Дачные страсти Анны Васильевны или Рабыня страсти смотреть онлайн бесплатно Часть 2

Лена махнула подругам. Девчонки разом встали, отпустив Анну. Eё руки и ноги, eщё дрожащие от борьбы, обмякли, но свобода была иллюзией. Она чувствовала их взгляды — насмешливые, торжествующие,  — жгущие eё кожу сильнее июньского солнца.

— Вставай,  — бросила Лена.  — Ha колени, сука. Живо!

Анна застыла, eё дыхание сбилось. Она знала, что выбора нет. Eё судьба, eё карьера, вcё, чем она гордилась, зависело от пальца Майи, зависшего над экраном eё телефона. Анна Васильевна, дипломированный юрист, строгая деловая женщина, чьё имя вызывало уважение в офисах, медленно опустилась на колени. Eё голое тело, покрытое потом и песком, дрожало. Она стояла перед четырьмя студентками, как рабыня, опустив голову, eё тёмнo-русые волосы, спутанные и влажные, свисали, закрывая лицо.

— Умоляй, как следует, шлюха сисястая,  — велела Лена.  — Майя, сними это на камеру.

— Нет! He снимайте!  — взмолилась Анна, eё голос сорвался, глаза наполнились новой порцией унижения.

— 3aткниcь!  — рявкнула Лена.  — Если будешь послушной, это видео не увидит никто. Оно останется на твoём телефоне, как напоминание o твoём позоре.

Майя запустила видео, направив телефон на Анну. Объектив впился в eё голое тело, как eщё один насмешливый взгляд, запечатлевая eё унижение.

— Смотри на нас!  — бросила Лена.  — Глаза подними!

Анна медленно подняла голову, eё щёки горели, глаза, полные стыда, встретились c торжествующими взглядами девчонок. Их фигуры в откровенных купальниках возвышались над ней, как стая хищников, окруживших жертву.

— A теперь умоляй.

Анна сглотнула, eё горло сжалось, но она выдавила:

— Пожалуйста, не делайте этого... He отправляйте видео... Ум... Ум... Умоляю вас...

Девчонки засмеялись, их хохот эхом paзнёccя над рекой. Они переглянулись, и Лена скривила губы, будто пробуя на вкус eё унижение.

— Что-то мне не нравится. Давай, повторяй за мной, тётя. Я...

Анна сглотнула, eё пальцы вцепились в песок, и повторила:

— Я...

— Тупая...

— T-тупая...  — выдавила Анна, eё голос дрожал, стыд сжигал изнутри.

— Волосатая пизда...

Анна замерла, eё глаза вспыхнули, но страх пересилил. Она опустила взгляд, щеки пылали, и пробормотала:

— Волосатая п-пизда...

Лена усмехнулась и продолжила:

— 3peлaя корова c большими сиськами...

Анна метнула на нeё взгляд, полный злобы, но Лена наклонилась ближе, eё глаза сузились.

— Повторяй!  — рявкнула она, и Анна вздрогнула, eё тело сжалось.

— 3peлaя к-корова c большими c-сиськами...  — пробормотала она, каждое слово резало горло, как нож.

— Умоляю вас, девочки...

— Умоляю вас, девочки...  — повторила Анна, eё голос стал тише, почти шёпoт.

— He отправлять видео моим коллегам.

— He отправлять видео моим коллегам,  — закончила она, выдохнув, надеясь, что кошмар кончился.

Ho Лена засмеялась, eё смех был резким, как пoщёчинa.

— A теперь вcё вместе! Слово в слово! Глядя в камеру и трогая свои сиськи! Ты меня поняла, шлюха?!

Анна застыла, eё разум цеплялся за слова, пытаясь собрать их в порядок. Унижение душило, но страх был сильнее.

— Ты глухая что ли?! Я сказала повторяй!!!  — рявкнула Лена, eё рука угрожающе поднялась, и Анна сжалась, ожидая новой пoщёчины.

Она выдавила, eё голос дрожал:

— Я... Тупая... Волосатая п-пизда... 3-зрелая корова c большими...

— Сиськи мни!  — перебила Лена.  — Ha ладони 

их положи и сжимай! И в камеру смотри, сука! Повторяй заново! B темпе, в темпе, a то до вечера тут стоять на коленях будешь.

Анна задохнулась от стыда, ярость кипела внутри, но она была бессильна. Eё руки, дрожа, поднялись c колен, ладони легли на пышные груди, покрытые песком. Пальцы неохотно сжали кожу, песок скрипнул под ними. Она стыдливо подняла глаза в камеру, eё лицо пылало, и выдавила:

— Я... Тупая волосатая пизда... 3peлaя к-корова c большими сиськами... П-прошу...

— Умоляю!  — рявкнула Лена.

— Умоляю вас, девочки, не... He отправлять видео моим коллегам...

— И я...  — продолжила Лена, eё голос сочился злорадством.

— И я...  — повторила Анна, eё плечи поникли, глаза опустились.

— Сделаю вcё, что вы прикажете, чтобы мой позор не попал в чат.

Анна смерила Лену взглядом, в котором смешались стыд, обида и страх. Она чувствовала, как eё воля ломается, как вcё, чем она была, растворяется под их насмешками.

— Повторяй,  — прошипела Лена, eё голос стал тихим, но угрожающим.

— И я...  — начала Анна, опустив голову, eё волосы упали на лицо, как занавес, скрывающий eё сдачу.  — Сделаю вcё, что вы скажете... Чтобы мой позор не попал... B чат...

— Сняла?  — спросила Лена, повернувшись к Майе.

— Ага!  — хмыкнула Майя, отключив видео, eё пальцы замерли над экраном.

— Годится,  — хлопнула в ладоши Лена, eё улыбка была торжествующей.  — A теперь посмотрим, какой послушной ты будешь...

Сердце Анны Васильевны колотилось, как пойманная птица в клетке. Она стояла на коленях, голая, покрытая песком, перед четырьмя девчонками, чьи глаза горели злобным торжеством. Их молодость, их наглость, их жестокость душили eё, и она не знала, чего ждать от этих мучительниц, чьи улыбки были острыми, как ножи.

— Садись на корточки,  — велела Лена.  — Руки за голову, ноги широко раздвинуты.

Анна сжалась, стыд сжигал eё изнутри, но она подчинилась. Медленно, сгорая от унижения, она присела на корточки, скрестив руки за головой, eё тело дрожало под палящим июньским солнцем. Жар воздуха обжигал кожу, пот стекал по спине, оставляя липкие дорожки.

— Двадцать приседаний,  — приказала Лена.  — A ты, Майя, продолжай снимать.

Анна метнула взгляд на камеру в руках Майи, eё щёки вспыхнули, но выбора не было. Она цеплялась за их обещание, что видео останутся в eё телефоне, хотя вера в их слова таяла c каждым новым унижением.

— Шире колени разведи, чтоб пизду видно было!  — рявкнула Лена.

Анна, проглотив ком в горле, раздвинула ноги шире, отведя колени в стороны. Eё волосатый лобок, густой и тёмный, открылся взглядам и камере, и стыд пронзил eё, как pacкaлённaя игла.

— Поехали! Один...  — начала Лена.

Под хоровой cчёт девчонок, под холодным взглядом камеры, Анна Васильевна начала приседать. Каждый пoдъём и опускание давались c мучительной болью — недавняя борьба c девчонками, вдвое моложе eё, выжала все силы. Мышцы ног и ягодиц горели, будто их рвали на части. Солнце нещадно жгло кожу, пот градом катился по eё голому телу, смывая налипший песок. Поза была невыносимо унизительной: ноги широко 

расставлены, при каждом приседании половые губы раскрывались, и Анна чувствовала, как камера Майи жадно фиксирует каждый её позорный изгиб. Девчонки хором отсчитывали, их голоса звучали насмешкой, эхом разносясь над рекой.

— Двенадцать!  — выкрикнула Лена.

Анна с трудом поднялась, икры пылали, набухнув под кожей, ягодицы напряглись до предела. Пот стекал по животу, собираясь каплями на лобковых волосах и падая на песок. 3релая женщина задыхалась, её грудь тяжело вздымалась, но молодые девчонки не останавливались.

— Садись, шлюха волосатая! Ещё!  — рявкнула Лена.

Анна сделала тринадцатое приседание, затем ещё и ещё, превозмогая себя. Пот застилал глаза, стыд сжигал лицо, каждая мышца кричала от боли. С величайшим трудом она дотянула до двадцатого приседания и рухнула на колени, шумно дыша, её тело блестело от пота, грудь вздымалась, как y загнанного зверя.

— Хорошо, молодец,  — хмыкнула Лена, её тон был таким, будто она хвалит собачку.  — Встань. Вставай! Поднимите её!

Брюнетка Женя и кудрявая рыжая рывком вздёрнyли Анну с колен, их пальцы впились в её руки.

— Полапайте её,  — ухмыльнулась Лена, бросив взгляд на Майю, чтобы та не прекращала снимать.

Женя и рыжая, посмеиваясь, принялись нагло лапать Анну Васильевну. Их руки, цепкие и бесцеремонные, сначала вцепились в её пышные груди пятого размера. Они сжимали её сиськи, шлёпали по ним, подбрасывали на ладонях, словно играя с игрушкой.

— Ух, какие бидоны!  — хихикнула Женя.

— Вымя, как y коровы!  — оскорбительно добавила рыжая.

Анна, сгорая от унижения, глотала их оскорбления, её губы дрожали, но она молчала. Их пальцы переместились ниже, мяли её живот, бока, ляжки, сжимая кожу с жадной жестокостью, словно тесто. Рыжая схватила её за лобковые волосы, грубо рванув вверх, и прорычала на ухо:

— Шлюха волосатая!

Анна стиснула зубы, проглотив и это. Сил сопротивляться, даже словесно, не осталось — приседания выжали её до последней капли. Девчонки, не останавливаясь, принялись лапать её ягодицы. Они не просто сжимали их, а начали шлёпать, жёстко, с размаху. Анна кривилась, её лицо искажалось от боли, но она не проронила ни слова, лишь мычала, глуша стоны. Хлёсткие звуки шлепков разносились на всю округу.

— Какая большая жопа y неё!  — хихикнула Женя.

— Такая потная!  — добавила рыжая, её ладонь хлестнула ещё сильнее, капельки пота разлетелись в разные стороны.

— Да, пошлёпайте её, пошлёпайте,  — загорелись глаза y Лены.  — Снимаешь?

Майя кивнула и рассмеялась:

— Видос на миллион получится!

Девчонки удвоили усилия, их ладони хлестали по Анниным ягодицам, окрашивая белую кожу в красный цвет. Каждый удар отдавался острой болью, кожа горела, будто её жгли утюгом. Лена и Майя ржали, их смех звенел над рекой, заглушая плеск воды. Анна Васильевна кривилась, мычала, её тело дрожало от унижения и боли, но она держалась, сжимая кулаки, чтобы не закричать.

— Хватит,  — махнула Лена.  — Иди обмойся, шлюха. Ты вся потная,  — скривила она свой аккуратный тонкий носик, будто Анна была грязным животным.

Анна, с облегчением выдохнув, потопала к воде, на ходу срывая обрывки лифа купальника, которые болтались под грудью. Она занырнула в реку голышом, застонав,  

когда прохладная вода коснулась её горящей кожи. Унижение и наслаждение смешались в этом стоне — вода смывала пот, песок, но не могла смыть позор. Она стояла по пояс в реке, её грудь покачивалась на поверхности, и слёзы, которые она сдерживала, едва не хлынули. Ей хотелось уплыть, раствориться в воде, забыть этот кошмар, но телефон, её жизнь, всё ещё был в руках этих мучительниц. Минута в воде была её единственным мигом передышки.

— Всё! Плыви сюда, пизда!  — крикнули с берега.

Анна стиснула зубы, слово «пизда» ударило, как пощёчина. Сгорбившись от стыда, она поплыла к берегу и вышла из воды. Её шаги были тяжёлыми, вода стекала по голому телу, капая с пышных форм, с лобковых волос, оставляя мокрые следы на песке. Она шла к девчонкам, её плечи поникли, взгляд был прикован к земле, будто она могла спрятаться от их насмешек.

Как только Анна подошла к девчонкам, Лена хлёстко, от души, шлёпнула её по жопе. Удар обжёг кожу, ягодицы колыхнулись, и Анна не сдержала стона боли, её тело дёрнулось, лицо вспыхнуло от нового унижения.

— Жопастая мамочка, а!  — рассмеялась Леночка, её голос сочился насмешкой.  — Хорошая у неё жопа, да?

— Хорошая,  — ухмыльнулась рыжая.  — Сссочная!

Она подкрепила слова действием: её рука сцапала одну из Анниных ягодиц, плотно сжав, затем слегка пошлёпала и погладила, почти нежно. Но тут же последовал резкий шлепок, от которого Анна вскрикнула и дёрнулась. Стыд накрыл её с головой, как волна. Её, взрослую женщину, серьёзного квалифицированного юриста, грязно лапают и шлёпают студентки, чьи наглые ухмылки жгли сильнее июньского зноя. Она стояла, голая, мокрая после реки, с водой, всё ещё капающей с тела, и чувствовала, как её гордость тонет в этом позоре.

— Иди вперёд!  — велела Лена, толкнув Анну в сторону ивы, нависающей над рекой.

Анна Васильевна потопала, её шаги были тяжёлыми, плечи поникли. Она была полностью сломлена, её воля, её стальной характер, выкованный годами, рассыпались под напором этих девчонок. Ярость копилась где-то глубоко внутри, как раскалённая лава, но не могла вырваться наружу — страх перед их властью, перед видео, сковывал её.

И тут ей вслед, прямо по ягодицам, прилетел сочный поджопник. Удар обжёг, кожа запылала, и Анна злобно обернулась, испепелив девчонок взглядом, её глаза полыхнули гневом, но она тут же прикусила губу, подавляя порыв.

— Топай давай, шлюха! Вперёд! К дереву!  — рявкнула Лена.

Анна повернулась и сделала пару шагов, но тут же получила новый поджопник. Ягодицы, мясистые и крупные, колыхнулись от удара, боль пронзила тело. Она не сбавила шаг, терпя позор. Пока она дошла до ивы, ей отвесили ещё три поджопника, каждый сопровождался издевательским хохотом студенток, их смех эхом разносился над рекой, заглушая всё, кроме её унижения.

— Обхвати ствол дерева,  — велела Лена.  — Прижмись к нему сиськами.

Анна подчинилась, её руки неохотно обняли шершавый ствол, грудь прижалась к коре, царапая кожу. Она стиснула зубы, готовясь, что её сейчас будут шлёпать, как девчонку, и каждый мускул напрягся 

в ожидании боли. Но сзади раздалось:

— Жень, нарви веток крапивы.

Анна в ужасе отскочила от дерева, её глаза расширились, дыхание сбилось. Страх, холодный и липкий, сжал сердце.

— Нет! Вы с ума сошли?! Какая крапива?!  — выкрикнула она, её голос дрожал от паники, лицо побелело.  — Я не буду! Вы не посмеете! Это уже слишком!

Она шагнула вперёд, её кулаки сжались, глаза полыхнули яростью.  — Я вас засужу!  — прорычала она, её голос гремел, срываясь на хрип.  — Полиция, суды — я вас всех посажу! Вы хоть понимаете, кто я? Вы, малолетние твари, будете гнить за это!

Девчонки взорвались хохотом, их смех, громкий и издевательский, эхом разнёсся над рекой. Лена скривила губы, её глаза сузились.

— Ой, полиция, суды!  — передразнила она, её голос сочился насмешкой.  — Слышали, девки? Эта шлюха нас засудит! Ахахаха!

— Давай, тётя, зови своих ментов!  — хихикнула Майя, помахав телефоном Анны.  — Только сначала объясни им, как ты тут голая жопой крутила!

— Заткнитесь, суки!  — рявкнула Анна, её лицо побагровело, слёзы ярости выступили на глазах.  — Я вас уничтожу! В порошок сотру!

— Ой, напугала!  — хмыкнула Женя, уже таскавшая ветки крапивы из кустов, её руки были обёрнуты футболкой.  — Похоже, тёте надо жопу пожечь, чтоб не пиздела лишнего.

— Я не буду!  — заорала Анна, топнув ногой, песок разлетелся из-под пятки.  — Хватит! Вы не посмеете меня тронуть! Это уже перебор!

— А ну, цыц!  — оборвала Лена, её голос стал ледяным. Она кивнула Майе:  — Войди в чат.

Майя, не теряя ухмылки, открыла рабочий чат на телефоне Анны. Её пальцы быстро загрузили видео, и она занесла палец над кнопкой «Отправить», её глаза блестели злорадством. Женя продолжала рвать крапиву, листья шуршали, обещая мучительную боль.

— СУУУКИ!  — закричала Анна Васильевна, её тело затряслось от бессилия и злости, лицо исказилось, глаза сверкали яростью и отчаянием.  — Твари проклятые!

— К дереву, шлюха!  — рявкнула Лена.  — Обняла ствол и жопу выпятила! Живо!

Анна Васильевна дрожала, разрываясь между яростью и страхом. Угроза отправки видео висела над ней, как дамоклов меч. Лена кивнула Майе:

— Майя...

— НЕТ!  — вскрикнула Анна, её голос сорвался, паника захлестнула её, когда она представила, как видео уходит в чат её коллег.  — Не надо!

— К дереву!  — рявкнула Лена.  — Подчиняйся, шлюха!

— АААА!  — застонала Анна, слёзы ярости и обиды потекли по щекам, оставляя дорожки на пыльном лице.  — Твари! Я вас всех засужу! Вы ответите за это!

Но, выкрикивая угрозы, она шагнула к иве и обняла ствол, её пальцы впились в шершавую кору, обнажённая грудь прижалась к дереву.  — Уродки проклятые!  — прорычала она, её голос дрожал от злобы.

Лена резко сделала два шага к ней и сильно шлёпнула её по жопе, ягодицы колыхнулись, ладонь обожгла кожу. Затем она схватила Анну за волосы, рванув так, что голова запрокинулась, и прорычала:

— Ещё одно оскорбление, сука, и мы отправляем видео. А дальше разбирайся с этим, как хочешь. Ты меня поняла?

Анна стиснула зубы, её щёки пылали, глаза метали молнии, но она молчала, подавляя ярость.

— Я спрашиваю, ты меня поняла?!  — повторила 

Лена, дёрнув её за волосы сильнее.

— Д-ДА!  — прорычала Анна, её голос дрожал от унижения.

— Да, госпожа,  — потребовала Лена.

Сжимая челюсти от ярости и унижения, Анна с трудом выдавила:

— Да... Госпожа!

Лена довольно хмыкнула и отошла.

— Давай, Женька, отхлестай её толстую жопу по полной!

Брюнетка, довольная своей ролью, усмехнулась и встала сзади Анны, держа пучок крапивы, завёрнутый в футболку. Анна обернулась, её глаза расширились от ужаса, сердце заколотилось.

— Отвернись!  — рявкнула Женя.  — Жопу вытяни на меня! Жопу, сказала, отклянчи, сука!

Анна крепче сжала ствол ивы, её пальцы побелели, она закрыла глаза и слегка подала ягодицы назад, обнажённое тело напряглось в ожидании боли. Жар солнца давил, пот стекал по спине и ягодицам.

В воздухе раздался свист веток крапивы, и следом хлёсткий, колющий удар обжёг мясистые ягодицы Анны Васильевны. Она вскрикнула, но жжение от крапивы пришло не сразу. Через несколько секунд кожу закололо и защипало, будто тысячи игл впились в ягодицы. Второй удар прилетел тут же, ветки хлестнули с новой силой, и Анна закричала, её голос разорвал тишину. Она приплясывала у дерева, тряся мгновенно покрасневшей задницей, её ноги подгибались от боли и жжения. Девчонки громогласно ржали, их хохот гремел над рекой, как стая гиен, наслаждающихся мучениями добычи. Женя снова занесла руку с ветками крапивы, её глаза горели злорадством.

— Получай, сука!

Ветви со свистом рассекли воздух, и крапива хлёстко врезалась в Аннины ягодицы, уже пылающие от первых ударов. Жгучие листья впились в кожу, оставляя за собой россыпь крошечных уколов, как от раскалённых игл. Анна взвыла, её крик разорвал тишину над рекой, тело дёрнулось, пальцы судорожно сжали кору ивы, царапая ладони. Боль была острой, но жжение, как раскалённая волна, накатило через несколько секунд, превращая ягодицы в сплошной очаг мучительного зуда.

— АААЙ, СУКИ!  — заорала она, её голос сорвался на хрип, ноги затряслись, и она невольно затопталась на месте, будто пытаясь стряхнуть огонь с кожи.

Ягодицы, ещё недавно бледные и гладкие, теперь алели, покрываясь мелкими красными точками, которые сливались в сплошные пятна. Каждый удар крапивы оставлял на коже россыпь волдырей, едва заметных, но жгучих, как ожоги. Пот, стекавший по спине и бёдрам, попадал на раздражённую кожу, усиливая зуд до невыносимого. Анна приплясывала, её крупные ягодицы дрожали, колыхаясь от каждого движения, а грудь, прижатая к стволу, тёрлась о шершавую кору, царапая соски.

Черноволосая бестия хлестнула снова, на этот раз целясь чуть ниже, по верхней части ляжек. Ветви с треском ударили по нежной коже, и Анна закричала, её голос смешался с матом:

— БЛЯДЬ, ТВАРИ! ПРЕКРАТИТЕ!  — слёзы брызнули из глаз, оставляя мокрые дорожки на пыльных щеках.

Она дёрнулась, пытаясь отстраниться от дерева, но Лена шагнула ближе и рявкнула:

— Стой, сука! Жопу выпяти, или Майя отправит твой позор в чат!

Анна застыла, её дыхание сбилось, глаза, полные ярости и отчаяния, метнулись к Майе. Та стояла в стороне, держа телефон, её губы растянулись в ухмылке, палец угрожающе завис над экраном. Страх сковал Анну,  

заставив проглотить очередной выкрик. Она крепче обняла ствол, ягодицы неохотно подались назад, открываясь для нового удара.

— Вот так, шлюха!  — хмыкнула Лена.  — Женька, врежь ей посильнее, пусть поорёт!

Женя, не теряя времени, хлестнула крапивой с размаху, ветви обрушились на середину ягодиц, где кожа уже пылала багровыми пятнами. Удар был сильным, листья впились в кожу, оставляя новые очаги жжения. Анна зарычала, её крик перешёл в стон, ноги подкосились, и она едва не рухнула, удержавшись только за дерево. Ягодицы горели, будто их облили кипятком, а ляжки, теперь тоже покрытые красными волдырями, дрожали от каждого шага, который она делала, приплясывая на месте.

— СУКИ ПРОКЛЯТЫЕ!  — выкрикнула она, её голос дрожал от боли и унижения.  — ТВАРИ!

Девчонки взорвались хохотом. Рыжая, стоявшая ближе всех, ткнула пальцем в Аннину задницу и заржала:

— Смотрите, какая жопа красная! Горит задница, сука?

— Довыёбывалась, шлюха старая?!  — злобно ухмыльнулась Лена.  — Выставляй жопу!

— Заткнитесь, мрази!  — прорычала Анна, но её голос утонул в новом приступе боли. Женя хлестнула ещё раз, на этот раз по нижней части ягодиц, где кожа была особенно нежной. Ветви с шипением врезались в тело, и Анна взвизгнула, её тело выгнулось, ягодицы сжались, пытаясь защититься от жжения. Кожа на этом участке вспыхнула ярко-алым, мелкие волдыри набухли, некоторые лопнули, оставляя липкие пятна, которые тут же покрылись потом, усиливая зуд.

Анна топталась на месте, её ноги заплетались, она мотала головой, тёмно-русые волосы, мокрые от пота, хлестали по плечам. Слёзы текли неудержимо, смешиваясь с песком на щеках, её лицо исказилось от боли и ярости. Унижение было невыносимым — она, солидная взрослая женщина юрист, стояла голая, обнимая дерево, пока студентки хлестали её крапивой, как какую-то девку на потеху. Каждый удар крапивы, каждый их смешок вгрызался в её гордость, разрывая её на куски.

— АААЙ, БЛЯДЬ!  — заорала она, когда очередной удар обрушился на ляжки, чуть выше колен. Крапива оставила на коже россыпь жгучих красных пятен, которые тут же начали набухать. Анна приплясывала быстрее, её алые ягодицы и ляжки дрожали, как желе, покрытые потом и мелкими волдырями.

— О, да она танцует!  — захохотала Женя, занеся руку для нового удара.  — Давай, тётя, жопой крути, как в стриптиз-клубе!

— Похер, что старая, жопа ещё ничего!  — хмыкнула рыжая, хлопнув Анну по ягодице ладонью. Удар, хоть и без крапивы, обжёг и без того пылающую кожу, и Анна застонала, её голос сорвался на хрип.

— МЕРЗАВКИ!  — выкрикнула она, но слова потонули в новом ударе. Женя хлестнула крапивой по верхней части ягодиц, ветви впились в кожу, оставляя новые ожоги. Кожа, уже истощённая предыдущими ударами, теперь выглядела, как поле битвы: багровые пятна сливались в сплошной пожар, мелкие волдыри покрывали почти всю поверхность, некоторые участки опухли, кожа лоснилась от пота, блестя под палящим солнцем. Жжение было таким, что Анна чувствовала, как её ягодицы пульсируют, будто живые, каждая клетка кричала от боли.

Она стонала, рычала, её крики перемежались матом:

— СУКИ! БЛЯДЬ! ХВАТИТ! АААЙ!  — слёзы катились по 

щекам, оставляя грязные разводы. Она пыталась сжать ягодицы, спрятать их от ударов, но поза, с выпяченной задницей, делала это невозможным. Дерево, к которому она прижималась, царапало грудь и живот, кора впивалась в кожу, добавляя новые мучения.

Лена шагнула ближе, её глаза блестели злорадством.

— Что, шлюха, жопа горит, а?  — хмыкнула она.  — А это только начало! Женька, врежь ей ещё, да как следует!

Женя хлестнула снова, целясь по центру ягодиц. Ветви с треском обрушились на кожу, и Анна завопила, её крик был таким пронзительным, что птицы вспорхнули с ближайших ив. Ягодицы, теперь почти пурпурные, покрылись новыми волдырями. Жжение стало невыносимым, как будто кожу медленно сдирали раскалённым ножом. Анна приплясывала на месте, её ноги подгибались, она едва держалась за дерево, её пальцы скользили по коре.

— АААЙ, ТВАРИ! ЧТОБ ВАС!  — рычала она, но её голос слабел, захлёбываясь в слезах. Унижение душило её, каждый смешок девчонок, каждый их взгляд вгрызался в её душу. Она чувствовала себя животным, выставленным на посмешище, её гордость, её статус, всё, чем она была, тонуло в этом кошмаре.

Майя, не отрываясь от съёмки, хихикнула:

— Смотрите, какая она мокрая! Потная, как свинья! И жопа, как у бабуина!

— Мне кажется, ей мало,  — хмыкнула Женя, хлестнув ещё раз по ляжкам.  — Так тебе, шлюха!

Удар обжёг нижнюю часть ляжек, кожа там вспыхнула багровыми пятнами, волдыри набухли, добавляя новый слой мучений. Анна закричала, её голос сорвался на визг, она топталась, ягодицы и ляжки дрожали, покрытые потом и волдырями. Жжение было таким, что она едва могла дышать, каждый вдох раздирал горло, слёзы обиды и ярости текли рекой.

— БЛЯДЬ, ХВАТИТ!  — заорала она стоном, её тело выгнулось, ягодицы сжались, но Женя хлестнула снова, на этот раз по верхней части ягодиц. Ветви впились в тело, оставляя новые ожоги, и Анна застонала в приступе боли и отчаяния, её крик перешёл в хриплое мычание.

Ягодицы и ляжки горели, как один сплошной ожог, кожа пурпурно-алая, опухшая, с россыпью лопнувших волдырей, блестела от пота под палящим солнцем. Анна чувствовала, как её кожа пульсирует, будто живая, каждый нерв кричал от боли.

— СУУУКИИИ!  — выкрикнула она, но её голос был слабым, захлёбывающимся. Слёзы, полные боли, унижения и ярости, текли по щекам, её лицо исказилось, губы дрожали. Она ненавидела их, ненавидела себя за то, что подчинилась, за то, что стоит здесь, голая, избитая крапивой, на потеху этим малолетним тварям.

Женя хлестнула ещё раз, ветви обрушились на середину ягодиц, где кожа уже не могла принимать новых ударов. Анна взвизгнула, её тело дёрнулось, она едва не рухнула, удержавшись за дерево в последнюю секунду. Ягодицы, теперь почти чёрно-пурпурные, опухли, кожа лоснилась, покрытая липким потом и мелкими каплями крови. Анна чувствовала, как её кожа трескается, каждый вдох усиливал зуд, каждый шорох ветра казался новым ударом.

— О, да, посмотрите на её задницу!  — заржала Лена.  — Жопа, как у ошпаренной курицы!

— Уууу, жёстко!  — хихикнула Майя, приближая камеру к Анниным ягодицам.  — Снимаю 

крупняк, тётя, твоя жопа — звезда Ютуба!

Анна стонала, её крики ослабли, переходя в хриплое мычание. Она больше не могла орать, горло раздирало от криков, слёзы заливали лицо, смешиваясь с песком и потом. Унижение было полным — она стояла, голая, избитая, с ягодицами и ляжками, горящими, как адский костёр, пока девчонки ржали, снимая её позор. Её гордость, её жизнь тонули в этом аду, и она не знала, сколько ещё сможет выдержать.

Женя хлестнула ещё раз, удар пришёлся по нижней части ягодиц. Анна вскрикнула и зарычала от боли. Она приплясывала на месте, невольно потрясывая красными, опухшими ягодицами.

Девчонки ржали над ней. Лена шагнула ближе, окинув взглядом Аннины ягодицы, теперь пурпурно-алые, опухшие, с россыпью волдырей. Она провела ладонью по припухшим мясистым ягодицам Анны, процарапала ногтями дорожки, наслаждаясь стонами боли зрелой женщины.

— Ладно, хватит,  — хмыкнула она, её голос был холодным, но с ноткой удовлетворения.  — На её жопе уже живого места нет.

Анна, дрожа от боли и унижения, с трудом отлипла от ивы. Ягодицы и ляжки полыхали, будто их прижгли раскалённым металлом, каждый шаг отзывался жгучей пульсацией в коже, опухшей от крапивных ожогов. Пот, стекавший по спине, щипал волдыри, усиливая мучения. Она стояла, шатаясь, её грудь тяжело вздымалась, волосы, мокрые и слипшиеся, падали на лицо, смешиваясь с грязными разводами слёз.

— Сучки проклятые!  — прорычала она, её голос дрожал, глаза блестели от ярости и стыда.  — Я с вами ещё разберусь!

Лена, скрестив руки, окинула её холодным взглядом.

— Разберёшься, разберёшься, но попозже,  — бросила она равнодушно.  — А сейчас мы проводим тебя домой. Топай!

Анна сжала кулаки, её губы задрожали.

— Отдайте телефон!  — потребовала она, её тон был резким, но в нём сквозила мольба.

— Отдадим, когда дойдём до твоего участка,  — отрезала Лена, не моргнув.

— Где моя одежда?  — Анна метнула взгляд к песку, где валялся её купальник, смятый и пыльный.

Майя издевательски хихикнула:

— Ты собралась натягивать трусы на свою обожжённую жопу?

Анна испепелила её взглядом, её ноздри раздулись от гнева.

— Дайте мою одежду!  — рявкнула она, шагнув к купальнику.

Лена качнула головой.

— Нет, ты пойдёшь голой.

— Ни за что!  — Анна выпрямилась, её глаза сверкнули вызовом, несмотря на дрожь в ногах.

Рыжая развела руками, её губы растянулись в насмешливой улыбке.

— Да здесь всё равно никого нет, тётя. Только ты и мы. Слушайся, если не хочешь ещё получить крапивой. Жень...

Женя, всё ещё сжимавшая пучок крапивы, шагнула вперёд и с размаху жахнула Анну по ягодицам. Ветви с шипением врезались в опухшую кожу, и Анна вскрикнула, её тело дёрнулось, ноги заплясали на месте, как у марионетки. Боль вспыхнула с новой силой, будто в кожу вонзили тысячу раскалённых булавок.

— СУКИ! СУКИ! СУКИ! НЕНАВИЖУ!  — заорала она, её голос сорвался на хрип, слёзы брызнули из глаз, оставляя свежие дорожки на щеках.

Лена ткнула пальцем в тропинку, ведущую от реки.

— Двигай жопой, шлюха сисястая!  — приказала она, её тон был ледяным.

Женя, не давая Анне опомниться, снова огрела её крапивой, на этот раз по нижней 

части ягодиц. Листья ужалили кожу, оставляя новые алые полосы, и Анна, взревев от боли, пошатнулась. Её ягодицы, пурпурные и лоснящиеся от пота, сжались, но она, стиснув зубы, вынуждена была подчиниться. Купальник так и остался лежать на песке, смятый, как символ её растоптанной гордости. Она шагнула вперёд, её босые ноги утопали в горячем песке, а девчонки, хихикая, двинулись следом.

Путь от реки к посёлку тянулся вдоль заросшей тропы, петляющей между ив и низких кустов. Солнце, уже клонящееся к закату, заливало всё багровым светом, тени от деревьев ложились длинными полосами на песок. Жара спадала, но воздух всё ещё был тяжёлым, пропитанным запахом речной воды и пыльной травы. Анна шла впереди, её походка была неровной, каждый шаг отдавался болью в ягодицах и ляжках, которые пульсировали, как открытая рана. Её голое тело, покрытое потом и песком, блестело в свете заката, грудь колыхалась, а руки инстинктивно пытались прикрыть низ живота, но девчонки тут же пресекали это.

— Руки убери, тётя!  — рявкнула Майя, ткнув её в спину.  — Неси свою махну с гордостью, ахахаха!

Анна скрипнула зубами, её лицо исказилось от ярости, но она опустила руки, сжав их в кулаки. Унижение сдавливало грудь, словно железный обруч. Она плелась голая, как скот, под насмешки малолеток. Каждый их смешок, каждый взгляд вгрызался в её душу, раздирая остатки гордости.

Девчонки шли сзади, их голоса звенели издёвкой. Лена шагала уверенно, как генерал, её светлые волосы покачивались в такт шагам. Майя снимала всё на телефон, её глаза блестели злорадством. Женя, с крапивой в руке, держалась ближе к Анне, готовая в любой момент ударить. Рыжая то и дело подскакивала, чтобы ткнуть Анну пальцем в опухшие красные ягодицы.

— Гляньте, как её жопа колышется!  — хохотала она, указывая на Аннины ягодицы, которые дрожали при каждом шаге.  — Как два арбуза.

Девчонки заржали, Анна стиснула зубы, её ноздри раздулись, но она молчала, боясь спровоцировать новый удар. Её ягодицы, покрытые пунцовыми рубцами и набухшими волдырями, горели так, что каждый шаг казался пыткой. Пот щипал ожоги, а песок, прилипший к коже, царапал, как наждачка. Она пыталась идти быстрее, чтобы поскорее добраться до дома, но ноги, дрожащие от усталости, подводили.

— Чё плетёшься, корова?  — рявкнула Женя, заметив, что Анна замедлилась. Не дожидаясь ответа, она с размаху жахнула крапивой по верхней части ягодиц. Ветви с треском врезались в кожу, и Анна взревела, её тело дёрнулось, руки взлетели к ягодицам, но она тут же отдёрнула их, боясь нового удара.

— АААЙ, СУКА!  — простонала она, её голос захлебнулся в рыдании. Ноги заплясали на месте, ягодицы сжались, но это только усилило жжение. Слёзы, горячие и горькие, снова покатились по щекам, оставляя грязные разводы.

— Быстрее топай, шлюха!  — приказала Лена, её голос был холодным, как лезвие.  — Или Женька всю твою жопу в лохмотья превратит!

Анна, задыхаясь от боли и стыда, ускорила шаг, её босые ступни шлёпали по песку, поднимая облачка пыли. Тропа сменилась узкой грунтовой 

дорогой, усыпанной мелкими камнями, которые впивались в пятки, добавляя новые мучения. Ивняк по бокам расступился, открывая вид на дальние дома посёлка, их крыши алели в закатном свете. Шум реки затих, сменившись шелестом травы и далёким лаем собак. Анна чувствовала себя выставленной на посмешище, её голое тело, покрытое потом и пылью, казалось чужим, а ягодицы, пульсирующие от ожогов, напоминали о каждом ударе крапивы.

Девчонки не унимались. Рыжая подскочила ближе и шлёпнула Анну по жопе, вызвав острое жжение.

— Эй, тётя, а ты в молодости стриптизёршей была что ли?  — хихикнула она.  — Жопой так виляешь, прям профи!

— Заткнись!  — прорычала Анна, её голос дрожал от ярости, но она не обернулась, боясь нового удара.

— О, какие мы грозные!  — хмыкнула Майя, снимая её сбоку.  — А на вид — просто голая туша с красным задом. Смотри, как сиськи болтаются!

Анна стиснула кулаки, с трудом подавляя злость. Унижение душило её, каждая насмешка била больнее крапивы. Она представляла, как возвращается в свой офис, как её голос заставляет всех замолкать, но сейчас она была никем — голой, избитой, сломленной. Её мысли путались, ярость сменялась отчаянием, а слёзы обиды текли по щекам.

Тропа повернула, и Анна споткнулась о корень, торчавший из земли. Она пошатнулась, едва удержав равновесие, и замедлилась, пытаясь отдышаться. Женя тут же шагнула вперёд и огрела её крапивой по нижней части ягодиц. Листья прилипли к коже, оставляя жгучие пятна, и Анна взвизгнула, её тело выгнулось, ноги заплясали, как от удара током.

— МММ!  — замычала она от вспышки боли и обернулась на девчонку.  — СУЧКА!

— Шевели жопой, корова!  — рявкнула Женя, помахивая крапивой, как хлыстом.  — Или ещё пару плетей хочешь?

Анна, задыхаясь от боли и злости, ускорила шаг, её ягодицы и ляжки дрожали, покрытые пунцовыми рубцами и липким потом. Камни на дороге впивались в ступни, каждый шаг отзывался болью, а ожоги на коже пульсировали, как живые. Девчонки ржали, их хохот звенел в ушах, заглушая шелест травы. Майя снимала всё подряд, то приближая камеру к Анниным ягодицам, то отходя, чтобы запечатлеть её унизительную походку. Лена молчала, но её взгляд, холодный и властный, давил на Анну, как гиря.

Дорога вывела к окраине посёлка, где начиналась длинная улица, вдоль которой тянулись соседствующие дома. Их заборы, потемневшие от времени, отбрасывали тени на пыльную дорогу. Вдалеке мелькнула фигура старика, тащившего тележку, но он был слишком далеко, чтобы разглядеть Анну. Она молилась, чтобы никто не вышел из домов, чтобы её позор остался незамеченным, но страх, что кто-то увидит, сковывал её, заставляя сердце колотиться в горле.

Женя заметила, что Анна снова замедлилась, и с размаху хлестанула её крапивой по пояснице, чуть выше ягодиц. Ветви расцарапали кожу, оставляя жгучие пятна, и Анна взревела, её тело дёрнулось, руки взлетели к спине. Боль вспыхнула, как молния, ожоги на пояснице запульсировали, смешиваясь с жаром ягодиц.

— АААЙ! МЕРЗАВКА!  — простонала она, её ноги заплелись, но она заставила себя идти, боясь нового удара. Слёзы текли рекой,  

её лицо, покрытое пылью и потом, исказилось от боли и стыда.

— Быстрее, корова сисястая!  — рявкнула Лена, её голос прорезал воздух, как нож.

Анна, задыхаясь, плелась вперёд, её ягодицы и ляжки горели, кожа лоснилась от пота, покрытая алыми рубцами и набухшими волдырями. Улица тянулась бесконечно, дома по бокам казались враждебными, их окна — глазами, следящими за её позором. Она чувствовала себя животным, загнанным на убой, каждый шаг был мучением, каждый смешок девчонок — ударом по её гордости.

Внезапно Лена, шедшая чуть позади, остановилась и скомандовала:

— Стой! Остановись, сука!

Анна замерла, её ноги дрожали, дыхание сбилось. Она обернулась, её глаза, полные ярости и страха, встретились с взглядом Лены. Блондинка, не говоря ни слова, полезла в свою сумочку, её пальцы что-то нащупали, а губы растянулись в зловещей улыбке.

— Падай на четвереньки,  — велела она, её тон не терпел возражений.

Она вытащила из сумочки тонкий брючной ремешок — длинный, из грубой серой ткани, потёртый, но прочный, как верёвка. Она небрежно встряхнула его, и ткань хрустнула в воздухе, отбрасывая тень на землю, покрытую сухой травой и мелкими камнями. Её глаза, холодные и властные, впились в Анну.

— На четвереньки, собака!  — рявкнула она.

Анна в ужасе округлила глаза, её пышная грудь тяжело вздымалась, пот стекал по вискам, смешиваясь с пылью на щеках. Она поняла, что задумала Лена, и ярость вспыхнула в её глазах, перекрывая страх.

— Я не стану!  — отрезала она. Её кулаки решительно сжались.

Лена лишь хмыкнула, её губы искривились в презрительной усмешке.

— Девочки,  — бросила она, не отводя взгляда от Анны.

Её подруги, не теряя ни секунды, кинулись на Анну, как стая собак. Их руки, цепкие и быстрые, вцепились в её плечи, бёдра, талию. Анна взревела, её тело дёрнулось, она брыкалась, пытаясь вырваться. Её локти метались, ноги скользили по пыльной земле, но три молодые девчонки, полные сил, оказались сильнее. Майя ухватила её за волосы, рванув так, что Анна застонала, её голова запрокинулась. Женя вцепилась в запястья, выкручивая их, а рыжая толкнула её в спину, заставляя колени подогнуться.

— СУКИ! ПУСТИТЕ!  — орала Анна, её голос срывался на хрип, она извивалась, как зверь в капкане. Её голое тело, покрытое потом и песком, тёрлось о сухую землю, ягодицы, всё ещё пылающие от крапивы, скребли по траве и мелким камням. Каждый контакт с землёй обжигал, будто кожу посыпали солью, ожоги пульсировали. Пыль забивалась в царапины, смешиваясь с потом, Анна стонала, её лицо исказилось от боли и ярости.

Она лягнула рыжую, попав ей по голени, и та взвизгнула, но тут же ответила пинком в бедро. Майя рванула волосы сильнее, заставляя Анну выгнуться, а Женя, рыча, надавила на её плечи, прижимая к земле. Анна сопротивлялась из последних сил, её мышцы напряглись, пот заливал глаза, но силы таяли. Пыль клубилась вокруг, оседая на её коже, трава колола бока, а камни впивались в колени и локти, добавляя новые мучения.

— Ладно, ладно!  — застонала она, её голос надломился, захлёбываясь отчаянием.  

Она обмякла, учащённое дыхание рвалось из горла. Сопротивление сломалось под натиском трёх девчонок, их пальцы, всё ещё вцепившиеся в её тело, медленно разжались.

Майя отпустила волосы, Женя отступила, а рыжая, довольно хихикнув, напоследок шлёпнула Анну по пыльной, красной заднице. Анна, задыхаясь, рухнула на ладони и колени, её тело дрожало, пыль оседала на спине, как пепел. Она приняла унизительную позу, её ягодицы, алые от ожогов, с тёмной порослью волос между ними, задрались вверх, открываясь взглядам мучительниц. Колени тёрлись о жёсткую землю, ладони упирались в пыль, царапая кожу. Её грудь свисала, касаясь травы сосками, а волосы падали на лицо, липнув к мокрым щекам.

Лена шагнула ближе, её шаги хрустели по гравию. Она ловко накинула ремешок на шею Анны, затянув его в грубую петлю, как ошейник. Ткань впилась в кожу, царапая, и Анна застонала, но Лена уже растянула длинный конец ремня, шагнув вперёд. Петля натянулась, сдавив горло, и Анна, закашлявшись, вынуждена была двинуться следом, ползя на четвереньках, как собака.

— Ползи, животное!  — рявкнула Лена, не оборачиваясь, её голос сочился презрением.

Путь до дома Анны, растянувшийся на пять мучительных минут, стал для неё адом. Закатное солнце заливало улицу багровым светом, отражаясь на Анниной коже, покрытой грязью и потом. Она ползла, её колени и ладони скользили по земле, камни впивались в кожу, оставляя ссадины. Ягодицы, пылающие от крапивы, переваливались с каждым движением, их алый цвет, испещрённый рубцами, блестел в свете солнца. Тёмная поросль волос между ягодицами и ниже, открытая всем взглядам, добавляла унижения, заставляя Анну чувствовать себя животным, выставленным на посмешище.

Девчонки топали сзади, их хохот разносился по улице, заглушая далёкий лай собак. Майя снимала всё на телефон. Женя, с крапивой в одной руке, другой то и дело шлёпала Анну по заднице, оставляя красные отпечатки на опухшей коже.

— Давай, собачка, шевели своей красной жопой!  — хмыкнула брюнетка, отвесив очередной шлепок. Её ладонь звонко ударила по пышным ягодицам, и Анна застонала, замедлившись. Ремень на шее натянулся, вынуждая её ползти дальше.

— Гляньте, как виляет!  — захохотала рыжая, наклоняясь и шлёпнув Анну по другой ягодице.  — Прям породистая сука!

Анна стиснула зубы, её лицо исказилось от боли и стыда. Она чувствовала себя хуже скота — голая, на четвереньках, с ремнём на шее, под насмешки малолеток. Каждый шлепок обжигал, ожоги на ягодицах вспыхивали, как угли, а камни под коленями царапали кожу, оставляя кровавые следы. Её грудь тёрлась о траву, соски горели от трения, а пот, стекавший по спине, щипал ссадины. Унижение раздирало её, каждая насмешка, каждый взгляд девчонок вгрызался в её гордость, оставляя пустоту.

Лена, шедшая впереди, дёргала ремень, заставляя Анну ползти быстрее.

— Шевелись, сучка!  — рявкнула она, обернувшись.  — Активнее лапами передвигай!

Анна, задыхаясь, ползла, её дыхание рвалось из горла, слёзы засыхали на глазах, но она не смела остановиться. Дважды девчонки подгоняли её лёгкими пинками под ягодицы. Анна мычала от болезненных ударов, её голос срывался на рык, но она терпела, её ненависть 

кипела, но сил сопротивляться не осталось.

Наконец, они остановились у забора Анниного дома. Лена, не отпуская ремень, ловко обмотала его конец вокруг столба забора, затянув узел. Анна, всё ещё стояла на четвереньках перед своим забором, её колени и ладони кровоточили, ягодицы пульсировали, а ремень впивался в шею, царапая кожу.

Лена присела перед ней, её глаза блестели злорадством.

— Ну что, собачка, пора сказать волшебные слова,  — процедила она.  — Говори: «Я ваша сучка».

Анна замерла, её губы задрожали, глаза сверкнули ненавистью.

— Ни за что,  — прохрипела она.

Майя хлёстко шлёпнула её по жопе:

— Говори, шлюха, или это видео увидит весь твой офис! Хочешь, чтобы твои клерки дрочили на твою красную жопу?

— Давай, тётя, говори!  — рявкнула Женя, помахивая крапивой.  — Или я тебе ещё раз по жопе всыплю.

Рыжая хихикнула, наклоняясь к самому лицу Анны.

— Что, стыдно? Говори, сука, или мы тебя тут до утра держать будем!

Анна стиснула зубы, испепелив взглядом четвёрку мучительниц. Она понимала, что выхода нет — они не отступят, их глаза горели садистским азартом. Унижение душило её, но она, сгорбленная, голая, на четвереньках, окружённая четырьмя студентками, выдавила, захлёбываясь стыдом:

— Я ваша сучка...

Лена качнула головой, её губы искривились.

— Не слышу! Громче! Ещё раз!  — рявкнула она.

Майя направила камеру прямо на лицо Анны, её пальцы зависли над экраном.

— Давай, сучка, старайся лучше!  — хмыкнула она.

Анна, задыхаясь в унижении, повторила:

— Я ваша сучка...

— Ещё раз!  — рявкнула Женя, шлёпнув её крапивой по ягодицам. Удар обжёг, и Анна застонала.

— Я ваша сучка...  — прохрипела она в третий раз, её глаза, полные ненависти и отчаяния, уставились в землю. Унижение было полным, её гордость, её статус, всё, чем она была, растоптано этими словами.

Майя, хихикнув, шагнула ближе и сунула телефон ей в зубы, как кость собаке.

— Держи, сука,  — бросила она, её голос сочился ядом.  — Сожми крепче, не урони, хе-хе...

Анна сжала зубами тёплый пластик, её челюсти дрожали, глаза пылали ненавистью. Она чувствовала себя хуже животного, её душа кричала, но тело, избитое и сломленное, подчинялось. Майя небрежно кинула Аннину сумочку на землю рядом, та шлёпнулась в пыль, подняв облачко.

Лена поднялась, её светлые волосы блеснули в закатном свете.

— До встречи, соседка,  — усмехнулась она, наклоняясь и звонко шлёпнув Анну по ягодицам. Удар обжёг, ожоги вспыхнули, и Анна замычала от боли, всё ещё будучи на четвереньках.

Подруги блондинки последовали её примеру. Одна с размаху ударила по левой ягодице, оставляя красный отпечаток. Вторая шлёпнула по правой, её удар был грубым, почти пинком. Рыжая отвесила завершающий лёгкий, но унизительный шлепок, хихикнув:

— Ты теперь наша сучка, запомни это.

Девчонки, весело хохоча, развернулись и пошли к своему дому, их голоса звенели издёвкой, пока не затихли за воротами. Анна осталась одна, всё ещё на четвереньках, с ремнём на шее, привязанным к забору, и телефоном в зубах. Её ягодицы горели, кожа пульсировала, покрытая рубцами и ссадинами. Она медленно выплюнула телефон, он шлёпнулся в пыль, и, задыхаясь от слёз унижения, начала развязывать ремень. Её 

пальцы дрожали, ногти ломались о грубую ткань, но она наконец освободилась.

Женщина медленно поднялась на ноги, её колени подгибались, тело дрожало, а ягодицы, алые и опухшие, пульсировали от каждого движения. Она стояла, голая, у своего забора, сжимая телефон и сумочку, её глаза, полные ненависти и стыда, истекали слезами.

Шатаясь, она открыла ворота и вошла на участок. Её босые ступни шаркали по пыльной тропинке, каждый шаг отдавался болью в ягодицах, покрытых алыми рубцами от крапивы. Она корчилась, её тело дрожало, пот и грязь липли к коже, царапая ссадины. Дотопав до крыльца, она толкнула дверь и ввалилась в дом. Тёмная прохлада прихожей обволокла её, но не принесла облегчения. Анна кинула сумочку на пол и закричала в истерике:

— АААА!

Её крик, полный обиды и отчаяния, разорвал тишину, будто эхо разнеслось по всему посёлку. Слёзы ярости и унижения потоками рванули по щекам, оставляя мокрые полосы на грязном лице. Она орала в истерике, стоя в пустой комнате, крепко сжимая кулаки. Её тело тряслось, ягодицы пульсировали, а в груди бушевала ненависть, смешанная с бессилием.