Кровавые Боги: До создание старого Мира

Наше время 2005 год

На скалистом берегу величественного озера Байкал в тишине сидел Верховный Бог Славянского Пантеона. Перун, грозный и всевластный Бог-громовержец, задумчиво всматривался в спокойную гладь озера, его молчаливый взор блуждал по волнам. Часы пролетали незаметно, как внезапно что-то нарушило умиротворённую картину. Воды перед ним затрепетали, словно захваченные невидимой силой, и мгновение спустя начали бурлить, как кипели в зловещем котле. Озеро, некогда холодное и чистое, вдруг стало превращаться в ревущую лаву, алую и раскалённую, заливая всё вокруг жаром.

— Мира, верни всё на место, — холодно произнёс Перун, не отрывая взгляда от бурлящей лавы. В его голосе не было ни угрозы, ни гнева — лишь усталое спокойствие— Люди начнут паниковать. — Он медленно повернулся к своей внучке и, усмехнувшись, добавил с колючей насмешкой: — Не дай Бог, ты не успеешь и сдохнуть, как тут же сбежится толпа репортёров и начнётся их любимое шоу: надуманные обвинения против правительства или же начнут обвинять бедных пришельцев из-за этой лави...Балаган, как всегда.

— Ахх! Люди? Да начнут паниковать? — взвилась девочка с золотистыми волосами, словно вспыхнула сама по себе, подобно огненному вихрю. — Пока ты сидишь здесь, спокойный, как каменная глыба, днями напролёт просто наблюдая за всеми, “эти люди” и другие расы умирают. Погибают в муках, каждую проклятую минуту! Ты хоть понимаешь это, Деда? Вы, Верховные боги, — высокомерные эгоистичные ублюдки! Каждый из вас сидит на своем холме и ничего не делает! Чёрт возьми, почему? Скажи мне! Чего же вы ждёте? Пока весь мир не развалится или уже трещит по швам под вашим безразличием?!

Поворачиваясь в сторону Миры, Перун злорадно усмехнулся.

— Именно.

— Как это "именно"? — удивлённо переспросила Мира. — Деда, скажи пожалуйста, что это шутка! Ты ведь просто издеваешься надо мной, верно?

— Это совсем не шутка, внученька-красавица. Ты правильно заметила: все эти Верховные ублюдки только и ждут, когда низшие расы падут и наконец-то вымрут, перестав отравлять наш мир. Эти твари веками становились бельмом на нашем глазу. Век за веком — одни и те же жалкие ошибки, кровь и смерть ... Неужели ты сама не знаешь этого?

— Эти "низшие расы" — тоже люди, Деда! Понимаешь? Люди, такие же, как я и ты! Почему вы так жестоки? — в голосе Миры звучали боль и непонимание, будто слова Перуна сжигали ей сердце.

— Это не мы жестоки, а они, Мира моя. Поверь, за все века они пролили больше крови, чем это сделал сам Велес(

Велес-

одно из центральных божеств в славянской мифологии, змеевидный бог, живущий на земле, антагонист обитающего на небе громовержца Перуна за всю нашу историю). Их алчность и жадность не знают границ. Поверь, это история началась гораздо раньше, чем ты можешь себе представить.

— Я начинаю понимать отца, — горько усмехнулась Мира. — Он был прав, говоря, что ты всегда беспочвенно защищаешь Велеса. Ты слеп, Дедушка. Пойми Велес — это зло. Чистое, абсолютное, стопроцентное зло. Как ты не можешь этого видеть?

— Зло? — эхом повторил Перун, на его лице мелькнула тень. — Милая, откуда ты знаешь, что он такой злодей, как все говорят? Ты сама хоть раз встречалась с ним? Видела, как он убивает? — голос Перуна стал насмешливым, но в нем слышалась скрытая боль, что обычно проявляется, когда рана затрагивается слишком глубоко.

— Нет, конечно, не встречала...Но отец часто рассказывал о его жестокости!

— Ах, отец... рассказывал, значит? — Перун усмехнулся. — Твой безмозглый отец не понимает ничего, абсолютно ничего, внучка. Кто бы что не говорил, он сразу верит — в этом его беда.

— Тогда ты расскажи мне, Дедушка. Скажи мне правду. — В её голосе появилась робкая надежда, но потом она прикусила губу, вспоминая его упрямство и жесткость. — Хотя нет... Как я могла забыть? Ты же никому, никогда не доверяешь, верно?

— Неправда, внученька. Тебе я доверяю, но рассказать сейчас я не смогу —заявил Перун и как ребенок надул губы, притворяясь обиженным, но увидев разочарование на лице внучки спешил добавить- Ну, Мира! Пойми это очень, ну очень длинная и жестокая история для тебя.

— Ты же у нас бездельник, который даже не собирается спасать этот мир, — едко заметила Мира, прищурив глаза, надеясь вывести его на откровенность. — Тогда будь добр, расскажи, что скрывает твой вековой ум. И еще дедушка, ты ведь знаешь, как я ненавижу, когда ты ведёшь себя, как ребёнок. Пожалуйста, начни вести себя достойно, как подобает Верховному Богу.

— Я начну вести себя достойно, когда ты начнёшь вести себя, как ребёнок Мира моя, а не как старуха, которая забыла, что значит быть молодой. — тяжело вздохнул Перун и посмотрел на Миру — хрупкую фигурку вдали, озарённую отблесками лавы. Рука его поднялась, указывая место рядом с собой. — Хотя бы посиди рядом с дедушкой, Мира. Я же скучаю по тебе...

Она лишь фыркнула и, игнорируя его жест, села гораздо дальше — на добрых сто шагов от того места, куда он звал её.

Перун лишь на мгновение прищурился, но в итоге смиренно опустил руку. Он знал: стоит ему начать настаивать, как их разговор снова превратится в очередную ссору по этому поводу, сейчас он не хотел этого. Вместо этого он мягко улыбнулся и, не обращая внимания на её упрямство, начал рассказывать:

— Чтобы ты узнала всю историю Велеса, я должен рассказать тебе и другую, гораздо более древнюю тайну — тайну создания Верховных Богов, — голос Перуна звучал театрально низко, сдержанно. Он следил за реакцией Миры, ловил малейшее движение её бровей или губ, надеясь увидеть хоть намёк на интерес или удивление. Но её лицо оставалось каменным.

Перун едва заметно вздохнул, но продолжил, не желая показывать разочарования.

— Эта история началась очень давно, можно сказать, задолго до создания Старого мира.

— Хочешь сказать, во времена Атлантиды? — уточнила Мира.

— Атлантиды? — Перун невольно фыркнул, в его глазах сверкнула ярость. — Нет конечно же, Зевс тогда даже не родился, Мира! Какая ещё Атлантида? Какие тупые вопросы ты задаёшь! — Он резко развернулся, будто Мира не только нарушила его рассказ, но и оскорбила своим предположением.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Рассказывай дальше! — сердито перебила его Мира.

Перун вновь вздохнул и продолжил:

— Много веков назад, извини, точную дату может назвать только Велес... с неба — или, может, из другого измерения, а может, с далёкой планеты, — на землю обрушился некий метеорит. Или, если быть точнее, кусок железа. — Он на мгновение замолк, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить то, что сам не до конца понимал. — Может, это было простое железо, а может, что-то другое...

— Да ты можешь уже нормально рассказать?! — не выдержала Мира, в её голосе слышалась явное раздражение.

— А я и сам не знаю всего, внученька! — рявкнул Перун. — И до сих пор страдаю из-за этого проклятого камня! Это неважно камень был или железо. Важно то, что этот камень буквальном смысле с неба упал на голову людей. Хотя подожди! Я не знаю точно, но думаю, что до падения этого камня мир было уже разделён на четыре государства[2]. И одно из них... или, может, это была пятое государство или просто безлюдная земля, позднее названная Силвия, — он махнул рукой, словно отгоняя надоедливую мысль, — да кто его знает? Неважно. Главное то, что эта Силвия кишела существами, которых люди сейчас считают мифами и сказками. Какие то сирены, гидры, летучие твари, динозавры— все эти чудовища обитали там. Не могу утверждать это с уверенностью, но думаю их породил имнно этот камень — Перун невольно пожал плечами, словно признание собственной неосведомлённости . — Может, камень и был источником этой силы, а может, они существовали ещё до него... Ай, да черт с ним, я и сам многого не знаю, внучка, — буркнул он раздражённо. — Но одно я знаю точно. Когда тот кровожадный камень упал в одно из государств, люди впервые начали его исследовать и использовать. Они увидели в нём не просто кусок метеорита, а божественное явление, источник неисчерпаемой силы и могущества. Понимаешь? В ту эпоху люди не верили в богов. Не существовало так много религий, как сейчас. Не было не храмов, не религиозных законов. Но после падения камня всё изменилось. — Перун на мгновение задумался, затем продолжил более уверенно. — Из того металла они начали ковать оружие, лечить неизлечимые болезни… Но, чтобы всё это работало, они должны были платить за это собственной кровью. Ты же знаешь родная моя, что всегда и везде есть плата за силу. — На его лице появилась мрачная улыбка, но она тут же угасла. — Без крови этот метеорит был простым камнем, но стоило ему вобрать в себя хоть каплю крови, и он превращался в оружие разрушительной силы. Атомная бомба по сравнению с ним — всего лишь детская игрушка. Но дело в том, что не любая кровь могла пробудить его силу. Камень как будто сам выбирал, кому и сколько силы отдавать. До сих пор никто не знает, по каким критериям он делал этот выбор. Люди пытались разгадать эту тайну, но безуспешно. Те, кто пытались контролировать силу камня, вскоре осознали, что камень выбирает их, а не наоборот. — Перун нахмурился, будто вспоминая что-то тёмное и неприятное. Задумчиво он продолжил рассказывать. — В том государстве, на которое он обрушился, очень быстро выявили тех, кто владел «сильной кровью». Эти люди стали высшими слоями общества, чем-то вроде современной элиты, или как Древнем Риме, где людей разделили на плебеев и патриархатов. Те, чья кровь была слабее, оставались в роли простолюдинов. И так появилась их иерархия.

Мира скрестила руки на груди, её лицо исказилось от недовольства.

— И что, они просто приняли это? Смирились с тем, что кто-то вдруг стал «выше» их?

— Не сразу, — задумчиво произнёс Перун. — Но силы камня были настолько велики, что те, кто был им избран, могли делать вещи, немыслимые для обычных людей. Они с помощю оружия создавали огонь и воду... и, конечно, без труда убивали любого, кто пытался возразить. Те, у кого кровь была сильнее всех, поднялись на вершину, и один из них стал первым королём. Вскоре государство полностью преобразилось: появились новые законы, новые правила. Те, чья кровь позволяла создавать оружие из камня, быстро получили особый статус. Но, что интересно, их никогда не брали в армию.

— Почему? — удивлённо спросила Мира.

— Их кровь была слишком ценна, чтобы расходовать её на поле боя и самое главное их кровь не годилась для сражения. — Перун усмехнулся. — Такие люди могли только ковать оружие или лечить других, но им самим нельзя было сражаться. Благодаря их крови и камню Государство стало развиваться стремительно быстро. Можно сказать, оно опережало своё время на многие столетия. Эти люди достигли того, о чём нынешние поколения только мечтают. Технологии, наука... Всё это расцветало в их руках. Но была одна большая проблема. Их сила порождала и зависть, и страх в их сердцах. Другие три государства наблюдали за их успехами и боялись, что это новое могущество однажды обрушится и на них. Первый король, осознав, что если начнёт расширять свои земли, столкнётся с внутренними мятежами, решил изолировать страну. Первый же его указ был о закрытии границ для чужаков.

— Он мог бы захватить весь мир, почему он остановился?

— Потому что, если бы один из чужаков овладел сильной кровью, королю пришлось бы в лучшем случае делить свою власть, в худшем случае потерять всё. Кто-то обязательно попытался бы оспорить его силу, но если он сохранял эту силу только внутри своей страны, то мог управлять ею безраздельно. Те люди, которые стояли рядом с королём, назывались высшими слоями населения и разделили мнение их Правителя. Они тоже не хотели ничего менять и рисковать своей властью. Знаешь, Мира моя, ради власти эти дворяне окончательно потеряли рассудок, — произнёс Перун, его голос звучал мрачно, почти отрешённо. — Они настолько боялись утратить свою силу, что начали заключать внутрисемейные браки. Отец женился на дочери, брат — на сестре. Всё ради того, чтобы их кровь оставалась «чистой» и сильной.

Мира поморщилась, её лицо исказилось от отвращения. Увидев ее взгляд Перун усмехнулся и продолжил.

—Это погоня за властью привела их к пропасти. Они в итоге и поплатились за все. С каждым поколением их кровь становилась всё слабее, а силы — нестабильнее. Начали страдать от таких страшных болезней, что даже чудесный метеорит не мог их вылечить. А попытки использовать его для исцеления приводили лишь к ещё большим страданиям. Возможно, всё это было из-за того, что они слишком злоупотребляли камнем, чтобы продлить свою жизнь, они долгое время пытались найти решение, мучительно искали способ избавиться от проклятия, которое сами на себя наложили. И наконец, выбрали самый худший вариант из всех возможных. Тот, за который заплатили они сами... и весь остальной мир. Мы до сих пор страдаем, из-за этого дурацкого решения.

— И что же придумали эти нацисты? — произнесла Мира с презрением.

— Они решили переливать кровь.

— Ну, это логично и нормально, Деда— пожала плечами Мира. — Чем плохая идея? Заменить больную кровь на здоровую...

— Логично и нормально? На первый взгляд — Перун мрачно усмехнулся. — Но судьбоносное в дальнейшем.

[1] 1.

Гордыния

–где упала Камень

2.

Инвидия

на латыни означает зависть

3.

Иря

на латыни означает гнев

4.

Наомиди

на персидском языке означает зависть

1595-й год до создание старого Мира

— Эя Мира, но ты ведь знаешь, что ты злюка и самавлюблённая, не так ли? — голос Авы звучал мягко, но в нём чувствовалась язвительная острота.

— Да что ты говоришь? — Эя Мира усмехнулась, её глаза сверкнули огоньком. — В нашем государстве Инвидия не найдётся эгоистки хуже тебя, Ава. Я первая его полюбила, и ты прекрасно об этом знала. Но нет, тебе обязательно нужно было вмешаться и влюбиться в него, как будто у тебя саамой мало поклонников.

— Ну и что с того? — Ава склонила голову набок, её голос наполнился притворным сочувствием. — Он ведь так и не признался тебе в любви. А самое главное — твой отец никогда не позволит тебе общаться с сыном простого Дюкса(

Дюкс

a

должность Армии четырех государств, который сейчас похоже на должность командира. Хотя четырех государствах у них было форма серого цвета, в каждом государстве они отличались от друг друга с тканью и узорами.). В следующем году твой отец станет Генералиссимусом(

Генералиссимус

в четырех государстве означают главнокомандующий. Генералиссимусы надевали одежду из золотого цвета), а тебе, дочери будущего Генералиссимуса, и внучки нынешнего выходить замуж за какого-то выскочку из рамиков?(

Рамик

значит простолюдин)— просто недопустимо.

— Ты слышишь себя, Ава? — Эя Мира нахмурилась. —Нам ведь всего двенадцать лет! О каком замужестве ты вообще говоришь? До этого момента пройдёт ещё как минимум пять лет, прежде чем кто-то будет всерьёз думать о браке. За это время может измениться абсолютно всё.

— Изменится, говоришь со временем все? — Ава слегка приподняла бровь, её улыбка стала ещё шире, от слов близкой подруги. — Думаешь, что твоя любовь не выдержит испытание временем? Если ты не любишь его искренне оставь его мне Мира! Прошу Мира! Оствавь его мне! Хорошо?

— Конечно же, нет, — с вызовом произнесла Эя Мира и усмехнувшись добавила. —Кто знает, может быть, что сегодняшний Дюкса станет завтрашним Фармандэ(

Фармандэ

это должность в Армии четырех государстве, который сейчас похоже на должность генерала. . Четырех государствах у них было форма белого цвета.).

— Не думаю, Мира. Знаешь, что говорят? Что отец нашего Вика вовсе не такой сильный, как хочет казаться. Просто удачно оказался в нужное время в нужном месте и получил титул Дюкса. Но это сейчас неважно, — Ава прикусила губу, медля перед следующими словами. — Обещай мне, Эя Мира, что если Вик полюбит меня, ты не станешь мешать нашей любви. Я ведь знаю тебя — стоит тебе вздумать, ты сможешь разрушить всё. Ради нашей дружбы, умоляю, пообещай, что не сделаешь этого.

— Ради нашей дружбы, — медленно, почти сладко произнесла Эя Мира, словно обдумывая каждое слово, — я обещаю, что Вик никогда, слышишь никогда не полюбит тебя.

— Ах ты злодейка! — воскликнула Ава с притворным весельем, заставляя себя смеяться. Но смех звучал неискренне, резко обрываясь. — Считаешь, сможешь контролировать даже чувства? — она тихо добавила, наклонившись ближе, так, чтобы никто из учеников вокруг не услышал. — Ты не всемогущая, Мира. И уж точно не знаешь, на что способна я, чтобы получить то, чего хочу.

— Пожалуй, мне стоит посмотреть, как далеко ты зай…- Эя Мира не смогла договорить так как в этот момент дверь резко открылась, и в комнату вошла Дасату(

Дасату

в четырех государстве означает учительница.). Стук её шагов эхом отозвался в тишине. Строгий взгляд учительницы пронзил обеих девушек, словно она догадывалась, что они только что ссорились.

— Девочки, хватит, урок уже начинается! — Все ученики поспешно заняли свои места, стараясь не встречаться с ней взглядом.

Эя Мира и Ава сели рядом, но молчание между ними продолжало напряжённо вибрировать. Пока Ава не разрушала это молчание сказав мечтательным голосом.

— Скажи, что Вик сегодня особенно красив… — Ава, словно бы невзначай, бросила взгляд в сторону высокого юноши, чьи светлые волосы мерцали в лучах солнца.

Эя Мира, чуть приподняв бровь, медленно окинула подругу взглядом. Хотя она понимала, что Ава намерено сказала это, чтобы все превратить шутку. Она тихо фыркнула.

— Ты права, Ава, — с ноткой насмешки проговорила она, качнув головой. — Сегодня всё особенное, но, поверь, никто не сияет так особенно, как ты и твоё безрассудное бесстрашие. Если Дасату увидит, как ты, забыв обо всём, глазеешь на Вика, она прикончит тебя прямо здесь. И я, пожалуй, даже не успею тебя спасти.

Ава лишь широко улыбнулась в ответ, её губы тронула дерзкая ухмылка.

— Да ладно тебе, — она легкомысленно махнула рукой. — Этот Василиск (

Василиск

- мифическая змея, обладающая смертоносным ядом и запахом. Обладает способностью убивать не только ядом, но и взглядом, запахом, сжигает траву и ломает камни.) ничего мне не сделает. А если всё-таки вздумает на меня кричать — я просто пожалуюсь отцу. Он её быстро на место поставит.

— Ну, тогда кричи громче, мерзкая девчонка! — внезапно раздался злобный голос позади. — Пусть твой отец услышит твои вопли даже из самой глухой части армии!

Ава вздрогнула, резко обернувшись. Дасату стояла совсем рядом, её лицо перекосилось от ярости, а глаза сверкали, как два кинжала, готовых вонзиться в любую провинившуюся жертву.

— Дасату… — пролепетала Ава, но голос её предательски дрогнул. Дасату взмахнула длинной палкой, которую всегда носила с собой, и, казалось, ещё мгновение — и раздастся хлёсткий звук удара. Эя Мира невольно сделала шаг вперёд, готовая встать между Дасату и Авой. Но в этот момент воздух прорезал тревожный, резкий звук. Где-то за окнами застучали барабаны — громко, настойчиво, с каждым ударом усиливая напряжение. Это был сигнал, который не мог игнорировать никто.

Дасату, внезапно побледнев, застыла на месте, словно статуя. Её обычно властное лицо померкло, губы дрожали от едва сдерживаемого страха.

— Только не это… — прошептала она, и голос её был еле слышен.

— Что это, Дасату? Что происходит? — спросила Эя Мира, и в её голосе прозвучали нотки, которые редко можно было услышать — тревога и, может быть, капля страха.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дасату не сразу ответила. Но через мгновение она, будто очнувшись, моргнула, и прежняя жёсткость вернулась в её взгляд.

— Дети, слушайте меня очень внимательно и без паники. Этот звук означает только одно: на нас напал враг. Но не волнуйтесь. Ничего с вами не случится, если вы будете слушаться меня . Мы сейчас должны немедленно спуститься в убежище. Не волнуйтесь все будет хорошо. Все — за мной.

— Кто враг? — раздался чей-то испуганный голос.

— Что им нужно? — выкрикнул кто-то ещё, голос сорвался на полуплач.

— Атака? Зачем? — дети подались вперёд, вопросы накатывали, как штормовая волна.

— Тишина! — резко выкрикнула Дасату, перекрывая нарастающий шум. Она стиснула зубы, отчаянно пытаясь сохранить контроль. — Без паники. Идите за мной и не издавайте ни звука.

Они двинулись вперёд, стараясь не поднимать шума, напряжённо прислушиваясь к каждому шагу, что гулко раздавался в пустых коридорах. Лишь напряжённое дыхание и сдавленные шёпоты передавали их страх.

Коридоры казались бесконечными. Каждый поворот тянулся, как вязкая темнота, а каждая минута длилась целую вечность. Ученики теснились друг к другу, прячась за широкими спинами старших, стараясь не смотреть на зияющую темноту коридоров.

Когда они, наконец, свернули за очередной угол, в полуосвещённом проходе мелькнули силуэты. Вражеские солдаты, вооруженные до зубов. Вынырнули из тени, блокируя путь к убежищу. Сердца детей замерли, а их глаза широко раскрылись от ужаса, когда солдаты неожиданно перегородили им путь. Взгляд Дасату на мгновение наполнился паникой, но она тут же попыталась взять себя в руки и сделать шаг назад, чтобы отвести детей прочь, прочь от неумолимо надвигающейся опасности.

Но не успела.

Один из солдат, чей безжалостный взгляд блеснул в свете факелов, метнулся вперёд с пугающей скоростью. В воздухе мелькнуло лезвие, и прежде чем кто-либо понял, что происходит, Дасату рухнула на пол. Её тело дёрнулось, а тёмная кровь растеклась по каменным плитам, заливая их ярко-алой лужей.

Глаза детей расширились ещё больше — в них отразилось чистое, неподдельное отчаяние. Крики и рыдания разорвали тишину, и они, охваченные паникой, метнулись в разные стороны, стремясь спастись. Но враги уже окружили их. Солдаты гнались за детьми с дикой настойчивостью, хватали грубыми руками, как хищники — беззащитных зайчат.

— Кто-нибудь! Пожалуйста, помогите! — раздавались отчаянные мольбы, но никто не откликнулся.

Солдаты не слушали их. Они хватали детей, жёстко проверяя что-то и если не находили того, что искали — безжалостно убивали или, отрубали головы невинных детей со злой усмешкой, отбрасывали в сторону, как ненужные вещи.

Дети, столкнувшись с таким безжалостным насилием, разбегались по коридорам Академии, не зная, где спрятаться. Их души разрывались от боли и ужаса — того, что они видели, что они переживали.

Эя Мира, тоже охваченная паникой, но каким-то чудом сохранившая крупицу самообладания, бросилась в сторону ближайшего учебного кабинета. Пробежав по пустому коридору, она увидела приоткрытую дверь и влетела внутрь.

В комнате, прижавшись к стене, стояли Вик и Ава. Вик, напряжённый и настороженный, закрывал рукой рот дрожащей девочки, пытаясь не дать ей закричать. Хотя сердце Эя Мири бешено колотилось в груди, но зная характер своей подругу Эя Мира предупредила.

— Ава, тише, не смей поднимать шум. — Смотря на Вика она коротко бросила. —А ты Вик, помоги мне закрыть дверь.

Он кивнул, рванулся к двери, и вместе они начали толкать массивную створку, пытаясь хоть как-то запереть её. Но едва они сомкнули её наполовину, как из-за дверей послышались гулкие шаги. Звук эхом разнёсся по пустому коридору.

Ава, услышав этот топот, вскрикнула, её голос срывался на всхлипы, сдавленные и полные паники.

— Мира, они сейчас нас убьют! — с истерическими нотками выкрикнула она, бледная. Её губы дрожали, а руки обвисли вдоль тела, словно чужие.

— Тише, Ава! — прошипела Эя Мира, нервно обернувшись на подругу. — Успокойся… прошу, — Эя Мира протянула руку и взяв ладонь Авы, мягко поглаживала её. — Я с тобой. Мы выберемся отсюда. Только молчи, слышишь?

Но Ава не могла остановиться. Её хрупкое тело сотрясалось от рыданий, а слёзы катились по щекам. Каждый всхлип казался невероятно громким в царившей вокруг тишине.

Шаги за дверью внезапно остановились. Эя Мира напряглась, ощущая, как воздух в комнате будто застыл. Кто-то с той стороны замер, прислушиваясь. А потом раздался голос — мягкий, бархатный, но со скрытой угрозой.

— Ну же, малыш, выходи. Мы не причиним тебе вреда. Мы здесь, чтобы помочь.

Эя Мира крепче сжала руку Авы, пытаясь сдержать её дрожь. Вик склонился к Эя Мире.

— Что нам делать? — прошептал он, отчаянным голосом. — Они сломают дверь, если мы не выйдем...

Как будто в ответ на его слова, с той стороны послышался грубый, раздражённый крик:

— Если не выйдешь, мы выломаем эту дверь! — в голосе солдата послышались нотки нетерпения.

Эя Мира глубоко вздохнула, собираясь с духом. Внутри её всё сжималось, сердце билось глухо и быстро, но на лице она хранила маску спокойствия. Она знала, что делать.

— Я выйду, — спокойно произнесла она, — а вы спрячьтесь как можно лучше. Что бы ни случилось, не высовывайтесь, ясно? Отец или дед обязательно успеют спасти меня.

Вик покачал головой.

— Эя Мира, нет! Они убьют тебя! Им всё равно, кто твой отец или дед!

— Не оставляй меня Мира, прошу! —с умоляющим взглядом шептала Ава.

— Тише! — прошипела она угрожающе, её глаза полыхнули ледяным светом. — Вы должны спрятаться и не выходить ни при каких обстоятельствах. Не думайте обо мне. Слышите?

Ава, отчаянно цепляясь за Эя Миру, попыталась удержать её за руку. Но девочка, сжав зубы и собрав волю в кулак, мягко, но решительно освободилась от её хватки. Боль в груди от того, что она оставляла их одних, сковывала её, но она заставила себя шагнуть к двери успокаивая себя тем, что они останутся в безопасности, если она отвлечёт внимание врагов на себя. И пусть это будет последним, что она сделает своей жизни.

Осторожно, дрожащей рукой, Эя Мира приоткрыла дверь и, набрав в лёгкие побольше воздуха, шагнула вперёд. Её взгляд был твёрдым, а голос — спокойным.

— Ну? Что вы там хотели проверить? —твёрдо спросила она, протягивая свою руку вперёд, словно приглашая солдат исполнить задуманное.

Солдаты на мгновение замерли, удивлённо переглядываясь. Одна из фигур сделала шаг вперёд — крупный мужчина с жёстким лицом и насмешливым взглядом, который тут же ухмыльнулся, разглядев её.

— Ой, посмотри-ка, какая у нас храбрая девчонка попалась!

Воин медленно шагнул к Эя Мире, грубо схватив её за руку. Девочка сжала зубы, когда он проткнул её палец остриём ножа. Острая боль резанула, и несколько капель крови медленно скатились вниз, падая на камень, который мужчина держал в другой руке.

В этот момент Эя Мира заметила, что в камне вдруг замерцали алые искры, будто оживая от её крови. Мужчина, заметив это, удовлетворённо хмыкнул и оглянулся на своих людей:

— Больше чем подходит, — голос солдата звучал с нескрываемым восторгом. Он прищурился, глядя на Эя Миру, словно нашёл давно потерянный драгоценный камень. — Думаю, она может стать кровной родственницей нашему Тиракалу(

Тиракал

означает Король или государь в четырех государствах).

— Фармандэ оценит наши усилия, — добавил другой воин, его глаза жадно блестели в полумраке. Он наклонился вперёд, словно намереваясь разглядеть её получше. Затем, резко выпрямившись, посмотрел в сторону дверей и настороженно спросил: — Кто-то ещё есть в комнате?

Эя Мира, презрительно подняв подбородок, обвела его надменным взглядом и в ответ с отвращением бросила:

— Ты что, сталтус (

Сталтус

означает идиот на латине), у меня спрашиваешь? Иди, проверь сам.

Её слова, произнесённые с абсолютным пренебрежением, словно пощёчина, заставили воина искривиться от ярости, и он, сверкая глазами, резко замахнулся, намереваясь ударить девочку. Но его товарищ тут же перехватил его руку...

— Не трать на это время.

— Дюкса ждёт нас. Забирай девчонку и пошли.

Эя Мира молчала, когда воини тянули её за собой. Она не сопротивлялась, сдерживая вспыхивающие в душе страх и злость, но она заставила себя оставаться спокойной, уверенная, что отец или дед обязательно спасут её. Они не позволят ей остаться в плену.

Солдаты грубо толкнули её в сторону массивной, чёрной ящику закованного железом и украшенной ржавыми цепями, которые с мрачным звоном раскачивались на ветру. Двери распахнулись, и её буквально впихнули внутрь, где уже сидели другие пленники. Эя Мира едва удержалась, чтобы не упасть, когда её руки с металлическим звуком сковали тяжёлые цепи.

Она мельком огляделась. В углах ящика, тесно прижавшись друг к другу, сидели дети. Их лица были бледными, глаза полными страха и слёз. Кто-то дрожал так сильно, что цепи на его запястьях беспрестанно звенели. Только Эя Мира сохраняла невозмутимость. Она не позволяла себе поддаваться панике, несмотря на то, что сердце бешено колотилось в груди, а руки немели от стиснутых цепей.

После долгого и мучительного пути карета резко остановилась, заставив Эя Миру пошатнуться и больно удариться плечом о стенку. Дверь с треском распахнулась, и перед её глазами предстала угнетающая картина. Повсюду были измождённые люди, закованные в цепи. Их лохмотья едва прикрывали грязные, измождённые тела. Образ, который когда-то мог напоминать человека, теперь представлял собой лишь бесформенные тени, утратившие свою человеческую суть. Дети, слонявшиеся поблизости, выглядели чуть живыми. Хоть они и не были скованы, каждый их шаг словно давался с нечеловеческим трудом, а взгляды, направленные в землю, говорили об одном — они утратили всякую надежду.

Эя Мира замерла. Жалость смешалась с яростью, и на миг ей захотелось закричать — так громко, чтобы её услышал отец. Но этот крик так и остался невысказанным. Вместо него грудь раздирало молчание.

— Добро пожаловать домой, девочка, — прозвучал хриплый голос одного из воинов. В его глазах плясал злобный огонь, а на губах играла язвительная усмешка. — Проходи, не стесняйся. Теперь это и твой дом.

Эя Мира подняла голову. Её глаза сверкнули молниями, в них не было ни страха, ни покорности. Только неукротимая гордость и презрение.

— Это может быть домом только для сталтуса вроде тебя, — прорычала она.— Мой отец спасёт меня. Скоро вы сами будете умолять о пощаде.

Громкий смех разнёсся по лагерю. Несколько солдат, услышав её слова, переглянулись и, почти согнувшись пополам, залились хохотом. Один из них, высокий и костлявый, с безразличной жестокостью в глазах, шагнул к ней ближе.

— Ты хоть знаешь, где находишься, наивная девчонка? — его голос звучал так, словно он разговаривал с глупым ребёнком. — Это великая страна Гордыня. Отсюда тебя никто не спасёт. Даже если бы ты была дочерью самого Тиракала своей страны, тебе не найти выхода. Привыкай, щенок…Ты останешься здесь навеки веков.

Его слова отозвались эхом в сознании Эя Миры, но она не позволила себе проявить слабость. Повернувшись к воинам спиной, она решительно пошла к большому валуну, окаймлённому мхом и грязью. Сев на холодный камень, она скрестила руки на груди, словно демонстрируя, что не намерена сдаваться.

Некоторое время она просто сидела, уставившись на что-то перед собой, погружённая в мысли. Но вскоре к ней подошла одна из пленниц — худая, почти прозрачная на вид девушка. Она осторожно остановилась перед ней, словно не зная, как лучше начать разговор. В её глазах читалась усталость и что-то ещё — может, жалость? Сняв с пояса тряпичную сумку, девушка вынула сухой кусок хлеба и, сжав его в ладони, нерешительно протянула Эя Мире.

— Это всё, что у меня есть, — прошептала она, почти не поднимая взгляда. — Но тебе сейчас нужно набраться сил. Поэтому ешь, милая моя!

Эя Мира фыркнула, небрежно смотря на хлеб.

— Я не буду есть эту мерзость.

— Все мы так говорили, когда впервые попали сюда, — тихо ответила девушка. — Голод меняет человека. После нескольких дней без еды уже неважно, какой он — чёрствый, заплесневелый или гнилой. Главное, что он есть… хоть что-то.

— Даже если я умру от голода, я не стану есть это, — произнесла Эя Мира твёрдо, не оставляя ни малейшего сомнения в своих словах.

Пленница на мгновение встретила её взгляд и поняла, что спорить с этой девочкой бессмысленно. Девушка лишь грустно кивнула и, оставив кусок хлеба рядом с ней, тихо отошла.

Эя Мира осталась одна. Вокруг неё вновь поднялись приглушённые звуки лагеря — мерное позвякивание цепей, глухие стоны, еле слышные шёпоты. Она смотрела в одну точку, погружённая в свои мысли, когда внезапно раздался крик. Резкий, почти отчаянный звук, который прорезал воздух. Она обернулась и увидела группу мальчишек лет девяти-десяти. Их маленькие кулачки сжимались и разжимались, а лица были искажены жестокостью. Они окружили хрупкую девочку с тёмными волосами, которая прижимала к груди кусок хлеба. Лицо её было залито слезами, а руки дрожали от страха. Один из мальчишек, самый смелый ударил ее кулаком и отобрал хлеб из рук девочки. Остальные принялись толкать её туда-сюда, выкрикивая угрозы:

— Если будешь так же упорствовать, мы в следующий раз точно убьём тебя!

— Отдай хлеб, жалкая воришка!

Эя Мира стояла и спокойно наблюдала, но внутри она пытался убедить себя, чт о это не её дело. Но её взгляд невольно зацепился за лицо девочки. Это лицо — круглое, испуганное, с огромными глазами, полными слёз — было удивительно похоже на Аву.

Мысли в голове запутались в клубок. Яркие образы прошлого вспыхнули перед глазами. Вот Ава — такая же хрупкая и беззащитная — держит её за руку, шёпотом умоляя не оставлять её. Воспоминание пронзило Эя Миру, и в груди всколыхнулась внезапная боль.

— Эй! — закричала она, её голос разнёсся по лагерю. — Отойдите все от неё!

Самый высокий из мальчишек, очевидно предводитель, выпрямился и шагнул вперёд.

— Это не твоё дело. Не вмешивайся, или ты сама хочешь забрать у неё хлеб?

Эя Мира с удивлением смотрела на детей.

— Это всё из-за жалкого куска хлеба? — в её голосе звучала сдержанное презрение. — Вы правда готовы калечить друг друга ради куска хлеба? Хотя… Нет, не говорите ничего. Вы уже забрали его у неё. Так почему продолжаете избивать эту маленькую девочку?

— У неё остался ещё кусочек, — жалобно пробормотал один из мальчишек. Его голос дрожал от голода.— Она берёт больше себе и нам не оставляет. Мы тоже голодаем. Здесь есть дети младше нас. Им тоже надо что-то есть. А она… она жадничает.

— Хорошо, — тихо, но решительно произнесла Эя Мира. — Отойдите от неё. Я сама с ней поговорю, и она отдаст вам этот хлеб.

Дети неохотно попятились, но не отошли далеко — стояли, затаив дыхание, наблюдая. Подозрительные взгляды цеплялись за каждое движение Эя Миры, за каждое её слово.

Она медленно опустилась перед дрожащей девочкой на колено, мягко касаясь плеча. Эя помогла ей подняться, едва заметно сжимая её крохотные, побелевшие пальцы. Наклонившись, прошептала, чтобы никто не услышал:

— Отдай им этот кусочек хлеба. Я обещаю, что найду тебе большой.

Девочка, ещё недавно готовая защищать свою еду, как дикое животное, всхлипывая, посмотрела на Миру огромными, испуганными глазами. Слёзы текли по грязным щекам, оставляя неровные светлые дорожки.

— Я… не могу… — прошептала она, едва шевеля губами. — Я останусь голодной…

— Я даю слово, ты не останешься голодной. Не бойся.

Девочка смотрела на неё, как будто цепляясь за каждое слово. В её глазах вспыхнула робкая надежда.

— Обещаешь? — прошептала она.

Эя Мира почувствовала, как холодок пробежал по спине. Эта простая, почти детская фраза, болезненным эхом ударила в сердце, отдаваясь воспоминанием о той самой фразе, которую сказала ей Ава… Обещаешь?…

— Как тебя зовут? — Эя Мира говорила тихо, почти ласково, стараясь не напугать девочку ещё больше.

— Медея.(

Медея

– на латыне означает волшебница. Есть легенда об Медея и аргонавта Ясона)

Эя Мира наклонилась ближе, так, что её дыхание коснулось уха Медеи. Она хотела быть уверенной, что девочка слышит и понимает каждое слово.

— Медея, я обещаю тебе, пока я рядом, ты не останешься голодной. — Её голос звучал спокойно, уверенно. — И самое главное: когда мой отец придёт за мной, он спасёт нас обеих. Но сейчас… Отдай им этот хлеб. Пусть больше не трогают тебя.

Глаза Медеи, огромные, испуганные, долго смотрели на Эя Миру. Казалось, что в её взгляде читалась немая борьба. Она боялась. Боялась поверить, что кто-то на самом деле заботится о ней. Но в конце концов, отчаяние уступило место слабой надежде. Девочка медленно кивнула.

— Хорошо. Я отдам им хлеб, но… — её голос сорвался… — Обещай, что не бросишь меня, как это сделали все остальные.

— Я обещаю, — твёрдо сказала Эя Мира, мягко проведя рукой по спутанным волосам девочки. — У меня плохой характер, но я всегда держу своё слово данное семью.

Медея, сжавшись, будто пытаясь спрятаться в себе, шагнула к детям и бросила им хлеб. Мальчишки тут же накинулись на него, разрывая на мелкие кусочки, деля каждую крошку.

— Хорошая девочка, — прошептала Эя Мира, обнимая её за плечи. — Пойдём. Я дам тебе тот хлеб, который обещала.

Когда они отошли чуть дальше, Эя Мира достала хлеба и протянула его Медеи. Глаза девочки широко распахнулись от изумления.

— Это… откуда? — она выглядела так, будто перед ней лежало настоящее чудо.

— Одна из пленниц поделилась, — просто ответила Эя, невозмутимо наблюдая за тем, как девочка жадно вцепилась в хлеб, но всё же не спешила его есть, словно боясь, что это мираж, который вот-вот исчезнет.

— Она такая добрая… — пробормотала Медея, смотря на хлеб с искренним восхищением. — Как можно быть такой доброй?

Эя Мира собиралась ответить, но её внимание отвлекли голоса двух пленниц, шепчущихся неподалёку. Одна из них — та самая девушка, которая отдала хлеб. Она стояла спиной к Эя Мире и не замечала, что их разговор слышат.

— Я же умная, — хихикнула девушка, её голос звучал слишком самодовольно. — Зачем попусту отдавать хлеб кому-то? Я слышала, как военные говорили, что у этой девочки кровь высшего сорта. Когда начнут использовать её, ей будут давать хорошую еду. А она, в свою очередь, запомнит мою доброту и отплатит. Скажи, кто здесь умнее меня?

Эя Мира ощутила, как волна гнева поднимается внутри, накрывая с головой. Кулаки её сжались, ногти впились в ладони. Она хотела возразить девушке, что никогда не поделится с ней ни крошкой, даже если получит лучшие продукты. Её ярость кипела внутри, и слова "меркантильная эфритэ"(

Ефритэ

- В четырех государстве означает стерва) почти сорвались с её губ. Но, повернувшись к Медие, которая крепко держала её за руку и смотрела с полным доверием, Эя Мира подавила свой гнев. Она осознала, что будет продолжать брать еду у этой эфритэ и отдавать её Медея, пока её отец не придёт и не спасёт их.

Она повернулась к Медее и натянула на лицо добрую улыбку.

— Да, везде есть ну очень-очень хорошие люди, — произнесла она, отчётливо акцентируя «очень-очень», словно подчёркивая, насколько гнилым бывает это слово.

У тебя красивые глаза.

Прошли дни. Каждый день медленно тянулся, подобно холодной реке, обнимающей застывшее тело. Эя Мира с надеждой ждала и ждала, что её отец, тот, кого она обожала и кого любила больше всех остальних в этом мире, придёт и спасёт их обеих. Он обязательно придёт. Надо лишь дождаться. Но дни текли, а спасение всё не приходило. Однако Эя Мира не опускала руки. Она знала, что не может подвести Медею. Для девочки она была якорем в этом бурном море страха. И потому Эя Мира продолжала поддерживать её, даже когда внутренняя тьма сомнений терзала её.

В один из таких долгих, словно вечность, дней Эя Мира вдруг услышала знакомый звук. Сердце пропустило удар. Она замерла, вслушиваясь, стараясь уловить его снова. И вот… Голос. Она узнала его! Столько времени прошло, столько мучений и ожиданий, а теперь… Она почти боялась поверить.

Оставив Медею, Эя Мира побежала на звук. Её сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот разорвёт грудь. Голос становился ближе и чётче, звеня в ушах, наполняя её душу надеждой. Она пробежала мимо ряда серых палаток, едва дыша. И наконец, увидела их — две знакомые спины. Широкие плечи брата и тонкую, изящную фигуру матери.

Слёзы непроизвольно потекли по щекам. Ей казалось, что ноги подкашиваются, а воздух пронзительно щиплет лёгкие. Эя Мира не сдерживала рыданий, не сдерживала себя — она кричала их имена, бегом кидаясь вперёд, словно боялась, что они исчезнут.

— Эя Мундус(

Мундус

– в латинском языке это слова означает мир)! Мама!

— Мун, неужели это голос твоей сестры? — тихо спросила Эя Дуня(

Дуня

- сейчас персидском языке это слова означает мир), её голос дрожал, в нём клубились не только радость и удивление, но и что-то ещё — невыраженное чувство горечи, едва уловимое.

— Да, мама, это наша Мира! — воскликнул Эя Мундус, его глаза сияли ярким светом, и он, забыв обо всём, что с ними случилось в эти дни, бросился к сестре. Обняв , он поднял её в воздух и закружил, как делал в те далёкие времена, когда они оба были ещё беззаботными детьми, когда их мир был наполнен лишь смехом и солнечным светом.

Эя Мира крепко прижалась к брату, вдыхая его запах, и словно на мгновение забыв обо всём. Это был её брат, её кровный брат, её опора. Она чувствовала, как каждый его удар сердца отдаётся эхом в её груди. Но вскоре, осознав, что кого-то не хватает, она медленно отстранилась.

— А где папа?

Улыбки на лицах Эя Дуни и Эя Мундуса мгновенно потускнели. Их выражения стали застывшими, как маски, скрывающие истинные чувства.

— Почему вы такие мрачные? Что-то случилось с отцом? Скажите мне правду, пожалуйста, — голос Эя Миры напрягся. Она оглянулась, будто ожидая, что отец вот-вот выйдет из-за угла, улыбнётся и рассмеётся, скажет, что это просто шутка. Но ничего не происходило.

— Нет, доченька. Ничего не случилось с твоим отцом. Анкап жив и здоров, но... — Эя Дуня замолчала, и в её глазах вспыхнул ледяной холод, — он больше не придёт.

— Не может быть! — выкрикнула Эя Мира. — Мой папа придёт! Он не оставит меня! Брат, скажи маме, скажи, что отец придёт!

Эя Мундус лишь опустил голову. Его лицо, ещё мгновение назад такое счастливое, стало холодной, отрешённой маской.

— Нет, он не придёт, сестра.

— Как нет?! — Эя Мира металась взглядом между ними, не в силах поверить. — А дедушка? Хотя бы он спасёт нас, правда? Он не позволит нам здесь остаться.

— Дедушка... Сестра…— Эя Мундус на мгновение закрыл глаза, пытаясь найти слова. — Мы больше никогда не увидим ни нашего отца, ни дедушку. Мы не вернёмся в нашу страну. Нам придётся привыкнуть к тому, что мы останемся здесь навсегда… как пленники. Ты тоже должна это принять.

— Я не верю вам… Я не верю! Мой отец мог оставить вас двоих, но не меня! Вы же знаете, как он меня любит! Он не оставит меня.— её крик разрывал тишину на клочки. Она развернулась и побежала прочь. Не осознавая даже, как её слова ранили мать и брата.

Эя Мундус с болью наблюдал, как сестра убегает, её слова эхом отдавались в его сердце. Он уже сделал шаг, чтобы догнать Эя Миру, но мать, положив руку ему на плечо, остановила. Её глаза, полные тяжёлой, безмолвной усталости, говорили больше, чем могли бы сказать любые слова.

— Пусть успокоится сама, — тихо произнесла Эя Дуня. — Твой отец, Анкап, в своё время слишком её баловал. Ей пора повзрослеть… иначе она не сможет выжить здесь.

— Ты как всегда права, мама, — с горькой улыбкой сказал Эя Мундус и наклонился поцеловать руку матери. — Всем нам будет нелегко в этом злобном государстве.

*******************

Прошло несколько дней. Эя Мира и ее семья продолжали жить в палатке. Плен для них превратился в бесконечное, изматывающее ожидание. Эя Мира, несмотря на голод, отказывалась есть хлеб или другую еду — её привлекали лишь фрукты. Она смотрела на всех с высокомерием, словно верила, что отец обязательно придёт и спасёт её, а они просто слишком слабы, чтобы дождаться.

Её мама и брат, напротив, смирились с участью и начали помогать другим, как могли. Эя Мундус, всё так же с успокаивающей улыбкой, ходил среди пленных, оказывал помощь, рассказывал истории, шутил, создавая видимость, будто ничего страшного не произошло, будто их не захватили вражеские солдаты, а они оказались здесь добровольно. Его стойкость иногда злила Эя Миру. Как он может быть таким спокойным?

Единственным утешением для неё оставалась Медея. С самого детства Эя Мира, как и все девочки, мечтала жить в одном доме с лучшей подругой, и хотя сейчас их дом был всего лишь грязной, душной палаткой, Эя Мира утешала себя мыслью, что они хотя бы вместе. И этот кошмар когда-нибудь закончится.

Но даже и этот зыбкий покой был разрушен воинами Тиракала. Они ворвались в их лагерь, ломая хрупкое равновесие. Двое солдат, высоких и сильных, схватили восемнадцатилетнего Эя Мундуса. Его руки связали так быстро, что Эя Мира даже не успела понять, что происходит.

— Что вы делаете?! — закричала она, бросаясь к ним, её сердце бешено колотилось. — Отпустите его!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Солдаты молча, не обращая на неё внимания, тащили Мундуса прочь,не оставив никаких объяснений.

Прошли долгие, мучительные дни, наполненные тревожным ожиданием и бессонными ночами. Эя Мира, пребывая в состоянии непрекращающейся паники, то ходила кругами по палатке, то бесцельно блуждала по лагерю, не находя себе места. Она вспоминала каждый миг, проведённый с братом, и с каждой новой вспышкой воспоминаний её одолевало чувство вины. Она мучилась, прокручивая в голове все их ссоры и недопонимания. Почему она так часто обижалась на него из-за пустяков? Почему всегда возмущалась его спокойствием, вместо того чтобы просто обнять его?

Эя Дуня, напротив, внешне оставалась такой же бесстрастной, как и всегда. Она продолжала помогать раненым, ухаживала за детьми. В её движениях не чувствовалось ни малейшего напряжения, её лицо не выдавало ни страха, ни волнения. Она была словно скала, бесстрастная и непоколебимая. Лишь едва заметная тревога, мелькавшая в глубине её тёмных глаз, отражала её настоящее состояние.

Утром, когда Мира уже почти потеряла надежду, воины Тиракала вернули Эя Мундуса. Он был измотан, на его лице блуждала тень усталости, но глаза по-прежнему светились той же тёплой, доброй улыбкой, что и прежде. Обняв сестру и мать, он сообщил им новость, которая мгновенно разлетелась по всему лагерю: их семье выделили маленький, но хороший дом в дальнем конце лагеря. Этот неожиданный поворот произошёл по одной простой причине — Эя Мундус стал кровным родственником Тиракала, правителя государства Гордыния.

На следующий день их новая жизнь началась с перемен. В лагерь принесли их первый завтрак — хороший, свежий хлеб, и фрукты. Эя Мира никогда не видела ничего подобного в плену. Кровный родственник Тиракала должен быть здоров и силён, ему полагалась лучшая еда, ведь именно его кровь они должны переливать Тиракала.

Эя Мира не успела насладиться возвращением брата и внезапным улучшением их жизни, как её саму неожиданно увезли из лагеря. Она оказалась в огромном здании, полном ослепляющей чистоты и богатства. Всё вокруг казалось ей чужим и пугающим. Каждая деталь, каждый отблеск света на белоснежных стенах напоминали ей, что она здесь не по своей воле. Здание, в которое её привезли, резко контрастировало с убогим лагерем, в котором она провела так много дней. Здесь царила атмосфера безмятежности и порядка, всё было вычищено до блеска.

Эя Мира ещё успела мельком увидеть часть столицы, и её сердце сжалось от странного чувства: этот город был в сто раз красивее, чем её родная столица. Столица Гордынии, поражала своим великолепием. Высокие белоснежные башни вздымались в небо, здания были построены из гладкого, блестящего мрамора, а улицы вымощены камнем, сверкающим на солнце. Этот город дышал величием и силой.

Родная столица, где раньше жили семя Эя Миры, славилась розовым камнем, из которого была выстроена большая часть города, где жили высшие Азнвакани(Азнвакан звали благородных людей) населения. Но, глядя на белоснежные стены Гордении, она чувствовала, как всё это величие её страны кажется мелким и незначительным на фоне этих бесконечных улиц и монументальных строений. Её брат не раз рассказывал ей о других странах. Государство Наомида, к примеру, представлялось ей тёмным и мрачным местом, где все здания были построены из чёрного камня, а воздух был пронизан леденящим холодом. В государстве Иря, наоборот, царила знойная жара, и земля кишела змеями. Там все постройки были возведены из камня, по цвету напоминающего выжженный песок, что делало их неотличимыми от бескрайних пустынь, окружающих страну.

Но ни одно из этих мест не могло сравниться с Горденией. Все залы и коридоры здания, где её теперь держали, были украшены резными панелями, стены пестрели сложными узорами, в каждом зале был огромный купол, расписанный сценами из жизни предков. Внутри же всё было устлано мягкими коврами, а изысканные ароматы цветов и пряностей витали в воздухе, окутывая своим сладким дурманом.

Каждая комната здесь дышала роскошью, и каждая деталь, казалось, служила напоминанием о её положении — пленницы среди неземной красоты и богатства. Эя Мира несмотря на своё презрение к врагам, не могла не восхищаться их величием и культурой. Она уже давно перестала удивляться странностям, которые видела вокруг. Воины Гордыни обладали оружием, которого не было ни в её родной Инвидии, ни в каком-либо другом уголке мира. Это государство было гораздо более развитым, чем её родина, но даже она не ожидала столкнуться с такой передовой техникой. Когда её ввели в здание, поражающее своей роскошью и излишеством, Мира поняла, что оказалась в самом центре власти этого места.

Просторное помещение утопало в золоте, мраморе и бархатных тканях. Мягкий свет многочисленных ламп отражался на роскошных убранствах, создавая атмосферу притворного уюта. В центре комнаты, на огромной кровати, лежал мальчик. Его истощённое тело было таким худым, что кожа, казалось, едва держалась на костях. Лицо было бледным, почти мертвенно-безжизненным, и только его огромные зелёные глаза, смотрящие в пустоту, вызывали страх своей ужасающей отчуждённостью. Трудно было сказать, сколько ему лет — он выглядел слишком измождённым и утомлённым для своего возраста.

Вдруг за спиной Эя Миры раздались приглушённые голоса.

— Не думаю, что кровь этой девчонки спасёт нашего Гереса(

Герес

- означает принц в четырех государстве) Данияра. Он точно не выживет, — произнёс один из голосов с холодной уверенностью. — Новым Тиракалом точно станет наш наследник Герес Адад.

— Да, ты прав. Этот слабак обречён. Ну и пусть. Герес Адад станет достойным Тиракалом, каким был его отец, — ответил другой голос, полный равнодушия и презрения.

Эти слова пронзили мальчика, как отравленные стрелы, и его глаза наполнились безысходностью и болью. Эя Мира почувствовала его отчаяние, и, не колеблясь, взяла его холодную, иссушённую руку, прошептав:

— Не слушай их.

Она резко повернулась к мужчинам, её глаза горели гневом.

— Вы сталтусы! — с яростью бросила она. — Он же вас слышит!

Один из них бросил на неё презрительный взгляд и с усмешкой произнёс:

— Ну и что? Он сам прекрасно понимает, что ему не спастись.

— Кто тебе это сказал, урод? Почему ты вообще здесь? — Эя Мира не могла сдержать своего гнева, её голос срывался. Но вдруг она успокоилась, и на её лице появилась насмешливая ухмылка. — Дай-ка угадаю… ты здесь, чтобы спасти его? Да? Тогда сделай что-нибудь и спаси его. Иначе я расскажу своему брату. Он кровный родственник вашего Тиракала, и когда узнает, что это вы убили Гереса. После этого если ваш Тиракал вас не уничтожит, я обещаю: я найду способ. Пусть это займёт сто лет, я доберусь до вас и убью.

Хотя Эя Мира кипела от ярости и решимости, мужчины лишь усмехнулись. Они обменялись презрительными взглядами и, без единого слова, повернулись, уходя, оставив Эя Миру наедине с мальчиком, чьё худое тело лежало на кровати, как бледная тень от былой жизни. Эя подошла ближе и заглянула в его безжизненные глаза.

— Не беспокойся, эти сталтусы спасут тебя. — Её слова прозвучали ободряюще, но Герес не отреагировал. Он продолжал смотреть на неё, его огромные зелёные глаза не отрывались от её лица.

— Почему ты так на меня смотришь? — тихо спросила она, но, увидев, что мальчик не может говорить, с жалостью добавила: — Ты даже говорить не можешь… Но не бойся. Когда они возьмут мою кровь и отдадут её тебе, ты выздоровеешь. Только не сдавайся, ладно?

— Почему у тебя один глаз зелёный, а другой синий? — прошептал мальчик, все ещё не отводя от неё взгляда.

Эя Мира, смутившись, прикрыла глаза рукой:

— Синий, как у мамы, а зелёный — как у отца. Когда я была маленькой, меня часто дразнили из-за цвета глаз. Но однажды мой брат сказал, что мои глаза отражают мой характер и душу. Синий — это моя доброта, а кошачий зелёный — это мстительность. Поэтому если кто-то меня обидит, я должна отомстить с лихвой. Эти слова придали мне силы. Так что не беспокойся: если с тобой что-то случится, я устрою этим уродам ХОРОШУЮ жизнь.

Герес, еле слышно, прошептал:

— У тебя очень красивые глаза… Хорошо, что напоследок я хотя бы увидел что-то красивое.

Эя Мира почувствовала укол боли, но не подала виду. Она наклонилась ближе и твёрдо сказала:

— Послушай, Герес! Меня пленили и привезли сюда ради тебя. Если ты сдашься, это будет невероятно эгоистично. Выживай, если не ради себя, то хотя бы ради меня. Ты ведь не хочешь, чтобы я осталась голодной? — Она усмехнулась, пытаясь разрядить обстановку. — Я уже пятнадцать дней не ела ничего нормального. Ты же не хочешь, чтобы я умерла от голода? Так что выживи, ладно? Если ты умрёшь, я буду плакать так сильно, что ослепну.

Герес взглянул на неё, и на его усталом лице мелькнула едва заметная искорка жизни.

— Правда? Ты будешь плакать? Из-за меня? Даже моя мама не станет. — прошептал он с горькой улыбкой.

Эя Мира сделала вид, что не услышала эти последние слова. Она не могла позволить его отчаянию затмить её собственную хрупкую надежду. В этот момент в комнату вошёл один из мужчин. Его лицо, как и прежде, излучало презрение.

— Ну что, начнём? — холодно бросил он, лишённый всякого сочувствия.

Эя Мира сжала руку Гереса и посмотрела ему в глаза.

— Ты выживешь? — спросила она, её голос дрожал от напряжения.

Мальчик взглянул на неё с удивительным спокойствием.

— Ради тебя, — тихо прошептал он.

Процедура была мучительно долгой. Эя Мира чувствовала, как её силы медленно покидают тело. Она смотрела, как кровь переливается в тело Гереса, надеясь, что это чудо сможет его спасти. Но вскоре слабость взяла верх, и она отключилась.

Когда Эя Мира пришла в себя, рядом с ней сидел её брат, Эя Мундус. Он крепко спал, его лицо выглядело измождённым, но в его чертах сквозило спокойствие, словно он был здесь, чтобы защитить её от всех бед.

— Мун, иди поспи на своей кровати. Со мной всё в порядке, — тихо сказала она, стараясь не разбудить его слишком резко.

Эя Мундус не сдвинулся с места, лишь сонно пробормотал:

— Да, с тобой ничего бы и не случилось. Я всегда больше беспокоюсь о тех, кто рядом с тобой. Это ты можешь их ранить, а не они тебя.

Эя Мира почувствовала болезненный укол от его слов, но вместо того, чтобы показать это, она подняла голову с высокомерным видом:

— Между прочим, я сегодня спасла Гереса этой страны.

Мундус медленно поднялся, его движения были тяжёлыми от усталости. Он посмотрел на сестру с недоверием:

— Сегодня, да. Но все говорят, что он уже мертвец. Даже его отец, Тиракал, так думает.

— Какие же они бесчувственные! — Эя Мира в возмущении взмахнула рукой. — Это страна злодеев, они все сталтусы. Как можно так думать о своём ребёнке? В нашей стране никто бы так не поступил!

Мундус взглянул на неё с горечью в глазах:

— Ребонок, ты говоришь так уверенно, хотя совсем не понимаешь и не знаешь, что творится в нашей стране.

Эя Мира пропустила его слова мимо ушей, её голос прозвучал с вызовом:

— Вот увидишь, я сделаю всё, чтобы он выжил. Он станет следующим Тиракалом, я обещаю тебе.

Эя Мундус слабо улыбнулся, чуть иронично.

— Да-да, я тебе верю. Но не переусердствуй, хорошо? В конце концов, он наш враг.

— Ты же самый умный, — с сарказмом бросила Мира, нахмурив брови. — Всегда хвастаешься этим, но даже не догадался, что он может стать нашим союзником.

Мундус вздохнул, аккуратно поправляя её одеяло:

— Ты ещё такой ребёнок, Сестра, — тихо произнёс он. — Тиракалуии(

Тиракалуии

означает Королева или царица в четырех государстве) умерла сегодня. Они пытались дать ей кровь нашей матери, но она не выжила. То же самое ждёт и Гереса.

— Он не умрет! — выкрикнула Мира с решимостью в голосе, но её брат только тихо рассмеялся.

— Спи уже, — сказал он, слабо улыбаясь. — Тебе понадобится много сил, чтобы помочь этому мальчику.

*******************

Прошло несколько дней, прежде чем Эя Миру снова привезли к Гересу. Она с затаённым дыханием надеялась увидеть хоть какую-то перемену к лучшему, но когда вошла в покои, её сердце сжалось. Герес выглядел ещё хуже, чем в прошлый раз. Его лицо стало почти прозрачным от бледности, глаза были закрыты, а дыхание едва слышно.

Эя Мира бросилась к нему, схватила его за холодную, безжизненную руку и в отчаянии прошептала:

— Что это с тобой? Ты же обещал мне…

— Ах, это ты. Рад снова тебя увидеть, — прошептал Герес, едва приоткрыв глаза. Он был слаб, но в его взгляде мелькнула искра радости.

— На вид не скажешь, что ты так уж и рад, — раздражённо ответила Эя Мира.

— Знаешь, моя мама умерла, — шептал мальчик спокойно, но по его щеке скатилась единственная слеза. Это тронуло Миру, хотя она старалась скрыть своё сострадание. Со злостью она бросила:

— Ну и что, что умерла. Ты ведь сам говорил, что она не будет плакать, если ты умрёшь. Так почему ты сам сейчас плачешь? Выглядишь так, словно уже готов сдаться и умереть.

— А я и умираю, — тихо ответил Герес. — Я хотел хотя бы последний раз увидеть тебя. Отец, Тиракал, исполнил мою последнюю просьбу и приказал привести тебя ко мне.

— Лучше бы ты пожелал жить, а не меня видеть, — резко ответила Эя Мира, развернулась и вышла из комнаты.

Герес беспомощно смотрел ей вслед, думая, что больше никогда не увидит её и её удивительные глаза. Но вскоре она вернулась, неся с собой устройства, которые использовались для его лечения в прошлый раз. Не колеблясь, Мира подключила одно из них к своей руке, и её кровь вновь начала перетекать в тело Гереса.

— Что ты делаешь? — его глаза расширились от удивления.

— Тебя спасаю, — спокойно ответила Эя Мира. — Эя Мундус снова забрал всю мою еду и отдал её другим. Представляешь? Я снова осталась без еды. Кстати, я пообещала брату, что ты станешь следующим Тиракалом. Так что ты просто обязан выжить. Я заставлю тебя.

— Тише. Они могут тебя услышать, — тревожно прошептал Герес.

— Здесь только мы. Никого нет.

— Не нужно, чтобы кто-то был здесь. Они всех слушают через это, — он указал на браслет на её левой руке.

— Я думала, это только для отслеживания, — удивлённо сказала Мира, разглядывая устройство. — У всех наших пленников есть такие. Раньше всех держали в цепях, а потом надели эти браслеты. Они только слушают? Или ещё и смотрят?

— Нет, только слышат. Но если ты скажешь что-то неподобающее или, еще хуже, попробуешь сбежать… — голос Гереса задрожал, — они либо убьют тебя, либо сделают так, что ты пожалеешь об этом. Это устройство может делать очень больно.

—Понятно, — со вздохом сказала Эя Мира, чувствуя, как её силы утекают и она снова начала себя плохо чувствовать...

Герес, увидев, как Эя Мира ослабевает, в отчаянии попытался убрать устройство из её руки. Его голос сорвался на крик:

— Не надо! Зачем ты это делаешь? Ты не понимаешь — я не могу выжить!

Мира лишь усмехнулась, не обращая внимания на его слова:

— С чего ты взял? У тебя даже силы есть, чтобы на меня накричать. Значит, жить сможешь. Не сдавайся! Пожалуйста! Мне ещё нужна моя еда.

— Да дам я тебе твою еду! Только оставь меня, — раздражённо выкрикнул Герес, но в его голосе было больше бессилия, чем злости.

Эя Мира посмотрела на него твёрдо, в её взгляде не было сомнений:

— Не оставлю. Даже если ты умрёшь, не оставлю. Я буду каждый день ходить на твою могилу и раздражать тебя, как сейчас.

— Меня не похоронят, — хрипло прошептал Герес. — Меня сожгут.

Эя Мира поморщилась от его слов, её лицо исказилось от отвращения:

— Фу, какая жуть, — сказала она, но затем, вскинув подбородок, добавила с вызовом: — Ну и ладно. Тогда буду хранить твой прах и всё время буду с тобой говорить.

Герес посмотрел на неё долгим взглядом, и в его глазах мелькнула искра восхищения. Он тихо произнёс, будто признавая что-то важное:

— У тебя красивые чёрные волосы.

— Прошлый раз ты говорил про мои глаза, — с ухмылкой заметила Эя Мира, приподнимая брови. — Теперь тебе нравятся мои волосы? Может, скажешь уже, что я вообще красивая?

Герес, улыбнувшись, тихо произнёс:

— Да, ты жутко красивая.

Но Мира, ослабев от потери крови, не услышала этих слов. Её тело обмякло, и она снова потеряла сознание. Герес с болью и нежностью смотрел на неё, его пальцы осторожно касались её волос.

— Я понимаю, — прошептал он, словно для себя. — Ты просто хочешь меня спасти. Тебе еда вовсе не важна…

Когда Эя Мира очнулась, она снова была в своей комнате. Эя Мундус, как и прежде, спал рядом, прислонившись к краю её кровати. Её сердце забилось быстрее при мысли о Гересе. Внезапно она вскрикнула, разбудив брата:

— Мун! Герес выжил?

Эя Мундус резко сел на кровати, всё ещё полуразбуженный, и раздражённо пробормотал:

— Успокойся, ты сейчас всех разбудишь. Твой Герес сегодня выжил, не волнуйся.

— Что значит «сегодня»? Мне нужно к нему! — Эя Мира порывисто попыталась встать, но её брат с хитрой улыбкой мягко остановил её.

— Что, он уже тебе нравится? Забыла своего Вика?

— Нет, конечно же! — Эя Мира смутилась, чувствуя, как её слова прозвучали неубедительно. — Просто… не знаю, почему, но я беспокоюсь за него. Может, это жалость. Или потому что я, как ты, тоже хочу помочь. Ты же всех спасаешь.

— Да, всех, а не одного конкретного человека, — с лёгкой усмешкой сказал Эя Мундус.

— Я не такая добрая и щедрая, как ты, — возразила она, пытаясь оправдаться. — Я могу помочь только одному.

— Спасай его, но завтра, — спокойно произнёс Эя Мундус. — Когда ты сегодня героически спасала Гереса, я был у Тиракала. Он дал приказ, чтобы тебя отвозили к нему каждый день. Так что, спи пока.

На следующий день Эя Миру снова отвезли к Гересу. И так продолжалось каждый день. Мира проводила часы рядом с ним, наблюдая, как он медленно выздоравливал. В бесконечных разговорах она рассказывала ему о своём детстве, о семье, о подруге Аве и даже о Вике.

Однажды Герес вдруг с раздражением спросил:

— Ты правда любишь этого слабака?

Эя Мира резко подняла голову, её глаза вспыхнули от обиды:

— Конечно, люблю! И он не слабак!

Герес твёрдо посмотрел ей в глаза и сказал:

— Он не смог защитить тебя. На его месте я бы точно пожертвовал собой, чтобы спасти тебя.

Мира нахмурилась и холодно ответила:

— Только ты не говори о жертвах. Помнишь, ты должен выжить и стать следующим Тиракалом!

Герес с обидой в голосе произнёс:

— Если тебя не будет рядом, мне незачем выживать.

Мира резко вздохнула, стараясь сохранить самообладание, и ответила:

— Данияр(Данияр персидцком означает Бог моя судья)! Сколько раз я тебе говорила, что мой отец обязательно спасёт меня, и тогда мы вернёмся в нашу страну. А ты останешься здесь и будешь жить ради себя! Ты должен стать Тиракалом, чтобы больше никто не смел тебя обидеть.

Герес замолчал, его взгляд потемнел.

— Никуда не позволю, чтобы тебя увезли, — резко отрезал Данияр, но, заметив разочарование на лице Эя Миры, смягчился и добавил с лёгкой улыбкой: — Мне очень нравится, когда ты зовёшь меня по имени.

— Если ты ещё раз скажешь, что я не вернусь в свою родину, больше никогда не назову тебя по имени, — строго ответила она.

Герес, пытаясь сменить тему, спросил:

— Хочешь, я расскажу тебе о нашем оружии?

Эя Мира мгновенно оживилась, её глаза заблестели.

— Конечно! Ты же знаешь, что после отца я хочу стать следующим Генералиссимусом нашей страны Инвидия, как мой дед и отец. Для этого мне нужно знать всё об оружии!

Герес слегка усмехнулся и напомнил:

— Ты всегда говоришь, что твой брат сильнее тебя и что тебе его никогда не победить. Он точно станет Генералиссимусом вашей страны. Даже мой отец, Тиракал, очень его ценит. Думаю, он ценит твоего брата больше, чем меня.

Эя Мира нахмурилась, ей не понравились последние слова Гереса, но она предпочла не раздувать ссору. Фыркнув и приподняв подбородок, она уверенно заявила:

— Ну и что, Эя Мундус может быть сильнее меня, но мой брат слишком добрый. Если он увидит, что я несчастна, он откажется от поста Генералиссимуса. По секрету скажу тебе: он здесь влюбился в одну пленницу из другой страны. Думаю, он не вернётся и останется здесь. Так что не станет мне мешать, если станет здесь Генералиссимусом.

Герес нахмурился, но его голос стал мягче:

— Пленник не может стать Генералиссимусом в нашем государстве.

— Может! В вашей стране ценят только силу и кровь, а у Эя Мундуса есть и то, и другое. Он станет Генералиссимусом, вот увидишь! — Эя Миру разозлило неверие Гереса в её брата, но она сдержала себя, и смягчившись, попросила: — А сейчас расскажи мне об оружии. Пожалуйста!

Герес вздохнул, его голос звучал грустно:

— Зачем тебе это? Когда ты уйдёшь, не сможешь взять с собой никакого оружия.

Мира усмехнулась и пожала плечами:

— Ну и что, знать-то могу.

— Что тебя конкретно интересует? — спросил он, пытаясь скрыть своё волнение.

Глаза Эя Миры блестели от нетерпения:

— Всё! Как вы делаете так, что оружие может разрезать или стрелять огнём, водой и ветром?

Герес улыбнулся, довольный, что теперь он может рассказать что-то интересное:

— На самом деле, это не так сложно, как кажется. Когда наши Создатели выковывают оружие, владелец решает, каким элементом оно будет владеть — огнём, воздухом, водой. После этого оружие долгое время хранят в соответствующей среде — огне, воде или ветре. Каждый день наливают на него кровь Создателя и кровь владельца, чтобы оно привыкло к хозяину и элементу. Войны иногда отдают своё оружие создателям, чтобы те его улучшили и сохранили подходящим в среде.

Эя Мира нахмурилась, осмысливая услышанное.

— А как насчёт ветра? — спросила она. — Они же не могут просто поставить оружие на ветер.

Герес спокойно объяснил:

— Это легко. У нас есть устройство из Адамаса(Адамас- камень или железо, кторыйупал с неба.). Создатели сжимают воздух с его помощью и выковывают искусственный ветер. Когда оружие помещают в это устройство, оно получает силу ветра.

Эя Мира восхищённо вздохнула:

— Звучит так невероятно. Мне бы тоже хотелось создавать оружие.

Герес мягко покачал головой:

— Ты не сможешь. Твоя кровь не годится для этого, раз ты смогла стать моей кровной родственницей. У тебя сильная кровь для сражений, как у меня. И, если честно, это всё не так интересно, как твои рассказы о семье и друзьях.

Эя Мира взглянула на него с нежностью, её голос прозвучал уверенно:

— Не беспокойся. У тебя тоже будут друзья.

Герес отвёл взгляд, и его голос стал тихим, почти шёпотом.

— А как насчёт семьи?

Эя Мира на мгновение задумалась, прежде чем ответить:

— Ну, семья тоже появится. У тебя будет жена и дети.

Герес отвернулся, его голос дрожал, звучал тихо и надломленно.

— Но у меня больше никогда не будет любящих матери и отца. Даже моя сестра меня ненавидит. Ей всё равно даже если я ум… А ты, Эя, обожаешь своего отца и брата. Всю свою жизнь я был больным, брошенным и одиноким.

Эя Мира нежно взяла его за руку, её глаза были полны мягкости. Она прошептала:

— Я стану твоей сестрой. Только, пожалуйста не грусти!

Но Герес резко отдёрнул руку, его лицо исказилось суровым выражением:

— Мне не нужна сестра, — его голос стал твёрдым. — Я хочу большего от тебя.

Эя Мира лишь сделала вид, что не поняла намёка, хотя напряжение в воздухе ощущалось всё сильнее.

*******************

Прошли месяцы. За это время Эя Мира всё больше проводила времени с Медией и Гересом, но тревога внутри неё не утихала. Эя Мундус снова исчез, и каждый день её беспокойство росло. Последний раз они виделись, когда опять поссорились из-за еды. Эта сцена снова и снова крутилась у неё в голове.

— Эя Мундус! — кричала она тогда, — Ты же знаешь, я не могу есть этот сухой хлеб! Мне нужна нормальная еда!

Эя Мундус, как всегда, ответил спокойно, но с холодом:

— Взгляни нормально! Это не сухой хлеб, а просто вчерашний. Ты эгоистка, Эя Мира. Когда ты пируешь, люди умирают от голода. Понимешьь они умерают! Когда же ты наконец поймёшь, что так нельзя?

Она вспыхнула от гнева:

— Это что моя вина? Это я виновата, что у меня высший сорт крови, а у них — нет? Мама, скажи ему, чтобы он не отдавал нашу еду другим!

Эя Дуня спокойно посмотрела на дочь:

— Мун прав Мира. Почему ты такая эгоистка?

Эя Мира вспыхнула от ярости:

— Ты всегда защищаешь его, а не меня! Всегда его! Папа так не поступил бы!

Эя Мундус горько взглянул на сестру:

— Придёт время, и ты поймёшь, как была неправа. Но будет слишком поздно. Сестра!

Это были последние слова Эя Мундус перед уходом.

Через несколько дней его принесли домой. Он был слаб, без сознания, и на этот раз — избит. Когда он очнулся, сразу же взялся за работу, помогая людям, несмотря на своё состояние. Но Эя Мира видела, как каждый день её брат угасал, словно умирая на её глазах. Она пыталась узнать, что произошло, но он лишь уверял, что всё в порядке. Но его улыбка была полна боли, и это разрывало ей сердце. Она замечала, как он по ночам не мог уснуть, тренировался как одержимый.

Однажды ночью, не в силах заснуть от беспокойства, она пошла к нему. Он спал, но его сон был тревожным, он метался в постели. Эя Мира хотела разбудить его, но внезапно он сам проснулся и начал горько плакать.

Эя Мира замерла, не веря своим глазам. Никогда раньше она не видела, чтобы её брат плакал. Она иногда думала, что он и их мать не умеют плакать, что они словно сделаны из железа. Но сейчас ее брат рыдал, отчаянно, безнадежно, и её сердце сжалось.

Она упала на колени перед ним, обняла его и тихо прошептала:

— Мун, что с тобой? Скажи, что случилось?

Эя Мундус взглянул на неё глазами, полными слёз:

— Я не могу тебе рассказать.

Она сжала его руки, её взгляд умолял:

— Тогда хотя бы маме расскажи.

Но он лишь покачал головой, его голос дрожал от боли:

— И ей тоже не могу.

— Почему, Мун? Что с тобой? Что они с тобой сделали? — Эя Мира обхватила его за плечи, её голос дрожал. — Пожалуйста, расскажи мне. Я никому не скажу.

Эя Мундус начал задыхаться, его дыхание стало прерывистым, судорожным.

— Не могу… Ты не понимаешь… — он схватился за грудь, словно сердце вот-вот вырвется наружу. — Я… я не могу дышать…

Эя Мира обняла его крепче, её сердце сжалось от страха и отчаяния.

— Мун, пожалуйста, брат… Скажи мне! — её голос почти сорвался на крик.

Он закрыл глаза, его шёпот прозвучал едва слышно:

— Как… как я могу тебе рассказать?

Эя Мира с отчаянием повторила:

— Рассказать что?

Эя Мундус открыл глаза, его лицо исказилось от боли, и он выпалил, не в силах больше сдерживаться:

— Что я убил её!

Эя Мира застыла, шок парализовал её.

— Кого? Мун, кого же ты убил, что ты так страдаешь? — она попыталась взять его за руки, но он отстранился.

Эя Мундус начал бить себя по груди, словно пытаясь заглушить невыносимую боль, разрывающую его изнутри. Его сестра бросилась останавливать его, но безуспешно. Он продолжал, удар за ударом, шёпотом повторяя:

— Почему я убил её? Лучше бы я умер… Почему она, а не я? Почему не я умер?

— Не говори так, Мун! Прошу тебя, не говори! — Эя Мира всхлипнула, чувствуя, как слёзы жгут её глаза.

— Понимаешь… — его голос стал хриплым, ломким. — Я убил её… своими руками… своими грязными руками убил свою единственную… свою любимую… — он закрыл лицо руками, слёзы струились по его щекам. — Что мне делать, Мира? Я хочу умереть… Как я мог это сделать? Как я мог убить её? Я больше не могу…

Эя Мира всхлипнула, пытаясь осознать его слова:

— Зачем, Мун? Зачем ты это сделал? Лусин… Она мертва? Ты убил Лусин?

Эя Мундус медленно опустил руки, его глаза, полные боли и отчаяния, встретились с ее взглядом.

-Чтобы они не убили маму и тебя...

Пять лет спустя

Пять лет спустя

В самом сердце столицы Гордынии, на просторной площади, ликующая толпа с восторгом отмечала 210-ю годовщину падения камня Адамас.Тысячи жителей заполнили улицы, приветствуя своего правителя, стоящего в центре на возвыщении. В этот особенный день Тиракал выглядел особенно величественно: вместо обычной одежды, на нем была парадная боевая форма. Одежда Тиракалов отличалася своей роскошью и символизмом: Обычные воины не имея никаких званий в армии носили чёрную одежду, поэтому у Тиракала одежда тоже была чёрного цвета а пальто был покрыт золотом, как было у Гнералиссимусов, таким образом они хотели показать всему миру, что Тиракали не только вышли из высших слоев населения, но и из простых людей. Этот знаменательный день Тиракал сиял в своем великолепие: его золотые волосы, сверкающие на солнце, и яркие зелёные глаза выделяли его среди других. Никто уже не вспоминал, что пять лет назад этот могучий мужчина был на пороге смерти. Его уважали, его любили, но силнее всего его боялись.

Рядом с ним стоял Генералиссимус. Тот был более мужественным и более красивым, с чёрным как ночь волосами и глубоко синими глазами, напоминающими море во время бури. Его кросота была ледяной, характер пугающей. Взоры собравшихся были прикованы к нему с восхищением и страхом. Народ Гордынии презирали его, за его холодную жестокость, но они хорошо знали одно негласное правило их страны: В государстве Гордыния ценили только силу и кровь.

Тиракал наклонился к своему Генералиссимус и тихо спросил:

— Эя Мундус где она?

Генералиссимус вздохнул, устало ответив:

— Не знаю Тиракал, и знать не хочу. Но я уверен в одном: когда она придёт, это будет слишком громко.

Правитель усмехнулся:

-Да, ты прав. В этот раз ей точно достанется от своей Фарманды.

Эя Мундус посмотрел на Тиракала с легкой надеждой:

— И мы не будем мешать этому случиться, правда Тиракал?

— Пусть только попробует. Если её Фармандэ обидит Эя Миру, я убью его.

Генералиссимус ничего не ответил, только тяжело вдохнул. Он бы хотел убедить Тиракала, не быть таким снисходительным к Эя Мире, но он не успел сказать и слово, как в плошадь внезапно ворвались, словно цунами, всадники на лошадях. Во главе отряда ехала их Дюкса- Эя Мира. Толпа замерла в изумлении. Некогда прежде никто не осмеливался въехать на площадь на лошадях, в день парада, да еще и с таким опозданием.

Генералиссимус не смог сдержать улыбку.

— Я же сказал, что это будет громко.

Тиракал вслух озвучил мысли Эя Мундуса.

— Как же я скучал по ней. Сколько месяцев я ее не видел… Не отправляй ее больше в Сильвию!

Слезая с лошади, Эя Мира притворялась будто спешила поклониться перед Тиракалом и Генералиссимусом.

— Прошу прощения, Тиракал, за наше опоздание в этот знаменитый день.

Тиракал взгляинул на неё скучающим и любящим взглядом, но строго спросил. – Почему вы опоздали? Были какие-то проблемы?

– Не такие уже большие, – ответила Эя Мира с легкой усмешкой– Мы по пути сюда услышали, что на границе снова было не спокойно. Но мы решили эту маленькую проблему.

Тиракал нахмурился:

– Кто снова напал?

Эя Мира спокойно, без малейшего выражения на лице, ответила:

— Военные государства Инвидия.

— Всех убили? — равнодушно спросил Тиракал, как будто речь шла о чем-то незначительном.

Эя Мира почувствовала, как её сердце забилось быстрее. Она бросила взгляд вокруг, избегая встретиться глазами с братом. Наконец, собравшись с силами, она едва слышно прошептала:

— Двести девяносто девять воинов убиты. К несчастью, один выжил и сбежал.

Толпа затаила дыхание, услышав слова юной Дюксы. Казалось, время остановилось. Спустя мгновение люди начали шептаться между собой: «Какие жестокие Генералиссимус и его сестра-дюкса». Они были в ужасе от них обоих, ведь государство Инвидия было их родной страной, но брат и сестра с холодным спокойствием говорили об убийстве своих же соотечественников.

Тиракал, казалось, не обратил внимания на её слова.

— Хорошо. Позже ты доложишь Генералиссимусу. А сейчас займи свое местао рядом с твоим Фармандэ.

После часа празднований Эя Мира наконец осмелилась взглянуть на брата. Она ожидала увидеть гнев или разочарование, но вместо этого Эя Мундус встретил её тёплой улыбкой. Он подмигнул, словно говоря, что, несмотря ни на что, скучал по ней.

Эта невинная улыбка вызвала новую волну враждебности среди толпы. Шепот становился всё громче, и злые взгляды были направлены на Генералиссимуса и его сестру. Все знали о намерении Тиракала жениться на Эя Мире, и никто не поддерживал это решение. Однако они не осмеливались открыто возражать. Самое главное — они понимали, что ребёнок, рождённый у Тиракала и Эя Миры, будет сильным и здоровым. Если бы не это, жители и высшие чины давно бы потребовали, чтобы Тиракал женился на своей родной сестре, как было принято у прежних правителей, чтобы сохранить чистоту крови. Они также знали, что их Гересеса[1] выйдет замуж за Генералиссимуса, несмотря на чувства Гереса Адада к своей сестре. Теперь же, видя тёплые отношения между братом и сестрой, слухи разрастались с новой силой. Многие подозревали, что между ними может быть что-то большее. Люди подозревали, что они могут быть любовниками. Даже Тиракал иногда задавался вопросом о природе их отношений, даже сейчас он еле держался, но скрывал своё недоверие за маской спокойствия, продолжая празднование.

После праздника все военные собрались в штабе Генералиссимуса для отчёта о текущих делах. Эя Мундус, сидя на своём месте, мрачно всматривался в своих Фармандэ и Дюксов, не произнося ни слова. Его взгляд был тяжёлым, напряжённым, словно он пытался проникнуть в самую суть их душ. Первым не выдержал восьмой фармандэ, главарь Эя Миры.

— Она намеренно опаздывает, чтобы красоваться перед нашим правителем. Я не виноват, что эта безумная Дюкса не слушается меня! — начал он с жалобой, в его голосе слышались обида и бессилие. — Когда я хочу её наказать, наш Тиракал не позволяет. Генералиссимус, я много раз говорил вам, что её нужно наказывать, но вы… — он внезапно осёкся, понимая, что зашёл слишком далеко. Замолк, осознавая, что если продолжит, наказание неминуемо последует.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эя Мундус не сводил взгляда с сестры. Эя Мира молча стояла в углу, глядя на свои ботинки. Она избегала его глаз, а её лицо выражало смесь страха и стыда. Даже после обвинений со стороны её главаря она не возразила, лишь тихо фыркнула.

— Дюкса Эя Мира, подойди сюда, — холодно проговорил Генералиссимус, вставая со своего места. Его голос прозвучал как удар хлыста.

Эя Мира подошла к своему брату, и внезапно он ударил её с такой силой, что она не смогла удержаться на ногах и упала. Шок пронёсся по залу штаба. Все затаили дыхание, наблюдая, как ярость Генералиссимуса вырывалась наружу.

— Сколько раз я тебе говорил? Скажи, сколько ещё нужно повторять, что каждая жизнь важна? Почему ты оставила одного живым? Почему не убила их всех? Это так трудно — убить их всех? Ты же Дюкса, в конце концов! Твою армию называют «Смерть с одного удара». Так почему этот человек всё ещё жив?

Эя Мира молча поднялась с пола, её взгляд пылал яростью. Она встретилась глазами с Генералиссимусом, её негодование было видно невооружённым глазом. Да, она знала, что виновата, но публичное унижение — это было слишком, даже от брата.

— Чего уставилась? — продолжал Эя Мундус угрожающе, тыкая её в лоб пальцем. — Хочешь бросить мне вызов?

— Угадал! — спокойно ответила она.

Присутствующие ахнули. Ситуация накалялась, но воины Эя Миры смотрели на неё с восхищением, понимая её решимость. Остальные же не могли понять, почему Генералиссимус требует от своей сестры убивать всех, но не выдвигает таких же требований к другим воином. Только своей сестре.

— Хочешь бросить мне вызов? — с насмешкой повторил Эя Мундус, его голос сочился сарказмом.

— Не тебе. Ещё рано бросать вызов самому Генералиссимусу, — холодно ответила Эя Мира. Затем, повернувшись к своему командиру, она со злобной улыбкой указала на него пальцем: — Я бросаю вызов моему Фармандэ.

Тишина, как густой туман, окутала помещение. Внезапно Восьмой Фармандэ закричал:

— Ты кто такая, чтобы бросать мне вызов? Я твой главарь! Ты должна служить мне, а не бросать вызовы! — Его голос дрожал от паники и недоумения.

— Это уже второй раз, когда ты говоришь без позволения Восьмой Фармандэ, — холодно сказал Генералиссимус, смерив его взглядом. — Если это произойдёт третий раз, я отрежу тебе язык.

Затем он снова обратился к сестре, сдержанно спросив:

— Ты понимаешь, на что идёшь?

— Понимаю, — твёрдо ответила Эя Мира. — Я должна победить одиннадцать Фармандэ нашего государства, и если хотя бы один бой я проиграю, я не стану ни Фармандэ, ни кем-то большим.

— Нет, сестра, — ухмыльнулся Генералиссимус, его лицо озарила зловещая улыбка. — Если ты проиграешь хотя бы один бой, ты просто потеряешь свою жизнь. Но если подождёшь, может, однажды тебе повезёт, и ты получишь повышение.

— Не нуждаюсь в такой щедрости, — уверенно заявила Эя Мира. — Я сама проложу себе путь к своей цели.

— Сколько дней тебе нужно на подготовку? — ледяным тоном спросил Эя Мундус, словно наслаждаясь происходящим.

— Можно и завтра, — с детской улыбкой ответила Эя Мира, удивив всех своей дерзостью.

Эя Мундус не успел возразить, как в зал вошёл один из воинов Тиракала. Поклонившись, он произнёс:

— Прошу прощения, Генералиссимус, но Тиракал требует, чтобы Дюкса Эя Мира немедленно пришла к нему.

Эя Мира вздохнула и, наклонившись к брату, прошептала так, чтобы услышал только он:

— Смотри, сейчас начнётся очередная истерика Тиракала.

Притворно поклонившись Генералиссимусу и Фармандэ, она неохотно направилась к Тиракалу. Все военные и слуги покинули зал, оставив их наедине. Тиракал сидел на троне, сделанном из черепов животных Силвии, украшенном адамасом. Эя Мира не дала ему начать, первой заговорив:

— Данияр, прошу, не начинай снова!

— Не начинать чего? — вскричал Тиракал. — Кто дал тебе право? У кого ты спрашивала разрешения, когда бросила вызов?

— Ты же знаешь, что никто не может мне указывать, — высокомерно ответила Эя Мира. — Мне не нужно спрашивать разрешения. Если я чего-то хочу, я это сделаю. И даже ты не сможешь мне помешать.

— На моём троне никто не смеет так со мной говорить, даже ты, — произнёс Данияр, в его голосе звучала угроза. — Скажи мне, зачем тебе это, Эя? Если ты попросишь, я убью одного из Фармандэ и назначу тебя на его место. Зачем тебе вообще становиться Фармандэ, если можешь стать моей Тиракалуии? Ты будешь выше всех. Будешь править вместе со мной.

— Мне не нужно становиться Тиракалуии, — твёрдо ответила Эя Мира. — Я хочу быть следующим Генералиссимусом. А для этого нужно стать Фармандэ.

— Ах, вот оно как, — Данияр вздохнул, пытаясь скрыть раздражение. — Ты просто хочешь повторить всё, как он. Ты и завидуешь, и безумно любишь своего брата. Всё это из-за него, да? Ты хочешь идти по его стопам, так? И даже неважно, что я говорю.

— Не начинай, Данияр, прошу тебя, — устало сказала Эя Мира. — Завтра для меня важный день. Я наконец сделаю шаг к своей цели. Поэтому, пожалуйста, не начинай снова с этой твоей беспочвенной ревностью.

— Ничего не беспочвенно, — бросил Тиракал, вставая с места.

— Я не давала тебе повода для ревности.

— Один твой взгляд на Эя Мундуса — это уже повод для меня сойти с ума, — резко ответил Данияр. — Ты никогда не смотришь на меня так, как смотришь на его.

Эя Мира, раздражённая, обернулась к нему:

— Чего ты хочешь от меня? Я устала от этого всего, понимаешь? Устала! Скажи просто чего ты хочешь?

Со злостью Данияр обнял её и начал трясти:

— Скажи мне! Скажи, что ты не любишь своего брата.

— Сколько раз можно повторять, что я люблю его как брата, а не как мужчину? Мне каждый день это говорить? В нашей стране даже мысль о браке между братом и сестрой — это мерзость!

— Ты врёшь, — шипел Данияр. — Я не слепой. Я всё вижу. Как ты смотришь на него с такой любовью, с таким восхищением. Так на брата не смотрят.

— Данияр, ты серьёзно уже достал. — Эя Мира попыталась вырваться. — Хочешь думать, что я люблю его как мужчину? Думай, мне всё равно.

— Нет, тебе не должно быть всё равно! — кричал Тиракал, тряся её сильнее. — Ты должна сказать мне, что это неправда. Ты должна доказать мне, что не любишь его.

— Как доказать? — устало спросила Эя Мира, глядя прямо в глаза Тиракалу.

— Скажи, что ты любишь меня, — настаивал он.

— Я люблю тебя, — со вздохом сказала Эя Мира.

— Ты врёшь.

— Что ты хочешь? Каждый раз, когда я говорю, что люблю тебя, ты не веришь. Ты начинаешь беситься. Когда я говорю, что не люблю тебя, ты снова взрываешься. Чего ты хочешь от меня? Скажи! Что бы я ни сказала, ты всё равно мне не веришь! — её голос сорвался на крик.

— Поцелуй меня, — потребовал Данияр.

Эя Мира с зажатыми кулаками, пытаясь скрыть своё отвращение, подошла ближе. Она мягко поцеловала его, но Данияр, словно дикий зверь, жадно набросился на неё. Он притянул её к трону и усадил на него, заставляя разжать кулаки. Данияр крестил их руки вместе, его губы жадно касались её. Сначала он целовал лишь губы, но вскоре не сдержался и стал целовать её шею.

— Я безумно хочу тебя, — прошептал он, его голос дрожал от страсти…Он начал рвать одежду Эи Миры, его губы продолжали скользить по её шее и плечу. Он хотел освободить её от одежды, но Эя Мира, не выдержав, попыталась вырваться, сдерживая гнев:

— Уже достаточно?

— Недостаточно, — прошептал Данияр, не отрываясь от её тела. — Я не хочу больше ждать. Ты не понимаешь? Я хочу тебя, сейчас.

— Хорошо, — с напряжением в голосе ответила она. — Но не здесь и не сейчас. Придёт день, и я и так буду твоей. Только прошу тебя, не сегодня. Я должна подготовиться.

— Подготовиться? — Данияр отстранился, в его взгляде мелькнуло разочарование. — К чему тебе готовиться? Я не позволю тебе рисковать собой. Я хочу тебя рядом, здесь, и сейчас.

— Ты знаешь, что я сильная. Я не рискую, — сквозь зубы проговорила Эя Мира, едва сдерживая ярость.

— Пойми меня, Эя, — начал убеждать её Данияр, слегка смягчив тон. — Я делаю это ради тебя. Зачем тебе эти поединки, эта борьба? Все уже уважают тебя, боятся. Чего ты добиваешься? Ты думаешь, что они начнут тебя любить? Никогда. Как бы ты ни старалась, они никогда не полюбят тебя.

— Ты серьёзно думаешь, что мне нужна любовь этих “букашек”? — презрительно фыркнула она. — Мне наплевать на всех их. Я должна доказать себе, что я сильна. Ни ты, ни мой брат не сможете меня остановить. Ясно тебе, Тиракал? — Эя Мира бросила прощальный взгляд на Данияра, а затем, не ожидая его реакции, вышла из комнаты.

Данияр остался стоять в тишине, не сделав попытки остановить её. Он знал, что её железную волю невозможно сломить.

[1]

Гересеса

означает принцеса в четырех государствах

1590-й год до создание старого Мира

На следующий день всё государство Гардиния, словно собралoсь на городской арене. Зрители, от простых жителей до военной элиты, ждали начала поединка с нетерпением. По древним традициям государства, воин, бросивший вызов Фармандэ, должен был сразиться со всеми действующими фармандэ, а их число определял Генералиссимус. Но если вызов бросался самому Генералиссимусу, воина ждала битва не только с фармандэ, но и с самим Генералиссимусу. А Тиракалу мог бросить вызов лишь его член семьи.

За последние сто лет на арене состоялось всего два поединка: первый между отцами Данияра и Адада, когда отец Данияра убил своего брата, став новым Тиракалом; второй — между Эя Мундусом и старым Генералиссимусом, когда Эя Мундус, победив одиннадцать Фармандэ, занял пост лидера.

Сегодня все ждали очередного поединка. Многие были уверены, что Эя Мира, бывшая рабыня, высокомерная и дерзкая, потерпит поражение. Никто не верил, что она сможет одолеть всех одиннадцать фармандэ.

— Почему ты такая молчаливая? — спросил Эя Мундус, глядя на сестру.

— А чего ты от меня хочешь, брат? Чтобы я танцевала от радости? — ответила она, сверкая глазами.

— Ты должна была поговорить со мной прежде, чем бросать вызов. Но раз уж бросила — ладно, это уже неважно. Важно то, что ты могла хотя бы обсудить со мной стратегию. Вчера я весь день ждал тебя, а ты так и не пришла, — с лёгким упрёком произнёс Генералиссимус.

— Мне не нужны никакие стратегии от тебя, брат, — ядовито сказала Эя Мира.

— Ты что, обиделась на меня? — с удивлением спросил Эя Мундус.

— Нет, как я могу обидеться на вас, Генералиссимус? — её голос дрожал от попыток сдержать гнев. — Но знаешь, брат, я понимаю, что виновата. Действительно понимаю. Однако публичные унижения и постоянное давление — это перебор даже для тебя-Эя Мундус.

Эя Мундус оставался бесстрастным, как будто его уже не трогали её вспышки. Он тихо вздохнул, наблюдая за ней.

— Поговорим об этом позже. Сейчас главное, чтобы ты выжила. Слушай внимательно. Вначале с тобой будут драться самые слабые из Фармандэ. Все считают, что первый участник слаб из-за своей крови. Но он охотник, настоящий. Я уверен, у него есть для тебя ловушки. Если ты не победишь его до того, как он прольёт первую кровь, ты труп, — Эя Мундус наклонился к сестре, его голос стал шёпотом, холодным и угрожающим. — Не смей недооценивать его из-за внешности. Да, он — кожа да кости, но он стратег. Его армия никогда не проигрывала.

Эя Мира скрестила руки на груди, её лицо застыло в холодной маске.

— Я знаю, — бросила она.

— Послушай меня до конца! — голос Эя Мундуса стал жестче. — Не будь такой высокомерной! И самое важное — не показывай свою полную силу. Пусть тебя недооценивают. Это даст тебе преимущество.

Эя Мира встретила его взгляд с вызовом.

— Знаю я!

Мундус нахмурился, в его глазах мелькнула усталость.

— Ты невыносима, Сестра, — прорычал он, стиснув зубы. Он знал, что её жизнь сейчас важнее всего, и понимал, что позже придёт время разобраться с её непокорностью. — И помни: самый сильный — из Фармандэ не одиннадцатый, а седьмой. Я сражался с ним. Он хитёр. Если не будешь осторожна, он убьёт тебя.

Внезапно Эя Мира замерла. Лицо побледнело. Она посмотрела на брата, затем на трибуны. Её надменность растворилась в страхе.

— Мама здесь? — прошептала она.

— Конечно, здесь, — усмехнулся Мундус. — Она ждала этого момента. Если ты проиграешь, она убьёт нас обоих.

Эя Мира сжала кулаки, её глаза вспыхнули гневом.

— Подожди, Мун. Когда я вернусь, расскажу ей, как ты ударил меня при всех.

Эя Мундус лишь ухмыльнулся на слова своей сестры .

— Ой, боюсь. — Он подался вперёд, его глаза блестели лукавым огоньком. — Давай, расскажи ей всё, и она не просто ударит тебя, а, скорее всего, убьёт. Я, между прочим, ещё добрый в семье.

Эя Мира горько рассмеялась.

— Твоя правда, брат. Если мы плохие, то она — настоящий кошмар. — Она наклонилась, коснувшись его щеки губами, и прошептала: — Я пошла, Мун. Если меня убьют, не отдавай мое тело маме. В своей ярости она сделает с ним нечто ужасное и заставит другим надругаться над ним.

Эя Мундус проводил её взглядом, на его лице появилась лёгкая улыбка.

— Сумасшедшая! — крикнул он ей вслед, его голос дрожал от тревоги. — Постарайся не убить их всех! Они мне ещё нужны!

Эя Мира обернулась, и с дерзкой ухмылкой подмигнула брату:

— Не обещаю.

Перед боем Эя Мира стояла в оружейной комнате. Она выбрала свои три оружия: два длинных и одно короткое.

Судья, наблюдая за происходящим с холодным выражением лица, покачала головой.

— Не думаю, что это уместно, — сказала она, её голос звучал резко и недовольно. — С такой нагрузкой ты не сможешь свободно двигаться. Лучше взять хотя бы два оружия.

Эя Мира лишь усмехнулась, указав на пояс, где висело её любимое оружие — «Доверие».

— Милая, у меня их аж четыре.

Судья приподняла бровь, но промолчала. Одним жестом руки она дала команду ударить в барабаны.

Как только раздались первые удары, сильный ветер пронёсся по арене, скрывая всё происходящее от глаз зрителей. Воздух был таким плотным, что казалось, будто сама природа сдерживала дыхание. Лишь спустя несколько мгновений, когда ветер утих, зрители увидели Эя Миру. Она стояла посреди арены с коротким клинком в левой руке. Из её ладони капала кровь, стекая по лезвию.

Перед ней на земле лежал Первый Фарманде, прозванный Стратегом — человек, чьи ловушки всегда приводили к смерти врагов. Его тело было неподвижно, и казалось, что жизнь покинула его. Судья, проверив пульс, удивлённо сказала:

— Он жив, но я не думаю, что он сможет продолжить бой. Победа за Дюксой Эя Мирой.

Эя Мира усмехнулась, её губы изогнулись в насмешливой улыбке. Судья нахмурилась и приблизилась к ней.

— Хочешь продолжить, или тебе нужен отдых?

— Зачем мне отдых? — резко ответила Эя Мира. — Я даже пальцем толком не пошевелила. Зовите следующего.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Второй Фарманде, высокий воин с мускулами и тёмными глазами, уверенно подошёл к арене. Перед началом боя он вылил свою кровь в рукоять оружия и, хитро улыбнувшись, сказал:

— Я не настолько глуп, чтобы ждать твоей атаки. Твои трюки не сработают. В этот раз ты не справишься с одним ударом, девочка.

Взгляд Эя Миры пронзал его с презрением.

— Вообще-то, первый бой я выиграла не одним ударом, а двумя. У него была неплохая защита. Ослепив его ветром, я ударила его хвостом меча. А что касается тебя… — её глаза сузились в явном превосходстве. — Напомни, у тебя ведь сила огня, Фармандэ?

Второй Фарманде гордо расправил плечи.

— Да, моя кровь сильнее всех подходит для огня.

Эя Мира вздохнула, её лицо исказилось от мнимой жалости.

— Тогда мне жаль тебя.

С этими словами она левой рукой схватила второе оружие, которое висело на её поясе, и резко взмахнула. Из её клинка вырвался мощный поток огня, ослепительный и неукротимый. Второй Фарманде, не имея при себе оружия с водой, не смог защититься. Пламя окутало его, и он рухнул на землю, его тело покрыли сильные ожоги.

Зрители в зале начали паниковать, гул пронёсся по толпе. Такой силы они не видели с тех пор, как старый Тиракал в бою убил своего старшего брата за трон. Даже нынешний генералиссимус, когда сражался за свой пост, не проявлял такой мощи. Бой закончился мгновенно, и Второй Фарманде остался лежать на земле, его кожа была обожжена.

Эя Мира усмехнулась, наклоняясь к поверженному врагу.

— Говоришь, что я не смогу победить с одним ударом такого слабака, как ты?

Судья, стоявшая неподалёку, резко вмешалась.

— Настоящему воину не подобает потешаться над проигравшими.

Эя Мира отвернулась, не ответив. Это ещё больше разозлило судью, и она, не дожидаясь команды от Тиракала, приказала начать третий бой.

На арену вышла Третья Фармандэ- Военная с сильным водяным оружием. Едва она успела сделать шаг, как Эя Мира быстро выхватила третий клинок, наполненный силой воды. Атака была стремительной и мощной. Поток воды обрушился на противницу, сметая ее с ног. Хотя у Третьей Фармандэ былa меч с огнем, но она не успела даже использовать его, чтобы защититься от яростного напора воды. Вода изрезала тело Третью Фарманде, оставив неглубокие, но болезненные порезы. Её лицо исказилось от боли, и стало ясно, что продолжать бой нет смысла. Судья подняла руку, объявляя победу Эя Миры. Затем на арену вышел Четвёртый Фарманде, самый старший из участников. С доброй улыбкой он произнёс:

— Я видел все твои способности, девочка, и не думаю, что есть смысл бороться с тобой, используя кровь. Всем уже понятно, что у тебя сильная кровь. Не боюсь сказать, что, возможно, после Тиракала, у тебя самая мощная кровь. Поэтому я не собираюсь идти на войну, зная заранее, что проиграю, но если ты так уверена в своей силе без крови, давай проверим, и увидим у кого самое лучшее мастерство в мечах.

Эя Мира прищурилась, её глаза загорелись интересом.

— Вы хитры, Четвёртый Фарманде. Все знают, что вы мастер своего дела, и мне не сравниться с вами никогда. Но вы также знаете, что я слишком амбициозна, чтобы отказаться от такого вызова, поэтому вы предлагаете мне сражаться без использования крови. Я права?

Четвёртый Фарманде кивнул, его взгляд был спокойным и уверенным.

— Хорошо понимая все мои уловки будешь ли ты сражаться со мной только мечами без сил Адамаса?

Эя Мира посмотрела на Тиракала. Его глаза говорили «Не надо, ты проиграешь». Затем она взглянула на своего брата, который ухмылялся, как будто спрашивая: «Сможешь или боишься?». Наконец, её взгляд остановился на матери. Эя Дуня, как всегда, была безэмоциональна. Эя Мира тихо прошептала себе под нос:

— Может, она хотя бы раз понервничает и побеспокоится за меня? Или это выше ее сил?

Четвёртый Фарманде заметил её сомнения и с ухмылкой добавил:

— Если боишься, не проблема. Старый Фармандэ не продолжит бой, и ты победишь.

Эя Мира стиснула зубы, её голос был полон вызова.

— Никокой вы не старый. Вы как сирена (

Сирена

чарующими песнями заманивают плывущих мимо путников, которые, забыв всё на свете, подплывают к волшебному острову и погибают вместе с кораблями. В Силвии Сирены это только птицы,которые с пением обманывают и убивают как людей так и других животных.). Своим голосом вы маните в ловушку. Но хорошо, пусть будет по-вашему. Я приму этот бой.

Четвёртый Фарманде удовлетворённо кивнул.

— Тогда начнём.

— Да, начнём, — с ухмылкой в голосе ответила Эя Мира. — Но знай, Фармандэ, после этого боя ты потеряешь всё, абсолютно все. Особенно свою славу.

— Поживём — увидим, — с улыбкой ответил Четвёртый Фарманде.

Бой между Четвёртым Фарманде и юной Дюксы продолжался около сорока пяти минут. То один, то другой брали верх, и сложно было определить победителя. Через десять минут опыта и силы Четвёртого Фарманде начали убывать. Он был сильнейшим, но возраст и усталость брали своё. С тихим шёпотом, чтобы только Эя Мира могла услышать, он сказал:

— Прости, деточка. Я ведь сказал тебе, что не пойду на войну, зная, что проиграю.

Эя Мира не успела понять смысл его слов, как Четвёртый Фарманде бросил своё оружие и громко воскликнул:

— Я сдаюсь. Эта девочка заслуживает стать Фарманде. Мы, старшие, должны дать дорогу молодым.

Эя Мира громко рассмеялась.

— Ах ты, старый лис, — прошептала она сквозь смех.

Судья, видя, что бой завершён, подошла к Эя Мире.

— Ты заслуживаешь время для отдыха, и не смей сказать, что тебе это не нужно, — сказала она с угрозой в голосе.

Эя Мира с широкой улыбкой пошла к брату. Генералиссимус встретил её взглядом, полным недовольства.

— Почему ты такая довольная? — резко спросил он.

— А почему мне не быть довольной? Он мог использовать кровь и убить меня. Но не сделал этого, - еще шире улыбаясь, ответила она.

— Ты тоже могла бы использовать кровь.

Эя Мира покачала головой.

— Да, могла, но не хотела. Если ты не заметил, он хорошо оценил обстановку и, понимая, что проигрывает, сдался, сохранив свою славу. Хорошо иметь такого хитрого врага. Я уважаю его.

— Ты правильно сказала. Он враг, — Глаза Эя Мундуса стреляли молниями. Его голос был полон предупреждения. — Я говорил тебе, чтобы ты не показывала всю свою силу. До сих пор никто в этом мире не видел моей силы, а ты в первый же день показала её всем.

Эя Мира слегка усмехнулась.

— Я не показала всю свою мощь, брат. Я боролась всё это время левой рукой. Ты можешь себе представить, что бы случилось, если бы я использовала правую? Они все погибли бы на месте.

— Кстати, молодец, — сказал Эя Мундус, его голос прозвучал неожиданно тепло. — Не ожидал от тебя такой сдержанности. Ты смогла использовать всю эту мощь, все стихии, и при этом никто из зрителей не пострадал. Только твой противник.

— Скажи! Скажи! — счастливо воскликнула юная Дюкса. — Не зря, всё это время я тренировалась, как чокнутая. Ах не зря!

— Лучше будет, если я прикажу освободить одну сторону трибун, — задумчиво сказал Мундус. — Не хочу, чтобы люди пострадали.

— Да, конечно, — ответила Эя Мира, её глаза заискрились. — Так я могу не сдерживаться и по-настоящему поиграть.

Мундус посмотрел на неё с серьёзным выражением лица, его глаза выражали беспокойство.

— Будь осторожна с Седьмым Фармандэ, — снова напомнил он, и его взгляд говорил больше, чем слова. Это был взгляд, который мог понять только его сестра.

— Знаю, брат. Будет очень больно! — вздохнула Эя Мира, и пошла к следующему противнику. С пятым и шестым Фармандэ она не боролась так долго, как с предыдущими, но бой был не менее напряжённым. Они оказались гораздо более искусными бойцами, чем Второй и Третий Фармандэ.

Когда пришла очередь сражаться с седьмым Фармандэ, Эя Мира попросила судью дать ей несколько секунд отдыха. Она подошла к Генералиссимусу, её голос был тихим и немного дрожащим.

— Пожалуйста, я не хочу, чтобы мама была здесь. Она не должна видеть эту сцену… Увези её. Прошу

— Не беспокойся, — ответил Мундус. — Она была на всех моих боях и справится.

— Хорошо, — грустно сказала Эя Мира, делая глубокий вдох. Потом, снова притворяясь спокойным, она улыбнулась и пошла к арене. Там её уже ждал седьмой Фармандэ. Как и у Эя Миры, у него в поясе было три меча. Его лицо выражало полное спокойствие, что вызывало у девочки тревогу. Но она скрыла свои чувства за высокомерной улыбкой и сказала:

— Седьмой, я слышала, что ты сильный, как аллозавр(

Аллозавр

– хищник динозавров из семейства аллозаврид). Но почему ты всегда скрываешь свою силу? Если не хочешь, чтобы я тебя убила, покажи всё, на что ты способен. Ладно? Не притворяйся со мной слабым!

Седьмой Фармандэ посмотрел на неё серьезным взглядом.

— Девочка, ты ещё очень молода, поэтому дам тебе один совет. Во время боя меньше говори. И самое главное — не будь такой высокомерной. Ты ещё не доросла до уровня, чтобы я боролся с тобой всей силой.

— Увидим, — Эя Мира прищурилась и прошептала.

Бой начался, и ни Эя Мира, ни седьмой Фармандэ не показывали свою полную силу. Их сражение продолжалось дольше, чем её бой с Четвёртым Фармандэ. В конце концов, Эя Мира почувствовала усталость и вытащила из пояса маленький клинок. Она ударила им, используя мощь ветра, но седьмой Фармандэ отразил атаку своим ветреным мечом.

— Хорошо, девочка, — сказал он, его голос был ровным. — Пусть будет по-твоему. Хочешь увидеть мою силу. Так познай его!

С этими словами он атаковал с такой силой, что даже Эя Мундус не догадывался о его истинных возможностях. В этот момент Тиракал, наблюдавший за боем, резко повернулся к Генералиссимусу.

— Генералиссимус, останови этот бой немедленно, — приказал он, его голос был наполнен тревогой.

— Я не могу, Тиракал, — поклонившись, ответил Эя Мундус. — Вы же знаете мою сестру. Она никогда не простит ни вас, ни меня за это.

— Пусть не простит, главное, чтобы она была жива. Ты видишь, что она сама спровоцировала седьмого Фармандэ показать всю свою мощь, о которой не знал ни я, и думаю, даже ты. Он сильнее тебя, Генералиссимусу.

Эя Мундус сдержанно улыбнулся.

— Не думаю, Тиракал, что он сильнее меня! Но да, он силён, это точно. Думаю, он сильнее, чем одиннадцатый Фармандэ. После этих поединков в армии произойдут большие перемены, можете быть уверенным.

Они так увлеклись разговором, что не заметили, как седьмой Фармандэ начал брать бой под свой контроль. Юная Дюкса больше не могла атаковать; она только защищалась, отбивая его мощные удары.

— Теперь ты довольна, девочка? — усмехаясь, спросил седьмой Фармандэ, его голос был полон насмешки и презрения.

— Больше чем доволена, — ответила Эя Мира, отражая удары с улыбкой, полные восхищения и злости. Бой продолжался, и их клинки сменялись — сначала огненный меч, затем ветреный, а теперь у девочки в левой руке был водный меч. Она не успевала отражать мощные атаки седьмого Фармандэ, и в один момент он, собрав всю свою силу, нанёс удар огненным клинком. Меч прорезал её левую руку до локтя, отрубая её, и от мощного толчка рука Эя Миры упала на несколько шагов назад. Кровь хлынула фонтаном, окрашивая арену в алый цвет.

На трибунах все замерли в шоке. Несколько секунд длилось напряжённое молчание, затем зрители обернулись к Эя Дуне, ожидая её реакции. Но она сидела с высоко поднятой головой, спокойная, как будто ничего не произошло, наблюдая за дочерью. Эти мгновения наполнили трибуны бурей эмоций: сначала шок, затем гнев на Эя Дуню, и, наконец, надежда, когда толпа начала скандировать:

— Убей её! Убей её! Наконец-то мы избавимся от этой Эфрите!

Тиракал, охваченный паникой, начал кричать:

— Генералиссимус, сейчас же останови бой!

"Смерть с одного удара".

— Если Эя Мира захочет, она сама сдастся, — спокойно ответил Эя Мундус, его лицо не выражало никаких эмоций.

— Как ты можешь быть таким спокойным? — возмутился Тиракал. — Ты не понимаешь? Даже если она умрёт, она никогда не сдастся. Останови бой, я сказал. Это приказ, Генералиссимус.

Пока все были в смятении, Эя Мира, казалось, была полностью погружена в свои мысли. Она спокойно смотрела на свою отрезанную руку, затем сняла ремень из пояса и крепко перевязала им культю, чтобы остановить кровотечение. Её голос прозвучал ровно и уверенно:

— Ну что, продолжим?

Седьмой Фармандэ нахмурился.

— Девочка, лучше сдавайся. Ты больше не можешь бороться.

— Кто тебе это сказал? — усмехнулась она. — Я могу. Лучше проси о милости, чтобы я не убила тебя за то, что ты отрубил мне руку.

— Даже сейчас ты такая высокомерная, — ответил седьмой Фармандэ, его голос был полон презрения. — Хорошо, если ты так хочешь. Ты разозлила меня, и я не буду жалеть тебя. Я продолжу сражаться с тобой всей своей мощью

Эя Мира взяла меч в правую руку и приблизила его к своей отрезанной руке, чтобы кровь стекала на клинок.

— Хорошо, что так получилось. Теперь мне не придется прокалывать свою ладонь, — сказала она с усмешкой.

— Сумасшедшая,— пробормотал Фармандэ.

Снова начался бой, но теперь казалось, что они поменялись места, и Седьмой Фармандэ не мог больше атаковать. Эя Мира двигалась с невероятной скоростью, меняя мечи в правой руке так быстро, что Фармандэ не успевал предугадать ее следующий удар. Он успевал только защищаться. После нескольких сильных ударов его рука уже не могла держать меч, но из-за своей гордости он не хотел сдаваться этой юной выскочке. Еще через несколько минут он упал на колени, выдохшись, а над ним стояла Эя Мира с высокомерной улыбкой.

Фармандэ горько засмеялся.

— Хорошо, девочка, сдаюсь. Ты победила. Только пожалуйста, нe смотри на меня с такой улыбкой. Это бесит!

— Хорошо, Седьмой, — мягко ответила Эя Мира и помогла ему встать. С искренним сожалением Седьмой Фарандэ сказал:

— Прости за руку. Если бы знал, что ты не сможешь отразить удар, я бы не наносил его.

— Все в порядке. Это моя вина.

В этот момент судья вмешалась в разговор.

— Бои больше не будут продолжаться, — ее голос был строг и решителен. Она не позволила Эя Мире возразить говоря. — Девочка, ты вообще хочешь жить? Ты не понимаешь, что у тебя идет кровь? Даже если ты выграешь, ты умрешь от кровопотери.

— Да, не нужна мне ваша забота, — резко ответила Эя Мира- Объявляйте начало следующего боя.

Тиракал уже собирался вмешаться, но Эя Мира остановила его взглядом. Наступила очередь восьмого Фармандэ, который был ее главарем в течение пяти лет. Они долго смотрели друг на друга молча. Потом Эя Мира начала тихо напевать колыбельную, которую пела ей мама в детстве. Её мягкий голос разносился по арене, наполняя воздух мелодией. Восьмой Фармандэ из-за этой мелоди от страха и паники чуть не потерял сознание. Он истерично кричал.

— Ты что, серьёзно думаешь, что я буду тебя жалеть?

Эя Мира начала горько смеяться.

— Жалеть? Ты хоть когда-нибудь кого-то жалел, Сталтус? — её голос стал язвительным. — За эти пять лет сколько моих друзей погибли из-за твоей некомпетентности? Скольких ты отправил на смерть, боясь меня? Ты своими маленькими мозгами думал, что, отсылая их от меня, я стану слабой и не займу твоё место? Но вот он, этот день, когда я заберу твой драгоценный пост.

Фармандэ злобно ухмыльнулся, его взгляд был полон презрения.

— Такие уверенные слова. Ты думаешь, что сможешь стать Фармандэ? С отрезанной рукой? После меня есть ещё трое. Если даже победишь меня, с ними ты точно не справишься.

Эя Мира с усмешкой спросила:

— Как враги назвали мою армию?

Восьмой Фармандэ вздохнул.

— Будто ты сама не знаешь. Что ты хочешь этим сказать?

— Когда ты получал награды от старого Тиракала, ты хоть раз думал о своих воинах? Когда для получение награды ты отправлял их на войну без отдыха. Ты знаешь, что они сражались днём и ночью с тварями из Силвии, многие из них умирали там, — её голос был полон горечи. — А ты даже не удосужился узнать, нужна ли им еда. Ты не достоин быть Фармандэ. Ты вообще не достоин называться человеком. Ты никогда не сражался бок о бок с нами, поэтому я сейчас покажу тебе, что значит имя моей армии — "Смерть с одного удара".

С этими словами Эя Мира убрала свой меч из левой стороны, который всё это время впитывал кровь из её отрубленой руки. Правой рукой она нанесла настолько мощный удар, что ветер разорвал стену арены за спиной восьмого Фармандэ и его самого на две части.

Тишина вновь окутала трибуны. Зрители замерли, не веря своим глазам. Эя Мира, как будто ничего особенного не произошло, с улыбкой обратилась к судье:

— Пожалуйста, позовите девятого. Пусть он быстрее выходит.

Бои с девятым и десятым Фармандэ прошли быстро, не так стремительно, как с восьмым, но достаточно быстро. Эя Мира больше не притворялась и не хотела терять больше крови. Она с нетерпением ждала Одиннадцатого поединка. Когда начался бой, Одиннадцатый Фармандэ произнёс:

— Победа уже почти у тебя в кармане, да? Знаешь, девочка... хотя нет, не стоит нам всем обращаться к тебе без уважения. Тебя ведь зовут Эя Мира? Да? — он кивнул в ответ на её молчаливое подтверждение. — Эя Мира, если бы несколько лет назад я знал, что пленение двух детей приведёт к тому, что они станут сильнейшими воинами нашего государства, я бы никогда не вторгся в вашу страну. Моей ноги не была бы вашей земле, но я не могу вернуть время назад. Уже слишком поздно!

Юная Дюкса смотрела на него со злобой, её губы продолжали напевать колыбельную.

— Я знаю, что значит эта песня, — мрачно сказал Фармандэ. — Наверное, именно эту песню слышали все мои подчинённые, убитые тобой. Возможно, ты не поверишь, но я не хотел, чтобы мои воины убивали так много людей в твоей стране, особенно детей... Они потеряли контроль и убивали всех ради забавы. Ты правильно сделала, что уничтожила их всех , поэтому я не отомстил тебе за их смерть, но убить меня я тебя точно не позволю, Эя Мира!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сказав последние слова он бросился в бой, и их схватка развернулась в полном размахе. Они сражались с водными, ветренными, огненными мечами, и наконец, без крови, только стальными клинками. В ходе боя Эя Мира отрубила правую руку Фармандэ, но он не сдавался и продолжал сражаться. После нескольких обменов ударами она отрубила ему и левую ногу. Он, не выдержав боли, упал на колени. Эя Мира подошла к нему сзади, удерживая меч у его горла, и посмотрела на зрителей.

Толпа начала умолять:

— Пощади! Пощади! Не убивай нашего Одиннадцатого!

Эя Мира на это горько усмехнулась.

— Мне — смерть, а ему — жизнь? — саркастически спросила она. Затем, наклонившись, прошептала Фармандэ на ухо: — Это за мой народ, которого ты позволил убивать. И не говори мне, что это не так и что ты не виноват. Ты должен был остановить их. Должен был!

Эя Мира отрезала голову Фармандэ одним точным движением. Бросив её на землю, она тщательно очистила свой меч о его одежду, а затем, не дожидаясь официального объявления своей победы, медленно направилась к брату. Эя Мундус с улыбкой и гордостью приветствовал её:

— Я же просил не убивать моих Фармандэ.

Эя Мира ухмыльнулась.

— Я же не убила их всех, — ответила она, на мгновение отвлекшись на толпу. — Брат, она смотрела? Она видела меня?

— Самый сильный воин боится своей матери, — с усмешкой вмешался в разгавор подошедший Тиракал. — Сегодня ради твоей победы я устроил пир, любовь моя. Иди к Создателям и попроси себе новую руку, такую же, как у Генералиссимуса.

Эя Мира ничего не сказала, просто молча ушла. Тиракал повернулся к Эя Мундусу и задумчиво смотрел на него:

— Она что, нарочно позволила отрезать свою руку, чтобы быть похожей на тебя? Посмотри, у вас обоих отрезана левая рука до локтя.

Эя Мундус скрывал злость за ухмылкой.

— Она немного сумасшедшая, но не до такой степени, Тиракал.

*******************

Эя Мира, когда подошла к Создателям, за спиной её окликнула задыхающаяся Медея, крича:

— Сестра! Сестра, как, зачем, ну зачем они сотворили это с тобой!

— Успокойся, Медея, — слабым голосом сказала Эя Мира, нежно поглаживая голову сестры.

— Как я могу успокоиться? — Медея была вне себя. — Я не смогла найти в себе силы, чтобы посмотреть твои поединки, поэтому за стеной ждала новостей о твоей победе, но когда услышала, что тебе отрезали руку, я хотела убить их всех на месте.

— Да ну? Прямо всех убить? — Эя Мира улыбнулась. — Думаю, ты слишком много общалась со мной и с нашим братом. Стала такой же кровожадной, как мы с ним.

— Вы не кровожадные. Вы хорошие, это все они такие, — возразила Медея.

— Ладно, Медея, — Эя Мира устало вздохнула. — Пожалуйста, подготовь одежду для вечера. Тиракал устраивает пир.

— Приготовить вечернее платье или ты будешь в парадной форме?

— К сожалению, в парадной форме. Наверняка уже принесли форму Фармандэ, — с удовлетворением сказала Эя Мира.

Вечером, когда Эя Мира надела белую парадную форму Фармандэ и посмотрелась в зеркало, ей показалось, что в отражении мать плачет. Но, повернувшись, она не увидела слёз на лице Эя Дунии.

— Ну как тебе, мама? Я красивая?

— Угу. В этой одежде ты больше похожа на своего отца. И жестокостью, и лицом — вылитый Анкап, — холодно ответила мать.

Эя Мира мгновенно нахмурилась.

— Думаю, в жестокости я похожа на тебя больше, мама! — язвительно закричала она. — Если бы я дала тебе свое сердце, ты и тогда снова была бы мною не довольна и потребовал бы и легкие тоже, да? Ты всегда недовольна, что бы я ни сделала, всё не так! Всегда не так!

— Не начинай снова, Эя Мира, — сказал вошедший Эя Мундус. — Она гордится тобой, просто у неё такой характер. Она не показывает свои чувства. Думаю, нам пора, девочки, — увидев недовольное лицо сестры, он добавил: — Ты очень красивая, похожа на Ахуля [1]из Силвии.

— Сталтус! — воскликнула Эя Мира с лёгкой усмешкой. — Ахул (

Ахул

похожее на летучую мышь существо. Размер тела Ахула сравнивают с размером тела годовалого ребенка.)намного красивее меня!

*******************

Поздно вечером Эя Мундус со своей семьёй вошёл в зал, все присутствующие поклонились ему.

- Генералиссимус!

— Я пойду к своим воинам, Мун, — сказала Эя Мира и вместе с Медеей направилась к воинам восьмого отряда.

— Приветствуем вас, наша Дюкса-Фармандэ! — закричали воины, их голоса эхом разнеслись по залу.

— Тише вы!

— Простите нас, мы просто очень рады. Наконец-то вы избавили нас от этого уродливого Сталтуса. Ах, наша Дюкса, вы всегда были самом сильной. Вы сдержали своё слово, данное нам три года назад, обещав избавиться от всех наших врагов и мстить за наши страдания и потери в Силвии.

Эя Мира выслушала слова своих воинов с трепетом в сердце. Они смотрели на неё с преданностью и уважением, которые она заслужила своими действиями.

—Вы же знайте, что я не могу держать слова только один раз. Я не могу к сожалению мстить ей, — сказав это Фармандэ вместе с воинами смотрели на Гересесу, которая с с влюбленными глазами смотрела на Генералиссимуса. Один из воинов сказал:

— Мы понимаем, Фармандэ, и никогда не просим вас мстить ей. Наша Пери не хотела бы, чтобы вы рисковали своей жизнью ради её отмщения. Вы должны думать о нас. Если не будете вы, не будем и мы, — воин поклонился, выражая глубокое уважение ей.

Медея, не сдержав восхищения, добавила:

— Какие вы все замечательные. Только вы по-настоящему цените её и её усилия.

В этот момент объявили начало речи Генералиссимуса. Эя Мундус, возвышаясь над толпой, начал говорить:

— Я буду краток, чтобы вы смогли как следует отдохнуть этим вечером. Завтра начнутся жестокие тренировки. Вам, наверное, уже известно, что я очень недоволен вами. Что это было сегодня, Сталтусы? Вы, наверное, думаете, что раз вы уже получили высшие должности в армии, то можно не стараться? Вы жестоко ошибаетесь. Кровь — не главное. С первого дня я говорю вам, что вы должны совершенствовать свое боевое мастерство, чтобы восполнить слабые места. Вы должны использовать хотя бы два стихийных меча, а не зацикливаться на одном.

Он остановился, чтобы оглянуться по сторонам, затем продолжил:

— Сегодня я изменю старые устои амии. Не будет больше 11 Фармандэ. Теперь будут 10 отрядов, каждый с их главами. Первый Фармандэ, который сегодня проявил себя слабо и глупо, становится Седьмым за прежние заслуги. Он столько лет служил верой и правдой этому государству, и его ум всегда побеждал, не считая сегодняшнего дня. Сегодня он был крайне неосторожен и недооценил врага. Это больше не повторится, правда, Седьмой? Или ты хочешь, чтобы я сам убил тебя за твою неосторожность и глупость? Помни, если бы не твой ум, ты никогда не достиг бы таких высот. Используй свои мозги на все сто процентов, иначе зачем ты здесь? Седьмой Фармандэ станет Девятым. Четвёртый станет Восьмым. Дюкса Эя Мира станет Десятым, и под её началом будут 11 и 8 армия. Они будут охранять границу с тремя государствами, а 9 Фармандэ с их армиями отправятся со мной в границу защищать слабых от тварей из Силвии.

Пьяный Герес Адад, слушая речь, не выдержал:

— Ну ты даёшь, Генералиссимус! И это ты называешь краткой речью? Ты весь праздник испортил. А я хотел выпить за твою ненаглядную сестру!

Тиракал резко осадил его.

— Заткнись, Адад. Никто не позволял тебе прерывать речь Генералиссимуса.

Адад махнул рукой и, пробормотав что-то под нос, замолчал. Тиракал, сменив тон на более мягкий, посмотрел на Эя Миру и позвал её к себе. Взяв её за руку, он объявил:

— Сегодня мы собрались не только праздновать победу новой Фармандэ. У нас есть ещё два повода для празднования. Во-первых, моя любимая сестра наконец приняла предложение моего брата Адада, и они вскоре поженятся. А во-вторых, я и моя Фармандэ тоже поженимся. Мы так долго ждали этого момента, чтобы не мешать ей стать Фармандэ. Но теперь пришло время!

Гересеса была в шоке от этой новости, её охватила истерика. Герес Адад, напротив, выглядел самым счастливым человеком на земле. Тиракал взглядом приказал Эя Мундусу вывести свою сестру, чтобы она не устроила сцену и не опозорила брата-Тиракала. Эя Мира стояла рядом, казалось, она смотрела на Тиракала с любовью, но он, то хорошо знал, что она просто сдерживается. Внутри неё бушевал шторм эмоций.

После праздника Эя Мира молча ушла со своей семьёй. Тиракал даже не пытался остановить её, думая, что ей нужно время, чтобы принять эту новость, и через несколько дней она будет счастлива. Он тогда даже не догадывался, о чем на самом деле думала и что планировала его возлюбленная. Если бы он хоть на мгновение заглянул в её жестокие мысли, возможно, его будущее не оказалось бы столь мрачным. Но в тот момент он был по-настоящему счастлив — жил в обманчивой иллюзии своих мечтаний, не осознавая, как близка была пропость.

*******************

Ночью Эя Мундус спокойно ждал свою сестру в сарае. Он выпил весь алкоголь, который заранее приготовил для этого вечера. Увидев его в таком состоянии, Эя Мира яростно закричала:

— Ну ты и эгоист, Эя Мундус! Ты же знал, что сегодня мне больше нужнее алкоголь, чем тебе!

Эя Мундус, глядя на неё затуманенным взглядом, только пожал плечами:

— Да ладно тебе, ничего особенного сегодня не произошло. Просто ещё один день, как обычно.

— Да, и не скажешь простой день, более простого дня не была никогда, — с сарказм заметила Эя Мира. — Сегодня объявили о моей скорейшей свадьбе, и что самое главное — отрезали мою руку. Это было больно, знаешь ли?

Эя Мундус, не отводя глаз от сестры, усмехнулся показывая свою левую руку:

— Не представляешь, но знаю сестра. Дай-ка посмотрю на твою новую руку, — он вытащил свой меч из пояса и с точным ударом отсек левую руку Эя Миры выше локтя. Девушка закричала от боли.

— Больно, брат, мне очень больно!

— Шшш, тихо, — успокаивал её Эя Мундус. — Не двигайся, Мира. Тише, иначе разбудишь маму и Медею. Пожалуйста, не двигайся, сестра.

Эя Мира пыталась подавить боль, но её крики эхом разносились по сараю. Мундус, жестко сжав её руку, вложил в неё заранее подготовленное устройство из адамаса. Оно было сконструировано так, чтобы казалось, что рука отрезана лишь до локтя, как у него.

— Мун, это устройство причиняет мне боль, понимаешь? — прошептала она, сквозь слёзы. Уже второй раз в день ей отрубили руку.

— Знаю, Мира, — с болью в голосе ответил он. — Но ничего уже не изменить. Это наша с тобой расплата.

— Оно будет высасывать мою кровь всю оставшуюся жизнь? — дрожащим голосом спросила она.

Эя Мундус, обняв её за плечи, нежно сказал:

— Успокойся, будет больно только сегодня. Завтра всё пройдёт. Обещаю.

Эя Мира, как в детстве, подняла к нему глаза и спросила:

— Обещаешь? Скажи, что они больше не причинят мне боли брат. Я устала.

На этот раз Эя Мундус не смог дать обещание. Они оба знали, что впереди их ждёт ещё больше боль и страдания. С нежностью поцеловав её в лоб, он тихо сказал:

— Иди поспи, Мира. Мы поговорим завтра.

— Спокойной ночи, брат. И ты иди отдохни, сегодня был долгий день, — поцеловав его в щёку, сказала Эя Мира.

Они оба отправились спать, но не прошло и пяти минут, как снова вышли из дома. Оставив свои левые руки, они хотели, чтобы Тиракал и его люди думали, что они находятся внутри дома. Несмотря на то, что их руки были отрезаны, датчики всё ещё работали. Поэтому Эя Мундус вновь отсёк руку своей сестры, чтобы она могла оставлять руку с датчиком, когда ей нужно было свободно передвигаться и говорить.

Брат и сестра молча пошли к своему любимому месту у реки. Ночное небо было ясным, луна ярко светила, отражаясь в воде. Эя Мира, глядя на луну, глубоко вздохнула и сказала:

— Брат, не поверишь, но впервые в этой отвратительной стране я чувствую себя такой свободной. Никогда раньше я не была настолько свободной, как сейчас-в эту минуту. После стольких лет мы можем нормально поговорить, не думая, что за нами следят. Из-за страха быть разоблачёнными мы научились говорить друг с другом одними лишь взглядами. Если что-то оставалось непонятым, писали пальцем на ладони. Что только мы ни придума. Эти штуки столько лет душили нас. Недаром я сегодня терпела такую боль. Как ты догадался сделать так, Мун? Как ты понял, что отрезав руку поверх отрезанного, можно избавиться от этого датчика? Как ты сделал это устройство, что они никак не могут догадаться, что мы избавляемся от устройства когда нам угодно?

Эя Мундус, глядя на звёзды, с грустью ответил:

— Ты помнишь, что она была шпионкой. Это было её последнее наставление мне, до того как я убил Лусин.

Его слова погрузили Эя Миру в печаль. Она знала, какую боль испытывает брат, и молча смотрела на него. Когда-то Эя Мундус спросил её, что бы она почувствовала, если бы собственными руками убила своего самого любимого человека. Она не могла даже представить, что смогла бы убить Эя Мундуса, своего самого любимого брата. Как бы она смогла жить после этого? А Эя Мундус не только убил свою любимую, но и прожил с этим невыносимым чувством пять лет. Её сердце болело за брата и мать, но они не могли нормально поговорить и поделиться болью из-за постоянного надзора Тиракала.

Вдруг Эя Мундус спросил с интересом:

— Когда ты начала петь эту колыбельную? Все в нашей армии называют её гимном смерти. А я сегодня впервые слышал, как ты её поёшь.

— Когда я пою эту песню, — тихо сказала Эя Мира, — это значит, что я хочу убить того, кто рядом. До сих пор я не хотела тебя убить, поэтому ты никогда не слышал эту колыбельную. Я пою её, чтобы мои детские воспоминания помогли мне не убивать.

— И помогает? — с любопытством спросил Эя Мундус.

— Сама видишь, не особо, — грустно ответила Эя Мира. — Ведь даже те воспоминания были ложью. Вся моя жизнь была ложью, Мун. Я настоящая сталтус. Не понимала этого и сделала больно тебе и нашей матери. Я всегда причиняю боль тем, кто этого не заслуживает, — с сожалением прошептала она.

Эя Мундус попытался развеять её чувство вины:

— Ты не сказала, когда начала петь эту песню.

— Еще пять лет назад, когда ты рассказал мне всю правду о нашем отце, о нашей стране... и о том, как ты убил Лусин, — нехотя ответила Эя Мира. Она старалась сдерживать эмоции, но голос дрожал. — Ты помнишь те дни, Мун?

— Не слишком хорошо, — признался Генералиссимус. — Тогда я был не жив и не мёртв. Всё было как в тумане.

— Да... те дни были настоящим кошмаром, — продолжила она. — Ты много раз хотел покончить с собой. Мы едва успевали спасти тебя. Если бы не лекарства с Адамаса, люди увидели бы следы, которые ты оставлял на себе каждый раз после попытки самоубийства. Наверное, именно тогда закончилась наша мирная жизнь, вообще наша жизнь. Мы больше не живём нормально. То время я каждый миг вспоминала твои рассказы о нашем отце и дедушке, поэтому не было ни минуты покоя в душе. Мне было до смерти больно, когда отрезали мою руку сегодня, не было так больно, как тогда. Я всё время думала, что мы не успеем спасти тебя в следующий раз, что ты умрёшь. А тогда у меня не останется причин жить. Я хотела причинить боль тем, кто причинял боль тебе, маме и нашему народу. Несколько дней я как тень следила за воинами, кто пленил нас, и за людьми, которые лечили Данияра. Я планировала каждый мой шаг. Знала каждое их движение. И когда настало время убить их, чтобы завершить свой план, внутри меня кто-то говорил: "Не делай этого, не убивай. После этого ты не сможешь остановиться". Тогда я и начала петь эту колыбельную, которую пела нам мама. Но моя жестокость была сильнее светлых чувств из детства. Я не хочу оправдывать себя или свои поступки, Мун. Если бы это случилось сейчас, я поступила бы так же, даже зная, что ты в глубине души все еще осуждаешь меня и не сможешь простить. Но я не жалею, брат. Не жалею. Они довели меня, а не я их. Я не хороший человек и не хочу им быть, но не думаю, что я очень плохая. Я просто человек со своими чувствами. Если мне не делают больно, я тоже не причиняю боль.

— Тиракал с тобой не согласился бы Мира , — мягко сказал Эя Мундус. — Он тебе ничего не сделал, но ты всегда причиняешь ему боль своими поступками. Он любит тебя всем сердцем, а ты манипулируешь и играешь с ним. Я не осуждаю тебя, но ты не знаешь всей истории, поэтому так жестока с ним. Знай, когда ты убила тех людей, старый Тиракал дал приказ казнить тебя. К счастью, когда ты убила их, ты пошла к Данияру, а не домой ко мне. Если бы ты пошла домой, мы бы сейчас здесь не сидели с табой. Когда Данияр узнал о приказе отца, он усыпил тебя, и ты три дня мирно спала, не зная, что всё это время он, без еды и сна, боролся с людьми Тиракала, которые пришли за тобой. Он умолял своего отца отменить указ и даровать тебе жизнь. Наверное, тогда старый Тиракал впервые увидел своего сына и начал уважать его. До этого он всегда говорил, что достойным наследником является Адад. Но увидев, как Данияр боролся с людьми, намного сильнее его, он поменял своё решение. С тех пор он не позволял никому думать, что Адад может стать Тиракалом. Он с гордостью говорил, что его наследник — Данияр, хотя всегда подчёркивал, что Данияр слабохарактерен, но силён в других областях.

— Данияр мне ничего не рассказывал, — удивлённо сказала Эя Мира.

— Знаю, — ответил Эя Мундус. — Поэтому я рассказываю тебе.

— Это не похоже на старого Тиракала, — недоверчиво заметила Эя Мира. — Почему он не убил меня? Я думала, что никто не догадался, что это я убила их. Какая же я глупая и наивная!

— Они смогли узнать это с помощью устройства на твоей левой руке, — объяснил Эя Мундус. — Как бы умной ты ни была, ты не смогла бы спрятать своё местонахождение. Они тогда следили за тобой днём и ночью. Сначала Тиракал не хотел отменять приказ. Он с удовольствием наблюдал за моей болью и страданиями своего сына. Незнаю почему, но Тиракал всегда ценил меня и говорил, почему не я его сын, а этот слабак Данияр. Он три дня не менял своего решения именно из-за меня. Потому что он знал, что я хочу покончить с собой и хотел, чтобы я из-за страха пришёл в себя и начал нормально думать. На третий день Тиракал вызвал меня, Данияра и спросил, что делать с тобой. Я ответил, что тебя нужно казнить, иначе люди начнут думать, что он закрывает глаза на преступления тех, у кого есть связи.

— Но ты же тоже сталтус, Мун, — с иронией заметила Эя Мира, скрывая обиду за ухмылкой.

— Ты права наверное, — кивнул Эя Мундус. — Но понимаешь Мира? Тиракал ожидал именно этих слов от меня. Я хорошо знал его, поэтому сказал то, что он хотел услышать от меня. И я знал Данияра — он бы сделал всё, чтобы спасти тебя, даже если бы это означало пожертвовать собой. И, как я и предполагал, он заявил Тиракалу, что если ты умрёшь, то он просто умрёт вместе с тобой. Тиракал тогда долго кричал, называл его слабаком и сталтусом. Но в конце концов он согласился не убивать тебя, объяснив это тем, что ты убила и тех, кто даже не пытались нормально лечить Данияра, что свидетельствует о твоей привязанности к его сыну. Он сказал, что пока ты любишь его сына, всё будет в порядке, но когда перестанешь — станешь причиной его краха.

— Возможно, самым умным из нас всех был именно старый Тиракал, — задумчиво произнесла Эя Мира. — Я никогда не любила Данияра, но раньше хотя бы защищала его. А сейчас...

— Что сейчас? — спросил Эя Мундус.

— Мне всё это противно, Мун, — с отчаянием в голосе ответила она. — Даже после твоего рассказа я не могу забыть всего этого. Я сделала всё, чтобы он стал правителем, а что он сделал? Начал мне не доверять. Он обещал мне пять лет назад изменить всё, помочь завершить твою затею, но что он сделал став Тиракалом? Продолжает убивать невинных и исполнять старые жестокие законы. Ради этого я столько терпела? Его мерзкие поцелуи, прикосновения, его ревность. Он знает, что я его не люблю, но заставляет меня быть рядом, заставляет лгать ему в глаза. Это меня достало, понимаешь? Достало!

— Ты сама выбрала этот путь, Мира, — спокойно сказал Эя Мундус. — Я предупреждал тебя, но ты думала, что сможешь всё контролировать. Что сможешь управлять Тиракалом этого государства. Но он человек, а не оружие в твоих руках. Его любовь много раз спасала нас всех. Но однажды он устанет, и тогда именно эта любовь и ревность погубит нас всех. А ты не сможешь жить с чувством вины. Ты даже не контролируешь своих воинов, как же ты собираешься управлять Данияром?

— Не начинай снова, Мун. Я спасла тысячи, но не смогла спасти одного человека. Ты не поверишь, но он сам себя убил от страха, а ты за этого слабака ударил меня при всех.

— Если ты не можешь защитить одного человека в безвыходной ситуации, как мы будем менять и спасть мир? — строго спросил Эя Мундус. — И не говори мне, что во время перемен всегда есть жертвы. Я это не приму, Мира. Мы должны спасать всех, чтобы не стать теми, кто уничтожил нас с тобой.

— Именно твои идеалистические планы однажды погубят нас, а не любовь Тиракала, брат, — ответила Эя Мира с тем же тоном. — Гнаться за каждым не достигнешь большего. У нас больше нет места, чтобы хранить этих людей. Тиракал не хочет выделять мне места. Он сказал, что устал от моих принципов хоронить умерших и заставляет меня сжигать их тела. Что мне делать?

— Я найду место для всех наших людей. Ты уже помогла мне. Благодаря сегодняшнему поединку я смог изменить устои армии—теперь мои доверенные люди обладают большей властью, чем люди Тиракала. А место для брошных людей я непременно найду, — уверенно сказал Эя Мундус. — Если их страны бросили их на произвол судьбы, то мы их не оставим. Их правители говорят, что нет еды для всех, что нужно избавляться от лишних людей. Поэтому отправляют на войну с Гардиной, чтобы они погибли на поле боя. А сами каждый день пируют, выбрасывая недоеденную еду, говоря, что это гадость. А их жители умирают от голода. Мира, я обещал нашей матери, что мы спасём их всех. Мы уже сделали первый шаг. Ты больше не позволишь никому умереть напрасно. Это ясно тебе? Ты спасешь всех! Или я не знаю что сделаю с тобой, Сестра.

— Не позволю, спасу всех — твёрдо сказала Эя Мира. — Я же Фармандэ, в конце концов. Я буду защищать все границы. Обещаю тебе, брат, от меня ты не услышишь больше кодовое слово, что бежал только один человек. Я спасу всех ради тебя и ради нашей мамы.

— Ты это сделаешь ради меня? — с разочарованием спросил Эя Мундус. — Тебе всё равно на всех остальных? Да?

— Да, — честно ответила Эя Мира. — Мне всё равно на весь этот мир, но если ты хочешь спасти его, я сделаю всё возможное и невозможное. Я ведь главарь армии “Смерти с одного удара”. Представляешь, какое будет лицо у этих сталтусов, когда они узнают, что мы не убиваем наших сородичей, а просто усыпляем их, чтобы потом бороться вместе. Они думают, что мы — истинное зло, но на самом деле это они такие. Они видят всё это, но делают вид, что всё в порядке.

— Да, — согласился Эя Мундус, —они — эти сталтусы уверены, что мы любовники, сестра. Они ослеплены своими обычаями. Но когда всё изменится, жители этой страны начнут понимать и принимать, что не они самые главные, и не их кровь определяет их ценность. Все мы особенные сами по себе, а не из-за происхождения или силы. И что самое главное не бывает лишних людей в этом земле. Все люди особенные по своему. Поэтому помни своё обещание, Мира.

— Хорошо, брат, но больше не бей меня при всех. Ладно? Иначе я брошу тебе вызов. Считай это предупреждением.

— Ладно, не буду, — ответил он с мягкой улыбкой. — А ты больше не мсти, хорошо? Ты уже поквиталась со всеми обидчиками. Нет больше никого. Всех ты уже убила.

— Хорошо, — неуверенно сказала Эя Мира, пряча глаза. Эя Мундус заметил её взгляд, но решил не обращать на это внимания, хотя знал, что его сестра всегда поступает непредсказуемо.

— Давай пойдём спать, брат. Я устала, у меня не осталось больше сил.

— Хорошо.

Когда они вернулись в свои комнаты, Эя Мира долго не могла заснуть. Мысли о планах, которые она вынашивала последние пять лет, крутились в её голове. Она ожидала дня, когда наконец сможет избавиться от следящего устройства, но после разговора с братом её уверенность поколебалась. С искусственной левой рукой взяв своё любимое оружие подаренное ей Тиракалом два года назад, она направилась к реке. Там, сидя у воды, она начала играть единственную мелодию, которую знала — колыбельную, которую пела для нее мать.

Мелодия разливалась над рекой, её звуки наполняли тишину ночи.

1592-й год до создание старого Мира

2 года назад.

Самый сылный из Создателех и самый верный подчиненный Тиракала не знал, что сделать с инструментом.

— Тиракал, верно, я сам создал это оружие, — говорил он, оглядываясь на Эя Миру. — Но его нельзя оставлять. Оно слишком опасно. Я изготовил его из чистого Адамаса, смешав с кровью Эя Дуня и моей. Я и представить не мог, что одна капля крови упав на оружие может разрушить целый город. А если это будет кровь Эи Дуния или ваша, то и всё государство можно уничтожить.

— Тогда ты прав, создатель, — кивнул Тиракал, — я знал, как ты любишь свои творения, как собственных детей, поэтому не хотел уничтожать его. Но если это может принести такой ущерб, я обязательно это сделаю.

Эя Мира играла с этим оружием. Все время вертя то на лево, то на право, не обращая внимание на то что Создатель из-за каждой ее жеста бледнел и паниковал больше. Вдруг Эя Мира с блеском в глазах попросила, повернувшись к ним:

— Тиракал, пожалуйста не уничтожай это оружие. Подарите его мне.

— Эя, я никогда не позволю тебе его использовать, — возразил Данияр, недоверчиво смотря на неё.

— Да знаю я! Но посмотри, если не использовать кровь, оно может стать музыкальным инструментом. Я люблю играть музыку, наверно, больше, чем махать мечом. Пожалуйста, дай его мне.

— Ни в коем случае! — закричал Создатель. — Это слишком опасное оружие. Если хотя бы одна капля крови попадёт на него, мы все умрём на месте.

— Я закрою место, где нужно наливать кровь, и всё будет в порядке, — настаивала Эя Мира.

После нескольких минут размышлений Тиракал принял решение:

— Хорошо, пусть будет у тебя. Это мое Доверие к тебе, Эя. Так я буду уверен, что ничего не случится с тобой. Если вдруг что-то пойдёт не так, используй его по назначению. Не раздумывай! Хорошо?

-Конечно.

Когда Эя Мира ушла, оставив создателя и Тиракала одних, Создатель сказал:

— Вы же понимаете, что это рискованный шаг Тиракал. Будьте осторожны. Придёт день, и она может разрушить всё именно с этим оружием.

— Все всегда так говорят и предупреждают меня, абсолютно все, — ответил Тиракал. — А мне всё равно. Мне действительно все равно. Главное, чтобы она была счастлива.

До создание старого Мира 1590 год.

Эя Мира сидела у реки, вертя в руках оружие и размышляла, что будет, если Тиракал узнает, что она уже 2 года тайно тренировалась управляться с оружием. Прогнав тревожные мысли, она начала играть мелодию, которая помогала ей успокоиться. Но и в этот раз музыка не успокаивала, а лишь усиливала её решимость на поступок, о котором она будет жалеть всю оставшуюся жизнь.

Возвращаясь домой, Эя Мира оставила свою левую руку, чтобы никто не узнал куда она ушла и о чем говорила. Она с решительностью направилась к покоям Гересесы. У дверей стояли верные охранники, которые годами защищали свою госпожу от бед, порождённых её несдержанным характером.

Эя Мира, без колебаний, пропитала оружие <<Доверия>> кровью и начала играть мелодию, но из инструмента не раздавалось ни звука. Наступила гробовая тишина. Охранники один за другим начали оседать на своих местах, погружаясь в глубокий сон. Частицы, вылетевшие из оружия, усыпили не только стражников, но и саму Гересесу, находившуюся в комнате.

Гересеса долго спала, но когда очнулась, перед её глазами предстала Эя Мира, стоящая у кровати с нахмуренными бровями и пронзительным взглядом. Поняв своё положение, Гересеса обнаружила, что стоит на стуле, а её шея обвита верёвкой, которая тянулась к потолку. Попытки освободиться оказались тщетными, и она в панике закричала:

— Что ты делаешь? Что ты делаешь? Немедленно освободи меня!

Эя Мира спокойно ответила, сдерживая холодный смех:

— Гересеса, зачем мне освобождать тебя, если я потратила столько времени и крови, чтобы тебя связать?

— Чего ты хочешь? Напугать меня? Отомстить?

Эя Мира громко рассмеялась, затем серьёзно произнесла:

— Я что для тебя ребенок что ли, чтобы напугать тебе? Неужели, ты до сих пор не поняла, что это твой конец, Гересеса?

— Ты не осмелишься меня убить! — в голосе Гересесы зазвучали отчаяние и страх. — Мой брат Тиракал не оставит убийцу своей сестры безнаказанным!

Эя Мира только усмехнулась:

— Ты сама знаешь, что он ничего мне не сделает. Ты умрёшь сегодня, а я продолжу жить, как будто тебя никогда не существовало.

Гересеса в ужасе завопила, надеясь на помощь:

— Помогите! Она хочет меня убить! Помогите, пожалуйста!

— Неважно, сколько ты будешь кричать, никто не придёт, — холодно ответила Эя Мира.

— Если даже мой брат не отомстит тебе, Герес Адад точно отомстит. Он любит меня безумно. Он убьёт и тебя, и твою семью! Слышишь, убьет тебя — с отчаянной злобой прокричала Гересеса.

— Не беспокойся, — спокойно ответила Эя. — Тиракал давно мечтает о смерти Адада, и ты станешь поводом, чтобы убить его.

— Почему? Почему?

Эя Мира подошла ближе, взяла лицо Гересесы в свои руки и произнесла с горечью:

— Ты спрашиваешь, почему? Ты, бесчувственная и ревнивая тварь, причинившая мне столько боли? Ты заставляешь меня вспоминать весь этот ужас, чтобы мучить меня или ради своей забавы, когда видишь как я страдаю

— Ты мстишь мне за ту... как её звали? Ту Рамик девку, что служила тебе? — язвительно произнесла Гересеса.

— Не смей называть её так! Не смей называть её так! — вскрикнула Эя Мира, глаза её сверкали яростью. — Или я разрежу тебя на куски! Как ты смеешь так говорить о моей подруге? Ты, из-за своей ревности и из-за свадьбы с Ададом, не могла отомстить Тиракалу и изливала всю свою злобу на меня и моих людей. Ты не посмела бы убить меня, поэтому заставила смотреть, как твои слуги сдирали кожу с Пери. Она просто споткнулась у твоих ног, не помышляя о твоём убийстве. Ты прекрасно знала, что она не могла задумать что-то подобное. Но тебе захотелось сделать мне больно, поэтому ты и обвинила её.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Голос Эя Миры дрожал от гнева, но она продолжила:

— Ты знаешь, что её сердце не выдержало этой боли, и она умерла. И ты, мерзавка, действительно думала, что я не стану мстить? Ты настолько глупа? Когда ты и твой отец заставили Эя Мундуса, моего брата, убить его возлюбленную, ты не задумывалась, что мы отомстим вам? Ты годами изливала свою злобу на моих людей, избивая их или убивая. Когда Тиракал причинял тебе боль, ты срывалась на мне. Несколько раз ты ударила мою СЕСТРУ, думая, что я никогда не приду за тобой? Теперь тебе ещё нужны причины, чтобы понять, что ты заслуживаешь смертии? Ты бы вместо меня, себя давно бы убила.

— Ты никогда не будешь с Эя Мундусом, — зашипела Гересеса. — Мой брат не отпустит тебя. Даже если я умру сегодня, ты не будешь жить спокойно. Слышишь? Ты не будешь с Эя Мундусом!

— Главное, что ты сегодня умрёшь, тварь! — крикнула Эя Мира, пнув стул. Гересеса, повиснув на верёвке, начала задыхаться. Юная Фармандэ безэмоционально наблюдала за её последними вздохами. Когда Гересеса испустила дух, Эя Мира спокойно вытащила из кармана письмо, давно написанное Гересесой. В письме она угрожала своему брату, что покончит с собой, если не выйдет замуж за Эя Мундуса. Эя Мира бросила письмо рядом с телом и тихо сказала:

— Ты сама меня заставила. Это не моя вина Герессеса. Не моя вина. Пожалуйста, не делайте мне больно и не вынуждайте меня мстить. Это убивает и меня тоже. Поймите уже! Пожалуйста, поймите уже!

Эя Мира спокойна вышла из покоев Гересесы и вернулась в свою комнату. Она сняла одежду и голая легла спать, словно ничего не произошло.

На следующее утро Эя Миру грубо выбросили из кровати воины Тиракала. Они попытались связать её руки, но не смогли. Один из них сказал:

— Десятая Фармандэ Эя Мира, Тиракал приказал отвезти вас к нему.

— Он что, сошёл с ума? — начала кричать Эя Мира, продолжая бороться с воинами. Она одной рукой дралась, а другой пыталась закрыть тело одеялом. —Хочет видеть меня? Хорошо, но зачем таким образом?

— Так приказал наш Тиракал, — сказал, входя в комнату, Девятый Фармандэ.

— Так и приказал? Притащить меня наголо? — подмигивая и приоткрывая тело, спросила Эя Мира.

— Это не важно, — сурово ответил Девятый.

— Да ну тебя, Девятый. Дай хотя бы нормально одеться, а потом, даже если убьёшь, ничего не скажу. —надув свои губы как ребенок пожаловалась Эя Мира — Главное, чтобы я знала, что меня убили красиво.

— Девочка, тебе смешно? Весело? — со злостью спросил Фармандэ.

— А почему мне не быть весёлой? — с вызовом ответила Эя Мира. — После одного дня, как я стала десятой Фармандэ и невестой Тиракала, меня вытащили и бросили из собственной кровати и даже не дают одеться. Я счастлива, как никто другой! А тебе как, тоже весело? — саркастически добавила она.

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Одевайся, но не мешай нам выполнять приказ, — вздохнул Девятый. Эя Мира с широкой улыбкой ответила:

— Я же уже обещала.

— Бесишь, — зло бросил Девятый, покидая комнату вместе со своими воинами. После ухода воинов наглое лицо юной Фармандэ в миг превратился страха, потому что она понимала, что её снова раскрыли. Одеваясь, она думала о том, где могла совершить ошибку, что её так хотят взять под стражу. В её голове родились сотни мыслей, но она была уверена в одном: что бы ни случилось, Данияр её простит, даже убийство своей сестры. Тиракал простит ее.

Глубоко вздохнув, Эя Мира надела на лицо искусственную улыбку и вышла к воинам. Как и обещала Девятому Фармандэ, она не сопротивлялась, когда её отвели к Тиракалу и грубо бросили к его ногам. Оружие было приставлено к её горлу. Она молча смотрела на Тиракала, сидящего на троне и погруженного в свои мысли, а затем на Эя Мундуса, который стоял рядом, явно злой.

— Вы объясните, зачем со мной так поступаете? — спросила Эя Мира, её голос прервал гробовое молчание.

Тиракал словно ожил от её слов. Его грусть мгновенно сменилась яростью. Он поднялся с трона и громко закричал:

— Оставьте нас одних! Все, кроме Генералиссимуса, покиньте комнату!

Когда все вышли, Тиракал подошёл к Эя Мире и схватил её за лицо, крича:

— Зачем? Скажи мне, зачем ты её убила? Чего тебе не хватало? Чего я тебе не дал, что ты так со мной поступила?

— Может, скажешь, кого именно я убила? Ты же знаешь, что я убила многих. Скажи имя хотя бы, и я скажу, чего мне не хватало, Данияр, — с ухмылкой ответила Эя Мира.

— Ты издеваешься? Как будто сама не знаешь, кого убила, — со злостью ответил Генералиссимус.

— Брат, скажите уже конкретно, именно кого я убила?

— Мою сестру! Почему ты убила её, Эя? Почему? — Тиракал закричал, и из его глаз потекли слёзы.

— Как? Что с Гересесой? Кто-то убил её? — Эя Мира изобразила настоящий шок.

— Не играй со мной, Эя, я знаю, что это ты. Ты убила мою сестру.

— Данияр, это не я! — попыталась защититься Эя Мира.

— Не смей меня обманывать! Ты годами мечтала её убить.

— Данияр, это не я. Я действительно мечтала о её смерти, но я бы не пересекла эту грань. Ты же знаешь меня, — Фармандэ заставила свой голос дрожать, чтобы быть более убедительной.

— Как будто ты не пересекала эту грань раньше, — резко отпустив её лицо, Тиракал закричал. Эя упала на пол, но быстро поднялась, поддерживая себя. Она смотрела на него с разочарованием.

— Ты же обещал мне? Мы договаривались больше не вспоминать. Но один беспочвенный повод и ты начинаешь меня снова упрекать, начинаешь снова не доверять? Это не я, понимаешь? Это не я.

— Ты называешь убийство моей сестры "беспочвенным поводом"? Ты сошла с ума, Эя Мира! — ещё больше разъярился Тиракал.

— Прости, я не следила за словами. Это из-за того, что вы меня обвиняете в том, чего я не делала. Но, Тиракал, я говорю правду, я не убила Гересесу. Брат, ну скажи, хоть ты мне поверь, — с надеждой смотря на Эя Мундуса, попросила Фармандэ. Но он отвернулся и, глядя на Тиракала, сказал:

— Тиракал, брось её в тюрьму. Когда разберёмся с Ададом, вернёмся к теме Эя Миры.

— Какие вы бесчувственные, брат и сестра,- с голосом полной разочарования, печали и усталости сказал Тиракал. - Она убила мою сестру, и ты, ее брат, предлагаешь бросить свою собственную сестру в тюрьму.

— Поймите, Тиракал, сейчас нет времени разбираться во всём этом. Ваша страна на грани гражданской войны. Вы должны думать о своём народе, — спокойно, но настойчиво сказал Эя Мундус.

— Я никому ничего не должен! — взорвался Тиракал. — Пока твоя сестра не признается в содеянном, мы останемся здесь, даже если весь мир будет гореть с моими людьми внутри него. Мне всё равно. Я потерял последнего человека из моей семьи. Понимаешь последнего человека.

Громко плача Тиракал пошел в сторону трона

— Мира, признайся, — спокойно, безэмоциональным голосом, сказал Эя Мундус.

— Ты серьёзно, брат? Ты спятил? ГОВОРЮ ВАМ: Я НЕ УБИЛА ГЕРЕСЕСУ! Как я могла её убить? У меня сил нет даже нормально пошевелиться, после того как мне вчера отрезали руку. Я потеряла столько крови, мне было больно всё это время. Как я могла убить её и охранников?

— Но охранники не были убиты, — с подозрением сказал Генералиссимус.

— Не убиты? А где они были, когда это случилось с Гересесой?- с искренней удивлением спросила юная Фармандэ

— Эти безмозглые твари спали! — закричал Тиракал. — Спали! Но ничего, я их усыплю вечным сном.

Тиракал приказал привести охранников. Он пристально смотрел на Эю Миру и спросил:

— Скажи, как ты смогла усыпить их?

— Данияр, я устала повторять: это не я. Не я, понимаешь? Не я. Наверное, кто-то отравил этих бедных людей. Они очень любили нашу Гересесу и были ей верны до смерти.

— Эти "верные" люди сейчас умрут из-за тебя, Эя. Во всём виновата лишь ты.

— Но я ничего не сделала, Данияр, — со вздохом повторила Эя Мира.

Когда воины привели охранников, все они кричали и пытались наброситься на Эю Миру, обвиняя её во всём.

— Тиракал, мы не виноваты. Мы готовы были умереть за нашу Гересесу. Наша Гересеса не могла бы наложить на себя руку некогда. Поверьте, это всё она! Она усыпила нас и убила Гересесу. Недавно она пела эту песню и убила Восьмого и Одиннадцатого Фармандэ. Это песня смерть. Вчера вечером она не пела, но играла эту мелодию. Все мы слышали ее. Это была точно она, потому что Гересеса приказала убить её подругу, а она ничего не сделала тогда, только пела и смотрела все время, как мы сдерали кожу ее подруги. Даже когда ее люди хотели вмешиваться, она им не позволяла и холаднокровно все время пела. А сейчас решила мстить. Тиракал все знают все, что это значит, когда она поёт. Это смерть. Она зло для вас и для нашего государства. Убейте её ради Гересесы, просим вас! Убейте её!

— Вы издеваетесь, что ли? Вы безответственно спали во время службы, а теперь обвиняете меня? Я убила вашу ненаглядную, потому что пела песню? Вы сталтусы, что ли? Что мне оставалось делать тогда, скажите? Ваша психичка истерила и убила мою подругу без причины. Нет, причина была — она просто так захотела. Если бы мои люди вмешались, это дало бы ей повод казнить их всех. У меня не было выбора. Я с болью в сердце пожертвовала одной, чтобы спасти остальных. А эта мелодия, которую вы называете песнью смерти, — это просто колыбельная, которую мне пела мама в детстве.

— Значит, это ваша мама воспитала вас такой кровожадной? Она научила вас убивать нас всех? Тогда нужно убить и её ради нашей Гересесы, — бормотал один из охранников.

В ответ на эти слова Генералиссимус ударил его, а Эя Мира с ухмылкой прошептала:

— Твоя правда. Она у нас такая.

— Ты не признаешься наконец-то? — Тиракал был на пределе. — Ты хочешь продолжить эту бессмысленную сцену, Эя?

— Данияр, я уже десять раз сказала: это не я. Вы обвиняете меня из-за песни? Ты серьёзно? Ты, Тиракал, управляешь государством и веришь этим сталтусам? Из-за песни? — с недоверием и болью в голосе ответила Эя Мира.

Тиракал, взглянув на Эю Миру, тяжело вздохнул, казалось, будто он устал от всей этой борьбы. В его глазах отражалась боль и непонимание.

— Я хорошо знаю тебя, Эя, — прошептал он, пытаясь найти хоть малейший намёк на правду в её глазах. Но он видел только уверенность и безмятежность. Ему стало очевидно, что она лжёт. — Отрубите им головы, никого не щадите. — Его голос стал ледяным. — Посмотрим, любовь моя, останешься ли ты такой уверенной до конца.

Когда головы охранников начали падать одна за другой, Эя Мира спокойно сидя на полу наблюдала за этим зрелищем. Её лицо не выражало ни капли сострадания. После она повернулась к Тиракалу и холодно сказала:

— Спасибо, что избавил меня от них. Теперь я не должна убивать их сама из-за Пери,- Когда Эя Мира увидела удивленный, потом злой взгляд Тиракала добавила. — Не смотри на меня так, Данияр, ты знаешь, что я мстительная. Я не убивала бы твою сестру, но её людей убила бы когда нибудь, обязательно. Они живём содрали кожу с моей подруги. Ты поступил бы так же вместо меня.

— Я законченный сталтус. Как игрушка, ты снова и снова играешь со мной, и я снова сделал то, что ты хотела. Убийство этих охранников было частью твоего плана? Да? — с болью кричал Тиракал. — Ты знала, что я убью их, поэтому вчера вечером не тронула их сама, чтобы я сам убил их.

— Данияр, хватит уже! — вскрикнула Эя Мира вставая с пола.

— Для тебя я Тиракал. Не называй моё имя, ты бессердечная тварь! — закричал Тиракал в ответ.

— Сколько раз я должна повторить, что ничего не сделала? Дай мне увидеть тело Гересесы, и я найду убийцу для тебя . Я очищу своё имя, — с отчаянием в голосе сказала Эя Мира.

— Как ты уже "очистила" своё имя, убив моего отца? Ты опять скажешь, что сделала это ради меня? — горько усмехнулся Тиракал.

Эя Мира глубоко вздохнула, пытаясь сохранить спокойствие:

— Сколько раз ты будешь вспоминать это? Скажи? Что мне оставалось делать? Если бы я не отравила твоего отца, он убил бы тебя. Ты не понимаешь? Я не могла смотреть, как он убивает тебя. На моём месте ты бы поступила так же.

— Не лги мне и себе. Ты мстила за брата. Годами ты отравляла мою душу, годами ты настраивала меня против своего собственного отца. И когда увидела, что время пришло, отравила его. А потом заставила меня бросить ему вызов. Я бы никогда не осмелился бросить вызов своему отцу, но ты вынудила меня. Всё это — ты. Ты заставила меня. Он бы не убил меня. Я был его единственным сыном. Да, он любил Адада больше, чем меня, но он бы не убил меня. После смерти моего отца сколько дней я мучился от угрызений совести, пока не узнал правду. Ты хоть знаешь, что я чувствовал тогда? Ты хоть знаешь, что чувствует человек думая что убил родного отца? Скажи мне, что на этот раз ты приготовила для меня? Сколько ещё я должен страдать от твоей жестокости Эя? Сколько еще?

— Ты хочешь знать правду, Данияр? — Спокойно спросила Эя Мира, потом начала кричать. — Хорошо. Слушай тогда. Твой отец никогда не любил тебя. Ты был для него слабаком, недостойным трона. У тебя была сильная кровь, сильнее, чем у Адада, но ты был мягкосердечным. Он презирал тебя. Ты был сыном его нелюбимой жены. А Адад и его мать? Ты правда думаешь, что твой отец убил своего брата из-за трона? Нет родной. Он вызвал своего брата на бой из-за матери Адада. Он обожал её. Он всегда мечтал, чтобы Адад был его сыном, а не ты. Ты сам видел, последный удар своего отца, как он пытался убить тебя в тот день. Если бы не яд, который я подмешала в его кровь, он не стал бы слабым и ты бы не стоял здесь сейчас и не обвинял меня. А твоя эгоистичная сестра? Ты страдаешь из-за неё, но что она сделала ради тебя? Скажи мне. Когда ты умирал, приходила ли она к тебе? Она хоть раз беспокоилась о тебе? Всё это время только я была рядом. Только я заботилась о тебе. Я всё делала ради тебя. А ты не доверяешь мне, упрекаешь меня, обвиняешь во всех грехах на свете. Ты думаешь, я не слышала, что сказали охранники? Они сказали, что Гересеса не смогла бы покончить с собой. Значит она наверняка покончила с собой. Или подожди это твоё чувство вины? Да? Я предупреждала тебя Данияр, что не стоит женить Адада и Гересесу. Она безумно любила моего брата. Но ты не слушал меня. Теперь она наложила на себя руки из-за свадьбы? Скажи, я не предупреждала тебя?

Тиракал посмотрел на Эя Миру с ещё большей болью и горечью.

— Ах, вот оно и настоящая причина, почему ты убила мою сестру. Хорошо, что ты напомнила мне наш разговор, Эя. В тот день я говорил, что это временная помолвка, что когда Адад успокоится и потеряет бдительность, я убью его и женю свою сестру на твоём брате. Ты убила мою сестру из-за своей безумной любви к Эя Мундусу, чтобы он не женился на ней и всегда был только твоим? Не так ли? — его голос дрожал от ярости и ревности.

— Ты себя слушаешь, Данияр? Сколько раз я должна сказать, что люблю своего брата как сестра, а не как женщина? — Эя Мира говорила с отчаянием. — В тот день я просила тебя предупредить свою сестру о временной помолвке. Но что сделал ты? Ты радовался её страданиям, мстил ей за то, что она не любила тебя. А теперь обвиняешь меня? Получается не ты виноват а я?

—Всё это из-за Эя Мундуса,- крикнул Тиракал и посмотрел на Генералиссимуса, который всё это время молча и спокойно стоял у стены. Взгляд Тиракала был злым походил на безумства. Он поднял свой меч и направился к Эя Мундусу с явным намерением убить его, но как и ожидал Генералиссимус в последный момент его сестра успела и отразила удар своим единственным оружием, который был у нее собой всегда — музыкальный инструментом-оружием «Доверия».

— Ты не посмеешь тронуть моего брата, Данияр. Или я уничтожу нас всех и это государство. Камня на камне не оставлю, если ты тронешь его, — её голос был полон решимости. Все одновременно взглянули на оружие в левой руке Эя Миры. Осознавая, что нужно успокоить Тиракала, Эя Мира изменила тактику и нежно взяла руку Тиракала, сжимающую меч, и заглянула ему в глаза с любовью сказала.

— Ты же знаешь меня лучше всех Данияр. Если бы я убила твою сестру, я бы пришла к тебе, только к тебе и призналась, зная, что ты защитишь меня. Но поверь мне, я этого не делала, Данияр. Я мечтала о её смерти, не буду лгать тебе, но не убила её ради тебя. Я столько лет не мстила ей, чтобы не причинить тебе боли. Ты единственный человек в этом мире, которому я никогда не причиню страдания.

Тиракал смотрел на оружие в её руке, и его голос дрожал от боли сердца.

— Ты так любишь своего брата, что готова была убить нас всех? С моим подарком? С моим доверием к тебе, Эя? Ты хотела убить нас?

Эя Мира бросила оружие и нежно взяла лицо Тиракала в свои руки.

— Я люблю только тебя, Данияр. Никого больше. Поверь мне хотя бы раз. Я люблю именно тебя!

Тиракал, опустив её руки от своего лица, отошёл, чтобы обдумать всё вдалеке от неё и ее сладких обманчивых речей. Он сел на трон и молчал несколько долгих минут, а потом со вздохом произнёс:

— Что сейчас происходит в стране, Генералиссимус? Докладывай.

— Наконец-то! — радостно воскликнул Эя Мундус, а Эя Мира глубоко вздохнула, осознавая, что ей удалось обмануть Данияра. Как всегда, она играла на его чувствах и совести.

Тиракал, однако, не собирался сдаваться.

— Не думай, что я поверил тебе, Эя. Мы ещё вернёмся к этому. Я знаю, что это ты сделала. Даже если нет доказательств, я знаю тебя. Ты бы мстила, несмотря ни на кого. Я найду это вещество, которым ты усыпила охранников, и тогда тебе не спастись от меня, я обещаю тебе.

Эя Мира, поднимая свою левую руку, сказала:

— Как я могла что-то сделать, если вы следите за мной день и ночь? И о каком веществе ты говоришь? Кто-то отравил охранников неизвестным ядом.

-Не играй со мной Эя, — устало сказал Правитель, — хватит уже, прошу тебя. Ты же каким-то образом смогла отравить моего отца, несмотря на меня и мою любовь. Убить мою сестру ты бы тоже смогла и нашла бы выход сделать так, что даже с устройством на твоей руке мы не смогли бы некогда найти доказательства твоей вины.

— Если вы не собираетесь убить мою сестру, тогда давайте уже наконец-то поговорим о делах,- тоже устало сказал Генералиссимус пытаясь завершить конфликт.

Но в этот момент звуки криков и плача донеслись из-за дверей. Было очевидно, что за ними разгорается схватка. Один из воинов Тиракала вошел в зал с потерянным взглядом.

— Что там происходит? — спросил Тиракал, оборачиваясь. — Откуда эти крики?

Воин дрожащим голосом ответил:

— Тиракал, это люди десятой Фармандэ. Они узнали, что вы хотите обвинить Десятую Фармандэ в убийстве Герессесы и поэтому пришли сюда.

— Они тоже восстают против меня, как Адад? Десятая армия — самая большая, так? — громко произнёс Тиракал, затем его взгляд стал ещё более злобным, и он обернулся к Эя Мундусу. — Это тоже часть твоих планов, Генералиссимус? Ты дал восьмую и одиннадцатую армии под командование Эя Миры, чтобы они восстали против меня? Какой же я Сталтус! Я думал, что только Эя Мира виновата в смерти моей сестры, что такой нравственный и гордый человек как ты никогда не спустишься до убийства безоружной девушки. Но я глубоко ошибался. Это всё ты, да? Ты планировал убийство моего отца и сестры, и твоя сестра, как всегда, исполняет все твои прихоти. Она же твой клинок в руках. А мой отец? Это тоже твоих рук дело? Да? Признайся, ты отдал приказ сестре отравить моего отца!

Эя Мира вскочила, её голос дрожал от гнева:

— Хватит, Тиракал! Что ты несёшь? — она бросила взгляд на воина, который слушал слова Тиракала. — Люди, которые годами ненавидели меня, не восстанут ради меня. Я ещё не приняла командование над восьмой и одиннадцатой армиями. Они даже не считают меня своим фармандэ. Зачем им восставать против тебя, своего Тиракала, ради меня? Они будут рады, если ты убьёшь меня здесь сегодня. Спокойно выслушай доклад воина, а потом можешь обвинять нас с братом во всех грехах мира.

Тиракал приказал воину:

— Говори!

Воин, дрожа от страха, едва смог вымолвить слова:

— Тиракал, сюда пришли всего пятьдесят воинов. Они были в войске десятой Фармандэ, когда она была Дюкой. Они стояли на коленях, прося освободить их фармандэ. Мы не сообщили вам об этом, потому что вы приказали не мешать вам ни при каких обстоятельствах. Но когда пришли вести от Гереса Адада, что он требует голову Десятой Фармандэ, или он восстанет, эти пятьдесят воинов начали паниковать и просили пощадить их фармандэ. Увидев, что мы снова не сообщаем вам их просьбу, они сами себе отрезали левые руки, сказав, что если их фармандэ умрет, то им незачем больше жить, и они умрут вместе с ней.

Эя Мира едва заметно улыбнулась, осознавая, что её план работает. Вместе с её воинами они долго искали повод отрубить и их руки, чтобы Тиракал не смог следить и за её людьми-рабами. И теперь, когда повод сам пришёл к ним, её опытные воины с хитростью использовали эту ситуацию, понимая, что Тиракал не убьёт её. Её лицо сияло гордостью, но увидев ярость в глазах Тиракала и Генералиссимуса, она резко стала серьёзной.

— И все эти воины поклялись верности мне, Генералиссимус? — с сарказмом спросил Тиракал. — Малейший шанс, и они перегрызут мне горло. Три фармандэ перешли на сторону Адада из-за того, что ты понижал их в должности.

Генералиссимус, стараясь сохранить спокойствие, ответил:

— Тиракал, не обманывайте себя. Они всегда были на стороне Гереса Адада. Мы с вами обсуждали это много раз. Вы всегда говорили, чтобы мы молча избавлялись от них. И я хотел поступить так же. Но пришло время их всех убить за измену. Неважно, виновата ли моя сестра. Они не имели права изменять вам и ставить ультиматум.

— Собери свою армию и убей Адада, его армию. Вообще их всех. Я больше не хочу слышать имя Адада, — безэмоционально сказал Тиракал, махнув рукой, чтобы все ушли.

Но в этот момент Эя Мира быстро выхватила оружие из пояса Эя Мундуса и в один миг отрубила голову воина, который стоял рядом и молча слушал все это время. Кровь воина брызнула на Эя Мундуса.

— Что ты делаешь, сестра?! — закричал Генералиссимус, стирая кровь со своего лица. Тиракал начал горько смеяться.

— Чего ты ожидал, Генералиссимус? — сказал Тиракал. — Твоя сестра такая. Она не оставит в живых того, кто знает слишком много.

— Верно, — холодно ответила Эя Мира. — Если бы кто-то узнал, что не Тиракал убил старого Тиракала а я, начались бы беспорядки. Люди приняли тебя, Данияр, только потому, что верили, что ты самый сильный в стране, что смог победить самого могучего Тиракала в истории Гардинии. Если бы правда всплыла, все начали бы сомневаться в твоей силе. А я не могу этого позволить. И пожалуйста обратите внимание, что я убила воина прямо на ваших глазах, так что не вините меня за это потом.

Генералиссимус был зол. Он хотел закричать на сестру, даже ударить её, но он знал, что её уже ничто не изменит — ни его слова, ни его действия. Стиснув зубы, он долго молчал, смотря на обезглавленного воина. В его мыслях вертелся план, как захватить Адада без потерь, но этот план мог навредить его сестре, но после убийства невинного воина его злость кипела, и он жаждал укротить Эя Миру. Поэтому Генералиссимус с ухмылкой сказал:

— Тиракал, мне не нужна целая армия. Дайте мне одного воина и один день, и Герес Адад будет у ваших ног. Я не позволю нашим воинам сражаться друг с другом. Они должны защищать границы Гардинии и не дать тварям из Силвии навредить нашим людям, а не сражаться друг против друга.

Тиракал смотрел на него с непониманием.

— Делай что хочешь. Мне всё равно, умрут эти изменники или нет. Для меня главное, чтобы умер Адад. Всё это из-за него.

— Хорошо, тогда я обещаю, что через день он будет мёртв. Но я возьму с собой Эя Миру.

Тиракал нахмурился.

— Что? Нет. Зачем тебе она? У неё не осталось сил после того, как ей отрезали руку. Возьми кого угодно, только не её.

Эя Мира довольно улыбнулась. Она знала, что бы она ни делала, Тиракал всегда будет беспокоиться о ней. Когда это было ему удобно, он считал, что у неё хватило бы сил убить его сестру. Но теперь, когда это было невыгодно, он считал, что у неё не хватит сил для войны. Генералиссимус спокойно ответил:

— Я могу доверить свою спину только своей сестре. Сейчас трудные времена, Тиракал. Нельзя верить никому. Старый друг может оказаться врагом. Я не буду рисковать.

— Я сказал нет, Генералиссимус! Ты не понимаешь?

— Она виновата во всём этом беспорядке, — настаивал Генералиссимус. — Никто не должен жертвовать собой, чтобы решить её проблемы. Если кто-то должен пожертвовать собой, то это будет моя сестра.

— Ты сошёл с ума, Генералиссимус. Кого угодно жертвуй, только не её.

— Я пойду, Тиракал, — шептала Эя Мира, хорошо зная своего брата. Если она не пойдет, Мун не простит её. И так он уже был зол, не стоило его ещё больше злить.

— Соберите всех Фармандэ, — приказал Тиракал. Он не хотел, чтобы Эя Мира пошла со своим братом. Он был уверен, что именно она убила его сестру, но он и знал и то, что не может жить без неё. Сколько бы она ни ранила его своими поступками и словами, он не мог позволить, чтобы её ранили. Только не ее. Кого угодно только не ее.

Через несколько минут в тронном зале собрались все семь Фармандэ. Они молча ждали, когда заговорит Тиракал или Генералиссимус, но оба молчали, погружённые в свои мысли. Фармандэ понимали, что им предстоит война против своих собратьев. Хотели ли они этого? Конечно, нет. Но у них не было выбора. Как всегда, они должны следовать приказу.

Тиракал вздохнул, готовясь к трудному разговору.

— Вы уже знаете, что сегодня Герессеса покончила с собой, — с неохотой начал он. — А мой брат безосновательно обвиняет в этом мою невесту, — продолжил Тиракал. — Он всегда мечтал занять мой трон, но моя сестра не позволяла, чтобы между нами началась война. Теперь её нет, и Герес Адад использует это. Он знает, что я убит горем из-за сестры, и решил воспользоваться этой слабостью, подняв мятеж. Сколько бы боли мне это ни принесло, я не позволю ему разрушить наше спокойствие и нашу страну.

— Прикажите, Тиракал, — в унисон произнесли все шесть Фармандэ, склонив головы.

Тиракал уже был готов отдать приказ, но вмешался Генералиссимус, прерывая его.

— От вас требуется готовиться к войне, на случай если я проиграю. Дело в том, что я обещал нашему Тиракалу, что до завтрашнего вечера приведу изменника Гереса Адада к его ногам, — спокойно сказал Эя Мундус. — Наш Тиракал дал своё согласие. Я возьму с собой одного из вас. Кто готов пойти со мной добровольно? Предупреждаю вас, я не могу обещать безопасность тому, кто пойдет со мной. Выбор за вами, — с ухмылкой добавил Генералиссимус, уверенный, что никто не захочет идти с ним. Он хотел показать Тиракалу, что его Фармандэ не последуют за ним, что он либо отправит Эя Миру, либо придётся отправить армию, но Тиракал уже не может отправить армию, потому что ключевое слово речи Эя Мундуса было то, что Тиракал уже обещал дать Генералиссимусу день, чтобы разобраться с ситуацией без вмешательства армии и без потерь. В зале воцарилась тишина.

Эя Мира шагнула вперёд и с улыбкой заявила:

— Я пойду с тобой, Генералиссимус. Если мы не сможем вернуться, я уверена, что Девятая Фармандэ сможет справиться с изменниками.

— Это хорошая идея, — заметил самый старший Фармандэ. — Я уверен, что Генералиссимус и наша новоиспеченная Десятая Фармандэ разберутся во всем, и мы избежим ненужной войны с нашими братьями. Генералиссимус и Десятая уже доказали нам свою силу. Нам не нужно беспокоиться и готовить армию. Всё пойдёт как надо.

— Слабаки, — прошептал Тиракал. Все слышали его, но делали вид, что не замечают.

— Идите и готовьтесь, — продолжил Тиракал. — У вас есть время до завтра. Если к закату солнца завтра Генералиссимус и моя невеста не вернутся целыми и невредимыми, я сам возглавлю армию и уничтожу всех изменников и их семьи.

Когда все начали выходить из зала, Тиракал остановил Эя Миру.

— Эя, останься, — сказал он, глядя на неё с тревогой. Девушка бросила умоляющий взгляд на брата, но знала, что никто не сможет ей помочь. Она стояла молча, ожидая, что скажет Тиракал.

— Подойди ко мне, — приказал Тиракал.

— Данияр, послушай...

Тиракал, не позволил ей говорить обняв её за талию, посадил её к себе на колени и грустно посмотрел в её глаза.

— Нет, Эя, не сегодня. Сегодня я не буду слушать твою ложь, когда знаю правду. Я не поступлю, как раньше делая вид, что я немой и глухой, чтобы позволить тебе обмануть меня. Завтра ты можешь обманывать меня сколько угодно, но не сегодня. Не надо говорить, что это не ты. Ты видела, я защищал тебя перед всеми, никто не будет обвинять тебя в смерти моей сестры. Все знают только одну правду: моя сестра покончила с собой. Никто не осмелится думать иначе, никто не осмелится игнорировать мои слова. Но я то Эя, знаю правду. Знаю, что это ты. Возможно, я тоже виноват. Может быть, именно я таким сделал тебя. Но сейчас это не имеет значения. Я знаю, что задумал твой брат. Он хочет пощадить всех и убить только Адада. Я понимаю, что если не будет Адада, никто не осмелится мне противостоять, но мне это неважно. Ты и твой брат очень жестоки, я сам много раз чувствовал вашу непоколебимость собственой кожей. Твой брат пожертвует тобой ради своих целей, но я не хочу и не позволю, чтобы ты умерла ради кучки слабаков. Если почувствуешь, что всё безнадёжно и ты на грани, используй своё смертельное оружие “Доверия”, с которым ты сегодня угрожала мне.- Тиракал несколько минут молчал, но после смотря на нее более грустно добавил.- Знаешь, мне иногда очень жаль, что в этой жизни и, возможно, даже после неё, для меня ты всегда будешь самым важным человеком. Не будет тебя — не будет этого мира. Ты поняла меня? Мир вращается вокруг солнца, а мой мир вокруг тебя.

Эя Мира просто кивнула, молча соглашаясь. Тиракал крепко взял её лицо в свои руки и, смотря в её глаза, сказал:

— Если однажды я поступлю с тобой так же жестоко, как ты со мной, не вини меня, Эя, не вини…

Он грубо впился в её губы, чередуя жёсткие укусы с быстрыми, почти дразнящими движениями языка. В их рту появился вкус её крови, но в этом поцелуе не было ни следа былой нежности и любви — только холодная сила и подчинение. Если бы у них было время, он бы взял её прямо здесь, в тронном зале, но отстранился. Эя Мира нежно потянулась к его губам, а затем к щеке, касаясь их мягкими, почти ласковыми поцелуями. Продолжая целовать его, она прошептала…

— Делай со мной что хочешь, Данияр, — сказала Эя Мира. — Бей, убивай — я всё приму и ничего не скажу. Но только, не трогай мою семью. — Она крепко схватила лицо Тиракала своими руками, её глаза метали молнии. — Если посмеешь хоть пальцем тронуть мою мать, брата или сестру, я обещаю тебе, ты будешь молить меня убить тебя.

С этими словами Эя Мира покинула тронный зал, даже не взглянув на Данияра, который в отчаянии все это время ждал от неё хоть какого-то утешения...

1590-й год до создание старого Мира

В своём доме Эя Миру уже ждал Генералиссимус. Они собирали свои вещи и готовили оружие в мрачной тишине. Ни один из них не хотел говорить: каждый был полон обиды. Эя Мундус не мог простить поступков своей сестры, а Эя Мира, зная характер своего брата, не могла принять его слова о том, что он готов бросить её в тюрьму, лишь бы как можно скорее решить проблему с Ададом.

— Брат, сестра! — как вихрь ворвался в комнату Медея. Она выглядела растерянной и испуганной. — Почему именно вы должны решать все проблемы этой страны? Соберите армию, зачем вам рисковать? Вы уже достигли вершины, хватит страдать. Сейчас время праздновать, а не жертвовать собой!

— Это не твоего ума дело, Медея. Убирайся отсюда! — зло сказал Эя Мундус.

Эя Мира, ударив брата по руке, с нежностью обратилась к Медее:

— Медея, сейчас не лучшее время для разговора с нашим братом. Поверь, мы никогда не видели его таким злым и, вероятно, больше не увидим. Иди к маме и не беспокойся о нас. Мы справимся, ты же знаешь, какие мы сильные.

— Обещаешь, что вы вернётесь целыми и невредимыми? — спросила Медея с надеждой, как в детстве.

Эя Мира тепло улыбнулась и ответила:

— Конечно, обещаю, сестра. Мы с тобой ещё не успели попробовать все сладости этого мира. Иди к маме, поговори с ней. Она старается показать, что не беспокоится за нас, но её молчание говорит о многом.

— Хорошо. Удачи вам. Вернитесь скорее, прошу вас. Я буду ждать.

Эя Мира смотрела вслед уходящей сестре, улыбка не сходила с её лица. Но как только она повернулась к брату, улыбка исчезла. Она взглянула на него с гневом и сказала:

— Ты можешь бить меня, кричать на меня, но не смей так говорить с нашей сестрой. Она ни в чём не виновата. Виновата я, Мун а не она.

— У меня только одна сестра, и это ты, Мира. Не заставляй меня повторять это снова и снова. После смерти этого невинного мальчика, для меня Медея некто.

— Хватит, Мун, — со злостью кричала Эя Мира. Она не хотела больше вспоминать эту историю, но ее брат каждый раз напомнил ее об этом.

— Я тоже сказал хватит. Ты меня послушала? Нет, ты же всегда у нас самая мстительная! — Эя Мира хотела что-то сказать,но Генералиссимус прервал её, не дав сказать ни слова. — Нам пора выдвигаться. У нас всего один день, чтобы во всём разобраться. Поговорим после войны.

*******************

Эя Мира и Генералиссимус ехали на лошадях в тишине, направляясь к месту, где собрались войска Гереса Адада. Молчание начинало раздражать Эя Миру, поэтому зная характер своего брата, она, наконец , взохнула, показывая свою левую руку с отслеживающим механизмом, и, призмавая свою вену, сказала:

— Мун, я не убила ее. Понимаешь? Я не убила Гересесу. Поверь хотя бы ты.

— Хотя бы меня не обманывай, сестра, — с разочарованием ответил Эя Мундус, понимая, что это признание нужно для отвода глаз, чтобы никто не догадался о настоящем поступке Эя Миры. Хотя бы ему она не врала, но Генералиссимус хорошо знал, что их ожидает после убиства Гересесы.

— Я не лгу, Мун. Я устала. Хотите с Тиракалом— верьте мне, хотите — нет, мне без разницы.

Генералиссимус резко остановил свою лошадь и с угрозой в голосе сказал:

— Смотри на меня, сестра. Смотри мне в глаза и пообещай, что хотя бы сегодня ночью никто не умрёт от твоей руки. Скажи, что ты не убьешь никого!

— Если ты не хотел никого убивать, зачем тогда настоял взять меня? - с сарказмом спросила юная Фармандэ.

— Потому что только у тебя хватит сил отвлечь всю армию Гереса.

— Как это? Что ты задумал, Мун? Мы уже почти у них. Расскажи свой план.

— Плана нет, — холодно ответил он. — Ты просто будешь сражаться со всеми, пока я захвачу Гереса.

— Ты думаешь, я смогу в одиночку справиться со всеми? Я что, бессмертная, что ли в твоих глазах? Они меня убьют, Мун.

— Ну это твои проблемы, родная. Сделай так, чтобы они не убили тебя. Ты должна сражаться с ними, но не убить никого.

— Мун, ты спятил? Они меня убьют! Говорю убьют! Ладно, допустим, что они будут сражаться только с мечами, может, у меня будет шанас, но не могу точно сказать будет ли шанса даже тогда. Но они будут стрелять из луков! Понимаешь? Они просто сделают из меня сетья. Что прикажешь мне сделать и не заикайся даже что я не должна никого убивать Это невозможно. Понимаешь? Если я их не убью, они убьют меня на месте.

— Ты же у нас Фармандэ армии <<смерть с одного удара>>, — спокойно ответил Эя Мундус. — Придумай что-нибудь. Усыпи их, отрежь руки, чтобы не могли стрелять, или запутай так, чтобы они не мешали. Но не смей, слышишь, не смей никого убивать.

— Я Фармандэ армии <<смерть с одного удара>>, а не сон с одного удара или снотворная няня! — с раздражением сказала Эя Мира. — Я убийца, а не укротитель сна. Если почувствую, что смерть близка, убью всех на месте. И у меня есть приказ Тиракала. Он ясно дал мне понять, что я могу убивать и не беспокоиться.

— Хорошо, убивай. Но потом посмотрим, что я сделаю с тобой, сестра. Я не шучу, Мира!

— Я не боюсь тебя, Мун, — зло ответила Эя Мира на его угрозу. Но, увидев разочарование на лице брата, её гнев сменился грустью. — Хорошо, Мун, пусть будет по-твоему, как всегда. Я обещаю, что никого не убью. Посмотрим на твоё лицо, когда принесут моё бездыханное тело к тебе. Посмотрим, останешься ли ты таким же невозмутимым и не станешь мстить после моей смерти.

— Жаль, что они не смогут тебя убить, сестра, — усмехнулся Эя Мундус. Он крепко обнял её и, прикоснувшись пальцем к её правой руке, написал в нем:

“ Знай, что с этим поступком ты подписала для меня смертный приговор. Если не сегодня, то завтра я умру. Ты не должна была убивать Гересесу”.

Эя Мира в ужасе смотрела на брата, а он, нежно поцеловав её в лоб, сказав:

— Иди, Мира моя, и помни своё обещание никого не убивать.

Молодая Фармандэ, испугавшись за жизнь брата, злобно прошептала:

— У тебя пять часов, Генералиссимус. Если от тебя не будет никакого знака, я обещаю, что не останется ни следа от этого места. Я уничтожу всё. Не заставляй меня беспокоиться. Не заставляй меня сходить с ума, Мун! Это тебе не понравится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты стала похожей на нашего Тиракала. Он тоже ради тебя готов уничтожить мир, так же как ты ради меня — с ухмылкой произнёс Эя Мундус и ушёл. Он не понял, что этими словами ранил не только свою сестру, но и Тиракала, который всё это время слышал их разговор через отслеживающее устройство. Эя Мира до сих пор не могла понять Тиракала и его любовь к себе. Она часто спрашивала себя, что это за чувство, ради которого он готов пожертвовать всем. Теперь же она понимала Тиракала лучше, когда она уже была на грани и страх за жизнь брата сковал ее сердце. Она сама не могла бы жить, если бы потеряла свою семью. А для Тиракала семьей была только она!

Когда Генералиссимус со своей сестрой отправились к Гересу Ададу, к Тиракалу подошла Медея. Увидев её, он отвернулся и недовольно произнёс:

— Кто тебя пустил? Я не хочу тебя видеть. Уходи.

— Я пришла, чтобы ты не оставался один. Я знаю, как тебе больно сейчас, Данияр,- нежно шептала Медия

— Ты — последний человек в этом мире, которого я хотел бы видеть. Мне не нужно ни твоё утешение, ни твоя компания.

— Конечно, зачем я тебе. Тебе нужна только Эя Мира. Всегда она. Неважно, что именно она убила твою сестру. Главное, чтобы она была рядом с тобой, — как змея прошипела Медея.

— Не смей обвинять Эю! Это не она сделала, и ты это прекрасно знаешь. Вчера она просила прощения у своих людей, что не сможет отомстить моей сестре. И ты была там, слышала это. А сейчас утверждаешь, что это она её убила?

— Она знала, что ты будешь слушать все разговоры, поэтому и сказала так. Ты же знаешь, какая она хитрая. Хитрее неё в этом государстве только Эя Мундус и наша мать, Эя Дуня. Она их так воспитала.

— Она воспитывала и тебя, но ты оказалась не хитрой а просто змеей, которая предаёт свою собственную семью. Несколько часов назад Эя Мира угрожала мне, что убьёт меня, если я причиню тебе боль. А ты сейчас настраиваешь меня против брата и сестры.

— Я делаю это ради тебя, Данияр! Мне больно видеть, как с тобой поступает моя сестра. Она любит Эя Мундуса, но играет с тобой и твоими чувствами. Ты сам видишь, как она смотрит на брата. Это не просто сестринская любовь. Я смотрю на тебя так же, как она на него.

— Почему сегодня все говорят, что поступают подло ради меня? Скажи мне... Хотя нет, не говори. Просто знай: я тебе не верю, Медея. Уходи.

— Если не веришь, послушай их сегодняшний разговор внимательно, и ты поймёшь больше из их молчания, чем из слов. Они знают, что ты их слушаешь. Будь внимательнее, и всё узнаешь, — уговаривала Медея.

Тиракал нехотя согласился, и они вместе прослушали весь разговор Генералиссимуса и Эя Миры. Но ему не нужно было разгадывать молчание, потому что Эя Мундус произнёс непростительные слова:

— Ты стала похожей на нашего Тиракала. Он тоже ради тебя готов уничтожить мир, так же как ты ради меня.

— Вот видишь! — закричала Медея. — Ради брата так не поступают! Это делают ради любимого, но не ради брата!

— Уходи! — кричал Тиракал. — Уходи!

Медея покинула тронный зал, и Тиракал остался один. В его голове роились мысли. Он вспоминал все хорошие моменты, проведённые с Эя Мирой, и пытался вспомнить приятные моменты со своей сестрой, но у него не получалось вспомнить ни одного. Они всегда ругались, ненавидели друг друга. Он не мог понять любовь Эя Мундуса и Эя Миры, потому что для него братская любовь была незнакома. Он понимал страсть и желания между людьми, но не такую любовь. Наверное, именно в этот вечер он решился на безумный шаг, из-за которого позже потеряет всё.

*******************

Когда Эя Мира приблизилась к лагерю Гереса Адада, она вздохнула, обругав в мыслях своего брата, и принялась готовить несколько вещей, которые могли помочь ей в бою. Закончив приготовления, она уверенно направилась к лагерю, держа в руках два меча, и с фальшивой улыбкой закричала:

— Адад, я здесь! Ты хотел моей головы? Так иди и возьми её сам, если у тебя хватит духа!

Герес Адад услышав шума, вышел из шатра, нахмурился и спросил у своих людей:

— Кто это?

— Герес, это Десятая Фармандэ. Она пришла в одиночку с мечами и хочет драться с вами, — ответил один из воинов.

Эя Мира продолжала кричать, не успокаиваясь:

— Выходи, Сталтус, или ты боишься? Ах, да, я забыла, что ты трус! Ты все эти годы жил с убийцей своего отца, видел, как он смотрит на твою мать, и притворялся слепым и глухим. Наверное, ты даже знал и то, что прежний Тиракал изнасиловал твою мать, но боялся противостоять ему в лицо. И сейчас тоже молчишь, боясь что-либо сделать.

Разъярённый Адад хотел броситься на Эю Миру, но Первая Фармандэ, которая раньше была Третей Фармандэ успев подойти вовремя, остановила его и уговорила вернуться в шатёр:

— Что вы делаете, Герес? Не видите, она хочет вас спровоцировать и заставить драться.

— Ну если она так хочет, тогда я убью её собственными руками! Она убила мою любимую!

— Герес, она очень сильная и хитрая. Если мы видим её здесь одну, это значит, что у неё есть план. Тиракал не отпустил бы её в одиночку. Давайте подождём наших шпионов, они расскажут, что задумал Генералиссимус с Тиракалом. Я пойду вместо вас и заставлю её ответить за каждое слово. Но вы должны остаться здесь. Если с вами что-то случится, мы не сможем продолжить наши дела.

Герес Адад хотел возразить, но тут подошли две другие Фармандэ-предательи и убедили его остаться в шатре. Они вышли вместе сражаться, оставив их главаря внутри.

Когда все три Фармандэ с воинами подошли к Эя Мире, она удовлетворённо рассмеялась. Эти сталтусы сделали всё, как хотел Эя Мундус и сами своими ногами пришли прямо его в ловушку.

— Вы слышали песню, которую я пою? — спросила Эя Мира у врагов. — Вы тоже думаете, что это песня смерти, да? Но вы ошибаетесь, родные мои. Открою вам маленький секрет: я пою её, когда не хочу никого убивать. Буду честной до конца: иногда она помогает, иногда нет. Сегодня я докажу свои слова и спою эту песню для вас.

Воины насторожились, когда Фармандэ начала петь. Их страх перед ней был не беспочвенным, потому что Эя Мира уже заранее надрезала свою правую руку и дала крови стекать на свои мечи. Она резко подняла их, огненный и водный, и, скрестив их, создала поток пара, который распространился вокруг благодаря её третьему, ветряному, оружию. Пар стал заслонять её от лучников, мешая им целиться и стрелять. Воины пытались развеять пар с помощью своих ветряных клинков, но не работали слаженно, и их усилия лишь усиливали хаос. Один из них направил пар на другого.

Всё было бы не так плохо, если бы Эя Мира не подожгла заранее подготовленную траву. Используя ветряные клинки, воины ещё больше распространили дым. Они запаниковали, не понимая, что это — дым или пар. Пользуясь их замешательством, Десятая Фармандэ стала один за другим бить врагов рукоятками мечей, чтобы они теряли сознание.

Когда дым начинал рассеиваться, она снова и снова создавала новый пар. Её главным преимуществом в этом бою было то, что она действовала одна, что позволяло ей маневрировать и быстро менять тактику, в то время как её противники мешали друг другу. Воины Гереса Адада, напуганные и задыхающиеся от дыма, слышали крики сражающихся и, в панике, начали драться друг с другом, предполагая, что Фармандэ пришла не одна.

— Какие же вы сталтусы, — кричала Эя Мира, её голос прорывался сквозь шум битвы. — Прекратите убивать друг друга! Как я объясню это своему брату, что не я виновата в ваших смертях, а вы сами настолько слабы, что от страха нападаете на своих же сородичей? Хватит, я вам сказала! Не убивайте друг друга.

Эя Мира больше ругала противников словами, чем боролась с ними. В то же время, Эя Мундус используя этот хаос без препятствий, спокойно вошёл в шатёр Гереса Адада, как будто это был его собственный дом. Он заранее оставил свою левую руку за пределами лагеря, чтобы избежать слежки со стороны Тиракала и его людей.

— Генералиссимус, — прошипел Герес Адад с ненавистью, сразу схватившись за оружие. Но Эя Мундус одним ударом выбил оружие из его рук, лишив Адада защиты.

— Я скажу тебе честно, друг мой, — спокойно начал Эя Мундус.

— Не называй меня другом, — злобно ответил Адад. — Если бы ты уважал нашу дружбу, ты не позволил бы своей сестре убить Герессесу.

— Ты не поверишь, но я много раз предупреждал её, что нельзя трогать Герессесу, — сказал Эя Мундус, стараясь успокоить противника. — Но она бесшабашная у меня. Я не могу предсказать, что она сделает дальше. Ты же знаешь, тогда я сам был так же шокирован, как и ты, когда узнал, что она убила Тиракала. Вчера вечером я предупреждал её остановиться, но она не послушала даже меня.

— Почему ты здесь, Эя Мундус? Чтобы сказать мне, какая твоя сестра психичка? Не утруждай себя, я сам знаю, что она за тварь, — Герес Адад с ненавистью смотрел на Генералиссимуса.

Эя Мундус с трудом сдерживал гнев. Он пришёл сюда не для ссоры, а чтобы попытаться договориться и успокоить своего давнего друга.

— Давай поговорим кратко и начистоту, друг мой. У тебя есть два варианта: либо ты снова послушаешь меня и мы заключим новое соглашение, либо я убью тебя прямо здесь. Ты же знаешь меня лучше всех — я не позволю вам с Тиракалом жертвовать невинными людьми ради вашей безнадёжной ссоры и мести.

— Ты думаешь, убить меня так легко, Генералиссимус? Ты пришёл сюда, в окружение моей армии, и думаешь, что сможешь меня победить? — Герес Адад попытался сохранить достоинство, но его голос дрожал.

— Друг мой, ты же знаешь меня. Если бы я хоть на один процент сомневался в своей победе, я бы не говорил таких громких слов, — С этими словами он молниеносно вынул своё оружие и приставил его к шее Адада, тот даже не успел среагировать. — Я могу сейчас отрезать твою голову, и твоя армия сдастся мне. Ты это прекрасно понимаешь. Не заставляй меня убивать тебя-моего друга, любимую я уже убил. Мне не хочется жить и с этой виной.

Герес Адад, закрывая глаза, с болью прошептал:

— Убей меня и освободи от этой муки. Я такой слабак, что даже не могу отомстить за смерть любимой. Твоя сестра сейчас говорила правду. Всю свою жизнь я терпел. Терпел моего дядю, кто убил моего отца и изнасиловал мою мать. Всю жизнь я играл бездельника, ожидая момента для отмщения, но вместа меня твоя сестра убила моего дядю. А сейчас ты хочешь, чтобы я не мстил. Нет, извини, ты говоришь мне, что у меня даже не хватит сил противостоять тебе и твоей сестре. Тогда скажи, зачем мне жить?

— Послушай меня, друг мой, — мягко ответил Эя Мундус. — Придёт день, когда ты сможешь отомстить убийце.

Адад горько рассмеялся:

— Не лги мне, Генералиссимус. Ты никогда не позволишь мне убить свою сестру.

— Когда придёт тот день, когда ты сможешь отомстить моей сестре, я уже буду мёртвым и не смогу тебя остановить. А до тех пор послушай меня, и ты достигнешь всех своих целей, — голос Эя Мундуса был полон уверенности.

Адад с искренним беспокойством спросил:

— Что значит, что ты будешь мёртвым? Ты снова думаешь о самоубийстве, Мун?

— Тиракал не позволит мне даже думать о самоубийстве, — сказал Эя Мундус с легкостью в голосе. — Он сейчас точно сидит и планирует, как убить меня. Поэтому, Адад, ты и моя сестра нужны мне. Вы оба нужны. Пока мы не достигнем всех наших целей, ты должен жить. Когда всё закончится, возможно, Эя Мира сама придёт к тебе и попросит о смерти. Но до этого момента тебе нужно еще терпеть, друг мой.

— Твоя сестра, Эфрите, просит о смерти? — презрительно рассмеялся Герес Адад. — Ты, наверное, сам не знаешь свою сестру. Она высокомерная тварь, которая убьёт всех нас, сварит с нашими кровями любимый напиток и будет наслаждаться им.

— Всегда помни, что именно эта высокомерная тварь убила старого Тиракала. Мы с тобой сколько раз пытались избавиться от него? Сколько попыток мы сделали? — напомнил Эя Мундус, пытаясь убедить Адада.

— Кстати, о смерти нашего Тиракала. Ты хоть раз спрашивал у своей сумасшедшей сестры, как ей удалось его отравить?

— Она отравила меня, но слабым ядом, — признался Эя Мундус. — Когда мою кровь использовали для лечения Тиракала, он и отравился.

— Какой яд? И почему Создатели не заметили, что в твоей крови был яд? Они ведь проверяли её каждый раз! — Герес Адад насторожился, не понимая всей картины.

— Это был необычный яд, — пояснил Мундус. — Настолько, что его и ядом-то назвать сложно. Он сам по себе не смертелен, поэтому Создатели не придали ему значения, думая, что это просто лекарство. Они не подозревали, что если употребить его с определенной пищей, можно ощутить слабость. А если к этому добавить алкоголь, то это уже смертельно — вплоть до сердечного приступа. На самом деле, сложно сказать, умер ли Тиракал от удара Данияра или от яда. Эя Мира сделала Тиракала слабее, чтобы он не смог убить Данияра в бою, но она всё рассчитала: если Тиракал каким-то чудом пережил бы бой, то умер бы от сердечного приступа той же ночью.

— Но какой яд она использовала? — Адад не отступал.

— Я тебе не скажу, друг мой, — с ухмылкой ответил Мундус.

— И почему сам не додумался отравить Тиракала таким образом? — спросил Адад с укором.

— На это были несколько причины. Во-первых, яда в крови было недостаточно, чтобы убить его — нужен был триггер, чтобы кровь текла быстрее. Бой был тем самым триггером. Тиракал был слишком недоверчивым человеком: он не сражался и не тренировался, чтобы никто не узнал его сильных и слабых сторон. Нужен был вызов на бой, и я не смог бы повлиять на Данияра, чтобы тот бросил вызов своему отцу. А уж с тобой я бы и подавно не рискнул. Во-вторых, у меня не было доступа к кухне. Эя Мира иногда готовила для Данияра и была в хороших отношениях с поваром. Она убедила его приготовить именно ту еду, что ей нужна была. — Мундус замолчал на миг, словно обдумывая слова.

— Она так старалась, но в итоге Данияр узнал, что это она виновата в смерти Тиракала, — Адад ухмыльнулся. — Твоя сестра безжалостная тварь, Мундус. Она даже тебя отравила, своего любимого брата.

Генералиссимус проигнорировал издевку, продолжая свой рассказ:

— Мира недооценила самого сильного Создателя. Когда Данияр мучился, этот верный слуга искал способ избавить его от терзаний совести. Так он и нашёл яд. Но это неважно. Данияр простил Эя Миру. Ты должен понять, у нашего Тиракала Данияра одна слабость — моя сестра. Чтобы мы изменили всё, нам нужна её помощь. Да, моя сестра чрезмерно жестока, но и Гересеса была не невинной овечкой. Мы оба знаем, что она заслужила свою участь. — Мундус говорил холодно, но с твёрдой уверенностью.

— Не смей, Генералиссимус, не смей так говорить о ней, — со злостью выкрикнул Адад, но затем, со вздохом, добавил: — Я всё понимаю, брат. Умом я понимаю, что ты прав, но как мне жить с мыслью, что её больше нет? Как я могу планировать месть с твоей убийцей сестрой? Скажи как?

— Не беспокойся, — успокоил его Эя Мундус. — Сегодня я позволю тебе отомстить и Тиракалу, и моей сестре.

Не дав Ададу возможности спросить что-либо, Эя Мундус усыпил его, говоря:

— Извини, друг мой, нет времени на долгие разговоры. Мира начнёт беспокоиться. А ей нельзя волноваться, иначе начнётся река крови.

Тем временем, Эя Мира продолжала изнурительный бой. Она не помнила, сколько минут или может быть часов, сражается. Её руки были изрезаны, и она получила несколько ранений. Она начала думать, что больше не сможет долго сдерживать врагов и стала размышлять, как использовать оружие Доверия, чтобы случайно не навредить и своему брату. Она уже почти решилась на этот шаг, как услышала сигнал от Генералиссимуса. Сигнал означал, что всё в порядке, и Эя Мира могла отступить к месту, где они с братом договорились встретиться. Юная Фармандэ, из последних сил использовав оружие огня и воды, сбежав с поля боя.

Когда Эя Мира добралась до Генералиссимуса, у неё не осталось больше сил. Она едва двигалась. Увидев сестру в таком состоянии, Эя Мундус поспешил к ней и успел поймать, чтобы она не упала. Её голос был слаб и дрожал, когда она спросила:

— Ты убил Адада?

— Нет, но он у меня, — ответил Эя Мундус, обнимая её крепче.

— Но... — Фармандэ хотела уговорить брата убить Адада, но он прервал её.

— Тебе не нужно сейчас думать об этом, сестра. Нам нужно спрятаться и набраться сил. Завтра будет очень важный день. А сейчас не думай ни о чём и спи. Уже всё на мне, так что не беспокойся. Ты уже сделала самое главное.

Эя Мундус хотел намазать лекарство на раны Эи Миры, но она не позволила. Схватив его за руку и глядя ему в глаза с чувством вины, она прошептала:

— Мун, я пыталась оставить их в живых. Честно, я сделала всё невозможное, чтобы никто не умер, но, кажется, пять человек, а может и больше, мертвы. Это не я их убила, честно. Они сами начали паниковать и убивать друг друга. Я не успела их остановить. Был дым и пар, ничего не было видно.

— Мы поговорим об этом завтра, сестра. Сейчас спи, — нежно сказал Эя Мундус, заставляя себя улыбнуться.

— Прости, Мун, — прошептала Эя Мира и уснула на коленях Генералиссимуса, не услышав его последних слов:

— Когда ты поймёшь, что прощение нужно просить не у меня, а у тех, кого ты убила. Когда ты начнёшь ценить жизнь других людей, Мира моя...

Наследник трона.

На городской арене снова собрались все военные и высшие слои общества. Но на этот раз люди не были одушевлены. Они уже хорошо знали, какой конец ждёт их любимого Гереса Адада. Тиракал точно не оставит его живым. Толпа вместе с Тиракалом молча ждала, когда Генералиссимус приведёт Адада. Однако вместо Генералиссимуса Гереса Адада привела Десятая Фармандэ. Когда Генералиссимус оставил Адада в руках воинов Тиракала, те жестоко избили его. Теперь, покрытый синяками и в лохмотьях, он босиком, с трудом переставляя ноги, приближался к арене. Железные цепи сковывали его шею, доходя до рук и ног. Жители, увидев Адада в таком состоянии, вспыхнули возмущением и ещё сильнее возненавидели Эя Миру. Но никто не осмелился выразить недовольство вслух — страх перед Тиракалом сковывал их губы так же, как цепи сковывали Адада.

Когда Десятая Фармандэ заставила Адада преклонить колени перед Тиракалом, Данияр, увидев своего жизненного врага в таком виде, вмиг забыл своё горе. Ликуя, закричал:

— Посмотрите, кого нам привели! Это же вчерашний грозный Герес, да? Тот, который обещал убить моих людей и меня. Не ты ли вчера прислал мне письмо с угрозами, что если я не принесу на блюдце голову своей невесты, тогда твоя армия уничтожит мою? Это был ты, жалкий червяк? А сейчас посмотри, твою непобедимую армию победили только два человека. Слышите, только двое разгромили этих изменников. А сейчас твою шею держит моя невеста, которую ты беспочвенно обвинял. Почему ты молчишь, Адад? Ну, говори же, говори хоть слово. Или Эя Мира уже отрезала твой язык, а может еще и твоё мужское достоинство? Он при тебе или это тоже отрезали?

Герес Адад, гордо смотря прямо на Данияра, ответил с вызовом:

— Ты называешь меня жалким, Данияр? Посмотри на себя и пойми, что из нас двоих именно ты выглядишь жалким. Ты так горделиво говоришь о том, что мою армию победили двое. Да, верно они победили. Но кто они? Откуда пришли? Друзья они или враги? Я скажу тебе то, о чём все молчат, Данияр. Эти двое чужаков смогли победить нашу армию. Понимешь? Наших людей, и после этого ты можешь быть довольным? Ах, я забыл, ты же думаешь, что они верны только тебе? Скажи мне, братец, если они убивают своих же сородичей, не придёт ли день, когда их мечи обрушатся и на наших людей? Ты называешь её невестой, но эта тварь без сожаления убила твою сестру! А ты, предпочитаешь закрывать глаза, притворяясь слепым и глухим, чтобы не признать вину твоей невесты. Но во всем этом виноват старый Тиракал, который позволил рабам подняться до военных, и теперь посмотри: один из этих бывших пленников стал Генералиссимусом нашей страны! Всё потому, что твой отец считал его более достойным, чем наши собственные люди. Он любил врагов больше, чем своих, как и ты. Ты и твой отец сделали нас слабыми. Наши воины даже двумя мечами не дерутся, а эти чужаки управляют тремя в бою!

Тиракал, услышав обвинения, нахмурился. Трибуны, шепчась, признавали слова Адада. Но, обретя спокойствие, он со спокойной ухмылкой ответил:

— Враг или друг, Адад? Кто ты сам? Ты стремился к гражданской войне. Сколько наших людей могло погибнуть из-за твоей жажды трона? Ты пытаешься своими словами посеять раздор между мной и моим Генералиссимусом. Эти люди, которых ты называешь рабами, пять лет верой и правдой служат мне. А ты, изменник, не знаешь, что такое верность, и потому клевещешь на них.

Адад громко рассмеялся, его глаза горели яростью:

— Верные своему Тиракалу? Братец, армия твоей ненаглядной вчера отрезала свои руки ради Эя Миры. И ты осмеливаешься говорить, что они верны тебе? Они верны только этой убийце и её Генералиссимусу.

— Я устал слушать твои безнадёжные речи, Адад, — ответил Тиракал с ледяным спокойствием. — Всё ясно с тобой. Я дал тебе шанс покаяться и принять лёгкое наказание. Но ты не желаешь признать свою неправоту, и потому не вини меня за жестокость. Назови своё последнее желание, и я исполню его. Затем, как предписывают наши законы, тебя казнят четвертованием(

Четвертование

осуществлялось при помощи лошадей. Осуждённого привязывали за руки и за ноги к четырём сильным лошадям, которые, подхлёстываемые палачами, двигались в разные стороны и отрывали конечности). И потом при всех на заседании твоё тело сожгут, чтобы ничего от тебя не осталось.

— Я воин и не позволю тебе убить меня так, — гордо ответил Адад. — Я умру только с оружием в руках. Так что, Тиракал государства Гордыня, по нашим законам, тебе может бросить вызов только твоя семья. А я часть этой семьи, поэтому, если у тебя хватит духа, сразись со мной.

— Посмотри на себя, Адад, — усмехнулся Тиракал. — Мне хватит мгновения, чтобы сбить тебя с ног. И не надейся на милость. Я не буду милосердным и не убью тебя в бою. Ты умрёшь по закону наших предков. Тебя не спастись от четвертования.

Эя Мира, стоявшая до этого момента как статуя -безмолвно, внезапно ожила. Её глаза вспыхнули решимостью:

— Тиракал, позвольте мне сразиться вместо вас. Вам не следует унижаться, бившись с таким слабаком. И если смотреть со стороны, это будет нечестно. Герес сейчас слаб как никогда. Он не сможет сразиться с вами, но против меня у него хотя бы будет шанс.

Увидев колебания на лицеТиракала, Эя Мира добавила:

— Если позволите, считайте это вашим свадебным подарком мне. На поле боя я докажу свою решимость и очищу своё имя от клеветы.

— Хорошо, пусть будет так. Судьёй вашего боя будет Генералиссимус, — неохотно согласился Тиракал.

Эя Мундус, довольный решением, с улыбкой подмигнул сестре, но на этот раз она не ответила ему.

Во время выбора оружия Эя Мира подошла к Гересу, поклонилась и произнесла:

— Давайте выберем только одно оружие, — спокойно предложила Эя Мира, её голос звучал холодно и уверенно. — Если у вас будет больше, вы не сможете свободно двигаться с этими ранами, и бой закончится, не начавшись.

Герес вспыхнул от ярости, его глаза метали молнии:

— Мне не нужна жалость убийцы. Покажи мне, на что ты способна. Ты же у нас высокомерная эфритэ, которая осмелилась бросить вызов самому наследнику трона Гордынии. Такого ещё никогда не было!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, знаю, — с язвительной усмешкой ответила Эя Мира, её глаза сверкнули насмешкой, несмотря на то, что внутри она чувствовала себя измотанной и без сил. — Я уникальна во всем.

С этими словами она шагнула в центр арены, пытаясь скрыть свою усталость и слабость за маской уверенности. Она стиснула зубы и с усилием надрезала свою руку больше чем надо было, чтобы использовать кровь для боя. Кровь стекала по её пальцам, капая и на оружие, и на землю. Зрители ахнули, увидев это.

Адад, наблюдая за происходящим, повернулся к трибунам и с торжествующим видом объявил:

— Смотрите, воины Гордынии! Смотрите своими глазами и поймите, почему мы такие жалкие в бою, почему наши люди гибнут в Сильвии, а ни один из солдат Генералиссимуса или этой убийцы не умирает. Они отрезают свои руки и используют свежую кровь в бою. А вы тратите своё драгоценное время, чтобы налить кровь в оружие из сосудов. Вы говорите, что запах крови может привлечь тварей, и это правда. Именно так брат и сестра получили высшие военные должности. Они становятся живой приманкой, и твари, обезумевшие от запаха их крови, нападают без разбора.

Эя Мира устало вздохнула и обратилась к Гересу:

— Простите, Герес, не хочу отвлекать вас, но я уже два дня без отдыха сражаюсь. Давайте сразимся, а потом вы сможете спокойно раскрыть все наши тайны и учить молодых. И вообще, у вас всегда было время для обучения. Почему вы тратили его на пиры и праздники? А сейчас, когда смерть близка, вы вдруг решили стать такими мудрым и сострадательным?

Герес, не ответив, с яростью бросился на Эю Мир, и они скрестили мечи. Огонь метал в их глаза искры ненависти, и каждый удар звучал как гром. Их клинки сверкали в свете арены, и никто из зрителей не мог предсказать, кто выйдет победителем из этого поединка.

— А вы притворялись слабым, да? Но посмотрите, как мамонт сражаетесь! Как низко с вашей стороны, Герес! Вы, наверное, боялись, что Тиракал будет сражаться на полную силу, поэтому притворялись!

— Притворству равных тебе нет, женщина! — отозвался Герес, едва сдерживая ярость. — Ты убила Гересесу и заставила моего брата поверить, что ты ни при чём! Ты не имеешь права говорить о притворстве, убийца!

Эя Мира, уклоняясь от очередного удара, холодно ответила:

— Это не я убила Гересесу. Наверное, она просто не хотела выходить замуж за такого слабака, как ты, и покончила с собой.

— Эфритэ! — шипел Адад, снова и снова атакуя её огненным мечом. Его удары были полны ярости и силы, но Эя Мира умело уклонялась, парируя атаки.

— Вы скучны, Герес. — Её голос прозвучал насмешливо. — Всё, что вы можете, это называть меня эфритэ и убийцей. Вы настолько предсказуемы, что даже не используете водный или ветренный меч. Неужели вы всерьёз думаете, что сможете победить меня с одним оружием? Покажите свою настоящую силу, а то я здесь от скуки усну. Наверное, никто до меня не спал на арене, да? И в этом я тоже буду первой?

Герес зарычал от ярости, его лицо исказилось от гнева:

— Хочешь увидеть силу наследника нашего трона? В моих венах течёт кровь Тиракалов! Такая, как ты, не заслуживает видеть всю мою мощь. Но Данияр должен понять, кто я и что могу с ним сделать. Он должен знать, что однажды я возьму его жизнь и трон, как сегодня возьму твою никчёмную жизнь. Готовься увидеть, как я танцую с твоей кровью, убийца!

Эя Мира хмыкнула, её глаза сузились:

— Какой у вас изменчивый характер. То я не заслуживаю видеть вашу силу, то вы всё же покажете её. Сражайтесь уже как мужчина. Хотя бы один день в жизни будьте храбрыми и не прячьтесь за маской слабака.

Герес, игнорируя её слова, начал менять мечи с молниеносной скоростью, используя водный и огненный клинки. Зрители не успевали следить за его движениями, а бой казался им вечностью, хотя прошло лишь полчаса. Они шептались, что оба бойца уже на пределе своих сил и мастерства, и исход сражения решит только выдержка а не сила.

Эя Мира и Герес продолжали сражаться на арене, каждый удар их мечей был наполнен смертельной решимостью. Эя Мира попыталась снова завязать разговор, надеясь сбить противника с толку. Так подумали все, когда услышали их разговор.

— Не хотите сдаться? — спросила она, скрывая своё отчаяние за насмешливой улыбкой. Все вокруг думали, что она пытается давить на Гереса словами, чтобы выиграть время или запутать его.

Герес огрызнулся:

— Не выйдет, женщина. Я не мой брат, чтобы слушать твои грязные слова. Ты не сможешь надавить на меня или сбить с толку. Я никогда не был таким спокойным, как сейчас. Сегодня проигравшим будет не я, и даже не ты, а наш общий Тиракал.

— Мечтать не вредно, — ответила Эя Мира с язвительным тоном.

Она изо всех сил старалась сосредоточиться на бой, но её мысли были о другом. Она все время споминала разговор с её братом. Всё, что она хотела, это чтобы бой наконец то закончился, и она смогла бы пойти домой и спать. Её усталые глаза искали поддержки, и она посмотрела на своего брата с надеждой, что он поможет ей закончить наконец этот бой. Она не хотела сражаться, но не могла ослушаться приказов Эя Мундуса, и поэтому из-за его приказа она заставила себя ослабить и тело и душу. В этот момент Эя Мира почувствовала резкую боль в ноге, такую сильную, что казалось, будто боль пронизывает её до самой кости. Было стократно больно, чем тогда, когда отрубили её руку. Она услышала слова Тиракала, доносящиеся словно издалека: "Вставай, Эя, защищайся! Вставай ", но не смогла понять, почему Данияр снова кричит на неё, что на этот раз его не устраивает. Что он хочет от неё сейчас? Она словно погружалась в сон, вокруг был шум, но казалось, что это всего лишь сон. Её глаза затуманились, но один силуэт она бы узнала всегда и везде.

Перед ней стоял её брат, и Мира подумала, что всё наконец то кончено. Он пришёл, и теперь она сможет отдохнуть. На её лице появилась слабая улыбка, но боль в ноге усиливалась. Казалось, что ногу отрубили, и тогда она наконец осознала, что действительно потеряла ногу. Ей даже не удалось запаниковать — её брат подхватил её на руки и крепко обнял. Он смотрел на неё с беспокойством, в его глазах читались глубокая боль и вина.

— Прости, сестра, — беззвучно прошептал Эя Мундус. — Во всём виноват я.

Генералиссимус что-то снова шептал, но Эя Мира уже не слышала. Она погрузилась в спокойный сон на руках самого дорогого ей человека на свете.

Эя Мундус винил себя в случившемся не Адада, не Тиракала, а только себя. Никто не смог бы одолеть его сестру, если бы не он. Она всегда слушала только его.

Несколько часов ранее

— Мун, чего ты добиваешься? — спросила Эя Мира с уставшим голосом. — Почему я должна проиграть Ададу? Почему вообще я должна сражаться с ним? Пусть они с братьями убивают друг друга. Зачем нам вмешиваться? Я не пойду на это. Я устала, понимаешь? Я тоже человек. Я потеряла так много крови. Кто-то другой на моём месте уже умер бы. Зачем мне страдать?

— Потому что я так сказал, — ответил Эя Мундус холодно.

— Объясни, почему мы должны помогать Гересу Ададу? Для тебя он всегда был пустым местом. Зачем ты его спасаешь? Или подожди, не говори ничего, я сама скажу. Неужели всё это время он был твоим союзником?

— Наконец-то поняла, сестра. Я думал, ты умнее, но все эти годы даже не заметила, что Адад мой друг. Я хотел сделать Адада Тиракалом. А ты убила старого Тиракала, сделав Данияра новым, и из-за твоей ошибки мы все страдаем сейчас.

— Как я могла знать? Брат! Адад был любимцем старого Тиракала, и я думала, что он такой же мерзкий, как отец Данияра.

— Как ты могла так ошибиться? Старый Тиракал убил отца Адада и насиловал его мать на его глазах. Как он мог быть похожим на старого Тиракала? — Мундус смотрел на неё с упрёком. В ответ Эя Мира задумчиво сказала:

— Я всегда знала, что он жаждет мести, что он играет роль бездельника и ждёт удобного случая. Но я не думала, что он хочет завершить своё дело вместе с тобой.

Эя Мундус спокойно ответил:

— Да, со мной. И ты должна спасти его, потому что ты убила его любимую. Он согласился забыть об этом ради наших общих целей. Ты должна вернуть свой долг, спасая его.

— Ты сталтус-брат или просто притворяешься им? — возразила Эя Мира с явным разочарованием. — Он скорее умрёт, чем забудет о мести. Если я не убью его в бою, он точно убьёт меня. Ты отправляешь меня на верную смерть. Ты бы смог забыть о смерти своей любимой ради какой-то высшей цели? Конечно, нет! И он не забудет. Говорю тебе, он убьёт меня сегодня. Не заставляй меня проиграть ему, прошу тебя.

— Ты должна проиграть сегодня, Мира, чтобы спасти Адада. Это моё последнее решение, — твёрдо сказал Мундус.

— Хорошо, брат. Ты знаешь, что я сделаю всё ради тебя. Но потом не смей жалеть о своём решении. Я не приму этого, — её глаза блеснули решимостью, хотя внутри она чувствовала, что силы покидают её.

Во время боя

Генералиссимус все время не отводил глаз от своей сестры, даже не обращая внимания на Адада. Он знал, что Мира всегда подчинится его приказам, но его беспокоило то, как она смотрела на него. Её тело и глаза кричали об усталости и нежелании сражаться, но она заставляла себя продолжать ради него. Мундус начинал жалеть о том, что попросил её сражаться. В один миг Адад начал сражаться с новой силой, словно обрел второе дыхание, тогда как Эя Мира продолжала безэмоционально защищаться, не выкладываясь на полную мощь. Она могла бы убить Гереса в первые секунды, если бы захотела, но держалась, чтобы не вызвать подозрений у Тиракала.Она всё больше о больше смотрела на своего брата, и это дало Ададу шанс. Она доверилась словам брата, что Адад не убьёт её, и расслабилась. Но Адад нарушил своё слово. Он должен был только угрожать её жизни, чтобы Тиракал сделал всё ради спасения Десятой Фармандэ, но его жажда мести оказалась сильнее. Для него в этой секунде было важнее убить убийцу своей любимой, чем собственное спасение. Внезапно Адад отрубил левую ногу Эя Миры. Она упала, не успев даже защититься, и Адад приготовился нанести последний удар, который бы отрубил ей голову. Но в последний момент Генералиссимус успел вмешаться и остановить удар. В его глазах пылал гнев, он был готов убить своего друга, но, как всегда, смог взять себя в руки и сказал:

— Моя сестра сдаётся.

Адад кипел от ярости:

— Ты не смеешь вмешиваться, Генералиссимус! Отойди, я убью её. Это мой выбор — убить противника или помиловать. А я хочу убить её. Она знала, на что идёт, сама убила своих противников два дня назад, и никто ей не мешал. Поэтому отойди, или я убью тебя тоже.

— Попробуй, — с угрозой произнёс Эя Мундус, его голос был холоден и опасен. — Ты хочешь бросить вызов мне, Герес Адад?

— Я уже бросил вызов самому Тиракалу. Кто ты такой? Ты всего лишь Генералиссимус. Я убью и тебя, и твою сестру, — Адад не отступал, его глаза горели жаждой мести.

В этот момент вмешался самый старший из Фармандэ, которого Эя Мира называла старым лисом:

— Тиракал, так нельзя. Генералиссимус не имеет права вмешиваться. Герес Адад говорит верно: если он хочет, он может убить Десятую Фармандэ. Никто не может вмешиваться — так гласит наш закон предков.

Тиракал, сидящий на троне, встал и, глядя на старику, сказал:

— И что ты предлагаешь, Сталтус? Оставить Гереса убить мою невесту, вашу будущую Тиракалуии?

— Нет, Тиракал, у нас есть ещё один вариант, — тихо, но твёрдо заговорил Фармадэ.

— Вы можете даровать жизнь Гересу Ададу и снять с него все обвинения. Он больше не будет считаться изменикaмi. Позвольте ему жить в одной из областей, где он сможет обосноваться со своими людьми изменикоми. Если же он откажется и продолжит упорствовать, пусть убьёт Десятую Фармандэ, а наш генералиссимус покончит с ним. Ведь Герес едва стоит на ногах, и мы все это видим. И естественно в таком случае, мы убьём и всех его людей. Если он такой эгоист, пусть умрёт и заберёт с собой тех, кто был готов идти за ним через огонь и воду.

— Мудро сказано, Фармадэ, — одобрительно кивнул Тиракал, хотя его взгляд был направлен не на обсуждаемую судьбу Адада, а на Эя Миру. В эту минуту ему было важно лишь спасти её. Он бы даровал Ададу весь мир, лишь бы ничего из этого не случилось с Эя Мирой.

Герес Адад понял, что старший из Фармандэ является сторонником Генералиссимуса. Его слова о людях Адада были предназначены для того, чтобы тот сдался и выполнил их тайную договорённость. Адад знал, что его друг, Генералиссимус, сделал всё возможное, чтобы спасти его и его людей, но боль, разъедающая его душу, была сильнее. Она была больше, чем этот мир и чем люди, живущие в нём. Никто не мог понять его. Он хотел только убить убийцу, не смотря ни на кого и ни на что. Это было его правом. Он посмотрел на Эя Мундуса и взглядом попросил прощения у своего друга. В этом мире именно Эя Мундус не заслуживал такой боли, но Адад твёрдо решил убить Эя Миру.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сжимая ветреный меч в левой руке, Адад подошёл к беспомощной фигуре на полу, готовый обезглавить её. Но Генералиссимус снова остановил его, на этот раз именно он отрубил левую руку Адада.

— Неважно, будешь ли ты жить или умрёшь, — прорычал Генералиссимус. — Но ты будешь страдать так же, как страдала моя сестра. Ты не имел права отрезать ей ногу.

На трибунах начался шум, толпа открыто выражала свои чувства, крича:

— Тиракал, мы просим справедливости! Генералиссимус должен сложить оружие!

Тиракал, с сердцем, сжимающимся от страха, нашёл в себе силы сказать:

— Генералиссимус, отступи. Решение остаётся за Гересом. Он выберет: либо жизнь своих людей, либо смерть моей невесты. Мы не будем вмешиваться.

Эя Мундус неохотно отошёл, но был готов в любую секунду броситься на Адада. Он не позволил бы своему другу убить свою сестру, как бы виновата она ни была. Он не позволил бы убить свою младшую сестру.

Адад, в свою очередь, хорошо понимал, что Эя Мундус не позволит ему выбирать между жизнями. Генералиссимус всегда был спокоен и не показывал свои чувства, но сейчас он не надел маску безмятежности, а открыто показывал что убьет его. Во всем этом был только один вариант, и он снова должен был довериться своему другу, надеясь, что однажды действительно придёт день и он сможет отомстить Эя Мирe.

— Хорошо, я не убью эту Эфритэ ради моих людей, — сказал он, указывая пальцем на Тиракала. — Но если хотя бы одного из моих людей ты ложно обвинiшь и убьёшь, даже если представишь их виновными, я не поверю тебе, братец, и вернусь за жизнью этой убийцы.

Адад ещё что-то говорил Тиракалу, но Эя Мундус уже не хотел его слушать. Для него сейчас было важно, чтобы Мира не потеряла больше крови. Он осторожно, стараясь не причинить ей лишнюю боль, поднял на руки и отнёс в комнату к Создателям. Оставив с ними, он вышел и увидел Тиракала, который был злее, чем когда-либо. Данияр смотрел на Эя Мундуса с такой ненавистью, что Генералиссимус, чтобы не обострять ситуацию, молча оставил его и пошёл за Гересом.

Когда Эя Мундус нашёл его, то увидел то, чем уже догадывался. Создатели работали над рукой Гереса, устанавливая новую руку, сделанную из Адамаса, и вживляя отслеживающие устройства. Теперь, как и пленников и рабов, Адада тоже будут всегда отслеживать, контролировать каждый его шаг. Эя Мундус был уверен, что такие устройства поставят и на всех остальных людей, верных Адада. Все это была роковая ошибка Адада. Ранее его люди были свободным, а теперь у Тиакала появился повод, чтобы контролировать их всех. Все они стали такими же рабами, как и народ Генералиссимуса. Эя Мундус обладал властью как Генералиссимус, но его никогда не доверяли до конца не Данияр не его отец. В этом государстве все чужие навеки веков останутся чужаками и рабами.

Генералиссимус осуждающе посмотрел на руку Гереса, затем, сохраняя безэмоциональный вид, спросил:

— Сейчас ты доволен? Этого ты хотел, Герес? Ради этого ты боролся?

Адад, несмотря на острую боль, усмехнулся.

— Как сказать тебе, Генералиссимус, чтобы ты понял меня правилно? Я был бы по-настоящему счастлив, если твоя сестричка была бы мертва. Но и это не так уж и плохо. Каждый раз, когда её нога будет болеть, когда она не сможет спокойно спать из-за того, что адамас будет высасывать из неё силы, она будет помнить обо мне. Каждый раз она поймёт, что живёт только потому, что я позволил ей. Ваша высокомерная тварь будет в истерике, и это хоть немного успокоит моё сердце. Не только я буду страдать всю жизнь, но и она! —Сказав все эти слова Герес с ожиданием смотрел на Эя Мундуса прося о помощи. Он понимал что его друг уже тогда во время боя догадался о завершение этого поединка и специально отрубил ему руку чтобы потом избавился от слежки.

Генералиссимус не заставил долго ждать своего друга. Он хотел чтобы Адад несколько дней страдал так же как все рабы, но после его слов он с удовольствием снова отрубил ему руку и отшвырнул на другую сторону комнаты. Кровь фонтаном брызнула из культи Гереса, заливая пол алыми лужами. Но Мундус оставался неподвижен, даже не пытаясь помочь ему.

— Мун, останови кровь! — крикнул Герес, его голос дрожал от боли и отчаяния.

Эя Мундус медленно сел на стул и, смотря прямо в глаза Гересу, спокойно:

— Не хочется мне останавливать твою кровь. Знаешь ли, у меня тоже, как и у тебя, есть своя месть. И неважно, умрёшь ты или нет ведь мое сердце болит, так что я сделаю больно и тебе. Понимаешь? Мне наплевать на всех. Ведь мне нанесли рану.

Герес с трудом попытался сесть, его лицо исказилось от боли.

— Говори эти слова своей сестре. Это всё она начала...

— Она убила нашего врага. Не она любила нашего врага, а именно ты, Адад. Ты потерял голову и хотел погубить всех своих людей, лишь бы убить Эя Миру. Ты думаешь, я не понял, что ты решающий момент с удовольствием думал утащить за собой своих людей в смерть? Это ты, из-за своего любимого врага, разрушил все наши планы. И что теперь? Твои люди, которые были свободными и уважаемыми, теперь стали изменниками и рабами из-за твоей глупости. Они потеряли все возможности показав свою сторону ради тебя. Они больше не могут шпионить для тебя.

— Мун, брат, не начинай... Мне больно. Я могу умереть от потери крови...

— Неважно, умрёшь ты или нет. Неважно, умру я, Эя Мира или ты. Когда вы наконец поймёте это? Наши планы важнее личной мести, они выше нас. И скажу тебе честно, друг мой: Ты больше мне не нужен. Ты бесполезен. Это последний раз, когда я пришёл тебе на помощь. Ради нашей дружбы я заставил Эя Миру проиграть тебе. Ты что реально думал, что смог бы одолеть мою сестру. Ты хотел убить ту, которая спасла твою жизнь.

Герес злобно усмехнулся, его глаза сверкали безумием.

— Она бросила меня в огонь, и она же спасла меня от него. Её нога стала ценой за её преступление. Но я обещаю тебе, что мои чувства больше не будут иметь значения. Я не буду мстить... пока. Но после освобождения я убью твою сестру. До этого момента я забуду о нашей вражде. Она будет для меня как ты... но потом...

— Возможно, этот «потом» никогда не настанет, друг мой, — холодно ответил Эя Мундус и вышел из комнаты, оставив Гереса истекать кровью. После ухода Генералиссимуса в комнату вошёл его помощник, чтобы оказать помощь Гересу.

Одиннадцатая Фармандэ государства Иря

Когда Эя Мира пришла в себя, она увидела рядом сидящего силуэта и мягко прошептала:

— Мун...

Но вместо ожидаемого лица брата она увидела хмурого Тиракала. Может быть из за злости или от страдания на его лбу пролегли глубокие морщины.

— Когда ты успел так постареть, Данияр? — слабой улыбкой спросила Эя Мира. — Последний раз, когда я видела тебя, ты был молодым и красивым.

Тиракал нахмурился ещё больше.

— Когда ты успела бы меня разглядеть, если всё время смотришь только на своего брата. Ты—причина всех моих проблем и морщин, Эя!

— Да, ты прав. На этот раз я была действетельно не права. Прости, всё это из-за меня. Из-за меня тебе пришлось помиловать всех изменников. А самое главное, я опозорила тебя перед всеми, — ее голос дрожал от накопившихся эмоций.

Глядя на нее Тиракал, устало прошептал:

— Ты же знаешь, что мне наплевать на всё это, Эя. Мне всё равно, я найду повод убить их всех. Но то, что ты заставила меня пережить сегодня, я не забуду никогда. За два дня ты потеряла и руку, и ногу. Что дальше? Скажи мне? Чего мне ожидать от тебя, скажи, чтобы я хоть подготовился.

Она опустила глаза, искренне чувствуя вину.

— Я действительно виновата. Это всё потому, что я недооценила своих врагов. Прости, Данияр...

Тиракал смягчился, видя её виноватые глаза. Он нежно поцеловал её в щеку. Эя Мира поморщилась, как всегда, но попыталась не показывать этого.

— Когда мы успели докатиться до этого, Эя? — спросил он с горечью.

— О чём ты, Данияр?

— Твои глаза... те, в которые я влюбился в детстве. Они были такими невинными и искренними. А теперь в них столько хитрости, лжи и уверенности в том, что ты можешь манипулировать мной как хочешь.

Эти слова заставили Эю Миру рассвирепеть.

— Данияр, если в твоих глазах я такая мерзкая, чего ты хочешь от меня? Может, пришло время избавиться от меня? Хватит страдать. Зачем ты хочешь жениться на мне после всего этого? Тебе нравится страдать?

Тиракал нахмурился.

— Наверное, да, нравится. Я не знаю, сколько ещё я смогу выдержать, Эя. Сколько раз я ещё смогу разочаровываться в тебе и при этом любить тебя. Я люблю тебя, и ты это знаешь. Но уже хватит. Я устал. Понимаешь? Устал. Я знаю, что сегодня ты играла со мной, я чувствую это, но не понимаю твоих мотивов. Не понимаю, зачем ты убила мою сестру, но спасла моего брата. Чего ты добиваешься? Или хочешь посадить на мое место Адада? Что, я не смог исполнить все твои ожидания и ты решила что можешь посадить на трон Адада? Как ты посадила меня тогда?

— Данияр, ты даже не представляешь, как мне больно сейчас. Каждый наш разговор превращается в ссору. В каждом моём поступке ты видишь только подлость. Ты думаешь, я коварная тварь? Не могла ли я просто проиграть Ададу? Не могла ли я просто потерять ногу? Обязательно видеть в этом выгоду?

— В твоём случае это обязательно, — с ледяным спокойствием ответил Тиракал.

Эя Мира отвернулась от него, сдерживая слёзы:

— Уйди отсюда. Я не хочу тебя видеть.

— Ты хочешь увидеть своего Муна? Место меня?

— Я ненавижу вас обоих. Не беспокойся, —со злостю сказала юная Фармандэ.

Тиракал не ответил, но продолжал сидеть рядом, наблюдая за её борьбой с эмоциями. Видя, что он не уходит, Эя Мира с искренностью произнесла:

— Неважно, веришь ты мне или нет. Но хотя бы в одном поверь, пожалуйста. Для меня ты всегда останешься единственным. Не будет для меня никого другого. Ни мужчины, ни женщины. Только ты и только ты. И в моей постели, и на троне. Пока я жива, никто другой не займёт этот трон, только ты, и только ты один.

— Эя... — Тиракал хотел что-то сказать, но она его перебила.

— Уйди, пожалуйста. Оставь меня хотя бы сегодня. Завтра ты будешь говорить, какая я мерзкая, и я молча это выслушаю. Завтра ты будешь ревновать к моему брату, и я, как всегда, буду тебя успокаивать. Но не сегодня. Дай мне привыкнуть к тому, что у меня больше нет ноги и руки, что я больше не непобедима.

Тиракал медленно поднялся, его взгляд оставался на Эя Мире. Он понимал, что их отношения изменились навсегда. С тяжёлым сердцем он вышел из комнаты, оставив её одну в тишине в раздумьях.

Несмотря на усталость, Эя Мира не могла уснуть. Всё, что она могла делать, — это ждать своего брата, Эя Мундуса. Спустя несколько часов, он появился. Без левой руки, он тихо вошёл в комнату и сел на то место, где недавно сидел Тиракал. Генералиссимус молча взял руку сестры и осторожно убрал её в сторону, словно защищая. Он сидел рядом, не произнося ни слова, просто смотрел на неё.

— Не смотри на меня с жалостью, брат, — прошептала Эя Мира. — Я говорила тебе, что не приму твоих сожалений. Это всего лишь нога, Мун. Ничего страшного. Скажи, мама знает?

Эя Мундус тихо усмехнулся.

— Нет, не знает. И не стоит, чтобы она узнала.

— Полностью согласна. Незачем ей и мне лишний раз нервничать. Сказав что я как и наш отец слабак, — шутя сказала девочка, чтобы рассмешить своего брата, но Эя Мундус всё ещё выглядел встревоженным. Видя это, Эя Мира с хитрой улыбкой спросила:

— Так что же мы потеряли, а что выиграли от Адада, если не считать мою ногу?

Генералиссимус усмехнулся, но в его глазах была печаль.

— Мы потеряли всё. Твою ногу, мои планы… Этот сталтус разрушил всё. Несмотря на то, что я согласился отрубить твою руку, я не хотел, чтобы ты в это все вмешивалась, сестра. А сейчас у меня нет другого выбора. Ты должна мне помочь.

— Не переживай, Мун, — ответила она, стараясь быть уверенной. — Я сделаю всё, что нужно. Только скажи, что от меня требуется?

— Делай то, что ты всегда делаешь. Играй с Тиракалом, манипулируй им, как хочешь, и спасай наших людей. Когда придёт время, я всё объясню тебе. Но самое главное, Мира, прошу тебя, больше никого не убивай. Это всё из-за того, что ты убила Гересесу. Ты как всегда испортила все мои планы.

Эя Мира нахмурилась.

— Мун, знаешь, какие слова я больше всего ненавижу на свете? — Она не дождавшись ответа, продолжила. — Не «Эфритэ», как меня все называют. Наверное, они все правы. Из твоих слов я сегодня понял что и в твоих глазах я настоящая тварь, - Эя Мундус хотел возразить на эти слова, но девочка не позволила сказав.- сейчас давай не будем спорить об этом. О чем я говорила? Ахх, да. Самое неприятное для меня — это слышать «я тебя люблю» и «больше никого не убивай». Эти фразы заставляют меня чувствовать себя обязанной сделать то, чего я не могу. Это выше моих сил. Понимаешь?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эя Мундус вздохнул.

— Придёт день, когда ты будешь мечтать услышать слова «я люблю тебя» от того самого, кого ты полюбишь, но не услышишь. И придёт день, когда ты поймёшь, что нельзя убивать, но тебе не останется другого выбора, сестра, и ты снова убьёшь.

Эя Мира прищурилась.

— Спасибо, брат. Ты всегда знаешь, как поднять мне настроение. Почему ты так поступаешь со мной? Я всем сердцем с тобой, а ты только делаешь мне больно. Но уверяю тебя, я не буду такой же добродушной, как ты. Кто обидит меня, я не пощажу — будь это ребёнок, старец или больной. Я отомщу. И не наступит день, когда я стану такой же слабой, как Данияр и Адад. Любовь — это слабость, которую я никогда не позволю себе.

— Не будь так уверена, — усмехнулся Эя Мундус. — Может, Тиракал прав, и ты действително влюблена в меня?

— Фу, брат, — фыркнула она, но не смогла сдержать улыбки:

— Эти люди просто не в своём уме.

— Согласна, — кивнула Эя Мира. — Кстати, брат, ты знал, о чём мечтала Гересеса?

— Откуда мне знать, Мира? Ты права, называя её Эфритэ. Но я не хотел, чтобы Адад был таким же несчастным, как я.

— Ну да, ну да. Наверно он был самым счастливым человеком, когда ее любимая Гересеса рассказывала ему о вашей с ней первой ночи, — подшучивая, сказала Эя Мира. — Эта безмозглая тварь однажды поделилась со мной и с Гересом о своих мечтах. Она говорила, что для неё было очень важно, чтобы она была не только девственницей, но и чтобы у тебя не было партнёра. И знаешь, она радовалась этому. А когда я сказала, что это не повод для счастья, она ответила, что я не понимаю ничего. Что это гордость — что у тебя не было стольких любовниц, как у Тиракала.

Эя Мундус грустно посмотрел на сестру.

— А что сказал Адад?

— А что он мог сказать? Набрал воды в рот и молча слушал её болтовню.

— Понятно…

Эя Мира взглянула на брата, её лицо стала снова шутливой.

— Это правда, брат? У тебя не было женщины?

Эя Мундус нахмурился.

— Мы не будем говорить на эту тему.

— Да ладно, Мун. Просто скажи, было или нет.

- Да

- Что да? Да было и да не было. Какой из них вариант?

-Да и нет — тоже шутя сказал Генералиссимус

- Ну брат. Говори уже мне интересно.

— Это останется для тебя тайной, Мира.

— Тогда не было ничего, для меня это уже понятно. А то ты бы сразу сказал, что было.

В ответ Генералиссимус усмехнулся лишь, но потом остановился, поднял голову и, с грустным выражением лица, сказал:

— Наверное, из-за всего этого мы выиграли только то, что сейчас у Адада есть область, и мы можем всех наших людей спрятать там без страха, что Тиракал заподозрит тебя и тебе больше не требуется просить его дать место для похорон.

Эя Мира кивнула, её лицо оставалось бесстрастным, несмотря на скрытую усталость:

— Хотя бы что-то.

Генералиссимус посмотрел на неё с состраданием, его голос стал мягче:

— Ладно, сестра, спи. Завтра ты должна пойти на границу и взять командование над Десятой армией.

Эя Мира устало потёрла лоб, её глаза опустились:

— Дайте мне отдохнуть хоть чуть-чуть. Вы бесчувственные, я потеряла ногу.

Генералиссимус, не изменяя выражение лица, ответил:

— Мозги-то у тебя на месте. Пока голова работает, всё будет в порядке.

Эя Мира вздохнула и, преодолевая боль, посмотрела на него:

— Хорошо, я всё сделаю. Только сегодня оставь меня в покоя брат.

Генералиссимус поцеловал её в лоб, его глаза полные вины скользнули по её лицу перед тем, как он ушёл. Эя Мира осталась в тишина. Но даже в одиночестве она не смогла заснуть до утра — беспокойство терзало её изнутри. А на следующий день Десятая Фармандэ, едва собрав силы, пошла в свою комнату, чтобы подготовиться к встрече с армией. Когда она закончила натягивать сапоги, в комнату вбежала Медея. Её глаза сияли радостью, и она воскликнула:

— Сестра, для тебя у меня есть отличные новости!

Но, увидев протез на ноге Эя Миры, её радость мгновенно угасла. Медея побледнела и почти шепотом сказала:

— Так это правда, да? Что говорят все вокруг. Этот тварь Адад отрубил тебе ногу? Все говорили об этом, но я не хотела верить. Думала, что если бы такое было, то Мун всё бы рассказал нам вчера, но он как рыба промолчал.

Эя Мира посмотрела на сестру, её глаза потемнели от боли:

— Правильно сделал Мун. Зачем вам с нашей матерью напрасно волноваться?

Медея вспыхнула от гнева и печали:

— Ты называешь это напрасным беспокойством? Потеря ноги, сестра. За два дня ты потеряла ногу и руку!

Эя Мира подошла ближе и, с едва заметной улыбкой, ответила:

— Какое счастье, что хоть кто-то волнуется обо мне. Только ты, Медея, не винишь меня и искренне беспокоишься обо мне. Иди ко мне, — она раскрыла руки, и Медея бросилась в её объятия.

Десятая Фармандэ тихо спросила:

— Так какая у тебя была новость?

Медея, всё ещё сжимая её в объятиях, внезапно вспомнила:

— Ах да, забыла уже. Наш Тиракал назначил меня твоим помощником.

Эя Мира замерла, её лицо потемнело от непроявленного разочарования. Однако она быстро взяла себя в руки и, стараясь не выдать свои чувства, сказала:

— Ты не воин. Зачем тебе становиться моей помощницей? Что ты будешь делать на поле боя?

Медея, несмотря на тревогу в голосе, попыталась объяснить:

— Вот и я так сказала нашему Тиракалу, но он ответил, что я помогу тебе с вопросами снаряжения и доставки еды, как все остальные помощники у всех Фармандэ. А ты всегда защитишь меня, поэтому не обязательно, чтобы я была воином. Так что сейчас я, наконец-то, смогу быть рядом с тобой и Муном и не буду днями напролёт ждать вас дома и безумно скучать. Скажи, что это очень, ну очень хорошая новость?

Юная Фармандэ сдержанно улыбнулась и кивнула:

— Да, очень хорошая новость. Я очень рада. Если наш Тиракал так хочет.

Медия смотрела на сестру с виноватым выражением лица:

— Сестра, извини. Я понимаю, что помощники Фармандэ должны быть очень сильными воинами. Я вряд ли смогу тебе чем-то помочь нормально и, вероятно, буду обузой. Но я хочу всегда быть рядом с тобой.

Эя Мира обняла Медею ещё крепче и твёрдо сказала:

— Ты никогда, слышишь, никогда не будешь мне обузой, сестра. Так что послушай мой первый приказ, моя помощница.

Медея, пытаясь скрыть наигранные слёзы, кивнула:

— Слушаю, Фармандэ, прикажете.

Эя Мира взглянула на неё с теплотой:

— Скажи моим людям собрать всю Десятую Соединённую армию и сказать им, что сейчас придёт их новый командующий.

— Как прикажете, Десятая Фармандэ, - с радостью кричала Медия и быстро пошла выполнять своего Фармандэ:

Эя Мира, медленно чтобы не делать себя еще больнее надевая сапоги, тщательно скрыла протез ноги под длинной кожаной одеждой, но оставила руку открытой, как символ своей силы и решимости. Боль пульсировала в её конечностях, напоминая о потерянной плоти. Протезы из адамаса, как живые, пили её кровь, но она знала, что это цена за её способность продолжать борьбу. С высокомерной ухмылкой, пряча боль и усталость, она направилась к своим воинам. Подойдя к лагерю, она решила не показываться сразу, а тихо подслушать их разговоры.

— Этой Эфрите вчера отрубили ногу? Как она так скоро поправилась и пришла к нам? — говорил один из воинов.

— Да, она просто хочет пораньше начать издеваться над нами. Поэтому не могла спокойно оставаться на месте и сегодня же прибежала сюда, чтобы мучить нас, — ответил другой с горечью.

— Подумаешь, ногу и руку отрубили. Она до конца этого месяца всех нас прикончит. Могу сделать ставку, что до конца месяца, если не всех то из Десятой армии останется лишь маленькая часть. Я могу поставить свой член на это, что эта Эфритэ всех прикончит или сделает из нас живую мишень для тварей из Силвии, — добавил третий с мрачным смехом.

Юная Фармандэ после этих слов резко вышла вперёд, её глаза сверкали огнём:

— Хорошая ставка! — громко сказала она, и воины замерли от страха. — Освабоди свой член и покажи нам, есть хоть что-то чтобы до конца месяца мы могли отрубить его, — увидев что воин ничего не делает Эя Мира высокомерна сказала— твой Фармандэ приказала тебе освободить свой член. Не слышишь или смушься. Не стесняйся, мы же все здесь родные, давай показывай.

Её верные люди подошли ближе к воину, заставляя его, опустить штаны. Когда все смотрели унижение этого воина Эя Мира, не проявляя не особого интереса, заметила:

— Помощница, напомни мне, чтобы я сама отрезала член этого сталтуса до конца месяца, потому что никто из вас не умрёт от моей руки, если будете послушными и внимательными.

Её взгляд стал грозным, когда она продолжила, громко обращаясь ко всем:

— Посмотрите, я знаю, что вы меня ненавидите, но поверьте, я ненавижу вас больше. Для меня вы недостойны, чтобы из-за ваших смертей Тиракал ругал меня. Чтобы вы не нервировали меня, а я вас. Вы останетесь здесь. Вы не пойдёте со мной на поле боя и не будете охранять границы. Вы получите свои награды, как и прежде, ни монетой больше, ни монетой меньше. Но никто не должен знать, что вы здесь бездельничаете — ни ваши жены, ни матери, и особенно не ваши любовники и любовницы. Они начнут болтать, и у нас будут проблемы. Запомните одну вещь: если хотите узнать о человеке больше, идите к его любовнику. Он или она расскажет больше, чем человек может сказать о себе.

Её голос зазвучал ещё холоднее:

— Если кто-то узнает о нашем разговоре сегодня, не вините меня — я убью вас и ваши семьи. Вы знаете, какая я мстительная тварь, поэтому не заставляйте меня это делать. А если кто-то из вас не хочет бездельничать и хочет стать моим человеком, вы всегда можете тренироваться с моими бойцами и пойти со мной на войну. Но помните, вы должны хотя бы уметь владеть двумя видами оружия. И я заранее предупреждаю, что никогда до конца не смогу доверять вам. Быть моим человеком очень сложно, но если вы будете им, я обещаю защищать вас всеми способами. Если вдруг вы умрёте, я защищу вашу семью и отомщу за вашу смерть, даже самому Тиракалу отомщу, если он вас напрасно убьёт. Но думаю, такие "высшие" люди, как вы, не захотят служить такую никчемную рабыню вроде меня. Мне служат только рабы и отбросы вашего общества. Так что думать и говорить особо не о чем.

Её речь была прервана одним из верных ее людей, который подошёл с докладом:

— Извините, Фармандэ, что прерываю, но поступило сообщение, что на границе неспокойно. Какой-то сильный отряд из государства Иря напал. Воины просят подкрепления, они не смогут долго держаться — враг силён.

Веста, одна из воительниц Эи Миры, нахмурилась и спросила:

— Интересненько, эти три государства всегда отправляют только слабаков сюда, чтобы избавиться от них. Зачем им посылать сильных?

Эя Мира посмотрела на своих воинов и ответила с ухмылкой:

— Да кто знает этих сталтусов? Сейчас пойдём и посмотрим, кто такой сильный пришёл, что наши не справляются. — Она обратилась к своим воинам, добавив с вызовом: — Кто хочет, может пойти с нами и увидеть своими глазами, как воюет армия “Смерти с одного удара”.

К удивлению Эя Миры, все из Десятой армии поднялись и пошли за ней. В этот момент к ней подошла Медея, словно ребёнок, с трепетом спросив:

— Сестра, а могу я с тобой пойти?

Эя Мира повернулась к ней и ответила сурово:

— Медия, если ты хочешь быть моей помощницей, тогда повзрослей. Ты не можешь вести себя как ребёнок и всегда, как щенок, спрашивать меня обо всём. Ты — помощница Десятой Фармандэ и должна быть рядом. Здесь больше не называй меня сестрой. На поле боя я твой главарь, твоя Фармандэ. Думаю, мне придётся тебя тренировать, чтобы ты смогла себя хотя бы немного защищать.

Увидев страх в глазах Медеи, Эя Мира быстро добавила:

— Не переживай, Медея. Я никогда не заставлю тебя убивать кого-то. Ты просто научишься защищать себя, и ничего больше. Всё понятно, помощница?

Медея, пытаясь скрыть волнение, кивнула:

— Да, спасибо, Фармандэ.

Когда Десятая армия прибыла на границу, они увидели, что воины уже едва держатся под натиском врага. У противников не было оружия из адаманта, но они с хитростью и умением справлялись с воинами Гордини, у которых была сильная экипировка, но не было опыта и хорошей физической техники.

Эя Мира спокойно наблюдала за боем. Она не позвлила никаму мешаться и зашищать слабых воинов, которые просили о помощи. Её глаза, с каждой минутой более сверкали от гнева:

— Нужно ставить сильных воинов на границе, а не этих сталтусов. Они позорят нашу страну и наше оружие. Немного хитрости со стороны врага, и они уже трупы.

Веста, глядя на поле боя, сказала:

— Фармадэ, сильным не место здесь. Им лучше отправиться в Силвию, там враг куда опаснее.

Эя Мира прищурилась и с упреком произнесла:

— Сколько раз я говорила тебе, Веста, смотреть на картину целиком. Видишь, на руках главаря этой армии оружие из Адамаса. Вот почему наши воины запаниковали. — Эя Мира задумчиво добавила, словно обращаясь к самой себе: — Интересно, откуда у врагов это оружие? Веста, немедленно доложи об этом Генералиссимусу. Пусть знает, что я доставлю эту женщину к нему живой через час.

— Как прикажете, — Веста поклонилась и поспешила исполнить приказ.

— Чего вы ждете? Убейте их всех! — скомандовала Эя Мира. Ее верные воины ринулись в бой, а она стояла на холме, с гордостью наблюдая за своими солдатами.

Главарь врагов, увидев, что ее армия терпит поражение, выхватила оружие и вступила в битву сама. Из ее оружия вырвался мощный огненный поток, напоминающий силу самой Эя Миры. От воинов послышались удивленные возгласы. Один из воинов, пораженные этой мощью, воскликнул:

— Ого!

— И правда, ого, — с восхищением прошептала Десятая Фармандэ, глядя на противника. — Она, наверное, сильнее меня. Может, даже сильнее нашего Генералиссимуса.

Один из воинов Соединенной Десятой армии, с тревогой в голосе, спросил:

— Что будем делать Фармандэ? Ждать Генералиссимуса или вы сами сразитесь с ней?

Эя Мира фыркнула:

— Ты что, Сталтус? С какой стати мне с ней биться? — Она повернулась к своему любимому бойцу, Эрбенусу, и нежно сказала: — Сладкий, постарайся не убить ее ради меня, хорошо?

Воин в толпе запротестовал. Один из них недовольно сказал:

— Но у него слабая кровь! Вы отправляете своего любимого воина на смерть!

— Ради Тирлака, уберите этого Сталтуса! — возмутилась Эя Мира показывая рукой этого воина. — Парень, ты с луны свалился нам на голову? Ты не видел, как я сражалась с Гересом? Даже ваш любый Герес твердил кровь не важна. Когда уже вы — сталтусы это поймете? Генералиссимус сам тренировал моего Эрбенуса. Он сильнее всех вас вместе взятых.

Другой воин огрызнулся:

— Не может быть, чтобы этот выскочка был сильнее нас. Он же отродье, которому за ложные показания язык отрезали!

— Да, отрезали, но после оказалось, что он не врал, — сказала Эя Мира, её голос был полон горечи. — А знаете, что я сделала с теми, кто отрезал ему язык? Это не сложно угадать я просто отрезала им языки, а потом заставила их же съесть собственные языки. И с вами поступлю так же, если посмеете называть моего Эрбенуса отродьем. Он самый добрый человек в этом мире и этот гнилой мир не заслуживает его.

Пока Эя Мира говорила с воинами, её верные люди справились с врагами, оставив лишь их предводительницу. Главарь врагов закричала:

— Если смеешь, сама выходи, Эя Мира! Это ты — Фармандэ! Не прячься за спинами своих шавок, выходи ко мне!

Эя Мира, усмехнувшись, ответила:

— Сначала представься и расскажи, откуда ты? И откуда меня знаешь?

— Меня зовут Эва, я Одиннадцатая Фармандэ государства Иря. Этого достаточно. Главное, ты знаешь имя того, кто сегодня тебя убьет.

Эя Мира покачала головой:

— Извини, дорогая, но я не смогу с тобой сражаться. Мне очень жаль.

Эва рассмеялась:

— Ты боишься? Значит, все легенды о тебе — ложь. Ты не храбрая, а просто прячешься за спинами своих людей?

— Если бы ты пришла хотя бы вчера, я бы с удовольствием сразилась с тобой. Но не сегодня. Но не отчаивайся, Эва. Мне ты нравишься, поэтому сегодня я дам тебе шанс убить меня если ты так хочешь этого. Если ты сможешь убить моего человека, то я сама себя убью. Так подойдёт? Тогда ты поверишь в легенды о моей храбрости? Не хочу терять лицо перед такой воительницей, как ты, — смеясь, сказала Эя Мира.

Эва начала злиться:

— Тебе смешно, тварь? Тебе весело, когда люди гибнут?

— Конечно, смешно. А зачем мне грустить? — пожала плечами Эя Мира. — Кстати, почему ты так хочешь убить именно меня? Я что-то сделала тебе?

— Ты убила моего любимого, тварь!

Эя Мира нахмурилась:

— Эти дни все твердят, что я убила их любимого. Кто он? Скажи его имя, может, это вовсе не я?

— Это ты! Ты убила Амери!

— Амери? Амери кто же он? — Эя Мира задумалась. — Ах да, он пришел четыре дня назад, когда мы праздновали день Адамаса. Да, ты верно говоришь. Наверное, это я виновата в его смерти. Он убил себя от страха передо мной, чтобы я не догнала его. Скажи мне, дорогая, что такая сильная женщина, как ты, нашла в этом слабаке?

— Такая бесчувственная тварь, как ты, не поймет меня!

— Всё, хватит разговоров. — Повернувшись к Эрбенусу, она сказала: — Сладкий, заставь её замолчать. Я устала от неё. Но помни убивать её нельзя и самое главное нельзя проиграть, потому что если ты проиграешь, я сдержу свое слово и убью себя. Так что постарайся, сладкий!

Эя Мира, оглядывая своих воинов, с насмешкой спросила:

— Может быть, кто-то из вас хочет сделать ставку? Как думаете, сколько минут потребуется Эрбенусу, чтобы победить эту несчастную девочку? Кто-нибудь готов поставить свой член на кон?

Но воины молчали, не отрывая взглядов от битвы между Эрбенусом и Одиннадцатой Фармандэ. Бой не длился долго: Эва, Одиннадцатая Фармандэ, сражалась с огненным мечом, тогда как Эрбенус держал два клинка. Он даже не обнажил свой огненный меч, весь бой используя только водный меч в левой руке для защиты от пламени и ветреный меч в правой руке для атак.

Через несколько минут Эрбенус принес на руках Эву в бесчувственном состоянии. Он положил её к ногам своего главаря. Эя Мира удовлетворенно кивнула:

— Вот! Посмотрите, почему я требую от вас сражаться хотя бы с двумя мечами. Ладно, урок окончен. Здесь мы закончили. Эрбенус, оставайся со своим отрядом, а мы возвращаемся обратно.

Когда воины вернулись в лагерь, они заключили пленную Одиннадцатую Фармандэ в тюрьму. Вскоре к ней пришел Генералиссимус. Он долго смотрел на свою давнюю подругу с тоской и жалостью. Пока она не пришла в сознание, он пытался обработать её раны, но Эва, очнувшись, остановила его:

— Не надо, Мун, это уже не имеет значения.

— Почему ты здесь, Эва? Почему поступаешь так со мной? Ты же умная, должна была догадаться, что они отправили твоего любимого на смерть. Зачем ты пришла сюда? Как мне теперь тебя спасти? Скажи мне как мне теперь тебя спасти. Почему и ты так поступаешь со мной?

Эва вздохнула, её глаза были полны печали:

— Мун, ты уже ответил на свой вопрос. Если они отправили Амери на смерть, значит, Тиракали государства Иря и Наомида уже поняли, что я шпионка и играю на два фронта. Они догадались, что я никому не верна. Меня убьют в любом случае, здесь или в другом месте. Я пришла сюда, чтобы хотя бы забрать с собой жизнь убийцы моего любимого, но и это не смогла сделать. Я никчемная.

Эя Мундус потер лицо руками, его голос был наполнен усталостью:

— Почему ты такая глупая, скажи мне? Нужно было просто сообщить мне, и я бы тебе помог. Я бы нашел способ вернуть доверие Тиракалов. Я бы сказал тебе, что Эя Мира не виновата смерти, что Амери сам покончил с собой. Он понимал, что его отправили на войну, чтобы избавиться от тебя. Возможно, он убил себя, чтобы ты не мстила никому и нашла бы выход. А ты пришла сюда. Зачем, Эва? Скажи, зачем ты пришла?

Слова Эи Мундуса заставили Эву наконец то понять все. Она начала плакать:

— Мун, наверно мой верный друг обманул меня. Наверно все его слова о жестокому убийстве вранье. Я сейчас только начинаю все взвешивать. Он сказал, что Эя Мира убила Амери. Когда я узнала о его смерти, в голове была только одна мысль — убить убийцу. Я не уточняла, не проверяла, просто верила словам друга. Только после разговора с твоей сестрой я начала догадываться обо всём. Какая же я глупая.

Эя Мундус молчал. Он был снова в безвыходном положением. Вдруг он мягко сказал.

— Не беспокойся, Эва. Я найду выход и отправлю тебя к Гересу Ададу. А сейчас давай обработаем раны, и всё пройдет. Мы снова начнем всё сначала. Только успокойся. Я все решу. И для тебя я найду выход.

— Мы уже делали это однажды, Мун.- с болью плача шептала Эва

- Только успокойся. Я все решу и тебя я спасу. - повторял все время Эя Мундус

- Я больше не могу. Понимешь, я не могу больше так. У меня не осталось сил. Пожалуйста, оставь меня ради Лусин. Оставь меня.

— Не проси меня об этом, Эва. Не проси меня! Ты моя подруга, и я сделаю всё ради тебя. Мы столько пережили и дошли до этого дня. Какие бы проблемы у нас ни были, мы преодолеем их вместе.

— Всю свою жизнь я обманывала, шпионила, убивала. Но я тоже человек, Мун. Я больше не хочу продолжать так жить. — Эва начала плакать громче. — Я не хочу жить без Амери, понимаешь? Зачем, скажи зачем на меня свалилось столько боли? Что я сделала не так? У меня с рождения не было ничего и никого, Кроме подруги Лусины и Арега. А они заставили тебя убить её-Лусин, мою частицу души. Я жила ради мести. В моей жалкой жизни не было ни красок, ни смысла, только месть. А потом я встретила Амери, и ради него я была готова на всё. Я думала, что с ним буду счастлива. Даже хотела попросить тебя освободить меня, но они заставили Амери убить себя. Как мне теперь жить? Как ты смог, Мундус? После Лусин, как ты жил? Как тебе удалось найти силы после смерти Лусины? Неужели тебе не надоели эти страдания? Ты не устал от всего этого Мундус? Хватит уже нам с тобой этих страданий. Прошу тебя хватит. Умолаю тебя, давай закончим это все. Я больше так не могу. Освободи меня и себя тоже. Умоляю тебя!

Генералиссимус государства Гардины молчал. В его молчании была вся безысходность и безнадежность его чувств. Он тоже понимал, что им двоим уже хватит!

*******************

После боя с Одиннадцатой Фармандэ Эя Мира вновь должна была отправиться на границу, потому что на этот раз напали люди из государства Наомади. Она устала, возвращаясь в свою палатку, и не ожидала увидеть своего брата внутри. Увидев, что у Эя Мундуса не было левой руки, юная Фармандэ без слов взяла свою руку и положила её снаружи. С ухмылкой она спросила:

— Дай угадаю, брат. Мне нужно спасти эту девушку, да? Поэтому ты здесь?

— Да, тебе придется спасти её, сестра.- не взглянув даже лицо своей сестры говорил Эя Мундус

— Ты знаешь, что Тиракал мне не доверяет и не согласится оставить её живой. Как у неё оказался меч из Адамаса? Это ты дал ей? Да?

— Да, это я. Она моя подруга. Мы дружили с Лусиной и Эвой пять лет назад. После того как я убил Лусину, старый Тиракал позволил мне хотя бы освободить Эву. Он знал, что она была шпионкой государства Иря, но оставил её живой, чтобы не причинять мне больше боли, и дал указание не отбирать у неё оружие, когда она уйдет. Данияр тоже знал об этом, но его не волновало, что у врагов есть оружие из Адамаса, потому что знал, что старый Тиракал предупредил меня: если Эва когда-нибудь использует это оружие против Гардини, я должен буду убить её. Сейчас я уверен, что Данияр заставит меня это сделать.

— Зачем она пришла сюда, зачем? — устало и раздраженно сказала Эя Мира. Она хотела что-то добавить, но не успела. Снаружи послышался странный звук, и они должны были проверить, что это. Увидев несколько людей, они поняли, что их разговор был подслушана. Генералиссимус взял свою руку и взглядом приказал своей сестре поступить также. Когда они надели руки. Эя Мира удивленно спросила:

— Когда ты пришел, Генералиссимус?

— Это не важно сейчас, сестра. Я пришел просить тебя спасти Эву, — ответил Эя Мундус, его голос был полон настойчивости.

Эя Мира почувствовала нарастающее раздражение. Она не могла понять, как её брат мог допустить, чтобы их разговор подслушали враги. Её взгляд стал злобным:

— Зачем мне спасать того, кто хотел меня убить?

— Потому что я этого хочу, — настойчиво сказал Эя Мундус.

— Этого недостаточно, чтобы я спасла её. Дай мне хотя бы одну причину. Может, ты её любишь? Скажи, что любишь её, и я пойду даже сквозь огонь, чтобы спасти её, — ответила Эя Мира, надеясь, что брат признается в любви к Эве и этим решит множество проблем.Она взглянула на Мундуса с надеждой, зная, что это признание могло бы убедить Тиракала в отсутствии порочной связи между братом и сестрой, и тогда Данияр с удовольствием спас бы Эву, чтобы избавиться от своего противника в любви. Но ответ Мундуса разбил все её планы:

— Нет, сестра. Ты же знаешь, кого я люблю всем сердцем.

Эя Мира с надеждой в голосе спросила:

— Неужели ты до сих пор любишь Лусину?

Но на этот вопрос Мундус ничего не ответил и вышел из шатра. Эя Мира начала паниковать, понимая, что после этого разговора Данияр будет ещё больше ревновать. Её мысли метались, как дикие звери, и она не заметила, как прошли часы. Только когда к ней зашла Медия, чьё лицо было белым как смерть, Эя Мира очнулась от своих размышлений. Медея едва шептала от страха:

— Сестра, тебе нужно это увидеть.

*******************

Тиракал государства Гардения был в тронном зале, обсуждая дела с посланниками из других государств, когда к нему принесли два срочных сообщения. Одно было от шпиона, которого он сам отправил к Генералиссимусу, другое — от Медеи. Оба сообщения содержали одно и то же: Эя Мундус и его сестра планируют спасти пленницу Эву. Тиракал с нетерпением ждал, когда Генералиссимус сообщит о пленнице, чтобы заставить его убить свою подругу. Но в этот момент в зал вошел человек, который следил за каждым шагом Эя Миры и Эя Мундуса. Тиракал с ухмылкой сказал:

— Я знаю, зачем ты здесь. Ты тоже хочешь сказать мне, что Генералиссимус хочет спасти пленницу. Не утруждай себя, я уже знаю об этом.

— Тиракал, это не всё, о чем я хотел сообщить. Есть ещё кое-что, что вас точно заинтересует из их разговора. Вам нужно самому услышать их слова, — ответил человек, его лицо было серьёзным.

После того как Данияр прослушал разговор, у него не осталось никаких сомнений о любви между братом и сестрой. С грустной улыбкой он приказал своему ближайшему человеку и союзнику, Создателю:

— Иди к пленнице и делай с ней, что захочешь, но не убивай её. Эя Мундус сам должен будет убить свою подругу.

— Как прикажете, Тиракал, — с довольной улыбкой ответил самый сильный Создатель в государстве.

*******************

Эя Мира последовала за Медеей к тюрьме, где находилась несчастная Одиннадцатая Фармандэ. Когда она вошла внутрь, её жестокая натура убийцы, закалённая за пять лет, начала дрожать. Она, смотря на все это, всем телом дрожала. Пол и стены тюрьмы были покрыты кровью. Создатель не только содрал кожу с бедной Эвы, но и проводил над ней свои извращённые эксперименты. Он пробовал кровь из различных внутренних органов, пытаясь понять, где кровь более сильная. Но он делал это с особой жестокостью. Эя Мира еле смогла спросить:

— Что ты делаешь, Создатель? Зачем?

— Так приказал наш Тиракал. Я долго ждал, пока он даст мне живого человека для своих исследований, и вот наконец-то получил его, — ответил Создатель с ледяной безразличностью.

— Она всё ещё жива? — с болью спросила Эя Мира. Она думала, что после убийства Пери её больше ничто не удивит и не причинит боли. Но, глядя на эту сильную женщину в таком состоянии, ей не хватало дыхания, как будто кто-то сжимал её горло.

— Конечно, жива. Я дал ей лекарство из Адамаса. Тиракал сказал, что Генералиссимус сам должен убить её, так что я не позволю ей так легко умереть.

От этих слов Десятая Фармандэ пала в бешенство. Старый Тиракал заставил Эя Мундуса убить свою возлюбленную, а новый Тиракал будет вынуждать его убить подругу. Почему они так жестоко поступают с Эя Мундусом? Он всегда всем помогал, всех защищал, а его наградили только страданиями. Зачем этот мир был так жесток с Генералиссимусом? Сначала их собственный отец, потом Тиракал с Гересесой, а теперь Данияр.

— Я убью тебя, Создатель, — голос Эи Миры был полон ненависти. — Ты умрёшь от моих рук, если не сегодня, то завтра.

Создатель с тёплой, почти добродушной улыбкой ответил:

— Да, конечно, знаю, Десятая. Когда я рассказал Тиракалу, что это ты убила нашего старого Тиракала, а не он сам, я уже знал тогда, что моя смерть будет от твоих рук. Я понимаю, что когда-нибудь ты это сделаешь. Ты просто ждешь хорошего момента. Но сейчас этот момент не настал еще и ты не сможешь меня убить. Тиракал этого не позволит, и ты не сможешь устроить всё так, будто я покончил с собой, как это было с Гересесой. Так что сейчас ты можешь мне только угрожать, но не убить.

С довольным видом Создатель освободил руки Эвы и поднятой головой вышел, оставив Эю Миру наедине с измученной пленницей. Эя Мира стояла в оцепенении, чувствуя, как в груди растёт беспомощная ярость. Наконец, её прорвало, и она начала горько плакать.

— Почему ты плачешь? — едва слышно прошептала шпионка.

— Я должна убить тебя, — рыдая, сказала Эя Мира. — Я не могу позволить Эя Мундусу страдать больше. Я должна это сделать, но... — её голос задрожал, — небо мне свидетель, я не хочу этого. Ты не можешь представить, сколько людей я убила без угрызения совести, но тебя... я не хочу убивать. Почему ты должна умереть, а не они? Почему? Почму ты, а не они?

Пленница слабо улыбнулась, её лицо было бледным, а глаза полны боли:

— Я тоже много раз задавала себе этот вопрос, но так и не получила ответа: почему я а не они?

Эя Мира продолжала плакать, но вдруг остановилась и, собравшись с силами, сказала:

— Я спасу тебя-Эва. Я не буду играть по их правилам. Не бойся, я не позволю им загнать себя в угол. Я умру, но найду способ спасти тебя. Не будет так, как хочет Тиракал.

Пленница тихо вздохнула и слабо прошептала:

— Ты уже не успеешь... — её глаза встретились с глазами Десятой Фармандэ. Она теплой улыбкой через боль шептала. — Легенды о тебе не лгут.

В этот момент пленница достала нож из за спены и воткнула его прямо в своё сердце. Эя Мира не успела остановить её. Она осталась стоять, охваченная ужасом и бессилием, пока её тело не охватило рыдание. В этот момент в тюрьму вошёл Генералиссимус. Увидев брата, Эя Мира попыталась успокоиться и стереть слёзы с лица.

Эя Мундус, его лицо безэмоционально, спросил:

— Это ты?

Эя Мира, паниковавшая от страха быть неправильно понятой, начала оправдываться:

— Нет, брат. Это не я. Она сама. Поверь мне, она сама это сделала. Я не хотела убивать ее. Я же обещала тебе. Это не я!

— Хорошо. Оставь меня с ней, — спокойно сказал Эя Мундус. Эя Мира не хотела оставлять брата одного, но, зная его характер, она молча вышла, и за спиной услышала душераздирающий плач Генералиссимуса.

Мне очень жаль, Сестра.

Прошло несколько дней, наполненных напряжённым спокойствием. Эя Мира каждый день ругалась с Тиракалом. Она усердно тренировалась с новой ногой, пытаясь вернуть свою прежнюю боевую форму. Также она занималась тренировками Медея, несмотря на протесты её доверенных людей, которые предупреждали, что Медия передаёт Тиракалу каждый их шаг. Но Эя Мира отказывалась слушать их. Она не могла поверить, что сестра могла бы предать её.

Её понимал только Эрбенус. Один вечер, когда они были вдвоём, Эя Мира, сидя на полу, долго смотрела на огонь. Со вздохом она сказала:

— Сладкий, только ты меня понимаешь. Но я знаю, если бы ты мог говорить, ты тоже упрекнул бы меня за то, что я не хочу видеть правду. Но почему они не понимают меня? Медея — моя сестра, и я не могу даже думать, что она могла бы меня предать. Эта мысль отвратительна для меня. Как я могу сомневаться в ней?

Эрбенус грустно смотрел на своего главаря и спасителя, его глаза отражали всю боль, которую он не мог выразить словами.

— Не важно, — продолжала Эя Мира. — Если моя сестра предаст меня, это будет только моя вина. Если враг причинит тебе боль, это не проблема — так и должно быть. Но если друг предаёт тебя, тогда ты виноват во всём. Ты должен знать человека, которого называешь другом, его мысли, его страхи и слабости. Если твой друг обманывает тебя, значит, это ты заставил его или её думать, что ты не примешь его правду. Вот почему говорят: держи врага близко, а друга — ещё ближе. Понимаешь, я не хочу находить понимание у врага, а боль — у своей семьи. Я не хочу снова переживать всё то, что заставил нас пережить наш отец. Огонь предательства, который может зажечь только близкий человек, причиняет гораздо больше боли, чем стрела врага. Я буду глуха и нема, но не позволю этому огню уничтожить меня из внутри. С этим я точно не справлюсь. Я никогда не поверю, что Медея меня предала. Пусть меня все осудят, но я не переживу её измены.

Эрбенус снова и снова молчал, его глаза были полны печали и преданности.

*******************

Однажды вечером Эя Мира возвращалась домой, чтобы увидеть брата и мать. Она безумно скучала по ним эти дни и с радостью вошла в дом. Эя Мундус молча смотрел на Эя Дуню, а та, со слезами на глазах, тоже молчала.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Десятая Фармандэ. Увидев её, Эя Дуня стерла слёзы и сдержанно сказала:

— Хорошо, что ты вернулась домой. Давайте поужинаем всей семьёй. Мы давно не собирались вместе.

— Жаль, что Медея не пришла со мной, — грустно сказала Эя Мира, на что Генералиссимус фыркнул.

— Ну и хорошо, что она не пришла, — сдержанно ответил он.

Эя Мира хотела возразить, но её сердце подсказывало не начинать ссору. Сегодня был вечер, когда они должны быть счастливы вместе, а не ссориться.

— Я приготовила твою любимую еду, — сказала Эя Дуня.

— Ты знала, что я сегодня приду домой, мам? Но что это за запах? Неужели ты испекла хлеб дома? — спросила Эя Мира, её голос был полон надежды на спокойный вечер.

Генералиссимус, слегка улыбнувшись, ответил:

— Это я испек.

Эя Мира засветилась от радости:

— Ой, как же я люблю свежий хлеб, особенно когда ты его готовишь, брат. Ты во всём хорош, даже в готовке. Мама сколько меня ни учила, а я всё равно бездарна.

Эя Дуня, улыбаясь, добавила:

— Ну не совсем бездарна, Мира. Но ты права, у Эя Мундуса действительно лучше получается. А помните, как Мира ругалась, что мы отдали еду бедным и нам ничего не оставили?

Эя Мира, смущённая, воскликнула:

— Не напоминай, мама! Я до сих пор зла на вас. Как можно быть такими добрыми для других и такими злыми для меня? Вы жестокие люди!

Мать и сын переглянулись, но не ответили на её обвинения. Вдруг Эя Дуня, задумавшись, спросила:

— А что ты делаешь в Силвие, когда нет свежего хлеба и еды, Мира? Вы же там бываете месяцами, и я думаю, что разогревать огонь небезопасно, ведь это может привлечь животных и стать проблемой.

Генералиссимус засмеялся, а Эя Мира нахмурилась:

— Мама, я слышал от других воинов, что наша Мира ничего не ест, если еда не свежая. Смотри, как её лицо меняется при этом разговоре.

Эя Дуня, удивлённо посмотрев на дочь, спросила:

— Как это, Мира?

Эя Мира вздохнула, её лицо выразило отвращение:

— Несколько раз от голода я теряла сознание, и мои люди буквально заставляли меня есть сырое мясо этих мёртвых тварей. Не напоминайте мне об этом ужасе.

Генералиссимус, ухмыляясь, добавил:

— Бывают твари, которые довольно вкусны, Мира. Когда я впервые приготовил их мясо, мы не могли ходить несколько дней.

Эя Дуня, саркастически улыбнувшись, спросила:

— Неужели ты так хорошо готовил, Мун?

— Да, конечно, мама, я готовил отлично. Мясо было очень вкусным, но ядовитым. Мы чуть не умерли, потому что не знали вид этой твари, — признался он. — Мира, скажи, ты хотя бы раз готовила для своих людей, или всегда ходишь с таким лицом, что все для тебя низшие создания?

Эя Мира обиженно ответила:

— Конечно, нет, Мун. Я вовсе не такая высокомерная. Мои люди для меня как вы — семья. Они особенные, но после первого раза они не позволяют мне готовить. Даже когда я говорю, что научилась, они не соглашаются. Даже Данияр не ест то, что я готовлю. Давайте завтра я приготовлю вам завтрак.

— Обойдемся, — холодно сказала Эя Дуня, затем начала рассказывать истории из их детства. Весь вечер они говорили только о хорошем, избегая тем, которые могли бы омрачить их настроение.

— Такой счастливой я не была уже пять лет, — внезапно сказала Эя Мира.

— Знаю, сестра, — грустно ответил Эя Мундус.

— Давайте больше не ругаться и чаще собираться так, хорошо? Я действительно устала, брат, — умоляюще попросила она.

— Хорошо, сестра. Как ты хочешь, так и будет, — сказал Генералиссимус с тёплой улыбкой, от которой слёзы снова покатились из глаз Эя Дунии. Эя Мира не понимала, что происходит, но не хотела спрашивать, чтобы не испортить вечер. Её сердце подсказывало ей, что лучше оставить всё как есть.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

После ужина Эя Мундус взглядом показал сестре, что им нужно поговорить. Позже, уже глубокой ночью, они отправились на своё любимое место в лесу. Эя Мундус долго молчал, глядя на звёзды.

— Мун, лучше сразу говори и не тяни. Я вижу, что ты хочешь сказать мне что-то огорчающее. Я готова, можешь спокойно говорить, — спокойно сказала Эя Мира.

— Завтра Тиракал отправляет меня вглубь Сильвии. У него есть план, и после его выполнения я не вернусь живым. Это наш последний разговор, сестра, — как всегда спокойно сказал он.

Эя Мира, сохраняя видимое спокойствие, ответила:

— Хорошо, я поняла. Какой у нас план?

Эя Мундус, избегая её взгляда, тихо сказал:

— Плана нет, Мира. Я уже рассказал маме, и она приняла моё решение. Ты тоже должна его принять. Я позволю Тиракалу убить себя.

Эя Мира, уже раздражённая, повысила голос:

— Мун, я снова спрашиваю: какой у нас план, когда ты вернёшься?

Эя Мундус, печально покачав головой, ответил:

— Я не вернусь больше, сестра.

— Не говори таких слов, Мун. Тиракал не посмеет тебя убить.

— Он это сделает, сестра. Даже если я вернусь завтра, он найдёт подходящий повод и время, чтобы убить меня потом. От ревности он не находит себе места, и пока я жив, он всегда будет не доверять тебе.

Эя Мира, с нарастающей решимостью, сказала:

— Тогда я сегодня же убью Данияра, и все вопросы будут закрыты.

Эя Мундус, поражённый её решительностью, спросил:

— Неужели за столько лет он не стал для тебя хотя бы дорогим человеком, если не любимым.

— Если он осмелился задумать твоё убийство, он для меня никто. Я убью любого ради тебя. Ты это знаешь хорошо.

Эя Мундус, вздохнув, признал:

— Я твоя слабость, Мира. Без меня у тебя не будет слабости.

— Ты не можешь быть моей слабостью, Мун. Ты тот, кому я могу довериться. Ты моя семья, — твёрдо сказала Эя Мира.- Больше тебя в этом мире я никого не люблю. Без тебя ничего уже не будет иметь смысла. Не понимаешь?

Эя Мундус снова взглянул на звёзды, его лицо было усталым и задумчивым:

— Это моё решение, Мира. Моя жизнь больше не имеет смысла. Я ничего не добьюсь, только буду мешать тебе. Из-за моего эгоизма ты потеряла ногу. Ты одна воплотишь в жизнь то, о чём мечтала Лусин и о чём мечтаем мы с нашей матерью. Я устал, Мира. Я больше так не могу. Пойми меня, я больше не могу так.

Эя Мира, дрожа от гнева и отчаяния, начала кричать:

— Не говори мне этого, не говори, брат! Не заставляй меня снова проходить через этот кошмар! Ты снова думаешь о самоубийстве? И это вовсе не из-за Данияра, да? Это из-за Эвы? Ты снова пережил боль утраты и поэтому хочешь смерти?

Эя Мундус пытался говорить спокойно:

— Нет, сестра, я же говорил тебе, что смерть Гересесы будет стоить мне жизни. Я это предвидел уже тогда.

— Ты не понимаешь, Мун. Я убила её не только из мести. Я не могла позволить, чтобы Данияр заставил тебя жениться на ней. Как ты мог бы спать с женщиной, которая заставляла тебя так много страдать? Я не хотела, чтобы ты страдал. А ты сейчас говоришь мне, что хочешь умереть! Ради чего, скажи мне?

Эя Мундус вздохнул, его голос был тихим, но твёрдым:

— Это было частью моего плана, Мира. Я собирался жениться на ней, если бы это успокоило Тиракала.

— Если всё дело в спокойствии Данияра, то почему ты не сказал несколько дней назад, что любишь Эву? Так мы бы спасли её, и Тиракал не ревновал бы тебя. Скажи, почему ты не обманул, чтобы спасти нас всех?

Эя Мундус снова молчал, избегая её взгляда.

— Ты уже тогда, да, именно тогда, планировал свою смерть. Поэтому ты дал больше поводов Данияру ревновать? Почему ты молчишь, Эя Мундус? Я задала тебе вопрос, отвечай! Смотри на меня, брат, смотри на меня и говори правду! Хватит смотреть на небо. Я не позволю тебе умереть, слышишь? Не позволю! — Эя Мира кричала истерично.

— Успокойся, Мира...

— Если бы я на твоём месте сказала, что хочу умереть, ты был бы спокоен, брат? Скажи, был бы? — её голос был полон боли.

Эя Мундус, стараясь говорить спокойно, ответил:

— Я столько лет жил ради цели, Мира, но сейчас я мешаю этой цели исполниться. Пойми меня. Ты сама можешь всех спасти, поэтому, пожалуйста, отпусти меня. После Лусин я не жил, я просто делал вид, что дышу. Но хватит, Мира. Я тоже человек, я тоже устал.

Эя Мира приблизилась к лицу брата, её голос был полон ярости:

— Если ты умрёшь, Мун, я уничтожу этот мир, слышишь? Я убью всех, кто будет на моём пути. Ты так дорожишь людьми? Я убью их всех, если ты не вернёшься. Слышишь меня, брат? Не заставляй меня сойти с ума. Пожалуйста, не заставляй.

После этих слов Эя Мира развернулась, собираясь уйти, но Генералиссимус не позволил ей. Он крепко обнял сестру и начал шептать:

— Сестра, я безумно тебя люблю, но даже тебе не остановить меня. Даже наша мама приняла моё решение, и ты должна его принять.

— Отпусти! — кричала Эя Мира, пытаясь вырваться. — Меня зовут не Эя Дуня, а Эя Мира. Я не такая безэмоциональная и жестокая, как наша мама. Я не такая, как вы. Если я люблю кого-то, я спасу этого человека, несмотря ни на что, даже если он сам этого не хочет. Я не могу позволить тебе умереть. Лучше я умру, чем ты. Я та, которая заслуживает смерти а не ты, не ты. Только не ты брат! Кто угодно, только не ты.

Эя Мундус, пытаясь удержать её, сказал:

— Я не звал тебя сюда, чтобы мы ругались, сестра. Я хотел объяснить тебе, что нужно сделать после моей смерти.

— Ты что, Сталтус, Мун? Я говорю тебе, что не позволю тебе умереть, а ты говоришь о планах после тебя!

— Помнишь, как создатель пришёл, чтобы исследовать кровь Эвы? Ты понимаешь, кто рассказал об этом Тиракалу?

Эя Мира остановила его:

— Не начинай снова, Мун. Медея тут ни при чём. Может быть, Тиракал подслушал наш разговор. Не пытайся сменить тему.

— Почему ты так поступаешь, Эя Мира? Ты же умная, ты же понимаешь, что эта Эфрите, которую ты называешь сестрой, изменяет тебя. Она готова убить тебя ради Данияра. Пойми, уже наконец!

— Замолчи, Мун! Герес Адад ради Гересесы тоже был готов убить любого, даже тебя, но ты всегда его защищал. Я не позволю тебе так говорить о Медря. Она моя СЕСТРА и твоя тоже.

— У меня только одна сестра, и это ты. Сколько раз мне это тебе объяснять?

— Не меняй тему, Мун.

— Не зачем нам сейчас говорить о моём решении. Ты его не примешь, а я не изменю своего мнения.

Эя Мира снова начала истерить, её голос был полон боли и отчаяния:

—Я не позволю тебе умереть Эя Мундус!

— Хватит уже, ты ведёшь себя как ребёнок! Успокойся! — кричал Генералиссимус, а потом начал громко смеяться. — Я иногда забываю, что ты всё ещё ребёнок. Ты не должна была стать такой, сестра. Твои руки не должны были быть в крови, если бы не наш отец…

— Не называй его имени! Я убью его однажды. За всю боль, которую он причинил нашей матери, за всю твою боль, я разорву его на части, вот увидишь.

— Даже боюсь представить, что ты можешь с ним сделать, сестра, — сказал Эя Мундус с ухмылкойм но горкой пониманием, что придет день и его сестра и так исполнит эти слова...

— Ты даже не пытаешься уговорить меня не убивать нашего отца, или твоё доброе сердце тоже жаждет мести? —с издевательством спросила Фармандэ.

— Не имеет значения, скажу я тебе не убивать его или нет, Мира. Ты никогда меня не слушаешь, когда я говорю, что каждая жизнь важна. Если бы ты успела спаска Америи, Эва не пришла бы сюда и не умерла бы в этой чужой и жестокой стране. Но всё это уже не важно, сестра. Я не буду больше наставлять тебя. Делай, что хочешь, что велит твоё сердце и совесть. Только, пожалуйста, спаси людей, Мира, ради меня.

Эя Мира, закрывая уши, закричала:

— Я не буду слушать тебя, Мун! Я не буду!

— Хватит, —Закричал Генералиссимус —Ты сейчас молча послушаешь меня и никаких больше слов.

Он начал рассказывать свой план, который Эя Мира должна была выполнить после его смерти. Десятая Фармандэ молчала, слушая, но в её голове рождался другой план — как заставить брата снова захотеть жить. Она тихо слушала, уверенная, что это не их последний разговор.

— Пока можешь доверять Ададу. Он всегда поможет тебе, — говорил Генералиссимус, устремив взгляд на небо. — Мне жаль, сестра. Мне очень жаль, что они так поступили с нами. Мне жаль, что я заставил тебя отрубить руку и заставил спасти моего друга, который потом отрубил тебе ногу. Но мой самый большой грех — то, что пять лет назад я рассказал тебе обо всём. Я должен был промолчать, чтобы защитить тебя и не разрушить твою жизнь. Но я слабак. Даже сейчас я всё оставляю на твоих плечах и хочу уйти. Прости, что твой старший брат такой слабый.

Эя Мира смотрела на брата с болью:

— Не говори такие слова, Мун. Ты не слабый. Ты столько пережил. И не вини себя за то, что рассказал мне о нашем отце и обо всём остальном. Иначе я до сих пор была бы наивной сталтусом, ожидавшей возвращения нашего жестокого отца.

Они молча смотрели на восход солнца. Утро напоминало им, что время расставания настало. Они встали, понимая, что Эя Мундус должен удти. Перед тем как уйти, он крепко обнял сестру и прошептал:

— Мне очень жаль, сестра. Мне действительно… очень жаль.

Когда они пошли домой Эя Мира, тихо, чтобы никто не заметил, без левой руки пошла к своему любимому воину Эрбенусу. Он крепко спал, но как только почувствовал её присутствие, резко встал, мгновенно направив меч к её шее. Десятая Фармандэ жестом приказала ему успокоиться и, взяв его левую руку, мягко оттолкнула меч.

— Эрбенус, у меня для тебя есть особый приказ, — спокойно сказала она.

Воин поклонился, протягивая свой меч в знак подчинения.

— Ты знаешь моего брата так же хорошо, как и я. Эрбенус, он снова начал думать о самоубийстве. Правда он говорит, что Тиракал его убьет, — произнесла Эя Мира, её голос дрожал от слёз. Она без сил опустилась на кровать. Эрбенус мягко погладил её волосы, помогая успокоиться. Набравшись сил, она продолжила: — Мы оба знаем, какой он сильный. Его нелегко убить. Он может в одиночку сразить армию врагов. Но если он не хочет жить, он не будет драться. Он позволит себя убить. Поэтому, ты пойдешь с ним и будешь его защищать от него самого. Пожалуйста, сладкий, спаси его на этот раз. Я найду способ заставить его снова хотеть жить. Я найду для него цель. Да, я сама себя убью, чтобы у него появилась цель жить и мстить ради меня. — Увидев выражение лица Эрбенуса, она поспешила его успокоить: — Это всего лишь слова. Но ты должен его спасти. Ты знаешь, я не могу жить без своей семьи. Помоги мне, сладкий. Я даже не хочу думать, что я сделаю с Данияром, если он убьёт моего брата.

Эрбенус молча кивал, соглашаясь.

— Если ты не спасёшь его, не появляйся на моих глазах, понятно? — резко сказала Фармандэ. Воин снова кивнул, и Эя Мира тут же пожалела о сказанном. — Извини, я не хотела так говорить. Просто постарайся, ладно? Ты знаешь, я доверяю тебе, как самой себе.

Она нежно поцеловала его в щёку и вышла.

Только не трогай мою семью.

Через два дня Тиракал приказал Эя Мирe прийти к нему. Когда она вошла в тронный зал, Данияр спросил:

— Почему ты не приходишь ко мне, Эя?

— Извините, Тиракал. У нас с вами такие отношения, что я не посмею прийти без вашего приказа. А у меня не было приказов, — холодно ответила она.

— Почему у тебя нет настроения? Кто-то тебя обидел?

— Нет, — резко ответила Десятая Фармандэ.

— Что с тобой, Эя? Говори. Не заставляй меня приказать всем узнать, почему у моей невесты нет настроения, — пошутил Тиракал. Но, увидев её мрачное лицо, серьёзно предложил: — Ладно, давай сразимся. Бой заставит тебя расслабиться.

— Не хочу. У меня нет сил. Эти устройства тянут все мои силы, — сказала Эя Мира, указывая на протезы. Потом, не сдержавшись, спросила: — Почему я не получаю вестей от Генералиссимуса? Ни брат, ни Эрбенус не отправляют мне сообщения.

— Наверное, у них в этот раз сильный тварь попал в Силве, и нет времени вспомнить про тебя, — спокойно ответил Данияр.

— Я хочу пойти к ним, Данияр. Я беспокоюсь.

— Хорошо. Через два дня, если не будет вестей, иди. Если так волнуешься. Но знай, что Генералиссимусу не понравится, что ты оставила свой пост. Потом не жалуйся, что он ударил тебя при всех. Ты же знаешь, как он относится к твоим ошибкам и с какой жестокостью отвечает на них, — с ухмылкой сказал Тиракал.

Эя Мира начинала паниковать. Она поняла, что, если бы у Данияра не было плана, он бы начал ревновать и ругаться. Но сейчас он был спокоен, как никогда и даже пытался успокоить ее. Она заставила себя подойти ближе к Тиракалу, взяла его лицо в руки и, нарушая наставления брата, умоляла:

— Данияр, прошу тебя, если хочешь наказать, делай это со мной. Не трогай мою семью. Я прощу тебе всё. Я всегда буду рядом и сделаю всё, что ты попросишь. Только не трогай мою семью. Не заставляй меня быть жестокой, умоляю тебя.

– Что с тобой, Эя? – спросил Тиракал с лёгкой усмешкой. – Зачем мне твоя семья? Ты станешь моей Тиракалуии, и твоя семья станет моей. Зачем мне ранить свою же семью? Давай лучше прогуляемся в саду.

Эя Мира молча согласилась, хотя в душе понимала, что Данияр играет с ней так же, как она играла с ним все это время.

На следующий день Тиракал вновь приказал Десятой Фармандэ явиться. У неё не было настроения, но на этот раз она согласилась тренироваться с Данияром. Во время боя Тиракал вдруг спросил:

– А откуда у пленницы оказался нож, чтобы убить себя?

– Какой пленницы? – насторожилась Эя Мира.

– У той, которую твой брат называл подругой.

После вопроса Данияра юная Фармандэ начала задуматься по этому поводу и поняла, что Эва с Эя Мундусом о чем-то говорил тот день, и именно во время этого разговора Генералиссимус дал ей нож. Наверное, они понимали друг друга лучше, чем кто-либо друой, поэтому ее брат позволил своей подруге убить себя, а сам Эя Мундус снова начал думать о смерти. Какая же жестокая ирония их жизнь. Один убил свою любимую, а другой стала причиной самоубийства любимого, потому что он не хотел больше мешать ей. Эя Мира грустно вздохнула, но ответила без эмоций:

– Ты насчёт Эвы спрашиваешь? Да! Откуда у пленницы мог оказаться нож?

– А мне откуда знать, Фармандэ? Это ты мне должна ответить, – приказным тоном сказал Тиракал.

— Данияр, ты же прекрасно знаешь меня. Это я убила Эву и построил все так, будто она покончила собой. Ты бы не позволил мне её спасти, а вместо этого заставил бы Эя Мундуса убить свою лучшую подругу. Но даже ты, Тиракал, не сможешь причинить боль моему брату. Я этого не допущу.

— Что же, в твоём духе такие поступки Эя, — огрызнулся он, но в глубине души что-то смущало его. Почему-то он не мог отделаться от мысли, что именно Генералиссимус вручил нож подруге, хотя тот даже не приближался к ней в тот день.

Эя Мира заметила, как подозрение зарождалось в глазах Данияра. Её признание было хитро сплетённой ложью — лучше пойти на это, чем позволить ему узнать правду. Она знала: если Данияр догадается, что именно ее брат дал нож Эве, тогда и узнает, что они смогли решать проблемы с отслеживающим устройством в левой руке.

Тиракал игриво добавил:

— Ну давай, Эя, развлеки меня, как можешь только ты. Я сейчас усну здесь во время боя. Ты же способна на многое. Раньше ты старалась, а сегодня не хочешь даже старатся?

Вместо ответа Эя Мира остановилась, бросила меч из руки и сказала:

— Извините, Тиракал. Позвольте мне уйти, у меня нет настроения.

— Хорошо, любовь моя, иди, не заставляй себя.

Но и на следующий день Тиракал вызвал Эя Миру. Входя в тронный зал, она злобно начала тараторить:

— Данияр, у меня всё ещё нет вестей от брата, и нет настроения. Сегодня вечером я пойду к Силвию. Пойду, несмотря не на что.

После сказанных слов Эя Мира заметила что-то у ног Данияра. Её тело ослабело, и она упала, как будто земля ушла из-под ног. Подползая, она едва добралась до одежды Генералиссимуса. Она умоляла небо, судьбу, хоть кого-то, чтобы это всё оказалось лишь кошмаром. Но никто не слышал её мольбы.

Перед её глазами лежало бездыханное тело её сильного брата, пронзённое когтем какого-то зверя. Его лицо было таким умиротворённым, будто он просто спал. С дрожащей рукой Эя Мира проверила его пульс.

— Прошу, брат. Давай, Мун, ради меня, умоляю, дыши.

Но Эя Мундус не дышал. Десятая Фармандэ начала громко плакать, снова и снова умоляя брата:

— Пожалуйста, брат, очнись ради мамы. Не поступай так со мной, Мун, открой свои глаза, прошу тебя. Я всё сделаю, только скажи мне хоть слово. Пожалуйста.

Она обняла Генералиссимуса и все время плача шептала:

Очнись Мун пожалуйста. Очнись! Умоляю тебя !

Ей казалось, что её сердце разорвётся от боли...

—Успокойся, Эя, — мягко сказал Тиракал.

В эту секунду Десятая Фармандэ посмотрела на Тиракала с такой ненавистью, что казалось, она готова убить его. Протянув левую руку к Оружию Доверия, она прошептала:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Как? Кто?

Один из воинов Эя Мундуса, который шпионил за ним по приказу Тиракала, начал объяснять:

— Там в Силвии было много тварей-людоедов, которые хотели пересечь границу. Если бы мы позволили им, они бы убили всех жителей пограничного города. Но наш Генералиссимус оценил ситуацию и приказал эвакуировать людей. Он остался и сражался до конца, но один из этих зверей пронзил его сердце когтем. Мы не успели спасти нашего Генералиссимуса. Извините, Десятая ...

Этот воин продолжал говорить, но Эя Мира не слышала его. Она всё время плакала и умоляла брата вернуться. Вспоминала его улыбку, как он защищал её в детстве, как ругал все время. Он был сильным, добрым, защищал всех, а теперь? А теперь? Кто его спасет? Кто поможет ему дышать и жить... Уже никто. Он был мёртв. Никто не пришёл и не спас его.

Она сидела на полу несколько часов, плача. Никто не смел мешать ей. Вдруг она вспомнила об Эрбенусе и спросила Тиракала:

— Где Эрбенус, Данияр, где он? Он должен был защищать моего брата.

Данияр начал заикаться, но вместо него с легкостью ответил Создатель:

— Он там, на улице.

Эя Мира осторожно положила тело Эя Мундуса на трон Тиракала и поправила его одежду. Все присутствующие были в шоке, но никто не сказал ни слова. Они смотрели на её злобное лицо и из-за страха молчали. Эя Мира как гром среди ясного неба вышла из дворца, чтобы найти своего верного воина и заставить его рассказать, как он не смог защитить Генералиссимуса. Из-за боли она даже думала убить Эрбенуса, который не исполнил ее приказ. Но, выйдя из дворца, она снова упала. Перед дворцом лежали тела погибших воинов. Первым был её любимый воин, которому она так доверяла. Она начала громко рыдать. Её боль мог понять только тот, кто потерял и брата, и друга в один и тот же день.

— Зачем? Зачем? Почему они убили вас, а не меня? Я во всём виновата, почему вы должны страдать? Это я должна была умереть, а не вы. Эрбенус, зачем я отправила тебя, чтобы и тебя убили. Зачем я так поступила и с тобой.

Все верные воины Эи Миры и Эя Мундуса стояли рядом, молча плача. Это были не слёзы страха или притворства, они тоже страдали от потери своего лидера и боевых товарищей.

Вдруг все замолчали, слышны были только рыдания Эя Миры. Над головой юной Фармандэ стояла Эя Дуния. Безэмоционально она сказала своей дочери:

— Возьми своего брата и друга и пошли домой, Мира.

Десятая Фармандэ взяла руку матери, положила свою голову на её руку и начала плакать ещё громче. Но Эя Дуния уже более жестоко сказала...

— Я уже сказала тебе забрать своего брата и друга, и мы пойдём домой. Незачем Десятой Фармандэ сидеть в этом грязном поле и рыдать как ребёнок. Не подобает человеку твоего поста так вести себя. Ты хочешь радовать своих врагов?

— Мам, Муна больше нет, понимаешь? Моего брата, твоего сына, они убили. О каких врагах ты говоришь? Я сейчас умру от боли. Они убили моего сладкого Эрбенуса. Ты же знаешь, что он не был ни в чём виноват. Он был добрым. Зачем его убили? Ради чего? Скажи мне. Вместо них должна была быть я.

— Вставай, Десятая Фармандэ, – кричала Эя Дуния, но Эя Мира не смогла найти в себе силы, чтобы даже пошевилиться.

— Я сказала тебе встать, Десятая Фармандэ! – снова кричала Эя Дуния, и в эту секунду до этого молчавший Тиракал вмешался:

— Не Десятая Фармандэ, а после сегодняшнего дня Эя Мира Фармандэ Десятой армии становится Генералиссимусом всей армии государства Гардиния. Приветствуйте своего нового Генералиссимуса.

Все люди и воины, которые стояли возле дворца, поклонились Эя Мире, а она, не замечая этого, передала тело Эрбенуса Весте, своему другому верному воину, а сама взяла тело Эя Мундуса и ушла с этого места, где люди называли её Генералиссимусом вместо её брата. Это же негласное правило жизни: уходит один, приходит другой. Для всех не было важно, что умер Эя Мундус, самый лучший генералиссимус в истории человечества. Для них в эту секунду было важно лишь то, что они думали, что будет с ними, когда Эя Мира стала Генералиссимусом страны.

Простите за задержку с новой главой. Спасибо, что остаетесь со мной...

После Эя Мундуса

После смерти Эя Мундуса и Эрбенуса в течение трёх дней Эя Мира ничего не ела. Всё время она была одна в комнате Генералиссимуса, плакала и вспоминала все моменты с братом и другом. У неё несколько раз была паническая атака. Медея еле смогла её успокоить. Трижды новая Генералиссимус пыталась покончить с собой, и каждый раз Эя Дуния еле успевала её остановить. Она ругала её, называла слабаком, но для Эя Миры эти слова не имели значения. Во всём этом девушка винила своего отца, Данияра, но больше всего – себя. Через три дня Эя Дуния заставила её прийти к столу и поставила перед ней еду.

—На, ешь и даже не смей заикаться, что не хочешь кушать, или я всю еду пролью тебе на голову. Я это уже сделала, когда ты была ребёнком. Не заставляй меня снова это сделать, Эя Мира.

Новая Генералиссимус, плача, начала есть.

— Ну если могла так легко, почему всё время раздражала меня? – спросила Эя Дуния. Эя Мира смотрела на свою мать. Другим показалось бы, что с её мамой всё в порядке, но, глядя в её глаза, можно было понять всю боль, все страдания матери, которая потеряла своего единственного сына.

— Почему ты не плачешь, когда тебе хочется, мам? Почему всё время притворяешься сильной? Ты потеряла сына, никто не будет тебя осуждать, если ты дашь своим чувствам волю.

— Хотя бы кто-то из нас должен быть сильным, Мира. Если бы я, как ты, начала плакать днями напролёт, как бы мы смогли выжить в этой стране? Слезы не помогут, Мира, ничего мы не сможем вернуть. Так что хватит уже бессмысленно плакать.

На это Эя Мира никак не ответила, она молчала, но слёзы текли из её глаз. Как бы она ни хотела, она не могла остановить эти слёзы.

— Ты так же, как и я, думаешь, что я должна была быть вместо Эя Мундуса, да, мам? Ты тоже думаешь, что это именно я должна была умереть? Я заслужила смерть, а не он?

— Если бы ты села рядом я дала бы тебе пощечину Мира . Как ты можешь так говорить? Ты моя дочь, независимо от того, что ты сделала или не сделала. Ты всегда останешься моей дочерью. Я понимаю, что в твоих глазах я жестокая тварь, но я никогда, никогда не думала бы, что лучше Мун жил, а не ты. Он сам хотел смерти, ты же хорошо знаешь об этом. Все эти пять лет я наблюдала, как мой сын медленно гаснет, как он не хочет продолжать, но заставляет себя быть сильным ради тебя и меня. Я не хотела, чтобы он больше страдал, Мира. Мой мальчик, мой ребёнок очень страдал в этой жизни. Нам нужно было оставить его, освободить от этих страданий.

— Не говори мне это, мам. Зачем мне после Муна жить? Я так не могу. Я не такая сильная, как ты, – говоря это, Эя Мира вышла. Она пошла к скале, откуда был чудесный вид океана, но внизу ее ждала лишь смертоносная глубина. Она стояла на краю и вспоминала своё детство, счастливые моменты и то, что это детство было лишь обманом. Она хотела избавиться от этих воспоминаний, и был только один выход. Она бросила себя вниз, в глубину, где ждали её Эя Мундус и Эрбенус. Но какая-то рука удержала её и не позволила броситься.

— Что ты творишь, Эя? Что ты делаешь? — закричал Данияр.

— Оставь меня, Данияр, прошу тебя. Я больше не могу так, — рыдала Эя Мира.

— Ты с ума сошла? — с испугом на глазах закричал Тиракал.

— Да, сошла. Я не могу жить с этой болью. Понимаешь, я больше не могу видеть своего брата. Не могу говорить с моим другом. Отпусти меня, Данияр, прошу тебя. Отпусти!

Эя Мира пыталась освободиться, но Тиракал не отпускал её. В эту секунду у девушки началась паническая атака. Она задыхалась и не могла дышать.

— Что с тобой, Эя? Успокойся, прошу.

— Дышать не могу, дышать, — сквозь слёзы говорила Эя Мира.

Через несколько секунд она успокоилась, но снова начала плакать. Тиракал, держа её лицо в своих руках, с паникой спросил:

— Что мне сделать, Эя? Скажи, чего ты хочешь, и я дам тебе все. Только прошу, не делай так. Я никогда так не боялся в своей жизни, как сейчас боюсь из-за тебя.

— Дай мне умереть, — глядя в глаза Тиракала, попросила девушка. Несмотря на то, что она знала, что Тиракал следует за ней и что он не оставит её умереть, она искренне попросила его.

— Не говори мне о смерти. Я не позволю тебе умереть. Если не будет тебя, не будет и меня. Всё пройдёт, любимая, всё останется позади, поверь мне.

—Отпусти, — снова начала вырываться Эя Мира, и Тиракалу не оставалось ничего, кроме как ударить её. Она потеряла сознание. Он бережно взял её на руки и отнёс в свои покои. Когда Эя Мира очнулась, была уже глубокая ночь. Она увидела тень Тиракала и отвернулась, чтобы не смотреть на того, кого она так искренне хотела спасти в детстве, на того, кто убил её брата и друга.

—Я знаю, что вместо меня ты хотел бы видеть своего брата, но, Эя, прошу, не поступай так с собой. Эя Мундус не хотел бы видеть тебя в таком виде.

— Не называй его имя, — злобно сказала новый Генералиссимус.

— Скажи, чего ты хочешь, и я исполню твою просьбу. Только скажи мне, — увидев, что девушка не хочет ничего отвечать, Данияр вздохнул. — Эя, прошу, я не могу видеть тебя в таком виде. Я не могу видеть твои страдания.

— Оставь меня, Данияр. Я хочу домой.

— Хорошо, я пойду с тобой.

— Нет, я хочу к папе, Данияр. Я хочу видеть своего папу, хочу в свою страну, — Эя Мира снова начала плакать, как ребёнок. — Ты позволишь моей семье уехать в государство Инвидея?

— Что вы будете делать там? Твой дом здесь, Эя Мира. Там ты уже чужая, там ты враг.

— А здесь я не враг, Данияр? Все презирают меня, все ненавидят меня.

—Ты убила столько своих сородичей. Они не оставят тебя в покое. Здесь хотя бы я смогу тебя защитить. А что ты там будешь делать?

— В первую очередь похороню своего брата, как требуют наши традиции. А потом посмотрим. Главное, я буду далеко от той страны, где я и моя семья были пленниками, где я потеряла своего брата.

— Главное, ты будешь далеко от меня, да? Ты хочешь сбежать от меня? — с ухмылкой спросил Тиракал.

— Не начинай, Данияр, прошу тебя. Хотя бы сейчас не говори о своей ревности и недоверии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я не позволю тебе уйти. Я не могу жить вдали от тебя, не проси меня об этом.

— Хорошо, — спокойно сказала девушка и отвернулась от Тиракала. Он снова вздохнул устало.

— Хорошо, любовь моя. Я позволю тебе уйти, если хочешь, но скажи мне, сколько я должен ждать тебя? Сколько дней? Может, месяц?

— Я не знаю, Данияр. Когда я пойму, что готова, я вернусь к тебе, и выйду замуж. Больше я не заставлю тебя ждать, но сейчас я не могу ничего обещать.

— Когда ты хочешь что-то от меня, ты всегда говоришь о нашей свадьбе, — с горечью сказал Тиракал. — И я, как последний Сталтус, готов на всё, лишь бы ты была рядом. Лишь бы ты искренне хотела быть со мной. Даже сейчас, когда тебе больно, ты все еще манипулируешь мной, даже сейчас ты играешь со мной. Думаешь я сталтус и не понимаю ничего. Но Эя я все понимаю!

— Мне нечего тебе сказать, Данияр. Если тебе хочется так думать, думай.

— И как всегда, ты говоришь такие слова, – с ухмылкой и с болью сказал Тиракал, — как будто ты намекаешь, что тебе наплевать на меня, Эя. Ты даже не намекаешь, ты прямо всегда говоришь это: что ты готова плюнуть на меня и на мои чувства.

— Ты серьёзно? Данияр, я потеряла своего брата, своего друга, а ты снова и снова начинаешь говорить, что я играю с тобой. Сделай нам обоим одолжение и наконец убей меня, чтобы, как ты думаешь, я больше не манипулировала тобой, а я избавилась бы от тебя и твоего безумного чувства, которое ты называешь любовью. Просто убей меня, и мы оба освободимся.

Тиракал долго молчал, глядя на пол. Через несколько минут он сказал:

— Если хочешь уйти, иди. Но, Эя, я не позволю тебе взять с собой оружие из Адамаса. Даже не кусочек не дам. Ты оставишь здесь и ногу, и руку. Я не мой отец, не пожалею врагов. Если ты уйдёшь из нашей страны, ты не возьмёшь ничего, даже свою одежду.

— Хорошо, — без интереса сказала девушка. Данияр хотел таким образом её переубедить, но зная Эя Миру, он должен был понимать, что если она решила уйти, её не остановить. Он, более злым голосом, закричал:

— Даже не смей думать изменять мне, слышишь? Не смей таким поступком уничтожить нас двоих, Эя. Этого я тебе никогда не прощу. Знай, я не только заставлю тебя убить этого человека, но даже заставлю тебя съесть его сырое мясо. Ты поняла меня?

Эя Мира не говорила ничего, а с ненавистью смотрела на Тиракала. В её глазах было всё: от ненависти до жалости. Тиракал не смог вынести её взгляд и вышел из покоев. А новый Генералиссимус, глядя ему вслед, думала, что, как всегда, Данияр прав. Все эти слова, которые прозвучали из уст Эя Миры и Эя Дуни, должны были быть лишь игрой для публики и для Тиракала. Такой был план у Эя Мундуса. Но дочь с матерью не играли свои роли, а проживали все сказанные слова. И все эти попытки Эи Миры убить себя. Даже когда она бросила себя со скалы, она знала, что Тиракал рядом и что он её спасёт. Всё это придумал Эя Мундус для цели, но всё время Эя Мира действительно хотела наложить на себя руки. Но она останавливала себя не ради мести, не ради своей мамы, а лишь ради Эя Мундуса, чтобы исполнить его желания. Больше жизни она любила своего брата, больше всех она жалела именно его. Поэтому она должна была исполнить все его мечты. Как бы ей ни было больно, она выдержит всё, лишь бы усилия Генералиссимуса не прошли зря. Эя Мундус тщательно продумал свой план, и Мире требовалось лишь слушать его слова и исполнять. Она делала всё это, чтобы Тиракал позволил ей и её семье вернуться в свою страну. Эя Мундус хорошо понимал, что Тиракал не позволит им уйти, пока он жив. Поэтому он вышел из игры, чтобы не мешать Эя Мире изменить этот жестокий мир, где в одной маленькой части люди жили без проблем, а в другой – не могли найти себе даже воду.

Ее брат с детства видел и понимал, что творится в их стране и что творят Тиракалы в четырёх государствах. Несмотря на то, что он был внуком Генералиссимуса по материнской линии и сыном будущего Генералиссимуса, он не был избалованным и всегда думал, лишь о благополучии других. Он хотел лучшей жизни для всех. На его жизненные взгляды сильно повлияла именно Эя Дуня, которая с детства научила его быть милосердным и сострадательным. Поэтому он не мог найти себе места, когда увидел, что творит их собственный отец. Он не только винил себя за убийство своей любимой, но и страдал от других чувств вины. Мог ли он найти выход, оставаясь живым? Конечно, мог. Хотел ли он продолжать жить? Конечно, нет. Если вы не понимаете его чувств, то представьте, что вы сделали бы, если убили своего самого любимого человека. Смогли бы жить после этого? Понимаете, он больше не хотел жить. Он сам знал, что его поступок неправильный и он не должен был всё оставлять на свою младшую сестру. Но он также знал, что он был слабостью своей сестры. Он говорил, а она всё безоговорочно делала. Не потому что хотела, а потому что так хотел её любимый брат. Если бы Эя Мундус сказал ей, что нужно умереть, она бы убила себя без вопросов. Доказательства этих слов были в том, что Эя Мира позволила Ададу отрубить свою ногу, потому что её брат хотел спасти своего друга. Генералиссимус не хотел причинить ей больше боли. Он лишь хотел, чтобы его сестра делала благие дела по своему желанию, чтобы она научилась ценить жизнь каждого человека. Поэтому ей нужно было заставить потерять, чтобы оценить то, что имеешь. Он тщательно обдумал каждую мелочь. Чтобы его семья ушла из Гардений, он дал им вескую причину – свои похороны на родине. Пусть эта родина была жестока с ним, пусть он никогда не был счастлив там, но он любил эту страну. Ведь не страна поступила с ним жестоко, а люди, которые там живут. Он думал, что если изменить мир из корня, то не будет таких несчастных людей, как он сам. Он никогда ни днём, ни ночью не думал о мести, как это делала Эя Мира. Он думал, почему люди сделали ему больно, почему они стали такими, и нашёл причину в устройстве этого мира. Оно было неправильным, и он хотел всё изменить, чтобы больше никто не страдал так же сильно, как он и окружающие его люди.

*******************

Эя Мира и её семья готовились уезжать, но к ним в последнюю минуту пришёл один из верных друзей Тиракала и помощник самого сильного Создателя. Безэмоционально глядя на него, Эя Мира взяла три оружия из пояса и бросила их на стол. Следом пошли её любимое оружие — Доверие, и протезы руки и ноги.

– Как ты будешь обходиться там без руки и ноги? Не боишься, что тебя убьют в первую же секунду? – с ухмылкой спросил помощник Создателя. Как и его главарь, так и он, наверное, в стране больше всех ненавидел именно Эя Миру. Он был чрезмерно рад, что она так страдает и выглядит такой жалкой без своей руки и ноги.

– Ты кто вообще? – с яростью в глазах спросила новый Генералиссимус.

– Неужели из-за страданий ты потеряла память и не помнишь меня? – счастливо спросил помощник.

– Возьми свои никчёмные устройства и уходи отсюда, пока я спокойна.

– А вот это я понимаю. Вот это наша добрая Фармандэ. Ах нет, ты же стала Генералиссимусом сейчас. У тебя же была мечта стать им, да? Скажи, на этот раз легко получилось, да? Не требовалось сражаться со всеми? Вместо тебя твари сделали грязную работу и убили твоего братца-противника, и вот ты уже у своей цели.

– Помощник Создателя, если ты хочешь позлить меня, то не старайся зря. У меня эмоционально нет сил даже убить тебя. Скажи Данияру, чтобы он не пытался остановить меня с твоей помощью. Какие бы ядовитые слова ты ни сказал, мне всё равно. Ты для меня никто, и даже убить тебя мне лень. Так что уходи отсюда.

— Наш Тиракал говорил правду. У тебя действительно есть какой-то план мести, поэтому ты такая спокойная и не убиваешь людей направо и налево. Раньше из-за боли ты могла бы убить всех, а сейчас даже не язвишь мне.

— А что, у меня есть причина мстить кому-то? Скажи мне, у меня есть причина? — с ухмылкой спросила Генералиссимус.

Помощник начал паниковать и тараторил:

— Нет-нет, конечно же нет. — Чтобы сменить тему, он поспешно добавил: — Я совсем забыл, зачем пришёл сюда. Тиракал приказал мне обновить устройство твоей руки.

На этот раз паниковать начала Эя Мира, но она не показала своего волнения и спокойно протянула свою левую руку.

— Даже не хочешь спросить, что я буду делать?

— Мне всё равно. Сделай свою работу и иди прочь из моего дома.

— Тиракал приказал тебе оставить свою руку с ногой и оружие Доверия. Он сказал, что не позволит тебе быть беззащитной там, у врагов. Если ты почувствуешь, что тебе грозит опасность, можешь использовать оружие и убить всех без колебания.

Эя Мира не ответила на эти слова.

— Если честно, как и Создатель, так и я не хотим, чтобы ты увозила это орудие смерти в другую страну, но, как и всегда, Тиракал не слышит ни меня, ни моего главаря. Ты для нас — смерть. Я знаю, что однажды ты убьёшь всех нас именно с этим оружием.

— Может быть, помощник. Я не смею отрицать твои слова, — с ухмылкой и угрозой сказала Эя Мира. — Передавай своему главарю мои слова. Скажи ему, что на его месте я бы не сомкнула глаз и всё время боялась бы, вдруг из стены я выйду и убью его и тебя с тем оружием, которое он так с любовью создал.

— Смешно, — нервно сказал помощник. — Ну всё, я закончил. Можешь уйти. Я бы пожелал тебе удачи, но не буду говорить бессмысленные слова, а буду надеяться, что такую тварь, как ты, убьют именно на собственной родине. Или нет… Я же слышал про твоего отца. Может быть, он сам убьёт тебя в твоём доме, а?

— Может быть. Не буду и это отрицать, — с ухмылкой сказала Генералиссимус.

Помощник злобно вышел, понимая, что не может издеваться и потешаться над ней, как ему хотелось бы.

Когда семья Эя Миры пересекла границу между Гарденией и Инвидией, она даже не хотела доставлять брата к отцу. Осматривая местность, она искала место, указанное Эя Мундусом. Как он и рассказывал, там была видна одинокое деревьо рядом с маленькой речкой. Эя Мира с грустью сказала:

— Мы похороним моего брата здесь.

— Зачем здесь, сестра? У вас, наверное, есть семейное кладбище. Зачем самого Генералиссимуса хоронить в таком забытом месте?

— Это место выбрал Мун. Здесь похоронена его возлюбленная Лусин. Смотри, там одинокое дерево, который так похоже на Эя Мундуса. Как и это дерево, он всегда был один во всем. Никто не смог его узнать, никто не смог его понять и помогать. Так что мы похороним его здесь, рядом с той, которая сделала его хоть чуточку счастливым. Никто не будет больше мешать им, никто не придет проливать напрасные слезы после их смерти, когда при жизни их оставили одних.

— Мне нравится это место. Как всегда, выбор Муна идеален, — безэмоционально сказала Эя Дуня.

Они молча похоронили Эя Мундуса. После похорон Медея вдруг сказала:

— Сестра, я хочу тебе кое-что сказать.

— Говори, не тяни. Что случилось?

— Сестра, позволь мне, пожалуйста, вернуться обратно, — со страхом в глазах попросила Медия. — Если честно, я боюсь вашей стране. В Гардинии Тиракал меня защитит, а здесь тебя ждёт очень сложный путь. Я не хочу быть для тебя обузой. Пожалуйста, не злись и позволь мне вернуться обратно.

— Если хочешь, Медея, вернись. Только, пожалуйста, будь умницей и осторожной. Мои враги не оставят тебя в покое.

— Хорошо. Но ты не расстраивайся?

— Зачем мне расстраиваться? Для меня главное, что ты жива. Не важно, рядом ты или далеко от меня, главное, что ты дышишь. Этого мне хватит.

— Спасибо, сестра, что позволяешь, — радостно сказала Медея и обняла Эя Миру. Эя Мира обнимая молча плакала, чтобы её сестрая не понимала и не видела слёз. Когда Медея ушла, Эя Мира и её мама долго смотрели ей вслед. Эя Дуня спросила:

— И ты отпустишь её? Ты же хорошо знаешь, зачем она вернулась и, самое главное, к кому она вернулась.

— Медея моя сестра, ма. Несмотря ни на что сестра. Поэтому, пожалуйста, не надо, я прошу тебя, — устало сказала Эя Мира. Понимая чувства дочери, Эя Дуня сменила тему:

— Ты сегодня идёшь к отцу?

— Нет, у меня нет сил, мам. Сегодня я останусь с тобой, а завтра пойду к отцу.

Дом, но уже не родной

На следующий день Эя Мира надела свою высокомерную ухмылку и пошла к отцу. Но ей не удалось сдержать улыбку до конца, потому что она увидела дом своего дедушки, Генералиссимуса. В этом красивом доме она много играла и разговаривала со своим дедушкой. У неё было столько воспоминаний с этим местом. Она вспоминала, как однажды возле этого дерева упала и начала так плакать, будто ей руку отрубили, а её брат долго не мог её успокоить. После пришёл дедушка, думая, что Эя Мундус обидел свою младшую сестру, начал ругать своего первого внука. А Эя Мира вместо того, чтобы всё объяснить, радовалась этому, пока не пришла Эя Дуня и не начала избивать её за то, что она, как всегда, ревновала своего брата и даже завидовала Эя Мундуса. Да, в детстве она часто думала, что Эя Мундусу любят больше, чем её, только отец любил её больше. Кто бы мог тогда знать, что всё это была ложь. Она снова начала злиться, как и всегда, после хороших воспоминаний она помнила и то, что всё это ложь.

Она со злостью постучала в дверь. Дверь открыл какой-то работник, и увидев её наряд, начал от страха дрожать. Эя Мира взглянула на себя и поняла, что по привычке всё это время гуляла в одежде Фармандэ государства Гардиния.

— Генералиссимус дома?

— Нет, наш господин у Тиракала, — еле сказал работник, — но госпожа дома.

— Госпожа? — с ухмылкой спросила Эя Мира.

— Да, прошу, проходите. Если хотите, я позову её.

— Позови, увидим, кто она вообще такая, эта твоя госпожа.

— Сейчас, — быстро сказал работник и побежал, чтобы не быть рядом с Эя Мирой. Она посмотрела на комнату и поняла, что её отец ничего не поменял, всё осталось на своих местах. Ну как же? У Эя Дунии хороший вкус. Зачем отцу что-то менять здесь, но как же новая госпожа? Почему она ничего не изменила? Она так долго думала о своём, что не заметила, как в гостиную зашла кто-то.

— Чем могу вам помочь? — спросила новая госпожа. Поворачиваясь в сторону женщины, Эя Мира горько усмехнулась. Она хорошо знала, кого увидит здесь, в доме её дедушки, Эя Мундус рассказывал ей всё, но она до последнего мечтала, что это окажется не она, кто угодно, только бы не её няня.

— Неужели это ты, Мира? Прошу, скажи, что это ты, — со слезами на глазах прошептала новая жена её отца.

— А вы кто? — безэмоционально спросила Эя Мира. Няня не знала, что ответить. Она смущалась, думали бы все, но Эя Мира знала, какая она тварь, и такие, как она, не могли бы смущаться.

— Неужели ты меня не помнишь? Это я, Нэсрин, твоя няня. Ты же меня так сильно любила в детстве. Не помнишь?

— Нэсрин? — задумчиво спросила Эя Мира. — Нет, не помню такого. Я лишь помню тех, кого считала важными людьми. Наверное, вы не важный человек, поэтому не помню.

— Ты же в детстве говорила, что любишь меня больше, чем свою собственную мать. Как могла ты забыть обо мне и говорить такие дикие слова?

— Не помню такого, — безэмоционально сказала Эя Мира, но только она знала, что творилось у неё внутри в эту секунду. Нэсрин говорила правду. Эту женщину она любила больше, чем свою мать. Она обожала няню. Эя Дуня всегда была холодной, не показывала свои чувства, а если и показывала, то только злость. Эя Мира думала, что её мама ненавидит её, а Нэсрин всегда была такой доброй по отношению к ней, такой тёплой. Всегда любила, целовала и обнимала её. Но оказалось, что няня любила и целовала не только Эя Миру, но и её отца. Эта бессовестная женщина не только была любовницей её отца, но и когда воины хотели пленить Эя Мундуса, и тот бежал домой, чтобы укрыться, эта жестокая женщина увидела всё и закрыла дверь перед носом Эя Мундуса, не позволив ему войти в собственный дом. Так семнадцатилетнего Эя Мундуса взяли в плен из-за измены любовницы его отца. Но Эя Мира как всегда не оставила это все без внимания. Она нашла вражеского воина, который пленил её брата и убила его ещё пять лет назад. Именно тогда тот воин рассказал ей, что няня убедила его, что в школе есть ребёнок с намного сильной кровью, чем у самого Эя Мундуса. Таким образом, воины пошли в школу и пленили и Эя Миру. Одним ударом няня избавилась от соперницы и её отпрысков. И сейчас эта жестокая женщина спрашивала, как могла Эя Мира забыть её? И правда, как она могла забыть того, кто ранил её семью, кто стал причиной их гибели?

Эя Мира протянула левую руку к оружию Доверия, и женщина даже не предполагала, что этот жест означает.

— Ты же вроде моя няня и, наверно, помнишь, какую песню мне мама пела, когда я была маленькой? — с ухмылкой спросила Эя Мира. А няня, не понимая, что её ждёт, начала петь ту песню, которую в государстве Гардиния называли "песней смерти". Когда Нэсрин закончила петь, с тёплой улыбкой спросила:

— Насчёт этой песни ты спрашивала?

Эя Мира не ответила, уже приготовившись убить её, как услышла детский голос, и в ту же секунду в комнату вошёл мальчик, очень похожий на Эя Мундуса, но у него были корие глаза, как у одного глаза у Эя Миры. Из-за мальчика Эя Мира замерла на месте.

— Кто она? — спросил мальчик у Няни.

После вопроса Эя Мира как будто очнулась, убрала оружие и с интересом наклонилась к мальчику:

— А кто ты, малыш? Кто твои родители?

— Ты не знаешь, кто мой отец? Он Генералиссимус, представляешь! Он самый сильный, — с гордостью сказал мальчик, став похожим на Эя Миру в детстве, когда то она тоже гордилась своим отцом. Обняв мальчика, она села и посадила его у своих ног. С тёплой улыбкой спросила:

— Скажи, малыш, а кто твоя мама?

— Она, — мальчик показал рукой на Нэсрин, и та побледнела.

— А сколько тебе лет?

— Шесть, — сказал мальчик.

— Пять, — одновременно сказала Нэсрин и продолжила: — Он путает всё. Ему ещё Пять лет.

— Мама, но я уже взрослый. Ты сама сказала, что Шесть лет — это уже взрослый человек. Я уже могу тренироваться как все воины.

Нэсрин хотела переубедить Эя Миру, но та жестом показала ей молчать. Уже было понятно, что этот малыш родился до того, как её и её семью пленили воины Гардинии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А как тебя зовут? — спросил мальчик.

— Эя Мира, я твоя старшая сестра,- мягко сказала она.

— Я ничего не знаю о тебе. Где ты была всё это время, Эя? — с интересом спросил ребёнок, играя её волосами. Эя Мира хотела разозлиться и накричать на него, чтобы этот невинный ребёнок больше не смел называть её так, как всегда называл её Тиракал, но вовремя остановила себя, вспоминая, что, наверно, Тиракал слышит и этот разговор.

— Я была в плену все эти годы, а теперь я дома, — с жестокой ухмылкой сказала Эя Мира и посмотрела на няню. Та побледнела ещё сильнее, хотя казалось, что это уже невозможно.

— У тебя красивые глаза, — с восхищением сказал ребёнок и начал задавать вопросы: — А почему у тебя глаза разного цвета? Почему тебя пленили? Отец тебя спас? Ты теперь будешь жить с нами?

Эя Мира не успела ответить на все вопросы ребёнка, как из двери послышался голос Анкапа:

— Я дома. Элпидиус, иди к папе!

Ребёнок, услышав голос отца, радостно вскочил с колен Эя Миры и побежал к отцу, закричав:

— Папа, что ты мне принёс?

— Извини, сынок, на этот раз ничего не принёс, но не расстраивайся. Вместо подарка мы с тобой будем тренироваться на мечах. Это подойдёт?

— Ура! Конечно же, лучше подарка — это тренировка! Когда начнём? А давай сейчас!

— Ты, как и я, нетерпеливый. Дай хотя бы отцу отдохнуть.

— Хорошо, — разочарованно сказал Элпидиус, а потом, вспомнив воодушевлённо добавил: — Ну и ладно, я буду играть с сестрой, пока ты отдыхаешь.

– Какой сестрой? – спросил Анкап, входя в гостиную, где находилась Эя Мира. Она сидела неподвижно, словно каменная статуя, ни разу не моргнув. В её душе бушевал настоящий ураган чувств, но лицо оставалось безэмоциональным.

Она думала то о боли брата и матери, то о страданиях деда, то о радостном и безмятежном детстве. Её сердце разрывалось на части от желания убить отца, няню и этого ребёнка, который так похож на Эя Мундуса. У этого ребенка было всё: и отец, и мать, и нормальное детство. Он не знал и не мог понять той боли, которую пережила Эя Мира и её семья. Этот невинный ребёнок не знал ничего о рабстве, голоде и безнадёжной жизни. Таковыми должны были быть Эя Мира и Эя Мундус, а не манипуляторами, лжецами и убийцами. Их руки не должны были утопать в крови. Но изменить уже ничего было нельзя. Они больше никогда не станут такими же невинными, как этот ребёнок сейчас.

Анкап пересек комнату за десять секунд, а в голове Эя Миры промелькнули сотни способов уничтожить новую семью отца. Но когда в её поле зрения появился силуэт Анкапа, все её чувства изменились. Глядя в удивлённые глаза своего отца, она почувствовала лишь тоску и радость от того, что снова видит его. В этот момент она забыла всю боль, все страдания и месть, и, как маленькая девочка, побежала к нему в объятия.

– Папа, –плакала Эя Мира, обнимая Анкапа, который стоял в шоке. Когда он услышал её голос, слёзы также заструились по его щекам.

– Девочка моя, Мира моя. Как же я мечтал об этом! Как я скучал по тебе, -освободив Эя Миру из объятий, Анкап посмотрел на неё с головы до ног, а затем снова крепко обнял её, шепча: –Как? Как ты смогла освободиться? Как ты вернулась? Даже в самых заветных снах я не смел мечтать об этом моменте.

– Пап, –снова плача, прошептала Эя Мира. Она не смогла сказать больше ни слова, как будто её голос исчез.

– Мира моя, девочка моя, – шептал Анкап в ответ. Они продолжали бы стоять и обнимать друг друга, если бы ревнивый Элпидус не начал толкать их.

– А как же я? Почему вы забыли про меня?

– Конечно, не забыли, сынок. Иди к папе. Ты уже познакомился со своей сестрой? Это Эя Мира. Она...

Анкап продолжал говорить, но Эя Мира, услышав его слова, сделала несколько шагов назад и с болью смотрела на него и Элпидуса. Её отец называл этого ребёнка сыном, но что насчёт Эя Мундуса? Почему он забыл о нём? Почему их отец оставил своего первого сына?

– А что насчёт Муна, папа? Почему ты забыл о нём? – со слезами на глазах спросила Эя Мира. – Ты знаешь, что они сделали с ним? Ты знаешь, как они поступили с моим братом? Пап!

Анкап не успел ничего сказать, как вмешалась няня:

– Не нужно при ребёнке говорить такое.

Если бы технология в государстве Гординия позволяла убивать взглядом, то Нэсрин уже была бы мертва. Эя Мира никогда не была такой злой. Взяв оружие, она начала чесать им голову, и от злости засмеялась, как сумасшедшая.

— Вы знаете, да? Даже здесь вы всё знаете. Вы знаете, кто я? Меня здесь тоже называют Эфритой, да?

— Мира, успокойся, пожалуйста, –сказал Анкап, пытаясь погладить её по волосам, но она резко ударила его руку и не позволила коснуться себя.

— Нельзя трогать собственность Тиракала государства Гордыния. Ты знаешь, отец, что я невеста Тиракала и его вещь. Ты знаешь, что твой первенец, твой сын, стал Генералиссимусом вражеского стана и что он мёртв. Этого ты тоже знаешь? — последнее предложение Эя Мира выкрикнула.

— Мы всё знаем, Мира, — с опущенной головой сказал Генералиссимус государства Инвидия.— Мы знаем и то, что ты сейчас являешься новым Генералиссимусом государства Гординия, дочка. Ты можешь винить меня во всём, и ты права. Твой отец виноват во всём. Но, Мира, поверь, я не мог. Я не такой сильный, как всем кажется. У меня нет власти. Я слабак, настоящий слабак, потому что не смог спасти свою семью.

— Спасти свою семью? — с ухмылкой спросила Мира и посмотрела на Элпидиус,, который обнимал ногу отца. Показывая на них рукой, с обидой в глазах Эя Мира прошептала:— Ты просто выбрал эту семью, П.А.П.А.!

Она вышла из дома деда, но не смогла уйти далеко. На месте она упала и начала горько плакать.

— Мун, брат, прости меня. Если сможешь, прости меня... Брат прости меня.

— Ты хотела убить своего отца и его семью, да, Эяяяяя? –послышался голос Тиракала. От его голоса Мира начала задыхаться и взглядом искать Данияра, но потом вспомнила, что перед уходом из государства Гордения помощник Создатель обновил отслеживающее устройство в её руке, и, наверное, это позволило Данияру говорить с ней.

— Да, — спокойно сказала Эя Мира.

— Но не смогла убить собственного отца? Наверное, у такой мстительной убийцы, как ты, все еще остались человеческие чувства и привязанность, поэтому у тебя рука не поднялась на отца, — продолжил Тиракал.

— Да.

— Поэтому ты была такой спокойной все эти дни и не мстила никому здесь? Ты хотела уйти от меня, чтобы мстить Генералиссимусу государства Инвидия? А я думал, как Эя могла забыть, что творил её отец, и хотела вернуться к нему. Но всё это была месть, всего лишь твоя игра?

— Да.

— Эя, если хочешь, я убью твоего отца вместо тебя. Не нужно тебе страдать в одиночку, я же рядом. Я всё сделаю ради тебя. Возвращайся, и я подарю тебе голову отца и той женщины на блюде, как свадебный подарок. Даже ребёнка убью, чтобы ты не беспокоилась, просто возвращайся.

Сердце Эи Миры сжалось, когда она представила это все. От страха она зашипела с ядом:

— Только попробуй, Данияр, и я...

— Что ты? — с угрозой спросил Тиракал. Эя Мира резко поняла свою ошибку: она позволила ему увидеть свою новую слабость. Как бы ни были отвратительны её отец и эта женщина, она не позволит Тиракалу убить их, как он убил Эя Мундуса. Успокоившись, она сказала:

— Я обижусь на тебя, Данияр. Это я должна убить его, это моя месть. Если ты их убьёшь, моя злость и боль не пройдут никогда и разрушат нашу будущую семью. Не поступай так с нами. Я останусь здесь и найду повод убить его, если не сегодня, то завтра. Ты же знаешь меня, я не могу оставить своих обидчиков живыми.

— Хорошо. Любовь моя. Пусть будет по-твоему.

Тиракал больше ничего не говорил, а Эя Мира встала и пошла домой к Эя Дуне. Она ничего не сказала своей матери, и не нужно было ничего говорить. Эя Дуня уже всё поняла без слов, поэтому просто села рядом. Эя Мира положила голову на колени матери и, обняв её ноги, снова заплакала.

— Даже в детстве ты так много не плакала,– сказала Эя Дуня, играя с волосами дочери.— Хотя тогда ты вообще не плакала а заставляла всех плакать вместо тебя.

— У меня были брат и отец, зачем мне нужно было плакать тогда, мам? А сейчас у меня никого не осталось. Пожалуйста, спой мне ту песню, что ты всегда пела. Заставь меня снова чувствовать себя обманутой. Я не могу больше терпеть эту боль. Пусть все снова обманывают меня, и я поверю. Пусть моя семья снова будет ложью, но хотя бы будет. Зачем Мун рассказал мне всё? Я хочу быть настоящим Сталтусом, безумцем, но хотя бы счастливым дураком.

Эя Дуня, как в детстве, молча плакала, чтобы маленькая девочка не видела, как страдает её мать, которую она считала бездушной. С успокаивающим голосом она начала петь колыбельную, которая сейчас считалась гимном смерти.

Я просто люблю её.

В тронном зале государства Гардения сидел счастливый Тиракал и с довольным лицом пил вино.

– У вас отличное настроение. Что же случилось? Неужели наша новая Генералиссимус решила вернуться и наконец-то стать нашей Тиракалуии? – спросил его верный друг и Создатель.

– Нет, она ещё не вернётся.

– Тогда почему вы такой довольный и счастливый? После её ухода все ваши люди боялись к вам приближаться, а сейчас вы стали как старый добрый Тиракал.

– Знаешь, брат, наверно, и со мной что-то не так. Как думаешь?

– А о чём вы, Тиракал?

— Я думаю, что, наверно, мы с Эя Мирой идеальная пара.

— Ну… это разумеется,– с ухмылкой сказал Создатель, явно так не думая.

— Скажи мне, Создатель, как любящий человек может радоваться, когда видит, что его любимая страдает? Нормальный человек умер бы на месте, но не позволил бы своей избраннице страдать. А что же я? Я радуюсь, моё сердце празднует, когда вижу и слышу, как Эя страдает и каждый день всё больше ломается. Я действительно её люблю. Она — моя жизнь, моё сердце. Тогда скажи мне, почему я такой счастливый сейчас в эту секунду?

— Потому что она больше заставила вас страдать, Тиракал. Это она всё начала, а не вы. Вы столько лет её любили, а что она? Она убила вашего отца, вашу сестру. Она всегда обманывает вас, что любит. Всё время вы всей душой к ней, а она вам нож прямо в сердце.

— Я убил её брата и она знает это. Я не поверю, что она не понимает всё. Просто она ждёт, готовится к чему-то. Я не знаю к чему, но она хочет моей смерти и придёт за мной.

— Тогда, Тиракал, чего вы ждёте? Убейте её, и пусть эта история закончится. Как вы можете жениться на той, кто хочет вашей смерти? Как вы будете жить с ней, каждую секунду думая, что в следующую секунду она вас убьёт?

— Я просто люблю её.

— И как всегда, вы заканчиваете наш разговор, говоря, что после всего этого, после всех ваших страданий, вы всё ещё любите её.

Данияр грустно улыбнулся, но ничего не ответил. Несмотря ни на кого и ни на что, сердце Тиракала, государя Гардении, всегда и навеки принадлежало той, кто, вероятно, станет его смертью и гибелью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец