, — бормочет глава себе под нос, почти заглушенный воем Теи.

— Эй, jag-eun baensi (маленькая баньши), — молодой азиат в сером костюме и черной маске на лице опускается на колени перед ней, и она затихает тяжело дыша. Узнаю в нем Хоранги. Корейца, с которым мы виделись на приеме у Шепарда в самом начале всего этого бреда. — Ты не любишь альф, да?

— Альфы зло. Плохие. Плохие. Злые. Альфы злые. — Тея произносит охрипшим от крика голосом, и Хоранги хмыкает весело, услышав ее утверждение.

— Да, правда. Альфы плохие и злые. Но тебе не нужно бояться. — он достает пистолет и переводит его в боевое положение, протягивая ей рукоятью вперед. — Вот, возьми. Тебе просто нужно нажать на курок и попасть вот сюда. — он постукивает пальцами по своей груди, пока она забирает оружие медленно, смотря в его глаза. — Теперь ты сможешь защитить себя, да?

— Да. — Тея кивает, успокаиваясь и крепко сжимая в руках холодный металл, и Хоранги встает, протягивая ей ладонь.

— Давай я провожу тебя в какое-нибудь более приятное место.

— Тея, нет! Не верь ему, — Ласвелл дергается в руках удерживающих ее альф, и Киган недовольно морщится. — Помни, чему я тебя учила, альфы зло!

— Уведите, — бросает Расс отрывисто, и сопротивляющуюся Кейт уводят.

Уходит и Хоранги, держа за руку Тею, которой тихо рассказывает что-то, пока она доверчиво держится за его ладонь, продолжая сжимать в другой пистолет. Все еще бессознательного Алекса уносят к машинам, а Киган поворачивается к нам, окидывая изучающим взглядом.

— Я бы должен твоего психа в наручники заковать, маленькая мисс Прайс. — произносит задумчиво, глядя на Никто.

— Удачи, — я фыркаю, совсем не впечатленная. Скорее ад замерзнет, чем Хищник позволит себя связать. — Он тебе глотку вырвет перед тем, как ты это сделаешь.

— Как грубо, — Расс смеется и проводит языком по клыкам. — А что, он у тебя говорить не умеет?

— Не умеет. Умеет шеи сворачивать. — отвечаю, слыша, как мой альфа тихо хмыкает, явно позабавленный моей дерзостью.

Сумасшедшая я идиотка и правда. Но только такая и могла понравится этой хладнокровной смертоносной личности моего истинного настолько сильно, чтобы он даже сдержал ради меня свою неуемную жажду убийств.

— Мило, — глава продолжает смеяться, взмахивая рукой своим людям и они начинают перемещаться к машинам, пока в особняке не остаемся только мы с Никто, Расс и мои братья. — Вы свободны до вечера. Можете посетить больницу и привести себя в порядок. А затем жду на совете. Буду решать, что делать с вашим дерьмом. И не поубивайте друг друга до этого времени.

Киган выходит, и мы тоже двигаемся за ним. Хмурые Джонни с Саймоном не сводят с меня недовольных взглядов, и я давлю желание показать им средний палец, пока залезаю на заднее сидение джипа, устраиваясь под боком своего альфы. Усталость наваливается на меня как бетонная плита, и я почти засыпаю в оберегающем кольце его рук, опустив голову ему на грудь и слушая размеренное биение его сердца. Напряжение последних недель постепенно отпускает. Если в дело вмешался глава альф Шотландии, значит все точно решится, так или иначе. Осталось только выяснить, зачем Кейт было все это нужно. И еще вправить мозги одному невыносимому блондинистому исчадию ада, чтобы он и думать забыл о планах на убийство моего любимого психа.

Глава 19

PoV. Кира.

Белое атласное платье, украшенное серебряной вышивкой и волнами спадающее до самого пола, идеально подчеркивает зону моего декольте и оставляет открытыми плечи. Мои светлые волосы прилично так отросли за это время, и стилисты уложили их в сложную прическу, заколов жемчужными шпильками и закрепив на них вуаль из тонкого кружева цвета слоновой кости. Смотрю на себя в огромное зеркало, стоящее посреди комнаты в золоченой раме. Похожа на принцессу из сказки. Стройная, изящная, прекрасная принцесса. Фыркаю себе под нос. И когда я успела превратиться в романтичную дурочку? Истинность, очевидно, плохо влияет на мозг. Инстинкты начинают преобладать над здравым смыслом. И что самое раздражающее — мне это нравится. Нравится восхищать своего альфу, потому что, я уверена в этом, как только он увидит меня в этом платье, он забудет, как дышать. Фыркаю еще раз, переводя взгляд на Айрин и Малию, которые сидят в противоположном углу комнаты на бордовом велюром диване в одинаковых коралловых платьях подружек невесты. Девчонки оживленно обсуждают что-то, не обращая внимания на суетящихся вокруг свадебных распорядителей, доводящих до ума мой образ.

Малия смеется, отпивая шампанское, и Айрин закатывает глаза, улыбаясь и делая глоток из стакана с соком, который она держит в руке. Понимаю ее раздражение. Алкоголь ей еще месяцев пять не светит. Животик уже хорошо так видно под тканью платья.

— Я точно прикончу Райли. Из-за него всех радостей жизни лишилась. — она недовольно хмыкает, но тут же снова улыбается, когда мы с Малией начинаем хихикать. — Что вы ржете? Я серьезно. В первую же течку вместе заделать мне детей. Я не хочу блохастых непослушных щенков!

— А вдруг он хорошо их воспитает? — я говорю отсмеявшись, и Малия согласно кивает.

— Кто? Райли? — Айрин прикрывает глаза ладонью, преувеличенно вздыхая. — Не смеши.

— Не делай такое лицо. Ты любишь моего брата.

Айрин корчит гримасу, услышав это заявление и косясь на Малию недовольно.

— Помолчи уже. А то вспомню про любовь некоторых к сумасшедшим психопатическим убийцам.

— Это дискриминация. — та фыркает, и Айрин качает головой. — Хищник милый. Мы с ним ездили на полигон, он учил меня стрельбе по-македонски.

— Ага. А Ублюдок учил глубокому горловому...

— Дура! — Мали смеется. — Не завидуй.

— Нет, ну а что? Я тоже себе хочу абсолютно легальный гарем. — Айрин хмыкает задумчиво. — С твоим Никто каждый раз будто в групповухе участвуешь. А может Райли тоже по башке приложить, а? Может там что-то щелкнет, и у меня будет десяток альф в услужении?

— Тебя один бесит до дрожи, а ты десяток хочешь. — я издаю короткий смешок, пока милая девушка визажист делает последние штрихи макияжа на моем лице.

— И то правда. — Айрин соглашается, заставляя нас с Малией синхронно прыснуть от сдерживаемого веселья. — Как-то я не подумала.

— Айрин, а Тея не придет? — спрашиваю, замечая, как сразу же лицо подруги немного мрачнеет.

— Нет, моя сестра... Все сложно.

Вздыхаю, пока Малия продолжает щебетать, уводя разговор в сторону, и погружаюсь в собственные мысли. Да, сейчас все кажется таким спокойным и счастливым. Но тогда... После той ночи, когда Джонни ушел спасать свою сестру и участвовать в гребанной войне, а я сидела дома, пытаясь унять тревогу и панику, в ожидании его возвращения...

Семья погрузилась в безумие. Саймон, словно одержимый, цеплял Никто по любому поводу. Их схватки были настолько жестокими, что было удивительно, как до сих пор кто-то из них не умер. Прайсу приходилось использовать свою энергетику, чтобы заставить их перестать. Раз за разом, пока все не начиналось снова. Прекратила все, как ни странно, Айрин, сказав, что просит Никто стать крестным отцом ее будущего ребенка. Райли не разговаривал с ней неделю. А потом приехал Киган, принеся решение совета по поводу конфликта двух самых влиятельных кланов Эдинбурга и русского психа, который теперь тоже стал частью семьи. Слушая слова Расса я не могла отделаться от чувства, что нахожусь в каком-то сюрреалистичном абсурдном сне. И не понимала, как удалось пережить всю эту информацию Айрин. Узнать о том, что сделал ее отец, и что творила мать, наверное было самым сложным испытанием для нее. А ведь теперь к тому же у нее была сестра. О существовании которой она раньше и не подозревала. Сестра, наотрез отказывающаяся идти на любые контакты как с Айрин, так и с Шепардом. Которого в полной мере настигла карма за его прошлые деяния.

Кейт Ласвелл была очень странной всегда. Ее не привлекали обычные девчачьи глупости вроде нарядов и вечеринок. Она упорно училась, изучая теорию военной экономики в Университете Ланкастера. На самом деле, она признавалась потом, что ее больше привлекало само военное дело. Служба в армии, участие в полевых конфликтах. Понятно, что это не светило омеге в нашем патриархальном мире. Поэтому она довольствовалась тем, что есть. Ходила на факультативы, уделяя особое внимание стратегии и тактике. Благо положение отца, занимавшего незначительный пост в совете альф ее родного города, позволяло ей до поры до времени чувствовать себя свободной.

А потом Кейт влюбилась. До безумия. До помешательства. Так, как любят всего лишь раз в жизни. В другую омегу. Нежную, ласковую, увлекающуюся музыкой и учащуюся в консерватории. И она ответила взаимностью. В мире, которым целиком и полностью владеют альфы, две особенные омеги встретились и полюбили друг друга, чтобы никогда не быть счастливыми. Шепард уже тогда возглавлял компанию своего отца. Когда он приехал в Ланкастер для заключения выгодной сделки в сфере оборонной промышленности и увидел Ласвелл на приеме в честь своего прибытия, единственное, что ему понадобилось сказать — "хочу". И Кейт преподнесли ему на блюдечке с одобрения ее собственной семьи. Это было почетно и лестно. Влиятельный альфа, владеющий половиной заводов по производству оружия в Шотландии, обратил внимание на его совершенно обычную немного странную дочь. Отец Ласвелл был в восторге. Она же пыталась смириться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Родила Айрин, играла роль послушной и покорной омеги, угождающей своему альфе. Единственное, что удерживало ее от сумасшествия — редкие встречи со своей возлюбленной, и несколько ночей в год, наполненные страстью и нежностью и не позволяющие найти в Эдинбурге самый высокий мост и закончить то, во что превратилась ее жизнь. Прикосновения ее нежных рук, поцелуи и тихие признания, это давало возможность Ласвелл продолжать дышать. А потом Шепард узнал об этом.

Кейт пыталась сбежать. Подготовила деньги и документы на другое имя. Для себя и для нее. Он выследил их в портовом районе Бирмингема, в дешевой квартирке на окраине. Ярость альфы не то, чему может противостоять омега, даже такая умная, сильная и способная. Другую девушку Шепард просто убил, сломав хрупкую шею одним движением пальцев. Этот хруст костей и то, как тускнели любимые глаза, снилось Ласвелл в кошмарах, когда он заставил ее вернуться и подчиниться его власти.

Прежняя Кейт умерла. В той заброшенной грязной квартирке вместе с единственной девушкой, которую любила всем сердцем. Родилась новая. Расчетливая, жестокая и безжалостная. Когда она исчезла во второй раз, она подготовила все настолько хорошо, что Шепард не смог ее отыскать. Он не знал, что с ней. Жива ли она. Как не знал и того, что уходила она беременной во второй раз. Она собрала свою жизнь по осколкам. Медленно и методично продвигаясь к вершине власти через манипуляции, убийства и постель. Купила старый заброшенный особняк на окраине Эдинбурга через подставных лиц и поселилась там с дочерью прямо под носом у Шепарда, воспитывая ее в ненависти к альфам и кирпичик за кирпичиком выстраивая свою маленькую империю.

Однажды она узнала, что Захаев, которому она помогала в некоторых делах, удерживает в плену альфу. Пытки, которые пришлось пережить этому русскому парню, были настолько жестокими, что его психика окончательно сломалась, отреагировав на истязания острым диссоциативным расстройством. И у Кейт сформировался план. Она вытащила Никто из плена и сделала своим послушным орудием мести. Все таки солдаты не стали бы слушаться омегу, какой бы умной и сильной она ни была. Его же они слушались беспрекословно. А он был безжалостным убийцей, целиком и полностью подчинявшимся ей. Премьер-министр, которого Кейт очаровала, сыграв роль послушной влюбленной омеги, обеспечил поддержку в правительстве. И все завертелось. Нападения. Убийства. Захват заводов. Она хотела полностью разрушить жизнь Шепарда и заставить его страдать так же сильно, как страдала она. Прайс попал под раздачу только потому, что его бизнес был тесно связан с корпорацией Шепарда. А в своем отчаянном желании мести Ласвелл было совершенно все равно на сопутствующие жертвы.

И кто же мог знать, что абсолютно спонтанные события, не связанные между собой, разрушат так тщательно выстраиваемые планы. Кто мог знать, что Саймон и Джонни настолько облажаются в Манчестере, что Прайс решит вернуть их домой. Кто мог знать, что спокойный и милый Хоранги окажется смертоносным дьяволом, способным остановить в одиночку целую армию. Кто мог знать, что сумасшедший альфа, взглянув в глаза похищенной им девушки, учует в ней свою истинную и перестанет подчиняться приказам.

Ласвелл не удалось отомстить так, как она того хотела. Киган решением главы вернул захваченные фабрики прежним владельцам. Кейт должны были казнить. Я ждала этого приговора со скребущим неприятным чувством внутри. Хоть она и принесла много боли моей семье, чисто по человечески я могла ее понять. И мне было ее жаль. Потому что она пережила то, что вынуждены терпеть тысячи таких же омег в этом мире, находящихся под владением альф. Потому что на ее глазах убили ее любовь. А испытать подобное не пожелаешь и врагу. Теперь, встретив Джонни, я это знаю точно. Когда умирает тот, кого ты любишь, от тебя остается лишь пустая оболочка, продолжающая дышать по инерции. Сломанная и неживая.

Я испытала искреннее облегчение, узнав, что премьер-министр Говард вмешался в дело и забрал Кейт под свою опеку, поместив ее в закрытый пансион в графстве Кент. Может быть там она сумеет обрести покой. Даже после всего, что она сделала.

Шепард не смог перенести все стоически. На самом деле, он сильно сдал и постепенно передает управление компанией Саймону, сосредоточив все свое внимание на попытках наладить отношения с дочерьми. Прайс восстанавливает бизнес с помощью Джонни, который теперь настолько занят делами, что у меня начинает формироваться навязчивое желание запереть его в нашем пентхаусе и не выпускать оттуда до следующего столетия. Райли и Никто не примирились. По правде, я и не ожидала этого от двух сумасшедших придурков. Но ради Малии и Айрин они пытаются держать себя в руках. Узнав о том, как Ласвелл манипулировала Никто, и о том, кто является настоящим виновником всех бед, Саймон стал спокойнее. Можно сказать, что теперь у них холодный нейтралитет. Что касается меня, я с уверенностью могу сказать, что получила все, чего только могла хотеть. Потому что я выхожу замуж за самого идеального альфу во всей вселенной.

— Ну вот, все готово. — визажист удовлетворенно вздыхает, отступая в сторону.

Я поворачиваюсь к девчонкам, которые пищат от восторга.

— О, ты такая красивая...

— Принцесса из сказки...

— Ой, заткнитесь, — перебиваю их, посмеиваясь, и они синхронно фыркают. — Пора выходить.

— Ты еще успеваешь сбежать. Подумай, всю жизнь провести с моим придурком-братцем. — выдает Малия.

Айрин хихикает, я же закатываю глаза, улыбаясь. Точно нет. Ни за что не сбегу теперь, когда все мои мечты сбываются. Мой папа умер давно, когда я была еще совсем маленькой, поэтому к алтарю меня ведет отец Джонни. Мы с Прайсом идем по проходу между лавками в богато украшенном праздничном зале. С потолка свисают невесомые прозрачные шифоновые полотна, серебряные ленты и мерцающие золотым блеском шары. Повсюду миллионы цветов, наполняющих воздух своим опьяняющим ароматом. Гости, наши родные и близкие люди, наши друзья и коллеги, провожают меня восхищенными взглядами. Мама, сидящая впереди, утирает кружевным платочком слезы. Я хочу уделить им всем внимание, поблагодарить за то, что разделяют сейчас со мной этот момент. Но не могу глаз отвести от своего альфы, который ждет меня у алтаря в прекрасно сидящем на нем элегантном черном костюме. С улыбкой на губах. И который смотрит сейчас на меня так, словно я богиня, спустившаяся с небес.

— Готова, мелкая? — Джонни берет меня за руки, когда Прайс подводит меня к нему и передает в его владение. — Готова застрять со мной навсегда?

— Да, — отвечаю, смотря в его излучающие теплое серебристое сияние радужки. — Окончательно и безусловно да.

Потому что, что бы ни было раньше, пусть прошлое остается в прошлом. Он мое будущее. И моя единственная истинная любовь.

Бонусная глава. Макаров. Свет в его тьме

PoV. Минори

— Ай, блять! — я дергаюсь и наугад пинаю ногой по массивной фигуре, которая тащит меня из машины. Наугад, потому что уроды завязали мне глаза, и о том, что происходит вокруг, я могу только догадываться. — Отпусти, мудак ебучий!

Слышу, как шипит в ответ. Похоже мне удалось хорошо его приложить. Улыбаюсь злорадно, и тут же вскрикиваю от острой боли в запястьях, потому что долбанный мордоворот хватает меня за связанные руки и буквально вышвыривает на улицу.

— Не знаю, нахуй ты боссу сдалась, сучка мелкая, но когда он с тобой закончит, я тебя на лоскуты порву. — рычит мне на ухо, обдавая горячим дыханием шею, и я морщусь от отвращения. — Заебала по всему городу за тобой гоняться. Вас шлюх наглых давно пора в резервации запереть. И выдавать альфам для жесткого траха.

Выслушиваю его извращенные фантазии, пока заставляет меня тащиться за ним, дергая за веревку на руках. Спотыкаюсь и пищу сдавленно, но даже это не заставляет его заткнуться. Прерывается он на полуслове, только когда рядом мужской голос произносит властно:

— Хлебало завали, Миша.

— Нолан, да я ж нихуя... Все сделал, как сказали. — голос моего пленителя становится заискивающим и я презрительно усмехаюсь, хоть ситуация и не располагает к веселью.

— Ты какого хуя ее связал?

— Так брыкалась сучка. Поцарапала меня, укусила...

— Боссу сам объяснять будешь.

Слушаю их перепалку, пока продолжаем идти дальше. По изменившейся атмосфере понимаю, что мы вошли в помещение. По коже проходится холодный озноб. Даже на расстоянии чувствую его жестокую энергетику. Мучительно стону, желая раствориться в воздухе. Не хочу, боже, как же я не хочу его видеть. Пару раз сворачиваем по коридорам. Слышу скрип двери, и меня опаляет жаром от его удушающего присутствия. Сдерживаю крик, когда гориллоподобное, поймавшее меня, толкает меня на пол, и колени ощутимо саднит от соприкосновения с паркетом. Повязку сдергивает с глаз. Взгляд словно магнитом притягивает к нему, как будто на ментальном уровне чувствую его местоположение. Черный костюм как влитой сидит на мускулистом теле. На белой рубашке небрежно расстегнуты верхние пуговицы. Темные волосы идеально уложены, а карие радужки светятся ровным золотистым светом, когда смотрит на меня, довольно улыбаясь.

— Ну привет, золотце. — Говорит мягким бархатным голосом, а в глубине глаз тлеет безумие. — Наконец-то я тебя поймал.

— Chimamire no jigoku (кровавый ад)... — шепчу тихо, облизывая пересохшие губы, и слышу веселый смешок.

Не думаю, что он знает японский, скорее мое выражение лица его забавляет.

— Моя дорогая, милая Минори... — Макаров отталкивается от стола, на который опирался, и делает плавный шаг ко мне. Хищник, от вида которого мое сердце начинает отбивать чечетку в груди. — Неужели я так сильно тебе не нравлюсь?

— Ты убийца, садист и психопат. — выдыхаю и вздрагиваю, когда начинает смеяться.

Наклоняется ко мне, с силой сжимая пальцы на моем подбородке и заставляя запрокинуть голову вверх. Встречаемся глазами. Вижу, что нравлюсь ему. Наслаждается тем, как экзотично выгляжу. Короткое каре черных прямых волос, азиатский разрез зеленых глаз, довольно необычных для японки, спасибо деду ирландцу, что наградил меня оригинальной внешностью. Хотя сейчас я бы скорее посчитала это своим проклятием. Как и то, что тело мое мгновенно отзывается мурашками и тянущим теплом между ног даже на такое грубое его прикосновение.

— Ну а ты идеальна, золотце. — отвечает на мои оскорбления мягко, проводя большим пальцем по моим губам. — Моя прекрасная пара. Ты знаешь, как трудно найти свою настоящую половинку? Свою истинную пару? Это так же вероятно, как увидеть снег в аду. Поэтому молчи сейчас, змеиное сердечко. Твоя борьба бесполезна. Я не дам тебе уйти.

— Тебе нормально, что твою истинную, — выплевываю это слово резким тоном. — Связали, как животное?

— Может мне даже нравится, — продолжает смеяться, и я зло стискиваю пальцы в кулак, пока ногти не впиваются отрезвляюще в ладони.

— То, что твой бета меня лапал, тебе тоже нравится? — вижу, как мгновенно напрягается.

Взгляд становится темным и убийственным. Переводит его на мордоворота, что меня привел, и лицо парня искажается от страха. Тот другой, которого называли Ноланом, стоит напротив со скучающим выражением, как будто и не происходит ничего необычного.

— Владимир, да я никогда! — бета не успевает договорить.

Его горло сжимает Макаров, перекрывая ему и возможность что либо произносить, и кислород. Я покрываюсь льдом. Замираю, открывая рот, словно выброшенная на берег рыба, пытаясь вдохнуть. Не могу, как будто это меня душат, а не хрипящего мордоворота, которого Макаров держит на вытянутой руке так легко, что крупное тело кажется невесомым. Какой же он сильный, блять. Только теперь понимаю, что я все это время играла с огнем. Вздрагиваю и отмираю, когда бета даже с передавленным горлом начинает орать. Слышу тошнотворный треск и горечь подкатывает к горлу. Еще немного, и этот псих оторвет ему руку.

— Не надо, блять! Не надо, пожалуйста! — кричу, дергаясь в сторону. — Он же не сделал ничего такого! Я не хотела!

Вижу только напряженные мышцы, и безумное рычание заполняет пространство комнаты. Да непрекращающиеся мучительные стоны и захлебывающиеся рыдания. Понимаю, что не остановится, когда слышу пробирающие до судорог слова.

— Ты посмел тронуть мое золото...

Отворачиваюсь поспешно, сгибаясь и прижимаясь грудью к коленям. Пытаюсь закрыть уши ладонями. Не помогает. Все равно слышу сдавленное хрипение, приглушенное бульканье, хруст костей. Боже, боже, боже... Глухой стук, словно на пол уронили что-то тяжелое. Размеренные шаги Макарова. Даже с закрытыми глазами чувствую, что приседает рядом, пока Нолан сзади вздыхает и начинает вытаскивать тело из комнаты. Тело, которое буквально только что дышало и жило. Видит бог, я не хотела этого. Зачем я только сказала те слова? Поднимаю веки и встречаюсь взглядом с орехово алым безумием. Сумасшедший собственник, который не терпит, чтобы кто-то покушался на то, что он считает своим.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вспоминаю причину, по которой сбежала, как только поняла, что я его пара. Я работала курьером. Для омег это не обязательно, но мне нравилось. Нравился драйв, знакомства с новыми людьми, постоянное движение. Встречи с альфами здесь были маловероятны, и я не боялась, что какой-нибудь жестокий придурок западет на меня. В тот день мне нужно было занести документацию в ночной клуб в центре города. Популярное местечко, но днем тихое и безлюдное. Легкая работа. Тем неожиданнее было увидеть толпу мрачных головорезов, войдя внутрь. И среди них его. Макарова.

Я узнала его сразу. Он часто мелькал по телевидению. Глава альф все таки, довольно известная личность в обществе. Именно в тот день, я поняла насколько он безумен, потому что прямо как и сейчас он убивал человека. Окровавленный парень стоял перед ним на коленях, и он так легко свернул ему шею, что меня затошнило. Я уронила папку с документами, и Макаров стремительным движением обернулся. Прошелся по мне взглядом, изучая. Ноздри дернулись, улавливая запах, и я увидела, как загораются его глаза. Начинают светится, связывая воедино наши судьбы. И тогда я побежала. Идиотка... Не знаю, на что я надеялась. Убежать от главы альф в его собственном городе. Оправдать меня может лишь то, что я до чертиков испугалась. И до жути не хотела быть парой сумасшедшего садиста. Как будто возможно изменить то, что предначертано... Ему не понадобилось и двух дней, чтобы выследить меня и поймать.

Выныриваю из воспоминаний и смотрю на него.

— Ты псих... — шепчу сдавленным в спазме горлом.

— Действительно, — хмыкает, проводя пальцами по моим волосам. — Зато этот ублюдок больше тебя не побеспокоит. Считай это извинением, мое любимое сердце.

— Жестокое чудовище... Ты что, любого убьешь, кто посмотрит на меня?

— Конечно, милая. — оглаживает мою щеку, и прикосновение почему то кажется более нежным, чем раньше. И я наверное тоже сошла с ума, потому что больше всего на свете хочу прижаться к его ладони еще сильнее. Долбанная истинность и мои омежьи инстинкты, которые сходят с ума от его близости. — Ты. Принадлежишь. Мне. Моя. Моя, чтобы иметь. Моя, чтобы владеть. Моя, чтобы хранить.

Горло скребет, как будто я горячего песка наелась. Его слова отдаются в моем теле вибрацией. Не хочу поддаваться, хочу бороться, но понимаю, что проиграю, даже и не начав. Он обхватывает меня за плечи и поднимает с пола.

— Хватит разговоров, золотце. Ты все равно сдашься. Твое тело жаждет меня. Я чувствую твой сладкий запах. Он меня с ума сводит.

Тяжело дышу, когда одним движением прижимает меня к стене. Закидывает мои связанные руки себе за голову, как в некоем извращенном подобии объятий. Впивается пальцами в бедра и поднимает вверх, заставляя скрестить ноги за его спиной. Мысли туманятся от того, что ощущаю, как упирается мне в промежность его твердый член.

— Развяжи... — шепчу, ерзая, пока тискает мои ягодицы, довольно урча.

— Ну нет, золотце. Мне нравится немного боли. Это придает остроты. — отвечает, придавливая твердым телом.

Сдвигается, толкаясь вперед бедрами, и накрывает мои губы своими. Пытаюсь сохранить хоть остатки разума. Я не должна хотеть безумного монстра. Стискиваю зубы, кусая его за губу. Шипит недовольно, но продолжает целовать жадно, кружа языком у меня во рту. И я теряю последние остатки здравомыслия от его вкуса. Терпкость кофе, смешанная с горечью табака, и с металлической ноткой крови, которая заставляет меня скулить от потребности получить еще больше его.

— Не веди себя так, мое любимое сердце. — он шепчет между поцелуями, и я стону, уже сама вжимаясь в его тело. — Это судьба. Ты была создана для меня, а я для тебя. Ты свет в моей тьме. Ты ничего не можешь сделать, чтобы изменить это.

— Разве свет может озарить такого, как ты?

Единственное, что могу еще внятно произнести. Все исчезает, растворяется в дымке желания. Его ужасные поступки. То, что он только что убил человека прямо передо мной. Предназначение безжалостная тварь. Забываю, что хотела убежать. Забываю, что боялась его. Только его губы остаются в реальности, да прикосновения его рук на мне. И я таю, когда шепчет мне в губы:

— Когда свет сияет во тьме, он становится ярче, золотце... Ты принесешь свет в мое испорченное сердце... Откройся, любимая...

Стону и впускаю его язык. Уже сама, добровольно. Рыкает собственнически, кружа им вокруг моего, проходясь легонько по небу. Оттягивает зубами мою нижнюю губу, и я ерзаю и трусь о его пах. Связанные руки саднит, но мне все равно. По венам бежит жидкий огонь вместо крови. А Макаров спускается поцелуями мне на шею. Втягивает нежную кожу в рот, оставляя засосы. Чувствую, как усмехается, вдавливая клыки в нежную плоть, и я отчаянно хочу, чтобы укусил. Я окончательно и бесповоротно сошла с ума, но я хочу его метку.

— Ты трясешься, как листик на ветру, Минори, всего лишь от пары поцелуев. Что же будет, когда я трахну тебя, а?

Фыркает тихо, втягивая в себя мой запах. Зубы сжимаются на моей шее сильнее, и я не выдерживаю.

— Влад, пожалуйста... — нетерпеливо скулю и наклоняю голову, давая ему полный доступ.

Чувствую, как напрягаются его плечи под моими руками. Поднимает на меня сияющие глаза, так, словно звук его имени из моих уст доводит его до крайности.

— Скажи это еще раз... — произносит низким и хриплым голосом, и я словно загипнотизированная шепчу в ответ.

— Влад...

Вскрикиваю от обжигающей волны, что проходится по телу, опаляя рецепторы удовольствием. Он кусает, оставляя метку на шее. Ощущаю покалывание, и теплая кровь стекает ручейками к ключице. Макаров слизывает ее, почти мурлыча довольно и властно, словно опасный хищник, смакующий свою самку.

— Такая хорошая девочка... — рычит тихо, отрывая меня от стены и укладывая спиной на широкий дубовый стол посреди кабинета. — Моя драгоценная дорогая любимая...

Футболка моя отлетает в сторону, разорванная в клочья, как и бюстгальтер. Понимаю, что он настолько неистов в своей страсти, что не может сдерживаться и раздевать меня медленно. Тяжело дышу, желая ощутить его руки на себе, пока раздирает следом ткань моих легких льняных брюк, а потом и кружево трусиков. Становится между моих ног, хватая за талию и придвигая к краю стола. Стискиваю коленями его бедра и выгибаюсь, когда вводит в меня пальцы и медленно скользит ими внутри, покрывая поцелуями мои плечи и спускаясь к груди. Тело горит от множества укусов и засосов, которыми он отмечает мою кожу, словно холст, стараясь оставить свой след везде, где только можно.

— Ты моя... Каждый сантиметр твоей кожи мой... Мое сокровище...

Шепчет прерывисто, обводя языком соски и продолжая трахать меня пальцами. Слишком остро. Не могу выдержать долго умопомрачительно сладкой пытки. Тело взрывается удовольствием. Едва могу рассмотреть сквозь подрагивающие веки, как Макаров отстраняется и расстегивает брюки. Я гортанно стону, когда вижу, как достает свой член. Проводит по всей длине ладонью, и я задыхаюсь от потребности ощутить его в себе.

— Влад, пожалуйста... — мычу, смотря на него голодно, точно как нищий, выпрашивающий милостыню.

— Так отчаянно нуждаешься во мне, любимая? — он наклоняется и проводит носом по моему виску, прижимая одной рукой мои связанные запястья над головой.

Сдавливает другой мое бедро жесткой хваткой и одним резким движением погружается в меня.

— Мне нравится слышать, как ты просишь, дорогая. — начинает трахать меня жесткими отрывистыми толчками, стискивая мои руки до синяков. Но и это нравится мне сейчас. Его грубость и боль, смешанная с удовольствием. От каждого мощного погружения его члена в животе искрами рассыпается блаженство. — Ты выглядишь сейчас так восхитительно...

Кричу, вернее хрипло вою. Мне так хорошо сейчас, что не могу сдерживаться.

— Блять, пожалуйста, сильнее. Влад, трахни меня сильнее.

Готова умолять сейчас, и он довольно посмеивается, еще глубже вбиваясь в меня. Свободной рукой оглаживает мои ребра, и я ежусь от приятных мурашек. Его дыхание обжигает мою раскрасневшуюся кожу, когда он целует ложбинку между грудьми, задевая слегка клыками. Понимаю, что наслаждается моим растрепанным видом и возбуждением.

— Мне нравится, когда ты говоришь такие вещи, моя драгоценная любовь. — говорит, и его голос звучит так темно и греховно, что это вызывает еще большее количество спазмов у меня между ног.

Он внезапно выходит из меня. Даже не успеваю протестующе замычать, Макаров переворачивает меня и укладывает животом на стол. Цепляюсь пальцами за край столешницы, потому что стискивает мои бедра руками и снова толкается внутрь, начиная трахать быстро короткими резкими фрикциями. И меня почти сразу скручивает оргазм. Из горла вырывается протяжный стон, тело дрожит, а Владимир надавливает на мою поясницу, заставляя выгнуться еще больше. Толчок, еще один. Чувствую, как напрягается его член во мне, становясь еще тверже. Бедра его трутся о мои ягодицы, потому что практически не выходит, двигаясь так глубоко, что я скулю, чувствуя приближение еще одного оргазма. Влад хрипло дышит и ложится на меня. Его грудь прижимается к моей спине. Руки хватаются за столешницу рядом с моими ладонями. Я стону, прижатая его телом. Не могу пошевелиться, да и не хочу. Все, что могу сейчас чувствовать, это его член, имеющий меня. Слышу его вибрирующее рычание, он прикусывает меня за основание шеи, кончая и продолжая двигаться во мне. И этого мне достаточно, чтобы снова дойти до пика, сжимая его внутри себя и принимая его сперму.

И только когда последние отголоски удовольствия затихают в моем теле, я начинаю ощущать, как оно ноет и саднит от тех болезненных отметин, что оставил на нем Макаров. И окончательно убеждаюсь в том, что я абсолютно точно сошла с ума. Потому что сама жаждала этого и просила большего.

Не могу даже говорить поначалу, пока Владимир медленно отстраняется и застегивает брюки. А затем развязывает мои руки и удивительно бережно поворачивает к себе, усаживая на край стола и нежно целуя в губы. Смотрю в его светящиеся глаза. Совершенно не ожидала от своего безумного истинного такой ласковости после жесткого секса. Ухмыляется, впитывая мое удивление. Целует еще раз, оглаживая ладонями мои бока вниз к талии и останавливаясь на бедрах.

— Ты разорвал мою одежду. — закатываю глаза, когда смеется, кажется совсем не озабоченный этим обвинением.

— Ну ты не можешь винить меня, милая. С такой идеальной девушкой, как ты, кто бы устоял перед искушением? Идеальная фигура... Идеальная кожа... Такая соблазнительная...

Мурлычет довольно, снова приникая губами к моей шее. И я фыркаю, обхватывая его лицо ладонями и отодвигая от себя.

— Ты просто под воздействием инстинктов. — говорю, а наглый псих улыбается, позволяя мне собой управлять. Не ожидала, если честно. И от этого какое-то странное чувство зарождается внутри. — Оплатишь теперь мне покупки.

— И если я скажу "да", ты будешь носить только то, что я выберу? — посмеивается, когда видит, как морщу носик раздраженно.

— Нет. — отвечаю, и он наклоняется, чмокая меня в губы.

— Я просто дразнил тебя, милая. Я не буду говорить тебе, как одеваться. Я просто буду наслаждаться видом.

— Хорошо.

Тихо вздыхаю, обнимая его за шею, когда поднимает меня на руки и выносит из кабинета.

— Тебя не смущает, что я голая? А если кто-то увидит?

— Если будут смотреть, останутся без глаз.

— Я и не сомневалась.

Фыркаю, умостив голову у него на плече. Сумасшедшее чудовище. Но возможно я и правда смогу стать его светом.

Бонусная глава. Кайл Гэррик. Та, что владеет мной

PoV. Газ.

Звуки органа торжественны и возвышенны. Наверное они должны наполнять душу благоговением и кротостью, но мне смешно. Это же нужно было постараться, чтобы найти в Пар-Дье часовню. В деловом районе Лиона, полном высоток и небоскребов из стекла и бетона. Просто черт, а не девушка. Заноза в моей гребанной заднице с того момента, как я приехал во Францию. Смотрю на стройную фигурку в свободном бирюзовом платье и шелковой косынке на пшеничных волосах, сверкающих золотом в свете свечей. Воплощение чистоты и святости. Зеленые глаза прикрыты, пухлые коралловые губы едва шевелятся, беззвучно произнося молитву. Хлоэ вздыхает и подносит изящную тонкую руку к лицу, касаясь лба, а затем груди и поочередно плеч. Руку, которой полчаса назад сломала пальцы зарвавшемуся бете, обозвавшему ее подстилкой. Милосердно, если честно. Я бы сломал ему шею.

Рычу непроизвольно, и Хло косится на меня, но ничего не говорит. А я продолжаю смотреть, и смотреть, и смотреть на нее. Впитывать утонченный изгиб шеи, восхитительно женственные плечи. То, как едва заметно вздымается ее соблазнительная грудь под тканью платья при каждом вдохе. Как касаются румянца на щеках выбившиеся из-под косынки волоски. И будь я проклят, но я готов душу дьяволу продать за одну лишь возможность дотронуться вот так до ее атласной кожи.

Да, Хлоэ моя бесящая заноза. Но она также и моя одержимость. Та, за кого я не задумываясь жизнь отдам, если потребуется, даже если она ошибка природы. Моя альфа. Первая в истории. Моя королева. Единственная навсегда.

От одного ее присутствия моя кровь закипает, и я чувствую себя влюбленным подростком, у которого играют гормоны в голове и штанах. От одного ее взгляда мысли плавятся, а притяжение зашкаливает. И черта с два я в этом ей признаюсь. Не тогда, когда она постоянно ведет себя, как властная стерва.

— Ты отвлекаешься, Кайл. — вздрагиваю, слыша ее голос.

Дрожь спускается по спине и оседает в яйцах, заставляя член дернуться.

Будь ты проклята, Хло.

Ненавижу, как ей легко удается залезть мне под кожу.

— Отвлекаюсь от чего? — уточняю, наклоняя голову к ее плечу, стоя за ее спиной, и в нос сразу же проникает ее запах.

Бьет по мозгам вспышкой радужной эйфории. А ученые утверждают, что беты невосприимчивы к феромонам. Шах и мат вам, ублюдки. Я готов вдыхать ее вечно.

— От молитвы.

Сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться в голос. Единственная молитва, которую я хочу произносить, это ее имя.

— Я похож на святошу?

Хлоэ фыркает и поворачивается, шагая мимо длинных рядов деревянных лавок и витражных окон к высоким дверям церкви. Иду за ней, засунув руки в карманы, и пожирая взглядом то, как двигаются ее бедра под платьем при каждом шаге. Может, мне и правда не помешало бы немного набожности?

— Tu ressembles à une tentation pécheresse ambulante (На ходячий греховный соблазн ты похож)... — бормочет она тихо на французском, и я выгибаю бровь.

Что-то в тоне ее голоса, тягучее и жаркое, действует на меня, как огонь на мотылька, хоть и не понимаю слов.

— Переведешь? — спрашиваю тихо, обгоняя ее и открывая для нее двери, пропускаю вперед, смотря сверху вниз, как морщит носик насмешливо.

— Учи уже язык, Гэррик, если таскаешься за мной везде, как щеночек.

Улыбается, садясь в черный Bugatti La Voiture Noire, и я опускаюсь рядом, хмыкая язвительно.

— Как прикажете, моя королева.

Хло закатывает глаза, резко трогаясь с места. Едем по улицам Лиона в сопровождении автомобилей охраны, и я коротко смеюсь, потирая пальцами переносицу. Она обожает скорость и не признает водителей. Сама всегда водит, как сумасшедшая, и это я тоже люблю в ней. Эту жажду адреналина и экстрима, как будто только хождение по лезвию позволяет ей чувствовать себя живой. Мы проезжаем площадь Терро, и старинные здания за окном плавно сменяются жилыми домами. Набережная в районе Конфлюанс, пара минут, и Хло тормозит у дорогого особняка с покатой крышей и стрельчатыми окнами.

— Я приму душ, переоденусь, и хочу, чтобы ты зашел ко мне перед тем, как мы поедем в чертову оперу. — моя альфа раздраженно хлопает дверью машины и, цокая каблуками по брусчатке, направляется к дому.

Не отвечаю, просто смотрю на нее, опираясь о капот авто и скрестив руки на груди. Да ей и не нужны мои слова. Она и так знает, что я прийду. Не потому что она приказала, а потому что я сам хочу. Отталкиваюсь от Bugatti, когда она скрывается в здании, и захожу тоже. Моя комната на втором этаже, ее на третьем. Сначала к себе. В ванную. Потом надеваю бордовый строгий костюм и серую рубашку. Галстук чуть более темный, запонки. Бета альфы Хлоэ Мартен должен выглядеть презентабельно. Поднимаюсь к ней. Пару ударов костяшками пальцев в дверь, просто чтобы обозначить свое вежливое присутствие. Она ведь наверняка и так почуяла, что я рядом. Шагаю в комнату и обмираю, сглатывая жгучее возбуждение, которое тут же скручивается огненным комом внизу живота. Она прекрасна. В вечернем черном кружевном платье, расшитом рубинами, и с рубинами же в золотых серьгах. С высокой прической, открывающей шею, и кроваво красным ожерельем, лежащим прямо на ложбинке между высоких грудей. И я пропал.

— Моя королева, — произношу хрипло и насмешливо кланяюсь, пытаясь скрыть противоречивые чувства, бурлящие под поверхностью. Я не должен хотеть ее, я простой бета. Но я не могу не восхищаться сейчас. — Я здесь, как ты и просила.

— Не кланяйся больше. — Хло недовольно суживает глаза, и во мне смешивается веселье с обожанием.

Она слишком милая, даже когда раздражена мной. Легкая морщинка между бровей, когда она хмурится. Ее упрямо поджатые губы. Я хотел бы попробовать их на вкус. Все ее тело покрыть поцелуями, боготворя, как она того и заслуживает. Потому что она мое ожившее совершенство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Почему? — не могу не поддразнить ее, и криво улыбаюсь краем губ, замечая, как она выгибает бровь, опускаясь в глубокое мягкое кресло, в котором ее фигура кажется еще более хрупкой.

— Потому что ты мой бета, а не мой слуга. — поясняет снисходительно, и я фыркаю, проводя ладонью по волосам. — Сядь.

Она указывает рукой напротив себя. Я вздыхаю, перемещаясь на такого же массивного близнеца ее кожаного удобного сидения.

— Счастлива теперь? — спрашиваю, и Хло язвительно щурится.

— В твоем присутствии трудно сохранять счастливый дух.

Я смеюсь. И это тоже мне нравится. Ее дерзкая сторона. Ее огненная упрямость и то, как каждый раз бросает мне вызов.

— Извините, что разочаровываю Вас, Ваше Величество. Но я никогда не утверждал, что являюсь источником счастья.

Хло откидывается на спинку кресла. Ее тонкие пальчики барабанят по подлокотнику, цокая ноготками, покрытыми насыщенно алым лаком.

— Иногда мне кажется, Кайл, что ты просто создан из сарказма и едкости.

— И кто бы говорил? — я усмехаюсь, скрещивая руки на груди. — Ты колючая, как тернистая роза. И остра, как ее шипы.

И в тысячу раз прекраснее. Не произношу это вслух. Слова чешутся на языке, но я сдерживаюсь и только хмыкаю, слыша, как смеется в ответ.

— Спасибо за комплимент.

— Пожалуйста. Не привыкай к этому.

— О, я не буду. — Хло делает глубокий вдох. Ее энергетика освобождается на мгновение, наполняя меня электрическим напряжением. — В опере будет Кассегрен.

— Глава. Я знаю. — я цокаю языком, вытягивая ноги перед собой. Под кожей бурлит потребность защищать ее. Даже если я просто бета. Даже если она может сделать это сама. Никто не смеет угрожать моей альфе. — Я буду рядом.

— Ты не будешь ничего делать. — она говорит твердо и закатывает глаза, видя, как кривятся в усмешке мои губы. Хрена с два я буду просто стоять и слушать как ее оскорбляют. Опять. — Я серьезно. За эти месяцы мы добились прогресса. Они хотя бы перестали выносить на обсуждение мою казнь.

Хло хихикает. Я сдерживаю улыбку. Я в восхищении, черт возьми. Моя храбрая девочка. Ее всегда забавляли попытки совета ее устранить. Меня же эти гребанные сексисты приводят в ярость.

— Я буду вести себя хорошо. — говорю, не зная, кому сейчас вру больше – ей, или себе самому.

— Bien (Хорошо). — она удовлетворенно улыбается. — Скоро я заставлю их принять новые правила. Ален и Тома́ уже проголосовали "за". И я поговорю в опере с Бастьеном.

— Ну конечно. — я выдаю хмуро.

Ревность вспыхивает под кожей ядовитыми искрами. Рассыпается внутри, оставляя тянущее чувство в животе. Я не имею права ее ревновать. Но я готов зарычать сейчас лишь от одного звука ее голоса, произносящего чужое имя. Не мое. И это бесит. До такой степени, что перед глазами темнеет, и я впиваюсь пальцами в подлокотники кресла. Да, ей бы больше подошел какой-нибудь альфа. Равный ей по статусу и крови. И я должен бы желать ей этого. Партнера, который сможет защитить ее от гребанного патриархального мира. Но, черт... Я не могу перестать хотеть забрать ее себе. Хло прищуривается, скользя по мне изучающим взглядом. Что-то меняется в ней. Я это чувствую кожей.

— Мне интересно, Кайл. Что тебя бесит больше? То, что я спала с другими? Или то, что я не спала с тобой?

Ее вопрос бьет как удар под дых. Смесь гнева, желания и разочарования течет сквозь меня, как крепкий коктейль. Я стискиваю челюсти, пытаясь скрыть бурлящие во мне эмоции.

— Оба.

Часть меня знает, как нелепо чувствовать себя собственником по отношению к ней, чувствовать эту жгучую потребность быть единственным. Но я ничего не могу с собой поделать. Хло улыбается. Мой голос все еще грубый, когда я спрашиваю:

— О чем ты думаешь?

— О том, что ты себя недооцениваешь, Кайл.

— Да неужели? — и снова язвлю, но насмешка сплетается с горечью на языке.

— Да, неужели. — Хло передразнивает. — Ты тот, кто осмелился пойти против системы. Ты не зашоренный мужлан. И не тупой исполнитель приказов. У тебя есть собственное мнение, и ты не боишься его отстаивать. Благодаря тебе как минимум одна омега сейчас живет счастливо. Ты хороший парень, и я не понимаю, почему ты считаешь себя каким-то простаком, недостойным восхищения.

— Ага. — я качаю головой, и мой голос полон невеселого сарказма, хоть ее слова и расползаются теплом внутри меня. — Ты забыла ту часть, где я был вынужден просто молча смотреть на то, что творили мои альфы, где меня избивали до полусмерти, и где мне пришлось покинуть семью. Я не герой, Хло.

— Я хочу, чтобы ты стал моим маршалом.

Хлоэ прерывает меня, и я резко поднимаю голову вверх, впиваясь взглядом в ее лицо. Я же ослышался сейчас? Она же не серьезно сказала, что хочет сделать меня своим заместителем? Должность, которую занимают по праву лишь альфы, она хочет отдать мне? Бете? Улыбка расплывается на моих губах. Сумасшедшая девчонка.

— И почему ты думаешь, что я тебя не предам?

Ее забавляет это, я точно знаю. Впитываю то, как блестят ее глаза вызывающе весело.

— Потому что ты меня хочешь.

Отвечает уверенно, и я запрокидываю голову вверх, хмыкая. Чертова правда. С первого и до последнего слова.

— Это единственная причина? — снова смотрю на нее.

Ее пухлые губы дразняще изгибаются, и я чувствую покалывание в позвоночнике.

— И потому что я хочу тебя.

Я схожу с ума. Еще одна чертова правда. Вижу это внутри нее так же отчетливо, как и свое собственное желание. Как и то, что становлюсь сейчас диким от ее слов. И от связи, которая привязывает меня к ней крепкими цепями.

— Осторожнее, моя королева. — мой голос больше похож на рычание. — Не говори того, чего не имеешь ввиду.

Хло улыбается, и я не могу оторвать от нее глаз. Слежу за каждым движением, как голодный зверь, выслеживающий добычу.

— Ты встанешь на колени, если я прикажу? — моя дерзкая девочка выгибает насмешливо бровь, и я резко вдыхаю воздух, теряя голову от запаха ее возбуждения.

— Это зависит от обстоятельств. — шиплю хрипло, сдерживая потребность прижать ее под собой и стереть поцелуями провокационно манящую улыбку с ее губ.

— Вот сейчас обстоятельства. — Хло продолжает дразниться. — Если я сделаю так...

Втягиваю воздух сквозь зубы, смотря, как она собирает в ладони ткань платья у лодыжек и тянет ее вверх по стройным ногам. Сердце колотится в груди, когда взгляду открывается все больше ее кожи.

— Думаешь, ты сможешь просто так поставить меня на колени? — я пытаюсь сдерживаться.

Я честно пытаюсь. Но моя одержимость разбивает весь контроль вдребезги. Особенно когда она закусывает губу и раздвигает ноги, скомкав платье где-то в районе талии.

— М? Нет? — мой взгляд перескакивает с ее черного кружевного белья на губы, которые она облизывает языком искушающе. — Это достаточная причина встать на колени?

— Да. — я выдыхаю глухо, смещаясь одним движением с кресла на пол. Прямо между ее бедер, которые я сжимаю своими руками, теряя голову от того, насколько гладко ощущается ее кожа под моими пальцами. — Этого ты хотела? Увидеть меня на коленях? Иметь меня в своей власти?

Я спрашиваю, поднимая на нее взгляд, и встречаюсь с ее глазами, потемневшими от похоти.

— Не ты в моей власти. Я в твоей...

Пульс в висках отмеряет мое безумие. Я сдвигаю ладони выше по ее ногам, зацепляя пальцами резинку трусиков. Хло выгибается, позволяя мне стянуть их вниз, пока я утыкаюсь лицом в ложбинку ее груди, оставляя языком горячий влажный след на коже. Опьяняюще... Как я и думал. Ее вкус просто дурманящий. Не могу остановиться. Покрываю поцелуями ее ключицы, шею, плечи. Пальцы погружаются во влажность между ее ног, и я стону, от того, как трепещет в моих руках, отзываясь на прикосновение.

— Да, ты... — шепчу прерывисто, оставляя укус под ухом. Продолжаю тереть ее клитор мягко. Перед глазами плывет от того, как тихо скулит подо мной от удовольствия. — Ты в моей власти, Хло... Но я у твоих ног, моя королева...

Спускаюсь ниже, закидывая ее ноги к себе на плечи и подтягивая ягодицы ближе к краю кресла. Мой язык погружается в скользкие сладки, и Хлоэ дергается, издавая протяжный стон. Впиваюсь пальцами в ее бедра, удерживая неподвижно, и вбираю ее клитор в рот, легко посасывая и обводя языком. Чувствую, как дрожит и стонет уже не сдерживаясь. Как вплетает пальцы мне в волосы, направляя движения, и я подчиняюсь, желая довести ее до края. Хочу, чтобы развалилась подо мной и забыла обо всем мире от удовольствия. Хочу, чтобы знала, что только я могу удовлетворить ее вот так.

Член напрягается от одного лишь ее терпкого мускусного вкуса у меня на языке. Болезненно трется о ткань брюк, и я шиплю от возбуждения, продолжая лизать клитор Хло. Черт, как же сладко... Я просто взорвусь сейчас. Не могу больше сдерживаться. Наконец-то. Слышу, как кричит глухо, прикусывая свое запястье и кончая. Рывком расстегиваю брюки, освобождая член, и вхожу в нее, чувствуя, как все еще сокращается ее влагалище от оргазма, приятно сжимая мой ствол внутри. Я толкаюсь глубже. Оглаживаю ладонью упругую грудь, оголяю ее, дергая вниз декольте. Вижу, как подпрыгивает от каждого моего толчка, и возбуждаюсь еще сильнее. Сжимаю соски между пальцами поочередно, и гортанно рычу от наслаждения, потому что от моих ласк она сдавливает мой член внутри намного крепче. Вбиваюсь в нее резче, тяжело дыша, и Хло извивается, бессвязно мыча и двигаясь навстречу моим толчкам.

— Ты такая красивая сейчас... Блять... Ты такая красивая... — не могу отвести от нее глаз.

Я потерян. Помешан. Я подчинен. Хрипло дышу. Член напрягается еще больше. Чувствую, как немеет внизу живота. Обхватываю ладонями тонкую талию Хло, продолжая трахать ее тело быстрее. Вспышка перед глазами. Хлоэ кричит. Я замираю, откидывая назад голову, и стону сквозь зубы, ощущая, как содрогается в оргазме и пульсирует вокруг меня, выдаивая мой член до последней капли. Не могу дышать. Слишком интенсивно. Слишком, мать его, идеально. Моя безупречная женщина. И я окончательно зациклен на ней. Хло потягивается и мурлычет, словно котенок, и я наклоняюсь и усмехаюсь, оставляя легкий поцелуй на ее губах.

— По-моему, я порвал твое платье. — шепчу тихо ей на ухо, продолжая улыбаться, как идиот, видя, как ежится от мурашек, обнимая меня за шею.

— К черту платье... — говорит расслабленно, скрещивая ноги за моей спиной, когда поднимаюсь с ней на руках, шагая к спальне. — И оперу к черту... И Кассегрена. И вообще... Кайл... Я больше не хочу, чтобы ты был моим маршалом...

— Вот так теперь, да? — я хмыкаю, опуская ее на кровать и зажимая ее запястья над головой, и снова возбуждаюсь от того, как выгибается всем телом, ластясь ко мне. — И кем моя королева хочет, чтобы я был?

— Твоя королева хочет, чтобы ты был ее мужем...

Я смеюсь и кусаю ее за шею. Наглая дерзкая девчонка. И еще никто так прямо не заявлял на меня права, как она сейчас.

— Это предложение? — спрашиваю, зализывая укус на ее нежной коже языком.

— Ага... — она выдыхает тихо, извиваясь от ласки. — Я люблю кольца из белого золота. И сапфиры.

— Я запомню.

Я улыбаюсь, продолжая ее целовать. Свою королеву, которой я готов скупить все кольца мира, лишь бы она оставалась рядом. Свою альфу, которая абсолютно безраздельно владеет мной.

Бонусная глава. Хоранги. Моя маленькая вселенная

PoV. Хоранги

Я паркуюсь у здания Центра психологической реабилитации и позволяю себе несколько мгновений подумать. Провожу рукой по волосам, взъерошивая их. Внутри странное чувство. Трепет какой-то, который я даже себе не могу толком объяснить. И чего я нервничаю? Наверное потому, что не понимаю, зачем психотерапевт, наблюдающий Тею, попросил меня приехать.

Шепард забрал ее в тот же день, как мы вытащили эту маленькую девчонку из жуткого особняка. И с того времени я ничего не слышал о ней. Вообще не знаю, почему я беспокоился. Может из-за того, как доверчиво держала мою руку, когда я вел ее к машинам. А может из-за того, что ее карие глаза, похожие на растопленный шоколад, что-то затронули в моей темной изломанной душе.

Вздыхаю и вылезаю из авто, направляясь в кабинет профессора Маккуарри. Застегиваю пиджак на все пуговицы. Безупречный костюм. Все подобрано с иголочки и разглажено идеально. Привычка, выработанная годами. Контролировать себя. А значит педантично и тщательно выстраивать каждый аспект жизни. Включая чертову одежду.

Поправляю маску на лице, скрывающую рваный шрам на челюсти, оголяющий зубы и десна, и стучу костяшками пальцев в дубовую дверь. Вхожу, дождавшись приглашения. Обычный рабочий кабинет мозгоправа. Стеллажи и книжные полки вдоль стен. Большой кожаный диван. Стол у окна, за которым сидит пожилой мужчина в синей рубашке и пестрой вязаной безрукавке поверх нее. Седые волосы зачесаны назад, очки на носу. Серые выцветшие глаза внимательно изучают меня, пока усаживаюсь в кресло для посетителей напротив него.

— Спасибо, что пришли, мистер Ким. — профессор добродушно улыбается, сцепляя пальцы рук на столешнице.

— Давайте к делу. — я цокаю языком, и он вздыхает, становясь серьезным.

— К делу, так к делу. Я попросил вас прийти из-за ситуации с Теей Шепард.

— При чем тут я?

— Ни при чем собственно, — профессор снова вздыхает и потирает пальцами переносицу, снимая очки и аккуратно опустив их на деревянную поверхность перед собой. — Но мы уже испробовали все методы, какие только можно. Мисс Шепард отказывается от взаимодействия с кем бы то ни было. Вам же, мистер Ким, она по какой-то причине доверяет.

Я хмыкаю, ловя на себе его острый взгляд, и молчу пару секунд, уставившись в окно. Думает, что у меня глаза засветятся, или что? Не истинные мы с Теей. Совсем нет. И поэтому я тоже не понимаю, почему девчонка не боится меня, как других альф.

— Все настолько плохо? — спрашиваю наконец, прерывая молчание.

Маккуарри откидывается на спинку кресла и вытягивает губы трубочкой, собираясь с мыслями.

— Не то, чтобы плохо... Мы провели множество тестов. Тею обследовали в лучшей клинике города. Несмотря на то, что мать заставляла ее принимать подавляющие препараты, чтобы предотвратить появление первой течки, ее организм очень хорошо восстанавливается. Конечно есть и последствия. В девятнадцать лет она должна была уже пройти через пять-шесть циклов, и их отсутствие вызвало некоторые нарушения. Но они с успехом компенсируются правильно подобранным лечением. В целом же Тея — молодая, здоровая омега. Это в физическом плане.

— В физическом? В психическом нет?

— Здесь все сложнее. Помимо навязчивого страха перед альфами, который ей внушали с детства, Тея еще и абсолютно не ориентируется в окружающем мире. Нет, конечно, базовые вещи она знает. Но вот в отношениях, в частности с противоположным полом. Во взаимодействиях с окружающими. Во всем том, что составляет жизнь молоденькой девушки: вечеринки, подружки, парни, свидания. В этом она полностью чистый лист. И она наотрез отказывается социализироваться. Она игнорирует все попытки ее сестры подружиться с ней и днями изучает справочники по технике. По видимому, делает то, к чему привыкла, проживая с матерью.

Я глубоко вдыхаю, пытаясь подавить злость, растущую внутри. Почему-то мысль о том, что этого маленького олененка растили в таких условиях, приводит меня в ярость. Стискиваю кулаки до побелевших костяшек, пытаясь обуздать первобытный огонь под кожей. Вижу, как напрягается профессор, когда произношу намного более резко, чем хотел бы:

— И чего вы от меня хотите?

— Тея вам доверяет, мистер Ким. Попробуйте поговорить с ней. Просто общение. Ей нужно почувствовать, что мир не враждебен. Что он может быть интересным и ярким. И вы можете показать ей это.

Фыркаю, встряхивая головой. Просто поговорить. Мир не враждебен. Наивный старик хочет отдать олененка в лапы волку и думает, что все закончится хорошо.

— Ладно, профессор. Я попробую.

***

Она сидит на кровати, скрестив под собой ноги по-турецки и листает массивный справочник страниц наверное на тысячу, если не больше. Черные волосы гладкими блестящими волнами окутывают тоненькую фигурку в розовой пушистой пижаме, и я сглатываю, прислоняясь к дверному косяку и скрещивая руки на груди. И почему ей нужно быть такой? Такой красивой. Такой беззащитной... Как видение... Jenjang (Проклятье)...

— Прицельная дальность Glock 17 пятьдесят метров при начальной скорости пули 375 м/с. У FN Five-seven она 650 м/с. Плюс патрон 5,7×28 миллиметров с гильзой бутылочной формы, разработанный FN для этого пистолета. Он весит 6 грамм, практически в два раза меньше, чем стандартный патрон 9×19 Парабеллум, что позволяет с лёгкостью носить больший боезапас при одинаковой дульной энергии обоих патронов. Патрон также обладает более настильной траекторией и почти на 30 % меньшей отдачей, что улучшает управляемость пистолета и дает ему способность пробить кевларовый бронежилет. Почему ты используешь Glock, а не Five-seven, который определенно лучше?

Мои глаза расширяются, по мере того, как она выдает информацию об оружии с невозмутимым лицом.

— Потому что я старомодный идиот. — я издаю короткий смешок и отталкиваюсь от стены, проходя в комнату и приседая перед ее кроватью на корточки. — Ты запомнила, какой пистолет я тебе дал, да?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да. — Тея задумчиво кивает, прикусив губу, и я с силой втягиваю в себя воздух, чувствуя, как закипает кровь от этого ее простого жеста. — Я всегда все запоминаю. Тебе не нужно называть себя идиотом. Идиотия — это самая глубокая степень умственной отсталости, в тяжёлой форме характеризующаяся почти полным отсутствием речи и мышления. Ты мыслишь и говоришь. Ты не идиот.

Я фыркаю и уже не сдерживаю смеха. Черт, эта девочка невероятна. Обладающая энциклопедицескими знаниями в самых неожиданных сферах жизни, и совершенно чистая и невинная в том, что касается отношений.

— Ну спасибо, saseum (олененок), — говорю, отсмеявшись. — Еще никто так не убеждал меня в том, что я не идиот.

— Пожалуйста. — Тея кивает, опуская взгляд к книге у себя на коленях, и я цепляю ее подбородок пальцем, возвращая себе ее чарующие глаза.

— Оставь чтение на минутку, saseum. Пошли погуляем.

— Я читала про кранахан (шотландский десерт из меда, виски, овса, сливок и малины). Ты мне купишь?

— А ты уверена, что тебе можно алкоголь? — я притворно строго хмурюсь, понимая, что куплю ей целый мир, если она попросит.

— Мне девятнадцать. — Тея скептически смотрит на меня.

Я улыбаюсь и встаю, протягивая ей руку и помогая подняться с кровати.

— Оу, ну ладно, мисс Взрослая штучка. Переодевайся, и идем купим тебе кранахан. Или ты хочешь пойти в своей миленькой поросячьей пижамке?

— Пижамы не делают из поросят.

— Если их носят поросята, они становятся поросячьими.

— Хори, я пересмотрела свое мнение о твоем умственном развитии.

Я хохочу, пока Тея уходит в гардеробную.

***

— Хори, музыка! О, как красиво...

Тея тащит меня через улицу к зданию ночного клуба, мимо которого мы проходили, и я закатываю глаза. Вообще-то мы шли к Ройал Майл. Вечером там божественно, как и у Холирудского дворца. Но после того, как она немного освоилась в городе и поняла, что я рядом и защищаю, она стала любопытной маленькой занозой, сующей всюду свой прекрасный носик и задающей мне миллион вопросов каждую секунду времени. И оказалось, что ей очень нравится музыка. Мы уже слушали волынки в Национальном музее и классическую музыку в Камере-обскура. А теперь ее привлек какой-то модный трек, бьющий по ушам механическим ритмом.

В клубе темно и жарко. Огни зеркальных шаров и стробоскопов мигают хаотично, освещая двигающиеся на танцполе фигуры. Запахи, напитанные феромонами присутствующих альф и омег, окутывают нас плотным облаком, и Тея пугается. Прижимается ко мне доверчиво. Теплое дыхание касается кожи на моей шее, запуская искры по позвоночнику.

— Хори, уйдем... — шепчет, и внутри меня все сжимается.

Хочу найти того, кто это сделал с ней. Кто вбивал ей в голову эти страхи. И самолично вырвать сердце. Провожу ладонью по ее пояснице, успокаивая трепет.

— Не бойся... Просто слушай...

Она замирает, держась за меня и погружаясь в музыку. Расслабляется постепенно, и я вижу, как загорается интерес в карих глазах. Осматривается уже изучающе. Впитывает атмосферу.

— Хори, что они делают? — говорит мне на ухо, перекрывая громкость битов.

— Танцуют, saseum. — я усмехаюсь.

Ее наивные вопросы веселят меня, признаюсь. Но и оставляют странное тепло в районе солнечного сплетения.

— Что значит танцы?

— Я покажу. — беру ее за талию, направляя движения. Тонкая фигурка в свободном бежевом платье прижимается ближе, и я задыхаюсь. — Просто почувствуй музыку. Впусти ее. Позволь ей стать частью тебя.

Шепчу, вдыхая ее запах. Если смещу голову еще немного, смогу коснуться губами ее шеи... Jioggat-eun sim-yeon (Адская бездна)... Сдерживаюсь. Отстраняюсь, смотря, как закрывает глаза и улыбается. Поднимает вверх руки и покачивается в такт музыке, пока держу ее крепко ладонями. Тея раскрепощается и уже спустя несколько минут прыгает вокруг меня раскрасневшаяся и задорно смеющаяся. Не могу улыбки сдержать, смотря, как веселится и радуется. Именно такой и должна была быть ее жизнь. Насыщенной, полной развлечений и праздника. И я скорее сдохну, но подавлю свои собственнические порывы запереть ее в безопасности и моем полном владении и позволю ей изучать и познавать этот мир так, как она этого заслуживает.

— Хори, танцы — это весело... — она шепчет взволнованно и воодушевленно.

Глаза блестят в бликах неоновых огней. Темные волосы беспорядочными прядями облепляют милое личико с острым подбородком и ямочками на щеках. И мое сердце пропускает удар за ударом.

— Да, saseum, танцы — это весело...

***

— Хори, не уходи...

Я усмехаюсь, поправляя на ней одеяло и убирая пальцами за ухо выбившийся локон волос.

— Но у меня есть дела, saseum. К тому же твоя поросячья пижама слишком смешит меня, чтобы я остался.

Фыркаю, когда вижу, как хмурится недовольно, морща носик.

— Хори, гроза... Я боюсь грома, пожалуйста...

Сердце сжимается от ее слов. Вздыхаю, и тут же ахаю от неожиданности, когда хитро улыбается и хватает меня за руку, дергая на себя. Падаю, успев сгруппироваться, рядом с ее телом, и она удовлетворенно хмыкает, располагаясь на моей груди. Мои губы невольно расползаются в улыбке, я кладу ладонь ей на поясницу, поглаживая успокаивающе.

— Взрослые девочки девятнадцати лет не должны бояться грозы... — шепчу тихо, осознавая, что тону в ее взгляде.

— Пфф... — Тея фыркает и закатывает глаза. — Взрослые мальчики не должны бояться показывать лицо.

Она тянется к маске на моем лице, и я замираю ошеломленный. Хочу оттолкнуть ее руки. Сейчас она испугается, когда увидит меня. Снова. Как и все остальные. Bil-eomeog-eul jiog (Ебанный ад)... Не успеваю остановить. Словно парализованный наблюдаю, как отбрасывает в сторону кусок ткани и внимательно рассматривает шрам. Сглатываю, закрывая глаза. А когда открываю, вижу, как задумчиво глядит на меня, подперев подбородок сцепленными у меня на груди кулаками.

— Ты думаешь, что ты некрасивый, да? Поэтому ты ее носишь?

— Просто не хочу шокировать окружающих. — усмехаюсь, пытаясь скрыть нервозность под напускной небрежностью.

— Ну я не шокирована.

Я улыбаюсь. Сердце сбивается с ритма. Фыркаю, щелкая ее легонько по носу и слыша, как возмущенно пищит что-то неразборчивое.

— Не все такие глупенькие, как ты, saseum.

— Видеть красоту в ком-то это не глупость...

— Вот увидишь кого-то действительно красивого и узнаешь.

— Кого например?

— Свою пару, например. — я хмыкаю, игнорируя ядовитую ревность в груди от мысли, что кто-то еще, кроме меня, осмелиться претендовать на нее.

Что кто-то будет лежать с ней вот так же в кровати и говорить о разных глупостях. Что кто-то будет учить ее прикосновениям и чувствам... Глубоко вдыхаю, успокаиваясь, и снова улыбаюсь, проводя ладонью по ее макушке и ощущая под пальцами шелковистую гладкость ее волос.

— Зачем мне пара? — Тея внимательно смотрит на меня. Я сглатываю. Ее вопросы частенько выбивают меня из колеи. — Что делает пара, Хори?

Я чувствую жар в животе. Мои мысли бегут со скоростью миллион миль в час, мгновенно переключаясь на то, что бы я хотел с ней сделать, как с парой. Заявить на нее права. Пометить ее. Сделать ее своей. Jenjang, jenjang, jenjang (Черт, черт, черт)... Остановись немедленно. Просто перестань об этом думать.

— Пара делает... вещи... — я отвечаю хриплым голосом, мысленно умоляя ее остановиться и прекратить спрашивать.

И проклиная себя в уме за то, что не могу перестать думать обо всех тех "вещах", которые я хотел бы с ней сделать.

— Что значит вещи? — Тея склоняет голову набок, и я тихо рычу, закрывая глаза.

Я чувствую ее тело на моем. Сладкий запах ее феромонов сводит меня с ума. Она пахнет божественно. Как ваниль и мед, с освежающей ноткой мяты. Тепло ее кожи на мне. Ее дыхание ласкает мои губы, когда она склоняется ближе, ожидая ответа, и я выдавливаю сквозь стиснутые зубы:

— Вещи... Это когда они... касаются друг друга... Когда они... целуются...

— Что значит целуются?

Я тихо фыркаю от разочарования. Конечно, она должна была об этом спросить. Под моей кожей пульсирует жар. Я честно пытаюсь сдержаться. Я знаю, что ее никогда не учили этим вещам. Что она слишком чиста и невинна. Но я не могу. Я сдаюсь, когда снова открываю глаза и вижу ее лицо напротив себя. Я касаюсь пальцами ее подбородка и сдвигаюсь дальше, обхватывая ее за шею. Придвигаю ее ближе к себе, лаская большим пальцем чувствительное местечко у нее под ухом.

— Целуются, это когда двое людей сжимают губы вместе... Вот так... — я выдыхаю тихо.

Мои губы горят, когда я прижимаюсь ими к ее губам. Ее вкус еще лучше, чем запах. Он абсолютно идеальный, и я понимаю, что это теперь моя зависимость. Тея впускает мой язык. Я стону, чувствуя, как неразборчиво мурлычет что-то, комкая в пальцах ткань на моем пиджаке. Исследую языком ее рот, смакуя пьянящую сладость. В ушах шумит, и инстинкты сходят с ума. Отстраняюсь, тяжело дыша, и прижимая ее дрожащее тело к себе. Зарываюсь носом в ее волосы, пытаясь успокоить дыхание.

— Поцелуи приятно, Хори... — Тея тихонько шепчет, и я усмехаюсь, обхватывая ее руками и притягивая к себе еще ближе.

— Это не просто, приятно, saseum. Это затягивает...

— И пары делают так постоянно?

— Да... Пары делают так постоянно. Это способ выразить свою любовь и желание.

— Хори, что значит любовь?

Я замираю. Я не знаю, как объяснить ей такую сложную эмоцию. Как объяснить это чувство тому, кто никогда его не испытывал. Я оставляю легкий поцелуй на ее макушке и вздыхаю, пробуя.

— Любовь... Это сильное чувство привязанности. Это когда кто-то значит для тебя больше, чем что-либо еще в мире. Когда ты не можешь представить свою жизнь без него.

Тея округляет глаза. Я смеюсь, когда выдает неверяще:

— Это плохо, Хори. Нельзя любить.

— Нет, это не плохо. — я говорю и удерживаю ее подбородок, смотря на нее с нежностью. — Это красиво. И чудесно. И мощно.

— Правда, Хори?

— Да, правда. — я киваю. — Любить кого-то — это самое неверояное, что ты можешь испытать в жизни. Это заставляет тебя чувствовать себя цельным, как будто ты нашел недостающую часть. И когда любишь кого-то, ты готов сделать для него все...

— Цельным? — Тея задумчиво морщит носик. — Я же целая и так.

— Ты права, ты права. — я посмеиваюсь от ее невинного удивления. — Ты уже целостна. Но когда любишь кого-то, ты чувствуешь себя еще более целостной. Как будто внутри тебя внезапно появляется что-то, чего не хватало, и заполняет пустоту. И когда любишь кого-то, то хочешь отдать ему все. Свое сердце, свою душу, свое тело...

— Хори, это красиво... — Тея вздыхает и опускает подбородок мне на грудь.

— Да, это прекрасно... — я провожу пальцами по ее спине, ощущая покалывание в кончиках от потребности забраться под кофту ее пижамы и попробовать гладкость и тепло ее кожи на своих руках. Я останавливаю себя и продолжаю говорить. Бог знает, чего мне это стоит, но я никогда не сделаю ничего, чего бы не хотела она сама. — И это мощно. Когда двое любят друг друга, это самая мощная сила в мире.

Она улыбается и мое сердце пропускает удар. Она совершенна во всем. Такая невинная и милая. И все, чего я хочу, это защищать ее. И сохранить ее в безопасности и счастье на всю мою долбанную жизнь.

— Твоя улыбка тоже прекрасна. — я произношу тихо, не прекращая ее держать. — Она освещает все твое лицо, твои глаза сверкают, когда ты улыбаешься. Она как солнце.

И как моя собственная маленькая вселенная.

***

Тея бежит мне навстречу улыбаясь и сияя радостью. Ее фигурка в джинсах и свободной фиолетовой майке легко и стремительно спускается по ступеням особняка, и она налетает на меня, пока я иду по подъездной дорожке к дому. Я фыркаю, подхватывая ее на руки. Прижимаю к себе, и она обнимает меня, держась за мои плечи. Ветер запутывает вокруг меня пряди ее длинных черных волос, и я вдыхаю ее запах, пока она болтает в воздухе ногами, удерживаемая мной за талию.

— Ты пришел, Хори...

Улыбаюсь, опуская ее на землю. Провожу ладонями по ее волосам, приглаживая непослушные локоны.

— Как я мог не прийти? Ты едешь в Америку учиться. Я хотел тебя проводить.

— Я не хочу в Америку. — Тея хмурится.

— Тебе нужно поехать, saseum. — я ласкаю пальцами ее щеку, пока смотрит на меня снизу вверх своими огромными невинными глазами, заставляя хотеть целовать ее до безумия. Я не могу. Я должен отпустить ее и дать ей то, чего она была так долго лишена. Возможнось изучить мир и полюбить его. Хмыкаю, когда внезапно она резко подается вперед. Обнимает, обхватывая руками за шею. — Ты узнаешь, как много есть интересного в этом мире. Ты увидишь красивые города и побережья. Послушаешь шум океана. Познакомишься с приятным людьми и найдешь друзей. Изучишь искусство и музыку...

Продолжаю рассказывать, и моя девочка прижимается ко мне еще крепче. Жар ее щеки у меня на скуле. Ее волосы у меня на лице. Я абсолютно потерян в ней. Я влюблен. Улыбаюсь и закрываю глаза, когда шепчет горячечно и уверенно:

— Я вернусь, Хори... Мне не нужен мир без тебя...

И я отвечаю ей в губы, прежде чем снова вкусить их сладости:

— Я буду ждать, naui jag-eun uju (моя маленькая вселенная).

Бонусная глава. Прайс. Я ваш подарок, альфа

PoV. Шарлотта

Ноги дрожат, и я спотыкаюсь на мраморной плитке, покрывающей пол коридора шикарного дома на Принсес-стрит. Богатый район в Новом городе. Понятно, что тот, кому меня подарили чертовски состоятельный. Да как и любой в принципе альфа с мозгами. Но смотря сейчас на роскошный интерьер и дорогую отделку обычного коридора, ведущего к лифту, я понимаю, что он не просто состоятельный. Он, мать его, чертов хозяин жизни. Прислоняюсь к стене, пытаясь выровнять дыхание. У меня не только ноги дрожат. Я вся дрожу. Нужно успокоиться. Иначе он унюхает запах моего страха и будет недоволен. Хотя... Может он извращенец? Нервно хихикаю и делаю пару глубоких вдохов ртом. Я же сама этого хотела. Мне нужны были чертовы деньги, чтобы моего брата не сбросили в Лейт с перерезанным горлом. Так что нечего теперь строить из себя скромницу. Особенно когда кроме ярко-алых туфлей на высоких каблуках и черного плаща на мне больше ничего нет. Поздно бежать.

Успокоиться.

Захожу в лифт и нажимаю на кнопку верхнего этажа. В зеркальной поверхности стен отражается бледное лицо с зелеными глазами, которые сейчас кажутся просто огромными из-за подступающей паники. Убираю за спину волнистые пряди русых волос и фыркаю. Мешают, блять... Может хвост завязать? Нельзя. Альфы любят когда омега выглядит невинно, а не дерзко. И накручивать их на руку тоже любят, когда... Ох, черт... Вздрагиваю, услышав характерный писк вверху. Двери лифта раздвигаются. Прохожу в пентхаус, сразу же натыкаясь на двоих бугаев охранников в черных костюмах и с каменными рожами.

— Нам нужно вас осмотреть на предмет оружия. — один из них впивается в меня цепким взглядом.

Я хихикаю коротко и тут же закрываю рот рукой. Похоже, у меня сейчас истерика начнется. Оружие, мать его. Где бы я его прятала на голом теле? В своей, мать его, вагине?

Паника

.

— Можете идти, Маккол. — слышу хриплое сзади, и моя внутренняя омега сходит с ума, реагируя на присутствие сильного альфы.

— Да, босс.

Едва улавливаю односложный ответ секьюрити, которые выходят из помещения. Пытаюсь бороться с мурашками и чертовым трепетом внутри. Тихие шаги за спиной. Обладатель хриплого баритона обходит меня. Я сглатываю, смотря на то, как расслаблено останавливается напротив, уместив руки в карманах черных брюк и склонив голову к плечу. Высокий. Очень. Возвышается надо мной больше, чем на голову. Лет сорок на вид. Темные волосы, голубые глаза, щетина на челюсти. Рукава белой рубашки небрежно закатаны до локтей. Дорогие часы на запястье. Стоят наверняка больше, чем моя квартирка в Портобелло. Красивый, блять... Очень... Настолько, что в животе у меня скручивается узлом возбуждение, перемешиваясь со страхом и горечью отвращения к самой себе. Не хочу, чтобы мне нравился альфа, для которого я стану просто игрушкой на одну ночь. Альфа Прайс. Джон Прайс. Во что я ввязалась, ради всего святого?

Вожделение

.

— И зачем же ко мне пришла такая милая невостребованная омега? — альфа наконец прерывает повисшее между нами молчание, скользя задумчивым взглядом по моей фигуре.

Наверняка думает, зачем мне в разгар лета плащ.

— Я ваш подарок, альфа. — выдыхаю, стискивая кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони, отрезвляя немного и позволяя успокоить инстинкты, которые разрываются между потребностью моей омеги махать хвостиком и ластиться к более сильному самцу и желанием моей человеческой половины бежать без оглядки.

Вижу, как Прайс выгибает бровь и хмыкает. Подходит ближе, лениво цепляя мой подбородок пальцем и заставляя запрокинуть голову и посмотреть в его глаза. Буквально вижу, как в глубине его радужек вспыхивает хищная похоть, и невольно облизываю губы. Он криво улыбается, обнажая клыки и проводя по ним языком.

— Подарок, да? — его голос становится еще более низким. — И от кого?

— От альфы Уокера.

— Ну конечно от него. — пальцы Прайса скользят с моего подбородка на шею. Очерчивают ключицу легким прикосновением. — Я думаю, с моего подарка нужно снять обертку.

Смятение

.

Я резко вдыхаю. Он усмехается, отступая на шаг. Мои руки дрожат, пока дергаю пояс плаща нервно. А затем повожу плечами, позволяя ткани упасть вниз к моим ногам. Глаза Прайса темнеют, когда он впитывает каждый изгиб моего полностью обнаженного тела, стоящего перед ним. Это успеваю заметить перед тем, как крепко зажмуриться. Слышу короткий смешок. Его явно забавляет мое смущение. Он наклоняется ближе, оставляя невесомый поцелуй на моем плече. Чувствую кожей его улыбку.

— Не нужно быть такой застенчивой, детка. Ты моя сегодня вечером. — шепчет, и его дыхание теплом оседает на моей шее. — И я буду наслаждаться каждой частичкой тебя.

— Да, альфа... — я блею , словно ягненок, попавший в лапы к волку, и Прайс довольно хмыкает.

— Хорошая девочка. Следуй за мной.

Иду, едва переступая ногами за ним, вперившись взглядом в широкую спину. Краем сознания отмечаю дорогую мраморную отделку стен, черно-белые тона, серебряные рамы на зеркалах, дизайнерскую мебель.

— После тебя, — Прайс мурлыкает и отходит в сторону, открывая для меня дверь спальни.

Мышка в клетке.

Конечно хочет полюбоваться видом сзади и моей задницей. Если бы так не боялась, сказала бы какую-нибудь колкость. Прохожу в комнату с жемчужно-синими стенами и фотографиями мостов на них. На окне тяжелые плотные графитовые шторы. Посередине огромная кровать с шелковым черным бельем. Останавливаюсь возле нее, слыша, как со щелчком закрывается за спиной дверь. Осознаю тот факт, что я в одной комнате наедине с альфой. И я вся его. Голая. В районе солнечного сплетения щекочет непонятное чувство. В другой ситуации я бы наверное вопила от восторга. Но я боюсь. И мне горько от того, что я собираюсь делать. Чувствую, как Прайс подходит ко мне сзади. Прижимается грудью к спине. Руками не трогает, но наклоняется и вдыхает запах моих волос. Тихо рычит. Понимаю, что ему нравится. Его внутренний альфа одобряет меня. Поворачиваюсь медленно, стараясь дышать ровно. Начинаю расстегивать его брюки. Пальцы дрожат. Он слишком близко. Его горячее дыхание шевелит волосы у меня над ухом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Такая послушная девочка. Так хочешь угодить своему альфе. — Прайс втягивает воздух сквозь зубы, когда касаюсь его члена, освободив его от ткани. — Встань на колени ради меня.

— Да, альфа. — произношу тихо, смотря в пол.

Покорность.

Опускаюсь на колени. Пульс стучит в висках. Инстинкты воют от удовлетворения, но я сглатываю неприятие на языке, когда я вижу перед собой его член. Уже твердый и возбужденный, подрагивающий от желания.

— Это моя девочка, — он бормочет глубоким голосом, как будто вид моего повиновения заставляет его хотеть меня еще больше. — Ты такая красивая, когда стоишь на коленях передо мной.

Он проводит большим пальцем по моей нижней губе, и я тихонько выдыхаю, чувствуя как напрягаются мои соски. Прайс слегка оттягивает губу вниз. Мой пульс зашкаливает. Слышу приказ в его голосе.

— Открой рот для меня.

Я открываю, и он удовлетворенно усмехается, перемещая палец на мой язык. Скользит им по нему, лаская и наслаждаясь теплом моего рта.

— Такая послушная девочка, — его голос смесь похоти и властности, он хватает меня за волосы на затылке и откидывает мою голову назад, смотря мне в глаза. — Сегодня ночью ты моя, и я покажу тебе, что значит быть заявленной альфой. А ты будешь хорошей девочкой и все примешь, правда?

— Да, альфа...

— Это моя девочка... — повторяет он снова, явно довольный моим ответом. Греховная ухмылка наего губах, а мое сердце бьется так сильно, что кажется я сейчас потеряю сознание. — Скажи это. Скажи, что будешь хорошей девочкой и примешь все, что я тебе дам.

— Я буду хорошей девочкой. Как захочет мой альфа.

— Умница... — он ослабляет хватку на моих волосах. Большой палец нежно оглаживает щеку. — Открой рот пошире, детка.

Я открываю рот так широко, как только могу. По правде, смотря на его орган в полной готовности, вообще не уверена, что смогу вместить его с таким размером. Слышу низкий рык одобрения сверху. Перед глазами плывет. Наклоняюсь вперед, обхватывая губами головку. Рот мгновенно наполняется слюной. Между ног вспышка жара и пульсации, и я ненавижу себя за это. Но втягиваю щеки, обеспечивая дополнительную стимуляцию, и продолжаю сосать, ритмично двигая головой. Челюсть начинает болеть от растяжения. Прайс тихо шипит от удовольствия и толкается бедрами вперед.

Головка входит в мое горло, и я выгибаюсь от рвотного позыва, отшатываясь и пытаясь слезть с его члена. Его пальцы впиваются в мои волосы, удерживая на месте. Его альфе точно не нравится, что я пробую сбежать, и он становится более животным и грубым. Крепко держит, пока я ерзаю коленями по полу, задыхаясь и давясь, и резко входит глубже, трахая мою глотку жесткими фрикциями. Чувствую, как распирает горло от его ствола, мои глаза закатываются, я упираюсь руками в его бедра. Прайс замирает на мгновение, его член пульсирует внутри, заставляя меня судорожно выгибаться. Затем отстраняется, и отступает назад, скользя взглядом по моей фигуре у его ног, по тому, как тяжело двигается моя грудь при каждом отчаянном вдохе, а слюна стекает с уголков рта.

— Встань. Я хочу, чтобы ты легла на кровать. Сейчас же.

Я подчиняюсь. В его голосе столько доминирования, что я даже не осознаю этого, как уже лежу спиной на простынях, широко раздвинув ноги. Моя омега так сильно хочет повиноваться, что я невольно стону, когда чувствую вес его тела на моем. Он придавливает меня к кровати, ладони оглаживают мои бедра, разминая их и побуждая раскрыться еще больше. Прайс тихо рыкает, кусая мою шею, его губы скользят ниже, оставляя горячие влажные поцелуи на моей груди. Я выгибаюсь. Его пальцы погружаются между половых губ и трут клитор.

Да, да, да, да, да.

Я извиваюсь под ним, вдыхая запах феромонов. Он пахнет лесом и дождем. Моя омега воет внутри от наслаждения. Ей нравится. Ей нравится до помешательства. Безумие.

Бери. Владей. Пользуйся

.

— Ты такая мокрая, детка. А ведь я еще даже не начал.

Он мурлычет, прикусывая мой сосок. Убирает пальцы, заменяя их членом. Головка вдавливается в меня, растягивая и заполняя. Мое тело словно пронизывает электричество. Это отрезвляет. Я распахиваю глаза.

Шок

.

Я и правда грязная шлюха? Упорно учиться, добиваться признания в журналистике, мечтать о работе в главном таблоиде страны, чтобы в итоге согласиться стать эскортницей ради спасения брата и осознать, что мне нравится, когда меня имеют за деньги? Он вводит член глубже. Я цепляюсь за его плечи, тяжело дыша. Слезы брызгают из глаз.

Черт. Черт. Черт.Пусть я просто растворюсь в воздухе.

Прайс останавливается, поднимая на меня глаза. Чувствую, как вибрирует его грудь от сдерживаемого рычания.

— Ты в порядке? — говорит тихо, нависая надо мной и опираясь локтями по обе стороны от моих плеч. — Ты плачешь.

Я мотаю головой, с силой зажмуривая веки и сжимая в кулаках рубашку на его груди. Зажмуриваю так крепко, что их начинает щипать, и цветные точки пляшут перед внутренним взором. Не получается сдержать слезы. Две соленые дорожки сбегают к вискам.

Стыд

.

— Эй... — Прайс нежно проводит пальцем по моим щекам, стирая влагу. — Нет, не качай головой. Поговори со мной. Я знаю, что могу быть грубым, когда инстинкты берут верх. Но ты плачешь. Это ненормально. Просто поговори со мной.

Я всхлипываю, утыкаясь лицом между его шеей и плечом. И почему я должна быть таким недоразумением? Даже продать себя нормально не могу. И теперь у меня проблемы не только с кредиторами брата. Он наверняка тоже злится...

Горечь

.

— Прости... Прости... — я шепчу, продолжая пачкать слезами его кожу.

Прайс вздыхает, массируя пальцами мой затылок.

— Детка... Просто успокойся.

Задерживаю дыхание и давлю дурацкое желание спрятаться под простынями, когда он встает с меня, звякая молнией и застегивая брюки. Слышу, как выдвигает ящики комода, и приоткрываю глаза, наблюдая, как подходит к кровати, держа в руках черную длинную футболку. Надевает ее на меня молча. Буквально тону в ткани, прикрывающей меня до коленей. Поднимает меня, держа одной рукой за спину, словно я вообще ничего не вешу. Выходит из спальни. Не понимаю, что делает.

Недоумение

.

Чувствую, как начинают гореть мои щеки, когда заходит на кухню и усаживает меня на высокий стул возле большой мраморной поверхности стола. Невозмутимо роется в шкафчиках, заваривая чай, и подходит, всовывая чашку мне в руки и удерживая на них свои ладони.

— Просто расслабься и пей.

Я сглатываю, отводя взгляд. Медленно отпиваю ароматный горячий напиток, пахнущий чабрецом и шалфеем, смотря куда угодно, только не на Прайса, который стоит, оперевшись бедром на столешницу и скрестив на груди руки. Глоток за глотком. Пока внутри не разливается тепло, и напряжение не отпускает меня.

— Успокоилась? — говорит Прайс.

Я киваю, отставляя пустую чашку подальше и подтягиваю колени к груди, обхватывая их руками.

— Расскажешь, что случилось?

Я не знаю, как рассказать. Я не знаю, что я вообще могу сказать ему после того, как пришла сюда в плаще на голое тело, а потом сосала его член. А после этого расплакалась, как идиотка, во время секса.

Неловкость

.

— Я так понимаю, ты не профессионально этим занимаешься. — он произносит ровно, смотря на меня изучающе, и я мотаю головой. — Почему не сказала? Зачем было терпеть, если ты не хотела?

Я молчу.

Потому что я хотела, блять.

Пока не поняла, кем это делает меня. Просто игрушкой.

— Как тебя зовут?

Я вскидываю на него глаза. Он улыбается. Видит мое раздражение. Серьезно, да? Решил спросить мое имя после минета?

— Чарли. — отвечаю все же.

Абсурд ситуации доходит до меня и меня отпускает... Я улыбаюсь тоже.

— Чарли, — Прайс хмыкает, наклоняясь и опираясь локтями о столешницу. Волосы падают ему на лоб, делая более молодым и дерзким. Я вздыхаю, одергивая футболку пониже. — Давай, расскажи мне все по порядку, Чарли.

— Я... — я замираю, а затем встряхиваю головой. Да к черту... Что уж теперь? Ну узнает, что я дура, и начнет презирать. Мне то какое дело? — Мой брат должен крупную сумму денег "Безмолвным". Недавно они его избили. Сломали ему руку. И сказали, что через неделю я буду вылавливать его тело в Лейн. Я хотела продать квартиру, но это долго. Омега, с которой я училась на факультете журналистики, иногда занималась этим. Продавала себя для богатых альф, чтобы покупать дорогие шмотки и машины. Я попросила ее отвести меня в агентство. Там подобрали заказ. Это был ты. Все.

Отворачиваюсь, замолкая. Вот и все.

Можешь меня презирать теперь.

— Нужно было сказать. А не сосать мой член. — Джон фыркает, и я вскидываюсь, суживая глаза.

— Да неужели? Что-то я не заметила, чтобы ты был особо против.

— Я альфа. — он смеется коротко, и я язвительно хмыкаю. — Это моя природа.

— И как я могла забыть?

— Не дерзи, детка. — Прайс улыбается краем губ.

— Что теперь? — я отвожу взгляд, кусая губы. Честно не знаю, что дальше делать. Если он захочет продолжить, я просто сгорю от стыда. — Ты же все равно меня хочешь.

— Да, я хочу. — он цокает языком и выпрямляется, давая мне пространство. — Но это не значит, что я рассматриваю тебя как свою собственность или игрушку. Для того, чтобы игра мне нравилась, ты должна хотеть этого тоже, детка. Поэтому сейчас тебя отвезут домой.

Я моргаю, застигнутая врасплох. Он серьезно собрался отпустить меня? Он не злится? Ладно. Возможно, это и к лучшему. Я совершила огромную глупость, и вселенная предоставила мне шанс исправить все. Я продам чертову квартиру и найду другой способ выбраться из этого дерьма. Без торговли собой. Я встаю, и мы возвращаемся в гостиную, где я поднимаю с пола свой плащ, закутываясь в него. Тело покалывает от перенапряжения.

Истощение

.

Вздрагиваю, когда чувствую, как Прайс подходит сзади и наклоняется ко мне, почти касаясь грудью моей спины.

— Я хочу, чтобы ты подумала вот над чем, Чарли, — говорит тихо, почти касаясь губами моего уха.

Мурашки

.

— Тебе не обязательно быть идеальной для какого-то альфы. Тебе не обязательно делать то, чего ты не хочешь. Ты сильная и независимая. Ты продолжаешь бороться, даже когда жизнь пытается тебя прижать. Ты потрясающая сама по себе, потому что ты — это ты, а не из-за каких-то устаревших ожиданий того, какой должна быть омега. И я хочу тебя ради тебя, а не потому что хочу использовать или контролировать. Подумай об этом дома, детка.

Его губы прижимаются к моей шее, кожу обжигает искорками огня. Прайс отступает назад, и я чувствую себя так, будто у меня что-то забрали.

Слишком важное.

Секьюрити отвозят меня домой. Смотрю в окно машины на светящиеся витрины Портобелло. К черту. Нужно забыть об этом. Завтра займусь продажей квартиры. Брат спит на диване в маленькой гостиной, баюкая на подушке сломанную руку в гипсе. Лицо даже в сумерках кажется темным от ссадин и синяков. Идиот мой родной... И если бы он знал, что я собиралась сделать, и что почти сделала... Сам бы привязал меня к батарее и пошел сдаваться Безмолвным. Нельзя ему говорить.

Моя грязная жаркая тайна

.

Даже приняв душ не могу избавиться от запаха Прайса. Ворочаюсь в кровати и как только закрываю глаза, ощущаю вокруг себя лес и слышу шорох дождя, стучащего по листьям.

Помешательство

.

И кажется он настолько въелся мне под кожу, что и на следующий день я продолжаю выпадать из реальности, чувствуя его в самых разных местах. Кофе в киоске перед работой пахнет хвоей. В такси аромат полыни и земляники. От страниц книги веет запахом осенних листьев. И дождь...

Дождь... Везде дождь и древесная пыль

.

Я не успеваю продать квартиру. Через две недели брат прибегает домой взволнованный и взбудораженный и говорит, что у Безмолвных больше нет к нему претензий. А еще их лидер очень извиняется передо мной и заверяет, что они и думать не хотели о том, чтобы доставить неприятности. Что это конечно же недоразумение, и если бы они знали, что их действия принесут неудобства омеге, они несомненно бы пересмотрели свои решения, как и каждый порядочный альфа на их месте. Брат не понимает, что случилось. Просто радуется свободе и избавлению от проблем. Я понимаю.

Прайс

.

Понятно, что они бы просто так не отстали. Это уроды без моральных принципов, отступающие только тогда, когда осознают, что появился кто-то гораздо сильнее. А значит он вмешался. А значит ему правда не все равно. Не знаю почему. В мозгу неразбериха из мыслей. Пытаюсь загрузить себя работой и не думать. Не получается выбросить его из головы. Он везде, где бы я не пошла. Граффити на стене кинотеатра в Толлкросс ярко-синего цвета. Как его глаза. В Брантсфилд Линкс пахнет скошенной травой. Его запах окутывает меня.

Детка. Детка. Детка.

Я хочу тебя. Потому что ты — это ты.

У меня круги под глазами из-за бессонных ночей. Я раздраженная и срываюсь на подруг и брата. Ну зачем ты и правда дал мне пространство? Зачем ты меня отпустил?

Хватит

.

На мне ярко-алые туфли на высоком каблуке и черный плащ, завязанный на талии поясом. Я нажимаю на кнопку верхнего этажа в лифте и смотрю на себя в зеркальной поверхности стен. Распущенные волосы и красная помада на губах. И глаза блестят возбуждением. Я больше не боюсь. Я хочу этого.

Жадно

.

Секьюрити уже не спрашивают про оружие. Уходят молча, когда Прайс останавливается напротив меня, оглядывая медленно с ног до головы. Выгибает бровь, хмыкая и засовывая руки в карманы черных брюк. Верхние пуговицы на серой рубашке небрежно расстегнуты. Почти стону от желания.

Голодно

.

Я улыбаюсь, зная, что он следит за каждым моим движением. Развязываю пояс, позволяя ткани скользнуть вниз по обнаженной коже. Жажда в его глазах, слишком острая, чтобы я могла сдерживаться.

— Я ваш подарок на сегодня, альфа.

Моя одержимая мания.

Бонусная глава. Алекс Келлер. ТЕЛОхранитель

PoV. Алекс

— У нас небольшие проблемы с Барковым. — Рэй бросает на кофейный стеклянный столик у дивана, на котором сидит, телефон и достает сигарету из пачки. Подкуривает, затягиваясь дымом, и откидывается на спинку, расслабленно умостив на ней татуированные руки. — Я этого гандона в клочья порву. Но на всякий случай присмотришь за Эшли.

Я выгибаю бровь, бросая быстрый взгляд на бесячее исчадие ада и по совместительству сестру моего альфы. Эшли Баркли. Стройная фигурка, волнистые платиновые волосы с несколькими синими и розовыми прядями, длиннющие ресницы и яркие бирюзовые глаза. Такие неоновые, что иногда кажется, что она носит линзы. Эти глаза она сейчас закатывает в немом раздражении, даже переставая красить ногти на пальчиках ног желтым лаком, чем она занималась, уперев соблазнительные ноги в коротких джинсовых шортиках о подлокотник дивана. Я вздыхаю, пряча недовольство поглубже. Да, чертенок, мне это тоже не нравится. Как и тебе. Но по совершенно другим причинам.

— Рэй, я не думаю, что это хорошая идея. — говорю спокойным голосом.

Но уж если альфа Баркли что-то вбил себе в голову, его не так-то просто переубедить.

— Келлер, не ной. Ты единственный из моих людей, кто не придушит ее уже через пять минут общения. — он отбривает и бросает хмурый взгляд на сестру, которая цокает языком и вскакивает с дивана, демонстративно кривляясь. — А ты, ведьма, будешь хорошо себя вести. Иначе запру в подвале до чертова Рождества.

— Буду ангелом. Во плоти. — стервозина фыркает и гордо удаляется наверх, бросив на меня напоследок многообещающий взгляд.

Я выдыхаю шумно, потирая переносицу. Рэй коротко фыркает и проводит безымянным пальцем по нижней губе, сжимая между указательным и средним сигарету. Вообще он не типичный альфа. Более лояльный что ли. Никогда не делает различий между собой и бетами. Общается на равне, не принижая и не давя энергетикой. И не смотря на это его слушаются. Беспрекословно. Хоть и выглядит, как бандит с подворотни в этих своих кожаных куртках, порваных джинсах и с татуировками, покрывающими все тело. Он сильный, но справедливый. Наверное поэтому я и выбрал его клан, когда пришлось уйти от Прайса. Потому что здесь я чувствую себя чем-то большим, нежели просто бета, второй сорт. И если бы не дерзкий избалованный чертенок, который привык, что брат вечно спускает ей с рук все шалости, жизнь была бы великолепной.

— Я понимаю, что она иногда бесит… — Рэй хмыкает, и я издаю короткий смешок.

— Иногда?

Смеемся вместе уже в голос.

— Да ладно, Келлер. Я серьезно. Пока не разберусь с Барковым, не хочу переживать о безопасности сестры. И не хочу думать о том, как ее либо убьет кто-то, либо оттрахает.

А в том, что я не хочу ее трахать, он значит уверен. Качаю головой, ухмыляясь.

— Ладно, босс. Буду образцовым телохранителем.

Разворачиваюсь, выходя из гостиной, и слышу протяжный вздох за спиной.

— Вы друг друга стоите, Келлер.

Да уж точно. Упрямый идиот и наглая чертовка. Идеальное сочетание.

***

Конечно нахальная стервочка испарилась из комнаты, как только Рэй уехал по делам. Взъерошиваю пальцами волосы, сдерживая злое рычание. Одиннадцать вечера, блять. Просил же хоть немного для разнообразия проявить рассудительности. Прижимаю к стенке Уилсона и выясняю, что мисс Упрямая Заноза в заднице укатила на своем Феррари в город пару часов назад. Уилсон получает хорошую трепку и обещание мучительной смерти за то, что мне не сообщили о передвижениях моей подопечной. Сажусь в свой серый Land Cruiser и еду в центр, кипя от недовольства. Ну вот что за мелкая зараза, а? Прекрасно знает, что будет с Рэем, если с ней что-то случится. А со мной… Блять… Ударяю ладонями по рулю. Не знаю, что с ней с сделаю, когда найду, но она доигралась. Теперь уж точно.

Отслеживаю местонахождение ее машины по GPS. Ну конечно. «Sinful hole». Кто бы сомневался, что она решила искать приключений в самом крутом ночном клубе Эдинбурга. Торможу у исписанного разноцветными граффити здания, из которого доносится ритмичная музыка. У входа в клуб вышибалы в черных футболках и джинсах и толпа смеющихся малолеток. Красный Феррари Эшли на парковке. И вот там довольно темно. Но все равно замечаю целующуюся парочку у кирпичной стены. Усмехаюсь. Кто-то настолько нетерпелив, что не может забрать девушку в более подходящие условия. Осень, на улице холодно, а она в коротенькой кожаной юбке и белой майке. Вижу, как парень лезет рукой под ткань, сжимая пальцы на ее животе. Она выгибается. В глаза бросаются платиновые волосы с розовыми и синими прядками. Ярость вспыхивает во мне мгновенно, и я шиплю сквозь зубы, вылетая из машины. Хватаю урода за плечо, отрывая от Эшли. Сучка пьяно и радостно улыбается, как будто увидела желанный подарок на день рождения.

— Алеееееееекс… — пищит, покачнувшись на каблуках, пока я впечатываю кулак в лицо кретина, который посмел тронуть мое.

— Ты хоть знаешь, чья она сестра, мудак?! — рычу, добавляя еще пару ударов, и он обмякает на брусчатке, а я поворачиваюсь к наглой стерве, которая виснет на мне, обнимая за шею.

— Алеееееееекс, — мурлычет, надувая губы. — Ты зачем избил мальчика? Мы же просто разговаривали.

— Разговаривали, блять? — говорю зло сквозь зубы и сжимаю ее запястья, убирая их от своей шеи. — Он точно не разговоров хотел.

— Алекс, ну ты что? Я не собиралась с ним трахаться.

— А он бы тебя спросил?! — взрываюсь гневом и провожу ладонью по лицу, пытаясь отвлечься. Дергаю ее за собой, направляясь к машине. Еще хоть слово скажет, и я точно перекину ее через колено и отделаю ее задницу так, что неделю сидеть не сможет. — Ты напилась, блять! Что у тебя в голове, а?

— Алеееееееекс… У меня каблуки застряют. — чертенок хихикает, и я вздыхаю, успокаиваясь и улыбаясь невольно, наблюдая, как размахивает руками, пробуя удержать равновесие на булыжниках мостовой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Зачем ты вообще напилась? Ты же совсем не такая… — говорю, поддерживая ее за талию и прижимая к себе, когда чуть не падает, продолжая смеяться.

Я точно идиот, но это ее «Алеееееееекс» сводит меня с ума.

— Потому что мне плохо… — Эшли грустно вздыхает, и я фыркаю, подхватывая ее и легко закидывая себе на плечо.

Наглый дьяволенок взвизгивает и брыкает ногами, я отвешиваю шлепок по соблазнительной заднице, продолжая шагать к машине, и она смиряется, обвисая.

— Плохо тебе? Накрасила ногти лаком не того оттенка? Потеряла колечко? Твоя любимая группа распалась?

— Неееет… — Эшли вздыхает. — Не хочу замуж за альфу. Они все придурки.

Я не могу удержаться от смеха. Дурочка. Перехватываю ее поудобнее, пальцы проходятся по нежной атласной коже ее бедра. По загорелой, теплой, мягкой коже… Черт…

— Ты серьезно думаешь, что Рэй заставит тебя выйти замуж, если ты не хочешь?

— Неееет… Но я же омега… Омеги созданы, чтобы подчиняться альфам… А я не хочу… Я хочу…

— Что ты хочешь?

— Да ничего… Алеееееееекс… Асфальт такой красивый…

— Да, чертенок. Очень красивый. Шедевр просто.

Снова смеюсь, запихивая ее на заднее сиденье своего внедорожника. Она лежит на спине, смотря в потолок и улыбаясь.

— О, как все кружится… — бормочет.

Платиновые волосы рассыпались по сиденью шелковым облаком. Я вижу как вздымается ее грудь под тканью майки при каждом вдохе. А еще полоску красных кружевных трусиков под задравшейся юбкой. Боже, дай мне сил. Прислоняю пылающий лоб к холодному металлу крыши автомобиля. Стону мучительно и захлопываю дверь, залезая за руль.

— Алеееееееекс… А куда мы едем? — Эшли возится на сиденье, ерзая попкой по коже.

Вижу это в зеркало заднего вида. В штанах становится тесно. Шиплю, представляя, как бы ее шикарная задница ерзала на моем члене. Вот поэтому, блять, я не хотел этого задания. Слишком близко к ней. Слишком искушающе. Слишком хочу ее. Проклятье…

— Домой. — отвечаю сквозь зубы, пытаясь обуздать чертову похоть.

Эшли хмурится.

— Нет. Неееет… Ну Алеееееееекс, пожалуйста. Рэй меня убьет.

— И я ему помогу. Потому что ты заслужила.

Чертенок всхлипывает. Огромные глазищи наполняются слезами. Понимаю, что специально манипулирует мной. Но не могу ничего с собой поделать. Поворачиваю на Окгсгангс Роуд. Теперь Рэй убьет меня.

— Успокойся. Переночуешь у меня.

Вижу, как довольно улыбается, услышав мои слова. Дьяволенок получил, чего хотел, и тут же снова стал радостным. Усмехаюсь краем губ. Эшли начинает играть с волосами. Подносит прядки ко рту и дует на них, хихикая.

— Алекс. А почему ты Келлер?

Выгибаю бровь. Она серьезно решила прицепиться к моей фамилии?

— Нет, ну правда, — продолжает маленькое исчадие ада. — Дурацкая фамилия. Это же почти как киллер. Нет. Хиллер. Триллер. Трейлер.

Она хохочет. Я торможу у своего дома и помогаю ей вылезти из машины.

— Да, да… — бормочу, поднимая ее на руки, потому что сомневаюсь, что сама сможет идти. Хотелось бы снова на плечо закинуть. Но боюсь, соседи не поймут. — Продолжай в том же духе, и я устрою тебе триллер.

— Нет, Алекс, ты добрый… — нахальный чертенок мурлычет, утыкаясь мне в шею, пока заношу ее в лифт, а затем и в свою квартиру на верхнем этаже. — И вообще, ты у меня самый лучший телохранитель в мире. Во всей вселенной.

— Ага. Я уже понял, что ты без ума от меня. — я хмыкаю, укладывая ее на кровать в спальне. Сам на диване посплю, так уж и быть. — И завтра ты скорее язык себе откусишь, чем повторишь эти слова снова.

— Нет, я серьезно… Алекс… — Эшли шепчет, внезапно обнимая меня за шею и не давая отстраниться от нее. — Ты знаешь какой? Ты идеальный…

— А ты пьяна. — перебиваю ее, пытаясь абстрагироваться.

Жар ее тела напротив меня. Ее теплое дыхание на моих губах, пахнущее текилой и лаймом. Ее пальцы на моей коже, посылающие дрожь по спине и заставляющие член пульсировать в штанах. Это меня доводит до крайности. Как и то, что продолжает недовольно, шепча горячечно и уверенно:

— И что, что я пьяна? Завтра я буду трезвой, а ты так и останешься придурком.

— О, я придурок уже? — коротко смеюсь. — Секунду назад был идеальным.

— Идеальный придурок. — Эшли кивает, соглашаясь, и я улыбаюсь. — Ты хоть бы спросил там, почему я не хочу замуж за альфу. А ты молчишь. И так бесишь меня. И я хочу тебя ударить. И хочу целовать до потери сознания. Потому что я не хочу альфу. Я хочу тебя…

Я замираю. Не верю, что она говорит это сейчас. Она постоянно вела себя, как избалованная засранка. Что за романтика внезапно? Это точно из-за алкоголя. Ступор сменяется волной всепоглощающего возбуждения, когда ее губы накрывают мои. Влажно, горячо, трепетно. Сладкий поцелуй со вкусом текилы. Я чувствую ее терпкость на языке. Тяжело дышу, опираясь рукой на матрас возле ее головы, другой обхватывая ее талию и вжимая в себя податливое тело. Один поцелуй. Глубокий, безумный, страстный. Так, как я давно хотел. Все, что могу позволить себе, прежде чем отстраниться. Это не продолжится, пока она в таком состоянии. Я не воспользуюсь этим. А протрезвев, чертенок снова станет бесящей стервочкой. И забудет о том, как признавалась мне в чувствах на моей кровати. Улыбаюсь, когда Эшли начинает лезть мне в штаны. Рвано дышу. Член настолько твердый, что это даже больно. Перехватываю ее руки и удерживаю запястья, обездвиживая и прижимая к себе. Лежу на спине, Эшли ерзает на мне, пытаясь освободиться. Пытка, блять. Вздыхаю. Пару минут, и она успокоится и уснет. Слишком пьяна, чтобы быть деятельной и дальше. Ну может десять минут. Я выдержу. Черт…

— Алекс… — она тихонько мурлычет, пряча лицо у меня на шее.

Я расслабляюсь, выводя пальцами круги на ее спине.

— Спи, чертенок.

Слышу, как начинает посапывать почти бесшумно, и оставляю легкий поцелуй на ее виске.

— Я тоже тебя хочу, чертенок… Если бы ты только знала, как сильно…

***

— О, во имя всех святых… — Эшли стонет, и я усмехаюсь, ставя на тумбочку у кровати стакан с водой и две таблетки аспирина.

— Сильно болит? — спрашиваю, наблюдая, как поднимается, пытаясь пригладить растрепанные, торчащие в разные стороны волосы.

Макияж размазался, одежда мятая. И сейчас она еще прекраснее, чем обычно. Даже если похожа на взъерошенного воробушка.

— Да… Голова как колокол…

— Я не буду говорить «так тебе и надо».

— Молчи, Келлер. — чертенок бросает на меня недовольный взгляд исподлобья.

Выпивает аспирин и сидит пару секунд с закрытыми глазами. Вздыхаю. Так и знал, что утром она обо всем забудет. Признания, поцелуи. Глупо было надеяться. Но все равно внутри тянет тоской. Выгибаю бровь, когда встает с кровати и поворачивается ко мне, уперев руки в бока, смотрит выжидательно, сдувая с лица розовую прядку.

— Поехали, отвезу тебя домой. А то твой брат точно убьет и тебя, и меня. — говорю мягко.

Эшли фыркает раздраженно.

— Ну конечно. Мнение Рэя для тебя основа основ.

— И что не так? — чувствую, как тоже начинаю закипать. — Он мой альфа.

— Ой, переспите уже. Голубки. — наглая сучка отпихивает меня в сторону, стремительно выходя за дверь.

Голова видимо у нее уже не болит.

— Ну ты, блять… — я шиплю сзади, направляясь за ней.

— Поехали, Келлер. — она перебивает, и я делаю глубокий вдох, успокаивая бурю внутри.

Не понимаю, как ей так легко постоянно удается вывести меня из себя. Даже мучаясь от похмелья умудрилась поссориться со мной. И чего только разозлилась, дурочка?

— Поехали. — отвечаю, хватая куртку и ключи от машины.

На парковку спускаемся в молчании. И всю дорогу до дома маленькое исчадие ада тоже молчит, скрестив руки на груди и смотря в окно на проплывающие мимо деревья и особняки. Я стискиваю пальцы на руле так сильно, что костяшки белеют. И почему она должна быть такой бесящей? И такой желанной.

Машина с визгом тормозит у особняка Баркли. Эшли выскакивает на улицу, хлопая дверью так, что я вздрагиваю. Оббегает впереди капота и наклоняется над моим окном, раздраженно сияя глазами.

— И чтоб ты знал, Келлер, я все помню. — мое сердце пропускает удар. Что, блять? Она же не серьезно… — Не имею привычки страдать амнезией после пьянки!

— А ну стой на месте! — я выхожу за ней и хватаю за запястье, не давая скрыться в доме. — Что за истерики весь день, а? Ты все помнишь. Окей. Как говорила, что хочешь меня. И как целовала мои губы. Так какого хрена, Эшли?!

— Потому что ты идиот! — вижу, как быстро и рвано дышит, и глаза ее наполняются влагой. Я стискиваю челюсти, пытаясь удержаться от глупостей. — Я хотела… Черт! Я практически ноги раздвинула и тебе приглашение подписала!

— Ты хотела, чтобы я тебя трахнул, пока ты пьяная?! Так обо мне думаешь, да?

— Нет! — она дергает запястье с силой, и я отпускаю. Под кожей ярость перемешивается с желанием. Упрямая дурочка. И как же я хочу ее сейчас. — Я не хотела… Я хотела… Не знаю! Ты не сказал ничего в ответ! Я призналась тебе! Я тебе душу открыла. А ты промолчал… Все, что додумался сказать «поехали, я отвезу тебя домой»! Я себя чувствую, как будто меня на помойку выбросили!

— Дура! — я провожу ладонью по волосам, смотря, как взбегает по лестнице и исчезает за дверью. — Я же сказал, идиотка ты маленькая…

Хочу догнать и отшлепать по заднице. Хочу целовать, пока не выбросит всю дурь из своей милой головки. Но она слишком выбесила меня. Никогда в жизни я еще не был так зол, как на нее сейчас. Поэтому иду не к ней, а в дальнюю гостиную, где другие беты азартно режутся в карты. Не люблю покер, но мне не помешает сейчас отвлечься.

***

Телефон вибрирует в кармане, отвлекая от совещания, которое проводит Рэй. Достаю его и смотрю на экран, пока другие беты сосредоточенно слушают слова Баркли. «Чертенок». Поджимаю губы. Игнорировала меня неделю, а теперь пишет сообщение, как ни в чем не бывало. Открываю мессенджер.

«Paramore или Guns N 'Roses?»

Серьезно? Фыркаю. Наглая сучка. Вытрепала все нервы, а теперь интересуется моими музыкальными пристрастиями.

«Я на совещании»

Прячу трубку. Она снова вибрирует. Конечно чертенку все равно на то, что я занят.

«Ты что обиделся?»

«Нет»

«Алекс, ну прости»

«Пожалуйста»

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста»

«Ну я была идиоткой»

«Я скучаю»

«Правда»

«Алекс»

«Я не обиделся»

«Класс! Ты просто лучший! И ответь на вопрос. Это важно»

«Guns N 'Roses»

«Ты просто солнышко! Я купила билеты на их концерт. В Майами»

Я закатываю глаза. Я злюсь на нее до чертиков. За то, что призналась мне в чувствах, а потом вела себя, как истеричная стерва. За то, что игнорировала меня. Но сейчас мне смешно. Смех застревает в груди, и я втягиваю воздух сквозь зубы, когда присылает мне свое фото в черном бикини на загорелой коже. Бросаю быстрый взгляд на парней. Никто не смотрит в мою сторону. Рэй что-то втирает Уилсону. Возвращаю глаза к фотографии. Член дергается в штанах, наливаясь желанием.

«Какого хрена, чертенок?»

«Что?»

«Я еду в Майами. На концерт. И ты тоже, как мой телохранитель. Поэтому помогай выбрать купальник. Черный нормально? Или лучше красный?»

Еще одно фото. На этот раз в красном бикини. Я закрываю глаза. Сглатываю тяжело. В горле пересыхает. Эта девчонка станет моей смертью.

«Прекрати»

Еще одно фото. Ее длинные ноги на фоне океана. Кожа золотится в лучах заходящего солнца. Пульс отбивает бешеный ритм у меня в висках. Не понимаю, как его еще не услышали парни.

«Зачем мне прекращать? Ты же мой ТЕЛОхранитель. А хранитель должен знать ТЕЛО, которое охраняет»

Фото ее груди в мокрой ткани, облепляющей ее, как вторая кожа. Я резко встаю, сжимая телефон в руке так сильно, что удивляюсь, как он не треснул. Член болезненно трется о джинсы. Я морщусь. Рэй недоуменно приподнимает бровь.

— Я… Надо выйти. — говорю хрипло, прочищая горло. — Проветриться.

Беты хмыкают за спиной. Не обращаю внимания. Взбегаю по лестнице на второй этаж. Дверь ее комнаты в конце коридора. Захлопываю ее за собой и смотрю на Эшли темным и хищным взглядом, как на добычу.

— Ты доигралась, чертенок.

Мгновенно смещаюсь вперед, прижимая хрупкое тело к кровати. Схожу с ума от ее мягкости и тепла ее кожи под моими пальцами.

— Ничего ты не сделаешь, — мое персональное искушение хихикает, обнимая меня за шею руками. — Кто-то может услышать. А мы же не хотим, чтобы Рэй нас убил.

Разочарованно рычу, понимая, что она права. Нам нельзя заниматься этим в доме ее брата, полном бет и обслуги. Прикусываю кожу у нее под ушком. Слышу, как ахает от мурашек и усмехаюсь, зализывая укус языком.

— Не сделаю. Не здесь. Но ты сама купила билеты в Майами. Помнишь?

— Помню. Так какое бикини? Черное или красное?

— Лучше без ничего.

Эшли смеется. Запечатываю ее рот поцелуем. Вторгаюсь внутрь языком. Впитываю сладость с примесью пряностей. Прохожусь легонько по небу. Она стонет в мои губы, зарываясь пальцами в мои волосы и притягивая меня ближе к себе. Теряю контроль. Перед глазами плывет. Трахаю ее рот языком так, как хотел бы трахать сейчас членом ее тело. Отстраняюсь, тяжело дыша. Смотрю, как лежит подо мной раскрасневшаяся и растрепанная. Самое прекрасное, что я видел когда-либо. Провожу легонько пальцами по ключицам, очерчиваю грудь, касаюсь ладонью живота. Ее тело дрожит под моими прикосновениями. Знаю, что должен остановиться. Сейчас перестану. Еще минуту, чтобы просто запомнить это ощущение. Ее кожа под моими пальцами. Просто божественно.

— Вот как я хочу тебя, чертенок. Близко. Связано. Вот так…

Она улыбается. Я знаю, что ей это нравится. И не нужно мне ни одно из семи небес. Потому что с моим чертенком у меня рай на земле.

Бонусная глава. Киган Расс. Беги, змейка, беги

PoV. Фрейя

В доме для собраний темно и тихо. Обычно здесь полно альф, которые ведут себя как дикие звери. Но сегодня все они уехали с главой разбираться в деле Прайса и Шепарда, из-за которого вся Шотландия стоит сейчас на ушах. Остались лишь беты по периметру и еще Хэш с Логаном, которые переговариваются о чем-то, стоя внизу у машин. Вижу их из окна кабинета Кигана на третьем этаже. Валили бы уже нахрен. Не хочу никого видеть. И разговаривать с ними не хочу, поэтому когда садятся во внедорожники и уезжают, выдыхаю с облегчением. Конечно они бы не доставили мне проблем. Да и никто бы не осмелился. Я неприкасаемая. Я — личный палач главы Расса. Его Кровавый Ангел Смерти. Фыркаю, когда вспоминаю прозвище, которым меня наградили. Слишком пафосно, как по мне. Но справедливо. Я могу перерезать глотку какому-нибудь убогому бандиту, которым недоволен Расс, а потом спокойно пойти пить кофе. Люди думают, что я чудовище. Без чувств, без сомнений, без жалости. Так оно и есть на самом деле.

Не помню, когда я превратилась в монстра. Может быть после первой течки? Нет, даже тогда что-то еще было во мне. Что-то живое... Возможно оно есть до сих пор? Где-то глубоко внутри, где помимо всепоглощающей тьмы я чувствую странный трепет каждый раз, когда смотрю в яркие лазуревые глаза, зная, что они никогда не засветятся для меня. Потому что для него я не омега.

Я выросла в Харстаде. Суровом и холодном городе на севере Норвегии. Я помню снег и горы, изрезанные глубокими трещинами, и опасные темные воды Вогс-Фьорда, на берегах которого училась самостоятельности. Мой отец был альфой. Военным в отставке, который гордился нашим наследием и светлыми, почти белыми волосами, выдававшими в нас потомков викингов. Я не понимала, что в этом такого. В Харстаде все были высокими, сильными и беловолосыми. Я выделялась своими зелеными глазами, доставшимися мне от матери ирландки, и иногда мне казалось, что именно из-за них отец так холодно относится ко мне. Я отличалась. А еще будила болезненные воспоминания. Мать умерла, когда мне было семь, заболев острой инфекцией дыхательных путей, переросшей в воспаление легких, и отец замкнулся в себе. Я могла его понять. Она была его истинной. А потерять истинную пару для альфы все равно, что потерять душу.

Поэтому я не надоедала ему. Сама собиралась в школу по утрам, а после уроков уходила гулять на берегу и в горы. У меня были друзья, но я всегда предпочитала одиночество. Наш дом стоял в отдалении от остальных. Из окна было видно гору Кейпен и высоченные стволы вековых сосен, большую часть времени припорошенных снегом. Я любила забираться на ее вершину и смотреть на фьорд, представляя, как однажды по нему приплывет величественный драккар и увезет меня куда-нибудь далеко-далеко, где я буду обязательно счастлива. Никто не приплыл за мной. А когда мне исполнилось семнадцать, и я почувствовала жар первой течки внутри, я поняла, что счастливой я тоже никогда не буду.

Хакону Йоргенсену было девятнадцать. Он был нашим соседом. Высоким красивым альфой, не обращавшим на меня внимания, пока не унюхал в тот день запах моих феромонов. Я помню его руки на моем теле, разрывавшие одежду, грубые укусы и прикосновения, оставлявшие синяки. Я не хотела, но моя омега хотела, и этого было достаточно для него, чтобы взять.

Отец вернулся на следующий день поздно ночью. Я лежала в кровати, закутавшись в одеяло. Тело болело. Я заметила капли крови на его куртке. Он молча поставил на тумбочку пузырек с подавителями. Я не знала, где он их достал, подобного рода препараты запрещены к продаже. Не только из-за того, что альфам не нравится, когда омеги пытаются выйти из-под их контроля. Но и потому что они плохо влияют на организм омег, вызывая сбои и нарушения в репродуктивной системе. Но я взяла таблетки и проглотила их, не запивая водой. Я больше не хотела чувствовать себя беспомощной в руках альфы. Я больше не хотела, чтобы любой альфа желал меня. Я не хотела быть омегой.

— Ты убил его? — я спросила и увидела, как напряглась спина отца под тканью плотной дубленки.

Он замер на мгновение у двери, ничего не отвечая. Я услышала усталый вздох. Через секунду отец вышел из моей комнаты, так и не сказав ничего. Но я знала, что больше никогда не увижу Хакона. Я уснула удовлетворенная. Именно тогда тьма в моей душе укоренилась и оплела ее цепкими щупальцами.

Через пару недель отец начал учить меня драться и защищать себя. Будучи солдатом, единственное, что он умел хорошо — это убивать. И задавшись целью передать мне эти навыки, он справился с этим превосходно, сделав из меня идеального безжалостного киллера. Конечно в прямом противостоянии с альфой я бы не выстояла. Да и ни одна омега не смогла бы. Природой задумано так, что альфы на вершине пищевой цепи. Сильные, жестокие. Способные сломать тебя одним движением пальцев. Омеги же слабые и хрупкие. Две противоположности, призванные уравновешивать и дополнять друг друга. Но я умела пользоваться своими слабостями. Быть изворотливой, хитрой, быстрой. Видеть возможности и бить именно туда, где это будет эффективнее всего. Так что когда умер отец, и я осталась одна, я больше не боялась того, что меня используют. Я могла себя защитить. Подавители блокировали течку и запах моих феромонов. Для альф я была безликой. Просто обычной низшей девчонкой, на которою не стоит обращать внимания. Меня это устраивало. Я шагала по головам, добиваясь того положения, которое имею сейчас. Неприкосновенного Ангела Смерти главы альф Шотландии.

И только в такие вечера, как сейчас я могла позволить себе немного бессилия и истощения. Потому что заковав себя в кокон из брони и собственных страхов я лишила себя возможности получить его...

— Обратно воруешь мой виски, serpiente (змейка)?

Я улыбаюсь, услышав за спиной бархатный голос Расса, и демонстративно делаю глоток из стакана, который держу в руке.

— Ты хоть осознаешь, насколько бесишь, босс? — вопрошаю язвительно и поворачиваюсь к нему лицом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вижу, как выгибает бровь, криво усмехаясь. Темная прядь волос падает на лоб. Льдистые глаза смеривают меня с ног до головы, отмечая мои порванные джинсы и майку с черепами. Да, я знаю, что выгляжу как пацанка. Особенно рядом с ним сейчас, одетым в безупречный черный костюм и белую рубашку с дорогими запонками. С дизайнерским кожаным ремнем с мордой волка на пряжке и последней моделью Patek Philippe на запястье.

— И почему же, serpiente?

Киган сбрасывает пиджак на массивный диван в углу и закатывает рукава рубашки до локтей, проходя к бару и наливая себе выпить. Запрыгиваю задницей на его стол, устраиваясь прямо на бумагах и пожирая взглядом, как перекатываются его мышцы под тканью при каждом движении. В животе начинает тянуть. Отпиваю поспешно охлажденного кубиками льда виски, чтобы промочить пересохшее горло. И почему мне все труднее контролировать себя рядом с ним?

— Потому что вечно подкрадываешься незаметно. Вообще не понимаю, как тебе с такими габаритами удается двигаться настолько бесшумно. Призрак бесячий.

Киган смеется, слушая мою тираду. Запрокидывает голову вверх и закрывает глаза, перекатывая во рту алкоголь мгновение. Затем глотает. Вижу, как дергается его кадык. Отвожу глаза, залипая на картину Рене Магритта "Влюбленные". Нужно отвлечься. Господи...

— Что хорошего в этой мазне? — говорю, пытаясь взять себя в руки. Киган фыркает, прежде чем допить виски, и подходит ко мне, застывая на расстоянии выдоха. — Не мог Ван Гога купить? Или Климта.

— Что хорошего? Хмм... Ну наверное помогает не забыть, что любовь слепа. И что все мы любим лишь иллюзию, которую создали в своей голове. — Киган внезапно наклоняется ко мне и опирается ладонями о столешницу по обе стороны от моих бедер, запирая меня в клетке своих рук. Я вздрагиваю. Жар его тела окутывает меня, и мое собственное начинает пылать в ответ. Какого черта? Я же на подавителях. — Hueles raro hoy, serpiente. No puedo entender qué diablos es esto (Ты странно пахнешь сегодня, змейка. Не могу понять, что за хрень).

Расс опускает голову к моей шее и делает глубокий вдох. Слышу, как в его груди зарождается рычание. И тут чувствую это. То, чего не ощущала уже восемь лет. Тягучую пульсацию внутри. Мурашки по коже. Огонь в теле, сжигающий все рациональные мысли. Покалывание между ног и влажность настолько обильную, что я начинаю улавливать, как липнет к моим ногам ткань джинсов, промокшая насквозь. Отчаянную пустоту, требующую, чтобы ее заполнили. Нужду. В альфе.

Нет, блять. Нет! Течка. У меня течка. Какого черта?!!! Я на подавителях! Пульс отбивает бешеный ритм в висках. Вспоминаю, как диллер, у которого затариваюсь, предупреждал, что мне пора слезать с препаратов. Что ни у одной омеги организм не выдержит такого длительного издевательства над собой и отреагирует сбоями. Правда он втирал мне о судорогах, коме и смерти. Но не о чертовой течке, блять!!! Которая может начаться внезапно и без предупреждения!

Я панически дергаюсь и проскальзываю под рукой Кигана, слетая со стола и отскакивая в сторону. Сердце стучит, словно сумасшедшее. Вижу, как темнеют его глаза. Он понимает. Понимает, что происходит. И я физически ощущаю волну черной злости, которая исходит от него. Да, блять. Логически выстроенная цепочка.

Я пахну феромонами.

У меня течка.

Я не низшая.

Я омега.

Я врала ему последние три года.

Я фальшивка.

Подделка.

Предательница.

Он меня убьет. Господи, что я натворила? Крылья носа Кигана раздуваются. Понимаю, что он не может перестать вдыхать меня. Слишком соблазнительно для альфы. Запах течной омеги. Он сжимает кулаки с силой и не сводит с меня мрачного взгляда. Его грудь вздымается тяжело от быстрого прерывистого дыхания. Не знаю, что победит в нем. Ярость или похоть. Для любого другого альфы выбор очевиден. Но альфа Расс — это загадка и тайна за семью печатями. Слишком непредсказуемый. Слишком отличается от остальных, поэтому и удерживает власть так долго. Я сглатываю, отступая спиной к двери медленными шагами под пристальным взглядом хищника. С ним я бороться не смогу, будь я хоть тысячу раз профессиональной убийцей. Он превосходит по всем параметрам. Да и не хочу, если честно. Жар почти овладел мной. Я не могу ясно мыслить. Я хочу срывать с себя одежду, которая мешает и бесит. Я хочу впиваться в него губами. Я хочу его член в себе. Не могу сдержать стона. Отчаянного и жалкого. Глаза Кигана темнеют еще больше, становясь кобальтовыми. Похоть в нем побеждает.

— Беги, маленькая змейка. Сейчас.

Его рык ударяет меня в спину, когда я срываюсь на бег. Коридоры мелькают перед глазами. Я бегу так быстро, как еще никогда до этого в жизни. Несмотря на злость, он все же дал мне шанс скрыться от него. И я пользуюсь им, перескакивая через ступеньки и пробегая через пустые темные комнаты особняка. Все волоски на теле встают дыбом. Я чувствую его ауру за собой. Всепоглощающую и мрачную. Он преследует меня, как маленькую добычу.

Но я знаю, что я смогу. Еще немного. Два пролета вниз, через холл и галерею к гаражу. Заблокировать дверь, чтобы задержать его. Сесть в машину, ворота открыты, я видела это в окно. На полной скорости до города. И... что? Что дальше? Я в течке. Все, о чем я смогу думать через ближайшие полчаса, это как лечь под какого-нибудь первого встречного альфу. В таком состоянии мне подойдет любой. Полицейский, патрулирующий улицы. Студент, выгуливающий собаку. Хулиган, разбивающий витрины. А я не хочу. Вот уже три года я хочу только одного альфу. С первой встречи. С первого взгляда в льдистые голубые глаза. И лучше уж встретиться с ним лицом к лицу после того, как моя тайна стала явной, сейчас. Пока он гораздо сильнее хочет оттрахать меня, чем свернуть мне шею за вранье.

Я останавливаюсь. Замираю в полу движении. Тело дрожит. Я закрываю глаза, рвано дыша и прижимая вспотевшие ладони к бедрам. Тихие шаги за спиной. Его дыхание шевелит волосы у задней части моей шеи. Чувствую волну тепла и желания. Позвоночник покалывает от его присутствия.

— Что ты делаешь, serpiente?

— Окончательно схожу с ума.

Я поворачиваюсь. Его мощная фигура нависает надо мной, подавляя. Я тихо стону и впиваюсь пальцами в его плечи. Меня колотит от потребности. Я не могу это контролировать.

— Пожалуйста, альфа...

— Mierda (Дерьмо)...

Руки Расса подхватывают меня под ягодицами. Я цепляюсь за него, скрещивая ноги за его спиной.

— Помоги мне, альфа, пожалуйста...

— Maldita seas, Freya (Будь ты проклята, Фрейя).

Мне все равно, что он говорит. Я знаю, что на данный момент я победила. Мой запах кружит ему голову, пробуждая первобытную потребность заботиться об омеге в уязвимом состоянии и удовлетворять ее. Так созданы альфы. Хвала богам, что он не оказался исключением. Я стону и прижимаюсь к нему ближе. Почти не замечаю ничего вокруг, перед глазами дымка. Киган рычит, покрывая поцелуями мою шею. Открывает ближайшую дверь пинком ноги. Гостевая спальня. Плевать. Я бы отдалась ему и на полу. Это сильнее меня. Намного.

— Раздевайся. — Расс отрывисто командует, спуская меня с себя. — Если не хочешь, чтобы я порвал твою одежду.

Я почти скулю от похоти, начиная стягивать с себя джинсы и майку. Кожа настолько чувствительна, что болит от трения ткани об нее. Киган следит за мной не мигая. Физически чувствую, как вспыхивает мое тело под его взглядом. Обжигающие дорожки огненной лавы скользят по поверхности кожи вслед за движением его глаз. Отбрасываю в сторону белье, он втягивает в себя воздух с шипением. Не понимаю, как еще держится. Не понимаю, как еще не взорвалась я сама. Делаю шаг к нему. Смазка стекает по моим бедрам. Соски стали твердыми, и их покалывает от предчувствия его прикосновений. Расстегиваю его брюки. Ноги подкашиваются, когда дотрагиваюсь пальцами до его члена. Киган хватает меня за волосы, смотря в мое искаженное похотью лицо. Я извиваюсь.

— Дай мне его. Пожалуйста... — я шепчу, продолжая водить по теплой плоти рукой. Рот наполняется слюной. Так сильно я хочу ему отсосать. — Киган... Пожалуйста...

— На кровать. На четвереньки. Сейчас.

Он отпускает меня, и я почти падаю. Живот скручивает спазмами. Залезаю на край кровати, опускаясь на четвереньки и смотря через плечо на то, как он сбрасывает с себя одежду, обнажая свое подтянутое, поджарое тело, увитое крепкими мускулами. Идеальный самец. Мое персональное наваждение. Вижу, как сглатывает, заканчивая раздеваться и сбрасывая на пол штаны с боксерами. Не отрывает взгляда от картины перед ним. Я, в позе покорности, с грудью, опущенной на простыни, с выгнутой спиной, оттопыренной попкой и широко расставленными ногами. С бедрами, блестящими от влаги, и пульсирующим влагалищем.

— Киган... — я протяжно стону.

Мои глаза закатываются от экстаза, когда он встает сзади и сжимает мои ягодицы ладонями, одним грубым движением входя в меня и сразу начиная трахать в быстром темпе. Я извиваюсь и дергаюсь. Его член принимать слишком больно поначалу. Он большой, а у меня не было достаточного опыта секса кроме того первого раза с Хаконом. Но омега внутри меня воет от удовольствия. И каждый толчок головки его члена в шейку матки заставляет мое тело искрить от всепоглощающего удовлетворения. Я кончаю почти сразу. Трясусь и впиваюсь пальцами в простыни, издавая звуки, которым бы позавидовала самая опытная порнозвезда. Расс шипит от возбуждения, продолжая натягивать меня на свой ствол, и накручивает мои волосы себе на руку, дергая назад, побуждая выгнуться дугой и углубляя проникновение.

Его грубые жесткие фрикции доводят меня до крайности. Я кончаю еще раз, так крепко сжимая его член внутри, что он рычит от удовольствия. Киган тянет за мои волосы еще сильнее. Другая его рука отпускает мою задницу и надавливает на поясницу. Я чувствую, как скрипят мои мышцы от напряжения. Никогда не думала, что мое тело способно будет принимать такие позы. Но ощущать его член настолько глубоко внутри себя — это вознаграждает все старания. Он трется бедрами о мои ягодицы и глухо стонет. Его член пульсирует внутри, накачивая меня спермой. Инстинкты сходят с ума от удовлетворения. Почти теряю сознание от эйфории. Все, чего я хотела, это быть заявленной им вот так.

И я знаю, что этого не достаточно. Моя потребность в нем вспыхивает снова, как только он выходит из меня и переворачивает меня на спину, придавливая собой к кровати. Я задыхаюсь. Его глаза светятся. Мои эмоции зашкаливают. Моя пара. Он моя пара... И он ненавидит меня сейчас, даже если одновременно с этим хочет до помешательства. Вижу это в глубине его глаз. Захлебываюсь словами. Не могу перестать смотреть на него, только ахаю, когда снова вгоняет в меня свой член.

— Киган, я...

Его пальцы сжимаются на моем горле. Губы Кигана запечатывают мои, не давая продолжить. Он целует зло и жадно. Грубо, как и трахает меня сейчас, вбивая каждым движением бедер в кровать. Чувствую горечь на языке. Даже когда кончаю под ним снова и снова. Горечь за собственное вранье и его разочарование. По крайней мере он мой на эту ночь. Пока моя течка не закончится.

Утро встречает меня усталостью. Все тело ноет и гудит после того, как целую ночь подряд мы спаривались с Рассом, словно безумные. Я стону, отрывая голову от подушки. Сажусь на кровати, обозревая синяки и укусы на коже. В душе шумит вода. Я поджимаю под себя ноги, натягивая простыню на голую грудь. Впервые за восемь лет чувствую себя беспомощной девочкой. Я не знаю, как исправить то, что я натворила. Тем более теперь... Когда он мой истинный... Расс выходит из ванной уже в костюме. Влажные волосы зачесаны назад, и я сглатываю, ощущая, как спазм сжимает горло. Его льдистые глаза сейчас и правда стали холодными, как снега Антарктики. Впервые за время нашего знакомства.

— Киган, я...

— Логан отвезет тебя в клинику. — Расс перебивает, и я у меня начинает ломить в висках. — Доктора проведут обследование и назначат лечение. Больше ты не будешь принимать эту дрянь.

Я молча слушаю его слова. Смотрю в его бесстрастное лицо, пока завязывает галстук и надевает ремень и часы. Голову стискивает немеющим обручем. Конечно, я должна была стать истинной единственного альфы на планете, способного возненавидеть меня настолько сильно, чтобы даже с успехом игнорировать предназначение, притягивающее нас друг к другу магнитами. Любой другой бы боготворил сейчас свою пару. Этот же обжигает презрением.

— В клинике тебе дадут экстренную контрацепцию. — Расс продолжает, и я вздрагиваю. Ну да, конечно... У меня же течка была... И мы трахались... — Твои вещи уже перевезли ко мне. Работать в совете ты больше не будешь.

— А что буду? — я вскидываюсь. Внутри внезапно колет обидой и злостью. — Твоим приложением для траха? Покорной омежкой, которую ты будешь иметь между приступами ненависти?

— Я не позволю своей истинной паре подвергать себя риску, занимаясь тем, что ты делала раньше. — Киган цедит сквозь зубы. На его скулах играют желваки, и я понимаю, что он сдерживается сейчас. Боль разъедает кислотой мою душу. Я не хотела, чтобы все между нами превратилось вот в это... — Я бы вышвырнул тебя из своей жизни, если бы мог, Фрейя. Ты как никто знаешь, что я не прощаю предательства. Но я не могу. Не с этим долбанным чувством внутри, привязавшим меня к тебе. Поэтому ты сделаешь то, что я говорю. Если не хочешь, чтобы наши жизни превратились в ад.

— Да дай мне объяснить! Пожалуйста! — я вскрикиваю отчаянно, вскакивая с кровати. Расс морщится раздраженно, и я шиплю от злости. — Киган!

— Ты врала мне. Каждый божий день на протяжении трех лет. Смотрела мне в глаза и играла роли. Притворялась, юлила и изворачивалась. Закрой рот сейчас, Фрейя.

— Киган! — я ору, раздраженно взмахивая руками и дергая себя за волосы.

— Одевайся, Фрейя. Логан ждет внизу.

Расс уходит, оставляя меня наедине с эмоциями. Хочу разнести все в этой комнате. Разбить мебель и изодрать шторы в клочья. Хочу избить кого-нибудь. Хочу выпустить гнев на саму себя. Хочу услышать от него снова "serpiente" взамен этого холодно-нейтрального "Фрейя". Вместо этого долго стою под прохладным душем, а потом одеваюсь, спускаясь вниз.

Логан отвозит меня в клинику а после и в особняк Расса. Медицинские процедуры проходят, как в тумане. На самом деле, мне все равно сейчас на то, что там твориться с моим телом. Внутри тянет тоской. Моя омега страдает без своей пары. А я страдаю без своего друга. И моя агония только усиливается, когда в доме Кигана я обнаруживаю, что мои вещи и правда перевезли из моей квартиры сюда. Вот только расположили их в другом крыле. Подальше от его комнат. Да, он позаботился обо мне, как велели его инстинкты. Но он полностью отстранился.

Я не знаю, как к нему подступиться и как попытаться объяснить почему я сделала то, что сделала. Подойти и сказать, что я пережила насилие от другого альфы и больше не хотела быть игрушкой ни в чьих руках? Сказать, что я не доверяла ни одному из них, а когда поняла, что он абсолютно другой, уже было слишком поздно для признания? Сказать, что слишком боялась выйти из своего уютного выстроенного и безопасного мирка и еще больше боялась потерять своего единственного друга? Наверное правду говорят. Чего мы боимся больше всего, то с нами и случается в конечном итоге. Теперь я это знаю. Я не знаю только, как научиться жить дальше с разбитым сердцем.

Я не выдерживаю спустя несколько месяцев тишины. Одинокий вечер, как и всегда. За окном шумит дождь. Это последние дни осени. Скоро Рождество. А он до сих пор не разговаривает со мной. Ограничивается нейтральными фразами за завтраками и ужинами и только узнает, как проходит мое лечение. Отлично, блять. Все совершенно прекрасно, кроме того, что я готова на стены лезть из-за нашей с Рассом холодной войны. Я не знаю, как достучаться до него. Я устала.

Я натягиваю джинсы и серую толстовку, которая больше, чем нужно, размера на три и висит на мне мешком. Затягиваю волосы в пучок на затылке. Какая разница, как я выгляжу, если ему все равно на меня. Выхожу через раздвижные двери в сад. Дождь стучит по листьям последних не увявших еще растений. Холодные капли тут же пропитывают мою одежду, охлаждая пылающее тело. Я закрываю глаза и запрокидываю голову вверх, подставляя лицо струям воды. Я горю. А значит скоро снова начнется течка. Я не хочу этого. Не хочу секса, наполненного горечью и разочарованием. И ледяного безмолвия на следующее утро я тоже не хочу.

— Зайди в дом, Фрейя, ты заболеешь.

Поворачиваюсь к дверям. Расс стоит в проходе в безупречном костюме глубокого синего цвета. Руки скрещены на груди. Хмурится недовольно, и я пытаюсь подавить ноющую боль в районе сердца, смаргивая капли дождя с ресниц.

— У меня скоро течка. — говорю, облизывая дрожащие губы.

— Я знаю. — Киган вздыхает.

Я усмехаюсь. Ну конечно. Чертовы запахи. Будь оно все проклято.

— Достань мне подавители.

— Нет. — слышу тихую ярость в его голосе, и Расс делает шаг вперед, выходя под дождь.

— Я не хочу, блять! Ты не понимаешь?! — я кричу и сглатываю рыдания.

Капли воды на моих щеках смешиваются со слезами. Киган хватает меня за плечи и встряхивает.

— Я сказал нет. В дом пошла. Быстро!

Я спотыкаюсь, когда он толкает меня к двери. Прохожу в дом, убирая трясущимися пальцами выбившиеся из пучка мокрые пряди волос от лица. Слова Расса, которые он бросает мне в спину, заставляют меня поморщиться, словно от удара ножом в живот. Я резко вдыхаю, пытаясь успокоиться.

— Так противно думать о том, что придется со мной переспать? Да, Фрейя? Так ненавидишь альф, что лучше будешь убивать себя этой дрянью, чем трахнешься со мной?

Киган цедит презрительно, и я напрягаюсь, стискивая кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони.

— Нет. — отвечаю глухо.

Расс хмыкает.

— Нет? А я думаю, ты лжешь. У тебя же это так хорошо получается, правда? Прирожденная лгунья. Ну признайся, что не хочешь меня. Что сама мысль обо мне, как о твоей паре, тебе отвратительна. Хоть раз скажи мне правду, Фрейя!

Я зажмуриваюсь так крепко, что перед внутренним взором вспыхивают красные точки. Чувствую его дыхание за собой. Злое и яростное. Ему вторит мое. Отчаянное и мучительное.

— Я не люблю шоколад. Он либо слишком горький, если черный, либо слишком сладкий во всех остальных случаях. И вообще я считаю, что это глупо, есть мятное мороженое с шоколадной крошкой, потому что оно охлаждает рот и крошка не тает, а просто противно скрипит на зубах. Но я буду продолжать его покупать и есть с тобой по вечерам при просмотре футбола, потому что ты его любишь. — я выдыхаю резко и всхлипываю. Зубы начинают стучать от переохлаждения, но я продолжаю говорить, чувствуя, как стоит Расс за моей спиной. Так близко, что меня начинает потряхивать. — Я люблю имбирное печенье и обожаю есть его в постели, даже если потом там остаются крошки. Я слушаю музыку на полную громкость и из-за этого постоянно ссорюсь с соседями. Я терпеть не могу слякоть и обожаю снег. Наверное потому, что я выросла там, где его было очень много. Моя мама умерла, когда мне было семь, и я думала, что отец ненавидит меня из-за этого. Я поняла, что он любит меня только тогда, когда он убил альфу, который взял меня силой. Отец научил меня сражаться, но правда в том, что я просто трусиха. Я боялась того, кем я есть. Я боялась, что во мне недостаточно силы, чтобы дать отпор альфе, если это повториться снова. Я боялась, что все равно не смогу защитить себя. Я боялась, что ты увидишь, какая я жалкая, и я потеряю тебя... Вот тебе правда, Расс... Мысль о тебе, как о моей паре не отвратительна. Она естественна и настолько правильная... Самое правильное в моей странной и фриковой жизни. Эти три года с тобой. Я бы не променяла их ни на что другое...

Я заканчиваю говорить. Я продолжаю стоять, не открывая глаз и не зная, зачем я вообще наговорила ему это. Я не понимаю, как он отреагирует, и не могу дышать, отсчитывая секунды его молчания.

— Ты не жалкая. — Киган говорит низким голосом, и его дыхание согревает мне шею. Мурашки тут же сходят с ума, и я всхлипываю, когда чувствую, как его ладони сжимаются на моей талии. — Знаешь о чем я жалею сейчас?

— О чем? — мой голос дрожит.

Киган притягивает меня к своей груди.

— О том, что твой отец убил того урода. И что я не могу сделать этого сам. — я разворачиваюсь и обнимаю его отчаянно, утыкаясь лицом в его шею. Слезы солью оседают на моих губах. Расс обхватывает меня одной рукой за спину, другой поглаживая мой затылок. — Не плачь. Я не стою твоих слез. Я вел себя, как придурок.

— Я тоже... — я шмыгаю носом и слышу, как он усмехается, наклоняя голову и оставляя поцелуй на моей макушке.

— Тогда мы и правда идеальная пара, да?

— Ага...

— И мятное мороженое с шоколадной крошкой все равно самое вкусное. Ты просто ничего не понимаешь в мороженом, serpiente.

Я фыркаю и трусь носом о его кожу. Тепло тела Расса согревает меня, и я успокаиваюсь. Всю жизнь я боялась самых разных вещей. Быть слабой. Быть игрушкой в чьих-то руках. Не иметь возможности распоряжаться своей жизнью. Сейчас я понимаю, что не это самое страшное. Самое страшное — это потерять того, кто делает тебя живой.

Бонусная глава. Кениг. Rein Raus

PoV. Зои

— Клубничную Маргариту. С двойной текилой. — я наклоняюсь над барной стойкой, опираясь локтями о прохладную полированную поверхность дерева.

Бармен усмехается, смешивая коктейль в шейкере, и я фыркаю, заправляя за уши пряди длинных черных волос. Оттягиваю ткань майки от груди. Жарко. Хоть на мне всего лишь легкий серый топ с серебристым изображением черепа и короткая джинсовая юбка. Но в клубе довольно душно. А может это я слишком много выпила.

— И попробуй только сказать, что мне хватит. — добавляю язвительно.

Красавчик-брюнет кривит губы в улыбке, ставя передо мной широкий бокал на тонкой ножке с розоватой жидкостью внутри и ягодой на ободке.

— Не мое дело, если ты решила отрубиться прямо здесь. Крошки с золотыми карточками не входят в круг моих забот.

— Как мило. — я хмыкаю и пригубляю сладковато-терпкий напиток, отворачиваясь от самодовольного придурка. — Похоже кто-то сегодня останется без чаевых.

Бармен качает головой и отходит к другим посетителям, а я облокачиваюсь спиной на стойку, наслаждаясь алкоголем и наблюдая, как скачут подружки на танцполе, весело смеясь, под новый трек Рианны. Я тоже там прыгала, пока не захотелось слегка повысить градус. Ну а что? Развлекаться так на полную.

— Угостить, красотка?

Поворачиваю голову к худому парню с лысой башкой и блеклыми серыми глазами, что почти наваливается на меня, обдавая запахом виски и сигарет. Морщусь и отпихиваю его подальше. Тоже мне, казанова. Неужели кто-то еще реагирует на эти банальные слащавые прозвища? Смешно просто.

— Не интересует. — отбриваю холодно.

Членоголовый хватает меня за запястье.

— Ты чего такая злая? Выпьем, потанцуем. Может съездим ко мне.

— Она сказала, ее не интересует.

Слышу над собой голос, пронизанный ледяным спокойствием. Немецкий акцент, огромная гора мышц, тряпка на лице. Кениг. Закатываю глаза недовольно. Задолбал таскаться за мной, как сторожевой песик. Бесит. Я сама прекрасно могу о себе позаботиться. Выдергиваю ладонь из хватки пьяного придурка, и он недовольно ворчит, задирая голову, чтобы посмотреть на двухметровую австрийскую громадину.

— Ты кто такой, Годзилла, блять?

Я присвистываю. Ой, зря он это сказал. Кениг делает смазанное движение рукой, и яйцеподобная голова встречается с деревянной поверхностью барной стойки с глухим стуком. Лысый сползает на пол с грацией мешка картошки. Я хихикаю, пока раздражающее чудовище фиксирует на мне взгляд своих неоново-голубых глаз.

— Два часа ночи, Зои. Ты едешь домой.

— Еще чего. — фыркаю. — Я только разогрелась.

— Остынешь. — Кениг невозмутимо наклоняется и подхватывает меня огромной рукой под ягодицами, поднимая с пола и прижимая к широкой груди.

Смеюсь, пока шагает к выходу, лавируя между толпой танцующих и пьющих любителей клубной жизни.

— Неужели? Маленькая стерва даже не закатит скандал?

— С чего бы мне? Хочешь поработать моим носильщиком, пожалуйста. Скажу Филу, пусть выпишет тебе за это премию. И я не маленькая. Хотя, по сравнению с тобой, чудовище, возможно.

— Сейчас через плечо перекину. — слышу усмешку в его голосе, и Кениг перехватывает меня поудобнее.

— Не смей. — я обнимаю его за шею и сдвигаюсь, скрещивая ноги за его спиной. Вцепляюсь покрепче в рослое тело, сдерживая смех. Похожа наверное сейчас на коалу, залезающую на дерево. — Я пьяна и обблюю тебе твою красивенькую черную футболку и уродские милитари штаны, если свесишь меня вниз головой.

— Фил же мне премию выпишет. Куплю новые. — ладонь Кенига сжимается на моей ягодице, оглаживая плоть через кружево красных трусиков. — Ты осознаешь, что твоя юбка слишком короткая, да?

— Вот тебе еще один аргумент не закидывать меня на плечо. В таком состоянии все увидят мою задницу.

Австрийская идиотина смеется, продолжая разминать округлость моей попки.

— Я Филу расскажу. — выдаю ни с того, ни с сего, и слышу в ответ еще один взрыв смеха.

Кениг толкает двери клуба и выходит на парковку, опуская меня на заднее сиденье белого Range Rover и нависая надо мной. Вижу, как вспыхивают весельем его глаза, и чувствую мурашки на коже, когда наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Не расскажешь. Тебе это слишком нравится, грязная девчонка.

— Пфф... — фыркаю пренебрежительно и упираюсь коленом в его грудь, спихивая с себя. — Ты слишком высокого о себе мнения, великан.

Кениг перехватывает мою лодыжку и оглаживает нежно пальцами татуировку, обвивающую ее. Ловец снов и летящие перья.

— Мне интересно, Зои. У тебя еще татуировки есть?

— Есть. — хмыкаю. — Но ты их не увидишь.

В животе тянет возбуждением. Если бы он был альфой, он бы уже наверняка давно унюхал сладковатый запах моей похоти и оттрахал прямо в этом чертовом авто. Но Кениг только иронично усмехается и отпускает мою ногу, залезая за руль. Выдыхаю с облегчением. Я конечно безбашенная, но не до такой степени. Не собираюсь поддаваться вожделению. Во-первых, это чудовище больше меня в два раза. Сомневаюсь, что я бы выдержала секс с ним. Хотя и хочется, блять... А во-вторых, Фил точно убьет его за это. А мне заблокирует все кредитки и оставит без содержания.

Вообще не представляю, почему именно Грейвса мой покойный отец выбрал в качестве опекуна для меня. Да, Фил добрый. Но он пиздец строгий. Контролирует все мои перемещения, как будто я безмозглая дурочка, которая не в силах сама позаботиться о себе. А в случаях своего длительного отсутствия, вот как сейчас например, приставляет Кенига присматривать за мной. И все бы хорошо, но австрийская громадина до жути раздражает меня. И в равной же степени возбуждает. Поэтому время наедине с ним это пытка. А Грейвс еще долго не приедет. Холли беременна их первым ребенком, и он увез ее в США. Нашел там какую-то элитную клинику. А значит мне с моим бесящим искушением взаимодействовать еще очень и очень длительное время. По крайней мере, пока Фил не вернется. Или пока в следующем году мне не исполнится двадцать пять, и по завещанию отца я сама смогу распоряжаться своими деньгами и получу свободу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вздыхаю. Кениг тормозит у особняка. Освещение по периметру яркое, но в доме педантичный Джордж оставил только несколько светильников. Вылезаю из машины, не дожидаясь, пока австриец откроет мне дверь. Холодный ночной воздух заставляет тело покрыться мурашками и проясняет голову. Остатки алкоголя выветриваются, и я вполне уверенно шагаю к террасе мимо подсвеченого лампами и поблескивающего бирюзовой водой бассейна. Кениг подъехал к задней части дома, и я радуюсь возможности пройти внутрь, не натыкаясь на бет и обслугу. Тело обдает мурашками уже по другой причине. Он догоняет меня и кладет ладони мне на бедра, прижимая спиной к его груди.

— Твоя задница такая соблазнительная в этой юбке, Зои. — шепчет мне на ухо, склонившись, и я выдыхаю прерывисто. — У меня почти встал. И я готов поспорить, что ты сейчас вся мокрая.

Я разворачиваюсь резко к нему. Почти встал? Долбанный мудак. Криво усмехаюсь, когда вижу насмешку в ярких голубых глазах. Специально дразнит меня. Только хрен он угадал. Я может и мокрая, но он тоже сейчас будет. Толкаю его в грудь изо всей силы. Кениг явно не ожидает этого, поэтому пошатывается, взмахнув руками, и заваливается в бассейн с громким всплеском. Смеюсь, когда вижу, как выныривает, отфыркиваясь. Тряпка облепляет лицо, явно мешая ему дышать. Слышу злое рычание.

— Немного мокро, Кениг? — вопрошаю язвительно и взвизгиваю, когда подтягивается у бортика, одним плавным движением выталкивая себя из бассейна.

Вот же... Сильный засранец. Просто воплощение мощи. Залипаю на мгновение, не в силах отвести взгляда от того, как перекатываются его мышцы под мокрой тканью футболки.

— Ты об этом пожалеешь, Зои.

Не дожидаюсь окончания фразы. Сбрасываю туфли на ходу, чтобы каблуки не мешали бежать, и уношусь в дом со скоростью света. Он не станет искушать судьбу и выламывать дверь в мою комнату, рискуя тем, что кто-то может услышать. Ну точно не станет... Господи... Поворачиваю замок за собой и прислоняюсь к двери спиной, тяжело дыша от бега и от возбуждения. Слышу его шаги с той стороны. Кениг хмыкает, убедившись, что я заперлась. Уходит, как я и думала. Выдыхаю расслабленно. Хватит с меня событий на сегодня. Ванна, кровать и крепкий сон. И надеюсь, он успокоиться до завтра достаточно, чтобы не придушить меня при встрече.

Конечно утром болит голова. А что лучше всего для борьбы с мигренью? Естественно аспирин, прохладный душ и любимая музыка. Да, я знаю, что это странно. Но я ненавижу тишину. Поэтому врубаю на всю громкость Rammstein и ухожу в ванную. Пока плескаюсь под водой, состояние становится почти прекрасным. Я снова люблю этот мир и всех окружающих. Растираю тело пушистым полотенцем до красноты и влезаю в желтые шортики и майку. Волосы еще влажные, поэтому сушу их феном, прыгая по ванной под тяжелые биты и отрывистые слова.

"Ich bin der Reiter

Du bist das Ross

Ich steige auf

Wir reiten los

Du stöhnst ich sag dir vor

Ein Elefant im Nadelöhr

Rein raus

Rein raus

Rein raus

Rein raus"

Просто до жути жесткая песня. Из этого потока слов понимаю только "Элефант", но так и представляю себе драки, схватки и потоки кровищи. Класс. Все, как я люблю. Заканчиваю возиться с волосами и выхожу в спальню, натыкаясь взглядом на Кенига, который подпирает спиной стену, скрестив руки на мощной груди. Черная футболка с джинсами и неизменная тряпка на лице с оранжевыми потеками. Закатываю глаза. Точно приперся мстить мне за купание в бассейне вчера ночью.

— Я не в настроении для удушения. — выдаю, выгибая бровь, когда отталкивается и начинает приближаться ко мне.

— Кинки, а? — он усмехается. — Я знал, что ты грязная, грязная девчонка, Зои... Особенно это видно по тому, какую музыку ты слушаешь.

— Что не так с музыкой, идиот? — я фыркаю, упираясь в его грудь, а он прижимает меня к стене огромным телом и кладет ладони по обе стороны от моей головы, наклоняясь так низко, что я могу рассмотреть серебристые вкрапления в его ярко-голубых радужках. — Это Rammstein. Жесткий металл рок.

Кениг тихо смеется. Я облизываю губы. Долбанный австриец. А ведь он, в отличие от меня, в совершенстве знает немецкий. И может спокойно перевести то, что поет Тилль. Внутри начинает вспыхивать искорками непонятное мне возбуждение. От того, как запер меня в кольце своих рук, словно в клетке. И от того, что не понимаю, что не так с чертовой песней, но начинаю подозревать... Блять... Да ладно, блять... Я улыбаюсь дразняще, хватаю пальцами ткань, закрывающую его лицо, и приподнимаю вверх, обнажая его губы. Кениг напрягается, сжимая ладонью мое запястье.

— Расслабься, — я шепчу. Я знаю, что он никому не показывает свою внешность, и это тоже меня в нем возбуждает. Как будто он чертова греховная ожившая фантазия, заставляющая мою кровь кипеть. — Я просто хочу видеть твои губы, когда ты будешь это говорить. Переводи.

Уголки губ Кенига изгибаются. Внизу моего живота начинает пульсировать и тянуть. Он наклоняется ближе.

— Внутрь... Наружу... Глубже... Глубже... Мне хорошо в тебе... Внутрь... Наружу.

Не могу сдержать стона. Мне становится жарко. Тело пылает, и я хватаю воздух приоткрытым ртом.

— Нравится, Зои? — чувствую дыхание Кенига на моих губах, такое же горячее, как и мое. — Нравится, когда я говорю такие грязные вещи?

— Мне нравятся твои губы, когда они произносят это... — я выдыхаю, продолжая удерживать его маску и пожирать жаждущим взглядом его рот.

Кениг довольно усмехается.

— Ты грязная маленькая принцесса, да? И если тебе так нравится вид моих губ... Я могу представить себе и другие способы использования своего рта, помимо разговора.

— Кениг... — я не успеваю договорить.

Его губы накрывают мои, и я таю, выгибаясь ему навстречу и цепляясь пальцами за его шею. Меня колотит от желания. Кениг скользит языком внутрь моего рта и сплетает его с моим. Его пальцы проходятся по моему позвоночнику и опускаются на поясницу, надавливая и вжимая меня в его твердый пресс. Я отстраняюсь, тяжело дыша. Голова кружится от поцелуя.

— Я не смогу не смотреть... — говорю хриплым от страсти голосом.

Если мы сделаем это, ему придется снять свою тряпку. И я не смогу заставить себя не смотреть на него, как бы ему не хотелось прятать и дальше свое лицо. Кениг фыркает, протягивая руку к двери и поворачивая замок со щелчком. Между ног у меня все скручивает спазмом. Я в его власти теперь. И мне это чертовски нравится. Никто не услышит. Rammstein на полную громкость позаботиться об этом. Я могу поддаться похоти, ведь никто не узнает. Если он готов раскрыться.

— Тебе не придется смотреть, Зои. — Кениг разворачивает меня спиной к себе и оглаживает мою шею. — Доверься мне, funkeln (искорка). Зрение лишь мешает остальным чувствам.

Я тихо стону. Губы Кенига проходятся по моему плечу, с которого он спустил бретельку майки. Его пальцы стискивают мой сосок. Я ахаю от волны желания, что поглощает меня, словно лавина. Он отбрасывает в сторону свою маску. Я все еще не вижу его, он сзади меня. Его язык ласкающе обводит позвонки на моей шее, пока его ладонь скользит вниз по моему животу и проникает в шорты. Я раздвигаю бедра, опираясь на его грудь спиной. Отдаюсь его движением, пока проводит пальцами вверх и вниз по моим скользким складкам, потирая клитор и обводя вход во влагалище. Я рвано дышу. Я хочу, чтобы он наконец-то вставил их в меня. Я хочу кончить на его пальцы. А потом на его член. Я хочу обернуться и посмотреть на него. Увидеть его лицо и окончательно запечатлеть в себе его образ, который и так уже сводит меня с ума. Кениг сжимает другую ладонь на моем горле, удерживая меня от ерзанья.

— Ты такая мокрая, funkeln. Как я и думал. — он извлекает из меня пальцы и подносит их к моему рту. — Попробуй вкус своего желания.

Пульс у меня в висках отбивает бешеный ритм. Я скулю и облизываю его пальцы, а потом втягиваю их в рот и начинаю сосать, слыша, как он тихо шипит от возбуждения, еще сильнее сжимая мое горло ладонью. Мой собственный пряный вкус расплывается на языке, и я мычу от похоти.

— Такая грязная девчонка... Я видел это в тебе. — Кениг хрипло дышит, трахая пальцами мой рот. — Такая отзывчивая и развратная... Закрой глаза, Зои.

Я подчиняюсь. Я не знаю, сколько я смогу выдержать, но я делаю, как он говорит и закрываю глаза. Кениг отодвигает ящики комода. Чувствую, как касается моего лица мягкая прохладная ткань, когда он завязывает на мне мой собственный шелковый шарф, лишая возможности видеть. Тело колет иголками вожделения.

— Почувствуй меня, Зои. Зрение только мешает...

Кениг берет меня за запястья и кладет мои ладони себе на грудь. Он снял футболку, и я чувствую его горячую гладкую кожу под своими руками. Переплетения его мышц, которые сокращаются под моими прикосновениями. Жесткие волоски вокруг сосков и кубики на животе. Он направляет меня еще ниже. Мимо пояса джинсов. Кончики пальцев немеют, когда ощущаю под тканью его твердую эрекцию. Втягиваю воздух сквозь зубы, пока Кениг двигает моей рукой, побуждая гладить его ствол через штаны.

— Видишь, что ты делаешь со мной, funkeln? Каждый день... Каждую ночь... Каждую чертову секунду, когда представляю себе, как войду в твое влажное, горячее, тесное тело. Когда думаю о том, как ты сожмешь мой член внутри, кончая подо мной.

Я протяжно стону. Меня начинает потряхивать. Его слова что-то делают со мной. Обольщают. Искушают. Я не могу противиться этому. Кениг толкает меня на кровать. Проходится пальцами по обнаженной полоске кожи на моем животе чуть ниже края майки. Я не вижу его. Только чувствую. И отсутствие зрения усиливает ощущения многократно. Тело покрывается мурашками там, где он прикасается. Горит, словно его опутывают нити жидкого огня. Я с готовностью выгибаюсь, когда он зацепляет ткань и тянет ее вверх, снимая с меня. Соски напрягаются от прохладного воздуха. Кениг сжимает мою грудь ладонями. Потирает большими пальцами соски, рассылая по моему телу вспышки пульсирующего наслаждения.

— Твое тело просто шедевр, funkeln. — он шепчет, и его дыхание обжигает мне шею. Кениг сдавливает зубами кожу у меня под ухом и втягивает ее в рот, оставляя засос. Я вздрагиваю. Приподнимаю бедра, пока избавляет меня от шорт. Звякает молнией, освобождаясь от джинсов и боксеров и вжимается членом в мою промежность, продолжая кусать и посасывать мои ключицы и грудь. — И я не могу дождаться, когда ты будешь кричать, пока я буду тебя трахать.

— Так трахай. — я ерзаю под ним. Кениг обхватывает мои запястья одной ладонью и удерживает их у меня над головой. Чувствую головку его члена, которая проталкивается мимо моих половых губ и упирается во влагалище. Я понимаю, что он больше среднего. Намного. Но мне все равно. Я настолько возбуждена уже, что могу думать только о том, чтобы он меня наконец-то выебал. — Кениг, блять, двигайся!

Он смеется, утыкаясь лицом мне в шею. Целует кожу, а потом кусает. Больно. Я дергаюсь. Насаживаюсь на его ствол совсем немного и тут же замираю от растяжения.

— О, черт...

— Лежи смирно, funkeln.

Кениг делает движение бедрами. Легкий толчок. Еще пара дюймов внутрь меня. Я дышу открытым ртом.

— О, черт...

— Ты так сжимаешь, funkeln, что мне хочется быть очень, очень грубым...

— И что тебя останавливает?

Я кусаю губы. Я беспомощна под ним. Он огромный и сильный. Мои глаза закрыты повязкой. Он легко удерживает мои руки, не давая возможности сопротивляться. И все же он делает это медленно. Плавными волнообразными движениями загоняет в меня свой член все глубже. Постепенно. Давая приспособиться к размеру. Мой живот напрягается. Мои бедра дрожат, когда я стискиваю ими его бока. Он входит полностью, прижимаясь лобком к моему лобку. Его ствол пульсирует внутри, надавливая на шейку матки. Я задыхаюсь от боли, смешанной с удовольствием.

— Ты останавливаешь, funkeln. — Кениг легко целует мои губы. Невесомо, словно касание перышка. И еще раз, пока начинает мягко двигаться во мне, заставляя все внутри меня сжиматься от удовольствия. — Моя искорка...

Я выгибаюсь и стону. Сердце в груди сбивается с ритма. Нежность, смешанная со страстью. Слишком остро и толкает меня через край. Я кричу и содрогаюсь в оргазме. Кениг рычит, ускоряя фрикции.

— Громче, Зои. Я хочу слышать больше.

Я не смогла бы молчать, даже если бы он не просил. Мне это слишком нравится. Я стону, я кричу, я шепчу его имя и умоляю не останавливаться. Кениг больше не сдерживается. Трахает меня резко и быстро. Я уже не чувствую боли. Только сводящую с ума наполненность и несравнимое ни с чем удовольствие. Я выпадаю из реальности, остается только жар моего тела. Его тяжесть на мне. Его хриплое дыхание. Толчки его члена. Внутрь. Наружу. Глубже. Глубже.

— Я хочу кончить в тебя, Зои... — Кениг гортанно шепчет, вбиваясь в меня все быстрее.

Сдавливает пальцами мое бедро, втрахивая жестко в кровать. Мое тело будет покрыто синяками, но мне плевать. Это слишком хорошо, чтобы я беспокоилась.

— Давай. Я на таблетках. — едва могу отвечать.

Голос не слушается меня. В ушах шумит. Я подтягиваю колени выше, скрещивая ноги за его спиной. Он входит в меня сильнее, меняя угол проникновения. Пара резких движений, и он кончает. Чувствую его сперму, вливающуюся в меня толчками, и это снова отправляет меня за грань. Я получаю еще один оргазм и почти теряю сознание, затихая под ним, пока Кениг придавливает меня к кровати, выравнивая дыхание. Его член постепенно размягчается, и он вытаскивает, сдвигаясь с меня. Между бедер влажно и липко, но я слишком вымотана и хорошенько оттрахана, чтобы идти в душ прямо сейчас. Поэтому просто растягиваюсь на теле Кенига, удобно устроив голову на его груди. Приятная истома охватывает меня, и я вздыхаю. Мое чудовище фыркает и собственнически опускает ладонь мне на живот.

— Обессилена, funkeln?

— Неа... Готова повторить. — слышу его смешок над ухом и улыбаюсь. — Но для этого тебе придется очень сильно постараться.

— И чего же хочет моя искорка за доступ к ее великолепному телу?

— Например доступа к твоему лицу. — хмыкаю, и Кениг усмехается, прижимая меня сильнее к себе. — Нет, ну серьезно. Ты отымел меня по полной, а я не знаю, как ты выглядишь.

— Ты же влюбишься сразу, как только увидишь мое потрясающе красивое лицо, funkeln. Какой удар по самолюбию моей стервозной девочки.

— Я переживу, идиот. — я посмеиваюсь, а Кениг оставляет легкий поцелуй на моем виске, баюкая меня в кольце своих рук.

— Договорились, искорка.

Конец