Искушение властью 3. Трон и вызов

Глава 1. Дворец Госпожи

Утро стало моим любимым временем суток. Не потому что рассвет, не потому что свежий воздух. А потому что именно утром мои рабы напоминали мне, кто здесь главный.

В понедельник я открывала дверь кабинета и видела Кирилла. Он уже стоял на коленях, глаза опущены, руки за спиной. Я проходила мимо, не говоря ни слова, садилась в кресло и закидывала ногу на ногу. Одним движением приподнимала юбку, и он понимал всё без слов. Подползал ближе, целовал мои колени, потом осторожно разводил бёдра и опускал голову. Его язык всегда был нетерпеливым: он жадно лизал, будто пил воду после жажды. Двигался быстро, настойчиво, задевая все чувствительные точки. Я клала ладонь ему на затылок и держала, усиливая ритм. Когда разрядка приближалась, я сжимала его волосы так, что он не мог пошевелиться. Я кончала резко, глубоко, прижимая его лицо к себе. Он глотал всё без звука, а потом оставался стоять на коленях, пока я не отмахивалась: «Достаточно».

Во вторник — Максим. Он был другим. Он начинал медленно: сначала целовал мои бёдра, задерживался на каждом сантиметре, словно дразнил. Потом проходил языком по краям, не касаясь центра, заставляя меня дышать чаще. Я сжимала руки на подлокотниках кресла, но не торопила. Максим умел растягивать ожидание. Только когда я сама хватала его за волосы и шептала: «Сильнее», он начинал работать быстро, и оргазм накрывал меня волной, долгой и тягучей. Я откидывала голову назад, закрывала глаза, и на мгновение весь мир исчезал.

Среда снова принадлежала Кириллу, четверг — Максиму. Они менялись через день, и каждый раз я получала разный вкус, разное напряжение. Их покорность была одинаковой, их старания — безграничными. Я начинала день не с кофе и не с новостей. Я начинала день с того, что мои мужчины ползали у моих ног, а я кончала у них на лицах.

Я больше не искала власть. Я просыпалась в ней.

В это время квартира превращалась в то, что я назвала дворцом. Ремонт шёл быстро: стены красили в графит и вино, в спальне натягивали плотные шторы, в зале монтировали свет. Я приходила проверять каждый день. Рабочие показывали варианты, спрашивали про оттенки, а я указывала ровным голосом: «Здесь темнее. Здесь холоднее. Здесь убрать». Они делали так, как я сказала, и дом постепенно становился моим отражением.

Артём всё это время кружил вокруг меня, как голодный пёс у закрытой двери. Он звонил, писал, ждал у офиса.

— Элина, ужин?

— Элина, хотя бы кофе.

— Элина, я хочу тебя увидеть.

Иногда я соглашалась. Мы встречались в кафе, пару раз он подвозил меня на машине. Он говорил о работе, о делах, о том, что я изменилась. Я слушала молча, без улыбок. Он пытался взять меня за руку — я убирала её. Он намекал на близость — я смотрела прямо в глаза и говорила: «Нет».

Он привык, что женщины радуются его вниманию. Он привык покупать время и тела. Но со мной его деньги обесценивались. Я не продаю себя. Я назначаю правила.

Я возвращалась домой в запах свежей краски. Коридоры были застелены плёнкой, в зале стояли коробки с мебелью, в комнате наказаний блестел металл. Артём видел меня, но не видел дворца. И именно это сводило его с ума.

Месяц ожидания. Месяц, в котором я строила свой храм. Рабы жили ритуалами. Артём ломал гордость. А я знала: скоро двери дворца откроются — но не для него.

* * * * *

Месяц прошёл, и все будто привыкли к её присутствию. Коллеги перестали всматриваться, перестали обсуждать её в курилке. Наталья уже обросла привычными маршрутами: от кабинета к принтеру, от принтера в переговорку, от переговорки к кофе. Но для меня каждая её тень оставалась вызовом.

Я видела, как Кирилл выходит из её кабинета с папкой в руках и виноватым лицом. Видела, как Максим задерживается у её стола, уточняя что-то про цифры. Видела, как она говорит короткими глаголами, без смягчений: «Сделай. Принеси. Отправь». И они делали. Слишком быстро, слишком послушно.

— Кирилл, сверка по остаткам до обеда, — её голос звучал холодно, но уверенно.

— Да, Наталья, — кивнул он и поторопился к столу.

Я остановила его у себя в дверях.

— Сначала ко мне.

— Простите, Элина, я… она сказала срочно.

— У меня срочно всегда, — ответила я тихо. — Ты знаешь, чья подпись важнее.

Он кивнул ещё раз, торопливо, и опустил глаза.

Через час в коридоре мы столкнулись лицом к лицу. Наталья несла стопку папок, я — только чашку кофе.

— У тебя опять Кирилл задержался, — сказала она ровно.

— У меня не задерживаются, — ответила я. — У меня работают.

— Хорошо, — кивнула она. — Главное, чтобы цифры сошлись. Остальное неважно.

— Для меня важно всё, — я сделала глоток кофе. — Цифры — это следствие. Причина — люди.

— У нас разные приоритеты, — сказала она. — Посмотрим, чей способ дольше продержится.

Я прошла мимо, и её взгляд жёг спину.

Ты не улыбаешься. И я не улыбаюсь. Милые женщины скучны. Мы обе это понимаем.

Позже я позвала обоих к себе. Максим сел справа, Кирилл — слева. Я закрыла дверь, и тишина стала плотной.

— Слушайте внимательно. С Натальей вы работаете ровно, но с осторожностью.

Они переглянулись.

— Осторожностью? — спросил Максим.

— Она умна, — сказала я. — Слишком умна, чтобы оставлять зазоры. Любое слово, любая цифра у неё на контроле. Вам кажется, что она просто требует. Но она проверяет. Она смотрит, как вы реагируете, на что тратите время, что делаете сначала.

— Нам нельзя ей перечить? — Кирилл говорил торопливо.

— Перечить можно, — я усмехнулась. — Но только после того, как подтвердите у меня. Вы работаете через меня. Её задачи — вторичны. Моя подпись выше её распоряжений. Запомнили?

Максим кивнул первым. Кирилл чуть замедлил, но тоже повторил:

— Запомнил.

Я поднялась и прошлась по кабинету, заставив их следить глазами.

— Она не улыбается и не кричит. Она берёт подчинение холодом. Мужчинам это нравится. Им кажется, будто они не проигрывают, когда их упорядочивают цифрами. Но не забывайте: ваши жизни принадлежат не ей. А мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кирилл сглотнул. Максим опустил голову. Они оба знали: за этим спокойным голосом скрывалась угроза наказания.

Вечером мы снова пересеклись с Натальей у кофемашины. Она нажала кнопку капучино, я — эспрессо.

— Твои ребята у меня неплохо справляются, — сказала она буднично.

— Они справляются, потому что я их держу, — ответила я. — Без меня они бы путались в собственных папках.

— Проверим, — она спокойно взяла чашку. — Мне достаточно недели, чтобы увидеть, кто держит кого.

— Мне достаточно минуты, — сказала я. — И они всегда на моём поводке.

Мы разошлись в разные стороны, но воздух в офисе остался натянутым, как струна. Я знала: это только начало.

Наталья умеет считать. А я умею требовать. И цифры всегда проигрывают власти.

* * * * *

Артём добивался этой встречи больше недели. Сообщения сыпались каждое утро:

«Ты занята?»

,

«Хочу тебя увидеть»

,

«Хоть час. Кофе. Ужин. Что угодно».

Я отвечала коротко, иногда «нет», чаще молчала. Когда написала одно слово — «Вечером», он мгновенно отписал:

«Билеты уже купил. В семь у входа».

Он ждал меня у кинотеатра, как подросток, прижимая телефон к ладони. Белая рубашка, дорогие часы, ухоженная борода. Но глаза выдавали — внутри он уже не так уверен. Я подошла спокойно, без улыбки.

— Наконец-то, — сказал он облегчённо. — Я уж думал, ты решила исчезнуть.

— Я не исчезаю, — ответила я. — Я просто занята.

Он подался ближе, хотел взять за руку, но я отступила полшага и прошла к кассе. Его рука замерла в воздухе.

— Ты всё время такая холодная, — тихо сказал он, когда мы уже шли к залу.

— Это не холод, Артём. Это дистанция. Привыкай.

Мы устроились в креслах. Он купил попкорн, но я даже не прикоснулась. Свет ещё не погас, и он повернулся ко мне.

— Я скучаю по тебе, понимаешь? Ты всё время где-то вне моего досягаемого. Раньше ты была… ближе.

— Я не «раньше». Я сейчас, — ответила я спокойно. — И сейчас я не ближе.

Он замолчал, но не выдержал и снова заговорил.

— Я хочу знать, что происходит. Ты отталкиваешь меня, а потом всё же соглашаешься встретиться. Что это значит?

— Это значит, что я решаю, когда и как. А не ты.

Свет погас, начался фильм. Он пытался сосредоточиться, но всё время искал мою руку. Пальцы его то и дело приближались, касались подлокотника рядом. Я не убирала ладонь, но и не давала ему коснуться. И эта игра сводила его с ума больше, чем мои слова.

На середине фильма он наклонился ближе.

— Я могу хотя бы тебя обнять? — прошептал он.

— Нет.

— Ты издеваешься? — в его голосе появилась злость.

— Я устанавливаю правила. Ты всё ещё путаешь это с игрой.

Он сжал кулаки, но замолчал. До конца фильма мы сидели молча. Его плечо прижималось ко мне, но я не реагировала. Я смеялась над шутками на экране, он — нет. Он был занят тем, чтобы держать себя в руках.

Когда зажёгся свет, он резко поднялся.

— Пошли поужинаем. Я заказал столик.

— Нет, — сказала я и надела пальто.

— Почему нет? Мы почти не виделись неделю. Ты ничего мне не рассказываешь.

— Потому что нечего рассказывать.

Мы вышли на улицу. Воздух был прохладным, и он шагал рядом, слишком близко.

— Ты специально мучаешь меня, да? Ты же понимаешь, что я всё равно не отстану.

— Понимаю, — я посмотрела прямо на него. — Но твое упорство не даёт тебе права.

— Тогда дай хотя бы довезти тебя, — сказал он, открывая дверцу своей машины.

— Нет.

Я подняла руку и остановила такси. Машина тут же подкатила к обочине. Я открыла дверь и села, даже не оглядываясь.

— Элина! — Артём поднял голос, но я лишь коротко бросила:

— Доброй ночи.

Такси тронулось. Я смотрела в окно, видела его в зеркале заднего вида — он стоял с руками в карманах, злой, растерянный, беспомощный.

Он всё ещё думает, что сможет меня догнать. Но в мой дворец он войдёт только тогда, когда я решу. И не раньше.

* * * * *

Когда рабочие ушли, и тишина накрыла квартиру, я впервые позволила себе пройтись медленно, останавливаясь у каждой детали. Теперь это был не просто дворец. Это был арсенал власти.

В зале утех стоял мой трон. Бархат глубокого винного цвета, золотая окантовка, высокая спинка, будто вырезанная под мою осанку. Я провела ладонью по ткани — плотная, нежная, тяжёлая. Подлокотники украшены металлическими вставками, в которых прятались крючки для цепей. Второй трон — чуть сбоку. Он был меньше, но таким же величественным. Для Оксаны. Не соперницы, а союзницы, которой я позволю прикоснуться к моей власти.

Я открыла шкаф в комнате наказаний. На верхней полке лежали ряды вибраторов для меня: от тонких и бесшумных до массивных, с насадками и дистанционным управлением. Рядом — стеклянные дилдо, холодные и прозрачные, будто сделаны из льда. Металлические игрушки переливались блеском стали. Ниже — анальные пробки для моей попки: простые, с хвостами, с вибрацией. Отдельный ящик — для зажимов: на соски, на мошонку, на член. Другой ящик — для кляпов: шариковые, кольцевые, с ремнями из кожи и латекса.

На дверце шкафа висели перчатки. Бархатные — для ласки. Кожаные — для ударов. Латексные — для унижения. А на отдельном крючке — перчатки с металлическими вставками, которые при каждом движении звенели, обещая боль.

Отдельный шкаф занимали ошейники и поводки. Коллекция выглядела, как музейная. Дюжина кожаных — чёрные, красные, лакированные. Несколько металлических — холодные, тяжёлые, с кольцами. Один — с шипами наружу, другой — с шипами внутрь. Бархатные — мягкие на вид, но унижающие тем, что вес их почти не чувствовался. Поводки лежали внизу: цепи разных толщин, бархатные ленты, кожаные ремни, даже тонкий серебряный — как украшение для особых вечеров. И двойной — чтобы вести сразу двоих рядом, как собак.

В углу комнаты наказаний стояло кресло с ремнями и стол для фиксации. На стенах висели плётки: короткие, длинные, кожаные, бархатные, с металлическими хвостами. Каждая готова была стать продолжением моей руки.

Я остановилась у зеркала во всю стену. В отражении видела себя в этом пространстве — центр мира, где всё подчинено моим желаниям.

Это не просто квартира. Это арсенал. Это храм. Здесь я буду решать, кто заслужит прикосновение, кто — кнут, кто — оргазм, а кто останется на коленях без права даже поднять взгляд.

Я вернулась к трону и села. Бархат обнял спину, подлокотники приняли руки. Я положила плётку на колени и улыбнулась уголком губ.

Теперь я готова. Осталось лишь привести их сюда.

* * * * *

Я ждала их в Зале утех. Свет был мягким, тёплым, отражался от винных стен и тяжёлого ковра. Я сидела на троне — полностью голая, только чёрные чулки, шпильки и плеть в руке. Бархат кресла приятно холодил кожу, и это чувство усиливало мою сосредоточенность.

Дверь открылась, и они вошли. Кирилл первым, как всегда с опущенной головой. Максим — чуть позади, сдержанный, но в его движениях чувствовалась напряжённость. Оба замерли, когда увидели меня. Их глаза расширились: трон, обстановка, я — наглая, обнажённая, сидящая выше них.

— Закройте дверь, — сказала я ровно.

Максим обернулся, щёлкнул замком. Теперь они были в ловушке — моей ловушке.

— На колени, — приказала я.

Они подчинились без слов. Кирилл сделал это быстро, с радостью. Максим — чуть медленнее, но тоже встал на колени. Я подняла плеть и стукнула ею по подлокотнику.

— Ползком. Ко мне.

Их ладони скользили по ковру, колени двигались синхронно. Они ползли ко мне, как к алтарю. Когда оказались у моих ног, я закинула ногу на ногу и посмотрела на них сверху вниз.

— Смотрите вокруг, — я повела плетью по залу. — Это не квартира. Это дворец. Здесь всё принадлежит мне: воздух, стены, мебель, даже тишина. И вы тоже принадлежите мне.

Кирилл сглотнул и прошептал:

— Спасибо, Госпожа…

Максим молчал, только тяжело дышал.

— Здесь есть ваши места. — Я указала плетью на боковую дверь. — Пойдёмте.

Я поднялась и встала. Каблуки чётко стучали по ковру. Повела их за собой по коридору. Они шли на коленях, ползком, пока я не открыла дверь в их комнату.

Внутри — просторная спальня. Пять одинаковых кроватей, ровные простыни, тёмное бельё. Лампы у стен давали холодный свет. Ни картин, ни мебели. Только строгая симметрия.

— Вот ваша спальня. Пять кроватей. Пять одинаковых. Здесь нет личного. Нет «моё». Есть только «наше ничто». Это спальня для моих верных слуг. Даже ваш сон здесь — моя милость.

Они стояли на коленях и смотрели на кровати. Максим нахмурился, Кирилл опустил голову ещё ниже.

— Вам может не понравиться, — я сказала спокойно. — Вы можете встать, уйти и больше не возвращаться.

Максим поднял глаза:

— И если уйдём?

Я посмотрела прямо в его лицо, не мигая.

— Тогда двери дворца закроются для вас навсегда. Я не беру назад тех, кто однажды сказал «нет».

Тишина висела несколько секунд. Кирилл заговорил первым:

— Я остаюсь, Госпожа. Здесь моё место.

Максим промолчал, но я видела, как его плечи дрожат. Он боролся с собой, но тоже опустил голову.

— Хорошо, — я кивнула. — Значит, вы приняли выбор.

Я ударила плетью по полу, звук раскатился по комнате.

— Теперь это ваш дом. Не квартира. Не жизнь. Дворец. И в нём только одна Госпожа.

Они снова склонились ниже, и я почувствовала, как дворец оживает окончательно.

Это был их шаг в мое подчинение, в мой дворец.

Глава 2. Окно

Офис ещё спал. Лампочки в коридоре горели тускло, двери переговорных оставались закрытыми, и только в моём кабинете царила жизнь. Плотные жалюзи не были до конца опущены, но я об этом даже не думала. Здесь, внутри, существовали только мы трое.

Кирилл стоял на коленях между моих ног. Его ладони упирались в ковёр, плечи напряжены, дыхание сбивчивое. Я откинулась на спинку кресла, закинула ногу на подлокотник и приподняла юбку. Ни слова не понадобилось — он склонился и коснулся губами моей кожи.

Я застонала тихо, когда его язык прошёлся вдоль складок. Он работал жадно, неумолимо, будто хотел доказать, что достоин самого утра начинать с моих оргазмов. Его рот двигался ритмично, и каждый раз, когда он прижимался глубже, по телу пробегала волна мурашек.

— Медленнее, — сказала я, положив ладонь ему на затылок.

Он подчинился, изменил ритм. Теперь это были долгие, скользящие движения, от края к центру. Я выгнулась, сжимая пальцы в волосы, и чувствовала, как напряжение нарастает.

Максим стоял чуть сбоку. Он тоже был на коленях, но только наблюдал. Его взгляд был прикован к моему лицу, к тому, как я дышу, как прикусываю губу, как выгибаюсь в кресле. Я видела, как у него дрожат пальцы, как сжимается челюсть. Он терпел, но внутри кипел.

— Глубже, Кирилл, — шепнула я.

Он прижался сильнее, его язык двигался быстрее. Я закрыла глаза, и мир исчез. Тело напряглось, дыхание стало рваным, и я кончила — резко, тяжело, сдавливая его голову так, что он не мог отстраниться. Вся влага осталась на его лице и губах. Он глотал, задыхаясь, но продолжал, пока я не отпустила волосы и не сказала ровно:

— Хватит.

Кирилл опустился ещё ниже, почти прижимаясь лбом к ковру. Максим отвернулся на секунду, но я заметила в его взгляде ревность.

— Встать. Оба.

Они поднялись на колени передо мной. Две фигуры, одинаково покорные и разные по характеру. Я посмотрела на них сверху вниз и медленно провела плетью по коленям.

— Вы знаете, кто вы для меня?

— Да, Госпожа, — ответили они в унисон.

Я ударила Кирилла по щеке. Звонко, но не сильно — ровно столько, чтобы он почувствовал разницу между лаской и наказанием. Он даже не дрогнул, только глубже склонил голову.

Потом моя ладонь коснулась лица Максима. Он выдержал взгляд, и я ударила сильнее. Щелчок разнёсся по кабинету, он стиснул зубы, но не издал ни звука.

— Хорошо, — сказала я холодно. — Помните: ваше место здесь, у моих ног. Ваши дни и ночи принадлежат мне. Даже ваше дыхание — моё.

Они склонили головы ниже. В этот момент в кабинете повисла тишина, слишком тяжёлая, слишком живая. Я ощутила кожей, что за мной наблюдают. Чужой взгляд жёг спину.

Я подняла глаза к окну. Жалюзи были приоткрыты, и за стеклом мелькнула тень. Секунда — и я поняла: кто-то давно стоит и смотрит.

Сердце ударило быстрее, но лицо моё оставалось холодным.

Кто-то видел. Кто-то слишком много видел.

* * * * *

— Кирилл, — я сказала ровно, поправив юбку. — Подними.

Он послушно поднял мои трусики с ковра, снова опустился на колени и осторожно натянул их на меня, касаясь губами внутренней стороны бёдер. Я резко дёрнула его за волосы.

— Быстрее, я сказала.

Он вздрогнул и подчинился. Ткань легла на место, я застегнула пояс сама и посмотрела на обоих.

— Встать. Идите. Ни слова никому.

Максим ушёл первым, Кирилл последовал за ним. Щёлкнула дверь. Я осталась одна и выдохнула. Взгляд в окно подтвердил то, что я уже знала: тень за стеклом не была иллюзией.

Я вышла в коридор.

Она ждала меня. Наталья стояла, облокотившись на стеклянную перегородку, руки скрестила на груди, губы тронула ухмылка.

— У тебя интересные утренние привычки, Элина, — сказала она. — Даже окна закрыть некогда?

Я остановилась напротив, держа плётку в руке.

— Давно смотришь?

— Достаточно, — её взгляд скользнул вниз, к моим ногам, а потом вернулся к лицу. — Чтобы понять, что твои мужчины делают гораздо больше, чем разносят отчёты.

— Это не твоё дело, — ответила я холодно.

— А я и не говорю, что моё, — Наталья чуть пожала плечами. — Но знаешь, на что это похоже со стороны?

— На что?

— На полное подчинение. Они на коленях, ты отдаёшь приказы… — Она усмехнулась. — Сильная женщина и её инструменты.

Я приподняла подбородок.

— Они — мои люди. И что они делают для меня, не касается никого в этом офисе.

— Интересное определение, — протянула она. — «Твои люди». Обычно так говорят о подчинённых. Но я не видела, чтобы с подчинёнными обращались так… близко.

— Я выбираю форму дисциплины, которая работает, — сказала я.

Наталья тихо рассмеялась.

— Ты даже сейчас звучишь так, будто даёшь инструкцию. Но это больше, чем дисциплина, Элина. Я видела, как они смотрят на тебя. Это не просто уважение. Это зависимость.

— Ты слишком много фантазируешь, — я шагнула ближе, наши лица почти сравнялись. — Ты видела то, что не предназначалось для чужих глаз.

— Я умею смотреть, — её улыбка стала шире. — И я умею хранить то, что вижу. Вопрос в том, что ты сделаешь, теперь когда я знаю.

Мы замолчали, глядя друг другу прямо в глаза. Воздух между нами был тяжёлым, напряжённым.

— Запомни, Наталья, — я сказала медленно, каждое слово как удар. — В мой кабинет входят только по моему слову. Даже глазами.

Она наклонила голову чуть в сторону.

— Мне нравится твоя уверенность. Но уверенность проверяется временем.

— Время работает на меня, — ответила я.

Она сделала шаг назад, поправила лацкан своего костюма.

— Ну что ж. Посмотрим, как долго ты сможешь держать их только для себя.

И ушла, оставив за собой запах холодных духов и ощущение, будто коридор стал уже и темнее.

Я смотрела ей вслед и понимала: с этого момента мои стены перестали быть только моими. В игре появилась новая фигура. Равная. Опасная.

* * * * *

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В обед я сама позвонила ей.

— Кофе? — спросила я сухо.

— Ты удивляешь, Элина, — ответила Наталья без паузы. — Думала, ты первая никогда не предложишь.

— Я не предлагаю. Я назначаю. Через десять минут.

Она пришла ровно в срок. Та же безупречная прическа, строгий костюм, прямой шаг. Мы выбрали столик у окна. Я заказала эспрессо, она — капучино. Несколько секунд мы молчали, словно проверяя, кто первой заговорит.

— Значит, решила объясниться? — Наталья подняла глаза от чашки.

— Я не объясняюсь, — я сделала глоток. — Я обозначаю границы.

— Границы… — она усмехнулась. — Ты любишь ставить стены. Но стены мешают дышать.

— Зато стены защищают, — ответила я. — И те, кто за ними, понимают, кому принадлежат.

Наталья прищурилась.

— Слова о «принадлежности» звучат красиво, но хрупко. Если твои люди смотрят и на меня — значит, твои стены не такие уж крепкие.

— Ошибаешься, — сказала я спокойно. — Они могут смотреть куда угодно. Но их колени сгибаются только передо мной.

Она усмехнулась и откинулась на спинку.

— Ты слишком уверена, что сможешь удерживать их внизу вечно. Мужчины любят тех, кто даёт им правила. Но иногда им нужен тот, кто ломает правила.

— А я умею делать и то, и другое, — я наклонилась вперёд. — Давать правила и ломать их тогда, когда это выгодно мне.

— Сильное заявление, — она повернула чашку в руках. — Но сила измеряется не словами, а тем, сколько мужчин будет рядом, когда они поймут, что можно выбрать.

Я улыбнулась уголком губ.

— Пусть попробуют. Выбор всегда есть. Только цена разная. Со мной они платят своей гордостью. С кем-то другим — своей свободой.

— Красиво сказано, — Наталья кивнула. — Но ты говоришь, как режиссёр фильма. Всё расписано, каждый знает роль. А жизнь чаще похожа на шахматы. Ходы непредсказуемы.

— И что? — спросила я.

— В шахматах выигрывает та, кто думает на три хода вперёд, — её голос был ровным.

Я сделала паузу и тихо ответила:

— В шахматах выигрывает та, кто убирает фигуру с доски одним ударом, когда соперник ещё считает варианты.

Она посмотрела на меня внимательно. Несколько секунд мы мерили друг друга взглядами, словно взвешивая сказанное.

— Ты опасна, Элина, — сказала она наконец. — Но опасность — это и сила, и слабость. Сильные привлекают врагов.

— Пусть приходят, — я подняла чашку. — Мне всегда было мало зрителей.

Она улыбнулась шире.

— Хорошо. Тогда посмотрим, кто лучше удержит внимание.

Мы допили кофе молча. Встали почти одновременно. Наталья поправила лацкан костюма, я — ремешок часов.

— Для меня это была полезная встреча, — сказала она.

— Для меня пустая, — ответила я. — Но иногда и пустота важна. Она показывает, сколько воздуха ты готова тратить впустую.

Она ухмыльнулась и ушла первой. Я осталась у окна. Смотрела, как она пересекала улицу, и знала: это только разминка.

Игра началась. И эта игра уже не про мужчин. Она про нас.

* * * * *

Раздражение жгло меня весь день. После той встречи в кафе я вышла из-за стола с чувством, будто проглотила кусок льда. Наталья не боялась ни моих взглядов, ни слов. Она ухмылялась так, словно мы играем в одну игру и у неё есть такие же карты, как у меня. Я не привыкла к равным. Это бесило сильнее всего.

Я сидела в кабинете до конца рабочего дня, перелистывала письма, проверяла документы, но внутри всё время стучало:

надо выплеснуть это

. Мне было тесно даже в собственном теле. Я знала: если не разрядить злость, она прорастёт корнями.

Я набрала номер Артёма.

— Подвези меня домой, — сказала ровно.

— Конечно, — в его голосе прозвучала надежда, такая глупая и детская, что я даже усмехнулась. — Через двадцать минут я у офиса.

Он ждал у входа. Машина блестела чистотой, салон пах дорогим парфюмом. Он улыбнулся, открывая дверь, но я не ответила. Села, положила сумку рядом, застегнула ремень. Мы ехали молча.

— Как день? — попробовал он заговорить.

— Рабочий, — отрезала я.

Он понял намёк и больше не говорил. Я смотрела в окно на огни города, пока машина не остановилась у моего дома. Тогда я повернулась к нему. Его глаза сверкнули — он ждал, что я скажу что-то тёплое, что приглашу подняться. Но я наклонилась и расстегнула его ремень.

— Элина… — он сбился на вдохе.

Я вытащила его член из штанов и сразу взяла глубоко, так, что он упёрся мне в горло. Слюна мгновенно наполнила рот, дыхание перехватило, но я двигалась жёстко, резко, без пауз. Мои губы скользили по всей длине, язык прижимался к вене снизу, и он застонал, уткнувшись затылком в подголовник.

Я сосала так, как училась — на курсах, где учили контролировать дыхание, глотать без звука, брать глубже, чем мужчина думал возможно. Каждый раз, когда я опускалась до самого основания, его бедра дёргались, а руки тянулись к моей голове.

Он схватил меня за волосы, пытаясь удержать, задавать свой ритм. Я резко вытащила его член изо рта, провела им по своим губам и посмотрела прямо в глаза.

— Не смей, — сказала я холодно. — Я сама.

Он задрожал, убрал руки, будто обжёгся. Я снова наклонилась и взяла его глубже, чем прежде. Горло свело, но я наслаждалась этим. Внутри было только одно чувство:

так я вырываю у Натальи весь её холод

. Каждое движение языком было моим ударом по её ухмылке. Каждое заглатывание до конца — моим ответом на её уверенность.

Я меняла темп: то медленно, с длинным вытягиванием, когда он стонал от отчаяния, то резко, когда он уже не мог контролировать дыхание. Слюна текла по подбородку, я не вытиралась. Я хотела, чтобы он видел, как я полностью владею ситуацией.

— Боже, Элина… — простонал он, — это…

Я только ускорилась. Его тело трясло, он не выдерживал, и я чувствовала, как волна близка. Ещё несколько глубоких движений, и он кончил в моё горло. Горячая струя ударила так резко, что глаза заслезились, но я проглотила всё, не давая ни капле уйти мимо.

Я замерла на секунду, удерживая его внутри, пока он не выдохнул окончательно. Потом вытащила член изо рта, провела языком по головке, будто ставя точку, и села прямо. Слюну вытерла тыльной стороной ладони.

Ни слова не сказав, открыла дверь и вышла. Каблуки цокали по асфальту, когда я шла к подъезду.

Я знала, что он сидит в машине ошеломлённый, с открытым ртом, не понимающий, что это было. Для него — шок, для меня — разрядка.

Я выплеснула в него злость, что вызвала Наталья. И мне стало легче. Намного легче. А он пусть думает, что это знак. Пусть ждёт. Пусть мучается. Это его роль.

* * * * *

Я закрыла дверь в свою спальню и почувствовала, как тишина стала плотнее, чем стены. Коридоры дворца стихли. Кирилл и Максим спали в своей комнате, пять одинаковых кроватей держали их в одинаковом порядке. Они там — вместе, но каждый по-своему пустой без меня. А я здесь — одна, но с полной властью.

Я скинула юбку и блузку, легла под тяжёлый винный плед. В комнате пахло деревом и новой тканью, мягкий свет лампы отражался в бокале с водой. Я перевернулась на бок и позволила себе думать.

Наталья. Её лицо в стекле, её ухмылка, её спокойный тон. Она не дрожала и не отворачивалась, когда поймала меня взглядом. Она принимала всё как должное. Будто знала, что рано или поздно я покажу свои тайны. Я вспомнила, как мы сидели в кафе. Её слова были холодны, но честны. Она говорила так, словно тоже держит людей на поводках — только других, бухгалтерских. Не мужчин, а цифры. Но ведь цифры тоже склоняются, если умеешь.

Может быть, она и правда отражение? Моя зеркальная тень, которая в офисе может быть сильнее, чем я. А если сильнее?

Я перевернулась на спину и посмотрела в потолок. Мы похожи слишком явно. И это опасно. Две хищницы на одной территории не могут долго ходить кругами. Одна всё равно захочет вцепиться зубами.

И Артём. Его лицо в машине, когда я вышла, не сказав ни слова. Он сидел с растерянными глазами, будто мир только что изменился. Я не дала ему ласки. Я дала ему власть надо мной? Нет. Я показала ему, что даже в минете я управляю. Его оргазм был моей милостью, а не его правом. Но теперь он привязан ещё сильнее. Я чувствую, как он цепляется, как его гордость трещит.

А что если… впустить его сюда?

Мысль прозвучала, как удар по стеклу. Я даже приподнялась, облокотившись на локоть. Впустить Артёма во дворец. Поставить его рядом с Кириллом и Максимом. Сделать третьим. Он богатый, сильный, упрямый. Его падение было бы сладким. Его взгляд снизу — трофеем, которого не хватало.

Но… плохая идея. В нём ещё слишком много иллюзий. Он всё ещё думает, что мы играем. Что у него есть шанс завоевать меня на равных. А если он увидит дворец, поймёт правила и откажется? Если сломается не красиво, а грязно? Тогда я потеряю инструмент и источник денег.

Я провела ладонью по пледу, тяжёлому и холодному.

Третьим должен быть тот, кто готов упасть. А Артём пока ещё стоит.

Я закрыла глаза. Перед внутренним взором снова мелькнули два лица. Наталья — с ухмылкой, слишком спокойная. Артём — с глазами, полными непонимания. Она угроза. Он — ресурс. Но оба могут стать оружием. Вопрос лишь в том, против кого и когда.

Я уснула с этим вопросом, не дав себе ответа. Дворец дышал тишиной, и даже мои мысли казались шёпотом на его стенах.

Глава 3. Испуг

После того минета в машине я исчезла для него на сутки. Не ответила ни на одно сообщение. И это было правильным решением — я чувствовала, как его нетерпение пульсирует даже сквозь экран.

Телефон вибрировал каждые полчаса.

«Элина, ты сводишь меня с ума».

«Я хочу тебя снова. Не могу выбросить тебя из головы».

«Ты нарочно молчишь?»

«Ответь хотя бы одним словом».

«Я готов на всё, лишь бы увидеться».

Я пролистывала, не открывая. Мужчина, который горит сам, становится вкуснее.

На следующее утро он уже был почти в истерике.

«Ты играешь со мной? Или это был прощальный подарок?»

«Я не спал всю ночь. Перед глазами только ты».

«Скажи, что я должен сделать. Я выполню».

«Пожалуйста, Элина».

Я позволила ему дойти до этой точки, а потом всё-таки набрала номер. Он взял трубку так быстро, будто держал телефон в руках.

— Элина… Господи, ты сама звонишь. Я уже думал, что потерял тебя.

— Замолчи, — сказала я спокойно. — Если хочешь понять, кто я, придёшь ко мне домой.

— Сегодня? Скажи когда, я освобожу весь день.

— Не сегодня. И не завтра. В один из дней. Я сама скажу когда.

Он замолчал, но я слышала его дыхание — рваное, тяжёлое, будто он после бега.

— Но… я должен знать, к чему готовиться.

— К подготовке ты не способен. Единственное, что ты можешь сделать, — не удивляться.

Я сбросила звонок. И снова началась буря сообщений.

«Ты пугаешь меня и заводишь одновременно».

«Я боюсь тебя потерять, но ещё больше боюсь не увидеть снова».

«Ты самая странная и самая желанная женщина в моей жизни».

«Я готов прийти хоть ночью. Просто скажи адрес».

Я оставила это без ответа.

Вечером — новая порция.

«Я пытался работать, но в голове только ты».

«Я снова пересматривал наше фото с корпоратива. Ты там другая. Но я теперь знаю настоящую тебя».

«Я хочу понять, что это значит. Для нас».

«Пусть даже больно. Пусть даже страшно. Я всё равно приду».

Я улыбнулась уголком губ.

Вот оно. Он уже не думает о себе. Он думает обо мне, о моей правде. И это значит, что он готов к первому шагу.

Я наливала вино в бокал и смотрела, как по стенкам стекает тёмная жидкость. В зале уже стоял мой трон, рабы спали в своей комнате. В воздухе витал запах кожи и бархата. Всё готово. Осталось только дождаться того момента, когда он перестанет умолять и просто войдёт.

Он думает, что я открою ему дверь. Но на самом деле я открою ему глаза.

* * * * *

Я назначила ему день внезапно — коротким сообщением в середине недели:

«Вечером. В семь. Будь у моего дома».

Он ответил сразу, словно только этого и ждал:

«Буду».

Через минуту ещё:

«Что взять с собой?»

Я написала:

«Ничего. Только смелость».

К семи он подъехал. Машина блестела, на нём — тот же безупречный костюм, будто он пытался казаться сильнее, чем чувствовал себя внутри. Я наблюдала из окна, как он достаёт телефон, проверяет время, поправляет галстук. Он нервничал. Мне это нравилось.

Звонок в дверь прозвучал настойчиво, но я не ответила сразу. Пусть постоит, пусть почувствует, что здесь его желание не решает ничего. Через минуту дверь сама открылась — замок был настроен так, что реагировал на моё касание кнопки.

Он вошёл неуверенно, шагнул в коридор и замер. Первое, что ударило — запах. Смешение вина, кожи, свечного воска. Атмосфера не домашняя, а храмовая. Здесь не пахло уютом — здесь пахло властью.

— Элина? — позвал он тихо, будто боялся, что стены услышат.

Я не ответила. Его шаги звучали слишком громко по ковру. Он прошёл вглубь, остановился у первой комнаты. Там — полумрак, на стенах тяжёлые шторы, в углу массивное кресло с ремнями. Он нахмурился, тронул рукой кожу.

— Что это?..

Но я не позволила ему долго рассматривать. Щёлкнул замок другой двери, и он обернулся. Свет из Зала утех прорезал коридор. Он сделал шаг — и оказался внутри.

Я сидела на троне. Чёрные чулки, высокий каблук, строгий пиджак на голое тело. В руках плётка. Бархат кресла обнимал моё обнажённое бедро, спинка возвышалась надо мной, превращая в символ.

По обе стороны от меня стояли Кирилл и Максим. Голые, на коленях, в ошейниках и поводках, прикреплённых к моим подлокотникам. Их головы были склонены, плечи напряжены, дыхание тихое. Они были, как статуи покорности.

Артём замер в дверях. Его глаза расширились, дыхание сбилось. Я видела, как кровь отлила от лица. Он пытался моргнуть, прогнать видение, но картина не исчезала.

— Добро пожаловать в мой дворец, — сказала я спокойно, ударив плёткой по подлокотнику.

Эхо звука прокатилось по залу. Кирилл чуть вздрогнул, Максим глубже склонил голову. Артём сделал полшага назад.

— Что… что это значит? — его голос сорвался.

— Это значит, что ты видишь меня настоящую, — я медленно провела плёткой по бедру. — Не жену, не любовницу. Госпожу.

Кирилл поднял голову и пополз ко мне, прижимаясь губами к моему каблуку. Я не остановила его. Максим последовал, целуя вторую ногу. Их языки оставляли влажные следы на лакированной коже.

Артём побледнел ещё сильнее. Он не верил своим глазам.

— Ты… они… — слова застревали в горле.

Я улыбнулась уголком губ.

— Они делают то, что мужчина должен уметь делать лучше всего. Служить.

Он покачал головой, шагнул назад, будто в панике. Его взгляд метался — от моих ног к их телам, от плётки в моей руке к трону, на котором я сидела.

— Элина… ты… это ненормально…

— Это выше нормы, — перебила я. — Это власть. Это выбор.

Он отступил ещё на шаг, ударился спиной о дверной косяк. Дыхание стало тяжёлым, на висках выступил пот. Он был на грани — между страхом и возбуждением. Я видела это слишком ясно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не бойся, Артём, — сказала я мягче. — Ты здесь не случайно. Ты должен был это увидеть.

Он сделал последний шаг назад и выскочил в коридор. Звук его быстрых шагов эхом разнёсся по квартире. Потом хлопнула входная дверь.

Я осталась сидеть на троне. Кирилл и Максим всё ещё целовали мои ноги, словно ничего не произошло. Я подняла взгляд и произнесла почти шёпотом:

— Он убежал. Но вернётся. Они всегда возвращаются туда, где впервые узнали вкус подчинения.

* * * * *

Дверь хлопнула, и тишина снова обняла зал. Я осталась на троне, неподвижная, только пальцы перебирали плётку. Кирилл и Максим продолжали стоять на коленях у моих ног, как будто ничего не произошло. Их дыхание было ровным, глаза опущены. Они ждали.

— Видели? — спросила я холодно.

Кирилл кивнул первым, не поднимая головы.

— Да, Госпожа. Он испугался.

— Он не испугался, — поправила я. — Он увидел правду. Это разные вещи.

Максим поднял взгляд чуть выше, на мои колени.

— Он не вернётся. Такие мужчины не умеют принимать.

Я ударила плёткой по его плечу — не сильно, но звонко.

— Не смей говорить за него. Ты никто, чтобы решать, кто вернётся, а кто нет.

Максим опустил глаза.

— Простите, Госпожа.

Я откинулась на спинку трона, позволила спине утонуть в бархате. Перед глазами всё ещё стояло его лицо: бледное, растерянное, разорванное между страхом и возбуждением. Он бежал, да. Но в его глазах я видела другое — желание. Мужчины всегда возвращаются к тому, что пугает сильнее всего.

Он думает, что убежал. Но на самом деле он уже внутри моего дворца. Его бег — лишь прелюдия к возвращению. Чем дольше он будет держать дистанцию, тем глубже станет падение.

— Кирилл, — позвала я.

— Да, Госпожа.

— Что ты думаешь обо всём этом?

— Я думаю, он слабее нас. Мы остались, а он убежал.

— Ошибаешься, — я наклонилась вперёд. — Вы не остались. Вы были выбраны. А он ещё не понял, что тоже выбран.

Кирилл склонил голову ниже.

— Тогда он мой, только не знает об этом.

Я усмехнулась.

— Вот именно. Рабство начинается не с ошейника. Оно начинается с мысли: «Я не могу уйти».

Максим снова заговорил, осторожно:

— А если он расскажет кому-то? Если подумает, что вы… ненормальная?

— Пусть рассказывает, — я перебила его. — Кто ему поверит? Мужчина с деньгами, статусом, привыкший к контролю, вдруг заявит, что женщина посадила его на колени? Его будут слушать? Нет. Его будут жалеть. И он этого не вынесет.

Я поднялась с трона и прошлась по залу. Каблуки стучали по ковру, звук был чётким, как удары сердца. Оба раба следили за мной глазами, но головы держали низко. Я подошла к Кириллу, наклонилась и провела плёткой по его груди.

— Ты, Кирилл, ждал этого дня всю жизнь. Ты радуешься, что можешь лизать мои туфли. А он дрожит, потому что ещё думает, что может быть равным. Но равных у меня нет. Запомните оба: равенство — это иллюзия для тех, кто боится власти.

Я подошла к Максиму. Он сдерживал дыхание, будто предчувствовал удар. Я коснулась его лица плёткой, заставив поднять глаза.

— А ты, Максим, слишком много думаешь. Тебе кажется, что я могу потерять контроль. Но контроль — это я. Даже его побег был моим подарком. Я позволила ему уйти.

Максим прошептал:

— Вы всегда позволяете. Даже оргазмы…

— Именно, — перебила я. — Даже ваши стоны принадлежат мне.

Я вернулась к трону и села. Оба снова склонились у моих ног.

— Артём вернётся. Не потому что я скажу. А потому что он уже не сможет не вернуться. Мужчина, который хотя бы раз увидел женщину на троне, никогда не забудет этот образ. Даже если будет убегать всю жизнь.

Я подняла плётку и резко ударила по ковру, звук разнёсся по залу.

— А вы — мои свидетели. Вы видели, как ломаются даже сильные. Запомните это. Когда он придёт снова, вы будете смотреть на его колени рядом с вашими. И понимать, что разница между вами и им только в скорости падения.

Кирилл дрогнул, но сказал твёрдо:

— Мы будем помнить, Госпожа.

Максим добавил:

— Мы ждём его падения.

Я улыбнулась уголком губ.

— Хорошо. Теперь — в свою спальню. И без лишних слов.

Они поднялись, ползком отступили назад и исчезли за дверью. Я осталась одна.

Бар­хат трона холодил спину. Я провела рукой по плётке и закрыла глаза. Передо мной снова вспыхнуло лицо Артёма: страх, смешанный с желанием. Я знала: его побег — лишь начало.

Он думает, что бежал. На самом деле он сделал первый шаг ко мне.

* * * * *

Ночь была тягучей и слишком пустой. Я ворочалась под пледом, но мысли не отпускали — лицо Артёма, его бег, его глаза, полные ужаса и желания. Внутри всё кипело, тело требовало выхода. Я встала и направилась в комнату рабов.

Тишина. Пять кроватей, ровно застеленных, два тела на них. Максим спал глубоко, дыхание ровное. Кирилл же спал тревожно — руки сжаты в кулаки, губы приоткрыты, словно он даже во сне чего-то ждал. Я коснулась его волос. Он вздрогнул и тут же открыл глаза.

— Госпожа?.. — прошептал он.

— Вставай. Только ты.

Он поднялся мгновенно, босиком пошёл за мной по коридору. В моей спальне я остановилась у стены и, не оборачиваясь, сбросила халат.

— Подойди.

Кирилл встал за моей спиной. Его дыхание стало частым, горячим. Я упёрлась ладонями в стену, выгнула спину и раздвинула ноги.

— Вставь. Жёстко.

Он послушался без единого слова. Его руки легли мне на бёдра, он резко вошёл — глубоко, без прелюдий. Я зашипела от удовольствия и боли одновременно, лоб коснулся стены.

— Вот так… ещё!

Кирилл трахал меня резко, толчки были грубыми, резали изнутри, и именно это я хотела. Каждый удар его бёдер в мою задницу был, как плеть, каждый его стон — как подтверждение, что он живёт только для этого.

Я гнулась, выгибалась, упиралась в стену, а он держал меня крепко, не давая ни шанса вырваться. Его член входил глубоко, я чувствовала, как он заполняет меня до конца, и это только разжигало.

— Ты любишь быть моим слугой, Кирилл? — выдохнула я.

— Да, Госпожа… люблю…

Он ускорился, движения стали звериными. Я застонала громче, ногти впивались в стену. Оргазм накрыл меня резко, так что ноги подогнулись. Но он не остановился, продолжал долбить меня, пока я дрожала всем телом.

— Держись, Госпожа… я сейчас…

— Только по моему приказу!

Он сдерживался, но я чувствовала, как его тело напряглось до предела. Я резко подалась назад, вдавила его глубже и заорала:

— Теперь!

Кирилл рванулся и кончил в меня, почти рухнув на спину. Его стоны заполнили комнату, я сама ещё содрогалась от послевкусия оргазма.

Мы оба тяжело дышали. Я выпрямилась, поправила волосы и медленно отстранилась. Его сперма стекала по моим бёдрам, но я не вытиралась.

— Вот твоя награда, Кирилл. А теперь — ползи в свою постель.

Он опустил голову.

— Да, Госпожа.

Я наблюдала, как он исчезает в темноте коридора, и только потом снова легла в свою кровать. Уснула с мыслью:

Даже ночью, даже в оргазме — они всё равно лишь рабы. А Артём… его время ещё впереди.

Глава 4. Холодное зеркало

Утро началось как обычно — с кофе и тишины офиса. Но уже в коридоре я почувствовала перемену: воздух был другим. Люди двигались быстрее, говорили короче. Наталья. Её тонкие приказы витали даже там, где её не было видно.

— Кирилл, отчёт по остаткам до десяти, — услышала я из-за угла.

— Да, Наталья, — отозвался он послушно, даже не посмотрев в мою сторону.

Я вошла в кабинет, сняла пальто, аккуратно положила сумку на стол. Сделала вид, что не слышала. Но внутри уже вспыхнул холодный огонь.

Она говорит так же, как я. Тем же голосом — ровным, без эмоций. Даже глаголы мои. «Сделай. Принеси. Отправь». Только у меня это власть. У неё — жалкая копия.

Через несколько минут Кирилл появился у моей двери с папкой в руках. Он был напряжён, глаза бегали.

— Госпожа… то есть, Элина, — он запнулся. — Тут документы, Наталья просила срочно сверить.

Я откинулась на спинку кресла и посмотрела прямо в него.

— А я просила тебя вчера подготовить аналитику. Она где?

Он замялся, переминаясь с ноги на ногу.

— Я… не успел закончить. Но сейчас доделаю и…

— Нет, — перебила я. — Ты сделаешь сначала моё. А потом её.

Он кивнул слишком быстро, торопливо, будто хотел угодить сразу двум хозяйкам.

— Но она сказала… — начал он.

— Кирилл, — мой голос стал ледяным, — у меня срочно всегда. Запомни это.

Он сглотнул и склонил голову.

— Понял.

Когда он ушёл, я сделала глоток кофе и почувствовала металлический привкус на языке. Ничего удивительного: я уже видела, как это зеркало встаёт напротив меня.

Максим появился чуть позже. В руках у него была папка, и он направлялся прямиком к кабинету Натальи. Я остановила его в дверях.

— Куда?

— Наталья попросила подписать… — начал он.

— У меня подписывается всё в первую очередь, — сказала я спокойно. — Ты ведь не перепутал этаж?

Он замер.

— Нет… просто она сказала, что срочно.

— Все любят говорить «срочно», — я сделала глоток. — Но если для тебя её слово выше моего — можешь не возвращаться.

Максим напрягся, опустил голову.

— Простите, Элина. Я отнесу сначала вам.

Я протянула руку, забрала папку, даже не открывая. Положила на стол и медленно посмотрела на него.

— Максим. Ты знаешь, кто твоя Госпожа?

Он поднял глаза на секунду и тут же отвёл взгляд.

— Вы.

Я кивнула.

— Запомни это.

Он вышел, а я откинулась на спинку кресла, сцепив пальцы.

Она играет со мной в мои же игры. Сначала улыбалась, изображала исполнительную, а теперь копирует каждое движение. Только зеркало никогда не бывает теплее оригинала. Оно отражает холод. И этим холодом она пытается подчинять мужчин.

Я встала и подошла к окну. Жалюзи были приоткрыты, и я видела отражение коридора. Кирилл шёл с бумагами — но не ко мне, а к Наталье. Я прищурилась.

— Сначала ко мне, — сказала я, выходя в коридор.

Он дёрнулся, замер на месте. В руках стопка документов, лицо виноватое.

— Простите, Элина… она сказала срочно.

Я приблизилась, посмотрела ему в глаза.

— Кирилл. Ты знаешь, чья подпись делает бумаги законными?

— Ваша, — пробормотал он.

— Тогда зачем ты идёшь туда, где власти нет?

Он прикусил губу, опустил голову.

— Простите…

Я взяла папку прямо из его рук.

— Работай через меня. Это приказ.

Когда он ушёл, Наталья вышла из своего кабинета. В руках у неё тоже была стопка документов, взгляд ровный, улыбки никакой.

— У тебя опять Кирилл задержался, — сказала она.

— У меня не задерживаются, — ответила я. — У меня работают.

— Главное, чтобы цифры сошлись, — спокойно заметила она. — Остальное не имеет значения.

Я сделала глоток кофе и приподняла подбородок.

— Для меня важно всё. Цифры — следствие. Причина — люди.

— У нас разные приоритеты, — кивнула она. — Посмотрим, чей способ дольше продержится.

Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Ни одна не улыбнулась. Ни одна не отвела взгляд.

Холодное зеркало. Она хочет отразить меня, чтобы стереть моё лицо. Но я не боюсь зеркал. Их легко разбивать.

Я вернулась в кабинет. На экране телефона — тишина. Ни звонков, ни сообщений от Артёма. Уже неделя, как он исчез. И что? Квартира оплачена на год вперёд, документы на моё имя. Он думает, что наказал меня своим молчанием. На самом деле наказал только себя.

Я закрыла телефон и вернулась к бумагам. Война началась. И война эта была не за цифры, а за мужчин. За тех, кто встанет на колени.

* * * * *

В обеденный час я вышла в коридор за кофе. Аппарат шумел, грея воду, и я заметила Наталью у принтера. Она держала в руках документы и говорила с Кириллом. Голос — ровный, отточенный, будто нож.

— Сверь цифры и верни через пятнадцать минут, — сказала она.

— Но… я ещё не закончил с отчётом для Элины, — ответил он, неуверенно дернув плечом.

— Тогда начни с моего. Остальное подождёт.

Я видела, как его взгляд дёрнулся в сторону моего кабинета. Он хотел возразить, но не решился. Взял бумаги и пошёл, как приговорённый.

Она говорит так же. Коротко. Холодно. Даже интонации мои. Холодное зеркало, только без тепла. Она берёт форму, но не смысл. Она не понимает: приказ — это не слова, приказ — это дыхание, которое подчиняет.

Максим появился через минуту. Наталья встретила его взглядом, даже не улыбнувшись.

— Ты в курсе, что Кирилл медлит? — спросила она.

— Я… не знаю, — он растерялся.

— Разберись. Ты старший, — отрезала она и отвернулась к принтеру.

Я шагнула ближе, чтобы он увидел меня.

— Старший? — повторила я тихо, почти шепотом. — С каких пор у нас есть «старшие» без моего слова?

Максим замер, словно пойманный на краже. Наталья повернула голову, посмотрела прямо на меня.

— Он должен чувствовать ответственность, — сказала она спокойно.

— Ответственность — это то, что я даю, — я сделала шаг ближе. — Не ты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Несколько секунд мы молчали. В коридоре стало тесно от напряжения.

Я развернулась и пошла к себе, слыша за спиной её ровный голос:

— Максим, не тяни. Цифры нужны до конца дня.

Он стоял посреди коридора, растерянный, не зная, чьё слово выполнить первым.

В кабинете я опустилась в кресло и закрыла глаза. Передо мной возникла её фигура: строгая, спокойная, уверенная. Она не играла в любезность, не пряталась за улыбками. Она копировала мой метод и отдавала приказы моим же тоном.

Холодное зеркало. Оно крадёт мой облик, но отражает лишь пустоту. Мужчины не понимают разницы. Для них — два одинаковых голоса, два одинаковых взгляда. Они теряются. И это опасно. Потому что растерянность — это первый шаг к измене.

Телефон на столе мигнул уведомлением. Я взяла его в руки. Пусто. Артём всё так же молчит. Неделя. Ни звонка, ни сообщения.

Я усмехнулась.

Думает, что наказывает меня. Что я буду скучать по его голосу. Но я не скучаю. Квартира оплачена на год, бумаги оформлены на моё имя. Он уже вложился в мой дворец, даже не поняв, что стал инвестором моей власти. Пусть молчит. Молчание — тоже форма рабства.

Я поставила телефон экраном вниз и поднялась. В коридоре снова слышался её голос:

— Кирилл, быстрее. Я жду.

Мои губы тронула улыбка.

Жди, Наталья. Скоро ждать придётся тебе.

* * * * *

К середине дня напряжение стало почти ощутимым, как электричество в проводах. Кирилл принёс мне отчёт, но я заметила, что он всё время поглядывает в сторону соседнего кабинета. Его руки дрожали, когда он раскладывал бумаги на столе.

— Что с тобой? — спросила я холодно.

— Просто… Наталья тоже просила срочно таблицу… — пробормотал он.

Я подняла глаза от бумаг и посмотрела прямо на него.

— И ты думаешь, что можно расставлять приоритеты по своему усмотрению?

— Нет, Госпожа… то есть, нет, Элина… — он запнулся, запутавшись в словах.

Я откинулась в кресле и сцепила пальцы.

— Кирилл, твоя работа начинается и заканчивается здесь. Остальное — вторично. Запомни.

Он кивнул, но я уже видела: в голове у него кипит каша. Его тело склоняется ко мне, а разум тянет к другому голосу.

Через пару часов ситуация повторилась с Максимом. Он вошёл с папкой, глаза — виноватые, губы сжаты.

— Что? — спросила я, не давая ему времени на оправдания.

— Наталья сказала, что нужно срочно проверить отчётность за прошлый квартал… я уже начал, но…

— Но? — я встала и подошла ближе.

— У меня не хватит времени сделать всё сразу, — выдохнул он.

Я посмотрела на него сверху вниз.

— Максим. Ты знаешь, что «срочно» бывает только у меня. Всё остальное — второстепенно.

— Да, Элина. Но она…

— Она может хотеть, что угодно. А ты делаешь то, что я сказала.

Он кивнул, но неуверенно. Я чувствовала, что внутри него растёт сомнение.

В этот момент дверь кабинета приоткрылась, и в проёме появилась Наталья. Ровная осанка, стопка документов в руках, спокойный взгляд.

— Максим, я жду отчёт по сверке. Ты закончил?

Он замер, посмотрел сначала на неё, потом на меня.

— Я… работаю над ним, — сказал он.

Я медленно повернулась к Наталье.

— Он работает над моим поручением. Твоё подождёт.

Она чуть приподняла бровь.

— Но сроки…

— Сроки здесь назначаю я, — ответила тихо, но жёстко.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. В воздухе повисла стальная нить. Максим стоял между нами, как загнанный зверь, не зная, куда двинуться.

— Интересно, — сказала Наталья наконец. — Значит, теперь мы будем делить их время?

— Мы не делим, — я усмехнулась. — Оно принадлежит мне.

Она чуть наклонила голову, но в глазах мелькнула ухмылка.

— Посмотрим.

Она ушла, оставив после себя запах холодных духов и ощущение вызова. Максим выдохнул так, будто всё это время задерживал дыхание.

— Ты слышал меня? — спросила я резко.

— Да… да, Элина.

— Тогда работай.

Он вышел, а я села обратно в кресло.

Вот оно. Первый раз они оба растерялись. Кирилл и Максим. Мои мужчины. Мои рабы. Они привыкли, что всё просто: есть только мой голос, только мои приказы. Теперь у них два голоса. И оба одинаково холодные, одинаково властные. Они теряются. А значит, игра начинается.

Я взяла плётку, провела ею по ладони, чувствуя, как кожа нагревается.

Холодное зеркало стоит напротив меня. Оно отражает мои движения, мои слова, мою силу. Но зеркала легко разбить. Нужно только выбрать момент, когда трещина уже появилась. А трещина — это их растерянность.

Я посмотрела в окно. За стеклом отражалась я сама. Но в отражении мне почудилось другое лицо — её. Натальи. Холодное, спокойное, с едва заметной усмешкой.

Провела пальцами по стеклу.

— Ты думаешь, что можешь отразить меня? — прошептала я. — Зеркала всегда бьются о камень.

* * * * *

Кабинет Натальи был почти стерильным: аккуратный стол, стопка папок, чашка кофе. Без лишних деталей, без тепла. Вошла без стука, захлопнула дверь и прислонилась к косяку.

— У тебя наглости хватает, — сказала она, оторвавшись от монитора.

— А у тебя слишком много уверенности, — ответ прозвучал холодно. — Решила, что можно командовать теми, кто давно приучен слушать только один голос?

Наталья сложила руки на столе, взгляд её был спокойный, будто заранее готовилась к этому разговору.

— Ты ревнуешь.

— Хер там. Госпожа не ревнует. Госпожа владеет. А ты лезешь туда, где власть уже закреплена.

Она чуть наклонила голову.

— Смешно слышать, как ты считаешь их своей собственностью. Они работают, потому что я умею приказывать.

— Работают? — усмешка сорвалась с губ. — Ты даёшь им поручения, а они бегают, как псы, потому что не знают, что будет, если ослушаются. Но не путай их временную суету с настоящим подчинением.

— Ты слишком уверена, — сказала она, опершись на стол. — А уверенность слепит. Вчера Кирилл побежал ко мне первым. Сегодня Максим выполнял моё задание раньше твоего. Это значит, что трещина пошла.

Приблизилась к столу, ладонь легла на дерево рядом с её бумагами.

— Трещина? Сука, ты даже не понимаешь, что смотришь в зеркало. Ты копируешь интонации, слова, даже паузы. Но копия никогда не будет оригиналом. Ты можешь отдать сто приказов — они всё равно вернутся к тому, кто держит поводок крепче.

Она засмеялась тихо, почти беззвучно.

— Поводок, говоришь? Может, и вернутся, но сначала будут приносить и мне. А там уже решат, кто из нас вкуснее.

— Слушай сюда, мразь, — голос стал низким и жёстким. — Эти двое знают, кому принадлежит их жизнь. Даже если ты будешь кормить их своими приказами, даже если будешь строить из себя холодную королеву. Всё равно встанут передо мной.

Наталья поднялась. Теперь мы стояли почти лицом к лицу через стол.

— Ты боишься. Вот почему пришла сюда. Боишься, что твои мальчики выберут меня.

— Бояться? Госпожа не боится. Госпожа предупреждает. Если сунешь нос туда, где уже поставлен знак «моё», откушу вместе с башкой.

— Громко сказала, — хмыкнула она. — Но крики не спасают от правды. Они уже начали путаться. И это только начало.

— Пусть путаются, — ответ прозвучал ровно. — Пусть даже станут на колени перед тобой. Встанут — и всё равно будут помнить, кто сделал их ничем. И знаешь, что самое смешное? Даже если они выберут тебя, внутри всё равно останется печать моей власти.

— Большие слова, — усмехнулась она. — Проверим на деле.

Молчание повисло густое, как дым. Секунду казалось, что вот-вот кто-то ударит.

— Наталья, — произнесено было тихо, но каждое слово — как плеть. — Ты решила играть в мою игру. Но будь готова: в этой игре кровь идёт первой, а победитель остаётся один.

— Ты сама это сказала, — её улыбка стала шире. — Победитель будет один. И он — не ты.

Я оттолкнулась от стола и пошла к двери. На пороге всё-таки обернулась:

— Забудь про моих мужчин. Даже если станешь им шептать сутками, они будут помнить, кто держит их за горло.

Она подняла кружку кофе и усмехнулась:

— Посмотрим, кто кому перекроет дыхание.

Дверь хлопнула так, что дрогнул стеклянный перегород. В груди клокотала злость, но вместе с ней — пьянящее возбуждение.

Эта сука — хищница. Равная. И от этого хочется убить её или сломать вдвое сильнее.

* * * * *

Вечер в офисе всегда казался самым пустым временем. Люди разъезжались по домам, коридоры пустели, гул принтеров стихал. Но внутри тишины всё ещё звенели её слова. Холодные, острые, брошенные в лицо, как клинки.

Эта сука сказала правду: они начали путаться. Кирилл мечется, Максим уже смотрит на неё как на вторую точку власти. Но власть не делится на равные части. Она принадлежит одной. И эта одна — я. Не Наталья, не её копия с ровным голосом. Она зеркало. А зеркала разбиваются. Рано или поздно я разобью и это.

Я листала бумаги, хотя взгляд упрямо возвращался к окну. Отражение в стекле будто издевалось — видела там не своё лицо, а её ухмылку. Хотелось ударить кулаком и разбить стекло к чертям, но я только сжала пальцы в кулак и медленно выдохнула.

Телефон на столе мигнул. Новое сообщение.

«Я жду тебя внизу, после работы».

Артём. Неделю молчал. Ноль звонков, ноль писем. Сидел в своей обиде, как мальчишка, и решил показать характер. Теперь вот вспомнил.

Я провела пальцем по экрану и усмехнулась.

Пусть ждёт. Квартира оплачена на год вперёд, документы на моё имя. Он думает, что держит меня деньгами. На самом деле деньги уже стали моими цепями для него. Артём — не угроза, а ресурс. Всегда был и будет.

Экран погас, отражая моё лицо. Чёрные глаза, в них — усталость, злость и возбуждение одновременно.

Сегодня Наталья показала зубы. Но зубы можно выбить. Сегодня Артём показал терпение. Но терпение можно превратить в привязку. Они оба думают, что играют. На самом деле это всё ещё мой спектакль.

Я выключила компьютер, поднялась и взяла плётку, которая всегда лежала в ящике. Положила её в сумку. Внизу ждёт мужчина, который всё ещё не понял, что его «ожидание» — уже подчинение. А впереди — женщина, которая думает, что способна забрать моих мужчин.

Они оба ошибаются.

Продолжение следует...

Глава 5. Третий

Он ждал у входа, прямо у дверей офиса. Смотрел в телефон, делая вид, что переписывается, но я видела по позе — напряжён, как охотничья собака на привязи. На нём был тёмный костюм, белая рубашка, дорогие часы. Внешне — всё тот же уверенный мужчина, но глаза выдавали другое: неделю молчал, и эта пауза выжгла его изнутри.

— Элина, — сказал он, когда я вышла. Голос звучал слишком облегчённо, будто он боялся, что я не появлюсь. — Поехали?

— Куда? — спросила я холодно.

— В ресторан. Я заказал VIP-комнату. Никто не помешает поговорить.

Я кивнула. Он открыл дверцу машины, и мы поехали. В салоне пахло его парфюмом и лёгкой нервозностью. Артём пару раз пытался заговорить, но я смотрела в окно, и он замолчал.

Ресторан был дорогим, с мраморным полом и мягким светом люстр. Нас провели в отдельную комнату, где был круглый стол, бархатные кресла и приглушённая музыка. Официант оставил меню и ушёл. Мы остались вдвоём.

Артём налил вино, руки его слегка дрожали. Он поднял бокал, но в его взгляде не было праздника. Только напряжение.

— Неделю ты молчала, — начал он. — Неделю, Элина. Ни звонка, ни сообщения. Я думал, что ты просто вычеркнула меня.

Я сделала глоток вина и поставила бокал на стол.

— Ты слишком много думаешь. Это ты не писал. Я не должна звонить тебе.

Он нахмурился.

— Слишком много? Ты вообще понимаешь, что творишь со мной? После того вечера… после того, что увидел у тебя дома… Я не могу это выбросить из головы.

Я склонила голову чуть в сторону.

— Поэтому ты молчал неделю?

— Я пытался понять! — он повысил голос. — Кто эти двое? Почему они были на коленях? Что это за бред вообще?!

Я посмотрела на него спокойно, без единой эмоции.

— А если это не бред? Если это реальность, в которой я живу?

Он откинулся на спинку кресла, провёл рукой по лицу.

— Ты хочешь сказать… они у тебя… добровольно?

— Добровольно, — подтвердила я. — Они делают это не потому, что должны. А потому что хотят. Они сами выбрали. Я лишь выбрала быть выше.

Он замолчал, потом тихо, почти шёпотом:

— Это ненормально… Так не бывает…

Я улыбнулась уголком губ.

— Ты просто никогда не встречал женщину, которая умеет владеть. Мужчины жаждут подчиняться. Им нужен кто-то, кто отнимет у них иллюзии и даст смысл.

Артём резко поставил бокал, вино плеснулось через край.

— Смысл?! Ты издеваешься? Ты называешь смыслом то, что они ползают у твоих ног, как собаки?

— А ты называешь смыслом деньги, рестораны и костюмы, — ответила я холодно. — Разница только в том, что мои мужчины счастливы в своей роли. А твоя роль пока что — догонять меня и надеяться на ужин.

Он сжал кулаки. Вены на руках выступили, челюсть напряглась.

— Я никогда не буду таким, ясно? Никогда! Не позволю делить тебя ни с кем. Я не раб и не стану им!

Я откинулась в кресле и спокойно взяла бокал. Вино было густое, тёмное, как кровь.

Все так говорят. Все. Перед тем как встать на колени. Перед тем как сдаться. Сначала клянутся, что никогда. А потом сами просят кандалы.

Я сделала глоток и посмотрела прямо в его глаза.

— Посмотрим.

Он отвернулся, но его руки предали его: пальцы дрожали, как у человека, который впервые понял — земля уходит из-под ног.

* * * * *

Он не сводил с меня взгляда. Пальцы нервно барабанили по столу, бокал с вином оставался нетронутым.

— Объясни нормально, — наконец выдохнул он. — Что это было? Кто эти двое, которые стояли на коленях у твоего кресла?

Я спокойно сделала глоток.

— Это мужчины, которые решили, что их место — подо мной.

— Подо тобой? — он чуть не захлебнулся смехом. — Ты слышишь себя? Люди не становятся на колени просто так. Их заставляют.

— Ошибаешься, Артём. Настоящее слуги всегда добровольно. Никто не держал их цепями, никто не угрожал. Они сами выбрали служить.

Он качнул головой, как будто хотел стряхнуть мои слова.

— Это бред. Это какой-то извращённый спектакль. Ты заставляешь их думать, что они сами этого хотят.

Я наклонилась вперёд, держа бокал двумя пальцами.

— А ты не заставляешь себя каждое утро надевать этот костюм и улыбаться на переговорах? Ты тоже играешь в спектакль. Только твой дешевле — за деньги и статус. Мои мужчины служат не из-за выгоды. Они служат потому, что так чувствуют себя настоящими.

Он резко отодвинул стул, но тут же вернулся.

— Господи, Элина… Ты ведь умная женщина. Красивая. Успешная. Ты могла бы иметь рядом нормального мужчину. А вместо этого… держишь каких-то двоих, которые ползают у твоих ног, как шавки!

— Не шавки, — спокойно поправила я. — Они — те, кто понял, что счастье не в равенстве. Счастье в принадлежности.

Артём ударил кулаком по столу, бокалы зазвенели.

— Это ненормально! Мужчина должен быть сильным! Должен защищать женщину, а не облизывать ей каблуки!

Я усмехнулась.

— Сильный мужчина? Скажи честно, Артём: сколько женщин ты покупал ужинами и подарками, чтобы они чувствовали себя слабее рядом с тобой? Ты называешь это силой? Нет. Это сделка. А у меня — власть.

Он сжал кулаки, дыхание стало тяжёлым.

— Ты говоришь так, будто гордишься этим.

— Горжусь, — кивнула я. — Потому что нашла мужчин, которые не боятся быть ничем ради меня.

Он откинулся на спинку, обхватил голову руками.

— Я не понимаю… Не понимаю, как так. Они ведь взрослые, самостоятельные. Один из них даже с характером. Как можно добровольно согласиться на такое?

— Потому что характер ломается быстрее всего, — сказала я. — Гордый мужчина слаще, когда падает.

Он поднял глаза, в них мелькнуло что-то между ужасом и любопытством.

— Значит, ты сама… делаешь их такими?

— Я ничего не делаю, — ответила я мягко. — Я просто открываю им дверь. Они сами выбирают войти.

Артём сжал губы.

— Я никогда так не смогу. Никогда.

Я откинулась на спинку, провела пальцем по краю бокала.

— Никогда? Это слово мужчины, который уже чувствует, что граница близко.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он резко поднялся, нависая надо мной.

— Я не позволю тебе делить себя с другими. Если хочешь быть со мной — забудь про этих… своих.

— А если не забуду? — спросила я тихо.

— Тогда меня ты точно потеряешь. Я не буду рабом.

Я рассмеялась тихо, почти шёпотом.

— Все так говорят, Артём. Абсолютно все. До того момента, пока не понимают, что раб — единственный способ остаться рядом со мной.

Он сжал кулаки, дыхание сбилось. На лице — злость, но глаза блестели по-другому: там уже была трещина.

Хорошо. Первая щель пошла. Теперь осталось только нажать сильнее.

* * * * *

Артём тяжело дышал, будто только что пробежал марафон. Глаза горели, кулаки сжимались. Он наклонился вперёд, почти нависая над столом.

— Хватит, Элина! Ты специально меня доводишь. Говоришь всё это, чтобы уязвить.

Я спокойно сделала глоток вина и посмотрела прямо ему в глаза.

— Нет, Артём. Я просто рассказываю, как есть.

Он резко откинулся на спинку кресла.

— Как есть?! Ты называешь нормальным то, что двое мужиков ползают у твоих ног? Что они унижаются перед тобой, а ты называешь это счастьем?

Я чуть наклонилась вперёд, голос стал тише, но острее.

— Они не унижаются. Они служат. Когда хочу — один стоит на коленях между моих ног и лижет мою вагину, пока я не кончу так, что ногти рвут обивку кресла. Другой в это время смотрит и дрочит, зная, что ему запрещено кончать без моего слова.

Артём замер, лицо побелело.

— Замолчи, — прошипел он. — Хватит.

— А когда мне нужно чувствовать жёстко, — продолжала я, будто не слыша его, — я встаю к стене, и он входит в меня сзади. Глубоко, сильно, так, что мои стоны слышит весь коридор. Я могу остановить его в любой момент. Могу позволить кончить, а могу запретить. Их тела — мои инструменты.

— Хватит, блядь! — он ударил кулаком по столу так, что бокал покатился. — Ты издеваешься? Ты специально рассказываешь это мне?!

— Специально, — ответила я холодно. — Чтобы ты понял, что я не принадлежу никому. Только себе.

Он вскочил на ноги.

— Я никогда не буду этим! Никогда! Не стану твоим псом, не стану ползать, не стану ждать твоего разрешения!

— Ты уже ждёшь, — я усмехнулась. — Сидишь здесь, слушаешь, дрожишь от злости, но не уходишь. Ты мог встать и уйти ещё час назад. Но ты остался. Значит, часть тебя уже хочет.

— Чушь, — он сжал челюсть. — Я просто… я не могу отпустить тебя.

— Вот именно, — сказала я. — Не можешь. А это первый шаг.

Он схватил бокал, залпом осушил вино, лицо его покраснело.

— Даже если я не уйду — рабом я не стану. Не путай. Я мужчина, а не твой инструмент.

— Мужчина? — я наклонила голову. — Тогда докажи. Сможешь уйти сейчас — уйди.

Тишина повисла тяжёлой стеной. Артём не двигался. Его дыхание было рваным, кулаки дрожали. Но ноги не слушались.

Вот оно. Он весь горит от отрицания, но тело уже выбрало. Останется — и упадёт. Уйдёт — и вернётся. Всегда возвращаются.

Я откинулась на спинку кресла и сделала ещё глоток вина.

— Никогда? — повторила я тихо. — Ты сам скоро попросишь.

Он отвернулся, но его глаза блестели так, будто внутри всё горело от злости и возбуждения.

* * * * *

Тишина в комнате давила. Музыка за стеной ресторана казалась далёким гулом, как будто мы находились не в центре города, а в каком-то отдельном мире. Артём сидел в кресле, сжатый, тяжёлый, кулаки дрожали. Он хотел показать силу, но я видела — трещина уже пошла.

Я встала. Мягкий свет упал на ноги, и каблуки цокнули по паркету. Подошла к столу, положила ладони на его край, чуть согнулась вперёд. Он поднял взгляд, и в глазах его мелькнуло то самое — смесь ярости и желания.

Медленно опустила руки к бедрам и зацепила пальцами тонкую ткань трусиков. Чёрный атлас с кружевной окантовкой — они выглядели почти невинно, но в этой тишине их шорох казался громче удара плётки. Я потянула их вниз, медленно, чтобы каждое движение резало ему нервы. Ткань скользнула по бёдрам, задержалась на коленях, потом упала к каблукам. Я нагнулась, подняла их с пола и аккуратно положила на стол перед ним.

— Вот то, что отделяло тебя от моей сладкой щели, — сказала я тихо. — Теперь даже этой преграды нет.

Он сглотнул, взгляд его метался между кружевом и моими ногами.

— Элина… — выдохнул он, но голос предательски дрогнул.

Я шагнула к нему, обошла стол, встала прямо напротив. Его дыхание стало прерывистым. Я раздвинула полы платья, присела и стянула с него ремень, потом брюки. Ткань упала на пол, член уже был напряжён, тяжёлый, готовый.

— Не раб, да? — усмехнулась я, обхватив его рукой. — Тогда смотри, как я беру то, что хочу.

Я развернулась, села сверху. Член вошёл в меня сразу, глубоко, горячо. Я застонала низко, выгибаясь. Артём закрыл глаза, откинул голову назад. Руки его сами потянулись к груди, он схватил меня сквозь платье, пальцы вцепились жадно, будто пытался доказать, что может удержать хоть что-то.

Я начала двигаться — медленно сначала, скользя по всей длине, чувствуя, как он дрожит внутри меня. Потом ускорилась, прыгая на нём так, что кресло заскрипело. Его ладони мяли мою грудь, скользили по талии, но я оттолкнула их и прижала к подлокотникам.

— Не трогай, пока не разрешу, — приказала я, глядя сверху вниз.

Он застонал, кусая губу.

— Чёрт… Элина…

Я двигалась всё быстрее, вбиваясь в него до самого конца. Тело его дрожало, дыхание сорвалось. Он пытался сдержаться, но я чувствовала, как он на грани.

— Кончай, — прошептала я в ухо. — Сейчас.

Его руки дёрнулись, и он взорвался внутри, горячая струя заполнила меня. Он застонал так, будто сгорел дотла, тело выгнулось, голова запрокинулась. Я замедлила движения, вытягивая каждую секунду его оргазма, пока он полностью не опустел.

Потом медленно поднялась, выскользнула с его члена и встала. Платье поправила спокойно, будто ничего не произошло. Взяла трусики со стола, сжала их в кулаке и направилась к двери.

Он сидел, обессиленный, красный, с открытым ртом, не в силах сказать ни слова. Я остановилась на пороге, повернулась и посмотрела прямо в его глаза.

— Ты будешь моим рабом. Я сказала.

Дверь закрылась за мной, а в комнате остался только его запах, его дрожь и мои слова, которые будут преследовать его дольше, чем любой оргазм.

* * * * *

Улица встретила прохладой и запахом мокрого асфальта. Дверь ресторана захлопнулась за спиной, и я на секунду остановилась, вдохнула глубже. Внутри меня всё ещё жгло — тело помнило скачку на Артёме, а в голове звучала его растерянная фраза

«Я не раб»

. Эти слова были смешны: человек, который так уверенно их произносит, уже сам подрезал себе крылья.

Я подняла руку, такси сразу остановилось. Села на заднее сиденье, назвала адрес. Машина тронулась, огни города потянулись за окном, словно кто-то разливал жидкое золото по ночной дороге.

Телефон завибрировал. Экран подсветился именем «Оксана». Я улыбнулась уголком губ, включила громкую связь.

— Ну? — спросила я.

— Лина, — её голос был взволнованным, дыхание сбивалось, — я реально не могу. Мне так хочется… твоих мальчиков. Сейчас. Можно?

— Сегодня прямо невтерпёж? — спросила я, глядя в тёмное окно.

— Даже хуже, — она хрипло рассмеялась. — У меня ломка. Я хочу, чтобы они меня трахали всю ночь, чтобы лизали, вставали на колени, делали всё, что скажу. Я вся горю, понимаешь?

Я провела пальцами по губам, вспоминая, как недавно оседлала Артёма и оставила его с моими словами в голове.

— Хорошо. Сегодня твоя ночь.

— Ты лучшая, — выдохнула она. — Через полчаса буду. Жди.

Я отключила звонок и закрыла глаза. Машина мягко катила вперёд, город шумел, но всё казалось отдалённым.

Артём думает, что ещё может выбирать. Оксана уже давно решила, что власть возбуждает её сильнее всего. Кирилл и Максим знают только моё слово. Все они играют роли, которые написаны мной. Даже если сцена меняется, режиссёр остаётся один.

Во дворце меня встретили Кирилл и Максим. Они стояли у входа, как всегда, и, увидев меня, сразу опустились на колени. Их тела были голыми, только ошейники сверкали в мягком свете. Я кивнула — жестом велела следовать в Зал. Каблуки сняла у порога, прошла по ковру босиком. Бархат холодил ступни, напоминая: это мой храм, и он живёт дыханием власти.

Через двадцать минут раздался звонок. Оксана вошла, как будто не в чужой дом, а к себе. Короткое платье подчёркивало её возбуждение, волосы растрёпаны, глаза блестели от нетерпения. Она улыбнулась так, что в этой улыбке читался голод.

— Ну что, где мои подарочки?

Я посмотрела на Кирилла и Максима, которые ждали у трона, и указала на них.

— Сегодня они твои. Делай всё, что хочешь.

Оксана рассмеялась, шагнула вперёд и схватила Кирилла за волосы. Он зашипел от резкого движения, но не сопротивлялся, наоборот — его взгляд был благодарным. Максим поднялся следом, готовый. В её руках они выглядели игрушками, но в этом и была суть: я позволяла ей играть, потому что знала — основная нить всё равно в моих руках.

Я обернулась и ушла в спальню. Дверь захлопнулась, и в комнате стало тихо. Я легла на кровать, запах нового пледа и вина наполнил лёгкие. Но тишина быстро сменилась другим звуком: через стены пробивались стоны. Сначала низкие, мужские, потом — женский смех, крики, удары тел о ковёр.

Оксана работала с ними жадно. По звуку я понимала: она издевалась, командовала, смеялась. Мужчины отвечали стонами и тяжёлым дыханием. Я закрыла глаза, слушала их игру и усмехалась.

Даже когда не участвую — остаюсь центром. Это моя сцена, мой дворец. Даже отдых превращается в спектакль, где роли раздаются только по моей воле. Я могу спать, а они будут ебаться, думая, что свободны. Но на самом деле всё равно принадлежат мне.

Я повернулась на бок, запах своего тела смешался с эхом чужого секса. Под эти звуки я и уснула.

Глава 6. Встреча с прошлым

Выходной день тянулся спокойно. Торговый центр шумел, но этот шум был скорее уютным: запах свежего кофе из фудкорта, детский смех где-то вдали, ровный гул кондиционеров. Витрины сверкали огнями, в зеркальных фасадах отражались прохожие. В руках — пакет с новым платьем, выбранным без спешки, просто для удовольствия. Иногда полезно позволить себе роскошь быть не владелицей, а обычной женщиной среди сотен таких же.

— Элина? — женский голос разрезал привычный фон, заставив остановиться.

Знакомое звучание — холодное, властное, с оттенком снисходительности. Его обладательницу невозможно было перепутать. Медленный поворот головы — и перед глазами оказалась Ирина Сергеевна, мать бывшего мужа.

Внешность её почти не изменилась: та же аккуратная укладка, дорогое пальто, серьёзный взгляд. Только вот улыбка была другой. Не колючей, как раньше, а неожиданно радостной.

— Господи, Элина, и не верится! — она подошла ближе, протянула руку, будто к старой подруге. — Сколько лет прошло.

Лёгкий кивок в ответ.

— Добрый день. Давненько не виделись.

Последняя встреча всплыла в памяти сразу — зал суда, развод, хлёсткие слова, ядовитые взгляды. Тогда эта женщина даже не пыталась скрыть презрение. Для неё бывшая невестка была виновницей всего. А теперь — сияющая улыбка, ровный голос, будто между нами никогда не было вражды.

— Ты совсем не изменилась, — продолжала Ирина Сергеевна, оценивающе скользнув взглядом сверху вниз. — Даже моложе выглядишь, честное слово. Вот прямо приятно на тебя смотреть.

Удивление скользнуло по коже холодком.

Что изменилось? Почему вдруг столько любезности?

— Может, кофе? — предложила она, будто между делом. — Тут рядом хорошее место. Посидим, вспомним былое.

Первым желанием было отмахнуться. Развернуться и уйти — жест понятный, логичный. Но шаг назад означал бы уступку. А уступок этим людям никогда не хотелось делать. Поэтому вместо отказа плечи чуть дрогнули.

— Почему бы и нет.

Через несколько минут обе сидели в небольшом кафе у окна. Бархатные кресла, тёплый свет, запах свежеобжаренных зёрен. Пакет с покупкой стоял рядом со стулом, официант принёс меню. Заказ сделан — капучино и минеральная вода.

Ирина Сергеевна устроилась напротив, аккуратно положив сумочку на колени. Глаза сияли странной радостью, губы то и дело трогала довольная улыбка. Всё её поведение выдавало не желание пообщаться, а стремление сообщить что-то важное.

Внутри нарастало ощущение спектакля.

Не для того же она вдруг вспомнила добрые слова. Скорее всего, ждёт момента, чтобы бросить их в лицо, как козырь. Что ж, пусть попробует.

* * * * *

Кофе принесли быстро. Белые чашки на тонких блюдцах, густая пенка, лёгкий аромат корицы. Официант пожелал приятного вечера и оставил нас наедине.

Ирина Сергеевна поправила шарф, взяла чашку и, даже не сделав глотка, сразу заговорила:

— Ты знаешь, у Андрея сейчас всё просто замечательно.

Ответ прозвучал сдержанно, без эмоций:

— Рада слышать.

— Нет, ты не понимаешь, — её глаза загорелись, губы тронула довольная улыбка. — Он и раньше неплохо зарабатывал, да, всегда умел держаться на плаву. Но теперь… теперь он настоящий богач. Устроился в огромную компанию, там условия совсем другие. Зарплата выросла в несколько раз, бонусы, премии, перспективы. Совсем другой уровень.

Ну конечно. Богач. Слово, которое для неё звучит как музыка. Всегда мерила счастье чужими деньгами.

Элина сделала маленький глоток, поставила чашку на блюдце.

— Здорово.

— Представляешь, — продолжала она, всё больше распаляясь, — новую машину купил, квартиру в центре. Не снимает, а свою. Даже родителей возит в дорогие санатории. Прям заботится, такой молодец. Не то что раньше, когда всё было… ну ты сама знаешь.

Я чуть приподняла бровь.

— Не знаю. С Андреем у нас было всё по-своему.

Она усмехнулась.

— По-своему? Да брось, Элина. Он мучился рядом с тобой. Я же видела. Ты всегда была слишком… холодная, что ли. А ему нужна женщина, которая восхищается.

Холодная? Пусть так. Для неё любая женщина, которая не стелется под ноги её сыну, будет холодной.

— Но теперь всё изменилось, — добавила она, словно ставя жирную точку. — У него есть девушка. Очень красивая. Честно, даже красивее тебя. И ухоженная, видно, что из семьи приличной. Такая настоящая леди.

Я сделала ещё глоток кофе, глаза оставались спокойными. Внутри было тихо, ровно.

Красивее? Пусть думает. Пусть тешит себя иллюзией, что сын наконец нашёл совершенство. Смешно, как много ей нужно чужих сравнений, чтобы почувствовать себя победительницей.

— Ну и отлично, — сказала я ровным тоном. — Пусть будет счастлив.

Она явно ждала другой реакции — вспышки, возмущения, хотя бы кривой усмешки. Но не получила ничего. И это её задело.

— Ты серьёзно? — спросила она с нажимом. — Тебе совсем не неприятно слышать, что у Андрея теперь всё лучше, чем когда-либо? Что он нашёл ту, которая лучше тебя во всём?

— Он мой бывший, — ответ прозвучал спокойно. — Радоваться чужому счастью куда приятнее, чем тянуть на себе чужую тень.

Ирина Сергеевна помолчала, потом подалась вперёд и понизила голос, будто готовила последний удар:

— Они, наверное, скоро поженятся. Андрей говорил, что чувствует себя по-настоящему счастливым. У него глаза горят, понимаешь? Совсем другой стал.

Снаружи лицо моё оставалось ровным, спокойным. Внутри же скользнула усмешка.

Глаза горят… Пусть горят. Этот огонь ничего не значит для меня. Слишком давно он погас в моей жизни.

Я аккуратно взяла ложечку, размешала пенку, посмотрела на неё поверх чашки.

— Хорошо, что у него всё складывается.

В её взгляде промелькнуло раздражение: мои слова разрушили её спектакль. Она ждала, что я сорвусь, что встану и уйду, что скажу хоть одно лишнее слово. Но нет.

— А у тебя? — спросила резко. — Есть кто-то?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Есть те, кто рядом. И они там, потому что сами так выбрали, — ответила я без тени улыбки.

Она нахмурилась, пытаясь уловить подтекст.

— Хм. Ну… дай бог. Но всё равно, Элина, признай: Андрей теперь совсем на другом уровне. Настоящий мужчина, сильный, успешный, любимый.

Я наклонилась чуть вперёд, глаза мои сверкнули.

— Уровень — это иллюзия. Настоящая сила — это когда мужчина не убегает от женщины, а остаётся, даже если знает, что она выше.

Она смутилась, отвела взгляд.

Внутри уже рождался план.

Хочет играть в сравнительные хвастовства? Пусть увидит, что значит настоящее превосходство. Пусть запомнит этот день так, чтобы больше никогда не сравнивала меня с его новыми куклами.

Незаметно телефон оказался в руке. Одно короткое сообщение — и спектакль будет готов.

* * * * *

Ирина Сергеевна всё ещё говорила, наклоняясь вперёд и будто наслаждаясь каждой фразой.

— Представляешь, он уже заговорил о свадьбе. Уверен, что эта девушка — та самая. Они идеально смотрятся вместе. Совсем не то, что вы.

Я сделала маленький глоток и посмотрела на неё поверх чашки.

— Может быть. Важно ведь не как смотрятся, а как живут.

Она усмехнулась.

— Вот именно. И сейчас он живёт. У него настоящая жизнь, понимаешь? Деньги, работа, женщина рядом… а не вот эти твои… — она замялась, подбирая слово, — выдумки.

Выдумки?

Внутри кольнуло что-то острое, но лицо оставалось ровным.

— Хорошо, что у него всё так, — сказала я спокойно. — Пусть будет счастлив.

— Тебе совсем не жалко? — в голосе её мелькнуло недоумение. — Я думала, у тебя глаза загорятся, когда услышишь.

— Зачем жалеть? — я поставила чашку на блюдце. — Каждый получает то, что выбрал.

Она не заметила, как моя рука скользнула под стол и достала телефон. Одним движением открыла чат и написала:

*«Через 30 минут. В костюмах. Кафе Мариот в торговом центре

. Сядете со мной. Ни слова».

Нажала «отправить» и снова подняла взгляд.

— Ты улыбаешься? — прищурилась Ирина Сергеевна. — Интересно, чему?

— Твоему воодушевлению, — ответила я с лёгкой усмешкой. — Видно, что тебе важно, чтобы он был лучше. Даже чем я.

— Ну а как иначе? — она выпрямилась и поджала губы. — Каждая мать мечтает, чтобы у сына было всё. А у Андрея теперь есть.

Каждая мать… И всё равно не понимает, что этим «всё» можно легко ударить обратно.

Я кивнула.

— Тогда давай за это выпьем. За то, что он наконец нашёл своё счастье.

Мы чокнулись чашками. В этот момент телефон в руке вибрировал. Короткий ответ:

«Будем вовремя».

Я сделала ещё глоток и улыбнулась краем губ.

Вот и хорошо. Пусть эта женщина думает, что держит меня в ловушке воспоминаний. Через несколько минут она увидит разницу между «богачом Андреем» и теми, кто действительно знает, что значит принадлежать.

* * * * *

Ирина Сергеевна говорила всё увереннее, словно ждала, что каждое её слово будет резать меня по-живому.

— Андрей всегда хорошо зарабатывал, ты же знаешь. Но то, что у него сейчас… это совсем другой уровень. Он стал по-настоящему богатым человеком. Даже в моём окружении многие ему завидуют. У него всё получается: сделки, связи, контракты. Он теперь не просто юрист — он фигура.

Я слушала, кивая в нужных местах. Внутри было тихо, ровно.

Супербогач… какое же это смешное слово. Деньги всегда были у Андрея, только счастья они ему не приносили. Пусть она хвалится, скоро сама потеряет дар речи.

В этот момент дверь кафе приоткрылась, и в зал вошли двое мужчин. Кирилл и Максим. В костюмах, идеально сидящих на фигуре, галстуки затянуты, волосы аккуратно уложены. Они двигались синхронно, уверенно, шаг за шагом привлекая взгляды посетителей.

Несколько женщин за соседними столиками обернулись, переглянулись между собой. Атмосфера изменилась сразу, словно в помещение вошли два актёра, которых ждали аплодисменты.

Ирина Сергеевна замолчала на полуслове и уставилась на них.

— Боже… какие красавцы, — выдохнула она.

Я позволила себе лёгкую улыбку.

— Да. Это мои знакомые.

Она удивлённо посмотрела на меня.

— Знакомые? И давно?

Они подошли к столику. Я жестом показала на свободные кресла:

— Садитесь.

Кирилл и Максим опустились почти одновременно, движения их были точными и спокойными. Официант сразу подбежал, но они отказались от меню, и Кирилл сказал:

— Нам достаточно того, что уже заказано.

Максим добавил, глядя прямо на меня:

— Мы пришли, чтобы быть рядом.

Ирина моргнула, явно не ожидая такой подачи. Поправила шарф, пытаясь вернуть уверенность.

— Ну, впечатляет, — пробормотала она. — Обычно мужчины так не говорят.

Я спокойно взяла чашку и сделала глоток.

— Потому что они не «обычные».

Ирина подняла брови, не зная, как реагировать.

— А кем вы работаете? — спросила она у Кирилла, явно желая сбить их с тональности.

Кирилл посмотрел на меня, дождался моего кивка и сказал:

— Проекты, дела. Всё зависит от того, что ей нужно.

— То есть вы полностью на неё равняетесь? — усмехнулась Ирина.

— А как иначе? — спокойно ответил Максим. — Мы там, где для неё важнее всего.

Она на секунду потеряла дар речи, потом пожала плечами.

— Забавно… У Андрея, конечно, всё по-другому. Он привык сам управлять.

Я поставила чашку на блюдце и посмотрела прямо на неё.

— У каждого свой путь. Одни управляют контрактами. Другие — людьми.

Кирилл в этот момент поднял салфетку, соскользнувшую со стола, и положил её передо мной. Максим придвинул воду ближе к моей руке. Всё выглядело естественно, но слишком синхронно, чтобы это можно было не заметить.

Ирина наблюдала за ними с непониманием. Её пальцы сжали ручку сумочки, глаза метнулись то на мужчин, то на меня.

Вот оно. Она пришла сюда, чтобы ткнуть в лицо чужим богатством. А получила зрелище, где два сильных, красивых мужчины сидят рядом, и всё их внимание принадлежит только мне. Для неё это не богатство, это шок. И это лучшее возмездие.

* * * * *

Тишина за нашим столиком становилась вязкой. Ирина Сергеевна явно теряла ту лёгкость, с которой минуту назад перечисляла достижения сына. Слово «богатство» зависло в воздухе, но рядом сидели двое мужчин, которые своим присутствием перечёркивали любые её фразы.

Я медленно взяла чашку, глотнула кофе и вдруг позволила жидкости плеснуть слишком резко — тёмные капли брызнули на платье и скатились вниз, на туфлю.

— Ах, как неудачно, — произнесла я с лёгкой досадой, но голос был скорее приказом, чем жалобой.

Кирилл вскочил мгновенно.

— Салфетки! — велела я.

Он схватил целую стопку, опустился рядом и начал промакивать ткань.

— Не тереть, Кирилл. Только аккуратно, — добавила я.

— Да, Элина, понял, — ответил он тихо, работая сосредоточенно.

В это время Максим уже склонился к моим ногам. Он осторожно приподнял ступню, снял туфлю и начал тщательно протирать её салфеткой, движения были отточенные, почти церемониальные.

— Быстрее, Максим, — сказала я холодно. — Я не хочу, чтобы на коже остались пятна.

— Сделаю идеально, — ответил он и продолжил натирать лакированную поверхность, пока та не заблестела.

Ирина Сергеевна замерла, рот её приоткрылся. Несколько секунд она только смотрела, словно не веря, что видит это на самом деле.

— Э-э… они у тебя… ну… прямо как… — наконец выдавила она.

— Заботливые, — перебила я спокойно. — Вокруг меня всегда только такие мужчины.

Кирилл поднял глаза на секунду.

— Всё чисто. Могу продолжить, если хочешь.

— Достаточно. Садись, — велела я, и он тут же вернулся на место.

Максим поставил мою ногу обратно, аккуратно поправил ремешок туфли и поднялся. Я одарила его коротким взглядом:

— Молодец.

Я снова сделала глоток кофе, словно ничего не произошло. Для меня это было естественно. Для неё — шок.

— Ты так командуешь ими… — пробормотала Ирина, явно сбитая с толку.

— Я не командую, — ответила я с усмешкой. — Я распоряжаюсь. Это разные вещи.

Она поправила шарф, пытаясь собраться, но пальцы дрожали.

Я откинулась на спинку и кивнула Кириллу:

— Стул.

Он тут же встал и отодвинул кресло. Максим в этот момент поднялся и взял с пола пакет с моими покупками. Потом протянул руку за сумочкой, лежащей на соседнем стуле, и тоже взял её.

— Держите аккуратно, — приказала я. — Это не ваши вещи.

— Конечно, — ответил Максим серьёзно, держа пакеты обеими руками.

Кирилл ждал, пока я встану, и только потом отошёл в сторону. Всё выглядело так естественно, будто они делали это всю жизнь.

Я повернулась к Ирине.

— Спасибо за кофе. Передай Андрею, что он молодец. Богатство — хорошая игрушка. Но у меня — власть.

Она не нашла, что ответить. Чашка в её руках дрожала, глаза бегали от мужчин ко мне.

Я развернулась и пошла к выходу. Кирилл и Максим шли позади — один нёс пакет с платьем, другой — мою сумочку. Их головы были чуть склонены, шаги синхронны. Мы двигались через кафе, и люди оборачивались.

Вот он, финальный аккорд. Она пришла, чтобы показать чужое богатство. А вышло, что сама увидела: у меня есть то, чего не купишь ни на какие деньги — покорность и внимание сильных мужчин. Деньги можно заработать. Власть либо есть, либо нет.

Я вышла, не оборачиваясь. Знала: она так и осталась сидеть с застывшей растерянностью и чашкой кофе в руках.

Глава 8. Игра Натальи

Совещания в моём кабинете всегда проходили по одному сценарию: я задавала ритм, остальные подстраивались. Бумаги, таблицы, отчёты — всё текло в том порядке, который я устанавливала. Но сегодня воздух был другим.

Мы сидели за длинным столом: я во главе, рядом — Кирилл, Максим, Оксана. Чуть дальше — Наталья. Она как всегда выглядела безупречно: строгая блузка, волосы собраны, глаза опущены к папке. И всё же её поза выдавала напряжённую уверенность — она больше не пряталась.

— Итак, — я открыла блокнот. — У нас три задачи: сверка счетов, правки по контракту и подготовка новой формы отчёта. Начнём с первого. Кирилл, ты—

— Кирилл, принеси отчёты за август, — вдруг перебила Наталья.

Тишина ударила в комнату. Я медленно подняла глаза. Она даже не смотрела на меня — повернулась к Кириллу, словно имела на это полное право.

Кирилл замер. Его взгляд метался от неё ко мне, словно он ждал спасительного жеста.

— Я сказала, принеси, — повторила Наталья твёрдо. — Они в шкафу слева.

— Но это… — начал Кирилл.

— Это обязанность стажёра, — закончила я холодно. — Кирилл выполняет другое.

Наталья подняла глаза. В них не было ни страха, ни извинения.

— Значит, стажёр плохо делает свою работу. Я привыкла брать ответственность в свои руки.

Оксана чуть хмыкнула, прикрывая улыбку рукой. Максим сидел, будто проглотив камень.

— Кирилл, — сказала я спокойно. — Сиди.

— Госпожа, я… то есть… Элина, — он споткнулся на слове, бросил на меня тревожный взгляд. — Может, всё же лучше я…

Я увидела, как в его глазах мелькнуло сомнение. Маленькая трещина.

— Кирилл, — сказала Наталья ещё жёстче. — Папка. Сейчас.

Он вздрогнул и встал. Секунда — и он уже у шкафа. Его пальцы дрожали, когда он вытаскивал толстую папку с отчётами.

Я откинулась в кресле и сделала вид, что это меня не задело. Внутри же злость поднималась горячей волной.

Кирилл вернулся и поставил папку перед Натальей. Она кивнула коротко, даже не взглянув на меня.

— Спасибо. Теперь можно продолжать, — её голос прозвучал слишком уверенно.

Я посмотрела по сторонам. Сотрудники прятали глаза, но я видела — они всё поняли. В комнате теперь было две женщины, способные приказывать.

— Хорошо, — я медленно закрыла блокнот. — Тогда давайте проверим, кто у нас сегодня распределяет роли. Я или… новенькая.

Наталья чуть усмехнулась.

— Я лишь предложила ускорить процесс. Вы же всегда говорите о дисциплине.

— Дисциплина и власть — разные вещи, — отрезала я.

Тишина затянулась. Я слышала только, как Кирилл листает страницы, стараясь хоть как-то сгладить неловкость.

— Элина, может, перейдём к цифрам? — осторожно сказала Оксана. — Нам ведь ещё отчёт по закупкам смотреть.

Я бросила на неё взгляд. Она улыбалась — слишком хитро, слишком широко. Ей нравилось это зрелище.

— Перейдём, — сказала я ровно. — Но порядок здесь устанавливаю я. Всегда.

Наталья не опустила глаза. Она осталась сидеть прямо, спина ровная, пальцы спокойно держат ручку. Словно проверяла границы — и знала, что они поддались.

Я почувствовала, как злость расправляет крылья внутри.

Она перестала играть роль тихой исполнительницы. Теперь она играет роль меня.

* * * * *

День тянулся тяжело. Совещание закончилось, но осадок от утреннего эпизода не уходил. Я сидела у себя в кабинете, просматривая почту, и краем глаза наблюдала за тем, что происходило.

Наталья работала сосредоточенно, но её манера всё больше раздражала меня. Она не просто исполняла свои обязанности — она раздавала распоряжения. И делала это так буднично, будто имела на это полное право.

— Максим, проверь, пожалуйста, цифры в этом файле, — её голос прозвучал ровно, но слишком жёстко для «пожалуйста».

Максим поднял голову от экрана, замер.

— Я… сейчас занят сверкой для Элины.

— Это займёт минуту, — отрезала Наталья.

Я видела его глаза. Там мелькнуло то, чего я боялась: нерешительность. Он закрыл свой файл, пересел ближе к её столу и начал печатать.

— Максим, — сказала я холодно. — Ты должен закончить мои цифры в первую очередь.

Он вздрогнул, руки зависли над клавиатурой.

— Я… да, конечно. — Он вернулся к своему столу, но выглядел так, будто его разрывали пополам.

Наталья не сказала ни слова. Только слегка приподняла брови и снова уткнулась в бумаги.

Прошёл час.

— Максим, отправь этот документ клиенту, — снова её голос.

Он снова вскинулся.

— Я думал, это сделает секретарь.

— Лучше ты. Ты внимательнее, — она даже не подняла глаз.

Я резко поставила бокал с водой на стол.

— Максим, — произнесла я. — Ты работаешь по моей задаче. Остальное подождёт.

Он снова кивнул, как виноватый школьник.

Он начал путаться. Это уже не игра — это её проверка.

Ближе к вечеру всё повторилось.

— Максим, принеси мне папку из архива.

Он уже было поднялся, но мой голос пронзил воздух:

— Сидеть.

Максим замер на полпути, словно не понимал, кого слушать. Его глаза метались то на меня, то на неё.

— Так кто? — выдавил он наконец.

— Ты слушаешь меня, — сказала я ледяным тоном.

— Но… — он запнулся, — Наталья ведь тоже…

Мои пальцы сжались в кулак под столом.

— Максим, — произнесла я медленно, — ты работаешь только по моим приказам.

Он кивнул, но в его лице я увидела главное: сомнение. Оно уже поселилось в нём.

Наталья спокойно встала и сама пошла к шкафу. Она достала нужную папку, вернулась на своё место и, не глядя на меня, произнесла:

— Спасибо, Максим, можешь продолжать.

Я едва не рассмеялась от злости. Она благодарит его за то, что он даже не сделал. Это был вызов. И он это понял.

Вечер подкрадывался медленно. Я сидела в кресле, наблюдая за тем, как он пишет отчёт, и ловила каждое его движение. Его плечи были напряжены, руки дрожали над клавиатурой. Он пытался выглядеть сосредоточенным, но я знала: внутри него шёл разлом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она вбивает клин. И он трещит по швам.

* * * * *

День подходил к концу, но напряжение только росло. Я наблюдала за ними, словно за спектаклем, где роли менялись прямо на ходу. Кирилл был собранным, преданным, но в его взгляде уже тлела злость. Максим выглядел потерянным: он не знал, кого слушать. А Наталья продолжала вести себя так, словно была здесь второй хозяйкой.

— Кирилл, сверяй договор по третьему пункту, — сказала я, не отрываясь от экрана.

— Максим, возьми тот же договор и проверь расчёты, — в ту же секунду прозвучал голос Натальи.

Они оба поднялись и встретились у стола, где лежала папка. На мгновение замерли, потом одновременно потянулись к ней. Их пальцы соприкоснулись, и напряжение прорвалось.

— Я работаю по приказу Элины, — жёстко сказал Кирилл и прижал папку к себе.

— А мне Наталья велела, — отрезал Максим. — Что я должен делать, а? Игнорировать её?

Кирилл шагнул ближе, в его глазах полыхнула ревность.

— Ты слушаешь только Элину. Это всегда было так.

— А если Наталья тоже права? — бросил Максим, и эти слова ударили меня сильнее, чем я ожидала.

В комнате повисла тишина. Несколько сотрудников за соседними столами притихли, делая вид, что работают, но я видела, как они слушают каждое слово.

— Повтори, — холодно сказала я, поднимаясь с кресла.

Максим замер, но слова уже прозвучали, и он не мог их взять обратно.

— Я… я просто сказал, что, может, она тоже…

Кирилл толкнул его в грудь. Папка выскользнула из рук и упала на пол.

— Заткнись! Не смей ставить её на один уровень с Госпожой!

— Хватит! — рявкнула я, и оба замерли.

Я подошла к ним, каблуки звенели о пол, как удары плети. Подняла папку, бросила её обратно на стол.

— Кирилл, ты выполняешь мои распоряжения.

— Да, Госпожа, — выдохнул он, опуская голову.

Я перевела взгляд на Максима. Он не смотрел в глаза, его пальцы сжались в кулак.

— Максим, — произнесла я медленно, — напомни мне, кто в этом офисе главный.

Он открыл рот, но замялся. Его лицо выдало всё: сомнение, растерянность, внутренний надлом.

— Я жду, — сказала я жёстко.

— Вы… — он сглотнул, — вы, Элина. Конечно, вы.

Но его голос был слишком тихим, слишком неуверенным.

Я почувствовала, как что-то холодное сжимает мне грудь. Он впервые произнёс это так, будто сомневался.

Наталья сидела за столом, сделав вид, что работает с бумагами. Но я заметила, как угол её губ дёрнулся вверх. Она слышала каждое слово.

Она играет. И он уже почти в её руках.

* * * * *

Я сидела за столом, разбирая папки, когда дверь вдруг приоткрылась.

— Ну привет, хозяйка жизни, — прозвучал знакомый голос.

— Ты как всегда без стука, — я оторвалась от бумаг и усмехнулась. — Заходи.

Оксана вошла, огляделась и плюхнулась в кресло напротив.

— У тебя тут всё так строго. Даже дышать хочется тише. Прямо царство контроля.

— Иначе в этом аду никак, — я сделала глоток кофе из белой кружки. — Говори, зачем пришла.

— Да просто мимо шла, — она усмехнулась. — Но есть кое-что интересное.

Я откинулась на спинку кресла.

— Ну, давай, удиви.

— Сегодня в коридоре видела твоих мальчиков, — протянула она. — Кирилла и Максима. Они тащили какие-то здоровенные папки. И не одни. С ними шла девушка. Симпатичная, строгая такая.

Я нахмурилась.

— Какая девушка?

— Новенькая вроде. Брюнетка, взгляд ледяной. Идут втроём, как послушные. И, главное, оба с ней в кабинет зашли.

Я поставила кружку на стол.

— Отлично. Значит, решила уже лапки расправить.

Оксана приподняла бровь.

— Ты её знаешь?

— Ещё как, — процедила я. — Наталья. На вид скромная, а внутри — властная сука. Я сразу поняла.

Оксана усмехнулась.

— А мне показалась интересной. Красивая, холодная. Мужики такое любят. Я бы сама посмотрела, как они вокруг неё крутятся.

— Пусть только посмеют, — я резко закрыла папку. — Уйдут к ней? Да я им покажу, что значит предательство.

— Ох, не кипятись, — рассмеялась она. — Я же просто сказала. Но согласись, у неё есть шарм. А твои мальчики слабые. Сильная женщина мигом их уведёт.

— Они мои, — отрезала я. — Мои и точка.

— Может быть, — протянула Оксана, вставая. — Но будь осторожна. Я видела их лица. Они шли за ней, будто привыкли.

Я прищурилась, наблюдая, как она поправляет волосы перед уходом.

— Ты пришла сюда посеять сомнения?

— Я пришла сказать правду, — ответила она и улыбнулась. — Подумай сама: что если Наталья станет твоей соперницей?

Она вышла, хлопнув дверью.

Я осталась одна, с кружкой остывающего кофе и холодом внутри.

Они мои. Но если она и правда начнёт тянуть их к себе — война неизбежна.

* * * * *

Переговорка в этот вечер была пуста и холодна. Жалюзи опущены, свет тусклый, только длинный стол и четыре стула. Мы остались вчетвером: я, Кирилл, Максим и Наталья, которая, как всегда в последнее время, не спешила уходить. Она сидела напротив, сложив руки на папке, и смотрела прямо в глаза, будто бросала вызов.

— Забавно, — сказала она вдруг. Голос её звучал спокойно, но слова разрезали воздух. — Смотрю на твоих мальчиков и думаю: скоро эти шавки будут лизать мне между ног.

В комнате стало так тихо, что слышалось только тяжёлое дыхание Максима. Кирилл застыл, как камень.

Я медленно поднялась со стула.

— Повтори, — произнесла я, сдерживая ярость.

— Ты прекрасно меня слышала, — Наталья усмехнулась. — Эти холуи рано или поздно поползут ко мне сами. Они ведь не мужчины. Всего лишь тёплые тряпки. Сегодня они облизывают твои туфли, завтра — мои.

Кирилл побледнел, сжал кулаки, но не осмелился поднять голову. Максим, наоборот, уставился на неё широко раскрытыми глазами.

— Закрой рот, — холодно бросила я. — Здесь отдаю приказы я.

— Правда? — Наталья склонила голову набок. — Тогда докажи. Пусть эти подстилки прямо сейчас покажут, кто твоя собственность.

Я шагнула вперёд, каблуки звонко ударили по полу.

— На колени. Немедленно.

Кирилл рухнул мгновенно, даже не задумываясь. Его губы коснулись лакированного носка моих туфель, и он задышал быстрее, целуя меня с жадностью.

— Хороший пес, — прошептала я.

Максим остался стоять. Лицо его было бледным, руки дрожали. Он смотрел то на меня, то на Наталью.

— Максим, — мой голос был низким, угрожающим. — Ты оглох?

— Я… — он сглотнул. — Просто…

— Просто? — я приблизилась, нависнув над ним. — Встань на колени и целуй мои туфли. Сейчас.

Он колебался ещё секунду, но затем тяжело выдохнул и опустился вниз. Его губы нерешительно коснулись кожи, потом он сделал второй поцелуй, уже увереннее.

— Вот так, — я провела рукой по его волосам. — Чтобы ни у кого не было сомнений.

Наталья наблюдала за всем с хищной улыбкой.

— Смотри-ка, и правда поползли. Коврики, а не мужчины. Слюнявые шавки.

Кирилл ещё усерднее прижался губами к моим туфлям, словно хотел заглушить её слова. Но Максим замер. Его губы остановились, он поднял взгляд на Наталью, будто её голос тянул его наверх.

— Ну что, коврики? — насмешливо произнесла она. — Вам нравится жрать грязь с пола? Нравится чувствовать себя ничем? Не бойтесь, я сделаю из вас игрушек получше, чем она. У меня вы будете знать, что такое настоящее унижение.

Максим поднял голову выше, дыхание его стало тяжёлым. Он слушал её. Я уловила это мгновенно.

Я не раздумывала. Раздался резкий звон пощёчины. Его голова дёрнулась в сторону, щёка вспыхнула красным.

— Глаза вниз! — рявкнула я.

Он дернулся и тут же снова припал к моим туфлям, торопливо целуя их, словно пытался искупить мгновенную измену.

— Вот так, — я прижала его голову к себе. — Ты мой. И ты будешь помнить это каждую секунду.

Наталья поднялась со стула, собирая бумаги в папку.

— Хорошее шоу, — сказала она с усмешкой. — Но не обманывай себя, Элина. Эти холуи уже чувствуют мой запах. А шавки всегда бегут к тому, кто сильнее.

— Они никогда не будут твоими, — я смотрела ей прямо в глаза.

— О, они уже мои, — произнесла она тихо, почти шёпотом. — Смотри на Максима. Он уже поднял глаза ко мне. Стоило только сказать пару слов.

Я резко схватила Кирилла за волосы и заставила целовать быстрее, сильнее. Максим последовал примеру, губы снова припали к лакированной поверхности.

— Уходи, — сказала я холодно.

Наталья усмехнулась, двинулась к двери.

— Ладно. Я не тороплюсь. Увидимся, — бросила она на ходу. — Эти коврики всё равно поползут за мной.

Дверь захлопнулась.

Я посмотрела вниз. Два мужчины ползали у моих ног, их дыхание было сбито, губы жадно касались туфель. Кирилл делал это с преданной жаждой, Максим — с растерянностью и страхом.

Она оставила яд. И теперь он будет расползаться внутри них. Но я не позволю. Никогда.

Глава 9. Откровение на улице

Я вышла из офиса позже обычного, воздух уже был вечерним — густым, пахнущим мокрым асфальтом и уличным дымом. Я шла спокойно, наслаждаясь редкой тишиной, когда взгляд вдруг зацепился за знакомую фигуру. Наталья. Она шла чуть впереди, ровной походкой, как всегда собранная, будто весь город ей подчинён. Я замедлила шаг, разглядывая её — и уже хотела свернуть в другую сторону, но к ней подошёл мужчина.

Я замерла. Узнала сразу — Алексей Громов. Мой сотрудник, начальник среднего звена, сорокапятилетний, женатый. Всегда сдержанный, холодный, даже заносчивый. И сейчас он остановился рядом с Натальей так, будто она имела над ним власть. Он что-то сказал ей тихо, и я увидела, как он склонил голову в знак уважения.

Любопытство ударило в виски, я решила идти следом. Мысли путались:

Что он делает с ней? Почему именно он?

Наталья не обернулась ни разу, словно знала, что я рядом, и при этом позволяла мне наблюдать. Алексей шёл чуть позади неё, как сопровождающий, но слишком почтительно — как слуга.

Я держала дистанцию, шаги гулко отдавались по плитке тротуара. Улица вывела в старый двор с облупленными стенами и тусклой лампочкой над аркой. Они свернули туда, и я ускорилась. Сердце билось чаще, в груди поднималось раздражение и азарт.

Я увидела, как они вошли в подъезд. Алексей придержал тяжёлую дверь, пропустил Наталью первой. Его взгляд был таким покорным, что у меня защемило внутри — я знала этот взгляд слишком хорошо. Так смотрят только те, кто уже принадлежит.

Не раздумывая, я подошла ближе и, дождавшись, пока дверь почти закроется, тихо приоткрыла её и проскользнула внутрь. В нос ударил запах пыли, старой краски и сырости. Я ступала бесшумно, сдерживая дыхание, и слышала их шаги впереди. Каждый мой шаг отзывался мыслью:

Неужели?

* * * * *

Подъезд встретил теплом и чужими запахами — пыль, старая краска, мокрые зонты. Лампочка на первом пролёте мигала и дрожала, как будто ей было стыдно за то, что она видит. Я прижалась к стене за почтовыми ящиками и дала глазам привыкнуть к полумраку. Надо мной глухо щёлкнула дверь, затем шаги скатились вниз и затихли на площадке.

Тише, Элина. Ты — тень. Они не должны знать, что ты рядом.

Наталья стояла к двери боком, чуть повернув носок туфли, словно невзначай подставляя его свету. Алексей — на полшага позади, руки опущены, голова наклонена, как у человека, который слушает только один голос. Она не говорила громко, почти и не шевелила губами, но жест запястья оказался яснее любых слов.

— На колени.

Голос был ровным, деловым, таким же, каким она могла бы просить переслать отчёт.

Он опустился без паузы, будто эта команда была репетицией, а не премьерой. Коснулся лбом её колена, задержал дыхание, и только потом поцеловал носок туфли — медленно, тщательно, как извинение и клятву одновременно. Я увидела блеск обручального кольца на его руке и ощутила укол — возраст, статус, семья, и всё это сейчас растворялось в одном движении губ.

Она тоже Госпожа. И у неё — взрослые, обученные, с хребтом, который ломается без звука.

— Не торопись, — сказала Наталья вполголоса, глядя не на него, а на стену, как будто проверяла ровность покраски. — Смотри на обувь. Только на неё.

Она чуть вывернула стопу, и каблук легко упёрся ему в губы. Он поцеловал снова, выше — к подъёму, осторожно коснулся языком лака, и я услышала, как он шепчет что-то едва слышное.

— Спасибо… Госпожа, — выдох сорвался, и он тут же опустил взгляд, как мальчик, пойманный на лишнем слове. Наталья едва заметно улыбнулась, больше тенью, чем мимикой, и провела носком по его щеке, оставляя тонкую влажную дорожку.

— Хорошо, Алексей. Как учила.

Никакой нежности, только оценка — сухая, хищная, не оставляющая сомнений, кому принадлежит этот мужчина.

Идентичный почерк власти. Мои приказы — в её голосе. От этого стало холодно и жарко сразу.

Я сместила вес, каблук почти скользнул по плитке, но я вовремя остановилась — воздух стал густым, как перед падением стекла. Алексей поднял голову на долю секунды, будто почувствовал колебание, но Наталья легонько тронула его за волосы у виска.

— Вниз.

И мир снова сузился для него до её ноги, до лака, до дыхания над кожей. Я вцепилась пальцами в металл ящиков так, что костяшки побелели.

Не выходить. Не сейчас. Ты видишь больше, чем хотела — и это подарок.

— Встань, — коротко. Он поднялся — ровно, собранно, уже снова человек с резолюциями и подчинёнными. Наталья поправила воротник его пиджака, как поправляют папку с документами перед входом к руководству. — Завтра в семь сорок пять. Без опозданий. И — будь чистым. — Последнее слово она сказала мягче, но оно прозвучало жестче приказа, потому что означало больше, чем душ. Он кивнул, и в этом кивке не было ни грамма от того Алексея, который спорил со мной на планёрках.

Они двинулись вверх по лестнице, и их шаги растворялись в гулком горле подъезда. Я осталась внизу, позволяя тишине вернуться и выложить всё по местам, как я люблю. Сердце переставало колотиться и переходило на мой привычный ритм — властный, холодный, собранный.

У неё есть раб. У неё есть Алексей. Значит, игра идёт не только в кабинете — она идёт здесь, в городе, на моих улицах.

Я выпрямилась, скользнула обратно к двери и, не оглядываясь, вышла в вечер. Сегодня я увидела достаточно, чтобы перестать сомневаться. И более чем достаточно, чтобы начать охоту.

* * * * *

Я шла домой медленно, каблуки гулко били по плитке, но этот звук не заглушал мыслей. Перед глазами всё снова и снова вставала картина: Алексей Громов, уверенный, холодный мужчина, тот, кто в совещаниях всегда смотрел мне прямо в глаза и спорил, стоял на коленях перед Натальей и целовал ей ноги.

Как Кирилл. Как Максим.

Это было оскорбление, даже если она не знала, что я наблюдала. Сама мысль, что в её руках мужчина такого уровня, жгла меня. Я чувствовала, как внутри поднимается волна — не паника, не страх, а гнев, из тех, что обжигают изнутри и придают голосу твёрдость.

Она играет в мою игру. Она строит свой дворец. И у неё уже есть трофей, достойный любой Госпожи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я остановилась у витрины, где тусклый свет бил в моё отражение. Взгляд был колючим, губы сжаты, подбородок высоко. В этот момент я ясно поняла: это вызов. Не просто новая сотрудница, не просто женщина с характером — это соперница. И значит, она должна быть сломана.

Мысль обожгла ещё сильнее, чем воспоминание о том, как Алексей касался её каблука губами. Я провела ладонью по волосам, достала телефон. Пальцы сами нашли имя. Оксана. Её смех, её язвительные реплики, её готовность подлить масла в любой огонь — именно это было нужно мне сейчас.

Телефон зазвенел дважды, и я услышала её голос:

— Ты дома?

— Почти, — ответила она с ленивой улыбкой в голосе. — Устала, но могу ожить, если есть причина.

— Причина есть, — я смотрела на собственное отражение в стекле. — Приезжай ко мне. Сегодня будет вино, трон и развлечения.

Пауза, потом тихий смешок.

— Ах, так. Твой дворец скучает? И ты хочешь, чтобы я оживила твоих мальчиков?

— Именно. Нужна ночь, где они снова докажут, кому принадлежат.

— Еду, — без лишних слов ответила она. — Через час буду.

Я убрала телефон, чувствуя, как в груди тяжесть превращается в азарт. Да, Наталья показала мне, что у неё есть раб. Но у меня — дворец. И я не позволю ей забыть, кто здесь настоящая Госпожа.

* * * * *

Я сидела на троне, откинувшись назад и играя бокалом вина. Под моими каблуками — две живые подставки. Кирилл и Максим стояли на коленях, их спины служили мне опорой. Они не шевелились, дышали тяжело, но знали: их место здесь, у подножия моей власти.

Дверь открылась, и появилась Оксана. Её походка всегда напоминала шаг хищницы: уверенный, неторопливый, в нём было обещание власти. В тот же миг мои «подножки» ожили. Оба метнулись вперёд — Кирилл опустился у её ног и снял туфлю, Максим мгновенно потянулся к другой. Слаженно, будто отрепетировано.

Они коснулись её ступней губами, не решаясь задержаться надолго, и так же быстро вернулись к трону. Опять на колени, опять согнулись, превращаясь в бессловесные подставки. Я вытянула ноги и надавила каблуками на их спины, будто проверяя крепость мебели.

— Видела? — с усмешкой сказала Оксана, усаживаясь рядом. — Даже здороваются, как слуги.

— Они знают правила, — ответила я холодно. — Их тела теперь принадлежат не им.

Оксана взяла бокал, сделала глоток и скользнула взглядом по Максиму.

— Этот ещё держится. Упрямый. Сжимает плечи, будто хочет доказать, что он человек.

Я усмехнулась.

— Да, он играет в силу. Но смотри, где он. Под моими ногами. Вся его гордость заканчивается на полу.

— А вот этот, — она ткнула пальцем в Кирилла, — давно уже вещь. Смотри, как дышит. Он счастлив быть ступенькой.

Я кивнула, глядя на него сверху вниз.

— Кирилл не спорит. Он принял, что другого будущего нет.

Оксана чуть наклонилась ко мне, её голос стал ниже.

— А если твою мебель иногда стоит делить?

Я подняла бровь.

— Ты хочешь проверить?

Её губы дрогнули в улыбке.

— Да. Но только если позволишь.

Я сделала небрежный жест рукой.

— Забирай.

Оксана поднялась и подошла к Кириллу. Схватила его за волосы, заставила приподняться. Он не сопротивлялся, послушно двинулся за ней, ползком, будто хорошо обученный пёс. Её каблуки цокали по полу, пока они уходили в спальню.

Я осталась на троне. Максим всё ещё держал мою ногу, плечи его напряглись. Я слегка надавила каблуком, ощущая его тяжёлое дыхание. Сделала глоток вина и прикрыла глаза.

Да, игрушки можно делить. Но соперниц — нет. И Наталья это скоро поймёт.

* * * * *

Оксана скрылась в спальне, дверь закрылась мягко, но не бесшумно. Я осталась на троне, Максим всё так же стоял на коленях у моих ног, его плечи служили мне подставкой. Я слегка сдвинула каблук, придавила сильнее, и он вздрогнул.

— Ты слышишь? — спросила я его.

— Да, Госпожа, — тихо выдохнул он.

Сквозь дверь пробивались глухие удары и рваное дыхание. Сначала неразборчиво, но потом — отчётливо. Тело Кирилла двигалось быстро, и каждый толчок отдавался стуком в стену. Голос Оксаны был низким, требовательным, иногда срывающимся на короткие стоны.

Я улыбнулась краем губ и сделала глоток вина.

Они забывают, что стены — мои. Что каждый звук принадлежит мне.

Кирилл, мой самый покорный, сейчас в чужих руках. Но даже это — моя власть. Я позволила.

Максим напрягался под моей ногой, его дыхание становилось всё тяжелее.

— Хочешь туда, где он? — спросила я холодно.

Он поднял взгляд, но быстро опустил голову, боясь ответа. Я ударила каблуком по его спине.

— Отвечай.

— Хочу, — хрипло сказал он. — Но я здесь.

Я рассмеялась коротко, сухо.

— Именно. Ты здесь. У моих ног. И останешься здесь, пока я не захочу иначе.

За дверью звук усиливался. Оксана кричала его имя, Кирилл стонал, будто забыв обо всём. Я слушала и не чувствовала ревности — только азарт.

Пусть она играет. Пусть берёт мою вещь, когда я разрешаю. Но сопернице я не оставлю ни одного из них.

Я откинулась на спинку трона, закинула вторую ногу на плечи Максима, придавив его полностью. Вино согревало горло, а стоны за дверью только раззадоривали мысли. В памяти снова всплыл Алексей Громов — на коленях, целующий каблук Натальи.

Она думает, что сильна. Она думает, что у неё есть трофей. Но у меня — дворец, у меня — трон. Я найду способ вырвать её игрушку, вернуть Максима и заполнить все пять кроватей. Пять мужчин. Пять доказательств моей власти.

Грохот ещё одного толчка из спальни заставил Максима вздрогнуть. Я провела каблуком по его спине и сказала тихо:

— Слушай. Запоминай. Так звучит то, что я позволила. Но завтра — будет то, что я прикажу.

И зал снова наполнился только моим дыханием и чужими стонами, что рвались сквозь стены, как напоминание о моей власти

Глава 10. Договор с тенью

Дом погрузился в тишину. В спальне рабов Кирилл и Максим давно спали. Им хватало и этого: они знали, что главная роскошь — быть частью моего дворца.

Я же сидела в своём зале, на троне. Высокая спинка, тяжёлая кожа, мягкий свет свечей вокруг. Иногда я любила эти часы ночи, когда рабы спят, а я остаюсь одна — словно царица, правящая в тишине. В бокале темнело красное вино, пальцы лениво скользили по холодному стеклу.

Дверь открылась неспешно, и я сразу поняла, кто решился войти. Артём. Поздно ночью, позже, чем обещал. Его шаги были уверенными, не рабскими. В строгом костюме, с запахом улицы и дорогого парфюма, он прошёл по залу и остановился передо мной. Снял пальто, аккуратно повесил на спинку стула, но галстук не стал ослаблять.

— Ты заставил меня ждать, — сказала я, не меняя позы.

— А ты всё равно ждала, — он улыбнулся, но глаза были серьёзными.

Я сделала глоток вина и поставила бокал на подлокотник трона.

— Если раб приходит поздно, он должен объяснить, почему.

— Я пришёл не оправдываться. Я пришёл, чтобы говорить прямо, — сказал он, сделав шаг ближе. — Я хочу принадлежать тебе. Но не так, как они.

Я чуть склонила голову.

— Они спят в своей спальне рабов, как и положено. А ты хочешь иного?

— Да. Я не могу раствориться здесь полностью. У меня бизнес, партнёры, репутация. Я не могу жить во дворце каждый день. Иногда останусь на ночь, но чаще — у себя.

Я холодно усмехнулась.

— Значит, раб с графиком? Раб, который сам пишет правила?

— Если хочешь, называй это так, — он выдержал мой взгляд. — Но знай: я всё равно склонюсь. Я признаю твою власть. Просто не так, как они.

— Продолжай, — я медленно скрестила ноги и чуть наклонилась вперёд.

— Я не буду в общей связке с ними, — его голос был твёрдым. — Ни совместных унижений, ни сцен, где мы стоим рядом. Я не стану целовать каблуки в одной линии с Кириллом. Я не стану делить тебя, когда они ползут у твоих ног. Если я принадлежу тебе — то только наедине.

Внутри всё кипело. Он говорил слишком уверенно. Как будто не раб, а мужчина, предлагающий сделку. Но именно в этом и было отличие. Он не был Кириллом — слабым, трепещущим. Не был Максимом — гордым, но сломленным. Это был Артём, который сам выбирал склониться, но на условиях, которые не позволяли ему раствориться.

— И что же я получаю за твои условия? — спросила я, делая голос холодным.

— Всё. Финансы. Поддержку. Ты и твой дворец будете укреплены. Ты сможешь расширять власть. Я дам тебе это. Но — только на моих правилах.

Я приподняла подбородок.

— Деньги за власть… Ты думаешь, я стану торговаться?

— Нет, — он шагнул ближе. — Я думаю, ты достаточно мудра, чтобы понять: моя покорность дороже, чем их.

И я молчала, глядя на него сверху вниз с трона. Он говорил, как будто заключал договор. И всё же в этих словах я чувствовала вкус новой власти. Не рабской — мужской. Той, что соглашается склониться добровольно. И это было ещё опаснее.

* * * * *

Я не спешила отвечать. Сидела на троне, смотрела сверху вниз и чувствовала, как во мне сталкиваются два чувства: раздражение и странное возбуждение. Он говорил слишком прямо, слишком свободно для раба. Но именно в этом и было его отличие: он не умолял, не трясся — он выбирал склониться. И в его выборе было что-то опасное.

— Ты называешь это покорностью? — спросила я холодно.

— Это именно она. Но с оговорками, — он остановился в двух шагах от трона. — Я не буду частью стада. Я не стану сидеть рядом с твоими мальчиками, когда ты щёлкаешь пальцами. Я буду твоим рабом, но особым.

Я усмехнулась, взяла бокал и медленно сделала глоток.

— Особый раб… это звучит почти как титул. Может, дать тебе корону?

— Нет, — он ответил спокойно. — Мне хватит твоего поводка. Но только тогда, когда мы наедине.

Слова ударили сильнее, чем я ожидала. Он хотел поводок, но без свидетелей. Он хотел принадлежать, но не разделять эту принадлежность с другими. Внутри что-то дрогнуло — смесь злости и любопытства.

— Ты думаешь, я соглашусь на это? — спросила я.

— Ты слишком умна, чтобы не согласиться, — сказал он, глядя прямо в глаза. — Потому что я дам тебе то, чего не даст никто.

— Деньги? — я приподняла бровь.

— Деньги. Влияние. Возможности. Ты строишь дворец, но дворцы падают, если нет опоры. Я дам тебе фундамент. Ты будешь Госпожой не только в этих стенах, но и за их пределами.

Я откинулась назад, позволяя ему говорить дальше. Вино согревало, но не помогало сбить напряжение.

— Скажи честно, — продолжила я. — Если я откажу тебе и прикажу склониться так же, как Кириллу, ты подчинишься?

Он замолчал на секунду.

— Я склонюсь, но уйду. И тогда ты потеряешь больше, чем выиграешь.

Его честность ранила сильнее, чем сопротивление. Он не играл, не пытался льстить. Он говорил правду. И эта правда была одновременно вызовом и обещанием. Я могла заставить его, но вместе с ним уйдут деньги, влияние, новые возможности. Власть можно укрепить разными способами. Не только коленями рабов, но и деньгами, что текут в твои руки.

— Ты рискуешь, — сказала я тихо.

— Нет, — он сделал шаг ближе. — Это ты рискуешь. Отказавшись от меня, ты оставишь себе только покорность. Приняв меня, ты получишь покорность и власть.

Я медленно провела пальцами по ножке бокала и поставила его на стол рядом с троном.

— Убедительный слуга, — произнесла я холодно. — Слишком убедительный.

Я знала, что уже начала склоняться к его правилам. Но признавать это вслух было равносильно поражению. Госпожа не проигрывает. Госпожа выбирает, когда именно назвать победу своей.

* * * * *

Я поднялась с трона медленно, словно растягивая миг. Тяжёлый зал наполнился звуком каблуков, и Артём, впервые за всю ночь, отвёл взгляд вниз. Я остановилась прямо перед ним, наклонилась чуть ближе и произнесла тихо:

— Ты говорил о своих условиях. Но раб не приносит условия. Раб приносит доказательства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я шагнула назад и указала пальцем на пол у моих ног.

— Встань.

Он медлил всего секунду, но всё же опустился на колени. Не так поспешно, как Кирилл, не так надломленно, как Максим. Его движение было осознанным, медленным, будто он сам выбирал склониться. В этом и заключалась его сила — он делал это не по привычке, а по решению.

— Целуй, — сказала я, вытянув ногу вперёд. Каблук блеснул в свете свечей.

Артём наклонился и коснулся его губами. Движение было осторожным, но в нём не было сомнения. Я почувствовала, как по телу пробежала лёгкая дрожь власти. Он не ломался — он принимал.

— Вот и вся разница, — усмехнулась я. — Кирилл ползёт ради взгляда. Максим — ради страха. А ты целуешь так, будто в этом есть твой выбор.

Я чуть приподняла платье, открывая бедро и край чёрных чулок.

— Но выбор заканчивается здесь, — сказала я холодно. — Если ты мой слуга, то докажи. Не словами.

Я села обратно на трон, раздвинула ноги и откинулась назад, глядя на него сверху вниз.

— Лижи.

Артём поднял голову, и в его глазах мелькнуло что-то — смесь вызова и принятия. Но он не возразил. Медленно наклонился, скользнул руками по моим бёдрам и опустил лицо ниже. Я почувствовала его язык — уверенный, неторопливый, не униженный, а осознанный.

Именно это сводило с ума. Он не был похож на Кирилла, который дрожал и жадно ловил каждое прикосновение. Не был похож на Максима, который сопротивлялся и ломался. Артём делал это спокойно, как мужчина, который сам решил склониться. И от этого наслаждение было вдвойне сильнее.

Я положила ладонь на его затылок и сжала пальцы в волосах.

— Теперь запомни: условия диктую только я. Даже если ты думаешь, что твой кошелёк делает тебя особенным. Здесь решает только мой трон.

Он не ответил. Его язык продолжал скользить, и зал наполнился влажным звуком. Я закрыла глаза и позволила себе на миг раствориться в ощущении, что даже тот, кто ставит условия, всё равно склоняется у моих ног.

* * * * *

Утро в доме наступило тяжело. Я спустилась вниз позднее обычного, оставив Артёма спать у себя в зале для гостей. Его костюм висел на вешалке, галстук был брошен на кресло — и в этом было что-то слишком домашнее. Словно он не раб, а хозяин, который сам выбирает, где остаться.

Кирилл ждал у двери. На нём был его ошейник, волосы растрёпаны, взгляд опущен. Но я видела — он напряжён, словно кипит изнутри.

— Ты плохо спал? — спросила я, проходя мимо.

— Я слышал, — он произнёс тихо, но голос дрожал.

Я остановилась, обернулась.

— Что именно ты слышал?

— Его. В зале. — Кирилл поднял глаза, и в них было что-то острое, почти болезненное. — Он был у тебя. И… ты позволила ему то, чего не позволяла мне.

Вот оно. Ревность. Глупая, но такая живая. Кирилл жил только моим вниманием. Для него моё «да» или «нет» были смыслом всего дня. А теперь он чувствовал, что ценность его преданности ничтожна рядом с весом денег Артёма.

— Ты сравниваешь себя с ним? — холодно спросила я.

— Я всегда здесь. Всегда на коленях. Я делаю всё. А он приходит, когда захочет, и получает больше. Это… несправедливо.

Я усмехнулась, шагнула ближе, наклонилась и провела пальцами по его щеке.

— Справедливость не имеет значения. У каждого своя роль. Ты — мой пес. Он — мой партнёр. И оба вы — мои.

Кирилл сжал губы, но не ответил. Я видела, как его глаза наполнились отчаянием и злостью. Он хотел возразить, но не имел права.

— Запомни, — я тихо прошептала ему на ухо. — Твоё место у моих ног. Его место — рядом с моим троном. Но оба вы подо мной. Всегда.

Кирилл закрыл глаза и опустился на колени прямо в коридоре. Его руки дрожали, пальцы прижались к полу. Он не сказал ни слова, но всё его тело кричало о ревности.

Я чувствовала эту ревность, как топливо. Ещё одна искра, которая разжигала мой дворец. И чем сильнее они сгорали в ней, тем выше поднималась я.

* * * * *

Утро в моём дворце всегда начиналось одинаково. Я сидела за длинным столом в зале, а мои мальчики сновали вокруг, подавая еду. Кирилл принёс поднос с фруктами, аккуратно расставил тарелки. Максим наливал сок, стараясь не пролить ни капли. Их движения были слаженными, но я видела в каждом жесте скрытую напряжённость. После ночи ревность никуда не исчезла. Она жила в их взглядах, в том, как Максим сильнее, чем нужно, хлопнул крышкой посуды, а Кирилл слишком долго задерживал руки на тарелке, будто ждал похвалы.

Я медленно отломила виноградину, положила её на язык и посмотрела на обоих.

— Тише, — сказала я спокойно. — Завтрак должен быть спокойным, а не похожим на вашу драку глазами.

Кирилл сразу опустил голову. Максим сделал вид, что не услышал, но его плечи напряглись.

И тут тишину нарушил звук открывшейся двери. Я подняла глаза. На верхней лестнице показался Артём. Уже одетый: белая рубашка, тёмные брюки, запонки, лёгкий запах парфюма. В его походке не было ни суеты, ни смущения — только спокойная уверенность. Он выглядел так, будто вышел не из моей спальни, а из собственного кабинета.

Кирилл замер с подносом в руках. Максим едва заметно сжал губы. Их голые тела, ошейники, покорные позы резко контрастировали с его деловым видом.

Я улыбнулась и, сделав глоток сока, сказала:

— Завтрак почти готов. Останься, перекуси со мной.

Артём медленно спустился по ступеням. Его взгляд скользнул по обнажённым мужчинам. Он задержался на Кирилле, потом на Максиме, и уголок его губ чуть дрогнул.

— Интересное у тебя утро, — произнёс он. — Но я не из их мира.

— Разве тебе трудно присесть и выпить бокал сока? — спросила я, приподняв бровь.

— Мне не трудно, — ответил он. — Просто я не буду есть там, где они подают.

Я чуть усмехнулась, наблюдая за выражением его лица.

— Гордость? Или отвращение?

— Ни то, ни другое, — он пожал плечами. — У каждого своё место. У них — поднос в руках. У меня — другой путь.

Максим едва заметно поднял голову, словно хотел что-то сказать, но вовремя прикусил язык. Кирилл так и стоял, замерев, словно боялся даже дышать.

Артём поправил манжет, взял пальто с кресла и повернулся ко мне.

— Мне пора. Вечером будут встречи. Но я вернусь, когда сочту нужным.

Я скрестила ноги, наблюдая за ним сверху вниз.

— Не забудь, что где бы ты ни был, ты всё равно мой, — напомнила я тихо.

Он задержал взгляд, и в его глазах мелькнула тень улыбки.

— Я помню. Но только на моих условиях.

И он ушёл. Его шаги эхом прокатились по залу. Я смотрела ему вслед и чувствовала странное удовлетворение. Здесь, внизу, у моих ног были мальчики, готовые на всё ради малейшего моего взгляда. А он уходил в свой мир — но даже там оставался связан со мной.

Разные роли. Разные миры. Но центр один — мой трон.

Глава 11. Ночь без свидетелей

Пятница тянулась лениво. В офисе уже стихли основные звонки, сотрудники разошлись по домам, а я задержалась в кабинете дольше обычного. На столе — ноутбук, бокал кофе и тишина. Кирилл и Максим сидели рядом, просматривая бумаги, хотя я прекрасно знала: они делают вид, что заняты, лишь бы быть ближе.

Я взяла телефон и набрала знакомый номер. Несколько гудков — и голос Артёма.

— Ты решила проверить, помню ли я о тебе? — усмехнулся он.

— Напоминать о себе мне не нужно, — ответила я спокойно. — Сегодня вечером приезжай во дворец. Один.

— Один? — его голос чуть изменился. — Значит, твои мальчики останутся за дверью?

— Сегодня они свободны, — сказала я. — Я хочу тебя без лишних глаз.

Я повесила трубку и только тогда заметила, как Кирилл замер, вцепившись в папку так, что побелели пальцы. Максим сделал вид, что продолжает читать, но угол его губ дёрнулся.

— Что-то не так? — спросила я, приподняв бровь.

Кирилл поднял глаза, в которых блеснула ревность.

— Мы… не идём во дворец?

— Нет, — отрезала я. — Сегодня вы пойдёте по своим домам. Вам полезно вспомнить, что такое стены без меня.

Максим не выдержал и заговорил:

— А если понадобимся?

— Не понадобитесь, — я перебила холодно. — У меня будут другие планы.

Кирилл опустил голову, будто принял удар. Максим сжал губы, но промолчал. Я наслаждалась этой паузой — их ревность была для меня лучшей музыкой.

— Не смейте спорить, — добавила я, вставая и захлопывая папку на столе. — Сегодня дворец пуст только для вас.

Они синхронно ответили:

— Да, Госпожа.

Я улыбнулась. Пусть кипят внутри, пусть мучаются. Эта ночь будет особенной. Ночь для Артёма.

* * * * *

Дом встретил меня тишиной, и она показалась мне сладкой. Без Кирилла и Максима в воздухе было больше свободы — ни шороха, ни взглядов из-под ресниц, ни напряжённых движений, ждущих приказа. Только я и пространство, где каждая стена знала мои тайны.

Я прошла в спальню и открыла шкаф. Пальцы скользили по строгим костюмам, по платьям, в которых я властвовала в офисе. Но сегодня всё должно было быть иначе. Я достала шёлковое бельё тёмного, бордово-винного оттенка. Лиф с тонким кружевом, едва прикрывающий соски. Трусики, где каждая лента словно намекала на то, что их легко снять, но трудно забыть. К этому — чёрные чулки с резинкой, которые я медленно натянула на ноги.

Как приятно чувствовать, как ткань скользит по коже. Как будто сама себе — подарок.

Я встала перед зеркалом. Волосы свободно падали на плечи, губы я накрасила чуть ярче, чем обычно. И вдруг ощутила странное возбуждение: будто я не для него готовлюсь, а для себя. Для той женщины, которую я вижу в отражении.

Я провела ладонью по животу, ниже — к трусикам. Тонкая ткань сразу намокла от лёгкого прикосновения. Я чуть раздвинула ноги и закрыла глаза.

Тишина дома, мои пальцы, ожидание его шагов — разве это не власть в чистом виде?

Сняла лиф, дала груди освободиться. Соски затвердели от прохладного воздуха, и я прижала их ладонями, сжав сильнее, чем нужно. Вздох сорвался с губ. Я склонилась к зеркалу, представив, как его взгляд задержится именно здесь, на линии чулка, на изгибе бедра.

Я опустилась на край кровати, слегка откинувшись назад. Пальцы нашли клитор сквозь кружево, медленно надавили, и по телу пробежала горячая волна. Я не спешила — играла сама с собой так, как будто уже показывала спектакль.

Он войдёт — и увидит меня такой. В этом и будет вызов: встречать мужчину не только готовой, но уже влажной от ожидания.

Я поднялась и снова оделась в выбранное бельё. Ничего лишнего: чулки, кружево, лёгкий запах духов. В спальне я расставила свечи, на тумбочку поставила бокал вина, рядом бросила кожаный поводок. Напоминание, что даже если он действует иначе, чем остальные, всё равно принадлежит моему миру.

Я встала у окна, слегка приподняла подол и посмотрела вниз на двор. Внутри пульсировало желание.

С Кириллом я чувствую покорность. С Максимом — сопротивление. А с ним? Он другой. Он не растворится, не потеряется. И именно это заводит сильнее всего.

Вдруг я услышала, как хлопнула входная дверь. Звук шагов эхом отозвался в пустом доме. Я улыбнулась, провела пальцем по влажной ткани между ног и шепнула себе в отражение:

— Начинается.

* * * * *

Дверь тихо скрипнула, и зал ожил эхом его шагов. Артём вошёл неторопливо, будто специально давая мне время насладиться его появлением. Белая рубашка подчёркивала широкие плечи, запонки блестели в свете свечей. Он снял пальто и, не глядя, бросил его на кресло.

Я стояла у окна, с бокалом вина в руке, в бордовом кружеве и чёрных чулках. Не обернулась сразу, позволив ему увидеть спину, бёдра, линию талии, мерцающую в полутьме. Я знала, что он смотрит — чувствовала этот прожигающий взгляд.

— Поздно, — сказала я спокойно, не двигаясь.

— Но ты ждала, — его голос был низким, хрипловатым.

Я медленно повернулась, чуть приподняв бокал.

— Может быть. Вопрос в том, стоило ли.

Его глаза прошлись по моему телу. Долго и откровенно. На лице появилась усмешка.

— Ты готовилась.

— Я всегда готовлюсь, — я сделала глоток и поставила бокал на стол. — Но не к тебе, Артём. К себе.

Он подошёл ближе. Теперь я ощущала его запах — смесь парфюма и ночного города. Его пальцы коснулись моего плеча, скользнули по ключице, по кружеву, спустились к талии.

— Знаешь, чем я отличаюсь от них? — спросил он тихо.

— Удиви, — ответила я, глядя прямо в глаза.

— Они ждут приказа, — его ладонь легла мне на бедро. — А я беру то, что хочу.

Я прищурилась, но не отстранилась.

— Опасное заявление, — прошептала я. — Госпожа не делится властью.

— А может, Госпоже иногда нужно почувствовать, что кто-то не просит разрешения? — его губы коснулись моей щеки, горячие и уверенные.

Я резко развернулась, схватив его за галстук, притянула к себе.

— Не забывай, Артём. Условия в этом доме диктую я.

— Условия? — он усмехнулся. — А если я захочу стереть их прямо сейчас?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я дернула галстук вниз, заставив его наклониться. Наши лица оказались в нескольких сантиметрах.

— Тогда я посмотрю, сколько ты выдержишь, — прошептала я.

Он не выдержал. Его губы прижались к моим — жёстко, властно, с силой. Не просьба, а утверждение. Я ответила, вцепившись ногтями в его шею. Внутри всё загорелось.

Не раб. Мужчина. Тот, кто смеет не только склоняться, но и поднимать голову. И это заводит сильнее, чем любое унижение.

Я оказалась в его руках, он поднял меня и усадил на край стола. Бокал вина дрогнул, свечи качнулись. Он раздвинул мои колени и посмотрел прямо в глаза.

— Сегодня ты хотела только меня, — сказал он. — Значит, я возьму тебя по-своему.

— Попробуй, — я усмехнулась. — И не забудь, чья это сцена.

Его пальцы скользнули по моему бедру, задержались на кружеве. Он чуть натянул резинку чулка, словно проверяя прочность.

— Я не забываю, — прошептал он. — Но сегодня власть будет вкуснее, если мы разделим её на двоих.

Я провела пальцами по его губам, потом опустила ладонь ниже, на его ремень.

— Тогда покажи, насколько ты смел, — сказала я тихо. — Мужчина, который хочет быть моим, но не мальчиком у ног.

Его взгляд потемнел. Он наклонился снова, на этот раз поцелуй был ещё глубже, и в нём не было ни капли покорности.

И я знала — ночь только начинается.

* * * * *

Он поднял меня на руки так, будто я ничего не весила, и усадил обратно на край стола. Бокал вина упал и расплескался по дереву, но мне было всё равно — красные капли только усилили ощущение спектакля. Артём поцеловал меня снова, глубже, его язык пробивался вперёд, властно и жёстко, и я поймала себя на том, что отвечаю не как Госпожа, а как женщина, которой давно не хватало именно такой наглости.

— Ты слишком смел, — выдохнула я, кусая его губу.

— Ты сама этого хотела, — ответил он, расстёгивая мой лиф и сдвигая его вниз.

Его рот накрыл мою грудь. Я застонала, когда горячий язык провёл по соску, и сразу почувствовала, как тело реагирует. Артём не торопился — он то сильно втягивал, оставляя во рту острую боль, то ласкал кончиком языка, доводя до дрожи.

Ни один из моих мальчиков так не делал: они действовали с трепетом, а он с уверенностью, будто грудь принадлежала ему по праву.

Я схватила его за волосы и потянула голову вниз.

— Ниже, — приказала я.

Он опустился, целуя живот, оставляя мокрые следы, и остановился у края трусиков. Его пальцы поддели кружево, и я почувствовала, как он задержался там на миг, словно нарочно дразнил. Потом одним движением стянул ткань и развёл мои бёдра.

— Влажная, — сказал он спокойно, глядя прямо в глаза.

— Для тебя? — усмехнулась я.

— Для себя, — и он наклонился.

Его язык коснулся меня — сначала медленно, осторожно, будто проверяя вкус, а потом жёстче, увереннее. Он облизал всю щель, скользнул вверх и задел клитор, заставив меня выгнуться. Я вцепилась пальцами в его волосы и прижала его лицо сильнее.

— Лижи глубже, — прошипела я.

Он подчинился. Его язык входил внутрь, влажный, настойчивый, и каждый толчок отзывался внизу живота волной жара. Я стонала громче, чем хотела. Артём то сосал клитор, то резко менял ритм, сводя с ума.

С Кириллом я чувствовала трепетное служение, с Максимом — борьбу, а с ним — мужскую силу, которая не теряла себя даже в подчинении.

Я оттолкнула его голову и соскользнула со стола.

— Теперь твоя очередь, — сказала я, расстёгивая его ремень.

Я встала на колени перед ним. Расстегнула ширинку, достала его член. Он был тяжёлым, горячим, вены выступали. Я провела языком от основания к головке и услышала, как он выдохнул.

— Ты думал, я буду нежной? — прошептала я, облизав его медленно. — Нет.

Я взяла его в рот глубоко, сразу, не оставляя ему времени привыкнуть. Горло сжалось, глаза увлажнились, но я держала темп. Артём застонал, руки сами потянулись к моим волосам. Я резко вытащила член и посмотрела снизу вверх.

— Не трогай. Я сама.

Он кивнул, и я снова взяла его в рот — теперь медленнее, скользя языком по всей длине, задерживаясь на головке, кругами облизывая. Слюна стекала по члену, делая его ещё более скользким. Я дрочила его ладонью, одновременно сосала, чередуя быстрые и медленные движения.

— Боже… — выдохнул он, откидывая голову назад.

Я вытащила член, провела им по своим губам, потом по щеке и снова глубоко проглотила. Горло обхватило его до конца, и я сама застонала от этого ощущения.

— Достаточно, — он резко поднял меня за плечи и перевернул.

Я оказалась лицом к столу, он раздвинул мои ноги и вошёл сразу, жёстко, без паузы. Я вскрикнула, но тело само выгнулось навстречу.

— Ещё! — крикнула я.

Он трахал меня раком — глубоко, сильно, его бёдра хлопали о мои ягодицы. Я держалась за стол, ногти скользили по дереву, дыхание сбивалось.

Потом он перевернул меня на спину, раскинул ноги и вошёл миссионерски. Его лицо было рядом, его рот снова нашёл мой, и этот поцелуй был другим — не вызовом, а жадностью. Он двигался внутри меня ритмично, глубоко, и я чувствовала, как дрожу вся.

— Артём… — сорвалось с губ.

Он сменил угол, уложил меня на бок, прижал ногу к груди и продолжал входить. В этой позе ощущения были ещё острее, каждый толчок бил прямо в точку. Я застонала громко, уже не сдерживаясь.

С ним я не играла в Госпожу. С ним я была женщиной, которую берут, а она всё равно чувствует власть, потому что именно она выбрала, кто имеет право войти.

Я обхватила его шею, впилась ногтями в спину, и он ускорился. Тело горело, внутри всё стягивалось. Я застонала в его рот, и оргазм накрыл меня волной — мощной, хлёсткой, такой, что я потеряла дыхание.

Он кончил почти одновременно, стиснув зубы и вдавив себя до конца. Его горячая сперма наполнила меня, и я застонала снова, наслаждаясь этим ощущением наполненности.

Мы рухнули на простыни, тяжело дыша. Его рука легла на мою талию, мои пальцы всё ещё дрожали.

И только одна мысль не отпускала: он не мой мальчик. Он мужчина. И именно это делает его самым опасным из всех.

* * * * *

Мы лежали на простынях, дыхание постепенно успокаивалось. Свечи догорали, вино пролилось на пол и подсохло алыми пятнами, будто символ ночи, где было больше, чем игра. Я чувствовала, как его сперма ещё теплом оставалась во мне, и это возбуждало даже после оргазма.

Артём молчал дольше меня. Он лежал на спине, руки за головой, будто отдыхал после тренировки, а не после того, как трахал Госпожу на её же троне. Его уверенность раздражала и в то же время манила.

— Ты действовал слишком свободно, — сказала я, глядя на его профиль.

— Свободно? — он усмехнулся. — Я действовал так, как хотел ты. Не мальчик, ждущий твоего щелчка, а мужчина, которому ты сама открыла ноги.

Я приподнялась на локте.

— Ты забываешь, Артём: я позволила тебе.

— Может быть, — он повернул голову и встретил мой взгляд. — Но признай честно, тебе понравилось именно так.

Да, понравилось. Но признать это вслух — значит уступить. А Госпожа не уступает.

Я скользнула пальцами по его груди, задержалась на ключице.

— Сегодня был исключительный вечер. Но не думай, что завтра он повторится по твоим правилам.

— Я и не жду завтра, — ответил он спокойно. — Я хочу, чтобы каждое наше свидание было разным. Но всегда — только для нас двоих.

Он сел, наклонился и провёл рукой по моему бедру.

— Я не буду частью твоего круга. Не буду стоять рядом с ними, когда они целуют твои туфли. Моё место — только здесь, рядом.

Я замерла на секунду. Его слова звучали не просьбой, а как итог договора.

— Ты рискуешь слишком много, Артём, — произнесла я холодно.

— Нет, — он улыбнулся. — Это ты рискуешь. Привыкая ко мне, ты поймёшь, что власть можно ощущать и без цепи.

Его наглость поражала. Он говорил так, будто уже знал мою слабость. Но ведь именно я допустила эту слабость. Я сама позвала его, сама выгнала остальных. Я позволила себе ночь, где он был не рабом, а мужчиной. И всё же, в этом была моя победа: даже сильный склоняется, когда я выбираю.

Я откинулась на подушки, взяла бокал с вином и сделала медленный глоток.

— Хорошо, Артём. Пусть у тебя будут твои условия. Но никогда не забывай: здесь сцена моя. Ты можешь играть, но режиссёр только я.

Он усмехнулся и протянул руку, забирая бокал, чтобы тоже пригубить.

— Тогда игра продолжается.

Мы молчали ещё какое-то время. Я чувствовала, как в груди поднимается странное удовлетворение. Кирилл и Максим — мои покорные инструменты. А он — союзник, мужчина, который не растворяется, но всё равно принадлежит мне.

И это делало мою власть ещё шире. Теперь у меня было всё: преданность, борьба и союз. Три стороны одного трона.

Глава 12.  Война началась

День шел своим чередом, но воздух в офисе был каким-то тяжёлым. Я сидела за столом в своём кабинете, просматривая отчёты, когда дверь приоткрылась, и в проёме появился Кирилл с кипой бумаг в руках.

— Госпожа, вот акты сверки. Я уже сравнил с оригиналами, расхождений нет, — сказал он быстро, словно выдохнул.

— Хорошо, положи сюда, — я кивнула на край стола.

Кирилл подошёл, поставил бумаги, но задержался, словно ждал ещё приказа. Я мельком посмотрела на него: он был собран, сосредоточен, даже слишком. С утра он носился по этажу, ловил каждое слово, которое я произносила, и выполнял всё вдвое быстрее, чем требовалось.

— Ещё что-то? — спросила я, приподняв бровь.

— Может, кофе вам принести? Или чай? — предложил он, чуть наклонившись.

— Кофе. Чёрный. Без сахара.

Он тут же исчез, а в дверях возник Максим. Вялый, с тёмными кругами под глазами. В руках у него был планшет с графиками, но вид у него был такой, будто его только что вытащили из постели.

— Максим, ты выглядишь так, будто неделю не спал, — сказала я холодно.

— Нормально…, — пробормотал он и протянул планшет. — Тут сводка по закупкам.

Я посмотрела на цифры и сразу заметила: ошибка в таблице. Я ткнула пальцем в экран.

— Ты это серьёзно? Перепутать кварталы? Исправь немедленно.

— Да, конечно, — он виновато опустил глаза.

В этот момент в кабинет заглянула секретарь Лена.

— Элина Сергеевна, там из бухгалтерии спрашивают, можно ли перенести согласование на понедельник.

— Нет, — отрезала я. — Пусть сегодня закончат. Мне не нужен хвост на выходные.

— Поняла, — кивнула Лена и скрылась.

Кирилл вернулся с кофе, аккуратно поставил чашку на стол.

— Осторожно, горячий, — сказал он тихо.

— Ты сегодня слишком стараешься, — заметила я. — Боишься, что забуду, кто лучше?

Он поднял взгляд.

— Я просто хочу быть полезным.

В его глазах было напряжение, ревность, но он прятал её за покорностью. Слишком явно чувствовалось, что он ищет подтверждение своей ценности.

Я сделала глоток кофе и в этот момент заметила движение в коридоре. Наталья. Она шла медленно, в строгом платье, волосы собраны в гладкий пучок. В руках — папка с документами. Но не это привлекло внимание, а её улыбка. Загадочная, слишком уверенная. Она прошла мимо кабинета и на секунду встретилась со мной глазами. Улыбка стала шире.

— Видели? — Кирилл сразу насторожился.

— Что именно? — я поставила чашку.

— Она… смотрела слишком странно, — сказал он тихо.

Максим усмехнулся.

— Может, просто настроение хорошее? Не всё же крутится вокруг тебя, Кирилл.

Я перевела взгляд на Максима.

— Ты бы лучше крутился вокруг работы, а не болтал, — отрезала я.

Секретарь снова заглянула:

— Наталья просила напомнить, что отчёты по авансам будут готовы к вечеру.

— Хорошо, — кивнула я.

Когда дверь закрылась, Кирилл шагнул ближе.

— Мне не нравится, как она смотрит, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Словно что-то замышляет.

— Тебе и не должно нравиться, — ответила я холодно. — Твоя задача — выполнять приказы, а не гадать о чужих улыбках.

Но сама я не могла выбросить её взгляд из головы. Наталья шла, словно знала что-то большее. Словно готовила сцену, где я буду зрителем, а не режиссёром. И эта мысль злила.

Я откинулась в кресле, смотря на обоих. Кирилл напряжённый, Максим — рассеянный. И где-то в коридоре Наталья, которая улыбается так, будто видит будущую победу.

Сегодня что-то изменится. Я это чувствовала каждой клеткой.

* * * * *

Коридоры к вечеру уже пустели. Сотрудники расходились по домам, двери кабинетов захлопывались одна за другой. Я шла к лифту, когда из-за угла появилась Наталья. В руках у неё была та же папка, но держала она её как реквизит, а не как рабочий документ.

— Элина Сергеевна, на минуту, — её голос был мягким, но с той самой интонацией, где нет просьбы, только утверждение.

Я остановилась.

— Что-то срочное?

— В каком-то смысле, да, — она улыбнулась. — Лучше обсудить не сейчас, а вечером. Когда никого не останется.

Я прищурилась.

— У меня нет привычки задерживаться на работе без нужды.

— А может, это как раз нужда? — её взгляд скользнул вниз по моему силуэту и снова вернулся к глазам. — Ты же знаешь, есть вопросы, которые решаются только тет-а-тет.

— Если это про отчёты, завтра будет понедельник, — сказала я холодно.

— Нет, — Наталья покачала головой. — Это про тебя и твоих… мальчиков.

Я замерла.

— Осторожнее с выражениями.

— Я говорю то, что вижу, — она шагнула ближе. — Сегодня вечером. В переговорке. Ты, Кирилл и Максим. Никто больше.

Я усмехнулась.

— Ты уверена, что понимаешь, с кем разговариваешь?

— Более чем, — её улыбка стала острее. — Иначе бы не предложила.

— А если я скажу «нет»? — я скрестила руки на груди.

— Тогда ты всё равно придёшь, — её голос стал тише. — Потому что иначе ты признаешь, что боишься.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Тишина коридора была звенящей. Я почувствовала, как внутри закипает злость, но удержала её, оставив только холодную усмешку на лице.

— Хорошо, — сказала я наконец. — Вечером. Но запомни, Наталья: если это игра, ты в ней зритель, не режиссёр.

— Посмотрим, — её голос прозвучал почти ласково. — Очень скоро посмотрим.

Она развернулась и пошла дальше по коридору, легко, будто уже добилась своего. Я смотрела ей вслед и чувствовала, как в груди поднимается жгучее раздражение.

Она улыбается так, будто победила ещё до начала. Но на моей сцене так не бывает. Никогда.

* * * * *

Офис к вечеру опустел. Коридоры были тёмные, только редкие лампы горели дежурным светом. Мы втроём — я, Кирилл и Максим — шли молча. Их шаги звучали глухо, а внутри всё сжималось от предчувствия.

Я толкнула дверь переговорной и вошла первой. Просторная комната с длинным столом и стеклянной стеной, за которой уже сгущалась ночь. Наталья сидела в конце стола. Спокойная, будто ждала меня всегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы пришли, — сказала она, поднимаясь. — Как я и просила.

— Это была не просьба, а дерзость, — ответила я холодно, проходя вперёд. — Но я решила посмотреть, до чего дойдёт твоя смелость.

Кирилл сел чуть позади, напряжённый, словно готовый броситься вперёд по первому знаку. Максим — наоборот, опустился в кресло вяло, как будто ему всё равно.

Наталья медленно обошла стол и остановилась рядом с Максимом.

— Максим, ко мне, — сказала она спокойно.

Он поднял глаза, встретился с её взглядом и, на мгновение задержавшись, всё же поднялся. Сделал шаг. Потом второй. В воздухе повисла тишина.

— Остановись, — приказала я, но он не послушал.

Наталья улыбнулась и встала прямо перед ним.

— На колени.

— Максим! — мой голос был резким, но он будто не слышал.

Он колебался секунду, но всё же опустился вниз, опираясь руками о пол. Смотрел не на меня, а на неё.

Наталья протянула руку, и Максим медленно коснулся её губами. В этом движении не было ни страха, ни отчаяния — только тихое принятие.

— Вот так, — сказала она мягко. — Видишь, Элина? Даже твои самые упрямые знают, кому принадлежать.

— Ты слишком много себе позволяешь, — прошипела я.

— А ты слишком долго думала, что одна умеешь ломать, — её взгляд блеснул. — Но он сам сделал выбор.

Кирилл вскочил со стула.

— Нет! — его голос дрогнул. — Он может предать, но я никогда!

Я обернулась к нему, и он тут же упал на колени, подполз ко мне и поцеловал мои ноги. Его губы коснулись туфель, потом каблука.

— Я с тобой, Госпожа, всегда с тобой! — говорил он, целуя каждый раз быстрее.

Наталья усмехнулась, глядя сверху вниз.

— Забавно. Один твой «верный пёс» всё ещё у ног, другой уже выбрал новую хозяйку. Разве это не доказывает, что твой трон шаткий?

Я сделала шаг назад, стараясь не показать, как во мне кипит злость. Максим всё ещё стоял на коленях у неё, Кирилл целовал мои ноги, а я понимала: она только что отобрала кусок моей власти прямо на моей территории.

— Эта игра тебе дорого обойдётся, Наталья, — произнесла я тихо, но ледяным тоном.

— Это не игра, — ответила она, наклонившись к Максиму и гладя его волосы. — Это начало.

Я резко развернулась и вышла из переговорной, хлопнув дверью так, что стекло дрогнуло. Кирилл бросился за мной.

Я чувствовала, как внутри всё горит. Не злость даже — ярость. Никто ещё не осмеливался поставить меня на одну сцену и отнять у меня актёра. Никто. Но Наталья рискнула. И это значит, что теперь моя очередь писать сценарий.

* * * * *

Дверь переговорной захлопнулась за моей спиной, и я пошла по коридору быстрым шагом. Каблуки стучали по плитке, отражаясь эхом, будто сама злость шагала рядом со мной. Воздух был густым, словно пропитанным унижением.

— Госпожа! — услышала я позади.

Кирилл догнал меня почти бегом. Его лицо горело, дыхание было сбивчивым. Он схватился за ручку моей сумки, но тут же отдёрнул руку, будто испугался собственного дерзкого движения.

— Отойди, — сказала я холодно.

— Я не предам тебя, — выдохнул он, глядя прямо в глаза. — Никогда. Пусть Максим выбрал её, но я… я останусь.

Мы вышли на улицу. Ночь была прохладной, воздух пах сыростью. Кирилл шагал сбоку, чуть позади, как побитый, но преданный пёс.

— Ты видел, что произошло? — спросила я резко.

— Да, — он опустил глаза. — Она забрала его. Но это не имеет значения. У тебя есть я.

— Тебя мало, — процедила я. — Я не собираюсь делить своё место с ней.

Кирилл сглотнул, остановился на секунду.

— Я докажу, что твоё доверие правильно. Я сделаю всё, что ты прикажешь. Только не отталкивай меня.

Я подняла руку и коснулась его лица, но не нежно — пальцы скользнули по щеке с холодной силой.

— Ты пока ничего не доказал, Кирилл. Верность — это не слова. Верность — это кровь и слёзы.

Подъехало такси. Водитель открыл дверь, и я села на заднее сиденье, даже не взглянув на него. Кирилл метнулся следом, устроился рядом, но чуть боком, словно боялся касаться.

— Госпожа… — прошептал он. — Я не допущу, чтобы она забрала у тебя трон.

— Замолчи, — оборвала я. — Трон всегда мой. Вопрос только в том, сколько врагов я растопчу, чтобы это доказать.

Мы ехали в молчании. Фары вырывали из темноты куски дороги, город за окнами спал, а во мне кипела буря. Кирилл сидел опустив голову, как наказанный, но я чувствовала: он готов на всё, чтобы удержать моё внимание.

И именно это мне было нужно. Пусть Максим дрогнул, пусть Наталья торжествует. У меня остаётся Кирилл — тот, кто готов лизать землю, лишь бы быть рядом. И через него я начну свой ответ.

* * * * *

Дверь дворца закрылась за моей спиной с глухим хлопком. Дом встретил нас тишиной, как будто стены ждали возвращения своей хозяйки. Каблуки отстукивали властный ритм по мраморному полу, Кирилл шёл следом — понурый, с опущенной головой, в каждом его движении чувствовалась преданность, смешанная с животным страхом.

Я не сказала ни слова. Прошла в зал, села на трон и только тогда кивнула на комод у стены.

— Ошейник.

Он метнулся, достал кожаный ошейник с кольцом и тонкий поводок. Поднёс мне в ладонях, будто священный предмет. Я взяла, а он тут же опустился на колени. Его шею охватило кольцо, щёлкнула застёжка. Я пристегнула поводок и дернула раз, чтобы проверить — держит. Кирилл вскинул глаза, в них блеснула боль, но и радость тоже: он снова был прикован ко мне.

Я поднялась с трона, медленно расстегнула блузку. Пуговица за пуговицей, ткань упала на пол. Юбка следом. Я не торопилась — раздевалась не для удовольствия, а как акт власти. Осталась в белье, потом и его сбросила. В залу эхом отозвался шелест ткани. Я легла на огромную кровать рядом с троном, раскинула руки и ноги.

— Иди сюда, — сказала я.

Кирилл подполз на четвереньках, поводок натянулся. Я потянула его вниз, направляя лицо к своим бедрам.

— Лижи.

Его губы коснулись меня осторожно, почти трепетно. Я резко дёрнула поводок.

— Сильнее. Ты не на прогулке. Ты искупаешь чужое предательство.

Он подчинился. Его язык стал жёстче, влажнее. Я закрыла глаза, выдохнула, позволив телу принять удовольствие. Но вместе с ним приходили мысли. Гнев.

Максим на коленях у Натальи… Эта сцена всё ещё стоит перед глазами. Он целует её руку, словно никогда не целовал мою. Он выбирает её, а не меня. И она улыбается, как победительница.

Я сжала поводок и дёрнула сильнее, вдавливая его лицо глубже.

— Не останавливайся, — приказала я.

Кирилл застонал, но продолжал. Его язык входил внутрь, потом снова скользил по клитору, быстро и настойчиво. Влажные звуки наполняли зал. Я выгнулась и заговорила вслух, не скрывая злости:

— Она думает, что сможет отобрать у меня всё? Думает, что один момент на коленях делает её равной мне?

Я резко повернула голову и посмотрела вниз на Кирилла.

— Как ты думаешь, она сильнее меня?

Он поднял глаза, губы блестели.

— Никто не сильнее вас, Госпожа. Никто.

— Никто? — я усмехнулась, снова дёрнув поводок. — А Максим подумал иначе.

Я снова откинулась на подушки, чувствуя, как его язык становится всё быстрее, словно он хотел задушить мою ярость своим усердием. Я стонала, но голос мой оставался холодным.

— Она красива, Кирилл? — спросила я, полуприкрыв глаза.

— Я… не смотрю на неё, Госпожа. Я вижу только вас.

— Лгун, — прошипела я, потянув поводок, заставляя его прижаться сильнее. — Каждый мужчина смотрит. Но только я заставляю опускать глаза.

Я застонала громче, когда он нашёл нужный ритм. Моя грудь поднималась, дыхание сбивалось, но мысли всё ещё возвращались к Наталье.

Она осмелилась. На моей сцене. В моём доме. В моём мире. Её руки коснулись моего Максима, и он дрогнул. Нет, это не предательство мужчины — это пощёчина от женщины. Она бросила вызов. И я приму его.

Кирилл застонал, но не отрывался. Его язык вибрировал, скользил по всей щели, входил внутрь, пил меня, как воду. Время растянулось. Минуты превращались в вечность. Я чувствовала, как волны удовольствия накатывают и откатывают, но не позволяла себе полностью раствориться. Дёргала поводок, направляла, держала его внизу так долго, что он начал задыхаться.

— Не останавливайся. Без права поднять голову. Это твоя клятва мне. Понял?

— Да, Госпожа, — прохрипел он, но продолжил, язык не останавливался ни на миг.

Я закрыла глаза, и в голове вспыхнула картинка: Наталья в переговорке, её победная улыбка. Я сжала кулаки, ногти вонзились в ладони.

— Я этого не оставлю, — сказала я вслух, выгибаясь от очередной волны оргазма. — Она думает, что способна быть моей соперницей? Я растопчу её. Сделаю так, что она сама приползёт сюда, к моему трону. На коленях. Перед тобой, Кирилл. Перед Максимом. Передо мной.

Он застонал громче, его язык дрожал от усталости, но я дёрнула поводок, заставляя не останавливаться.

Оргазм накрыл меня мощной волной. Я вскрикнула, выгнулась, прижимая его лицо к себе. Всё тело содрогалось, но мысли оставались холодными. Я отпустила поводок, откинулась назад, тяжело дыша.

Кирилл поднял голову, губы блестели, глаза были полны преданности и боли.

— Госпожа… я сделаю всё. Всё, чтобы доказать, что вы выше её.

— Ты уже доказал, — сказала я, проведя пальцами по его мокрым губам. — Но впереди — настоящая война.

Я встала с кровати, подошла к зеркалу. Отражение смотрело на меня: обнажённая, с распущенными волосами, с блестящими глазами, в которых не было ни капли усталости — только ярость и желание.

— Трон всегда будет моим, — сказала я тихо.

И в этот момент внизу хлопнула дверь. Я вздрогнула, сердце ударило быстрее. Кто-то вошёл во дворец.

Я посмотрела на Кирилла, он замер с поводком на шее, ожидая приказа.

— Кажется, игра только начинается, — прошептала я.

Конец