Бессонница

Глава 1. Лили

— Твою же…

Проходящий мимо парень сильно толкает меня в плечо, и я роняю тетради и книги на промокший от ночного дождя тротуар.

— Извини! — бросает он через плечо и торопится скрыться в здании университета.

Провожаю его злым взглядом, но опускаюсь на корточки и начинаю собирать своё барахло. Теперь все мои усилия не опоздать в первый день занятий в новом университете провалены. А начиналось всё так хорошо: я проснулась, сходила на пробежку, за завтраком погрузилась в новый роман. Он затянул меня настолько, что я забыла о времени. Вместо того чтобы сделать лёгкий макияж и хотя бы привести волосы в порядок после душа, натянула первые попавшиеся джинсы и толстовку, а мокрые волосы собрала в пучок — который, кстати, уже растрепался, пока я бежала от остановки до корпуса, где начиналось первое в этом семестре занятие по английской литературе.

Чёртова Гиллиан Флинн и её «Исчезнувшая»! Кто вообще пишет настолько захватывающие книги, что от них невозможно оторваться?

Теперь придётся заходить в аудиторию после начала лекции и привлекать к себе ненужное внимание.

Моя тревожность не давала мне покоя, поэтому ещё вчера, до начала занятий, я обошла все корпуса и нашла нужные аудитории. Мысленно хлопаю себя по плечу: по крайней мере, сейчас я не трачу время на поиски и быстро нахожу нужную дверь.

Курс английской литературы проходит в самом старом корпусе университета. Пол выстлан тёмным паркетом, который поскрипывает под ногами. На потолке — лепнина, на стенах — портреты основателей университета с цитатами под ними.

Я замираю у дверей цвета тёмной вишни и перевожу дух. Отдышавшись, открываю её. Яркий солнечный свет бьёт в глаза. Взгляды студентов обращаются ко мне, и в тишине аудитории дверь с громким хлопком захлопывается за моей спиной. Профессор стоит за кафедрой, спиной к двери, и оборачивается на шум. Взгляд его стальных серых глаз пригвождает меня к месту, взирая из-под поблёскивающих стёкол очков.

— Мисс, займите место и не отнимайте время, — говорит он.

Профессор кивает подбородком на свободное место в первом ряду. Его голос звучит сухо и строго, но без раздражения.

Встряхнув головой, я приказываю своим ногам двигаться и занимаю указанное место.

— Начнём заново. Всем доброе утро. Я профессор Эванс, и в этом семестре буду читать вам курс английской литературы. Те из вас, кто выбрал в рамках учебной программы семинары по творческому письму, ещё встретятся со мной там. Первый семестр будет посвящён…

Профессор продолжает рассказывать о программе курса и контрольных точках, поправляя указательным пальцем съехавшие на нос очки. Я, стараясь не шуметь, достаю ноутбук.

И только сейчас позволяю себе как следует его рассмотреть.

Он молод. Очень молод. На вид — слегка за тридцать. Вытянутое, скуластое лицо с резкими чертами, бледная кожа, нос с небольшой горбинкой, чёрные непослушные волосы, лежащие в лёгком беспорядке. Он высокий. Рукава чёрной водолазки закатаны до локтей, обнажая жилистые предплечья и длинные пальцы, которые сейчас сжимают край кафедры.

Голос у него спокойный, глубокий, с лёгкой хрипотцой и английским акцентом. Он навевает мысли о тёмных, укромных местах, тихом дожде осенним вечером, обволакивающем тумане и смятых простынях.

Осознаю, что мои фантазии завели меня не туда, снова встряхиваю головой и сосредотачиваюсь на том, что говорит профессор, а не на том… как он это делает.

— Поражает, да? — раздаётся лёгкий смешок над ухом.

Я поворачиваюсь к соседке и вижу улыбающееся лицо девушки со стильным чёрным каре и лицом-сердечком.

— Обычно только первокурсницы страдают «лихорадкой Эванса», — говорит она, почти не шевеля губами. — Но это чувство проходит после первой сданной работы.

— Он валит?

Терпеть не могу людей, которые злоупотребляют своим положением. Особенно преподавателей, отыгрывающихся на студентах.

— О, нет, — легко улыбается девушка. — Мы все для него бесполые существа. Он будет говорить только о предмете и твоей работе.

— Тогда мы с ним поладим, — облегчённо выдыхаю я.

— Мне кажется, если раздеться перед ним, он просто хмуро посмотрит и скажет: «Мисс, застегните кофточку и уделите внимание десятой странице вашего реферата. Вы неверно определили проблематику произведения».

С моих губ срывается громкий смешок. Голова профессора резко поворачивается в нашу сторону.

— Мисс Уолш, меня поражает ваша способность быстро находить общий язык с новыми людьми, но дождитесь конца занятий.

— Конечно, сэр, — весело отвечает соседка, ничуть не смущённая замечанием.

Я же вжимаю голову в плечи и бормочу:

— Прошу прощения, профессор.

Эванс уже потерял к нам интерес и вернулся к лекции. Какое-то время мы молча конспектируем, но когда профессор поворачивается к доске, девушка снова шепчет:

— Я Миа, кстати. — Она протягивает худенькую руку, унизанную кольцами.

— Лили, — с радостью жму её ладонь.

Меня подкупает её непосредственность. Кажется, с ней будет легко подружиться. А знакомый человек в новом городе мне точно не помешает.

— Я раньше тебя не видела. Ты сменила специальность?

— Университет.

Не добавляю, что заодно поменяла город, уехала на другой край страны и оставила всех друзей вместе с прошлой жизнью.

— Ого, на последнем курсе. Должно быть, это тяжело.

— Да, непросто, — устало выдыхаю я.

Кривлюсь, стараясь не вспоминать, что мне ещё нужно дописать статью для блогера. Безумно рада, что нашла эту подработку, и будет глупо её потерять. Но этих денег всё равно не хватит, чтобы снимать квартиру. Залезать в накопления не хочется, поэтому я откликнулась на вакансию в книжном магазине недалеко от университета. Придётся выпрыгивать из штанов, чтобы успевать работать и не завалить выпускной год.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Миа больше не говорит до конца лекции, а когда профессор отпускает всех, быстро складывает вещи в большую вязаную сумку.

— Ещё увидимся, — бросает она на прощание.

— Увидимся, — улыбаюсь я.

— Мисс Миллер, задержитесь, пожалуйста, — подзывает профессор.

Подхожу ближе, но останавливаюсь в паре шагов от него. Вблизи он ещё выше, и мне приходится запрокидывать голову, чтобы встретиться с ним взглядом. От него исходит лёгкий древесный аромат, пробуждая мысли о нагретом солнцем сосновом лесу у моря. Глубоко вдыхаю — и в голове воцаряется тишина. Чувствую себя умиротворённо и… защищённо. Будто кто-то накрыл меня невидимым куполом, сквозь который не пробиваются проблемы внешнего мира.

Странное ощущение.

— В деканате мне передали информацию о вашей успеваемости в университете Орегона. Впечатляет. Надеюсь, у нас вы покажете себя не хуже.

— Спасибо, сэр.

От неожиданной похвалы начинаю ковырять носком кроссовка проплешину в паркете.

— Рекомендую уже сейчас начать поиски научного руководителя для диплома и записываться на консультации.

— Спасибо, я уже записалась к профессору Рочестер.

Рискнув, поднимаю голову и попадаю в капкан его серых глаз. Глубоко посаженные, под нависшими бровями. Взгляд хищника. А я чувствую себя овечкой, по ошибке забредшей в логово волка.

— Отлично, — сухо отвечает он.

Он опускает голову к бумагам, всем видом показывая, что разговор окончен. Помявшись, я прощаюсь и выхожу. На улице подставляю лицо прохладному осеннему ветру и шумно выдыхаю.

Что это было? Неужели он настолько красив, что превратил мои мысли в кашу? Порывшись в памяти, не могу припомнить, чтобы кто-то вызывал у меня подобную реакцию. Хотя… был только Итан, но он скорее внушал ужас. Сильно зажмуриваюсь, стараясь стереть это имя из головы.

Чёрт. Я же поклялась даже в мыслях не произносить его имя, словно это заставит его почувствовать, где я, и материализоваться на другом краю страны. Ну уж нет. Слишком много усилий потратила, чтобы скрыться.

Лучше подумать об учёбе. Сегодня у меня ещё одна лекция, но до неё есть перерыв. Решаю зайти в кафе на территории кампуса — как раз успею дописать статью.

В кафетерии тихо. Несколько студентов что-то печатают за ноутбуками. В воздухе витает аромат кофе и свежей выпечки. Вооружившись круассаном и большим латте, приступаю к работе. Время пролетает незаметно, и к началу лекции статья готова и отправлена заказчику.

На второй паре задали кучу самостоятельной работы. Покидаю корпус с лёгкой мигренью, торопясь на первый рабочий день в книжном. Мысли не дают покоя: не замечаю ни прохожих, ни красоты осеннего города. Голова занята тем, как успеть после смены взяться за домашку.

Оливия — пожилая, но энергичная хозяйка магазина — встречает меня с улыбкой. Несколько часов она посвящает экскурсии по этому небольшому, но уютному месту.

Магазин занимает два этажа. На первом — стеллажи и столы, заваленные книгами и канцтоварами. Кажется, царит хаос, но приглядевшись, замечаешь систему. На потолке и витринах — гирлянды в виде кленовых листьев, повсюду горшки с пышными папоротниками и другими растениями, названий которых я не знаю.

На втором этаже — ещё книги, зона для чтения и мини-кофейня. Там стоят мягкие бордовые кресла, журнальные столики и небольшая софа. И снова много зелени.

Сейчас посетителей мало: одна женщина бродит между стеллажами, двое других листают журналы в креслах.

Оливия подводит меня к стойке, за которой мелькает белая копна волос.

— Лили, это Эмма.

Девушка выныривает из-за кофемашины.

— Привет! — машет она пустым холдером.

У неё открытая улыбка, длинные белые волосы, собранные в хвост, тёплые карие глаза и спортивное телосложение. Запросто можно представить её легкоатлеткой или чирлидершей.

Кажется, сегодня мне везёт на приятных людей.

— Лили будет твоей сменщицей, — говорит Оливия, кладя руку мне на плечо. — У нас ещё есть Джон, но он работает только по выходным. Эмма, покажешь ей всё? А я спущусь вниз — возможно, мадам что-то выбрала.

— Конечно! — кивает Эмма.

Оливия уходит, а Эмма ведёт меня в подсобку и выдаёт фирменную футболку с фартуком.

— Ты тоже студентка? — спрашиваю я, переодеваясь.

— Ага, на втором курсе. А ты?

— Выпускной.

— Ого, — поднимает брови Эмма. — Думала, ты младше.

— Многие так говорят, — улыбаюсь я, копируя, как она завязывает фартук.

Из-за миниатюрности и тонких черт лица мне редко дают мои двадцать один.

— Тебе здесь нравится?

— Ещё бы! — оживляется Эмма. — Мне повезло устроиться сюда в прошлом году. Оливия редко берёт новичков. Моя знакомая работала у неё во время учёбы и порекомендовала меня на своё место. В этом году открыли кофейню, работы прибавилось, но я не жалуюсь. Лучшая подработка из всех, что у меня были.

Киваю. Место действительно приятное, а Оливия кажется доброжелательной. Да и платят здесь чуть больше, чем я ожидала. Возможно, если совмещать это с написанием статей, получится не трогать сбережения от продажи дома и даже сменить квартиру.

Эмма показывает мне бар, напоминает, как варить кофе (у меня уже был небольшой опыт, так что быстро вспоминаю). До самого закрытия она болтает обо всём на свете, отвлекая от мрачных мыслей. Показывает фото своего шпица по кличке Один и знакомит с парнем, который зашёл за ней после работы.

Глава 2. Лили

— Лили! — окликает Миа, когда я вхожу в столовую и пытаюсь найти свободное место.

Она и еще две девушки расположились за столом у окна, и я с радостью к ним присоединяюсь.

— Спасибо, — говорю я, снимая сумку.

— Как неделя?

— Честно? — спрашиваю я, набрасываясь на еду. Я потратила почти весь перерыв, стоя в очереди, поэтому ем быстро, почти не пережевывая. — Это катастрофа. Я ничего не успеваю. Рочестер — сущий ад. Три раза переписывала введение, и каждый раз она просила добавить то, что на прошлой консультации велела убрать. Это что, проверка на прочность?

Миа и ее соседки смеются.

— Понимаю, — она похлопывает меня по плечу. — Держись, потом станет легче. Она сначала ко всем придирается.

— Хотелось бы.

— Я знаю, что тебе нужно, — заговорщицки улыбается Миа.

— Двенадцатичасовой сон?

Миа фыркает и закатывает глаза, от чего я улыбаюсь краешком рта. За эту неделю мы с ней много общались — оказалось, у нас совпадает большая часть курсов.

— Парни из братства устраивают вечеринку, и нам точно нужно сходить.

Я протестующе мычу — рот набит едой.

— Ну же, Лили. Ты всю неделю сидела в библиотеке или работала, а сегодня у тебя выходной. Может, с кем-то познакомишься.

Я делаю усилие и шумно глотаю.

— Меня не интересуют вечеринки.

— Как знаешь, — не настаивает Миа. — Но если передумаешь, напиши. Мы тоже не будем там долго, но развеяться хочется. Неделя и правда была тяжелой.

Девочки прощаются и первыми выходят из столовой. Я доедаю и тоже спешу на занятия.

Вечером без сил возвращаюсь домой. Хоть сегодня нет смены в книжном, новые люди и начало занятий вымотали меня. Бросаю сумку в кресло и плюхаюсь рядом. В своей скромной квартире я постаралась создать уют: на кровати — вязаный плед и маленькие подушки, на столе — светильник в форме дерева, переливающийся мягким светом. На стенах развешаны плакаты из фандомов детства: Гарри Поттер, Сумерки и группы Bad Omens.

В голове каша, поэтому решаю принять расслабляющую ванну. Долго стою перед зеркалом, разглядывая свое лицо. Напряженная неделя не прошла бесследно: под глазами тени, и без того бледная кожа стала еще бледнее, каштановые волосы потускнели. Хотя, возможно, виноват холодный свет ламп в ванной.

Быстро сушу волосы и забираюсь в кровать с кружкой чая и книгой, намереваясь дочитать роман Флинн. Но отвлекает сообщение на телефоне. Смахиваю экран и вижу селфи Мии с воздушным поцелуем и подписью: "Скучаешь? Мы да".

Хмыкнув, оглядываю темную комнату. Сейчас она кажется холодной и одинокой. С горечью представляю, как провожу здесь каждый вечер. Подруг у меня не было со старшей школы. Может, стоит начать новую жизнь и обзавестись ими?

Недолго думая, выпрыгиваю из кровати и пишу Мие, что скоро буду. Она отвечает кучей смайликов и скидывает адрес. Не хочется выглядеть ханжой на первой вечеринке, поэтому к обычным черным джинсам надеваю открытый топ на тонких лямках. Делаю легкий макияж, волосы собираю заколкой. Проверяю, что в сумочке есть ключи, деньги, перцовый баллончик. Заказываю такси, и через двадцать минут меня обнимает Миа.

— Лили, это Лиам, — она кивает на парня с темными каштановыми волосами.

— Привет, красотка.

Карие глаза светятся любопытством. Он протягивает руку, и моя ладонь утопает в его большой, горячей ладони. Рукопожатие затягивается, и я с неловким смешком вырываю руку. Этот парень выглядит как модель: правильные черты лица, чуть пухлые губы, каштановые волосы, падающие на лоб, которые он небрежно откидывает. Прямой нос и кожа с легким загаром. В нем нет ничего вызывающего, но его яркая внешность почему-то пугает меня.

— Тебе принести что-нибудь выпить? — спрашивает он.

— Бутылочное пиво, если есть, — оглядываюсь на Мию со стаканчиком в руках. — И я открою сама, спасибо.

Лиам уже повернулся, но, услышав последнее, замирает.

— Мы только познакомились, а ты уже записала меня в конченые мудаки? — с осуждением поднимает бровь.

Я смеюсь, потому что отчасти это так. Извиняюсь и говорю, что не думаю о нем плохо. Он покачивает головой, но улыбается и уходит. Из колонок доносится Doja Cat — «So High», но громкость приятная, не мешает говорить.

— Как тебе Лиам? — спрашивает Миа.

Я смотрю ему вслед, провожая взглядом его задницу, обтянутую синими джинсами.

— Симпатичный, — пожимаю плечами. Что еще сказать о человеке, с которым только познакомилась?

— Да. А еще он хороший друг.

За тоном будто стоит что-то большее. Окинув ее взглядом, спрашиваю:

— Вы не вместе?

— О нет, — она легко смеется. — Лиам для меня прочитанная книга, как и я для него. У нас были отношения на первом курсе. Ничего серьезного, просто тусовались. Убедились, что дружить у нас получается лучше.

Замолкаем, когда возвращается Лиам. Он протягивает мне закрытую бутылку Corona с напускным осуждением.

— Итак, Лили, — говорит он, провожая нас к дивану. — Миа сказала, ты тоже на кафедре английского.

Миа садится рядом со мной на спинку дивана, Лиам — с другой стороны. Он по-хозяйски вытягивает ноги и кладет руку позади меня, не касаясь. Это движение заставляет меня сжаться внутри. Вся его поза кричит об уверенности и это отталкивает.

— Да, я только перевелась, — отвечаю, стараясь говорить спокойно.

— Хочешь стать писателем?

— О нет, — делаю глоток пива. — Сценаристом.

— Давай договоримся: я пишу книгу, становлюсь популярной. Мою книгу экранизируют. Ты пишешь сценарий, и мы обе становимся богатыми, — предлагает Миа.

— Договорились, — смеюсь и даю ей пять.

— А мне какую роль отведете? — спрашивает Лиам, улыбаясь.

— Хм, — Миа постукивает пальцем по подбородку. — Можешь приносить нам кофе и делать другие маленькие штуки, знаешь.

— Ха-ха, — Лиам толкает мое колено. — Хочешь, покажу город? Я здесь вырос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Думаю, справлюсь.

— Ты не знаешь, от чего отказываешься. Можешь не увидеть самые интересные места, — пилит меня взглядом. — Ты знала, что в Филе есть книжный магазин в Старом городе, и в нем живет кот по имени Пиклз?

Я смеюсь, запрокинув голову. Миа фыркает в стакан.

— Да, это написано на сайте университета.

— Лиам, ты забыл, с кем говоришь. Мы не твои баскетбольные фанатки. Мы девушки, которые читают. Много читают.

Она кидает в него попкорном, и он морщится.

— Разве это не скучно? — спрашивает он.

— О, не для меня, — бормочу я.

— Да, — горячо соглашается Миа. — У меня в голове идет фильм, где я главная героиня, которая спасает мир или путешествует, безумно влюбляется. Я могу быть брюнеткой, блондинкой, драконом или кракеном... У меня даже может быть несколько членов.

Лиам давится пивом, а мы с Мией смеемся.

— Мне кажется, ты читаешь не те книги...

— Хм, может, как раз те самые, — поднимаю бровь. — Книги могут многому научить.

— Ага, вижу, — настороженно говорит Лиам. — Ладно, но почему ты здесь? Зачем переводилась?

Я кручу бутылку, отдирая этикетку, чтобы выиграть время. Могу сказать, откуда перевелась — эту информацию можно узнать в деканате.

— Из университета Орегона в Юджине.

— Ого.

Миа и Лиам переглядываются. Я и ей не рассказывала.

— Это хороший университет. Что заставило уехать на другой край страны?

Одно имя. Четыре буквы. Нужно было изменить жизнь, чтобы избавиться от одного человека. От этих мыслей холодеют пальцы, и я сжимаю горлышко бутылки.

— Думаю, мне больше нравится климат восточного побережья, — отвечаю после паузы, стараясь звучать легко.

— А если серьезно? — спрашивает Лиам.

Шумно выдыхаю и откидываюсь на спинку дивана. Голова касается его руки, но сейчас не обращаю внимания.

— Это сложно... Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было двенадцать. — Годами отточенная ложь легко срывается с языка. Они бормочут слова сожаления. — После их смерти меня удочерила кузина матери, но два года назад она умерла от рака. — Это правда. Сердце до сих пор болит от потери Сьюзен. — Тот город и дом хранили слишком много воспоминаний. Если бы осталась, возможно, сошла бы с ума.

Миа берет мою руку и сжимает.

— Прости, — говорит Лиам. — Не знал... Чувствую себя дерьмово, что заставил тебя рассказать.

— Ничего. Ты же не знал.

— Друзья, вторая половинка?

Я смотрю на него с недовольством: не слишком ли много вопросов?

— Нет и нет, — спокойно отвечаю.

Мысленно хвалю себя за ровный голос.

— Что ж, мы это исправим.

Миа фыркает, я закатываю глаза, но смеюсь. У Лиама есть бравада, но если посмотреть поближе, он прост и бесхитростен. Мне все еще некомфортно от его близости, от того, что его колено касается моего, но это мои проблемы. Не знаю, сколько должно пройти времени, чтобы я чувствовала себя в безопасности рядом с мужчиной.

Хотя, если вспомнить, это было не так давно на лекции одного профессора.

Хм. Не стоит об этом думать — тогда я переволновалась, и чувства были запутаны.

Лиам наконец заканчивает допрос и знакомит меня с друзьями. Эти баскетболисты оказываются шумными и утаскивают его. Мы с Мией остаемся вдвоем, и после обсуждения книги она уводит меня танцевать. Миа смеется, ее волосы подпрыгивают, заражая меня весельем. В какой-то момент музыка и алкоголь берут свое, внутренние стены становятся тоньше. И я чувствую себя Лили — молодой, веселой и свободной.

Вечеринка затихает, и я решаю уйти. Попрощавшись с друзьями, выхожу на прохладный ночной воздух.

В душе расцветает что-то легкое, волнительное. Подозрительно похожее на надежду.

Глава 3. Лили

Еще одна неделя пролетает незаметно. В пятницу я просыпаюсь с легким волнением перед первым семинаром у Эванса. Особенно тщательно укладываю волосы и достаю из шкафа любимую тонкую блузку. Надеваю ее на голое тело — маленькая грудь позволяет мне такие вольности. Десять минут смотрю в зеркало на свои выступающие соски, пытаясь убедить себя, что делаю это только потому, что мне так хочется, а не чтобы привлечь внимание тех самых серых глаз.

— Твою мать, Лили, что ты творишь? — спрашиваю себя вслух.

Зачем мне вызывать интерес профессора, который, по словам Мии, никогда не проявит его первым? И тут же извращенная часть меня отвечает: именно поэтому я так отчаянно этого хочу.

Не давая благоразумию взять верх, собираю сумку, на всякий случай беру толстовку и выхожу.

— Мисс Уолш, поделитесь своим мнением, — произносит Эванс.

Семинар посвящен разбору творчества Хемингуэя. Группа в восторге, все делятся наблюдениями. По выражению лица профессора и блеску глаз под очками видно, что тема ему действительно интересна. Легко заметить, как его лицо озаряется улыбкой, когда студенты высказывают мысли, похожие на его собственные.

А я сижу и кусаю щеку изнутри, чтобы не сорваться и не разрушить общую атмосферу. Потому что... потому что это не мой автор. Совсем.

— Это не идеологическое противостояние, а борьба ни за что, — воодушевленно говорит Миа о "Фиесте". — Как цунами — катастрофа без логики и морали. Нечто, посланное за грехи.

Я согласна, но для меня это минус, а не плюс. Отвожу взгляд от профессора, чувствуя, что следующая очередь за мной, и делаю вид, что увлечена каракулями в тетради. Но это не помогает.

— Мисс Миллер?

— Ну вот, — бормочу. — Полностью согласна с Мией. Очень интересная точка зрения. Добавить нечего, — громче говорю, не поднимая глаз.

— Мисс Миллер, — голос профессора звучит ближе.

Поднимаю голову и вижу, как Эванс встает из-за стола, обходит его и облокачивается, скрестив длинные ноги в черных брюках. Рукава белой рубашки закатаны, обнажая мускулистые предплечья с проступающими венами. Этот вид пробуждает во мне голод.

Не понимаю, чего хочу больше: вгрызться зубами в сочный стейк или опуститься перед ним на колени.

Ого. А это откуда взялось?!

— Вы же читали хотя бы один роман Хемингуэя? Уверен, вам есть что сказать.

Купаюсь в серебре его глаз.

— Боюсь, мне они не нравятся по тем же причинам, по которым вы их любите, — отвечаю честно, не в силах лгать под этим взглядом.

— Расскажите, — просто говорит профессор, и в его глазах мелькает искра интереса, словно проблеск молнии.

— Как бы выразиться... он мне неинтересен. Я понимаю, зачем и как это сделано. Даже в "Фиесте" герои слишком типичны, а эти прямолинейные метафоры о том, что мужчина не может любить женщину, имея это позорное ранение... — по аудитории пробегает смешок, но лицо Эванса остается серьезным. — Для меня литература — нечто более тонкое, мистическое. Не сказанное в лоб, а заставляющее пробираться сквозь скрытые смыслы. Каждое слово должно иметь вес. А удовольствие — в распутывании этих замыслов.

Профессор долго смотрит на меня, потирая подбородок, затем наконец говорит:

— Вы считаете Хемингуэя переоцененным?

— Он важен для исторического контекста, но сегодня его произведения теряют актуальность.

— Это можно сказать о многих авторах. Тот же Стейнбек с "О мышах и людях" о временах Великой депрессии. Вы думаете, писатели значимы только в рамках своего времени? — профессор пристально смотрит на меня.

Он даже подается вперед, будто увлечен не меньше меня. Слышу одобрительное хмыканье Мии. Хороший вопрос. И его невозмутимость только подстегивает меня.

— Литература отражает свое время, но не обязана оставаться актуальной. Локации и обстоятельства меняются, но в великих произведениях всегда есть что-то вечное. Сегодня нам нужен более философский подход.

Эванс почесывает бровь и упирается руками в стол. Мой взгляд скользит по его кистям, сжимающим край стола. Ох, какие же это руки... Непроизвольно представляю, как они смотрелись бы на моем теле.

— Итак, вы за сложную, многослойную литературу? — подытоживает профессор. — Но не думаете, что при этом теряется что-то важное?

Я не успеваю ответить — он опрашивает остальных и задает огромное домашнее задание. Волосы на затылке встают дыбом при одном взгляде на список. Не представляю, как за это взяться. Уже вижу себя в библиотеке на ближайшие недели — начинает дергаться глаз. Надеюсь, когда перечитаю задание, оно окажется не таким страшным.

После семинара Миа быстро обнимает меня и убегает на репетицию. Недавно узнала, что она поет в группе. Когда эта девушка все успевает?

Не спеша собираю вещи и замечаю, что профессор все еще в аудитории. Проходя мимо, хочу пожелать хороших выходных, но наталкиваюсь на его взгляд, полный ненависти. От неожиданности чуть не спотыкаюсь.

В дверях бросаю последний взгляд на его лицо, ища объяснение. Но профессор уже опустил голову. Только напряженные скулы и мертвая хватка на портфеле выдают его состояние.

Выхожу с ощущением, будто последние пятнадцать минут прошли без моего участия. Как объяснить этот взгляд? Что его так взбесило?

Холодный воздух бьет в лицо, заставляя остановиться и перевести дух. Такое же чувство было две недели назад после лекции Эванса. Похоже, это становится нормой.

Поднимаю голову к серому небу. Несколько холодных капель падают на лицо. Достаю толстовку, защищаясь от начинающегося дождя.

— Эй, Лили!

Вытираю капли плечом, прежде чем повернуться к Лиаму.

— Привет.

Его искренняя улыбка слегка согревает. Но ненадолго.

— Как дела? Не хочешь пойти с нами на вечеринку? — он кладет руку мне на плечо, подстраиваясь под шаг.

За неделю привыкла к его легким прикосновениям и почти не замечаю их.

Вспоминаю планы. Ничего срочного. Уже открываю рот, чтобы согласиться, но его следующая фраза бьет как обухом:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сегодня у малыша Чарли день рождения. Засранцу исполняется двадцать один.

Проверяю дату на телефоне — и чувство вины накрывает с головой.

— Я... пожалуй, не пойду. Куча домашки, еще статью к выходным дописать.

— Ты уверена? Будем только свои.Пара стаканчиков, немного музыки. Я даже позволю тебе включить свой плейлист на Spotify, — легонько толкает меня плечом.

Но все его аргументы разбиваются о мое состояние. Сейчас не вынесу веселья и смеха. Хочется только одного — остаться одной и утонуть в своем отчаянии.

— Давай в другой раз, — говорю и, не дожидаясь ответа, поворачиваю к выходу.

Прошу себя держаться. Шумно выдыхаю, сдерживая слезы. Только не реветь посреди кампуса! Чувствую себя опустошенной, ничтожной, хочется выть.

Решаю заглушить мысли чем-то крепким и направляюсь в бар возле дома. Накидываю капюшон, включаю на полную громкость "Angel" Massive Attack. Знакомые слова обволакивают, как мрачное одеяло, помогая сосредоточиться.

В баре шумно и тепло. Сажусь за стойку, заказываю джин. Морщусь, когда первый глоток обжигает горло. Редко пью крепкое, но сегодня пива недостаточно.

Когда первый стакан согревает изнутри, прошу добавки и только тогда позволяю воспоминаниям нахлынуть.

Перед глазами — мамино лицо с такими же карими глазами и ямочками на щеках. Вот она возится с тестом, замахиваясь на отца, который облизывает миску. Он в гараже возится со своим пикапом, возвращается пропахший бензином, треплет меня по голове, оставляя поцелуй на макушке.

Вырывается судорожный вздох. Один из редких вечеров, когда он был трезв, в доме царили уют и покой, не звучали крики и мамины мольбы: "Джонатан, перестань!".

Все кончено. Он больше никогда не причинит ей боли. И слава богу, что этот ублюдок сам свел счеты с жизнью. До сих пор злюсь на себя за то, что не смогла защитить ее, и на нее — за то, что не ушла, позволила ему сломать себя, с детства окрасив мой мир в черный.

Прячу лицо в ладонях. Одиночество пронизывает до костей, и хочется бежать, спрятаться, не дать этой черной твари утащить в свое логово.

Так было в прошлый раз. Я была слишком уязвима после смерти Сьюзен — единственного человека, который пытался сделать мою жизнь лучше. Хотелось чувствовать себя нужной, любимой, важной для кого-то. Поэтому появился он.

Итан.

Имя, как яд, разливается по телу, немеет язык, холодеют руки, во рту появляется привкус крови.

Мы познакомились на одной из тех грязных тусовок, которые ты хочешь удалить из памяти. И до сих пор сомневаешься: это действительно происходило со мной? Бесконечные попойки, которые длились по нескольку дней в непонятных, незнакомых квартирах, где в воздухе витало уныние, пропитанное алкоголем и наркотиками.

В то время это давало ощущение свободы, словно это была последняя преграда между мной и тем, что осталось от прежней жизни. А все происходящее казалось лишь блеклым отражением реальности от которой хотелось сбежать.

В один из таких вечеров я была на тусовке в старой квартире. Стол был заставлен пустыми банками и плавающими в остатках пива бычками. Висел плотный дым сигарет. Я сидела на подоконнике, прижавшись лбом к грязному стеклу. Пыталась поймать глоток воздуха, который бы не пах потом и перегаром. Кто-то громко ржал над шуткой, которую уже повторил три раза. Я пыталась вспомнить, чья это квартира и сколько времени прошло с тех пор, как я последний раз спала.

Он появился внезапно, просто встал рядом, оперся о стену и закурил. Высокий, с тяжелым взглядом, который скользнул по мне сверху вниз.

— Тебя тошнит? — спросил он на выдохе, выпуская дым в сторону.

Я помотала головой, но в рту действительно собиралась слюна, как перед рвотным позывом.

Он протянул банку с водой. Холодную, конденсат стекал по бутылке. Я сделала глоток — стало легче.

— Я Итан, — сказал он.

Я хотела представиться, но он перебил:

— Да мне похуй, как тебя зовут.

Но в его тоне не было злости — скорее какая-то усталая снисходительность. Как будто он уже тысячу раз видел таких, как я.

Он взял меня за подбородок, повернул к себе и внимательно посмотрел в глаза.

— О, ты вообще уже отключаешься, да?

Я моргнула — веки вдруг стали тяжелыми.

— Не-а...

— Ага, конечно, — он схватил меня за локоть, когда я начала сползать с подоконника. — Вот и всё, отбой. Поехали.

— Куда?

— Не в участок, это точно, — он фыркнул. — Хотя, глядя на тебя, можно и туда.

Я хотела что-то ответить, но он уже тянул меня за собой — не то чтобы грубо, но и вариантов не оставляя.

В тот момент это не казалось угрозой. Это казалось спасением.

И именно так все и началось.

Глава 4. Лили

С чувством глубокого удовлетворения осматриваю ровные ряды книжных полок. В это солнечное, слегка морозное субботнее утро магазин полон посетителей. Эмма и Джон заняты у барной стойки, готовя кофе. Джон — молчаливый долговязый парень с приятной улыбкой. Он мало говорит, и я замечаю, что Эмме с ним комфортно — она с легкостью заполняет тишину. Вместе они составляют идеальный тандем: Эмма общается с гостями и разносит заказы, а Джон мастерски управляется с кофемашиной.

Моя задача — расставить новую партию книг. Большую часть времени провожу, листая красивые переплеты и записывая названия тех, что хочется прочитать. Два центральных ряда уже заполнены яркими, привлекающими внимание обложками.

— Идея оказалась удачной. Продажи твоей подборки выросли, — слышу за спиной тихий, но довольный голос Оливии.

Обернувшись, вижу ее, уткнувшуюся в отчет по продажам. Неделю назад я предложила создать тематические подборки. Сейчас на главной витрине представлены книги с мрачной осенней атмосферой: триллеры (классические и современные), дарк-романы и мистика. Все это обрамлено фонариками в форме тыкв и кленовых листьев. До Хэллоуина еще далеко, но мы решили задать настроение заранее.

— Ты молодец, — улыбается Оливия.

— Спасибо. Куда деть оставшиеся книги, на склад? — показываю на две коробки, которым не нашлось места.

— Размести на верхних полках. В понедельник ждем большую поставку канцелярии, и склад понадобится, — поясняет Оливия. Окинув меня взглядом, добавляет: — Стремянка на месте.

Приношу лестницу. Прежде чем расставлять книги, решаю протереть пыльные полки, не хочется пачкать новые издания. Работа растягивается на весь день: то нужно помочь посетителям с выбором, то подменить Оливию на кассе.

После обеда поток гостей уменьшается. Запыхавшаяся, покрытая книжной пылью, я возвращаюсь к стремянке. Осталось поставить пару книг в конце полки, но не дотягиваюсь. Сдуваю мокрую прядь со лба.

Черт. Не хочется спускаться и переставлять лестницу. Аккуратно сдвигаюсь к краю ступеньки, пытаясь втиснуть последнюю книгу.

Делаю резкое движение — и земля уходит из-под ног вместе с лестницей. Сердце замирает, я инстинктивно зажмуриваюсь, ожидая болезненного удара о деревянный пол... но его нет. Вместо этого чувствую твердую, теплую руку на талии, останавливающую падение. Открываю глаза и поворачиваюсь к спасителю. И в этот миг скорее предчувствую, чем осознаю, кого увижу. По мурашкам на затылке, по тому, как горит кожа под прикосновением длинных тонких пальцев.

Слова благодарности застревают в горле, когда встречаю обеспокоенный взгляд знакомых серых глаз профессора Эванса.

Он все еще держит меня за талию, и его большой палец машинально проводит по открытому участку кожи — так естественно, будто делал это тысячу раз.

— Осторожнее, мисс Миллер.

— Спасибо.

Он убирает руку и помогает спуститься. Я опускаю глаза, стараясь скрыть пылающие щеки, боюсь, что он прочтет в моем взгляде тоску по его прикосновению, желание прижаться к его высокой фигуре.

Хотя сегодня у профессора выходной, он верен своему стилю: серый тонкий пуловер подчеркивает грудные мышцы, черное пальто добавляет солидности, а неизменный беспорядок в волосах навевает мысли о том, что профессор только что занимался бурным сексом, и жадная женщина запускала в них руку.

Эванс еще раз окидывает меня оценивающим взглядом, сухо кивает и скрывается между стеллажами. Встряхиваю волосами, вытираю вспотевшие ладони о джинсы.

— Ну и ну.

— О, Лили, ты уже закончила?

Вздрагиваю от голоса Оливии. Та смеется и просит помочь Эмме, так как Джон ушел пораньше.

Отношу стремянку на склад и заглядываю через плечо Эммы в чек, чтобы понять, какой заказ готовить.

— С тобой все в порядке? — Эмма поднимает идеально выщипанные брови.

— Да... не знаю. А что?

— Ты выглядишь... взволнованной.

В подтверждение ее слов из моих дрожащих рук выпадает холдер, рассыпая кофе по стойке.

— Черт.

Бросаюсь за совком, убираю рассыпанное и заново молю кофе.

— Да что с тобой? Словно привидение увидела.

— Скорее, вступила с ним в контакт, — бормочу себе под нос. Решаюсь признаться — если не расскажу, кажется, этого и не было. — У тебя было когда-нибудь такое, что ты не особо знаешь человека, но по какой-то необъяснимой причине его присутствие тебя волнует?

— О боже! — Эмма отрывается от работы и поворачивается ко мне. — Ты кого-то встретила?

Как все счастливые люди в отношениях, она убеждена, что одиночество равно несчастью. Даже пыталась свести меня со своим другом, пока мои твердые "нет" не отбили у нее охоту.

— Можно и так сказать.

— Рассказывай все: кто он, где познакомились?

— В университете.

— Это кто-то из баскетболистов? Умоляю, скажи "да", — Эмма с блеском в глазах хватает меня за руку. — Они все такие горячие.

— Что я слышу? — смеясь, подталкиваю ее плечом. — А как же Томас?

— Он по-прежнему лучший, но это не значит, что я слепая. Не уходи от темы, рассказывай!

— Ладно, — шумно выдыхаю. — Он красивый, любит литературу и очень умен. А когда смотрит на меня своими проницательными глазами... у меня возникает желание разорвать на себе одежду и наброситься на него, как голодный оборотень.

Эмма хихикает.

— И я его только что встретила. Здесь. Он спас меня от падения с лестницы и... трогал за талию.

Начинаю нервно ходить по бару, пытаясь сбросить напряжение. Эмма смотрит на меня с открытым ртом:

— Боже, я впервые вижу тебя такой. Он действительно тебя заводит! Теперь мне дико интересно, кто же взбудоражил нашу скромницу Лили? Я его знаю?

— Возможно, — наклоняюсь и шепчу: — Профессор Эванс с кафедры английского.

Веселье мгновенно сходит с лица Эммы.

— О нет, — бросает она полотенце на стол и возвращается к кофемашине. — Ты же понимаешь, что это бесполезно? Даже у нас на факультете ходят слухи: сколько бы студентки ни пытались, он никогда не отвечает взаимностью. Не говоря уже о том, что устав запрещает отношения между преподавателями и студентами. Он может потерять работу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Понимаю, но это не значит, что я не могу любоваться им издалека и помечтать.

— Лучше мечтать о ком-то доступном.

Поворачиваюсь спиной к входу и начинаю готовить следующий заказ. Ее слова колют, как иглы. Теперь жалею, что завела этот разговор. Чувствую, будто в мой уютный мирок плюнули.

Тот вечер после семинара немного охладил мой пыл. Осознаю, как глупо выглядели мои попытки привлечь его внимание откровенными нарядами. Не хочу, чтобы он считал меня очередной пустышкой, пытающейся его соблазнить. Хотя... стоп. Именно этого я и добивалась.

— Добрый день, профессор. Что будете?

— Ред ай, пожалуйста.

Я резко выпрямляюсь, словно меня огрели ремнем по заднице, и чуть не проливаю приготовленный кофе на себя. Эмма забирает напитки и уходит, шепнув на прощание:

— Лили, приготовь своему мужчине кофе.

Злобно смотрю ей вслед, пока она, хихикая, оставляет меня наедине с бурлящими чувствами.

Не решаюсь поднять глаза. Спокойно готовлю напиток, отмечая про себя, что профессор предпочитает крепкий кофе. Почему-то этот факт кажется мне горячим.

Боже, я больная.

Передаю кофе, наши пальцы случайно соприкасаются и по руке пробегает электрический разряд. Я резко одергиваю ладонь.

Профессор хмурится, будто у него внезапно разболелись все зубы сразу, и смеривает меня недовольным взглядом. Господи. Наверняка теперь считает меня полной идиоткой.

Ожидаю, что он схватит стакан и поспешит уйти, но вместо этого слышу:

— В среду жду вас на консультации.

— Что-то не так с моей работой?

Все посторонние мысли мгновенно испаряются. Мысленно перебираю последнее эссе. Да, кое-где схалтурила, но в целом работа достойная.

— Нет. К вашей работе претензий нет. Как обычно.

Смотрю на Эванса в недоумении, ожидая пояснений.

— Профессор Рочестер не предупредила вас? — видя мое непонимание, продолжает: — Она уезжает в командировку и передала мне своих студентов на месяц.

О нет. Чувствую, как кровь отливает от лица. Целый час наедине в его кабинете? Беру все свои желания обратно.

Нет. Нет. И еще раз нет.

Уже вижу, как буду нести околесицу. Он разочаруется, решит, что мне сделали лоботомию. Лучше бы фантазии так и оставались фантазиями.

Будто прочитав мысли, уголки его губ дрогнули в намеке на улыбку.

— Теперь понятно ваше отсутствие в записи. Осталось только окно в семь вечера. Буду ждать. И спасибо за кофе.

Он сухо кивает и уходит. Развевающееся пальто делает его похожим на профессора Снейпа. Кажется пора перестать читать фанфики по Гарри Поттеру.

— О чем вы говорили? — Эмма возвращается к стойке.

— О моей дипломной работе.

Щелкаю ее по носу, вызывая недовольную гримасу.

— Ладно. Понимаю тебя, — Эмма смотрит на лестницу, где только что исчез профессор. — Он и правда слишком горяч для преподавателя, а этот акцент...

Делаю вид, что усердно вытираю стаканы, чтобы не отвечать. Мне неприятно это слышать, особенно явное желание в ее голосе.

Что она понимает? Он гораздо больше, чем просто красивое лицо и голос. Один только взгляд чего стоит — серые глаза, смотрящие из-под очков, как у волка. В них столько мудрости и силы, словно буря, заключенная в человеческом обличье, ждущая момента, чтобы вырваться наружу.

Но не спешу делиться этим с Эммой. Хочу оставить эти мысли при себе, как зверь, ревностно охраняющий добычу.

Появление Оливии, просящей Эмму помочь внизу, избавляет от продолжения разговора. Вернувшись, подруга уже рассказывает о выходных с Томасом. Облегченно вздыхаю и с радостью поддерживаю новую тему.

Остаток дня проходит спокойно, но в голове — буря. Мысли о предстоящей консультации не дают покоя, и, погруженная в раздумья, я иду домой, не находя ответов на свои сомнения.

Глава 5. Джеймс

Робкие лучи солнца пробивались сквозь серую ватную пелену облаков. Но ненадолго. Согласно прогнозу, температура сегодня поднимется до 69 градусов по Фаренгейту. Очередной невыносимо жаркий день для начала октября, что уже выходит за рамки нормы.

Выливаю остатки остывшего кофе в раковину, ностальгируя по прохладным туманам Англии, где сейчас наверняка моросит дождь. Хотя я переехал в Америку пять лет назад, местный климат до сих пор вызывает отторжение.

Беру с мраморной столешницы часы, застегиваю ремешок, отмечая, что успею позвонить Аве по дороге. Неторопливо иду к парковке, бросаю вещи на заднее сиденье и закуриваю. Дым смешивается с влажным воздухом, окутывая плотной пеленой.

Набираю номер и несколько минут слушаю монотонные гудки. Знаю свою сестру: в это время она точно не спит. Только бормочу тихое ругательство, как в трубке раздается недовольный голос Авы:

— Ну чего тебе?

Сдерживаю раздражение новой затяжкой.

— И тебе доброе утро.

— Извини, — слышится глубокий вдох и шорох одеял. Голос смягчается: — Ты прервал на самом интересном месте.

Хмыкаю. Сестра действительно становится раздражительной, когда ее отрывают от чтения.

— Как самочувствие?

— Нормально.

— Вчера звонил твой физиотерапевт. Сказал, что ты потребовала увеличить нагрузку.

Стараюсь говорить ровно, но в голосе все равно проскальзывает осуждение. Ненавижу себя за это. Ава взрослый человек и не нуждается в опеке. Но тревога за сестру, которая месяц назад была подключена к аппарату ИВЛ, заставляет нарушать границы. Будто снова вернулся в те времена, когда мне приходилось следить, чтобы четырнадцатилетняя Ава не связалась с дурной компанией.

— Все в порядке, — по тону понимаю, что она закатывает глаза. — Я уже не так быстро устаю. Врач разрешил попробовать.

— Хм, — выдыхаю дым, но оставляю тему. Она знает свои возможности. А бодрость в голосе меня успокаивает.

— Заедешь сегодня?

— Не получится, — сожалею. — Буду в университете до вечера. Увидимся завтра.

— Хорошо. С тебя пицца.

— Естественно.

Ава прощается и кладет трубку. Затушив сигарету, сажусь за руль, вспоминая, что сегодня не предвидится ничего особенного. Последнее время дни похожи как близнецы: одни и те же безынициативные студенты, лишь единицы из которых действительно стремятся учиться, а не просто убивают четыре года, откладывая взрослую жизнь.

Ни новых проектов, ни свежих впечатлений. С тех пор как Аве поставили диагноз, моя жизнь превратилась в застойное болото с редкими проблесками света, когда ей становилось лучше. Но прогнозы врачей обнадеживают — хотя до полного выздоровления далеко, шансы избежать осложнений высоки.

По дороге включаю радио. Тишину нарушают переливы "Time is Running Out" Muse.

Думаю, я тону…

Вот-вот задохнусь…

Я хочу развеять твои чары,

Околдовавшие меня.

Ты, несомненно, красива…

— Противоречие.

Я хочу поиграть в игру…

Хочу выяснения отношений!

Ты доведешь меня до погибели…

Ты доведешь меня до погибели…

Странно, но перед глазами предстает лицо новенькой студентки с ее большими карими глазами. Почему у нее такой взгляд? Внимательный, любопытный, словно читает все твои мысли и хочет залезть под кожу, а в тени — печаль и страх, раздирающие душу. А иногда — ясный и мудрый, словно она видела что-то такое и прожила что-то такое, что делает ее выше остальных. И эти глаза, занимающие половину лица на хрупком, маленьком теле молодой девушки. Если бы я не читал ее дело, то никогда бы не поверил, что ей двадцать один год.

Бросаю взгляд на дату в машине — сегодня увижу ее на консультации. В груди возникает тянущее чувство предвкушения. Не хочу анализировать, что это значит. Убеждаю себя, что просто заинтересован как преподаватель. Уверен, когда разберусь в ее мышлении и обнаружу там банальности, интерес угаснет так же быстро, как появился.

Лекция у первокурсников. Надеваю привычную профессорскую маску, кажется, она уже приросла к лицу. Захожу в аудиторию, бросаю взгляд на первый ряд — мысленно вздыхаю.

Ничего не меняется. Из года в год одно и то же: пара студенток, пытающихся произвести впечатление древним как мир способом.

И вот она. Кислотно-розовая футболка с таким вырезом, что стоит мне опустить взгляд — и увижу все. Но я смотрю поверх блондинистой головы, подавляя желание закатить глаза.

Читаю лекцию, но блондинка с подругой не унимаются. Сначала перешептываются и хихикают. Когда игнорирую это, начинают задавать дурацкие вопросы.

— Мы исследуем ключевые темы: любовь, смерть, идентичность, гендер...

— А как же секс?

Ну вот, началось.

— И секс в том числе.

— В каком контексте, профессор?

— Коснемся того, как представлена сексуальность в литературных произведениях, включая поиск идентичности, исследование тем интимности и желания. А также рассмотрим сексуальность через призму феминизма, включая анализ репрезентации женщин и их сексуальности, — ровно отвечаю я. Меня сложно смутить такими вопросами, и ни один мускул не дрогнул на моем лице, а вот блондинка заливается краской, видимо, смущенная тем, сколько раз я произнес слово “секс”. Я решаю поставить точку в этом разговоре. — В целом, секс и сексуальное самоопределение являются важными темами в литературе и будут основой для глубоких и значимых обсуждений в рамках нашего курса.

Блондинка игриво кусает губу, а я стираю с лица раздражение. Уже скучаю по четвертому курсу, где студенты слушают мои слова, а не раздевают меня глазами.

После лекции медленно собираю бумаги, когда к кафедре подходит та самая студентка.

— Профессор Эванс, я прочитала все ваши книги. — Конечно ты это сделала. — А "Направляющие нити" — трижды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вот как, — останавливаю взгляд на ее карих глазах. Они плоские, как потрескавшаяся земля. Совсем не то глубокое мерцание с зелеными искорками, что видел у другой студентки. — Что именно вам понравилось?

— Все! Сюжет, такие честные герои. Очень мудрая книга.

— Что ж. Надеюсь, после моих лекций вы перечитаете ее еще раз и откроете для себя больше

— Уверена, что так и будет, профессор, — на последнем слове ее голос становится томным.

Пора заканчивать. Собрав бумаги, сдержанно прощаюсь.

Возвращаюсь в кабинет. До консультации час. Есть время подготовить завтрашние лекции и разобрать документы. Большинство уже покинуло здание, в коридорах тишина. Включаю свет, наводя порядок на столе среди стопок книг и заметок. Усталость накатывает, словно груз, который неосознанно нес весь день.

Сажусь за компьютер. Глаза требуют отдыха, но заставляю себя проверить почту. Делаю заметки, перераспределяя нагрузку на неделю. Отсутствие Рочестер внесло коррективы: приходится откладывать свои дела, уделяя внимание ее студентам.

Время летит незаметно. Снимаю очки и кладу их на стопку бумаг. С силой протираю глаза, пытаясь выжать из них усталость, и откидываюсь на спинку кресла. За окном сумерки. Расплывчатым взглядом осматриваю кабинет, погруженный во тьму, куда не попадает свет настольной лампы. Раздается легкий стук, и в темноте дверного проема появляется маленькая фигура.

— Добрый вечер, профессор.

— Мисс Миллер.

Неторопливо протираю очки, надеваю, жестом указываю на кресло напротив. Она медлит, давая мне время рассмотреть ее. Сегодня на ней темные джинсы и высокий свитер, волосы собраны, лишь несколько прядей обрамляют бледное лицо без макияжа. Мысленно благодарю судьбу. Если бы на ней была та самая блузка с прошлой лекции, мне пришлось бы туго.

Она тогда наклонилась за рюкзаком, и вырез её блузки предательски распахнулся — на миг мелькнула гладкая белая кожа, розовый сосок, будто дразнящий. Я резко отвёл глаза, но картинка уже въелась в мозг.

Студенты толпились у дверей, кто-то со мной попрощался, а я стоял, стиснув зубы, и думал о том, как бы она застонала, если бы я прикусил эту розовую вершинку.

Профессор Эванс, блядь, возьми себя в руки.

Но от воспоминаний брюки уже неудобно натянулись, и я едва не застонал сам — от злости. На кого? На неё? На себя?

Пришлось пододвинуть кресло ближе к столу. Давай, придумай себе оправдание. Ну же. «Просто давно не было»?

Чёрт возьми, я ненавижу себя за эту слабость. Но ещё больше ненавижу то, что если бы она вдруг… Нет. Замолчи.

Лили садится, и даже отсюда видно, как она напряжена: пальцы сжимают папку, дыхание учащенное, будто попала в клетку к хищнику. Бросает тревожный взгляд на окно, словно всерьез рассматривает его как путь к бегству, несмотря на третий этаж.

Выжидательно смотрю на нее, от чего ее щеки розовеют. Поднимаю бровь, протягиваю руку. Она смотрит на мою ладонь в недоумении.

— Вашу работу, мисс Миллер, — поясняю. Голос звучит тихо и хрипло после лекций. Все силы ушли на то, чтобы в нем не звучало желание.

— Извините.

Она сглатывает, передает папку. Ее пальцы на мгновение касаются моих. И снова та странная вибрация, как в книжном.

Читаю название: "Исследование особенностей жанра магического реализма в американской литературе". Прежде чем углубиться в текст, бросаю на нее еще один взгляд.

Пробегаю глазами введение, делая пометки, дохожу до анализа. Выбор произведений удивляет. Ожидал увидеть Маркеса, но здесь "Возлюбленная" Моррисон, "Дети полуночи" и моя любимая Анджела Картер.

— Пока неплохо, — она ерзает на стуле, подается вперед. Неужели перестала бояться? А то я уже чувствовал себя волком, заманившим овечку в логово. — Какие дальнейшие планы?

— Хочу стать сценаристом.

Она слабо улыбается, будто эта мечта кажется недостижимой.

— Тогда стоит отразить это в дипломной. Советую написать сценарий короткометражки по одному из анализируемых произведений. Дам список литературы. Изучите перед работой. К следующему семинару принесите наброски.

Заканчиваю и протягиваю ей бумаги. Она хмурится, пока читает мои заметки, и когда доходит до списка литературы, её глаза почти кричат: «Я ничего не успею!» Она поднимает на меня глаза лани и я уже жду, что она попросит больше времени или разрешения не делать основное задание к семинару, но она только кивает и встает. Я по инерции делаю то же самое.

"Джеймс, ты идиот". Хотел узнать ее и поговорить, а в итоге мы не перекинулись и парой фраз, а теперь у меня нет причин ее задерживать. Она укладывает свои вещи в рюкзак, и я предпринимаю еще одну попытку.

— Вас подвезти? На улице уже стемнело.

— Нет, спасибо, доберусь сама.

Каштановая прядь соскальзывает ей на щеку, цепляется за воротник свитера. Руки сами собой сжимаются. Меня так и тянет подойти, откинуть волосы назад, провести пальцами по виску, а потом губами — вниз, к шее, где под кожей пульсирует жилка.

Черт. Хватит.

— Хорошего вечера.

Голос срывается, будто я не дышал последние тридцать минут. Приходится развернуться к окну. Лучше не видеть ее лица. Так становится легче.

Дверь прикрывается с тихим щелчком. Воздух снова на месте. А я остаюсь один и смотрю на свое отражение в стекле.

Глава 6. Лили

Оказавшись в коридоре, я шумно выдыхаю и без сил прислоняюсь к двери. Сердце колотится, будто я пробежала марафон. Слова прощания, сказанные усталым, хриплым голосом, ещё отдаются отголосками где-то внизу живота.

Кажется, он не хотел меня отпускать? Да нет. Это бред. Как только я вошла, он сразу принялся за дело. Верно говорила Миа: его не интересует в студентах ничего, кроме их успеваемости.

Он сидел в темноте кабинета, слабый свет от лампы бросал тени на лицо и подчёркивал скулы, делая их ещё острее. При этом у него был такой спокойный и усталый взгляд, что захотелось подойти ближе, запустить руку в растрёпанные волосы и прижаться к его груди.

А когда он откинулся назад, читая работу, и чуть раскинул свои мускулистые бёдра, обтянутые тканью брюк, я хотела пищать. А может, опуститься на пол и вскарабкаться на него, расположиться у него на коленях, будто это место было для меня создано.

Да что со мной?!

У меня несколько месяцев не было секса, но это же не причина исходить слюной и хотеть наброситься на первого попавшегося мужчину. Внутренний голос шепчет, что дело совсем не в сексе, а в конкретном мужчине. Лиама-то я трахнуть не хочу. А вот образы того, как профессор Эванс сажает меня на стол, целует и смотрит своими внимательными серыми глазами, возбуждают так, что у меня перехватывает дыхание.

Интересно, что было бы, если бы я сейчас вернулась в его кабинет и попросила его сделать всё то, о чём сейчас подумала?

Из меня вырывается лёгкий смешок. Я тут же его обрываю и отскакиваю от двери, словно через неё он узнает, о чём я думаю.

Ну точно чокнулась.

Эти мысли не отпускают меня даже когда я иду в библиотеку, беру книги и сажусь делать домашку. В отличие от опустевших аудиторий здесь яблоку негде упасть, и мне приходится потратить время, чтобы найти свободное место.

Телефон вибрирует, и я читаю SMS от Мии: «Где ты?» Отвечаю, и спустя пятнадцать минут она плюхается рядом.

— Мне профессор Дэвис сейчас рассказала: через две недели университет организует встречу с издательствами и продюсерами. Говорят, будут агенты из Universal и Warner Bros.

Я приподняла одну бровь, пытаясь сосредоточиться на её словах, но мысли будто сами по себе уводят меня в сторону.

— Земля, приём! — говорит Миа, дёргая меня за кончик локона. — Такую возможность нельзя упускать.

Встряхнув волосами, я задумываюсь над её словами, и мои глаза распахиваются от удивления. Я с силой хватаю подругу за руку.

— Ага. Теперь дошло, — смеётся она.

— Я хочу. Очень хочу. Кого нужно убить, чтобы туда попасть?

Миа открывает пакетик арахиса и закидывает пригоршню себе в рот.

— Ты не так уж далека от истины. Университет каждый год проводит такие встречи, и попасть туда реально тяжело. Профессора рекомендуют лучших своих студентов. Меня профессор Дэвис записала. Спроси Рочестер. Уверена, она тоже тебя внесла в списки.

— Чёрт.

— Что?

Миа протягивает пакетик, но я отказываюсь — аллергия.

— Рочестер сейчас на конференции, и я сомневаюсь, что она позаботилась об этом.

На лицо подруги набегает тень.

— Ты права, у нашей старушки плохая память. Слушай, а кто тебя консультирует вместо неё?

— Эванс.

Я стараюсь произнести его имя как можно небрежнее, но всё равно мой голос слегка дрожит, сердце на мгновение замирает, а внизу живота появляется трепет. Я бросаю быстрый взгляд на Мию, но та, кажется, ничего не замечает и радостно хватает меня за руку.

— Это же супер! Иди к нему и попроси записать тебя.

— Прямо сейчас?!

— Сейчас, Лили. Он ещё в здании.

— А ты откуда знаешь? — сердце сжимает холодный обруч ревности.

— Эванс по средам не покидает университет раньше десяти вечера. В прошлом году, когда мы готовились к конкурсу, я все вечера среды проводила в его кабинете.

Да что ты говоришь! Я проглатываю желание взять Мию за волосы и долбануть лицом об стол.

— Если тебе стремно, хочешь, я пойду с тобой? — спрашивает она, посмотрев на меня.

Не знаю, что за выражение появилось на моём лице, но я рада, что Миа неправильно его истолковала. Я мысленно даю себе пощёчину, и меня накрывает чувство вины.

Ну что я за человек!

— Хорошо, — говорю я и начинаю собирать вещи.

— Ты не вернёшься?

— Лучше позанимаюсь дома, — качаю головой.

На прощание обнимаю подругу, закидываю рюкзак на плечо и вылетаю из библиотеки. Моё внутреннее животное довольно урчит от скорой возможности снова с ним встретиться.

Останавливаю себя от желания зайти в туалет и проверить, как я выгляжу. Мне совершенно не нужно его внимание.

Совершенно.

Я останавливаюсь перед дверью из тёмного дерева, стучу, и хриплый голос говорит:

— Войдите.

Профессор отрывается от бумаг и удивлённо осматривает меня. Раздражённым он не выглядит, но и радостным тоже.

— Что-то забыли, мисс Миллер?

— Да. — Я подхожу к столу, но не сажусь, а остаюсь стоять, заглядывая в его серые, грозовые глаза. — Мне только что сказали, что скоро будет встреча с продюсерами из Universal, и я подумала, может быть, вы порекомендуете меня?

Его лицо после этих слов становится деловым.

— Хоть эта встреча носит неформальный характер и на ней не нужно презентовать свои работы, будет лучше, если у вас уже есть что-то, что вы можете направить агентам или поделиться своими идеями в беседе. Есть что-то подобное? Может быть, написанный сценарий или какие-то наброски?

Чёрт. Из готовых работ у меня только одна, и та, которую не хотелось бы выставлять на всеобщее обозрение. Да куда там. Я не собиралась показывать это вообще никому. Это слишком личное, но, похоже, выбора у меня нет.

— У меня есть одна готовая работа.

— Хорошо, — он поворачивается к компьютеру и морщится от яркого света. — Я внесу вас, но пришлите мне сценарий до встречи, я просмотрю.

Он записывает электронную почту и протягивает мне листок. Я касаюсь его пальцев и чувствую, как это прикосновение вытягивает на поверхность мои глубоко зарытые фантазии и желания. Взгляд Эванса медленно поднимается от наших сомкнутых рук и задерживается на моих губах. Его горло дёргается, а в глазах вспыхивают угольки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Конечно, профессор.

Я прощаюсь и нехотя выпускаю его руку. Не разрешаю себе обернуться и во второй раз за последний час покидаю его кабинет. В коридоре шумно выдыхаю.

Это пытка. Самая настоящая пытка. Всё моё тело так и тянется к нему, и ему плевать на громкий голос моего разума, который кричит: «Стоять! Опасная зона!»

Но по дороге в квартиру я позволяю себе немного помечтать. Какими были бы его руки на моей коже — грубыми или удивительно нежными? Его поцелуй — требовательным или медленным, исследующим? А его…

Я резко втягиваю воздух, кусаю губу. Моё воображение разыгрывается не на шутку. Чёрт, надо прекратить это, пока фантазии не зашли ещё дальше. Но тело, кажется, уже приняло своё решение — между ног тепло и влажно, будто в ответ на мои же предательские мысли.

Но чем ближе подхожу к дому, тем сильнее во мне чувство тревоги, и всё веселье сходит на нет. Мне кажется, спину сверлит чей-то взгляд, а волосы на затылке начинают шевелиться. Я замедляю шаг и нащупываю в кармане куртки ключи, позволяя холодному металлу впиться в ладони. Заворачиваю за угол и подпрыгиваю от громкого смеха. Стук сердца так громко отдаётся в ушах, что я больше ничего не слышу.

Воздух медленно проникает в грудную клетку, когда я понимаю, что это всего лишь компания парней, которые вышли из бара покурить. Глубже натягиваю капюшон и быстрым шагом иду вверх по дороге.

Городской шум смолкает, и я останавливаюсь на тротуаре, не дойдя до своего дома. Жёлтый фонарь уличного освещения подсвечивает моросящий дождь. Я часто дышу, выпуская пар изо рта. На противоположной стороне улицы припаркован чёрный «Мерседес» с наглухо затонированными стёклами. Я мало разбираюсь в марках машин, но она сильно выделяется на фоне остальных, не таких блестящих и новых. Немного расслабляюсь, рассмотрев на номерном знаке надпись штата «Пенсильвания».

Позади слышатся шаги, шаркающие по мокрому асфальту. Я встряхиваю волосами, пытаясь сбросить напряжение. Придумала тоже! Но ещё раз бросаю взгляд на машину, прежде чем открыть дверь. Внезапно мой рот накрывает рука в перчатке. Другая рука обхватывает затылок и с силой прижимает меня к металлической двери. Сзади наваливается твёрдое тело. Я хочу закричать, но широкая рука крепко зажимает рот, и из меня вырывается приглушённое мычание.

Резко откидываю голову назад, попадая нападавшему в грудь, от чего у него сбивается дыхание, и следом со всей силы бью локтем в живот. Он хрипит, скорее от неожиданности, чем от боли, и мне удаётся повернуться и увидеть мужчину на добрые две головы выше меня, одетого в обычную тёмную толстовку и лыжную маску.

В слабом свете от входной двери на меня смотрят блёклые глаза неопределённого цвета, пронизанные красными капиллярами. Он приходит в себя и кидается ко мне, протягивая руки к горлу. Мой крик о помощи тонет в паническом вдохе, но тело приходит в себя быстрее. Рука ныряет в карман и выуживает газовый баллончик. Задержав дыхание, я выпускаю мощную струю газа прямо в прорези лыжной маски.

Ублюдок стонет и падает на колени. Я тупо застываю на месте, а он вскакивает на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, закрыв голову руками, убегает вниз по улице.

Адреналин покидает тело, и на меня накатывает истерика. Я не могу успокоить дыхание, из меня рвутся рваные всхлипы и вздохи. Всё тело трясёт. В мгновение ока влетаю в квартиру, закрываю все замки. Прислоняюсь к двери спиной и без сил падаю на колени, разражаясь рыданиями.

Судорожными пальцами достаю телефон и набираю Мию. Она не отвечает, звучит автоответчик. Меня накрывает ужас, но она тут же перезванивает.

— Хей, как ты? Удалось поговорить с Эвансом? — раздаётся весёлый голос.

Я пытаюсь отдышаться и ответить, но из меня вырываются лишь рыдания.

— Боже, Лили, с тобой всё в порядке?! Почему ты плачешь? — обеспокоенно кричит Миа.

— Меня пытались ограбить или что-то вроде того, — я глотаю слёзы и пытаюсь объяснить. — Какой-то чувак напал на меня возле дома, когда я пыталась попасть в подъезд. Я брызнула ему в лицо перцовым баллончиком, и он убежал.

— Боже… Где ты сейчас? Ты дома?

Судя по звукам, доносящимся из трубки, Миа начинает бежать.

— Да, я закрылась в квартире. Ты можешь приехать? Мне сейчас страшно оставаться одной.

— Уже. Скинь адрес, я скоро буду, — твёрдо говорит Миа.

Я скидываю адрес и на дрожащих коленях поднимаюсь на ноги. Нужно принять душ, от меня смердит перцовым баллончиком, и сейчас, когда шок немного отступил, я чувствую, как горят руки. Видимо, на них тоже попало.

Раздеваюсь догола и закладываю все вещи в стирку. Я рассматриваю своё опухшее от слёз и перекошенное от страха лицо. На скуле виднеется сильная краснота, которая скоро превратится в синяк.

— Ублюдок! — я, рыча, с силой ударяю кулаком по краю раковины. — Какого чёрта? Почему я? Ненавижу свою чёртову жизнь!

Я включаю горячий душ и сижу под ним до тех пор, пока не раздаётся звук домофона, а следом звонок от Мии.

Спустя пятнадцать минут я сижу в гостиной с чашкой горячего чая в руках. Миа не отрывает от меня обеспокоенный взгляд и то и дело начинает гладить меня по спине. Лиам с явным раздражением мерит шагами комнату.

— Я так рада, что с тобой всё в порядке, — сиплым голосом говорит Миа. — Ну, почти.

Она разглядывает синяк на скуле и приносит лёд. Я морщусь от холодного компресса, но благодарю подругу.

— Расскажи, что случилось, — требует Лиам, садясь рядом.

Он в ярости, если не в бешенстве. На его скулах играют желваки, и он то и дело сжимает кулаки, словно готовится дать в морду воображаемому обидчику.

Я рассказываю в подробностях, что произошло, и в конце Лиам шумно выпускает воздух, словно сдувшийся шарик.

— Нужно заявить в полицию, — убеждённо говорит Миа.

— Слабо верится, что его смогут найти. Ты говоришь, что видела только его глаза? — спрашивает Лиам, и после моего кивка продолжает: — Сколько таких наркоманов по городу. Тебе бы переехать в район получше, где в доме хотя бы есть камеры видеонаблюдения.

Я соглашаюсь — не представляю, как мне теперь возвращаться одной после всего, что произошло.

— Можешь пожить у нас с девочками, пока ищешь квартиру. У нас хоть мало места, но всё же лучше, чем одной.

— Ты серьёзно? — на моих глазах снова выступают слёзы.

Кидаюсь к подруге на шею, и та крепко меня обнимает в ответ.

— Конечно. Это меньшее, чем я могу сделать, чтобы помочь тебе сейчас.

— Спасибо, и спасибо, что приехали. Не знаю, как бы я провела эту ночь одна.

— Перестань, — отмахивается Лиам, а Миа согласно кивает.

Мы заказываем пиццу. Чтобы отвлечься, друзья включают глупые комедии нулевых. Лиам обнимает меня за плечи. Я устраиваюсь возле его бока и медленно уплываю в сон, успокоенная его теплом и их лёгким смехом.

Глава 7. Лили

— У тебя на удивление мало вещей, — говорит Лиам, занося последнюю коробку в квартиру Мии.

Он ставит её на пол рядом с остальными и с усталым видом падает на диван. Мы проснулись несколько часов назад и сразу начали собирать вещи. Я не хотела ещё хоть сколько-то времени проводить в этом доме, и друзья меня поддержали.

— При переезде я брала всё самое необходимое, а в той квартире прожила недолго.

Я сажусь на диван рядом с ним и вытираю испарину со лба. Хотя вещей у меня и правда немного, но я всё равно вымотана от переезда. Тем более что в прежнем здании не было лифта, и пришлось несколько раз подниматься по лестнице.

Миа протягивает нам газировку и открывает первую коробку. Выуживает чёрно-белое фото мамы в простой белой рамке — одна из немногих личных вещей, что я не продала и привезла с собой из Юджина.

— Твоя мама? — спрашивает она, садясь рядом на край дивана.

Я киваю, делаю глоток и чувствую внимательный взгляд Лиама, который напрягается всем телом после этого вопроса.

— Ты очень на неё похожа, — тихо и мягко говорит Миа, обнимая меня за плечи. — Хочешь, поставим это фото здесь?

Она ставит фотографию на полку в центре комнаты рядом с другими фотографиями её и девочек.

Я шумно выдыхаю и потягиваюсь всем телом. В носу начинает щипать, а я не хочу второй день подряд проливать слёзы. После вчерашнего вечера их и так было достаточно. Моё лицо опухло, скула ноет, и на ней расцвёл ярко-красный синяк, закрывающий добрую половину лица.

— Спасибо, что помогли с переездом, но не нужно было ради этого пропускать лекцию, — осуждаю я Лиама.

— Не то чтобы я сильно хотел на ней быть, — отмахивается он. — Профессор фанатеет от нашей баскетбольной команды. Всё, что мне нужно, это не накосячить на следующей игре.

Мы ещё немного сидим и болтаем. Миа первой убегает на занятия. Лиам не торопится и предлагает разобрать вещи.

— Оставь, я сама, — чуть ли не силой забираю у него из рук коробку. — Тебе нужно отдохнуть. Хоть побили меня, но ты выглядишь не лучше.

Это правда. Не знаю, сколько ему удалось поспать прошлой ночью, но выглядит он помятым. Под глазами залегли тени, а загорелая и сияющая кожа сейчас выглядит серой.

— Я в порядке.

— Лиам.

— М?

— Я хочу побыть одна, — говорю прямо, когда он не понимает намёков.

— Прости, — смеётся он и почесывает свои слегка вьющиеся волосы. — Напиши мне, если тебе что-то понадобится.

Закрываю за ним дверь, и комната погружается в оглушительную тишину. Соседок Мии тоже нет, так что я остаюсь одна. И впервые с прошлого вечера могу спокойно подумать о том, что произошло. Я сажусь на диван и вспоминаю его до мельчайших деталей.

Это не мог быть Итан, нет. Его ледяной, изливающий безумием и злостью взгляд я бы узнала сразу. Да и нападавший был ниже ростом. Это просто совпадение, успокаиваю я себя. Он не знает, где я, и никогда не сможет меня найти.

Дерьмо. На моём лице написано: «Я — жертва»? Будто я магнит, притягивающий к себе придурков. Можно уехать на другой конец страны, но всё равно быть избитой.

Я морщусь, ощупывая лицо. Что ж, бывало и хуже. Удар был несильный, кости целы, а синяки пройдут.

Это не сравнится с болью от треснувших рёбер, когда Итан решил, что я флиртовала с его другом.

— Ты же будешь хорошей девочкой? Я бы не делал этого, но ты ведёшь себя неправильно. Зачем ты так поступаешь? Ты же знаешь, что за этим последует, правильно? — он с силой сжимает мой подбородок и рычит эти слова мне в лицо. — Но нет. Ты провоцируешь меня. Потому что тебе это нравится. Нравится выводить меня из себя. Нравится делать из меня монстра, хотя я не такой. Я хочу только лучшего для тебя. Хочу быть добрым с тобой.

Из моих лёгких вырывается хриплый стон боли. Я плачу и молю поверить моим словам:

— Прости, — я прошептала, хотя знала, что это бесполезно. Слёзы текли по лицу, но я даже не пыталась их вытереть — руки дрожали слишком сильно.

Его глаза темнеют и наливаются кровью. Черты лица давно потеряли человечность и мягкость. Вместо этого они искривлены безумством.

Он резко хватает меня за лодыжку и рывком притягивает к себе. Я кричу от боли, пронзающей грудь, из глаз сыплются искры. Я задыхаюсь, и кажется, что потеряю сознание. Это слишком. Слишком много боли. Как я устала. Я молю, чтобы это закончилось. Неважно, каким образом. Но если Бог и существует, то он остаётся глухим к этим молитвам.

— Кажется, я должен преподать тебе ещё один урок, милая.

Я не вижу его, всё расплывается, но слышу эти слова над ухом. Он берёт меня за волосы, вырывая при этом несколько прядей, и следующий удар приходится по лицу. Наконец-то мир погружается в блаженную темноту.

Я трясу головой, пытаясь прогнать яркие картины прошлого. Именно после этого случая я всерьёз испугалась за свою жизнь и решила сбежать. Придя в себя, понимаю, что по моему лицу катятся слёзы, а под ногами валяются осколки разбившегося стакана.

— Забудь ты про него! Тебе удалось сбежать, и ты его больше никогда не увидишь.

Я специально произношу эти слова вслух, словно так они приобретают большую силу. Словно так я прогоняю демонов прочь и показываю им, что не боюсь.

На распаковку всех вещей уходит всего час. Я разложила одежду в отведённом шкафчике в комнате Мии и перед университетом решаю принять душ, чтобы привести себя в порядок.

Пока сохнут волосы, я отправляю Эвансу свою работу и делаю макияж. В моей косметичке всё ещё валяется плотный консилер, который перекрывает даже татуировки. Я с ненавистью смотрю на злосчастный тюбик — не думала, что когда-нибудь ещё им воспользуюсь.

Недовольно хмыкаю, глядя в зеркало. Сильно лучше не стало: одна половина лица всё ещё опухшая, но хотя бы синяков не видно. Оставляю волосы распущенными, чтобы они закрывали лицо, и натягиваю капюшон.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В этот день у меня одно занятие, и мне удаётся не привлекать к себе лишнего внимания, спрятавшись за спинами других учеников на последнем ряду. Но когда я иду на смену в книжный, Оливия, увидев меня, роняет ножницы.

— Лили! Что с тобой произошло?!

Она бросается ко мне и осматривает меня, бережно держа за здоровую щёку.

Чёрт. Нужно было проверить, как я выгляжу, чтобы не пугать эту добрую женщину. Оливия провожает меня за прилавок и усаживает на стул.

Я быстро рассказываю, что произошло, преуменьшая пережитый страх, но она всё равно переживает.

— Почему ты не позвонила? Эмма бы вышла за тебя. Иди домой, — она тянет меня за руку. — Тебе нужно отдохнуть и прийти в себя.

— Если позволите, Оливия, я бы поработала. Я себя хорошо чувствую, а работа лучше всего отвлекает от других мыслей.

Оливия с сомнением смотрит на меня, но всё-таки соглашается.

— Тебя кто-то может встретить? Не хочу, чтобы ты возвращалась одна.

— Оливия, — я обнимаю её за плечи, и мой голос звучит твёрдо, — со мной всё будет в порядке.

И прежде чем она успеет ещё что-то сказать или передумать, быстро поднимаюсь на второй этаж.

Смена проходит быстро: в кофейне полно студентов, которым нужна вечерняя доза кофеина. Физический труд и общение с посетителями не дают мне погрузиться в свои мысли, и после закрытия я покидаю магазин уставшей, но на удивление с отдохнувшей головой.

Квартира Мии находится дальше от книжного, и мне приходится идти на остановку, чтобы сесть на автобус. На телефон приходит уведомление. Лиам. Просит написать, когда я буду дома. Рот растягивает улыбка. Приятно, когда есть человек, который беспокоится и переживает за тебя.

Следующим утром вместе с Мией еду на занятия. Она водит симпатичный белый «Жук», и всю дорогу мы подпеваем под сладкий голос Mila J трек “Kickin' Back”, так что в университет приезжаем в приподнятом настроении.

Моё лицо выглядит лучше: отёк спал, а плотный макияж перекрывает синяки. Люди даже не шарахаются от меня.

Когда я подхожу к аудитории, где будет проходить семинар у Эванса, в моей груди неприятно свербит. Я распускаю волосы, чтобы они закрывали лицо, и занимаю последний ряд подальше от профессорского стола. Мия, зайдя в аудиторию, не сразу находит меня, но, пошарив глазами по кабинету, садится рядом.

— Есть что-нибудь? — продолжает она наш утренний разговор. Весь вечер я искала варианты квартир, и тех, что находятся в приличном районе, есть какая-никакая система безопасности и не стоят как крыло от самолёта, — мало. Куда там. Их нет.

Похоже, мне нужно смириться с тем, что придётся залезть в деньги от продажи дома и найти ещё одну подработку. А часов в сутках не прибавилось. Ощущение, будто я тону в этих проблемах, и с каждым днём болото безнадежности затягивает всё больше и больше. Я устала и просто хочу хотя бы пару дней пожить немного для себя: прогуляться по городу, почитать книгу за чашкой кофе. Я уже третий месяц в Филадельфии, но видела только дорогу от университета до работы. Эти мысли так расстраивают меня, что я чувствую, как на глазах выступают слёзы. Нервы стали ни к чёрту.

— Как тебе эти? — я открываю ноутбук и показываю подруге варианты, которые добавила на всякий случай, если не найдётся чего-то дешевле.

— Симпатичная кухня.

Согласно бормочу. Не то чтобы для меня это было важно — готовка никогда не была моим любимым делом.

Разговоры смолкают, как только Эванс входит в кабинет. Поёрзав на стуле, я двигаюсь за спину Бена, чтобы меня не было видно с профессорского места. Не хочется, чтобы он видел меня в таком состоянии.

Сегодня профессор явно в приподнятом настроении: на обычно бледном и хмуром лице играет румянец, будто он вернулся с пробежки, на лице то и дело пробегает улыбка. От этого вида мне становится лучше, и хочется улыбаться в ответ. Он раскладывает вещи и поднимает взгляд на аудиторию. Его глаза быстро пробегают по залу и немного дольше задерживаются на том месте, где обычно сидим мы с Мией. Слегка хмурится, и уголки его губ опускаются. Расстроен, что не увидел меня? Ха-ха. Да-да.

Профессор начинает занятие, я внимательно слушаю, и ненужные мысли отходят на второй план. Группа веселится и ведёт активное обсуждение. Мне есть что сказать, но сегодня я молчу. Мия тоже витает в своих мыслях, и я вижу, что она часто отвлекается на телефон, где идёт активная переписка в чате её группы. У них скоро концерт, и с площадкой, где они должны были выступать, возникли проблемы.

Мы смеёмся от нелепого высказывания одногруппника, и в это же время Бен впереди меня отодвигается вбок, открывая меня. Взгляд профессора моментально находит мой, и с его лица слетает усмешка. Глаза темнеют, и он выглядит всерьёз разозлённым.

Я судорожно втягиваю воздух и отворачиваюсь к окну, скрывая половину лица.

Блядь.

Эванс прочищает горло и возвращается к обсуждению, но атмосфера в аудитории уже не такая лёгкая. Студенты замечают перемену в его настроении, и по кабинету прокатывается непонимающий шёпот. Речь профессора становится резкой и обрывистой, а его английский акцент звучит сильнее.

Мия поднимает голову от телефона и тихо шепчет:

— Что с ним? У него как будто живот скрутило.

— Не знаю… — глухо отвечаю я.

Кровь бьёт в ушах, я не слышу, что говорит Эванс. Отчего-то мне хочется сползти под стол или выйти в окно, чтобы не видеть этого взгляда, который сейчас мечет молнии.

Впервые на его лекции я не свожу глаз с часов, приказывая стрелкам двигаться быстрее, чтобы покинуть кабинет.

Наконец-то он заканчивает, бросив Мие короткое «увидимся», я пулей вылетаю из аудитории.

Благодаря моему побегу первой прихожу на следующую лекцию и наблюдаю, как аудитория постепенно заполняется людьми.

После занятий иду в библиотеку и до позднего вечера корплю над заданием Эванса, которое немного остудило мой интерес к нему. Рыча от злости, я несколько раз переписываю введение, стараясь соответствовать требовательному взгляду профессора. Закончив, перечитываю получившееся. По телу пробегает дрожь, и кончики пальцев колет от волнения. Я могу дать трезвую оценку своему тексту, и это весьма неплохо.

Закинув вещи в рюкзак, иду к выходу. Мои шаги гулко разносятся по пустым коридорам университета. Размышляю, чем бы заняться сегодня вечером? Мия будет на репетиции, а с её соседками я ещё не так хорошо общаюсь и не хотелось бы их обременять. Может, написать Лиаму?

Я не успеваю достать телефон, как вдруг чья-то рука крепко хватает меня за запястье и разворачивает. Из меня вырывается приглушённый крик, который смолкает, как только я вижу, кто это.

— Извини, не хотел пугать, — Эванс отпускает мою руку и делает шаг назад.

Он с опаской смотрит на меня и хмурится, замечая, как я судорожно сжимаю кулаки. Прикусывает внутреннюю сторону щеки, будто борется с тем, чтобы не сказать лишнего.

— Что случилось? — он указывает острым подбородком на моё лицо, а его голос звучит грубее обычного.

— Неудавшееся ограбление.

— Нужно было готовиться лучше, — его губы подрагивают в лёгкой улыбке, но он тут же снова становится сосредоточенным. — А если серьёзно?

— Я возвращалась домой, и на меня напали… — я пожимаю плечами, словно хочу сказать «да ничего страшного, с кем не бывает». — Но всё обошлось.

— Это ты называешь «обошлось»? — Эванс вздыхает и раздражённо засовывает руки в карманы брюк.

Эй, он что, сейчас закатил глаза?

— Куда сейчас, домой? — и после моего кивка продолжает: — Подожди здесь.

— Профессор?..

— Жди здесь, — отрезает он и широким шагом идёт в направлении своего кабинета.

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу и оглядываю пустой коридор, ища того, кто мне объяснит, что сейчас происходит. Ждать долго не приходится, и спустя несколько минут профессор возвращается, одетый в пальто, неся в руках портфель.

— Идём, — говорит он, но это больше похоже на приказ.

Я хочу возразить или сказать, что не стоит обо мне беспокоиться, но слова застревают в горле, когда широкая тёплая ладонь профессора ложится между лопаток, подталкивая к выходу.

Ого.

На улице морозно и влажно. Эванс ведёт меня к парковке, подстраиваясь под мой медленный шаг. Он такой большой, от него вибрациями исходит тепло, что я неосознанно тянусь к нему ближе.

Он подводит меня к низкому спортивному автомобилю тёмно-серого цвета и открывает пассажирскую дверь. Пока он обходит машину, я делаю глубокий вдох, и мой рот наполняется слюной — внутри запах, как у него. Лёгкие ноты древесного парфюма и кожаных сидений смешиваются с запахом табака и сладостью вишни.

С неожиданной для его роста грацией он садится за руль. Повернувшись, бросает сумку на заднее сиденье, и в этот момент его скула и шея оказываются так близко к моему лицу, что я вновь ощущаю аромат его парфюма. Я задерживаю дыхание — тело охватывает дрожь. Боже, как же я сейчас выгляжу — наверняка, как задыхающаяся, покрасневшая свинья! Чувствую себя неуместной здесь, словно инородный объект, который нужно скорее убрать. В своей ушатанной толстовке и потёртых джинсах я кажусь потасканной на фоне исходящей от него уверенности.

Эти мысли угнетают, и я двигаюсь ближе к окну, стараясь занять как можно меньше пространства. Он просит назвать адрес, и машина, издавая низкий рокот, срывается с места.

Глава 8. Джеймс

Нужно как-то отвлечь её, иначе она превратится в статую. Я буквально чувствую, как от Лили волнами исходит напряжение. Она ёрзает на сиденье, старательно смотря в окно, а огни ночного города мягко освещают её бледное лицо. С самого начала мне виделось, что её нужно оберегать — она выглядит такой хрупкой и беззащитной. И, как оказалось, мои чувства не подвели. Какой ублюдок осмелился поднять на неё руку? Она же выглядит как беззащитный котёнок.

Я выдыхаю через нос и сжимаю руки на руле так сильно, что костяшки пальцев белеют. Всё это очень плохо. Мысли в голове накаляются, пробуждая во мне инстинкты пещерного человека: сначала взять её в охапку и укрыть у себя дома, охранять как сторожевой пёс, а потом найти этого мудака и отомстить, чтобы он понял, каково это иметь дело с теми, кто может дать отпор.

Я чувствую её взгляд и скорее ощущаю, чем слышу, как она задерживает дыхание. Чёрт. Наверное, я пугаю её.

— Я прочитал твою работу, — вспоминаю безопасную тему. Надеюсь, это отвлечёт нас обоих, и кровавая пелена гнева рассеется.

— Так быстро? — удивляется она. — И как вам?

— Неожиданно, — это первое, что приходит мне в голову. — Эротический триллер — сложный жанр. — Меня также удивило, что ты выбрала его, но об этом я не говорю вслух. — Ты хорошо с ним справилась. Есть что доработать, например, постельные сцены.

— Что, это было слишком откровенно?

Она краснеет от похвалы, придвигается ближе и буквально впивается в меня глазами, стараясь не пропустить ни слова. В её глазах горит неподдельный интерес, и сейчас она выглядит так красиво, что у меня щемит сердце.

— Наоборот, нужно раскрутить на максимум. Показать в этих сценах, как власть от мужского персонажа переходит к женскому, — мысленно стону, вспоминая некоторые из сцен. Чёрт, это было действительно горячо. Зря я затронул эту тему. Как теперь бороться со стояком? Осознание того, что это были её мысли и в какой-то степени её желания, возбуждает ещё больше. Мне приходится прочистить горло, чтобы сказать: — Меня удивила концовка. Не думал, что Ирен решится на убийство.

— Почему? — она хмурится, переводя взгляд на свои пальцы, теребя замок от рюкзака. Это ощущается, будто солнце отвернулось от меня и больше не согревает своими лучами. Посмотри на меня!

— Я ставил на побег. — Она резко вскидывает голову, глядя на дорогу, и бледнеет. Эта реакция сбивает с толку, но я продолжаю: — Поэтому нужно прописать трансформацию героя: как она из безвольной героини превратилась в человека, способного на хладнокровное убийство. Что стало точкой невозврата?

Она погружается в глубокие размышления, долго молчит, глядя вдаль на дорогу. Мне начинает казаться, что вопрос останется без ответа, когда она наконец произносит:

— Вы имеете в виду, что Ирен нужно дать сильный толчок?

— Да. Должно произойти нечто серьёзное и из ряда вон, чтобы подтолкнуть её к этому. Она должна по-настоящему испугаться за свою жизнь.

В моей голове сразу всплывают сцены из её сценария, полные ужасных подробностей о побоях женского персонажа. Она без сомнения проделала большую работу, собирая эту информацию. От некоторых сцен мне становилось жутко. У девчонки настоящий талант.

— А почему ты оставила главного персонажа без имени? — это ещё одна загадка, терзающая меня с того вечера, как я прочитал сценарий.

— Не знаю… — отвечает она глухо. — Не могла решиться наделить его именем, словно от этого он станет реальным.

Этот ответ так неожидан, что я несколько минут тупо смотрю вперёд, не замечая дороги, чуть не пропуская нужный поворот. Но после этих слов начинаю понимать её мысли, и это не может не радовать.

— Назови его Чип.

— Чип? — она поворачивает ко мне голову, и её волосы рассыпаются по кожаному сиденью, я вновь утопаю в шоколаде её глаз.

— Да, Чип. Пусть ужасный человек носит имя маленького бурундука.

— Тогда ни у кого не возникнет вопросов, почему он стал таким, — её глаза блестят от смеха.

— Точно.

Я паркуюсь возле нужного дома, и атмосфера лёгкости начинает растворяться, мне не хочется прощаться. Я помогаю ей выйти и провожаю до дверей. Она глубоко вдыхает, поднимает глаза к тучному вечернему небу и хмурится.

— И тебя хотели ограбить здесь? — недоверчиво осматриваю ярко освещённую парковку. Прозрачные двери ведут в вестибюль, через которые хорошо видно как улицу, так и консьержа за столом. Не удивлюсь, если у каждого входа стоят камеры наблюдения.

— Нет. Я переехала к Мии после этого. Мой прежний дом был... не таким новым, — она слегка подёргивает плечом, словно ей неудобно говорить об этом.

— Разумно.

— Да, но мне всё равно нужно найти новое жильё. Не хочется стеснять девочек.

Она останавливается возле дверей, опуская взгляд и пряча лицо. Я прикидываю варианты: в доме, где живёт Ава, насколько я знаю, освободилась одна из квартир.

— Дай свой телефон, — говорю я, быстро набирая себе и сохраняя её номер. Дождавшись, пока он отобразится, возвращаю ей устройство. — У меня может быть неплохой вариант. Хороший, современный дом. Я пришлю тебе контакты арендодателя, если квартира ещё свободна.

— Спасибо, — она держит телефон, будто это бомба замедленного действия, но благодарность звучит тепло и искренне. Хотя я мельком замечаю на её лице выражение сдерживаемого скептицизма.

Она прощается, я придерживаю дверь, наблюдая, как она вызывает лифт, и одновременно набираю нужный номер.

— Джерри, та квартира на Спрус-стрит ещё не занята?

— Завтра пара записана на просмотр.

— Отлично. Сдашь её мисс Миллер, она с тобой сегодня свяжется.

Слышу, как старик устало выдыхает в трубку, но согласно бормочет и записывает контакты.

— Сдашь её за полцены.

На том конце трубки воцаряется тишина.

— Ты шутишь? — шипит он. — У нас и так одни из самых низких цен на недвижимость. Это убытки!

— Этот дом построен на мои деньги. Если я говорю за полцены, значит, так и будет. Продолжишь спорить — она будет жить бесплатно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ладно, — соглашается он и вешает трубку.

Джерри нагнетает. Я мог бы позволить ей жить бесплатно, но она в жизни не согласится. Она явно не любительница быть кому-то обязанной или эксплуатировать людей. Её наверняка и так смутит низкая цена, но это я смогу уладить.

Я возвращаюсь к машине, отправляю Лили контакты и закуриваю сигарету. Хм, приятно называть её по имени даже в своих мыслях. Это имя идеально ей подходит: нежная, милая и хрупкая.

Вдруг приходит сообщение.

Лили: Профессор, какой пример вы подаёте своим студентам?

Я вскидываю голову, но среди множества светящихся окон не могу найти её.

Джеймс: Вне стен университета не стоит на меня равняться. Ничему хорошему я не научу.

Лили: Я бы хотела, чтобы вы научили меня плохому.

Дым застревает в горле, а в голове каруселью проносятся дикие образы с её участием. Руки дрожат, кровь приливает вниз, как у озабоченного подростка. Не успеваю ответить, как приходит следующее сообщение:

Лили: Я только сейчас поняла, как двусмысленно это прозвучало… Извините, я не имела в виду ничего такого. Пожалуй, пойду закопаюсь в одеяло от стыда. Спасибо за контакты и снова извините.

Джеймс: Спокойной ночи, Лили.

Утром в субботу я еду к Аве. Ей однозначно стало лучше, это видно по её свежему лицу и тому, как она резво передвигается по квартире. Как только я вхожу, она начинает метаться: заваривает чай и гордо ставит на стол финиковый пудинг.

— Нет, не может быть! — Я смотрю на сестру с недоверием. Она всегда любила печь, но когда ей поставили диагноз "синдром Гийена-Барре", готовка отошла на второй план. У неё просто не было сил стоять у плиты. — Ты — лучшая сестра на свете!

— Считай это моей благодарностью за все месяцы, что ты возился со мной. Я знаю, какая я бываю невыносимая, когда болею. Меньшее, что я могу сделать — это приготовить твой любимый пудинг. — Она наклоняется, крепко обнимает меня и целует в щёку. В её голосе слышатся слёзы, а у меня в горле застревает ком размером с теннисный мяч.

Она отпускает меня, садится напротив и вытирает уголок глаза.

— Скажи что-то ублюдское, чтобы этот момент не был таким трогательным.

— У тебя козявка в носу.

Ава закатывает глаза, но с неё вырывается лёгкий смешок.

— Сколько тебе лет, пять?

— Нет, десять, — я откусываю большой кусок пудинга. — Ммм… Боже, как же это вкусно!

Ава хмыкает, и нас окутывает уютное молчание, которое прерывается только звоном посуды. Съев половину пудинга, я с полным животом откидываюсь назад.

— Прогуляемся по городу? Погода сегодня просто шикарная! — говорит сестра, подходя к окну и подставляя лицо под осенние лучи.

— Ты как, всё в порядке?

— Лучше не бывает, — она широко улыбается. — Если начну уставать, сразу вернёмся.

Ава быстро одевается, и мы спускаемся вниз. В холле стоит несколько коробок, и моё сердце сжимается ещё до того, как я вижу её. Как будто я приёмник, настроенный только на её волну, и если она рядом, то тело безошибочно обнаружит её.

В дверях появляется Лили, держа в руках коробку в половину своего роста. Я делаю шаг к ней и забираю коробку из её рук. Она испуганно вскидывает голову, но когда видит меня, её шоколадные глаза щурятся в улыбке.

— Добрый день, профессор.

— Переезжаешь?

— Да, не стала откладывать, квартира чудесная. Спасибо за рекомендацию.

— О, профессор Эванс, вы живёте здесь? — раздаётся голос мисс Уолш.

Я быстро смотрю на Лили, которая кажется смущённой. Видимо, она не рассказала подруге, откуда узнала о квартире.

— Нет, я здесь в гостях.

— Всё, это последняя коробка, — громкий голос парня разносится по холлу, отделанному мрамором.

Он подходит ближе, и вся эта компания становится странной. У него довольная улыбка, и он выглядит как щенок, ждущий мяч. На нём куртка "Ястребов". Ясно, один из баскетболистов. Надеюсь, что это друг Мии. Очень надеюсь, что парень.

Сзади раздаётся тихое покашливание Авы.

— Извините, — говорю, обнимая Аву за плечи и выдвигая вперёд себя. — Это моя…

— Ой! Я тебя знаю! — перебивает Ава. — Ты же солистка группы "Вольница"? — она протягивает руку Мие. — Я обожаю ваши песни!

Миа смеётся, и они начинают обсуждать последний альбом. Я не отрываю глаз от Лили, которая с интересом рассматривает Аву, опуская голову и выглядя растерянной и подавленной. Эта реакция ставит меня в тупик. Я прерываю Аву — знаю, если её не остановить, мы можем застрять здесь на весь день. Предлагаю отнести коробки, но Лили отказывается, и я не хочу настаивать.

— Ты странный, — бросает Ава, когда мы выходим из здания. Ветер подбрасывает к нашим ногам сухие листья, которые приятно хрустят с каждым шагом. Воздух сухой, немного морозный и чуть пахнет дымом.

Я вопросительно смотрю на неё, и она продолжает:

— Ты как-то странно себя вел. Ты всегда такой со своими студентами?

— Смотря что ты имеешь в виду.

— Не знаю… какой-то мягкий, как плавленый сырок. Обычно ты ведёшь себя как претенциозный идиот. Хочется тебя ударить.

— Какая ты добрая, — хмыкаю я. — Нет… не знаю. Кажется, обычно я действительно выгляжу как идиот.

— Хм. А у той девушки всё в порядке? У неё сильно разбито лицо.

— Её хотели ограбить.

— Бедная, — качает головой Ава. — Хорошо, что она переехала. Я сделаю ей печенье. Узнаешь, какую квартиру она сняла?

Я киваю, завидуя, что Ава может вот так легко общаться и проводить время с ней. Открываю рот, чтобы сказать сестре, что Лили меня заинтересовала, но тут же закрываю.

Пока сам не знаю, что делать, и не хочу впутывать в этот клубок противоречивых чувств ещё кого-то. Хотя сестра была бы в восторге послушать. Она обожает драмы.

Мы долго блуждаем по парку. Ава в подробностях рассказывает мне о последнем прочитанном романе про хоккеиста, а я пытаюсь сдержать смех, но получается плохо. Сестра бьёт меня шариком-гусеницей, который выпросила на входе, и начинает гоняться за мной. Впервые за долгое время я смеюсь так, что живот начинает болеть, и эта надоевшая удавка беспокойства за здоровье сестры наконец ослабляет хватку.

Глава 9. Лили

— Она милая, — говорит Миа вслед удаляющейся паре.

Моё горло горит. Чувство отвращения к себе вспыхивает, как спичка. Хочется вскрыть собственное лицо — настолько ужасно ощущаю себя в своём теле. Хотя с утра была в отличном настроении. Синяки наконец начали сходить, лицо не ныло, а новая квартира привела в восторг. Даже Миа с открытым ртом бродила по комнатам. А теперь я чувствую себя полной дурой, обманутой в своих иллюзиях. Как будто его помощь была чем-то большим, чем просто вежливость. Но при виде Авы всё хорошее настроение разбилось вдребезги. А то, с каким теплом он смотрел на неё...

— У вашего профессора хороший вкус, — хмыкает Лиам.

— Ты думаешь, это его девушка? — выдавливаю из себя, делая вид, что мне всё равно.

— О, думаю, да, — смеётся Миа, не замечая, как скривилось моё лицо от этих слов. — А они хорошо смотрятся вместе. И тоже англичанка.

Лиам согласно бормочет и вызывает лифт. Я иду за друзьями, стараясь выкинуть мысли об Эвансе из головы.

Друзья помогают мне занести вещи. Пообещав расплатиться с ними пиццей на следующих выходных, я убегаю на смену в книжный. А воскресенье провожу за распаковкой вещей. Новая квартира находится на солнечной стороне, и каждое утро меня будят лучи солнца, сразу поднимая настроение и отгоняя мрачные мысли. Дом классный: есть бассейн, тренажёрный зал и зона для коворкинга. На крыше — маленькая терраса с красными клёнами в огромных кадках. Всё ещё удивляюсь, почему аренда такая дешёвая, но после прочтения договора не нашла никаких подводных камней.

Мы отпраздновали Хэллоуин. Миа нарядилась Плющом из вселенной DC, а Лиам был самим Бэтменом. Мне достался костюм Женщины-кошки.

Из-за вечеринок и праздников я не успела внести правки в свой сценарий. Поэтому за день до встречи с продюсерами пришлось засесть в библиотеке на целый вечер.

Перечитываю последний переписанный абзац, стараюсь не краснеть и медленно выдыхаю воздух. Профессор хотел более откровенную историю? Что ж, получите. Но это действительно хорошо. Я кожей чувствую это предвкушение от того, насколько это годное дерьмо теперь. Из меня вырывается лёгкий смешок, и я, потягиваясь, откидываюсь на спинку стула.

— Смотрю, дело продвигается, — раздаётся голос над ухом.

Смех застревает в горле, и я прячу руки под столом, чтобы он не заметил, как у меня задрожали пальцы.

Профессор выдвигает соседний стул и садится рядом. Чувствую, как предательски краснеют щёки, и моё тело тает от тепла, исходящего от его массивной фигуры.

Слишком близко...

— Покажешь, что у тебя получилось?

Я без слов поворачиваю ноутбук к нему и из-под опущенных ресниц подглядываю за его реакцией.

Он тут же становится сосредоточенным: брови сходятся на переносице. Когда он доходит до самой откровенной сцены, его брови взлетают вверх, он приоткрывает рот и длинным пальцем потирает подбородок, словно говоря: "Ну и ну!"

— Что скажете?

— Лучше, — выдаёт он с хрипотцой, от которой у меня дёргается низ живота. Прочищает горло и качает головой. — Ты сделала больше и лучше, чем я ожидал.

Он поворачивается ко мне и не сводит своих серых глаз, которые сейчас похожи на расплавленное серебро.

Здесь всегда было так жарко?

Следующие слова он произносит, не отрывая взгляда от меня, подчёркивая каждое слово:

— Ты очень талантлива. У тебя есть все шансы стать классным сценаристом. Не воспринимай это как запасной вариант — сделай своим приоритетом.

От этих слов я краснею больше, чем от того, что он так близко. Только подумать, стоит слегка протянуть руку — и я коснусь его бледной щеки. Его колено касается моего. Мой взгляд задерживается на кусочке голой кожи, виднеющейся под расстёгнутой рубашкой. Я смотрю на его руки, и его ладонь на столе сжимается в кулак, отчего вены на предплечьях становятся заметнее.

В переполненной библиотеке становится тихо, и я слышу наше частое дыхание. Я облизываю пересохшие губы, и его взгляд мгновенно устремляется к ним. Невольно наклоняюсь ближе, вдыхаю аромат его парфюма и кожи, который сводит с ума. Вдруг он с силой зажмуривает глаза и отворачивается, смотря вперёд.

— Жду от вас окончательный вариант, — резко бросает он, не глядя на меня, и уходит.

Его шаги быстрые и резкие, словно его подгоняют демоны. Он раздражённо запускает руку в волосы, а я тупо смотрю ему в спину, пока моё тело постепенно оттаивает. Как только осознание доходит до рациональной части мозга, я ругаюсь и прячу голову в руках.

Чёрт побери! Что это было?! Я хотела поцеловать профессора в библиотеке, полной студентов и преподавателей.

О чём я только думала?

Надо сматываться отсюда и поскорее забыть о том, что чуть не произошло.

Я встаю и отряхиваю юбку, которую надела с утра. После того как неделю ходила с синяком на лице, и сейчас, когда они полностью сошли, мне хотелось чувствовать себя красивой и уверенной. Поэтому я выбрала чёрное мини и мягкий пушистый свитер. Невидимыми доспехами уверенности стали чулки и кружевное бельё.

Нужно только отнести книги на место. Среди стеллажей тихо и спокойно, так что моё сердце и разыгравшееся воображение наконец успокаиваются.

— Пожалуй, я не сказал всего, чего хотел.

Я чуть не падаю на стеллаж от неожиданности. Оборачиваюсь. Эванс стоит в трёх шагах от меня. В его глазах — та же буря, что и в моей груди.

— О чём вы? — Сердце подпрыгнуло где-то в горле.

Он подходит так близко, что носки его туфель касаются моих конверсов. Мягко забирает книги из рук и кладёт их на полку.

— Я уже двадцать минут пытаюсь убедить себя, что не хочу тебя поцеловать.

— Сработало? — вырывается у меня прежде, чем мозг успел включиться.

— Нет, — он поднимает на меня страдальческий взгляд. Его пальцы касаются кожи щеки — сначала осторожно, как будто проверяя, реальна ли я. Потом сильнее, впиваясь в волосы у затылка. — А теперь скажи мне остановиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сердце колотится как бешеное, заглушая все звуки вокруг. Чувствую, как пересыхает во рту, и сама подаюсь вперёд и несмело ловлю его нижнюю губу.

Его тихий вдох щекочет лицо. Рука опускается на талию, притягивая к своей груди. Воздух не успевает проникнуть в лёгкие, когда твёрдые горячие губы запечатывают мой рот. Я чувствую вкус вишни и приглушённый запах табака. Поцелуй поначалу неуверенный и мягкий, словно он пробует воду. Но мою голову и тело уже затопил жар. Мне хочется больше. Глубже. Ближе. Я обвиваю его шею и запрокидываю голову, углубляя поцелуй.

Он становится жадным, влажным, отчаянным.

Правильным.

Что-то в нём ломается. Мягкость сменяется жаром, робость — уверенностью. Руки нагло исследуют моё тело. Горячее дыхание обжигает шею, а через секунду там же оказываются его губы. Он сильно прикусывает ключицу — наверное, останется синяк, но сейчас мне этого мало. Он проводит большим пальцем под грудью, и я машинально подаюсь навстречу его руке, пока вторая ласкает бедро и скрывается под юбкой, крепко сжимая задницу и притягивая к своему твёрдому члену. Из меня вырывается полустон-полувсхлип.

Он везде.

Такой большой, сильный и горячий.

Он отрывается на мгновение, и я вижу профессора Эванса таким, каким никто не видел: губы опухшие от наших поцелуев, волосы в беспорядке от моих пальцев, глаза тёмные от желания, что у меня подкашиваются коленки.

— Блядь, — задыхаясь, говорит он. — Это даже лучше, чем я себе представлял.

Я ёрзаю, желая унять боль от пустоты внизу живота. А в какой-то части мозга бьётся мысль: «О, Боже! Он это представлял!» Профессор, что вы творите?

Посматривая на меня из-под опущенных ресниц, его горячая ладонь перемещается на внутреннюю поверхность бедра, пуская по телу батальон мурашек и заставляя сжимать пальцы ног.

Из него вырывается шипение, когда пальцы находят насквозь промокшее бельё, а из меня — стон, когда он твёрдо стискивает промежность, надавливая большим пальцем на клитор.

— Профессор? Профессор Эванс, вы здесь? — раздаётся голос одной из библиотекарш совсем близко.

Руки Эванса замирают. Он вскидывает голову и осматривает библиотеку, словно забыл, где мы находимся.

Сексуальный экстаз мигом рассеивается. Я отпускаю его плечи и отшатываюсь, как ошпаренная.

— Я видела, что вы пошли сюда. Мне нужна ваша помощь. Привезли новую поставку книг, а вы же знаете, какие эти коробки тяжёлые.

Пока профессор медленно соображает, я не придумываю ничего лучше, чем быстро скрыться за соседним стеллажом. Я опускаюсь на корточки, закрываю рот руками и смотрю за ним через просвет между книгами. От адреналина и возбуждения тело подрагивает.

— Ах, вот вы где, профессор, — говорит женщина. — Я уже думала, мне показалось, что вы здесь. Поможете?

Эванс растерянно смотрит на свои руки и на место, где я была. Он выглядит таким потерянным, что я прикусываю костяшки пальцев, чтобы не рассмеяться.

Он тяжело сглатывает, ерошит свои волосы.

— Да, конечно.

Женщина мнётся на месте, не понимая, чего он ждёт. А Эванс не сводит взгляда с того места, где нахожусь я. Ещё раз бросив взгляд на стеллажи, он наконец уходит.

Выждав немного времени, чтобы они точно ушли, я возвращаюсь к своему столу. Кое-как закидываю вещи в рюкзак, стараясь ни с кем не встретиться взглядом, вылетаю из библиотеки и захожу в первую уборную.

Скидываю рюкзак на пол, опираюсь на раковину, чтобы посмотреть на своё отражение, и ахаю в ужасе. Волосы растрёпались, щёки покраснели, губы распухли, а в глазах пляшут бесёнята. Включаю холодную воду и брызгаю себе в лицо, стараясь унять жар. Тело всё ещё кипит на костре неудовлетворённого желания. Я окидываю себя взглядом.

— Блядь!

Юбка немного задралась там, где профессор запускал руку мне между ног. Я снова ахнула, вспомнив, где меня касались его руки, и так вцепилась в раковину, что суставы побелели.

Некоторым вещам лучше оставаться несбывшейся фантазией. Что если нас кто-то видел? Меня исключат быстрее, чем я смогу сказать что-то в своё оправдание. Эванс вовсе потеряет работу...

Боже... у него же ещё есть девушка. От стыда во рту стало горько. А коготки совести сжали сердце.

Я умываюсь, нещадно расчёсываю волосы и, прежде чем выйти в коридор, облачаюсь в латы полного безразличия и опускаю забрало равнодушия.

Это всё большая ошибка, которая не должна повториться.

А как он себя ощущает? Уверена, не находит себе места и ругает за то, что позволил причинить боль любимому человеку. Он не выглядит как придурок, для которого это ничего не значит. Ладно, его чувства — не моя проблема. Удвоенного чувства вины я не выдержу.

В каком-то дурмане добираюсь до дома. Не раздевшись, падаю на диван лицом в подушку и надавливаю на свои глаза так сильно, что в них пляшут красные точки. Но это не помогает.

Перед глазами возникают картины: как он касался меня, какими на вкус были его губы, как его язык исследовал мой рот, как он крепко прижимал меня к себе, как его большая ладонь коснулась груди, как она опустилась ниже, и его пальцы коснулись меня через бельё...

Из меня вырвался стон, приглушённый подушкой. Развеявшееся возбуждение накатило новой волной, и боль внизу живота стала нестерпимой.

Моя собственная рука огладила живот, заползла под юбку и бельё. Палец беспрепятственно проник внутрь, и я довела себя до оргазма за жалкие минуты, фантазируя о том, как Эванс трахает меня возле книжных стеллажей.

Дрожь оргазма ещё не оставила тело, когда раздался стук в дверь. Я замерла, приподняла голову и выплюнула волосы, попавшие в рот.

Не показалось. Стук повторился, и на этот раз громче.

На ещё подрагивающих ногах я подошла к двери и взглянула в глазок. И тут же испуганно ахнула и присела, словно стоящий за дверью мог меня видеть.

Тысячекратное твою мать!

За дверью раздалось тактичное покашливание. Меня услышали. Отступать некуда. Я смотрюсь в зеркало и дрожащей рукой приглаживаю спутанные волосы, прежде чем открыть дверь.

— Привет! — девушка радостно протягивает вперёд большое блюдо с чем-то похожим на шоколадный пирог. — Если помнишь, меня зовут Ава. Джеймс нас знакомил, когда ты переезжала. Я принесла тебе немного пудинга. Ты же Лили, верно? — она наклоняет голову и с милой улыбкой на лице разглядывает меня, отчего становится похожей на любопытную маленькую птичку.

— Хм, да, — я не узнаю свой голос и, откашлявшись, говорю: — Привет.

— Надеюсь, ты не против, что Джеймс сказал номер твоей квартиры? — она неловко переминается с ноги на ногу и добавляет: — Я не думала, что тебе надоедать или что-то подобное. Просто хотела поздравить с новосельем.

Я наконец вспоминаю о приличиях и открываю дверь шире, приглашая войти.

Ава с интересом осматривает квартиру и ставит пирог на кухонный остров.

— Здесь мило.

Мы стоим в неловкой тишине. Не могу выдавить из себя и слова. Кажется, если я открою рот, то из него вырвется что-то типа: "Знаешь, а я мастурбировала на твоего парня до твоего прихода".

— Что ж, не буду мешать. — девушка неловко сжимает руки в кулаки и идёт к двери. — Если что, я живу в квартире над тобой. Если будет скучно — заглядывай. Я почти всегда дома.

— Буду иметь в виду, — выдавливаю я. — И спасибо за пирог.

Ава ещё раз напоследок ободряюще улыбается. Я закрываю дверь и прислоняюсь к ней лбом, желая выжечь сегодняшний день.

Глава 10. Лили

Я принимаю душ, стараясь стереть с себя запах Эванса. Горячие струи обжигают кожу и действуют отрезвляюще.

Выйдя из ванны, поднимаю брошенный рюкзак и проверяю телефон. У меня слегка дрожат пальцы, когда я вижу одно непрочитанное сообщение.

Джеймс: Ты дома? Нам нужно поговорить.

О нет. Нам не нужно ни о чём говорить и нечего обсуждать. Ничего не было. Это был просто поцелуй, и он ничего не значил.

Я заблокировала контакт и швырнула телефон в гору подушек и одеял на кровати.

Глупо? По-детски? Абсолютно.

Но я не хочу. Не хочу выслушивать оправдания и слова о помутневшем разуме, ошибке и нотациях о том, что это было неправильно.

Утро не приносит облегчения. Наоборот, я просыпаюсь с ужасной головной болью, и в свете пасмурного солнца все события прошлого дня кажутся ещё более грязными и неправильными. Но сегодня встреча с продюсерами, и нужно быть собранной. Чтобы привести себя в чувство, я провожу целый час в бассейне, и после этого чувствую себя лучше.

Я собираюсь и достаю платье, подготовленное для мероприятия. Волосы укладываю наверх. Платье чёрного цвета. Строгое, но стильное. С открытыми плечами и длиной чуть ниже колен. Я наклоняюсь к зеркалу, чтобы добавить жемчужные серьги, когда замечаю лёгкую тень на ключице. Приглядевшись, понимаю, что это засос. Выругавшись сквозь зубы, проклинаю Эванса. Хорошо, что заметила до выхода.

Раздаётся стук в дверь, я спешу открыть, на ходу обувая туфли. Лиам дежурит за дверью с лёгкой улыбочкой. Когда я открываю её шире, он свистит.

— Ого! — Карие глаза проходят по моему телу с ног до головы. — Выглядишь классно.

— Спасибо, ты тоже, — возвращаю комплимент и осматриваю парня.

Он приоделся, и на фоне белоснежной рубашки кожа смотрится более тёмной, а карие глаза игриво сверкают.

На мероприятие можно было позвать спутника, и Лиам предложил отвезти меня, а я, не имея других вариантов, согласилась. Хотя бы будет не так одиноко.

Накидываю пальто, укрываясь от влажного, холодного ноябрьского вечера. По дороге в здание библиотеки, где будет проходить приём, Лиам развлекает меня разговорами о последнем выигранном матче "Ястребов". Я задаю ему вопросы, внимательно слушаю, что он отвечает, стараясь быть милой и проникнуться интересом к его делу, но тщетно. Мир баскетбола, как был, так и остаётся для меня не таким волнующим.

— Тебе просто нужно прийти на игру и увидеть всё своими глазами, — Лиам явно заметил мой скептицизм. Он ведёт машину одной рукой, пока вторая лежит рядом с моей на подлокотнике.

— И сколько длится игра?

— В среднем часа два с перерывами.

Мысленно вздыхаю. Что ж, чего не сделаешь ради дружбы.

— Ты видишь Мию? — спрашиваю я, когда мы приезжаем на место. Оглядываю холл в поисках подруги, но с моим ростом разглядеть кого-то возможно только, если он стоит перед носом.

— Неа, — Лиам вытягивает шею.

Я сдаю своё пальто в гардероб, и мы медленно продвигаемся между людьми в поисках Мии, на ходу приветствуя знакомых студентов и преподавателей. Моё сердце трепещет где-то в горле в ожидании встречи с определённым профессором английской литературы, но, обойдя всю толпу, так его и не встретив, меня накрывает облегчение с толикой разочарования.

С толикой.

— О, выглядишь отпадно. — Наконец-то объявляется Миа и крепко обнимает нас по очереди.

— Какие у нас планы?

— Послушаем выступление, потом фуршет, где нам нужно пообщаться и показать себя. О боже, я вижу её! — Миа с силой цепляется за мою руку, что я шиплю от боли. Оборачиваюсь и не удивляюсь, когда узнаю на кого так реагирует подруга. Это писательница бестселлеров, последний из которых был также успешно экранизирован.

Мы находим три свободных места в первых рядах и занимаем их, пока толпа не набежала. Гости рассаживаются, и первым выступает сценарист компании WB. Он рассказывает о современных тенденциях, о влиянии стриминговых сервисов, разнообразии контента и новых форматах рассказа. Мы с Мией слушаем, открыв рты, а вот Лиам заметно скучает и начинает зевать. Хотя мне не кажется, что доклад был скучным.

Мы слушаем ещё пару человек, и в конце завершает выступление продюсер одной кинокомпании, о которой я до этого не слышала. Он говорит о том, как найти финансирование для своих идей, какие шаги необходимо предпринять для реализации проекта и как продвигать его на рынке.

Я проверяю, что включила диктофон перед выступлениями. Эти люди действительно профессионалы своего дела, и я хочу ещё раз переслушать запись позже, в спокойной обстановке. Сейчас мои нервы натянуты словно струна, и я понимаю, что половину из того, что они говорили, могла упустить.

— Я поговорю с ней, — говорит Миа и уже начинает проталкиваться сквозь толпу к автору.

— Дай ей хотя бы съесть пару закусок с креветками, — бросаю ей в спину, но она отмахивается и, как ледокол, пробивает себе дорогу.

— Принести тебе выпить? — спрашивает Лиам, когда мы переходим в банкетный зал.

— Сегодня точно не помешает, — киваю я.

Он уходит к столам с напитками, и я остаюсь одна посреди комнаты и неторопливо осматриваю помещение. Зал отделан тёмно-красным деревом, под ногами поскрипывает паркет, истёртый сотнями ног. Посреди зала с потолка свисает тяжёлая, кованая люстра. Столы украшены букетами роз и хрусталём. Вся комната так и пропитана духом истории, и я прижимаю руку к животу, желая успокоить разгоревшееся волнение. Не верится, что я нахожусь здесь, в одном из самых старых зданий университета, в комнате с самыми известными людьми в индустрии.

В углу помещения диджей с колонками, из которых сейчас играет инструментальный кавер на "Espresso" Сабрины Карпентер. Инструментал со скрипкой и навевает атмосферу сериала "Бриджертоны". Громкость умеренная, не мешает разговору и не заглушает шума голосов и звонов бокалов.

— Лили, — окликает голос с небольшой хрипотцой, от которой ползут мурашки по всему телу и собираются внизу живота. Твёрдая рука с длинными, белыми пальцами ложится на обнажённое плечо, разворачивая к себе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Профессор Эванс.

Он одет в обычный костюм чёрного цвета. Белая рубашка и чёрный галстук. Всё очень просто, но отчего-то этот вид широких плеч, затянутых в ткань, и длинных, крепких ног заставляет сердце пропустить удар. Рот пересыхает, а вот другие места наоборот.

— Твой телефон сломан? — тихо, но с заметной угрозой спрашивает он. Отстраняется, отпуская моё плечо, сохраняя разумную дистанцию между нами, и засовывает руки в карманы брюк.

— Он полностью исправен.

Я вскидываю подбородок, твёрдо смотря в ответ. Эванс медленно осматривает меня с ног до головы, и когда доходит до моего лица, его глаза темнеют, рот приоткрывается, и я вижу, как у него дёргается горло. Мне становится невыносимо жарко, будто меня облили бензином и подожгли. А пространство между нами искрит в преддверии удара молнии.

— Хм, — ухмылка поднимает уголок его рта. — Ещё поговорим об этом. Пойдём, — он легонько подталкивает меня, кладя широкую ладонь между лопаток. — Я представлю тебя паре знакомых.

Я оглядываюсь в поисках Лиама и замечаю того возле бара, беседующим с незнакомой девушкой. Он выглядит занятым, и я позволяю профессору увести себя.

— Лили, познакомься, это Элоиза и её муж Кристофер.

Профессор представляет меня паре средних лет, и у меня открывается рот.

— Миссис Хэйден, мистер Хэйден, — я пожимаю руку по очереди, надеясь, что им незаметно, насколько они стали влажными от волнения.

— Прошу, зови меня Элоиза, — отмахивается женщина, отпивая шампанское из бокала.

Я киваю в ответ и не могу отвести взгляда от её короткого платинового блонда, таких же белых бровей и ресниц, которые отливают синим в свете люстры. Эта женщина словно сошла со страниц героического фэнтези, где вела за собой армии на войну. У неё твёрдый, тяжёлый взгляд, резкие черты лица, и по тому, как твёрдо она стоит, можно подумать, что скорее всего это здание падёт, чем она сдвинется с места. Она на несколько сантиметров выше своего мужа, но кажется, это его совсем не беспокоит.

Когда мне исполнилось лет четырнадцать, я впервые увидела фильм, снятый по сценарию Элоизы. На тот момент я не могла умом понять её гениальность, меня увлекал сюжет и диалоги, которые обладали какой-то магической притягательностью. Я пересматривала её фильмы по кругу из раза в раз, ловя гиперфиксацию на её героях и истории.

— Я в восторге от ваших героинь. У них такая сила воли.

— О, она их пишет с себя, — усмехается Кристофер, окидывая жену взглядом, в котором явно сквозит неприкрытое восхищение.

— Что есть, то есть. Никогда не могла писать про слабых женщин и сама такой никогда не была. — Элоиза поджимает губы.

Я не поворачиваюсь к Эвансу, но щекой чувствую его удивлённый взгляд. Как будто есть шансы, что я могу не знать этих людей? Это едва ли не самая популярная пара в индустрии. Она — гениальный сценарист, а он не менее гениальный актёр. Хотя, насколько помню, в последние годы он перестал сниматься.

— Да. Мои героини никогда не будут жертвами и могут постоять за себя. — Заметив моё лицо, она тут же спешит добавить: — Но мне понравился твой сценарий, хоть персонаж обретает силу воли под конец.

— Вы читали? — Я перевожу неверящий взгляд с Эванса на Элоизу.

Но профессор лишь с лёгкой ухмылкой отпивает жидкости медового цвета из стакана, который ему только что поднёс официант.

— О, да, — смеётся женщина. — Профессор очень настойчивый и имеет цепкий взгляд. Если Джеймс говорит, что работа стоящая, значит, так оно и есть.

Я не знаю, что сказать, и вряд ли смогу. Щёки горят, а в горле будто раздулся большой шар, и я рискую взлететь под потолок от похвалы этих людей.

— Я знал, что тебе понравится, — Эванс довольно поправляет очки и снова прячет руку в карман.

Я ловлю его взгляд из-под очков, и меня распирает от немой благодарности. Хочется забраться на него, как на дерево, и самое невинное осыпать поцелуями, а потом, может быть, и встать на колени. Он будто читает мои мысли, его рот приоткрывается, и язык быстро облизывает нижнюю губу.

В реальность возвращает голос Лиама, появившегося со стороны и вклинившегося между мной и профессором.

— Вот ты где! Я уже подумал, что меня бросили.

Лиам оттесняет профессора в сторону, слегка приобнимает меня за талию и одаривает собравшихся радушной улыбкой.

Я смотрю на Эванса, и от его взгляда, которым он пилит руку Лиама на моей талии, мне хочется отодвинуться и упасть на колени в извинениях и оправданиях. Но потом я напоминаю себе, что вообще-то я никому ничего не должна объяснять, а Эвансу тем более.

Поведя плечами, чтобы встряхнуть неоправданное чувство вины, я возвращаюсь к разговору и пытаюсь вспомнить вопрос Элоизы, чтобы не переспрашивать, но кажется, он был адресован Лиаму.

— О, нет. Я пришёл поддержать Лили. Я учусь на факультете права.

— Вы красивая пара, — Элоиза обводит нас довольным взглядом.

— О, нет...

— Спасибо.

Одновременно говорим мы с Лиамом. Я смотрю на него взглядом, спрашивая: «Какого хрена?», но Лиам лишь пожимает плечами и с детской непосредственностью интересуется у Хэйденов, чем они занимаются.

Эвансу будто ударили по лицу чемоданом. Я вижу, как в его глазах сверкают молнии, а пальцы сильно сжимают стакан, что удивительно, как он ещё не рассыпался. Мой язык немеет. Профессор одним глотком осушает стакан, извиняется и уходит.

Я стараюсь незаметно перевести дух и выбросить из головы его злой, разочарованный взгляд и сосредоточиться на разговоре.

— Вы думаете, это можно экранизировать?

— В целом, да, — кивает Элоиза, — но не сейчас. Задумка неплохая, но история ещё сырая. Её нужно доработать и дать созреть. Мой совет: переключись на что-то другое, возможно, на другую работу, а спустя месяц или два вернись к ней. Уверена, ты найдёшь, что поправить. Ну и нужно искать финансирование. Без него, как бы хорошо ни был написан сценарий, история может не увидеть свет.

Я полностью согласна. Отпиваю из бокала и морщусь от кислого вкуса игристого. Никогда не любила его.

К Хэйденам подходит другая пара, и они переключаются на знакомых. Я благодарю за знакомство и увожу Лиама. Возле бара мы обнаруживаем Мию, которая уже пригубила не один бокал и смеётся над словами бармена, запрокинув голову.

— Как твои дела? — приобнимаю за плечи подругу.

— Лучше не бывает! Мы обменялись контактами, и она обещала почитать несколько глав и дать свои рекомендации.

Я от души поздравляю подругу. Вечер подходит к концу, и большая часть приглашённых уже покинула приём. Мы, поговорив со всеми интересующими нас людьми, тоже решаем уйти. Надевая пальто, я стараюсь игнорировать горечь разочарования. Эванс так и не объявился. Хоть мне неловко его видеть, но я всё же хотела его поблагодарить за помощь. Но, возможно, это и к лучшему.

Лиам отвозит меня и Мию домой. Разувшись, я, как была в пальто, падаю на диван в гостиной. Нос начинает щипать от собравшихся слёз, я прикусываю губу, чтобы их сдержать, но в итоге контроль летит в трубу, и я даю волю слезам. Тело сотрясают беззвучные рыдания, и я даже не понимаю, почему плачу.

Какая глупость!

Не могу сдержать злости на себя и свои чувства, и в сердцах ударяю по диванной подушке. Смахиваю слёзы и решаю встать, когда тишину комнаты нарушает громкий стук в дверь.

Глава 11. Лили

Стук повторился. Кто-то нещадно барабанит в дверь, точно разбудив добрую половину дома.

Что за чёрт?!

Не чёрт, а пьяный англичанин. Хотя разница невелика. Он продолжает барабанить по воздуху, когда я открываю дверь. Другой упёрся в дверной косяк, а голова безвольно свисает на грудь.

— Профессор?..

Голова Эванса дёргается, и он поднимает затуманенный взгляд. Не спрашивая разрешения, оттесняет меня в сторону, проходя в комнату.

— Что вы здесь делаете?

Он молчит, разворачивается ко мне лицом, запускает руки в карманы и кивком указывает на дверь:

— Закрой.

Делаю, как велено, не желая тревожить соседей, потому что чувствую, что нахожусь в одной минуте от того, чтобы начать психовать. Он подходит ближе, его глаза фокусируются на моём лице, а лицо из раздражённого становится озабоченным.

— Почему ты плакала? — он протягивает руку и стирает указательным пальцем влагу с моей щеки.

— Это вас не должно волновать, — я уклоняюсь от его рук, замечая в серых глазах обиду, от которой режет сердце.

— А если я хочу, чтобы волновало?

Теперь уже не отвечаю я. Прохожу мимо него, снимаю пальто и вздрагиваю, когда его горячие пальцы касаются кожи плеч, помогая снять одежду. Я резко вдыхаю и отхожу на кухню, чтобы налить воды. Мне нужно держаться от него подальше — возможно, так я смогу противостоять странному желанию прижаться к нему и потерять себя в его прикосновениях.

— Почему ты меня избегаешь? Не хочешь поговорить о том, что произошло?

Я утыкаюсь взглядом в кухонный остров и молча мотаю головой.

— Нет? Почему?

— Нечего обсуждать, — я не узнаю свой голос: он звучит плоско. Я рискнула поднять голову и встретилась с серебристым взглядом. — Это была ошибка.

— Я не делаю ошибок, — резко бросает он. — Я знал, на что иду. И я точно знаю, что ты тоже. Так в чём же дело? — он наклоняет голову, с любопытством заглядывая мне в лицо. — Это из-за того, что я твой преподаватель? Или это из-за этого мальчика, которого ты привела?

— Хотя бы, — я безразлично пожимаю плечами. — И его зовут Лиам. А ты не забыл про тот факт, что у тебя самого есть девушка?

— О чём ты? — он подаётся вперёд, кладя локти на столешницу. И, подумать только, на его лице действительно написано недоумение!

— Ава. Девушка, которая живёт в этом же здании, — я указываю на потолок, где находится её квартира.

Эванс улыбается, как дурак:

— Это моя сестра.

Вот оно что. Я прилагаю усилия, чтобы контролировать своё лицо и не выдать идиотскую улыбку, но меня тут же накрывает злость на себя — насколько сильное облегчение я испытала, услышав эти слова.

— Это многое объясняет, — бормочу я. — Но ничего не меняет.

Он медленно обходит остров и приближается ко мне, ставя одну руку рядом со мной и нависая с высоты своего роста. Я чувствую древесный аромат его парфюма и слабый, шоколадный запах виски. Итан тоже любил приложиться к бутылке, а потом приложиться к моему лицу кулаком, и это воспоминание резко отрезвляет меня.

— Объяснишь? — просто спрашивает он, видимо, замечая перемену в моём настроении.

— Я не ищу отношений, — просто отвечаю я.

Эванс окидывает меня долгим взглядом, от которого все участки кожи, на которые он смотрит, начинают гореть.

— А если я тоже? — его голос хрипит, пуская по мне волну мурашек.

— Хочешь сказать, что тебе нужен только секс? — я приподнимаю бровь, скрещивая руки на груди, чтобы скрыть напрягшиеся соски. — Мне это тоже не интересно.

Глаза Эванса темнеют, внимательно наблюдая за моей реакцией, а уголок его рта приподнимает ухмылка.

— О, ты не настолько хорошая лгунья.

Я задыхаюсь от такой наглости, и неважно, что он сотню раз прав. Я игнорирую тот факт, что внизу живота уже разливается тепло от этого порочного серебристого взгляда и хриплого голоса. Как будто моё тело знает, что в нескольких сантиметрах от него стоит причина сильного возбуждения прошлого дня, и жаждет повторить его как можно скорее.

Эванс, словно в трансе, вытягивает руку вперёд, невесомо касаясь щеки и заправляя выбившийся локон за ухо. Этот нежный жест путает мои мысли и заставляет задержать дыхание.

— Может, не будем врать друг другу и получим то, чего хотим? — он наклоняет голову, отчего свет фонарей с улицы отражается в стёклах его очков, делая взгляд темнее.

— И как это будет? — кажется, моё дыхание слышно даже в коридоре. — Для меня принципиально, чтобы это осталось между нами.

— Стесняешься меня? — он слегка отстраняется, и по его лицу блуждает улыбка.

— Мне важно, чтобы мои заслуги не списывали на то, что я с тобой сплю.

— Кто знаком с твоими работами, никогда не подумает, что тебе нужна моя помощь, — отмахивается он, а мои щёки вспыхивают. — Но я понимаю, о чём ты. Можем оставить это только между нами. Ещё пожелания?

— Никаких свиданий, совместных походов в кино и так далее. Встречаемся только у меня или у тебя. Нельзя, чтобы нас увидели где-то в городе. Слухи разносятся быстро. Никаких разговоров по душам. Встречаемся только ради одного. — Брови Эванса удивлённо взлетают вверх, но он это никак не комментирует. — И пока мы вместе, больше ни с кем не спим. И если кто-то захочет прекратить эти отношения — говорим прямо.

Глаза Эванса поблёскивают собственническим блеском.

— Идёт.

Не успеваю ничего ответить, как профессор притягивает мой затылок и запечатывает рот жадным поцелуем. Я хватаюсь за его плечи, чтобы не упасть. Он прижимается ближе, вдавливая мою поясницу в столешницу. Его пах прижимается к моему животу, и я чувствую восхитительную твёрдость, от которой ахаю в его открытые губы, вызывая у него улыбку. Его руки скользят по моим ногам к бёдрам, задирая платье. Когда доходят до задницы, крепко сжимают её и сильнее притягивают к возбуждённому члену, вырывая из нас двоих стон. Он подхватывает и сажает меня на стол. Губы перемещаются, покусывают и целуют шею. Я задыхаюсь от такого количества ощущений. Мои пальцы скользят по его волосам, прижимая голову ближе. Из профессора вырывается довольное ворчание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эванс достаёт заколку из волос, и те рассыпаются по плечам. Профессор тут же зарывается в них лицом и шумно вдыхает.

— Ты на вкус, как корица и что-то сладкое. Потрясающе.

— Хватит разговоров, профессор. Отнеси меня в спальню.

— Есть, мэм, — смеётся Эванс. Он резко подхватывает меня, и от неожиданности я вскрикиваю.

Он швыряет меня на кровать, как кусок мяса, от чего я снова вскрикиваю, а сам с наглой улыбкой избавляется от одежды, оставаясь в одних брюках, и ползёт ко мне, словно хищник, загнавший добычу в угол. Моё сердце бешено колотится, внизу разливается жар, но я не чувствую от него угрозы. Наоборот. Я уверена, что мне достаточно сказать лишь слово, и он тут же остановится.

Он снова целует меня. Жадно и глубоко. Я приподнимаю спину и бёдра, чтобы ему удобнее было стянуть с меня платье. И он так же быстро избавляет меня от белья, чуть ли не сорвав чёрное кружево.

— Ты такая красивая сейчас, — серые глаза осматриваю все тело, пока руки широко разводят ноги и ласкают внутреннюю поверхность бедра, в интригующей близости от истекающего пульсирующего низа.

Широкая ладонь проходит по складкам, растирая влагу по всей промежности. Большой палец обводит клитор, а два других проникают внутрь. Я выгибаю спину и подаюсь навстречу его руке, сильнее насаживаясь на его пальцы. Эванс нависает надо мной, оперевшись на одну руку, и наклоняется вперёд, чтобы ухватить губами мою грудь. От чего я вспыхиваю и корчусь от невыносимого возбуждения под его нещадными пальцами и языком.

— Джеймс… пожалуйста, — молю я. Его имя разливается на языке вкусом горького шоколада.

Пальцы замирают внутри меня, а голова резко дёргается вверх. В серых глазах вспыхивает жадность. Он приподнимается надо мной. Я широко открываю глаза и только сейчас окидываю нас взглядом. Я полностью обнажённая и задыхающаяся, извиваюсь на смятых простынях, пока он навис надо мной с оголённым торсом, но в брюках.

Боже… Как я ещё не обратила внимание на его тело? Широкие плечи, жилистые крепкие руки с выступающими венами и подтянутые мышцы груди и пресса. Мне хочется взять и облизать его всего. Укусить шею, выпить всю кровь. Залезть в грудную клетку и сжать сердце. Словно до этого я была в ледниках, и моё тело замёрзло, онемело, и никто не мог его согреть.

— Мне нравится, как ты произносишь моё имя. Давай сделаем это громче.

Пальцы возобновляют движение, но более чувственно и томно. Он медленно движет ими внутри меня, по очереди сгибая их, непрерывно касаясь внутренней стенки. Язык возвращается на грудь, сильно вдавливая сосок. Эти тягучие, томительные прикосновения выводят меня в абсолют желания. Я чувствую, как меня охватывает мелкая дрожь, пальцы ног сжимаются, и мне хочется уже прекратить эту великолепную пытку.

— Боже… — шепчу я.

— Тоже сойдёт, — хмыкает он, щекоча дыханием сосок.

Он продолжает свои медленные ласки. Мне кажется, что я так никогда не дойду до пика, но спустя несколько мгновений чувствую, как внутри нарастает напряжение. Он не ускоряет движений и продолжает всё делать в том же темпе. Удовольствие накатывает такой сильной волной, что я протяжно стону. А за одной волной накатывает следующая, заставляя тело биться в конвульсиях.

Доведённая на медленном огне ласк до оргазма, я не спешу открывать глаза. Чувствую, будто он меня выжал, как полотенце.

Лязгающий звук расстёгиваемой пряжки ремня возвращает на землю. Джеймс склоняется надо мной, жёстко хватает за подбородок, притягивая мои губы.

— Надеюсь, у тебя ещё есть силы. Это только начало.

Он глубоко целует меня. Поддразнивает, прикусывает нижнюю губу, посылая по венам тягучий поток магмы, разжигая меня снова. И мне этого мало.

Я хочу почувствовать его внутри себя.

— О, да, — стонет он.

Я сказала это вслух? Не отрываясь от его губ, я веду руками по его скульптурной груди, спускаясь ниже, чувствуя, как под моими пальцами сокращаются и подрагивают мышцы пресса. Его кожа такая горячая.

Запускаю руку в его штаны. Там тепло и влажно от предэкулята. Я провожу пальцем по головке, растирая его по всей внушительной длине. Он запрокидывает голову и шумно втягивает воздух.

Я хочу продолжить и измучить профессора ласками, так же, как он меня, но не могу ничего поделать. Он мягко отталкивает мои руки, в мгновение ока избавляется от своих брюк и белья и тянется к карману за презервативом. Я приподнимаюсь на локтях, наблюдая за тем, как он растягивает латекс. Наклоняется ко мне, и я чувствую дразнящее прикосновение горячей плоти внизу живота, что заставляет меня ёрзать от нетерпения.

Я думала, что он войдёт резко и грубо, но он проникает мягко и медленно до самого конца, вызывая у нас обоих стон.

— Чёрт, — ругается он сквозь зубы.

Он не спешит двигаться, и это как раз то, что нужно. Я хочу насладиться ощущением заполненности и тем, как восхитительно ощущать вес его тела на себе. Как будто мне отчаянно не хватало важной детали, и я испытывала фантомную боль от её отсутствия, но сейчас эта деталь нашлась и встала на место, идеально дополняя меня.

Джеймс начинает двигаться, сначала медленно и чувственно, но вскоре просовывает руку мне под спину, крепко прижимая к себе. Губы целуют шею и покусывают плечо, пока он начинает бешено двигаться во мне, выбивая всякие мысли.

Остаются только ощущения: губы, ласкающие мою шею, горячая кожа, прижимаемая к моей тесно, не оставляя намёка на пространство, и его член, проникающий так глубоко, что кажется, достаёт до сердца.

Чувствую, что от меня ничего не осталось. Я уже не я. Я настолько слилась с этим человеком, что теперь мы единое целое.

Я слишком быстро чувствую приближение нового оргазма. И пока я рассыпаюсь на мелкие осколочки, Джеймс собирает своими губами мои стоны, и когда моё наслаждение затихает, его лицо искажается, и он кончает с громким ругательством, роняя голову мне на грудь.

Мы часто дышим, восстанавливая дыхание, и я лениво вожу пальцами по спине, наслаждаясь ощущением того, насколько он большой и тёплый.

— Мне понравилось, можем продолжить, — мой голос хрипит, сорванный от стонов.

Джеймс легко смеётся, отчего его член внутри меня приходит в движение, стирая с моего лица усмешку.

Он вскидывает голову, смотря на меня из-под очков, которые всё ещё на нём:

— Так это был тест-драйв?

— Конечно. Я не хочу брать кота в мешке, — на моём лице расползается улыбка.

Джеймс улыбается и качает головой, выходя из меня. Идёт в ванну, и вскоре я слышу шум воды.

Я потягиваюсь. Всё тело уже ломит от приятной боли, а кости превратились в желе. Накрываюсь одеялом. Без тепла его тела в постели стало прохладно. Поворачиваюсь на бок и незаметно для себя погружаюсь в сон.

Меня будит лёгкий поцелуй в затылок, сильная рука обхватывает за талию, притягивая к груди, окутывая меня теплом и запахом чистой кожи.

— Я могу остаться на ночь? — шепчет он.

— Только сегодня.

— Только сегодня, — вторит он и зарывается носом в мои волосы.

Глава 12. Лили

Утром я просыпаюсь, вскакиваю с кровати, судорожно прижимая к себе одеяло, когда вспоминаю о прошедшей ночи. Я надеюсь, что секс с профессором — игра моего воспалённого воображения. Но смятые одеяла, устойчивый аромат другого человека, повисший в комнате, и приятная боль во всём теле говорят об обратном.

У него хотя бы хватило ума слинять до того, как я проснусь. Принимаю душ, и, когда выхожу из ванны, лениво вытирая волосы полотенцем, слышу, как со стороны кухни раздаётся звон посуды.

Всем будет лучше, если мне показалось.

Я натягиваю шорты, майку и носки, потому что мои конечности обладают способностью мерзнуть даже в жару.

Джеймс стоит спиной к двери. На нём только брюки, и в дневном свете его тело выглядит ещё более впечатляющим. Несколько минут я наблюдаю, склонив голову, за его движениями. Как он легко и непринуждённо справляется с приготовлением завтрака.

Стоп. А где он взял продукты? В моём холодильнике максимум можно найти сыр, покрытый далеко не благородной плесенью, и, возможно, пару просроченных йогуртов.

— Что ты здесь делаешь?

Я хочу, чтобы мой голос звучал грубо, но вместо этого он скорее тихий и смущённый.

— А на что это похоже? — не отрываясь от дела, он оборачивается через плечо. — Готовлю завтрак.

— Очень остроумно.

— Давай не будем начинать утро со споров. Мы спокойно сядем, позавтракаем, и я уйду. Не думаю, что нас сблизит совместное поедание яиц больше, чем произошедшее вчерашней ночью. — Он раскладывает омлет по двум тарелкам и ставит одну напротив меня. — Сядь.

Всем своим видом выражая негодование, я всё-таки делаю, как велено. Джеймс садится напротив и нависает надо мной горой своих мышц. Я чувствую тепло его кожи, её запах. Это отвлекает. Мне хочется прижаться к его широкой груди. От этих мыслей горит горло и вспыхивают щёки, поэтому следующие слова я произношу с хрипотцой:

— Не хочешь надеть рубашку?

Он вскидывает голову, и его глаза темнеют, отливая ртутью. Он медленно накалывает омлет на вилку и со смешком смотрит на меня:

— Не-а. Хочу смотреть на твой очаровательный румянец, — протягивает руку и нежно проводит по скуле, убирая волосы за ухо, от чего я краснею ещё больше.

Я пробую еду и чуть ли не стону. То ли от того, что я сильно проголодалась, то ли это действительно очень вкусный омлет. Мне хочется спросить, где он научился готовить, но я не позволяю себе этого. Я не хочу его узнавать. Лучше пусть он остаётся великолепным дарителем оргазмов и не более.

— Тебе не стоило покупать продукты, но спасибо за это и за еду, — совсем уж не поблагодарить, грубо.

— Мне несложно, — он пожимает плечами. — А тебе нужно лучше питаться. Молодость многое стерпит, но не простит.

Я поднимаю брови. Это что, один из тех моментов, где взрослый дядя будет учить меня жизни?

— О, спасибо за совет.

Он явно слышит издевку в моём голосе, потому что его глаза опасно щурятся.

— Почему ты решил стать преподавателем? — хочу отвлечь.

Лёгкий смешок сотрясает плечи. Почему-то это выглядит так мужественно и так в его стиле, что я чувствую, как моя киска сжимается, а бельё становится мокрым. Грудь жжёт раздражение. Стоит ему повести бровью — и можно идти выжимать трусы.

— Не знаю, — он пожимает широкими плечами. — Мне всегда нравилось писать, а потом оказалось, что нравится учить других.

— У тебя есть опубликованные книги?

Он удивлённо приподнимает бровь, и я вижу в серых глазах лёгкую обиду.

— То есть ты не потрудилась поискать, я даже не говорю про прочитать, книги своего преподавателя? Моя личность для тебя хоть какой-то интерес представляет?

Я хихикаю в кружку. Он делает вид, что злится, встаёт и накидывает на себя рубашку.

— Всё. Ты наказана. Пока тебе не интересны мои мысли, моё тело тебе тоже недоступно.

Я хохочу уже в голос. Пока он убирает посуду и продолжает возмущаться, иду в комнату и беру с полки пухлую от большого количества стикеров книгу.

— «И даже если мне придётся убиться, я не хочу вырываться из твоих пут», — медленно, нараспев читаю я цитату, запрыгнув на кухонный стол рядом с ним. — Хм. Немного пафосно, на мой взгляд, но мне понравилось.

Он отрывается от мытья посуды, уголок рта растягивает улыбка. Вытирает руки, бросает полотенце и становится между моих ног, расположив руки рядом с бёдрами.

— М-м-м, — он, едва касаясь, ведёт губами по шее, заставляя меня ёрзать. — Почитай ещё.

— Хм… — мне уже тяжело дышать. Не знаю, отчего мне жарче: от солнца, слепящего из окна, или от губ, которые целуют ключицы, и рук, которые медленно стягивают по плечу бретельку майки. — Как насчёт диалога Джона и Кэтрин? Почитать его?

— Пожалуйста, — мурлычет он, не отрываясь от моей кожи.

Я начинаю читать полный напряжения и драмы диалог героев, в котором они выясняют отношения. Губы профессора тем временем путешествуют ниже. Он стягивает майку вниз, освобождая мои груди, и они тут же покрываются мурашками от его внимательного взгляда и прохладного воздуха.

Он что-то тихо бормочет, похожее на «ну, привет», и утыкается лицом в одну грудь, а вторую сжимает так сильно, что я вскрикиваю. Его горячий и влажный язык дразнит по очереди оба соска. Мой голос дрожит, но я продолжаю читать, едва понимая, как складывать буквы в слова.

Джеймс отрывается от груди и стягивает с меня шорты вместе с бельём. Опускается на колени и кладёт мои ноги на плечи. Горячие губы дразняще целуют внутреннюю поверхность бедра, а потом неожиданно язык проходится по всей промежности, вызывая у меня протяжный стон.

— Я не разрешал останавливаться. Продолжай читать. Остановишься ты — остановлюсь и я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я, задыхаясь, смотрю вниз, где его голова с тёмными растрёпанными волосами расположилась между моих белых бёдер. Моя грудь покрылась красными пятнами и ходит ходуном. Я облизываю пересохшие губы и продолжаю читать. Язык профессора тут же возобновляет движение. Губы с силой втягивают клитор, заставляя меня прогнуться в спине навстречу его рту.

Медленные, ритмичные движения, горячее дыхание, ласкающее возбуждённую плоть, в купе с умелыми, нежными движениями пальцев внутри меня быстро заставляют меня забыть, кто я, где я, и не чувствовать ничего, кроме сладкого, невыносимого удовольствия.

— Боже, боже, боже…

— Не припоминаю таких слов, — смеётся Джеймс.

Я убью его. Сначала он даст мне кончить, а потом я убью его. Но, кажется, и ему уже не важно, чем закончится диалог героев. Он встаёт, впивается в мои губы влажным поцелуем, не прекращая ласкать меня пальцами. Книга падает из моих ослабевших пальцев. Я запускаю руку в его волосы, прижимая ближе, пробуя себя на его губах. Несколько движений рук — и я уже плыву. В глазах пляшут звёздочки от взорвавшегося наслаждения, и мне кажется, я падаю, но крепкие руки Джеймса не дают этого сделать.

Мы дышим воздухом друг друга и переводим дыхание. На его скулах румянец. Он смотрит на меня потемневшим взглядом, в котором всё ещё горит неутолимый голод. И это пронзает меня отголосками оргазма, от чего я даже дёргаюсь.

— Посмотри, какой беспорядок ты здесь устроила. — Он цокает и оглядывает мокрую столешницу, а затем резко взваливает меня на плечо, как пожарный, и несёт в душ.

Я смеюсь, и ягодицу обжигает лёгкий шлёпок. Тут в его кармане вибрирует телефон. Не отпуская меня, он смотрит на экран и тихо ругается.

Я чувствую, как в комнате будто упала температура, и всё его игривое настроение улетучилось. Он медленно опускает меня на кровать, отходит к окну и отвечает на звонок. Стараюсь не подслушивать, но до меня долетает женский голос. Он хмурится, нервно убирает волосы со лба, а после запускает руку в карман. По его короткому ответу «сейчас буду» понимаю, что продолжения не стоит ждать.

Вскакиваю с кровати и натягиваю другие пижамные штаны, пока он застёгивает рубашку и берёт со стола часы.

— Жаль, не успели. Аве нужна моя помощь.

Он подходит ближе, запускает руку в волосы, притягивает к себе, оставляя на губах лёгкий поцелуй.

— Я понимаю.

Чуть не прикусываю язык, чтобы не спросить, в порядке ли она. Какое мне дело? Любовники не интересуются семейными делами. Он уже задержался. Мне хочется побыть наедине и прийти в себя. Его и так много. Вся комната и моё тело уже пропитались его запахом. А голову заполонили мысли о нём.

Не дело.

Я провожаю до двери, где он целует меня ещё раз, но глубоко и неторопливо, сжав мою талию, словно у него есть всё время мира.

Затем отстраняется, легко сжимает мои пальцы напоследок и со смешком в голосе говорит:

— И разблокируй меня. Иначе я снова приду без приглашения.

Я киваю. Закрываю дверь и остаюсь одна в оглушительной тишине. Иду на кухню и поднимаю упавшую книгу.

Тот, кто сказал, что литература — это скучно, глупец.

Глава 13. Джеймс

Ава недоверчиво разглядывает мою помятую рубашку. Рука механически взлетает вверх, приглаживая волосы. Она пожимает плечами, словно ничего не произошло. И я облегчённо выдыхаю за её спиной, радуясь, что она не стала задавать неудобных вопросов.

— Как Лили? — спрашивает она, оборачиваясь с лукавой улыбкой.

Зараза.

— Передаёт: "Не лезь, любопытная сестра, не в своё дело", — прохожу мимо, щёлкая Аву по носу.

Она хмыкает и медленно идёт на кухню, ставит чайник. Пока сестра заваривает кофе, я устало кладу голову на руки и закрываю глаза.

— Как ты себя чувствуешь? — глухо спрашиваю я.

— Не очень. Успокойся, — добавляет она, увидев, как я подорвался с места. — Ничего серьёзного. Просто сегодня с утра у меня немного немеют руки.

Теперь я замечаю, что её действия заторможены: как она неторопливо передвигается по кухне, а лицо бледнее обычного. Для другого это было бы незаметно, но я слишком долго смотрел на лицо сестры, когда она лежала в палате интенсивной терапии.

— В любом случае сейчас ты поешь, и мы съездим на обследование.

Я обнимаю сестру за плечи и подталкиваю к стулу, делая кофе для неё, а себе завариваю чай.

— Да, подумала, что лучше перестраховаться и позвонила тебе, — мягко говорит Ава.

Говорит тихо и покладисто. Неудивительно. Ей поставили диагноз, когда она практически не могла дышать самостоятельно, а все симптомы, что её мучили, игнорировала. У меня был с ней серьёзный разговор после того, как её выписали, о том, что она не может так забивать на своё здоровье. И с тех пор взял с неё слово: если она чувствует хотя бы минимальное отклонение в своём состоянии — говорит мне.

— Мне жаль, что я тебя отвлекла от... — она неопределённо машет рукой в мою сторону, — от того, чем ты занимался.

Я прислоняюсь спиной к столу и поднимаю одну бровь. Ава со смешком отпивает кофе и поблёскивает на меня своими голубыми глазами над кружкой.

— Так что, ты теперь спишь со своими студентками?

— Студенткой. Когда я последний раз проверял, она была одна.

— Как интересно! — она подпирает подбородок рукой. — Когда ты познакомишь нас?

— Вы знакомы, — сухо отвечаю я.

— Ты понял, о чём я, — Ава закатывает глаза. — Как свою девушку. Конечно, не очень то, что она твоя студентка, но я рада, что ты кого-то себе нашёл. Мама будет в восторге, когда услышит, что ты наконец двинулся дальше после Джанет.

Имя бывшей вызывает лёгкий тупой укол боли в груди, как нажатие на давно зажившую рану.

— Кстати, об этом: пока не говори ей ничего и буду рад, если ты будешь держаться от Лили подальше. Ну и в целом сделаешь вид, что не в курсе наших отношений. Она не хочет их афишировать... или то, что происходит между нами.

Ава хмурится и растерянно ставит кружку на стол.

— Так вы не встречаетесь? — И после моего кивка продолжает: — А ты бы хотел?

— Да, — я устало провожу по волосам. — Но пока мне хватит того, что она может предложить.

— М-да, — с сомнением тянет Ава. — Тогда маме действительно лучше не говорить. Жаль. Значит, в этом году на рождественском ужине мне опять отдуваться за двоих.

Я невесело усмехаюсь. Наша мать болит идеей, чтобы мы обзавелись парой и в будущем семьёй.

Ава собирается, и мы садимся в такси до клиники. Я уже позвонил врачу, пока она была в ванной, и попросил о срочном приёме. Он немного помялся, что не хотел заниматься этим в выходной, но обещание двойной оплаты убедило его.

— А где твоя машина? — спрашивает Ава, когда такси трогается с места.

— Дома, я вчера пил.

Как только я вспоминаю это, вспоминаю и причину, из-за чего выпил больше обычного. Рука непроизвольно сжимается в кулак от воспоминаний о том, как этот парень её трогал. Как будто имел на это право. Я ерошу волосами и стараюсь незаметно для Авы выдохнуть, чтобы успокоить разыгравшиеся чувства.

Это уже не важно. Сейчас она моя.

Задумавшись, по спине пробегает холодный пот. Когда я так реагировал на тех, кто вертелся возле моих бывших? Не припомню за собой такой реакции. Да, было лёгкое раздражение, но у меня не было желания выколоть им глаза и взять её в охапку, скрыть от всего мира так, чтобы её взгляд, улыбки, смех и слова были только для меня.

Странная херня

Когда мы приезжаем в клинику, все эти мысли улетают в открытое окно. Запах клиники, даже частной, вводит меня в нервозность и панику. Даже Ава притихла. У неё берут кровь на анализ и проводят ЭМГ. Наклеивают пластины с электродами и просят сжимать кулаки и поднимать ноги, пока идёт регистрация электрической активности мышц. Сестра чуть морщится. Я не пробовал на себе эту процедуру, но она рассказывала, что мышцы при этом неприятно покалывает.

Когда всё заканчивается, врач удаляет гель и датчики, просит нас подождать в коридоре, пока сводит результаты, и через пару минут зовёт в кабинет.

Мы садимся перед его столом, и я беру сестру за руку. Она хоть и выглядит расслабленно, но переживает; о чём говорят её холодные ладони.

— Что ж, — спокойно говорит врач, рассматривая карту, — всё выглядит неплохо. Серьёзных причин для беспокойства нет, — он поднимает голову и улыбается Аве. И мы синхронно выдыхаем. — Но присутствует небольшая аномалия, что говорит о том, что есть повреждения нервов и мышц. Чтобы снизить дискомфорт, предлагаю вернуться к приёму кортикостероидов. Вы продолжаете физиотерапию по плану? — И после кивка Авы продолжает: — Отлично. Тогда думаю, курса в течение трёх дней будет достаточно. Я выпишу рецепт; если улучшения не будет — жду вас на приём. Проведём более углублённое обследование.

Мы благодарим за помощь. Я отвожу сестру домой, а потом еду за лекарствами. Весь день провожу у неё дома и работаю; где на такой случай обустроил для себя кабинет.

Вечером готовлю ужин только из продуктов, одобренных для её диеты. Она пользуется своим состоянием и уговаривает меня в десятый раз пересмотреть "Шерлока".

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мы едим в гостиной за сериалом. Ава довольно набивает живот и вытягивает ноги.

— Знаешь, — говорит она с набитым ртом, — я ненавижу, когда ты ошиваешься у меня дома и трясёшься надо мной, как заботливая мать-наседка, но то, что ты готовишь, определённо большой плюс.

— Мы уже говорили об этом. Мы можем нанять повара.

Ава закатывает глаза.

— Ну нет. Мне не сложно готовить для себя. Мне просто нравится, когда это делаешь ты.

Мы не спим с ней до глубокой ночи, пока не досматриваем первый сезон. Ава каждый раз вздыхает, когда на экране появляется Камбербэтч в своём фирменном пальто.

Рука тянется к телефону, и я пишу Лили. Сообщение доходит, и я усмехаюсь, когда вспоминаю, что она меня заблокировала. Это меня нисколько не обижает, а заставляет уважать её. У неё было полное право на это. На её месте, если бы я подумал, что у неё есть другой, я бы влепил себе затрещину после поцелуя.

Опять в голове всплывает лицо этого идиота.

Чёрт.

Она так и не ответила, что их связывает. Я надеюсь на ничего, кроме дружбы. Не с его стороны. Я видел, как он на неё смотрел. Он явно хочет её.

Джеймс: Ты, кстати, не ответила, что у тебя с тем парнем?

Лили: Лиам? Он мой друг. Это проблема?

Джеймс: Нет, пока он держит свой хер в штанах.

Она отправляет эмодзи с закатывающимися глазами, а затем пишет:

Лили: Не надо думать, что каждый хочет залезть ко мне в трусы.

Теперь уже мне приходится закатывать глаза.

Джеймс: Не каждый, но он — да.

Она ничего не отвечает и долго молчит. Может быть, уснула? От нашего диалога остался небольшой осадок. Мне не хочется портить ей настроение, и, даже если она заснула, отправляю ей ещё одно сообщение, чтобы она прочитала утром.

Джеймс: Прости, если я перегнул палку. Если ты говоришь, что он просто друг — значит, так и есть.

Джеймс: Спокойной ночи, Лили.

Эти сообщения доставлены, но остаются непрочитанными. Меня накрывает облегчение — всё-таки действительно уснула. Я отбрасываю телефон подальше от себя, чтобы не пялиться в него каждую минуту и не выглядеть как идиот, и возвращаюсь к просмотру сериала.

Тут раздаётся сигнал сообщения, и я бросаюсь к телефону, чуть ли не сбив столик с тарелками ногой. Открываю мессенджер, но диалог с Лили остался так же непрочитанным. Вместо этого пришло сообщение от Авы с эмодзи кучки дерьма.

Я перевожу взгляд на сестру — а та смеётся так, что начинает хрюкать.

— Ты нормальная? — я тоже смеюсь и бросаю в сестру подушку.

— Ты бы видел своё лицо! — выдавливает она между смешками.

— Всё. Я спать, — устало протираю лицо, — долго не сиди.

Ава кивает, целую сестру в макушку и иду в гостевую комнату, где падаю на белые простыни. День был длинный и тяжёлый. Подушка пахнет таким же кондиционером для белья, как постель Лили. Видимо, они ходят в одну прачечную. Сжимаю подушку и зарываюсь в неё лицом, наполняя лёгкие запахом лаванды.

Кажется, прошло несколько минут, но уже раздаётся сигнал будильника. Хоть сегодня воскресенье, но я всё равно встаю в семь утра. Отправляюсь на пробежку, попутно отметив, что Лили так и не прочитала вчерашние сообщения. Она точно не из тех, кто встаёт рано.

После пробежки, убедившись, что с Авой всё в порядке, я еду к себе и встречаюсь на позднем бранче с коллегами. Тут приходит сообщение от Лили:

Лили: Всё хорошо, никаких обид.

Мне безумно хочется её увидеть. Я спрашиваю, чем она занимается, и она отвечает, что у неё сегодня смена в книжном.

Потрясающе.

Недолго думая, прощаюсь с коллегами и еду в старую часть города, где находится магазинчик. Поработать можно и там.

Погода с каждым днём становится всё холоднее, и пасмурных дней больше. И сегодня небо затянуто серыми облаками.

Народу в магазинчике много, несмотря на не располагающую к прогулкам погоду. На первом этаже Лили не видно, но прежде чем подняться в кофейню, я уточняю по интересующей меня книге у пожилой владелицы магазина. Я мог бы всё заказать онлайн, но мне приятно побеседовать со старушкой и помочь её бизнесу. Нужной книги нет в наличии, но доставку ждать недолго, поэтому я делаю заказ.

На втором этаже народу ещё больше — в основном студенты, — но мне удаётся найти свободное место возле окна. Я оттягиваю желание посмотреть за барную стойку, но пока снимаю пальто, наши взгляды встречаются, словно притягиваемые магнитом. Моё сердце ёкает, а член дёргается, когда шоколадные глаза Лили останавливаются на мне поверх людей в комнате.

Лицо помимо воли расплывается в улыбке, а внутреннее животное довольно урчит, когда её лицо покрывает румянец.

Чёрт.

Её волосы забраны в высокий хвост. Каштановые пряди красиво рассыпаны по плечам и при свете пасмурного дня выглядят темнее, чем обычно. Кожа бледная — такая полупрозрачная, будто создана из лунного света.

До чего же она хороша.

Хочется обнять её и целовать, пока не отсохнут губы.

Я пропускаю людей вперёд, делая вид, что ещё не определился с заказом, чтобы побыть с ней наедине.

Глава 14. Лили

Профессор делает свой стандартный заказ, и пока Эмма крутится рядом, я вознаграждаюсь тёплым взглядом серых глаз. Подруга собирает заказы на поднос и быстро ретируется.

Отдаю сдачу и чувствую, как его большой палец нежно проходит по внутренней стороне ладони. От этого ёкает низ живота.

— Ты просто красавица, — он чуть ли не облизывается, смотря на меня сверху вниз. А всю сдачу, не глядя, закидывает в банку для чаевых.

Я краснею, как школьница, и отворачиваюсь, чтобы приготовить ему кофе, а когда поворачиваюсь обратно, вижу, что взгляд профессора пожирает мою задницу. Ну прямо слюна течёт. Я осуждающе поднимаю бровь, а он, встретившись с моим взглядом, даже не выглядит пристыженным. Ухмыляется и пожимает плечами, словно говоря: «Да, я пялюсь. А ты бы не пялилась?»

— Я скучал. — Он наклоняется ближе, и его дыхание щекочет щёку.

Воздух застревает в лёгких, но вместе с тем от этих слов появляется какая-то нервозность; мне хочется стряхнуть с себя это чувство и помыться.

Я ничего не говорю, но кажется, он и не ждёт никаких слов в ответ. Лишь немного улыбается и отстраняется, забирая кофе.

— Увидимся.

Он занимает столик в углу зала и начинает что-то сосредоточенно печатать на ноутбуке. Я думала, что меня будет нервировать его нахождение в комнате, но спустя полчаса хлынуло столько народу, что я позабыла о профессоре. Голова была забита работой.

Обеденный наплыв людей схлынул, и мы с Эммой ненадолго смогли перевести дух. Я села на барный стул, чтобы дать отдых ногам, но напарница не могла усидеть на месте и ринулась мыть блендер и соковыжималку.

— Боже, женщина, оставь! — ругаюсь я. — Уберём потом. Сядь, отдохни, пока не пошли люди.

Эмма смеётся и перекидывает блондинистую косу через плечо.

— Не могу. У меня прям свербит: если я вижу какой-то бардак...

— Я себя не очень хорошо чувствую, когда ты что-то делаешь, а я отдыхаю... — я не успеваю договорить, как слышу голос:

— Лили!

На стойку бара, облокотившись и занимая всё пространство своими широкими плечами, завис Лиам.

— Привет!

Я рада видеть друга. Он наклоняется через стол и целует меня в щёку. Его голова резко поворачивается в сторону, когда Эмма покашливает, наблюдая за этой картиной.

— Ого. Я Лиам. — он стреляет Эмме глазками, и на его лице расползается улыбка довольного щенка.

Я их знакомлю, и эти двое быстро находят общий язык и разговаривают о спорте. В конце концов Эмма отлучается принять заказ, а Лиам остаётся со мной.

— Мы собираемся сегодня с ребятами в кино. Не хочешь с нами после работы?

— О нет. Хочу выспаться перед неделей. Так что я пас.

Надеюсь, я не оттолкну всех новых знакомых своими постоянными отказами? Нужно как-нибудь погулять с ними, но не сегодня. Я ещё в тумане после того, как профессор вытрахал из меня последние мозги.

— Ладно, — добродушно отзывается Лиам и не выглядит ничуть расстроенным. — Увидимся. — Он снова целует меня в щёку и машет Эмме на прощание.

— Ты зашёл только за этим? Мог написать.

— Я просто был рядом, — он снова машет, и его кудрявая макушка исчезает на лестнице.

Я смотрю ему вслед, и когда начинаю доставать кружки из посудомойки, сзади раздаётся покашливание Эммы.

— У тебя что-то с горлом? Посоветовать тебе микстуру от кашля?

— Ха-ха, — Эмма играючи бьёт меня полотенцем. — Ни на что не намекаю, но он красавчик.

— Это очевидно всем, у кого есть глаза.

Эмма закатывает глаза, а я ухмыляюсь.

— Красавчик, которому явно ты интересна.

Я расставляю кружки, игнорируя подругу.

— Перестань. Мы просто друзья.

— Он явно хочет это исправить.

Я поворачиваюсь к Эмме и недовольно откладываю полотенце, которым вытирала остатки воды. Сначала Эванс, теперь она? Почему все вокруг так одержимы тем, что он испытывает ко мне симпатию?

— Я бы на твоём месте присмотрелась к нему.

— Хорошо, что ты не на моём месте.

Лицо Эммы вытягивается, будто я её пнула.

— Извини. Это было грубо.

— Ничего, — она поворачивается к раковине и с большим рвением начинает мыть корпус соковыжималки. — Ты права. Это не моё дело.

Я облегчённо выдыхаю, но осадок между нами всё равно остался. К счастью, Эмма очень отходчивая, и уже к концу смены мы смеялись и болтали как обычно.

Только через полчаса я вспомнила о профессоре, и когда посмотрела на его столик, он уже пустовал. Грудь кольнуло лёгкое разочарование. Даже не попрощался. Я проверила телефон, но новых сообщений не было. Надув губы от разочарования, я вернулась к работе и весь вечер провела в ожидании того, что он мне напишет и мы увидимся, но этого не произошло. Разочарование стало больше, хотя я не хотела признаваться в этом даже самой себе.

На следующий день в университете Лиам настиг меня в коридоре перед первым занятием. Он положил руку мне на плечо и подстроился под мой шаг.

— Как ты, Лили? — он легко чмокнул меня в макушку.

— Всё путём. Как погуляли?

Я видела фотки в "Инстаграме" у него и Мии, и, судя по ним, ребята хорошо провели время.

— Неплохо, но без тебя было скучно.

Он окидывает меня сверху вниз и накручивает локон на палец:

— Не замечал, что твои волосы настолько длинные.

Сегодня я встала пораньше и потратила на укладку добрых полчаса, чтобы распустить волосы и уложить их лёгкой волной. Хотелось проверить интерес профессора. Молчание в эфире с воскресенья сделало меня неуверенной.

— Мисс Миллер.

Помяни дьявола.

Я оборачиваюсь, и рука Лиама падает с моего плеча. Профессор чернее грозовой тучи. В прямом и переносном смысле: чёрное пальто, из-под которого выглядывает чёрная водолазка, лицо серое и хмурое. Он зол. Очень зол.

— Зайдите после занятий ко мне в кабинет. У меня есть вопросы по вашей последней работе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Профессор, я...

Он поднимает бровь и смеряет меня таким ледяным взглядом, что я не могу договорить, что вечером работаю. Язык примерз к нёбу. Вместо этого я просто киваю и смотрю ему вслед, пока он прокладывает себе путь через толпу студентов, как русский ледокол, а студенты расступаются перед ним, как ломаются льдины под атомным двигателем.

— Ого, — Лиам присвистывает. — Сегодня у него явно заноза в заднице больше, чем обычно.

Согласно бурчу в ответ и ухожу на занятие. Весь день дёргаюсь, как на иголках. Я несколько раз брала в руки телефон, набирала сообщение, чтобы спросить, что случилось, но так и не хватило духу его отправить. Весь день меня бросало от одного чувства к другому, как лодку в шторме.

Потом я так разозлилась на то, что он заставляет меня чувствовать себя виноватой, хотя это не так, что на занятие с ним я зашла такой накрученной, чуть пар из ушей не валил. Заходя в аудиторию, я так сильно хлопнула дверью, что сидящие вздрогнули. Профессор повернулся ко мне, и у него на лице явно читалось желание разорвать на куски нарушителя тишины. Увидев меня, он ничего не сказал, но его брови удивлённо взлетели вверх, а на скуле дёрнулся желвак.

— Ты в порядке? — спрашивает Мия, когда я занимаю место рядом с ней.

Я киваю и всю лекцию не поднимаю взгляд от тетради. Профессор довольно сухо и жёстко рассказывает новый материал, но отвечает на вопросы и даёт пояснения. Тема действительно интересная, и если бы я не была обижена на него, то тоже бы позадавала вопросы. Но нет, я продолжала сидеть с каменным лицом, хотя чувствовала на себе его взгляд. Каждый раз, когда правая щека начинала гореть, я подавляла в себе желание поднять голову.

В итоге к концу занятия я была так вымотана этими играми, что начала сомневаться в своей адекватности. Это действительно было нужно или я вела себя как идиотка? Пораскинув мозгами, я склонилась ко второму варианту. Но он тоже хорош!

Я попрощалась с Мией и первой вышла из аудитории, снова не взглянув в его сторону — теперь из-за стыда за своё поведение.

После занятий я стояла возле его двери и судорожно вытирала руки о штаны, прежде чем постучать. Вся смелость устроить ему разбор полётов улетучилась.

Но, сделав глубокий вдох, я всё-таки постучалась — легонько; надеясь на то, что он не услышит; а ещё больше надеясь на то, что его нет.

Но мне не повезло. Дверь широко распахнулась, и жёсткая рука затянула меня внутрь.

В тишине щёлкнул замок, а в следующий момент я оказалась прижатой к двери, а губы профессора обрушились на меня. Я ничего не понимала и только чувствовала его твёрдые губы, сильное тело, которое прижимало к двери, не давая вздохнуть. Одна рука крепко обхватила горло — не перекрывая дыхание, а показывая, в чьих руках контроль. При этом опасно, но нежно, пальцы поглаживали шею. Я протестующе замычала в его губы, но меня тут же наказали, жёстко прикусив губу. При всей ярости поцелуя было в нём что-то жадное и отчаянное. Вот он медленно прикусывает нижнюю губу и оттягивает её, а потом язык проходит по этому месту, извиняясь и зализывая рану. Если поначалу он точно хотел показать, кто главный, то сейчас его язык уже ласкал нежную припухлость рта. Забывшись, я полностью потерялась в ощущениях. Руки взлетели и затерялись в его волосах, прижимая ближе.

Когда профессор оторвался от меня, мы оба часто дышали, как будто пробежали кросс. Он взял моё лицо в ладони и заставил посмотреть в глаза.

— Знаешь, как я хотел положить тебя поперёк коленей прямо в аудитории? Ты говорила, что он просто друг.

Если бы я не была прижата к двери, то точно бы отпрянула. А так лишь осталось закатить глаза.

— Так и есть. А что случилось?

Видят всевышние силы, что я — само терпение.

— Друг, который тебя целует и лапает при любом удобном случае. И ты, по всей видимости, не против.

Он сжимает челюсть, а глаза мечутся между моими. Да что ты там хочешь найти? Лучше услышь меня.

— И ты об этом хотел поговорить? — Я отнимаю его руки и прохожу в кабинет, кидая сумку в кресло и разворачиваюсь к нему, скрестив руки на груди.

— Да. Ты сама озвучила правило: чтобы мы не вступали ни с кем в отношения, пока вместе.

Он делает несколько шагов вперёд, но останавливается на расстоянии и засовывает руки в карманы.

— Так и есть.

В голове уже начинает звенеть, а слабый голос сознания нашептывает мысль: "Он такой же". Именно так всё и начинается: сначала он будет прикрывать свой контроль, недоверие и ревность за маской озабоченности и словами о моём благополучии и о том, что он беспокоится о моей безопасности; а затем покажет своё истинное лицо. Ощущение того, что рядом с ним я нахожусь в безопасности — всего лишь иллюзия.

— Я понимаю, что у тебя нет к нему никаких чувств и всё такое... Но я хочу, чтобы ты запретила ему касаться тебя.

Я смеюсь, но тут же прерываюсь, когда понимаю: он не шутит; наклоняет голову вбок так же, как это делал Итан. Это настолько жутко, что по спине пробегает холодок.

— Что будет, если я этого не сделаю?

Сердце колотится и распухает так сильно, что кажется, перекрывает доступ кислорода.

— Тогда это сделаю я.

— Это действительно проблема, чтобы её обсуждать сейчас, и ты вел себя как ревнивый собственник?

— Да.

— Я тебе не принадлежу, Джеймс.

— Пока мы вместе, принадлежишь.

— Значит, мы больше не вместе.

Его лицо вытягивается. Ноздри раздуваются, он в явном бешенстве запускает руку в волосы и шумно выдыхает.

— В чём твоя проблема?

Он подходит ближе и крепко берёт меня за плечи, заставляя посмотреть в глаза. Пальцы крепко обхватывают плечо, практически причиняя боль.

— Моя проблема?

Он сейчас пошутил? Его глаза снова бегают по моему лицу, но, видимо, не находят того, что ищут, поэтому он отпускает меня. Снимает очки и устало потирает переносицу.

— Пожалуй, ты права.

Несмотря на то что я сама предложила разрыв ещё не успевших начаться отношений, эти слова резанули как бритва.

— Отлично. — Мой голос сухой, как наждачная бумага.

Я не смотрю на него, пока закидываю рюкзак на плечо и иду к двери. Где на миллисекунду задерживаюсь в надежде, что он меня остановит, но нет. Дверь с тихим хлопком закрывается за моей спиной.

Глава 15. Лили

Грудь сотрясалась от мощных рыданий. Я вскочила с кровати, судорожно прижимая к себе одеяло. Кошмар сна ещё не рассеялся, и я часто дышала, пытаясь прийти в себя.

Я соскользнула с простыни и взяла платок, чтобы промокнуть слёзы. Судорожно вздохнула, когда картинка из сна встала перед глазами. Это был Джеймс, но не тот, которого я знала. Этот — с налитыми кровью глазами, с перекошенным от ярости лицом и крепкими кулаками.

Я вздрогнула и коснулась щеки, убеждаясь, что со мной всё в порядке. Кожу кололи отголоски кошмара. Я смахнула прилипшие к мокрому лицу волосы.

Почему я не ушла от Итана, когда он в первый раз ударил меня? Этот вопрос я задавала себе тысячи раз. Да, я была совсем молодой девчонкой, напуганной и разбитой жизнью. Я потеряла Сьюзен — единственного человека, который дарил мне заботу и любовь. Но я знала уже тогда, что Итан может позволить себе ударить меня, когда не в настроении. Когда это произошло в первый раз, он так сильно извинялся, сожалел и даже плакал о содеянном, что моё сердце разрывалось от жалости. После таких моментов я получала над ним власть, а он вёл себя как ангел и был лучшим бойфрендом на свете: покупал всё, о чём я мечтала и хотела; окутывал заботой; буквально носил на руках. Ублюдок был богатым сукиным сыном и мог позволить мне любую прихоть. А служба в Департаменте внутренней безопасности США наделила его властью и чувством вседозволенности.

Потом всё повторялось по ужасно предсказуемому сценарию: чем сильнее он меня избивал, тем больше сожалел; а я получала большую передышку до следующего раза. Доходило до того, что его выводила из себя какая-то мелочь, но я нарочно добавляла масла в огонь и ухудшала ситуацию, чтобы он избил меня сильнее, чем изначально планировал — всё это для того, чтобы сейчас не пострадать напрасно? Чтобы отсрочить следующий срыв?

Итан говорил, что я испортила ему жизнь; что я ничтожество, которое никому не нужно; что я отравляю окружающим жизнь; что Сьюзен умерла только из-за меня; и в смерти родителей тоже виновата я. Мне пришлось пережить перелом рёбер, чтобы понять, что нужно бежать из этих отношений.

Полная смена имени, частичная смена внешности — надеюсь, этого достаточно для того, чтобы скрыться от него. Я тщательно следила за своими социальными сетями и не позволяла себе оставлять цифровой след. Конечно, одна часть меня убеждала в том, что я гиперболизирую проблему: он издевался надо мной просто потому, что я была рядом. Я надеялась на то, что моего побега достаточно и он просто забудет обо мне.

Я даже не думала обратиться в полицию. Я не доверяла системе, где работали такие люди, как Итан. Я знала: он следит. Следит и ждёт моего заявления, для того чтобы обратить это против меня. Он не был идиотом и мог умело воспользоваться своими связями для того, чтобы дело замяли. Он не выпускал меня из дома, когда на моём теле были следы побоев; мой телефон мониторился так же тщательно — чтобы я не делала фотографий; ничего такого, что подтверждало бы мои слова. А без улик это всего лишь моё слово против его — а он легко мог повернуть это в свою пользу.

От всех этих мыслей сон ушёл. Я заварила себе чай, включила ноутбук, закуталась в плед и вбила в поисковую строку браузера: «Харпер Смит». Результаты выдали старые статьи с заметками полицейских отчётов о смерти родителей и статьи в жёлтой прессе с кричащими заголовками.

«Муж избил жену до смерти на глазах дочери-подростка и покончил жизнь самоубийством до приезда наряда полиции. Двенадцатилетнюю Харпер Смит с нервным срывом доставили в медицинский центр Маккензи-Уилламетт после того, как на её глазах…»

Я не стала читать дальше. Там всё равно не было написано о том, как отец, напившись, в очередной раз схватил маму за волосы и начал бить по лицу. Она задержалась на работе дольше обычного, что для него было поводом и прямым доказательством её измены. Я сбежала вниз ровно в тот момент, когда она умоляла его отпустить и позвонить на работу, чтобы коллеги подтвердили её слова. Я повисла на руке отца, когда он замахнулся, чтобы ударить. Моих сил не хватило; он отшвырнул меня, как котёнка, и я упала на кафельный пол кухни, отбив задницу.

— Не трогай Харпер! — закричала мама.

— Заткнись!

Заревел отец и ударил маму по лицу. Она не удержалась на ногах и с глухим стуком ударилась головой об угол стола, рухнула на пол и больше не шевелилась. В комнате воцарилась оглушительная тишина. Казалось, мир остановился, и из меня выкачали весь воздух. Я не могла подняться и так оставалась сидеть на холодном полу. Казалось, что если не двигаться, то ничего не произошло и ещё можно отмотать время назад. Вот сейчас она поднимется, откинет свои рыжие волосы и накинется на отца. Но этого не произошло. Она оставалась лежать, а её рука была вывернута под неестественным углом.

Чудовище ничего не заметило. Он продолжал орать:

— Встань! Хватит притворяться! Встань, сука, и скажи, где ты была!

Он подошёл ближе и пнул ботинком её ногу. Когда не последовало никакой реакции, он наконец склонился над ней. Убрал волосы с лица и повернул голову.

— Твою мать…

Из небольшой раны на виске сочилась кровь, заливая половину лица и скапливаясь на полу, окрашивая рыжие волосы мамы в багряно-вишнёвый цвет. Лицо было бледным, почти синим на фоне огненных волос.

— Софи, дорогая, я не хотел… прости меня… Пожалуйста, встань, хватит меня пугать. Ты ведь не серьёзно?

На фоне этих причитаний послышались глубокие, раздирающие рыдания, переходящие в вой.

Голова чудовища метнулась в мою сторону. Он положил тело обратно на пол.

— Не плачь, Харпер. Я всё исправлю.

Время замерло и потеряло все ориентиры. Не знаю, сколько прошло времени, когда до меня донёсся звук выстрела и вой полицейских сирен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Как я узнала позже, когда пришла в себя, отец позвонил в полицию, рассказал, что сделал, закрылся в своей комнате и выстрелил себе в голову.

Я равнодушно смотрела на его фотографию, приложенную в статье, сделанной почти сразу после свадьбы родителей.

Урод.

Прошла по другой ссылке и посмотрела статью с выдержкой из заседания зала суда. Там уже была моя фотография. Папарацци, которые освещали дело, щёлкнули кадр, когда я вместе со Сьюзен покидала зал суда. На фотографии не очень хорошего качества сразу бросались в глаза мои ярко-рыжие волосы. Тётя обнимала меня за плечо и закрывала лицо от камер.

С волосами было расставаться труднее всего. Я рыдала, когда перекрашивала их в номере мотеля. Это была та вещь, что ещё связывала меня с мамой. Но я не могла оставаться в таком виде. Моя внешность привлекала внимание.

Самая свежая информация с именем Харпер Смит была из моего университета в Юджине. Это был приказ об отчислении по собственному желанию. Более никаких статей не было. Не было заявлений о пропаже или подобного. Да и кто бы стал меня искать?

Я набрала в поиске: «Лили Миллер». По этому запросу информации, касающейся меня, не было. Я выдохнула от облегчения и по привычке почистила историю браузера, хотя к моему ноутбуку никто не имел доступа.

Выключила компьютер и легла в кровать. До подъёма ещё было около пяти часов, и я надеялась поспать. Но кровать после кошмара выглядела тёмным пятном, простыни были холодными, и сколько бы я ни закутывалась в плотное одеяло, оно не могло меня согреть. Было ощущение, что я лежу в гробу. Сама не знаю, чем были продиктованы следующие действия, но я взяла телефон и написала сообщение.

Лили: Ты можешь приехать?

Я думала, он уже спит и не прочитает моё сообщение, но через пару минут появились две зелёные галочки. Ответа не последовало ни через пять, ни через десять минут.

На что я надеялась?

Психанув и устав от холода, который уже пробрался в каждую клеточку моего тела и ломал кости, я встала и пошла в душ в надежде согреться под горячими струями. Душ ненадолго помог, и я, надев самую тёплую пижаму, устроилась на диване в гостиной, когда в дверь постучали.

Сердце забилось где-то в горле. Я метнулась к телефону. Новых сообщений не было. Посмотрев в глазок, я резко выдохнула и, собравшись с силами, открыла дверь.

Джеймс без лишних слов зашёл в квартиру. Несмотря на позднее время, он был бодрым, но лицо выражало крайнюю степень озабоченности и тревоги.

— Ты в порядке? Что случилось?

Он взял меня за руки и начал осматривать, пытаясь найти какие-то повреждения.

— Ты пришёл.

— Ты позвала, — он пожал плечами, словно другого варианта и быть не могло.

Я убрала его руки и обхватила себя. Сейчас мне было стыдно за свой порыв: вытащить человека, с которым меня ничего не связывает, посреди ночи из-за того, что приснился страшный сон.

Джеймс терпеливо ждал ответа.

— Не знаю… — Я прошла в гостиную и села на диван. — Мне приснился кошмар, и он был очень реальным. Я не смогла уснуть, и мне было страшно оставаться одной. Понимаю, как это глупо звучит... Прости, что вытащила тебя из дома.

— Это не глупо.

Он внимательно слушал мои бестолковые объяснения. Сел рядом, раскрыл объятия, и я прильнула к его тёплому боку. Одна рука рисовала узоры на моей талии, а другая гладила волосы. В голове стало так тихо и спокойно, что я шумно выдохнула и закрыла глаза. Но ещё один вопрос вертелся на языке, мешая полностью отключиться.

— Насчёт сегодняшнего разговора… Ты не сердишься на меня? — Я подняла голову и посмотрела в его лицо. — Я наговорила много лишнего.

— Детка, — он легко улыбнулся и закатил глаза. — Всё нормально. Ты была абсолютно права: я повёл себя как мудак. Я хотел дать тебе время и поговорить.

Я выдохнула, полностью расслабилась, и нас окутала уютная тишина.

— Не хочешь рассказать, что тебе снилось? Может, тебе станет легче?

— Не сегодня.

Он явно заметил, как я напряглась в его руках, и, не произнеся больше ни слова, подхватил меня на руки, будто я ничего не весила, и отнёс в спальню.

Я устроилась на простынях, пока Джеймс стягивал серую толстовку и снимал джинсы. Только сейчас я обратила внимание на то, что он изменил своему классическому стилю. Ему это очень шло: он выглядел более молодым и расслабленным. Точнее говоря, он выглядел на свой возраст.

— Сколько тебе лет?

Голова Джеймса показалась из-за футболки, которую он не успел стянуть.

— Тридцать два, — ответил он, и мне показалось, что в голосе звучало недовольство. — А что?

— Да так… Прикидываю, сколько времени осталось до тех пор, пока придётся менять тебе подгузники.

Он хмыкнул, и от этого тихого, но уверенного звука низ живота кольнуло. Он устроился позади меня и притянул к своей груди.

Утренние переживания и ночные кошмары ушли; теперь я чётко понимала: чтобы наши отношения — даже чисто физические — могли существовать, мне нужно рассказать ему об Итане. Возможно, не все детали, но он должен понимать мои триггеры и почему я могу в определённых обстоятельствах повести себя не совсем адекватно. Иначе это будет нечестно по отношению к нему. Он имеет право знать. Возможно, он не захочет связываться со мной из-за всего этого; я уверена: он может найти девушку для секса без такого груза прошлого.

Я убедила себя в том, что обязательно это сделаю... но не сегодня.

Глава 16. Лили

Проснувшись утром, я не обнаружила Джеймса рядом с собой. Постель была пуста, но на столе лежала записка, написанная его каллиграфическим почерком:

"Мне пришлось уехать рано утром, чтобы не опоздать на занятия. Не стал тебя будить, чтобы попрощаться.

Скучаю."

Хм. Записки. Это так старомодно, но очень в его стиле. Я ещё раз посмотрела на последнее слово, и грудь кольнуло. Это одновременно радовало и пугало до чертиков. Секс — это хорошо, но нельзя, чтобы сюда примешивались чувства. Это всё усложнит.

Быстро собралась в университет, не забыв закинуть задание для Эванса. От этой мысли стало смешно. Когда я думала о нём как о профессоре, то всегда про себя называла по фамилии.

Занятия пролетели быстро, и мы с Мией, смеясь, завалились на семинар по творческому письму. Эванс ходил между рядами, раздавая материал. Увидев нас, он легко улыбнулся.

— Мне очень приятно, что вы в таком приподнятом настроении. Присаживайтесь, — кивнул он нам на свободные места.

— Что-то вы подозрительно радостный, — недоверчиво покосилась Миа, доставая из своей плетёной необъятной сумки ноутбук. — Нас ждёт тест?

— Самостоятельная работа, — по аудитории пробежал недовольный гул, что только сделало улыбку Эванса шире. — Отрадно видеть ваш энтузиазм. Ваша задача на сегодня — описать место: город, дом, парк так, чтобы оно стало важным "персонажем" вашего произведения. Исследование места как персонажа помогает глубже понять, как окружающая среда влияет на людей и их эмоции. Место может отражать настроение, создавать атмосферу и даже влиять на развитие сюжета. Также описание места позволяет создать более яркую и запоминающуюся атмосферу в произведении. Это помогает читателям визуализировать сцену и погрузиться в мир истории. У вас есть полтора часа, после чего сдаём работы.

Обведя всех взглядом и убедившись, что вопросов нет, Эванс сел за стол и, похоже, начал проверять работы другого курса.

Оглядываюсь вокруг. Большинство уже погрузились в свои мысли и гипнотизировали пустые листы перед собой. Я достала телефон и набрала сообщение:

Лили: А у тебя есть особенное место?

Эванс отвлёкся на загорающийся экран мобильного, приподнял бровь, но не посмотрел на меня.

Джеймс: Не в Филадельфии, в Англии — да.

Я хмыкнула и хотела поинтересоваться, что это за место, но пришло ещё одно сообщение:

Джеймс: Пожалуйста, не пиши мне, когда сидишь передо мной. У меня встаёт.

Я поперхнулась воздухом и закашлялась. Ближайшие головы повернулись в мою сторону. Даже Эванс вскинул голову, и его лицо умело изобразило удивление, но в тени глаз, за очками, плясали черти.

Профессор называется.

Я старалась выкинуть его из головы и сосредоточиться на работе. Это сработало, и спустя время остались только я и текст, так что к концу занятия положила на стол Эванса вполне себе крепкую, на мой взгляд, работу.

Последней вышла из кабинета, задержавшись со сборами сумки. Эванс шёл следом и, выходя из кабинета, щипнул меня за ягодицу.

Не оборачиваясь, пошёл в другую сторону, а мне ничего не оставалось, как покачать головой и отправиться в библиотеку. Не успела сделать и пары шагов, как пришло сообщение:

Джеймс: Через двадцать минут в моём кабинете.

От предвкушения тряслись руки. Я решила не тратить время на дорогу в библиотеку, а вместо этого взяла кофе.

В кабинете он был один и в этот раз не набросился на меня, а довольно улыбнулся, когда я вошла.

Не стесняясь, я обошла стол и нависла над ним. Он удивился, но, видно, с предвкушением ждал, что я буду делать дальше.

Я села ему на бёдра, исполнив своё давнее желание, расположив колени по обе стороны от его талии. Руки Джеймса сразу огладили ягодицы, сжали и притянули ближе. Он подался вперёд тазом, давая почувствовать, насколько он твёрд, и из нас двоих вырвались звуки возбуждения: из него — резкий вдох, из меня — слабый стон.

— Нам не нужно закрыть дверь?

Я припала губами к его шее, слыша довольное ворчание и потираясь по всей его длине. Я чувствовала себя такой мокрой, что наверняка оставила пятна на его брюках даже сквозь свои джинсы.

— Похуй. Ко мне никто не зайдёт так поздно.

В голове мелькнула мысль. Ухмыльнувшись, я соскользнула с его коленей на пол.

Погладила его ноги, упиваясь их силой, и, не сводя с него глаз, взялась за пряжку ремня.

— Что ты делаешь?

Его ноздри раздулись, а щёки покраснели.

— А на что это похоже? Тебе когда-нибудь делали минет за профессорским столом?

Он сглотнул, покачал головой и приподнял бёдра, чтобы я стянула с него брюки вместе с боксёрами. От вида, открывшегося передо мной, потекли слюни и перехватило дыхание. У меня не было возможности хорошенько рассмотреть его член, когда мы спали прошлый раз, но теперь я отдам ему должное. Идеально гладкий, розовый.

Я облизнула губы, а следом — головку, обхватив рукой основание. Джеймс зашипел и откинул голову на кресло.

На вкус он оказался ещё лучше. Слегка солоноватый с ароматом арбуза. Я довольно замычала и постаралась погрузить его в рот целиком. Он упёрся в заднюю стенку горла, но я сделала шумный вдох через нос и протолкнула его до самого основания, уткнувшись носом в живот. Джеймс грязно выругался. Его рука легла на затылок, но не надавливала, а перебирала волосы.

С чавкающим звуком я выпустила его член. На глазах выступили слёзы, изо рта текла слюна. Я бросила быстрый взгляд на Джеймса — тот посматривал на меня из-под опущенных ресниц с таким выражением сексуального угара, что я почувствовала, как между бёдер потекла влага.

Сделав глубокий вдох, я снова взяла всю длину в рот, но теперь сделала это быстро, держа рукой основание. Живот так кололо от невыносимого желания, что я, не прерываясь, расстегнула молнию на своих джинсах и второй рукой начала ласкать себя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С членом во рту я глухо застонала, когда ввела в себя два пальца. Я была такой мокрой, что это даже неприлично.

— Блядь. Это самое горячее, что я когда-либо видел.

Джеймс убрал мои волосы с лица, жёстко обхватил затылок и начал трахать мой рот. Комната наполнилась хлюпающими, влажными звуками и стонами. Почувствовав более солёный вкус, я поняла, что он близко, и энергичнее задвигала пальцами внутри себя. Содрогнулась, когда тело накрыл оргазм, но мои стоны были заглушены его членом.

— Я сейчас кончу, если ты не хочешь…

Я не дала ему договорить и поглотила его до основания, проведя языком по уздечке. Самый сладкий звук на свете — его стон — заполнил комнату, горло затопила горячая жидкость.

Джеймс не сводил с меня глаз, часто дышал и вытёр большим пальцем дорожку слёз из моих глаз.

— Ты просто…

Он не успел договорить, как его прервал стук в дверь. Не успев подумать, а действуя на инстинктах, я залезла дальше под стол, а Джеймс придвинул своё кресло ближе, скрывая расстёгнутые штаны.

— Так и думала, что ты ещё здесь.

По голосу я узнала профессора Рочестер. Послышались быстрые шаги — она без разрешения вошла в кабинет и остановилась возле стола.

— Мне нужны твои материалы по курсу экокритики. Поставили семинар на следующей неделе, и, как всегда, я узнаю об этом последней… Что с тобой?

Я старалась не издавать ни звука и прикрывала рот ладонью, чтобы не было слышно моего частого дыхания. Я не видела лица Джеймса, но по звукам поняла, что он наливает воду в стакан и, сделав пару глотков, отвечает:

— Да что-то неважно себя чувствую.

— Оно и видно. Ты весь покраснел. У тебя наверняка жар. Отправляйся сейчас же домой.

— Ты права. Я пришлю тебе материалы на почту.

Рочестер поблагодарила и, слава богу, не задержалась. Как только за ней закрылась дверь кабинета, Джеймс выдохнул и заглянул под стол.

— Спасибо.

Я уже застегнула джинсы и недоумённо вскинула брови.

— За что? За минет?

— Ага.

На его лице расплылась улыбка довольного кота. Я легко ударила его по коленке, он засмеялся и помог мне встать. После чего застегнул брюки и собрал свои и мои вещи.

— Я отвезу тебя.

— Я доберусь сама.

Он помог мне надеть пальто, притянул за плечи и поцеловал волосы.

— Это был не вопрос.

Я скривилась от этого авторитарного тона. Хорошо, что он стоял за моей спиной и не видел моего лица. Каждый раз, когда он проявлял вот такие контролирующие замашки, я вспоминала Итана.

Ладно. Не сейчас.

Рождество через пару недель, и уже второй раз за последние дни выпал снег. Он пока таял через пару часов, но воздух всё равно был холодный. Вот и сейчас, когда мы выходили из университета, шёл мокрый снег, падая на землю тяжёлыми хлопьями и метя в глаза. При каждом дыхании изо рта вырывались облачка пара. Моя куртка была без капюшона, и волосы вокруг лица быстро намокли и прилипли к коже.

Ненавижу сырость.

Джеймс, заметив моё недовольство, снял шарф и накрыл мою голову. От этой заботы было одновременно приятно и тепло, а в то же время неудобно. Он остановился у пассажирской двери, но не спешил её открыть. Вместо этого распахнул пальто, притянул к себе, закрывая от снегопада, и взял мой подбородок, чтобы я посмотрела на него.

— Что за мысли крутятся в твоей голове?

Его голос звучал игриво, но за этим слышалось беспокойство. Я в сомнении отвела взгляд, и над ухом послышался разочарованный вздох.

— Ты же знаешь, что можешь поделиться со мной? Да, ты установила правила, что мы не интересуемся жизнями друг друга. Но если я хоть чем-то могу помочь, даже выслушав, я хочу это сделать. — От мольбы в голосе меня пробрало до мурашек, и я взглянула в его глаза, скрытые за бликами очков. — Пожалуйста.

Я глубоко вдохнула. Меня разрывало на части. Одна половина говорила, что нужно рассказать ему всё сейчас, но вторая, трусливая, боялась, что после всего, что я на него вывалю, не увижу его больше никогда. После того как я всё расскажу, он больше не будет смотреть на меня будто на какое-то сокровище, по ошибке попавшее ему в руки. Он будет брезгливо посматривать и бояться испачкать об меня свои руки. А когда узнает, что делал Итан, никогда больше не будет относиться ко мне уважительно. А зачем? Если я позволяла другому на протяжении последних двух лет не ставить меня ни во что. Если я это позволяла, значит, во мне нет никакой ценности. Он просто этого ещё не понял. Но когда я расскажу, у него пропадёт вся пелена с глаз.

Я обхватила его руку своей. В моих глазах стояли слёзы, и, когда он это заметил, его лоб прорезали морщины, передающие отчаяние.

— Лили… — его голос хрипел от невысказанных слов и эмоций.

Я снова скривилась. Меня разрушало, как он произносил это имя. Словно благословение или поклонение. И так и обстояло дело. Он видел совершенно другого человека. Не испорченную и сломанную меня, от которой остался красивый фасад. Но на деле — там заброшенный автолом.

Во рту разлилась горечь от невысказанных слов, которые уже давно жгли всё нутро. Хотелось кричать во всё горло. Но вместо этого я проглотила все слова и сказала так тихо, что не знала, слышно ли меня за шумом ветра:

— Я правда хочу рассказать тебе всё, но пока у меня нет духа сделать это.

— Я тебя не тороплю. Хочу, чтобы ты знала, что я рядом.

Он не сказал, а я про себя добавила: "Пока рядом". Пока ты не узнал, кто я на самом деле.

Я кивнула. Он обхватил мой затылок и притянул к себе. Его губы были холодные и влажные от снега, но дыхание — такое горячее. Наши запахи смешались, его поцелуй увлёк. Он был нежный, неторопливый, но вместе с тем крепкий. Смаковал мои губы, будто не распробовал их, каждое касание словно шептало: "Я рядом", "Я защищу", "Мне ты можешь доверять", "Я никогда не сделаю тебе больно". От этого мои колени дрожали, а сердце сжималось от такой тоски и нежности, что кружилась голова. И я позволила сегодня поверить в эту прекрасную ложь.

Глава 17. Лили

Я сижу за ноутбуком, дописывая статью для одного из сайтов, который сделал заказ на прошлой неделе, когда раздаётся звонок от консьержа.

— Мисс Миллер, здесь мисс Уолш. Пропустить её?

Я удивляюсь — мы не собирались встречаться, но согласно отвечаю. Пока Миа поднимается, убираю разбросанные обёртки от конфет. Целую упаковку я съела, пока писала статью.

— Привет! — Миа врывается в квартиру и сходу бросает вещи на диван. Идёт к холодильнику и, оборачиваясь, спрашивает: — У тебя есть что выпить?

— Только кола.

— Пойдёт.

Она открывает банку и сразу опустошает половину.

— Я забыла, что мы договаривались встретиться?

Миа запыхавшаяся, но выглядит наряднее, чем обычно: шнурованный спереди шелковый корсет с изображением Сикстинской капеллы и кожаное мини. Чёрное каре идеально прямое, на глазах — смоки-айз.

— Ты просто красотка.

Миа довольно склоняет голову.

— У нас сегодня концерт. Я не стала говорить тебе раньше, чтобы ты не слилась. — Она подходит ближе, разворачивает и толкает меня в направлении ванной. — Так что собирайся. У тебя есть час, и мы выдвигаемся.

Я смеюсь, но позволяю подруге увезти себя. Быстро принимаю душ и сушу волосы. В комнате Миа валяется на кровати, смеётся и переписывается с кем-то. Заметив, что я села делать макияж и причёску, она поднимается.

— О, давай я сделаю. Обожаю эти штуки.

Я киваю — у неё точно получится быстрее и лучше, чем у меня. Она медленно проводит расчёской по моим волосам, крутит, приподнимает их то так, то эдак, прикидывая, как уложить.

— Это не твой настоящий цвет волос?

Видимо, пора красить корни.

— Ага.

— А какой натуральный?

— Рыжий.

— Чёрт. Почему ты перекрасилась? Рыжей ты была бы ещё горячее.

— Просто хотела попробовать что-то новое, — пожимаю плечами.

Миа делает мне локоны и оставляет волосы распущенными. Накладывает макияж — более яркий, чем я ношу обычно, но убеждает, что это будет соответствовать атмосфере.

У меня нет одежды, которую можно было бы надеть на рок-концерт, но мы останавливаем выбор на чёрных обтягивающих брюках и топе с завязкой на шее и открытой спиной.

Смеясь, обуваемся и накидываем верхнюю одежду.

— Вызвать такси?

— Нет, я написала Лиаму, он нас заберёт.

Мы приезжаем в бар, где уже куча народа толпится у входа, покуривая и потягивая пиво. Миа оставляет нас с её соседками и убегает готовиться к выступлению. Шейла и Габи, соседки Мии, уже успели опустошить по паре коктейлей и находятся навеселе.

Я оставляю ребят и протискиваюсь к бару через плотную толпу. Заказываю себе пиво, нетерпеливо барабаня пальцами по стойке, пока жду заказ. Неформального вида парень рядом окидывает меня взглядом, делает глоток и улыбается.

— Привет, красотка.

Я киваю и вежливо улыбаюсь. Стараюсь не быть грубой, но показать, что не заинтересована. Он не понимает и придвигается ближе, нависая надо мной, обдавая пьяным дыханием.

— Одна здесь? — И, не дожидаясь ответа: — Я вот пришёл один. Составишь мне компанию и послушаешь мою любимую группу? — Он придвигается ещё ближе и кладёт руку на стойку бара рядом с моей, поглаживая моё предплечье. — И улыбнись для меня, че ты такая хмурая?

Вспыхиваю, но ничего не говорю, словно язык проглотила. Я так и не научилась отстаивать свои границы и ввязываться в открытый конфликт. Уже подумываю не дожидаться пива и просто уйти, как чья-то ладонь ложится мне на поясницу.

— Всё нормально?

Над ухом раздаётся голос Лиама. Я вскидываю голову — он сверлит взглядом моего нового «знакомого». Тот, завидев, что Лиам на полторы головы выше и в два раза шире в плечах, фыркает, отворачивается к бару и бормочет себе под нос: «Шлюха». Лиам это слышит, его рука крепче сжимается на моей талии. Он берёт моё пиво и подталкивает к сцене.

— Пойдём отсюда.

Встряхиваю волосами и стараюсь выбросить случившееся из головы, но настроение подпорчено. Девочки веселятся перед сценой, и пока следующая группа настраивает инструменты, к нам подходит Миа и предлагает сделать пару фото.

— Давай я вас сфоткаю. Я всё равно не люблю фотографироваться.

Отставляю пиво на столик и беру плёночный фотоаппарат Мии. Она любит вайб во всём. Группа начинает выступление, и мы веселимся и танцуем от души. Никто не знает текстов песен, но это не важно. Мы просто улюлюкаем и орём. Миа в своей стихии — она бегает от одного к другому, делает селфи, фоткает сцену и окружающую обстановку.

Группа Мии выступает последней, и к её выходу у нас уже сорваны голоса, но мы всё равно кричим, когда подруга выходит на сцену. Миа великолепно поёт и завершает выступление медленной балладой.

Концерт заканчивается, но большинство людей не расходятся, а остаются в баре, продолжая пить, играть в бильярд и настольный футбол.

Миа выходит из-за кулис, мы обнимаем её по очереди, поздравляем с великолепным выступлением.

Веселье выветрилось, и я хочу домой. Музыка теперь сильно бьёт по ушам, а выпитое пиво дезориентирует.

— Классно погуляли, но у меня отваливаются ноги. Поеду домой.

Миа дует губы, но не настаивает, чтобы я осталась.

— Я тебя подброшу.

— Ты тоже уезжаешь? — Миа накидывается на Лиама.

— Тренер завтра поставил тренировку на восемь. Если я останусь, то буду пить, а если буду пить, то завтра умру.

Мы смеёмся. Прощаемся с остальными и выходим на морозный воздух. Лиам, похоже, тоже устал, поэтому всю дорогу до дома погружён в свои мысли и молчит.

Возле дома негде припарковаться, поэтому Лиам оставляет машину у парка и провожает меня до входа, по дороге журя и подкалывая, что я ещё ни разу не пришла посмотреть его игру.

— Всё, ты надоел, — смеюсь и легонько шлёпаю его по плечу. — Приду я на твою игру, не канючь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Слова, Миллер, — он обхватывает меня за шею и ерошит волосы. — Я поверю, когда увижу тебя на трибуне. Желательно в майке с моим номером, держащей плакат с надписью «Люблю Лиама Пейна».

— Максимум согласна на «Лиам Пейн — надери всем зад».

— Чёрт, — Лиам цокает языком. — Ну ладно, пойдёт и так.

Мы останавливаемся у дверей. От прогулки моё лицо раскраснелось, и я продрогла в открытом топе под пальто. Лиам замечает, как я трясусь, и быстро-быстро проводит руками по моим, пытаясь согреть.

— Ну всё, иди. Не хватало, чтобы ты ещё заболела из-за меня.

Он наклоняется, проводит рукой по волосам и целует в щеку. Отстраняется, смотрит мне за спину и бросает кому-то:

— Добрый вечер, профессор.

Мои внутренности холодеют, и это не связано с температурой на улице. Лиам подмигивает мне и уходит к машине.

Все слова застряли в горле, и, кажется, я окаменела. Но голос выводит из ступора.

— Лили?

Я оборачиваюсь, но боюсь смотреть ему в лицо, уставив взгляд в район груди. Он открывает дверь и ждёт, пока я пройду. Консьерж здоровается, но я иду, как в тумане. Каждый шаг, гулко отдающийся по мраморному полу, похож на последние шаги перед казнью. Раздаётся трель лифта, но я не могу сдвинуть ногу, чтобы зайти. Я точно знаю: если окажусь внутри, то живой мне оттуда не выйти. Он в бешенстве. Я чувствую его частое дыхание. Он хочет, чтобы мы как можно быстрее скрылись от лишних глаз, чтобы избить меня. Он же говорил, чтобы Лиам ко мне не прикасался. Сейчас я не сделала ничего, чтобы остановить его, и я поплачусь за это.

Твёрдая ладонь ложится на спину и толкает меня внутрь. Двери металлической коробки закрываются, а из меня вырывается задушенный писк.

Мне конец.

Внезапно всё вокруг словно сжалось в тугой клубок тревоги. Сердце забилось так быстро и громко, что его стук заглушал все звуки. Мне не хватает воздуха, я словно тону, пытаясь урвать кислород короткими, прерывистыми глотками. Перед глазами замелькал туманный образ — надо мной нависла огромная тень Джеймса. Я закричала и попыталась закрыть лицо руками. Стены слились с потолком, а земля ушла из-под ног.

Где-то на задворках сознания раздался спокойный, но твёрдый приказ:

— Лили, посмотри на меня.

Ужас, сковавший горло, отпустил удавку, и я смогла вздохнуть. Мои глаза нашли серебро — как якорь среди бушующего океана безумия и чувств, затопляющих меня.

— Вот так. Умница. Теперь дыши. — Тёплые руки крепко держали меня и не давали упасть. — Всё хорошо. Ты в безопасности. Это скоро пройдёт.

Тошнота стала проходить, и вертящийся мир замедлился. Паника отступила, и теперь сквозь пелену тревоги проступил образ Джеймса, который не сводил с меня внимательного взгляда, крепко прижимал к себе, гладя по плечам и рукам.

Я расслабилась и устало прижалась к его груди, слушая стук сердца, пытаясь размеренно дышать, чтобы мой ритм звучал синхронно с его.

Двери лифта открылись. Джеймс подхватил меня на руки и понёс к квартире, не опуская на землю, второй рукой открыл дверь.

Помог снять пальто и переодеться. Усадил на диван.

— Я сделаю чай?

Я тупо кивнула, не в силах говорить. Словно находилась здесь не полностью. Одна часть меня слышала шум на кухне — звук чайника и звон кружек, а вторая пребывала не в этой реальности. Рядом продавился диван, и тёплая рука обхватила меня, подвинула ближе, укрыв от света лампы. В руки всунули горячую чашку чая. Я машинально отпила, не чувствуя вкуса, но ощущая, как внутри разливается тепло. Рука гладила по волосам и плечам. После нескольких глотков я почувствовала, как тело согрелось и расслабилось.

Я поставила чай на столик, подтянула ноги и свернулась клубком у бока Джеймса, положив голову ему на колени.

Проснулась от лёгкого покачивания, словно в детстве, когда засыпала на диване, а маме приходилось переносить меня в кровать.

— Джеймс?

— Я здесь, — раздался голос над ухом.

Меня уложили в кровать и пристроились рядом. Я повернулась к Джеймсу и уткнулась лицом в горячую кожу, наполняя лёгкие его запахом.

Глава 18. Лили

Мне казалось, я спала вечность, прежде чем проснулась. Меня окутал жар от тела рядом - я буквально плавилась от тепла Джеймса. Высунув нос из-под одеяла, чтобы глотнуть свежего воздуха, я почувствовала, как его крепкая рука на моей талии зашевелилась и подтянула меня ближе. Горячее дыхание обожгло шею, и по телу побежали мурашки.

Я слегка сдвинулась бёдрами, и моя попа упёрлась точно в пах Джеймса. Вильнув задом, я крепче прижалась к его твёрдому члену, вызвав у него слабый сонный стон, который отозвался во всём моём теле, расплавил кости и от которого занемели ноги. Я заёрзала вверх-вниз, но Джеймс остановил меня, крепко сжав бёдро.

— Детка, я тебя очень хочу, — он приподнялся, заглянул мне в лицо и поцеловал в щёку. — Но нам нужно поговорить.

Разочарование и горечь от лёгкого отказа расстроили меня, но я понимала, что он прав.

— Хорошо.

Я поднялась на подушках и села в позе лотоса. Чем раньше мы покончим с этим, тем лучше. Джеймс тоже сел и надел очки, по пути взлохматив свою шевелюру.

Я открыла рот, но ни слова не вырвалось. Я не знала, что говорить и с чего начать.

Джеймс, кажется, увидел моё замешательство и пришёл на помощь:

— У тебя до вчерашнего вечера были панические атаки?

— Да, они часто случались после смерти родителей, но прекратились, когда я выросла.

Лицо Джеймса потеплело от сочувствия, и он взял меня за руку.

— Но вчерашняя не имеет к этому отношения. Ты забилась в угол и кричала, чтобы я перестал. Ты испугалась... меня.

На последнем слове он запнулся. Только сейчас я заметила, что он сидит на расстоянии от меня, убрал руки, словно хотел занять меньше места. Моё сердце сжалось.

Что я делаю? Как объяснить человеку, что он совершенно ни при чём? Я придвинулась ближе и упёрлась лбом в его плечо.

— Тебе кто-то сделал больно?

Я тупо кивнула и судорожно перевела дыхание. Джеймс шумно сглотнул, и в его голосе появилась дрожь, когда он спросил:

— Кто это был?

— Мой бывший, — мой голос звучал бесцветно.

— Он... поднимал на тебя руку?

Из глаз полились беззвучные слёзы. Я вытерла их рукавом пижамы и кивнула, не глядя на Джеймса. Он резко вскочил с кровати, испугав меня, и заходил по комнате, судорожно сжимая кулаки.

— Я убью его.

— В этом нет нужды. Он погиб в автокатастрофе несколько месяцев назад.

— Чёртов ублюдок легко отделался.

— Да.

Он обернулся и покачал головой. Я не знаю почему, но эта ложь легко сорвалась с моих губ. Я не хотела, чтобы он жил с одержимостью отомстить за меня. С Итаном лучше не быть врагами. Пусть он думает, что с этим покончено и всё грязное, что со мной случилось, уже в прошлом.

Он вернулся обратно, сел на кровать и взял мои руки в свои.

— Поэтому ты переехала в Филадельфию?

— Да, Орегон хранил слишком много плохих воспоминаний.

В серых глазах мелькнуло понимание.

— Ты про родителей?

Я кивнула.

— Мой отец был алкоголиком и постоянно бил мать. — Джеймс удивлённо округлил глаза — не ожидал, что я поделюсь подробностями. Да я и сама удивилась, что говорю правду. Не хочу вмешивать в эти отношения ещё больше лжи. — Когда мне было двенадцать, он избил её до смерти.

— Чёрт.

Джеймс заключил меня в объятия и посадил себе на колени, целуя макушку.

— Его посадили?

— Нет. Он застрелился до приезда полиции.

— Детка.

Меня затрясло в руках Джеймса, и он сжал меня крепче, покачиваясь со мной и гладя по волосам и спине. Сквозь слёзы и пелену воспоминаний я продолжила:

— Меня удочерила и воспитывала родная сестра матери — Сьюзен. Когда её забрал рак, я буквально сошла с ума. — Я покачала головой, вспомнив тот период. — И в это время я познакомилась с ним.

Джеймс напрягся и шумно выдохнул, словно его осенило.

— Твой сценарий... это не выдумка.

У меня хватило сил кивнуть.

— Только в отличие от Ирен у меня не хватило духу его убить.

— Любой суд присяжных оправдал бы тебя.

Я слабо хмыкнула и продолжила:

— Мне казалось, что я это... заслужила? Что я плохой человек, люди погибают вокруг меня, и я...

— Нет, — отрезал Джеймс. — Даже не думай об этом. Этот урод воспользовался твоим состоянием и посмел издеваться над тобой. Даже не смей брать ответственность за его действия. Слышишь?

Джеймс развернул меня к себе, взял моё лицо в руки и твёрдо посмотрел мне в глаза, будто желая высечь эти слова внутри моей черепной коробки. Под его внимательным взглядом я кивнула, а он продолжил:

— Мне очень жаль. Мне так жаль, детка. — Он шумно сглотнул и поднял на меня глаза. — Я до конца никогда не пойму, через что тебе пришлось пройти, но я даю слово, что никогда не сделаю тебе больно.

Меня затрясло от боли в его глазах. От боли за меня. И почему-то от этого мне стало одновременно плохо и хорошо.

Я потянулась вперёд и поцеловала его. Поцелуи Джеймса говорили громче всяких слов. Я чувствовала его отчаяние, его сожаление о том, что не мог мне помочь, его гнев и яростное желание защитить. И мне отчаянно хотелось принять эти чувства и позволить ему сделать это. Сделать меня счастливой? Это возможно после того, что со мной было? Когда его тёплые губы целовали мои, крепкие руки сжимали талию и прижимали к горячей, широкой груди с оглушающими ударами сердца, мне верилось, что по-другому просто не может быть.

Он отстранился и ласково потёрся носом о мой.

— Так что, наши отношения в силе? Ты не хочешь порвать со мной? — прошептала я в его губы.

Он слегка отодвинулся, чтобы лучше меня видеть.

— С чего бы?

— Не знаю, — пожала плечами. — Со мной много проблем.

— Детка, то, что какой-то урод издевался над тобой, не делает тебя какой-то неправильной.

Джеймс обнял меня снова, и какое-то время мы сидели в тишине, слушая дыхание друг друга, прежде чем он сказал:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я хочу пересмотреть наши договорённости.

Так и знала. Я проглотила ком в горле и постаралась, чтобы голос не выдал моего волнения:

— Каким образом?

Он отстранился и поднял мой подбородок пальцами, чтобы я посмотрела на него.

— Что насчёт того, чтобы забыть о всей этой чуши, что между нами только секс, и наконец начать встречаться нормально? Со свиданиями, общением и всяким таким. Секс, конечно, я бы оставил.

Уголок его губ приподняла улыбка, а я хмыкнула и отметила про себя, что когда он вот так ведёт себя весело и непринуждённо, забываешь, что перед тобой уже тридцатилетний мужчина. Я могла хорошо представить, каким он был десять лет назад — игривым, весёлым и расслабленным. Уверена, тогда по нему ещё больше девушек сходили с ума.

— Мне хочется тебя узнать. Нормально, а не по обрывкам фраз. Хочется заботиться о тебе и быть рядом, когда я нужен. Чтобы ты могла ко мне обратиться в любой момент и помочь тебе справиться со всем этим.

В носу снова защёкотало от слёз. Как он может говорить такие правильные и романтичные вещи?

— Я очень этого хочу... — Его лицо потемнело, потому что он уловил интонацию и знал, как я хочу закончить предложение. — Но я не знаю, возможно ли это для меня вообще. Понимаешь, через что мне пришлось пройти? Я не уверена, что та часть меня, которая отвечает за... не знаю, — я неопределённо махнула рукой, — за адекватные и здоровые отношения, не исчезла безвозвратно. — Я задержала дыхание и выпалила одним предложением, чтобы не передумать и не взять свои слова обратно. — Не думаю, что когда-нибудь позволю себе снова полюбить и по-настоящему привязаться к человеку.

Я со страхом подняла голову и посмотрела на него. Его брови сошлись на переносице, но на лице застыло решительное выражение.

— Мы это выясним.

Несмотря на всю серьёзность темы, я грустно улыбнулась и попыталась ещё раз до него достучаться.

— Ты замечательный и однозначно заслуживаешь лучшего, чем тратить время на развалюху вроде меня. Я не смогу дать тебе то, что ты ищешь. В конце концов, когда тебе надоест игра в одни ворота, ты устанешь вкладываться и не получать от меня того отклика, который ожидаешь, ты уйдёшь.

Он подался вперёд и заправил локон мне за ухо, заставив этим жестом сердце сладко ёкнуть.

— Если тобой движет только беспокойство за меня, то не надо, — он покачал головой. — Позволь мне самому это решить. Я не могу просто уйти. Не тогда, когда я узнал, каково быть с тобой. Ты стоишь того, чтобы попытаться.

От этих слов я почувствовала, как шею сдавливает удавка ответственности, и мне пришлось заставить себя сидеть на месте ровно, а не срываться и убегать подальше от него и этих серьёзных разговоров.

— Я напугал тебя? — он склонил голову набок.

— Немного, — честно прошептала я.

— Хорошо. — Он поднялся с кровати и пошёл в сторону ванной. — Мы будем продвигаться постепенно.

Перед дверью в душ он остановился и стянул боксеры. Я подавилась воздухом, щёки моментально залила краска, но мои глаза всё равно впились ниже пояса, где розовая плоть уже была в состоянии готовности.

— Давай закончим то, что ты хотела сделать, когда проснулась, — он улыбнулся и поманил меня пальцем.

Я рассмеялась и поднялась с кровати, на ходу избавляясь от одежды, и прыгнула в руки Джеймса.

Со мной на руках он зашёл в ванну, включил воду, чтобы она нагрелась, оставил очки на раковине и только после этого поставил меня в душ под горячие струи воды.

— Ты что-то видишь без очков? — я наблюдала, как он уверенно помогает мне убрать волосы и завязывает их в пучок.

— Я всё вижу, поверь, — на его губах мелькнула волчья усмешка. — Возможно, не в 4K, а с чуть меньшим разрешением, но это не уменьшает наслаждения.

На этих словах он провёл руками от талии и сжал грудь, словно показывая, что имеет в виду. Большие пальцы погладили соски, вызвав у меня судорожный вдох и прогиб в спине, чтобы быть к нему ближе.

Я уткнулась лицом в его грудь, нежно целуя и собирая языком капли воды, с удовольствием отмечая, как сбилось его дыхание. Затем моя рука, как будто случайно, задела его член, что вызвало ещё один рваный вдох.

Джеймс наклонился, его рот нашёл мои губы, язык скользнул внутрь. Рука прошлась по спине и легла на ягодицу, крепко сжимая.

Я запустила руку между нами, крепко обхватила его возбуждённый член и провела несколько раз вверх-вниз. От его стона у меня спутались все мысли. Я уже не думала о своём удовольствии и забыла о его руках, ласкающих мой зад и грудь. Мне хотелось сделать всё возможное, чтобы ещё раз услышать этот звук.

Я оторвалась от его рта и опустилась на колени. Вскинула голову наверх и встретилась с потемневшим взглядом. Струи воды стекали и разбивались о мощные плечи. От воды волосы намокли и прилипли к лицу, став совсем чёрными. Крепкая грудь вздымалась от частых вздохов, а на скулах играл лёгкий румянец.

Он выглядел таким большим и сексуальным, что, кажется, из меня донёсся нетерпеливый писк.

Глава 19. Джеймс

Я резко выдохнул, когда увидел Лили на коленях. Она подняла свои великолепные шоколадные глаза и посмотрела на меня из-под опущенных ресниц. Затем облизнула губы, и из её груди вырвался жадный стон, когда она взглянула на мой член. От этого он дёрнулся и затрепетал в предвкушении рядом с её лицом.

Она снова облизнула розовые губы и взяла меня в рот. У меня закатились глаза, и я прижался к стенке душа, борясь с желанием кончить в её жаркий рот прямо сейчас, как подросток. Настолько это было восхитительно. Она обхватила рукой основание и начала скользить языком вдоль ствола. Её горло вибрировало от приглушённых стонов, ещё больше усиливая удовольствие.

Я открыл глаза и перевёл взгляд вниз. Лили увлечённо заглатывала член, помогая себе рукой. Я мог бы кончить от одного только вида её, стоящей на коленях и наслаждающейся процессом не меньше моего. Но я не хотел оставлять её без удовольствия. Я поднял Лили на ноги и впился в распухшие губы поцелуем, чувствуя её жаркое дыхание у себя во рту.

— Ты принимаешь таблетки? — спросил я. Я бы сейчас не смог сдержаться и идти в комнату за презервативами.

— Да, и я проверялась недавно. Со мной всё в порядке.

— Я тоже.

Я подхватил её на руки и прижал к стенке душа, глубоко целуя, а затем перешёл губами к шее и ключицам. От воды её естественный запах — сладкий с нотками корицы — стал ещё интенсивнее, что у меня чуть не потекли слюни. Так и хотелось бесконечно пробовать на вкус её кожу. Мои пальцы утопали в мягких ягодицах, и я приподнял её, несколько раз проведя вдоль своего члена.

— Помоги мне.

Лили убрала руку с моего плеча и скользнула между нами, по пути погладив мой пресс. Несколько раз провела рукой и направила меня в себя. Я почувствовал влажную, набухшую плоть и мягко вошёл до самого конца. Она протяжно застонала и растаяла в моих руках. Я зарылся в её шею, привыкая к ощущениям того, как её тугая киска обхватывает мой член, и давая ей время привыкнуть.

— Джеймс... двигайся.

Я начал медленно входить в неё. В этой позе особенно чувствовалось, как глубоко я проникаю, и каждый раз, достигая предела, я видел, как у неё закатываются глаза. Она часто дышала, её рот приоткрылся, образуя букву "О". Я наклонил голову и взял в рот её розовый сосок, слегка прикусывая. Лили вскрикнула и прогнулась в спине, подаваясь грудью мне навстречу.

— Не сдерживайся, пожалуйста, — застонала она, притягивая меня ближе. — Я не хрустальная.

Я посмотрел в её лицо, на котором читались муки удовольствия. Она буквально корчилась в моих руках и вращала бёдрами, побуждая ускориться. Я отпустил контроль и начал двигаться быстрее, сильно прижимая её к стене, почти впечатывая в себя.

Лили участила дыхание и сладко постанывала, с жаром встречая каждый толчок. Я понял, что она близка, и начал думать о неприятных вещах, чтобы дать ей кончить первой. Она опустила руку и начала ласкать клитор.

— Чёрт, — застонал я.

Как же мне это нравилось! То, как она наслаждалась процессом и брала то, что хотела.

Я почувствовал, как её вагина пульсирует и сжимается вокруг меня. Это меня добило, и я кончил следом. Сделав ещё несколько движений, я замер. Лили обмякла и уронила голову мне на грудь, часто дыша.

Я целовал её волосы, висок и скулы, пока мы приходили в себя, и только потом вышел, вызвав у нас обоих лёгкую дрожь.

— Может, ты уже отпустишь меня? — Лили улыбалась, как сытая кошка, и довольно чмокнула меня в нос.

— Ты не тяжелее пушинки.

Я всё же опустил её и завёл под душ, пар от которого уже заполнил всю ванну. Взял мочалку и её гель для душа с запахом солёной карамели. Начал намыливать всё тело, попутно разминая мышцы. Её кожа была такой мягкой и нежной, что казалось — одно неосторожное движение, и она рассыплется у меня в руках.

Мне снова вспомнился наш разговор, и кровь вскипела, а всё хорошее настроение и умиротворение после удовольствия рассеялись. Меня убивало это не только потому, что она пострадала, но и из-за осознания, что не мог защитить её раньше. Хотелось обеспечить ей безопасность и вернуть ощущение защищённости, которого, я уверен, она не знала никогда в жизни — если учесть историю про отца. Ни один человек не заслуживает столько боли. Потребность, такая же естественная, как потребность в воздухе, теперь заполнила все мои мысли — как сделать так, чтобы она больше никогда не оказалась в опасности. Внутри боролись противоречивые чувства: желание оберегать — с одной стороны, и страх потерять её или не справиться — с другой.

Господи. Я реально хотел бы его убить. И он бы не отделался легко. Сначала я бы помучил его — так же, как он мучил её. Я вздрогнул от собственных мыслей и кровавых образов, пронесшихся в голове.

Лили, видимо, заметила перемену в моём настроении:

— С тобой всё в порядке?

— Да, — я наклонился и поцеловал её в плечо. — Просто задумался, как лучше преподнести наши отношения сотруднику отдела кадров.

Она заметно выдохнула и расслабилась.

— Возможно, нам лучше сохранить всё в секрете ещё на месяц. Пока я не закончу курс у тебя. Думаю, когда ты уже не будешь моим преподавателем, это перестанет быть проблемой.

— Разумно.

Мы приняли душ и позавтракали. Пришлось заказать еду на дом — Лили отказалась идти в кофейню. Я не удержался и поддразнивал её этим всё время, пока мы ели. В обед позвонила Ава и напомнила, что ждёт меня в гости. Я совсем забыл, что, уложив Лили спать, позвонил ей, объяснил, почему не приду, и обещал заглянуть позже. Но вечером она не отвертится. Я написал Аве, что поднимаюсь, и начал собираться.

— Будь готова сегодня к семи.

Лили подняла голову от ноутбука и непонимающе сдвинула брови. Видимо, мои слова не дошли до неё — она была слишком сосредоточена на задании от Рочестер. Пришлось повторить.

— Мы пойдём в людное место?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, — я закатил глаза.

Пока застёгивал рубашку, чувствовал на себе её взгляд, делая вид, что не замечаю.

— Не волнуйся, шансы встретить там кого-то из университета минимальны.

— Ты уверен? — Лили осуждающе приподняла бровь.

— Да.

То, что ресторан слишком дорог для зарплаты преподавателя, я упоминать не стал.

— Это твоя ответственность, — Лили покачала головой.

— Точно.

Я подошёл ближе, наклонился и положил голову ей на плечо, по пути ухватив поцелуй. Глаза автоматически пробежались по тексту, который она написала. Как обычно, она хорошо поработала. Правда, последний абзац был слабоват — видимо, она устала и ей нужен перерыв. Я не стал обращать на это внимание. Она заметит сама при проверке.

— Это хорошо, — кивнул я на экран.

— Правда?

Её лицо залила краска смущения. Я готов был говорить каждую минуту, какая она талантливая и замечательная, лишь бы она чувствовала себя лучше. Тем более что это правда.

— Надеюсь, Рочестер скажет то же самое. Я уже устала переделывать.

— Это хороший текст. Но не в системе координат Аманды. Она помешана на философском подходе и предпочитает эссе, где раскрываются внутренние конфликты. Особенно на тему идентичности.

Лили зарычала, а я рассмеялся её реакции.

— Боже, она не могла просто сказать, что хочет увидеть? Зачем заставлять меня проходить через ад?

— Она бы в любом случае приняла этот текст. Просто другими темами её сложнее удовлетворить.

— А какой текст идеален в твоей системе координат?

Я задумался. Хороший вопрос.

— Наверное, хорошо структурированный текст с чёткой логикой и умением соединить личное с глобальным. Показать, как индивидуальные переживания связаны с социальными процессами.

— Хм. Это мне ближе.

Я кивнул — так и было. Мне нравилось обсуждать это с ней. У нас действительно схожий взгляд на многие вещи. Пожалуй, у меня он более сухой и практичный, а у Лили — эмоциональный. Но мне нравилось и это различие. И то, что она осталась доброй. У неё чистая душа, несмотря на всё, через что ей пришлось пройти. Это заставляло уважать её ещё больше. Не знаю, смог бы я после такого вообще доверять людям? Хотя и у меня были ситуации, когда мне делали больно, но это несравнимо с её опытом. Я бы отстреливал яйца каждому, кто оказался бы в радиусе метра от меня.

— Что мне надеть?

— Платье подойдёт.

Я запустил руку в её волосы, ухватил за затылок и наклонил голову, чтобы поцеловать перед уходом. Лили сладко вздохнула и отстранилась.

— Передавай привет Аве.

— Обязательно.

Я оставил её одну и поднялся к Аве. Мысленно похлопал себя по плечу за то, что поселил Лили в этом доме. Это было удобно — я мог не беспокоиться о сестре и в случае чего быстро добраться до её квартиры.

Сестра открыла дверь в прекрасном настроении. Лекарства помогли. Она больше не чувствовала недомогания и вернулась к привычному ритму жизни, восстановившемуся после болезни.

Она даже вышла на работу. Правда, пока три дня в неделю работала из дома. Ава была ассистентом редактора в крупном филадельфийском издательстве и скорее продала бы почку, чем взяла отпуск по моей просьбе.

Когда она выходила из комнаты, то разговаривала по телефону, но, увидев меня, попрощалась и положила трубку.

— Кто звонил?

— Мама, — Ава плюхнулась на диван и вытянула ноги. — Спрашивала, на какое время мы взяли билеты на Рождество.

— Чёрт, — я выругался и провёл рукой по волосам. Совсем забыл об этой поездке.

Ава открыла ноутбук и зашла на сайт бронирования.

— Нам понадобится третий билет.

Сестра посмотрела на меня, но ничего не сказала, лишь понимающе улыбнулась.

— У Лили нет планов на Рождество? Она не поедет к родным?

— У неё их нет.

— Ох, бедняжка. Ну ничего, у нашей матери хватит энергии на всех.

— Точно.

Мы оба задумались, погрузившись в свои мысли. Ава тихо стучала по клавишам. А я снова вернулся к тому, что рассказала Лили. Это начало давить, но не сильно. Я понимал, что справлюсь и смогу помочь ей.

Глава 20. Лили

Когда мы были в ресторане, весьма шикарном, Джеймс предложил поехать к его родителям на Рождество. Я посмеялась — казалось, он шутит. Но он лишь с невозмутимым видом отпил вина и ждал, пока я это переварю.

— Я не поеду.

— Подумай, — спокойно сказал он. — И на всякий случай собери сумку.

Я недоверчиво покосилась на него, но он более не стал развивать тему, и мы перешли к другим разговорам. Но я чувствовала его легкое недовольство из-за моего резкого отказа.

Даже думала, что он забыл про это, но в воскресенье с утра он и его сестра появились на пороге моей квартиры.

— Ты готова? — сразу спросил Джеймс.

— Я не поеду.

Я машинально отошла от двери, пропуская их внутрь. Ава непонимающе переводила взгляд между нами, пока ее брат сверлил меня серыми глазами.

— Ава, — Джеймс повернулся и указал сестре на дверь. — Подожди нас в машине.

Он произнес «нас» так, словно это уже был решённый вопрос. Но я не собиралась сдаваться и скрестила руки на груди. Ава уловила мое настроение, и улыбка на её лице замерла.

Как только дверь закрылась за ней, Джеймс подошел ко мне, взял лицо в ладони и недолго, но сладко поцеловал.

— Скажи мне, чего ты боишься?

Его поцелуи и прикосновения слегка сделали меня сговорчивой, поэтому я ответила:

— Твоих родителей.

Он засмеялся, а я уткнулась в его грудь.

— Не стоит. Мои родители — адекватные люди. Обещаю, они не будут спрашивать, когда мы собираемся пожениться и сколько хотим детей.

От этих слов я вздрогнула. Джеймс отклонился и посмотрел мне в лицо.

— Правда. Тебе не о чем переживать. Моя мама — психолог и знает, что такое личные границы, и не будет их нарушать. А моему отцу вряд ли что-то будет интересно, кроме того, насколько «Роверс» обосрётся в Кубке Англии в этом году.

— Мне всё равно не по себе. Это всё… слишком. — Я вырвалась из его рук, чтобы его прикосновения не отвлекали, и неопределённо махнула рукой, словно это всё объясняло.

— Детка, перестань. Ты едешь. Можем остановиться в отеле, но я хочу провести это Рождество с тобой.

Я шумно вздохнула, потому что эти слова пугали настолько, насколько же и были приятны. Перспектива провести все праздники одной действительно не радовала. Не теперь, когда у меня появилось вокруг столько шумных знакомых. Но Лиам и Миа уже уехали к своим родным, и магазин тоже закрывался на праздники, поэтому я провела бы эти дни, бесцельно бродя по пустому городу и, возможно, засев за новый сценарий, идея для которого уже крутилась в голове. Ну и самое главное — я тоже хотела провести с ним время вдали от университета, не боясь показаться с ним на улице и быть вместе.

Джеймс следил за борьбой на моем лице и, видимо, заметил, когда я приняла решение, потому что спросил:

— Тебе помочь собрать вещи?

— Нет, — я развернулась и пошла в комнату за чемоданом и пальто.

Он хмыкнул, когда увидел собранную сумку, и помог одеться.

— Ты всё-таки думала поехать.

— Нет, — я развернулась в его руках и легонько поцеловала уголок его губ. — Но я надеялась, что ты сможешь меня переубедить.

Ава довольно улыбнулась и подвинулась на заднем сиденье, освобождая мне место. Всю дорогу до аэропорта она весело болтала и делилась новым романом, который читала по просьбе редактора. Её редактор специализировался на выпуске любовных романов и романтического фэнтези, и сейчас она читала историю про пару, где она — человек, а он — русал.

— Хм. И это роман с постельными сценами?

— О да, — Ава захихикала. — Они облюбовали всё морское дно и прибрежные скалы.

— Подожди, а как?.. Какая половина тела у него рыбья?

Ава потрясённо заморгала, а Джеймс рассмеялся на переднем сиденье и посмотрел на меня через зеркало заднего вида.

— Нижняя, но теперь я задумалась, как бы это было, если бы было наоборот, — она задумчиво постучала пальцем по губам.

— И как тогда? Он использовал свой хвост?

Ава снова покосилась на меня.

— А у тебя хорошая фантазия, да?

Мы засмеялись, и она продолжила:

— На самом деле у него есть член. Насколько я поняла, он, как у дельфина, прячется в теле до нужного момента.

— Вероятно, это очень удобно.

Мы снова засмеялись. За этими разговорами дорога прошла незаметно. Мы сели в самолёт, и у меня упало сердце, когда я увидела наши места. Это был бизнес-класс. Если обычный билет до Лондона я ещё могла себе позволить, то бизнес-класс — точно нет, не влезая в свои сбережения. Нужно было покупать самой. Теперь было поздно, и я садилась в своё широкое кресло рядом с Джеймсом с мукой на лице.

— Сколько я тебе должна за билет? — я повернулась к Джеймсу, застёгивая ремень безопасности и молясь, чтобы это было хотя бы меньше пяти тысяч долларов.

Он посмотрел на меня, будто у меня выросли рога.

— Нисколько. Я попросил тебя поехать, поэтому поездка полностью за мой счет.

Я недовольно выдохнула, злясь на него за то, что он поставил меня в такую ситуацию. Очевидно, я не могу себе это позволить, но и оставить всё как есть тоже не могу. Не терплю быть кому-то должной. Итан тоже сначала уговаривал меня купить туфли или баснословно дорогие украшения, которые мне понравились, а потом говорил, что я меркантильная сука.

— Нет, я хотела бы оплатить всё сама.

Джеймс внимательно посмотрел на меня, а спустя время кивнул и сказал:

— Давай ты будешь оплачивать все остальные расходы сама, но билеты остаются за мой счёт. Ты не хотела ехать, это я настоял и купил именно такие билеты, не посоветовавшись с тобой.

Это было справедливо. Я кивнула и разрешила себе выдохнуть и насладиться поездкой.

Спустя семь часов мы приземлились в аэропорту Гэтвик и сели в арендованную машину.

— Сколько нам ехать до Лидса? — спросила я, садясь рядом с Джеймсом впереди.

Ава закинула подушку на заднее сиденье и вытянулась в полный рост. Видимо, решила подремать в дороге. Я была возбуждена этой поездкой. Я никогда не была за пределами страны, а посетить родину, где жили и творили столько писателей, вдвойне воодушевляло.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Часов пять, если повезёт.

Джеймс снял пальто и бросил его назад, чтобы не мешало в дороге. Пять часов. Я покачала головой. Он не спал в самолёте и работал на своём ноутбуке с самого взлёта и до посадки.

— Если устанешь, то я могу повести.

Хоть езда по левой стороне была непривычной, я думала, что сориентируюсь.

— Спасибо, детка, но я не устал, — он потрепал меня по коленке и повернулся к дороге. — Хочешь включить что-нибудь?

Я потянулась за его телефоном, но он указал на мой.

— Хочу послушать твоё.

Я искоса посмотрела на него и включила первый трек. Хриплый, с придыханием, голос Изабель раздался из динамиков.

Думаю, мне нужен кто-то постарше

Просто немного холоднее

Тот, кто возьмёт груз на свои плечи

Думаю, мне нужен кто-то постарше

Ухмылка растянула уголок его губ. Он вернул руку на моё колено и слегка сжал, словно говоря: «Хватит дурачиться».

Я включила дальше плейлист вперемешку и повернулась к окну. Мы уже выехали на автомагистраль, и пейзаж замелькал живописными английскими пастбищами и лугами. Иногда встречались уютные деревни и небольшие фермерские хозяйства. Начал накрапывать дождь. Небо было серое, стало темно, и незаметно для себя я задремала.

Проснулась от того, что Джеймс легонько тряс меня за плечо. Я открыла глаза и проморгалась. Было совсем темно. Свет от фар освещал подъездную дорожку и двухэтажное кирпичное здание с аккуратными окнами.

— Детка, вставай. Мы уже на месте.

Он вышел из машины и придержал дверь, пока я ступала на подъездную дорожку, усыпанную каменной крошкой. Подул свежий ветер, прогоняя остатки сна, и я закуталась в пальто.

На хорошо освещённом крыльце столпилась группа людей. Раздавались приветственные слова, шум голосов и собачий лай. Я неловко замерла у машины, словно она могла меня спасти и увезти отсюда подальше. В принципе, так оно и было.

Джеймс погладил меня по пояснице и тихо сказал, чтобы его слова не долетели до крыльца:

— Я забронировал отель. Если хочешь, то можем поехать туда. Только мне нужно предупредить родителей.

Я вскинула голову и посмотрела ему в лицо. Под каплями дождя на очках его глаза казались больше, поэтому отчётливо были видны следы усталости. Под глазами залегли тёмные круги, а взгляд был мутным и расфокусированным. Он бодрствовал почти сутки, и я бы удивилась, если бы он сейчас не валился с ног. Он заслужил провести время в родном доме со своими близкими, а не бросить им пару фраз и уехать ночевать в стерильный отель.

— Нет, всё в порядке. — Я потянулась и взяла его за руку. — Идём. Познакомишь меня со всеми.

Он улыбнулся, притянул к себе и поцеловал в макушку. Почему его прикосновения так громко обо всём говорят? Вот и сейчас я чётко почувствовала в этом жесте слова: «Спасибо тебе за это. Я знаю, что для тебя это нелегко, но ценю, что ты готова сделать это ради меня».

Ава громко над чем-то смеялась и тискала рыжего пушистого корги. Подойдя ближе, я увидела, что на крыльце больше людей, чем пара родителей.

— Милый!

Миловидная женщина невысокого роста с округлой фигурой и короткой стильной стрижкой вскрикнула эти слова и развела руками, идя навстречу Джеймсу.

— Мама.

Джеймс наклонился, чтобы ей было удобно его обнять и поцеловать, но при этом не выпустил моей руки, а лишь сжал её крепче. Я улыбнулась, глядя на них. Джеймс был на несколько голов выше её и смотрелся комично, свернувшись в три погибели, чтобы матери было удобно его рассмотреть.

— Как доехали? У тебя такое бледное лицо, — она стиснула его щёки руками, поворачивая лицо к свету фонаря. — Почему ты не разрешил нам отправить за вами машину? Всё сам. Ты еле стоишь на ногах.

— Я в порядке, мам.

Я таки почувствовала, как он подавил желание закатить глаза, и улыбнулась.

— Джейн, дай ему хотя бы вдохнуть. Что за манера — набрасываться с вопросами с порога?

К нам подошёл высокий, подтянутый мужчина с сединой в волосах и бороде. Он тоже обнял Джеймса. На лицах обоих родителей блуждали улыбки, и, как только они закончили разглядывать Джеймса, посмотрели на меня.

— Лили, познакомься, это мои родители, Джейн и Питер.

— Рада знакомству. Надеюсь, моё присутствие не добавило вам хлопот.

Я протянула руку, чтобы пожать, но Джейн отмахнулась и крепко обняла меня, а потом и Питер тоже.

— Что ты, милая. Никаких проблем. Приятно, когда дома собирается вся семья. Джеймса сюда не заманить после… — тут она прервалась и бросила взгляд на мужа, который закашлялся, а потом закончила: — после его переезда в Филадельфию.

Мне показалось, или Джеймс напрягся после этих слов? Я хотела посмотреть на него, но меня отвлекла ещё одна пара, подошедшая к нам, и корги, который бросился к ногам Джеймса.

— Дядя!

Он подхватил на руки собаку, которая явно сходила от него с ума, и поочерёдно обнял родственников.

— Вы не говорили, что тоже приедете на праздники, — он с удивлением посмотрел на мать.

— Да, мы не собирались, но в последний момент дочь с мужем решили провести праздники в Аспене, а мы не хотели торчать одни дома.

— Правильно сделали, что приехали, — сказала Джейн и замахала руками, прогоняя всех в дом. — Идёмте, Питер прав. Вам нужно отдохнуть с дороги, а поговорить можно завтра.

Глава 21. Лили

— Мы подготовили вам отдельные спальни, — Джейн обернулась через плечо и посмотрела на меня и сына. — Я всё понимаю, мы тоже были молодыми, но…

— Мама, я удержусь, чтобы три дня не набрасываться на Лили, — перебил её Джеймс.

Я возмущённо подавилась воздухом и покраснела, но Джейн лишь засмеялась.

Дом был великолепный. Старинный, но уютный. Вытертый паркет, камин в гостиной, крепкая лестница цвета вишни, ведущая на второй этаж. Повсюду — куча фотографий, цветных и черно-белых. Детские рисунки и поделки, школьные и университетские награды. Видно, что в этом доме выросло не одно поколение, и каждая его частичка дышала историей и любовью.

Я хотела остановиться на лестнице и рассмотреть фотографии, но Джеймс подтолкнул меня вперёд.

— Располагайся.

Джейн показала мне комнату и задвинула плотные шторы. Гостевая была небольшой, но уютной, как весь дом. На кровати — плотное стёганое одеяло и бельё в цветочек. Комод и столик.

— По ночам бывает холодно. Если будет нужно ещё одно одеяло, возьми в шкафу внизу. Туалет и ванная — в конце коридора.

Она ещё раз оглядела комнату, проверяя, что всё в порядке, и пошла к двери, на прощание погладив Джеймса по щеке:

— Рада, что ты дома.

— Я тоже, мама.

Джеймс сжал мою руку и вышел вслед за матерью. Я выдохнула и села на кровать. После долгой дороги и неудобного сна в машине и самолёте шея ныла, а в голове пульсировала мигрень. Я разложила свои вещи и приняла душ. После него состояние стало немного лучше. Было холодно, и я натянула свитер, спрятав руки в рукава, и отправилась на поиски людей и еды.

Заглянула в комнату Джеймса. Он тоже успел принять душ и расхаживал по комнате с голым торсом в серых спортивных штанах. Он услышал, как за моей спиной закрылась дверь, и обернулся на звук.

Я с интересом оглядела его комнату. Мебель, как во всём доме, была из темного дерева. На стенах — постеры с футбольными командами. На полке над кроватью — трофеи и медали. Но большую часть комнаты занимали стеллажи с книгами. Их были сотни. Как в современных, так и в потрёпанных обложках.

— Ты играл в соккер?

Я взяла рамку со стола и обернулась. Джеймс в синей форме, с мячом под мышкой, стоял на фоне ворот. Он был без очков, волосы взмокли и прилипли к коже. Он был немного красный от бега и потный, но счастливый и очень красивый.

— Соккер? Футбол, женщина. — Он подошёл ближе и потрепал меня по голове. — Ещё в университете.

— Ты здесь очень красивый, — я киваю на фото.

— Да?

Горячие руки проникли под свитер и сжали талию широкими ладонями. Большие пальцы с ленцой погладили открытую полоску кожи на животе.

Я положила руки на его грудь, и он вздрогнул от холода.

— Ты принимала душ в ледяной воде? — Он сгрёб мои руки в охапку и начал согревать своим дыханием.

— Мне часто холодно, — я извиняюще пожала плечами.

Я уткнулась в его грудь и легонько провела губами, наслаждаясь тем, как у него прервалось дыхание. Он спрятал лицо в моей шеи и поцеловал ухо.

— Ты сказал, что можешь держаться от меня подальше.

— О, я соврал.

Я кожей почувствовала его смешок и легонько оттолкнула.

— Ну уж нет. Мы не будем заниматься этим в доме твоих родителей.

Он оторвался от моей шеи и с недоверием посмотрел.

— Что, совсем?

— Если будешь слушаться, то я дам потрогать сиськи.

Джеймс замер, а потом разразился таким хохотом, что удивлюсь, если его не слышал весь Лидс.

— Хорошо, — сказал он и шумно выдохнул. — Я постараюсь быть хорошим мальчиком.

Я открыла рот, чтобы раскрутить эту игру дальше, но нас прервал голос Джейн, которая звала всех к столу. Мы переглянулись. Он натянул толстовку, и мы спустились вниз.

За столом уже сидела вся семья, а корги крутился на руках у Авы, но, как только увидел Джеймса, спрыгнул и сел рядом с его стулом.

— Лили рассказывала стендап? Ты так смеялся, что мы подумали у тебя припадок, — шутит Ава, накладывая себе жаркое из говядины с овощами.

— Она умеет меня развеселить.

Джеймс посмотрел на меня и потрепал по коленке под столом. На лицах родителей и дяди с тётей заиграли улыбки умиления, а Джейн и Питер переглянулись между собой.

— Это замечательно. Лили, Джеймс говорил, что ты хочешь стать сценаристом и уже даже написала один сценарий. — Джейн наклонилась, чтобы забрать у меня тарелку и тоже положить жаркого, взглядом спрашивая, сколько достаточно.

— Да. Я планирую построить карьеру в этом направлении.

— Ты большая молодец. Я бы с удовольствием почитала. Всё, что вышло из-под пера Джеймса, мы с Питером заучили наизусть. Как нам повезло, что у нас такие творческие дети.

Джейн погладила Аву по плечу. Я знала, что Джейн — психолог, а Питер — юрист. Поэтому эти слова, в которых не было и капли иронии, согрели мне сердце, одновременно вызвав укол ревности. Как хорошо, когда родители поддерживают дело своих детей, даже когда это идёт вразрез с их профессиями. Не малодушничают и не приуменьшают их заслуги.

— Если вам интересно, то я могу прислать сценарий.

— С удовольствием прочту. — Она развернулась к Джеймсу и спросила у него: — Уилсоны пригласили нас на их ежегодную вечеринку по случаю Рождества. Мы хотели сходить, но если вы думали остаться дома, то я скажу, что в этом году мы её пропустим.

На этих словах рука Джеймса, лежавшая на спинке моего стула, напряглась.

— Ты хочешь сходить? — он спросил у Авы.

— Было бы хорошо. Я давно всех не видела.

У него внутри, казалось, шла война, но спустя время он всё-таки кивнул и сказал:

— Хорошо. Давайте сходим.

Я переводила взгляд с одного на другого. Показалось странным, что такой вопрос, как поход на праздник к какой-то семье, зависит от его решения. Я мысленно отметила не забыть спросить об этом позже. За столом не хотелось этого делать, но меня буквально разрывало от любопытства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Следующий час пролетел незаметно. Было много шуток и смеха. Джеймс был близок не только со своими родителями, но и с дядей Гарри. У них было схожее чувство юмора, они договаривали фразы друг за другом и часто переглядывались, словно думали об одном и том же.

Когда есть было уже невозможно и все откинулись сытые и довольные после потрясающего пирога с патокой, было глубоко за полночь, и наконец-то все начали расходиться по своим комнатам.

Джеймс проводил меня до двери и остановился на пороге. Убедившись, что мы одни, он поцеловал меня и прошептал в губы:

— Не передумала?

Я улыбнулась и поцеловала его в щеку.

— Нет.

— Что ж, — он с разочарованием выдохнул и отстранился от меня. — Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

Я посмеялась и закрыла за ним дверь. Переоделась ко сну и скользнула в холодные простыни. Я долго ворочалась и не могла уснуть, то проваливаясь, то снова выныривая на поверхность бодрствования. Когда я просыпалась и открывала глаза, то смотрела на залитую лунным светом комнату. Было холодно, и дом жил своей жизнью: где-то скрипнула половица, гудели трубы. Я спустилась вниз, взяла ещё одно одеяло и закуталась в него, как улитка, поджав ноги к подбородку. Но дрожь не проходила. Казалось, что моё дыхание замерзает, и как только я поворачивалась на другую сторону подушки, меня пронзала дрожь. Ощущалось, что там, где не лежит голова, ткань покрыта инеем.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я наконец погрузилась в сон.

Бегу по тёмной, узкой лестнице. За спиной слышны тяжелые шаги и зловещий шёпот, который напевающе произносит имя: «Х-а-а-р-п-е-е-р». Я пытаюсь убежать и скрыться за дверью, но чем больше прикладываю сил, тем дальше от меня спасение. Ноги словно ватные, и я не бегу, а стою на месте.

Голос совсем близко. Я оборачиваюсь и вижу его лицо – злое, оскаленное, с ледяными, пожирающими глазами.

«Попалась».

Крепкие руки хватают меня за плечи, и я кричу, брыкаюсь и пытаюсь вырваться, пинаясь ногами во все стороны, пытаясь сбросить с себя Итана.

— Лили, Лили, — успокаивающе повторяет голос.

Я чувствую не удушающий обхват, а лёгкие, успокаивающие поглаживания. Тёплые руки гладят лоб и щёки. Я открываю глаза и в расфокусе вижу озабоченное лицо Джеймса.

— Эй, — он ласково убирает волосы, попавшие мне в рот. — Это я.

Я всхлипываю и прижимаюсь к нему трясущимся телом.

— Тш-ш-ш. Я рядом. Это был сон.

Он притягивает меня к груди и поглаживает по спине, шепча что-то нежное мне в волосы и позволяя лить слёзы у него на плече.

Я зло вытираю влагу с лица. Сколько можно быть развалюхой? Хватает небольшого толчка, чтобы я превратилась в завод по изготовлению воды. Но в отличие от Итана, которого заводили мои слёзы и мольбы, Джеймс точно не наслаждался моей болью.

Он замечает, что я успокоилась, и смотрит на меня.

— Плохой сон?

В серых глазах залегла тревога. Он всё ещё гладит меня по рукам и плечам, словно хочет снять и забрать на себя часть моей боли.

— Да.

Мой голос хриплый от слёз. Глаза опухли, и ресницы слипались от солёной воды.

— Побудешь со мной?

— Конечно.

Он забирается под одеяло. Обнимает меня. Я прячу свои холодные ступни в его коленях, и он вздрагивает от холода.

— Прости.

Он лишь фыркает и сдвигает ноги так, чтобы мои были полностью укрыты его горячей кожей. Я хочу спросить у него про рождественскую вечеринку, но так млею от его горячих объятий, что слишком быстро погружаюсь в сон.

Глава 22. Лили

— Ты хорошо спала? — спросила Джейн следующим утром, когда мы собрались за завтраком.

— Да, — я метнула быстрый взгляд на Джеймса. Кто-то слышал мои крики ночью? Он еле заметно покачал головой, и я расслабилась.

— Хочешь прогуляться по городу? — спросил Джеймс, наливая мне кофе.

Как же было легко и быстро к этому привыкнуть. Что о тебе заботятся и предугадывают желания до того, как они сформировались. Он долил молока и посыпал кофе корицей, в очередной раз удивив меня тем, что безошибочно знал мои вкусы. Хоть я и не говорила об этом, он был удивительно наблюдателен.

— С удовольствием. Я ещё хотела съездить в Хауорт.

Насколько я изучила местность, до города, где родились сёстры Бронте, от Лидса было легко добраться. И я не хотела упускать возможность посетить их дом, находясь в Англии.

— Можем поехать после обеда, — кивнул Джеймс. — Это близко. Поедешь с нами? — Он повернулся к Аве.

— Давайте без меня.

Ава была сонной и бледной. Она устало водила по тарелке вилкой. Всё ещё была в пижаме под халатом, а свои чёрные волосы собрала в небрежный пучок.

— Ты в порядке?

Выглядела она неважно. Джеймс рассказывал о её болезни, и теперь я видела, что она действительно не всегда хорошо себя чувствовала.

— Да, — сонно улыбнулась она. — Просто читала до утра.

Джеймс недовольно запыхтел, но ничего не сказал.

Мы позавтракали и отправились гулять по городу. Было холодно. Мы прогулялись вдоль реки и зашли в музей-магазин, где я купила себе несколько сувениров на память. А потом отправились в Хауорт. Ехать было не больше часа, и мы быстро добрались до небольшой английской деревеньки.

Дом сестёр Бронте был выполнен в традиционном английском стиле XIX века, с тёплой и немного винтажной атмосферой. Внутри царило ощущение уюта и простоты, сочетающееся с богатой историей и литературным духом.

Я хотела приобрести аудиогид, но Джеймс покачал головой, и, пока мы бродили по старинным комнатам, сыпал фактами о жизни сестёр, заставляя меня удивлённо округлять глаза.

Когда мы закончили с домом и прогуливались по деревне, я спросила:

— Кто из сестёр тебе ближе?

— Эмили, — не задумываясь, ответил он.

— Не удивлена.

Я обвела взглядом хмурые серые домики и небо. Всё было одного цвета. Никаких ярких красок. Было неудивительно впасть здесь в уныние и депрессию. Хотя, вероятно, дело в том, что сейчас декабрь. Мало где в это время года местность выглядит радушно. Разве что всё усыпано снегом.

— А у тебя?

— Шарлотта, — и, немного погодя, добавила: — с недавнего времени начала любить её сильнее из-за одного романа.

Он поглядел на серое небо, отпил кофе из стаканчика и посмотрел на меня, слегка улыбнувшись. Очевидно, поняв, что я имела в виду её роман «Учитель».

Мы дошли до машины и сели в шикарный чёрный «Астон-Мартин». Когда мы спустились в гараж и я увидела его в первый раз, то присвистнула, на что Джеймс лишь пожал плечами и сказал: «Игрушка отца». А сам при этом водил «Ягуар». Ну да, ну да.

Я села в низкое сиденье, как мне показалось, не очень грациозно, потому что чуть не уперлась пятой точкой в лицо Джеймса, и повернулась к нему. Его глаза, ещё минуту назад бывшие спокойными, сейчас горели огнём.

— Что?

Он встряхнул головой, притянул меня к себе за шею, поймал мои губы и прошептал:

— Я уже говорил, что у тебя такая сладкая задница, которая так и просится на мой член?

Моё горло дёрнулось. Боже. Этот мужчина и его рот. Я облизнула губы, моментально приковав к ним его взгляд, и покачала головой.

— Мы не можем делать это здесь. — Но протест перешёл в стон, когда он взял мою руку и прижал к своему уже твёрдому паху.

— Поздно. Я уже завёлся.

Он качнул бёдрами, вдавливая себя в мою руку, и теперь застонал сам. Мой пульс собрался в промежности. Стало горячо, и низ живота надрывался от предвкушения и пульсирующей пустоты.

Его пальцы, горячее всего на свете, расстегнули пуговицу на джинсах и проникли внутрь.

— Чёрт, — протянул он, — какая же ты мокрая.

Из меня вырвалось неразборчивое мычание. Я последовала его примеру, расстегнула брюки и обхватила твёрдую, набухшую плоть.

То, что мы ласкали друг друга, при этом полностью одетые, было так строго, но так горячо. Он надавил запястьем на клитор и ввёл в меня два пальца. Это было так восхитительно, что у меня закатились глаза. Но тут же последовал суровый приказ:

— Глаза на меня.

Я распахнула их и уставилась на Джеймса. Его ноздри раздувались, ресницы трепетали, он выглядел почти злым, только это был не гнев, а желание. Я старалась держать глаза открытыми, но тут он переместил свою руку так, что начал входить в меня пальцами глубже, и я потерялась. Уже было неважно, кто нас может увидеть. Всё, что меня интересовало, — это то, насколько сладко и правильно ощущались его пальцы во мне и как мне хотелось получить ещё больше удовольствия.

Я бесстыдно прыгала на руке Джеймса. В машине пахло сексом и были слышны наши стоны и хлюпающие звуки. Я двинулась последний раз и крепко села, вдавив его руку в сиденье, и громко кончила, вероятно, залив всю его руку.

Я уткнулась лбом ему в плечо; он несколько раз толкнулся мне в руку, и ладони затопила горячая жидкость.

Он аккуратно вынул из меня пальцы и откинулся на сиденье. Привёл меня в порядок и что-то попытался спросить, но я была сонной и отвечала невпопад. А он хихикал и гладил меня по ноге. Этот оргазм разобрал моё тело на атомы и, кажется, не собрал обратно. Я была такая сытая и довольная, что мне было совершенно неважно, что происходит вокруг. Не думаю, что я бы очнулась, даже если бы началась война.

Когда мы добрались до дома, уже близился вечер, и мы должны были собираться на рождественскую вечеринку.

Ава, уже более бодрая, чем раньше, красила ногти на руках и смотрела ютуб. Джеймс был на улице, прогуливаясь с родителями по саду. Я рассматривала старый фотоальбом, попутно вспоминая, что привезла с собой из одежды.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это приём?

— Вроде того, — кивнула Ава.

— Чёрт.

— Я могу одолжить тебе одно из своих платьев. У нас один размер, — она правильно истолковала мою реакцию. — Или хочешь, можем отправиться по магазинам, и ты купишь себе что-нибудь. — На этих словах её глаза загорелись маниакальным блеском.

— Я возьму что-то из твоего. Спасибо.

Ава разочарованно надула губы, но тут же вскочила и потащила меня в свою комнату. Там она распахнула шкаф, переполненный одеждой.

Немного покопавшись, она протянула платье-мини из дорогого чёрного бархата.

— Вот, — она приложила вешалку к груди. — Попробуй это. У тебя потрясающие ноги, их нельзя прятать.

Я мерила платье и пыталась выяснить, в чём дело:

— Джеймс не очень хотел идти на эту вечеринку.

Ава что-то неразборчиво пробормотала, но это можно было понять как согласие.

— Почему?

Она молчала, пока примеряла шикарное платье из тёмно-зелёного шелка.

— Наши семьи всегда были очень дружны, но несколько лет назад Джеймс поссорился с ними, поэтому… — она пожала плечами и рассмотрела себя в зеркале: — перестал ходить с нами. Но, видимо, сейчас решил оставить обиды в прошлом.

Я застегнула молнию на платье и выкинула эту историю из головы. Ава уступила зеркало и довольно улыбнулась. Платье с длинным рукавом и высоким горлом обтягивало тело, как перчатка, но такое короткое, что едва прикрывало зад.

— Красота! Добавить колготки и чёрные туфли — и будет отпад.

Я поблагодарила Аву. Взяла вещи и собралась в своей комнате. Сделала коричневые смоки-айс и убрала волосы наверх. Надела одолженные туфли и нанесла капельку любимого парфюма Byredo Bibliothèque. Я ещё раз окинула себя взглядом, когда Джеймс зашёл в комнату:

— Ты гото…

Он не договорил и стоял с открытым ртом.

— Нравится?

— Детка, — он подошёл ближе и поцеловал, прикусив мою губу. — Не то слово. Ты как конфетка.

На нём был обычный чёрный костюм и белая рубашка, но он выглядел как модель GQ.

— Тебе нужно кое-что добавить. Подожди тут.

Он поцеловал меня в лоб и ненадолго оставил, а когда вернулся, то в руках у него была квадратная шкатулка из тёмно-синего бархата.

У меня перехватило дыхание, когда я поняла, что в коробке, и я протестующе замотала головой.

— Перестань, — рассмеялся он и открыл шкатулку.

Я потеряла дар речи от красоты ожерелья. Это было изысканное и элегантное украшение из белого золота. В центре — вставка из крупного сапфира и небольшой россыпью по краям. Джеймс вынул это произведение искусства из ложа и хотел надеть на меня, но я оттолкнула его руку.

— Я не могу.

Как можно надеть на шею такую стоимость? Видно, что ожерелье старинное и, скорее всего, передавалось в их семье поколениями. Конечно, оно роскошное, но я весь вечер бы дёргалась, как бы его не потерять или не сломать.

— Тебе не нравится? — Джеймс склонил голову.

— Ты что?! Нет. Оно великолепно.

— Тогда надевай.

— Джеймс…

— Лили.

Я твёрдо смотрела ему в глаза, желая стоять на своём. И он, похоже, тоже.

— Мы можем так продолжать до утра. Ты красивая. Оно красивое. Я хочу, чтобы ты его надела.

— А если я его испорчу?

Он закатил глаза.

— Всё будет хорошо. Вечеринка будет дома. Там будут только знакомые. Так что всё будет в порядке.

Я кивнула и закусила губу, чтобы не запищать от восторга, когда он надел и защёлкнул замок на шее. Но, похоже, всё это было видно по моему лицу, потому что Джеймс рассмеялся и покачал головой.

— Оно тебе идёт.

— Оно пошло бы кому угодно.

— Неправда. — Джеймс развернул меня к зеркалу, и я увидела наше отражение. Кажется или нет, но ожерелье придало особой тонкости и шарма. — Ты делаешь его красивее, чем оно есть.

Джейн позвала нас. Джеймс помог мне надеть пальто, и мы спустились вниз, где все уже были в сборе. Пока ждали машину, все обменивались комплиментами, а Джейн, увидев на моей шее ожерелье, сначала удивилась, но потом расплылась в улыбке, притянула сына за руку и что-то шепнула ему на ухо.

Глава 23. Лили

Мы приезжаем в богатое старинное поместье, словно сошедшее со страниц книг Джейн Остен. Если дом родителей Джеймса большой, то этот просто огромный. На входе высокие колонны, а на подъездной дорожке фонтан с греческой статуей в центре.

Впереди несколько машин, и даже есть швейцар, который открывает дверь прибывшим.

— Мы что, приехали на прием к королеве?

Я с любопытством осматриваю красивое поместье. Джеймс наклоняется, чтобы взглянуть из окна на окружающий вид, и скучающе говорит:

— У Эшвортов много денег.

Я прикусываю язык и тоже отворачиваюсь к окну. Такая жизнь не для меня. Да, мои родители не были бедными. Отец, несмотря на свое пьянство и конченный характер, владел сетью автомастерских. Конечно, под конец он практически развалил бизнес, но в моем детстве мы никогда ни в чем не нуждались. Мама вернулась на работу только когда я пошла в среднюю школу. И, как я понимаю сейчас, это скорее всего было сделано для того, чтобы перестать быть зависимой от отца и уйти от него.

Не верю в историю Золушки. В жизни так не бывает. Деньги тянутся к деньгам.

Тереблю звенья роскошного ожерелья. Я никогда не буду ему соответствовать.

Ни в чем.

Он всегда будет слишком для меня.

Мы выходим из машины и заходим внутрь. Джеймс знакомит меня с парой средних лет и представляет их как тех самых Эшвортов.

Глаза женщины распахиваются от удивления и она не скрывает своей радости от встречи с ним.

— Джеймс, какой сюрприз! Мы так рады, что ты решил прийти. Джанет будет в восторге. Правда, дорогой?

Она поворачивается к мужу, который пожимает руку Джеймсу, но находится скорее в напряженном ожидании, чем в радости от встречи. Она хочет еще что-то сказать, но тут ее взгляд падает на меня, и она с интересом проходится по моему телу.

Джеймс кладет руку мне между лопаток и поглаживает большим пальцем.

— Знакомьтесь, это моя девушка Лили.

Воодушевленное выражение сползает с лица миссис Эшворт, словно смытое дождем. Но она быстро собирается и пожимает мне руку. Ее глаза застревают на длине моего платья, и она слегка морщится. Мне кажется, она думает, что он привел с собой эскорт. И в какой-то степени я так себя и ощущаю. Не чувствую себя утонченной и великосветской дамой.

— Что ж, проходите, — она указывает рукой в сторону богато украшенной залы, где уже толпится приличное количество людей. — Джеймс, я правда рада, что ты здесь. Обязательно найди Джанет.

Ава, шедшая за нами, сразу, как только мы входим в комнату, с криками радости срывается с места и утопает в объятиях русоволосой девушки. Джеймс усмехается на это и кивает девушке, но не подходит ближе, чтобы поздороваться. Берет два бокала шампанского с подноса, наклоняется ко мне и на ухо шепчет, кто проходит мимо нас.

— Это подруга Авы из университета. О, а это владелец крупной сети элитных отелей и ресторанов в Лидсе. В прошлом — мэр города. — Он кивает в сторону стоящего рядом мужчины с большими залысинами. — А это Эмили Брук, — он салютует бокалом женщине, заметившей нас. — Глава благотворительного фонда, связанного с наследием семьи Брук. Ее прадед сделал состояние на текстильной промышленности.

Эмили — женщина средних лет с бледным и строгим лицом. Темно-русые волосы собраны в пучок. На ней темно-синее роскошное платье, достойное ковровой дорожки на «Оскаре». Несмотря на строгий вид, когда она подходит ближе, то с теплотой улыбается и обнимает Джеймса.

— А вот и мой самый любимый человек в этом зале. Джейн сказала, что ты приедешь в Лидс, но я не рассчитывала увидеть тебя здесь. — Ее взгляд падает на наши сомкнутые руки, и она с любопытством склоняет голову. — Познакомь тетку со своей прелестной спутницей.

Он смеется и снова представляет меня своей девушкой. Пока я пожимаю Эмили руку, обнимает меня за плечи и целует в висок.

— Что за картина. Вы потрясающе смотритесь вместе. Как вы познакомились?

Я неуверенно поднимаю голову, но Джеймс с интересом ожидает, что я скажу.

— Джеймс ведет курс английской литературы в моем университете.

Эмили смеется.

— Понимаю, — тянет она и подмигивает.

Она интересуется, что я изучаю, и я делюсь, что хочу стать сценаристом.

— Она гениальна, — вмешивается Джеймс. — Это лишь вопрос времени, когда мы увидим фильм, снятый по сценарию Лили.

Эти слова немного приободрили меня, и я невольно расправляю плечи и выпрямляю спину.

— Это так интересно.

Они еще недолго общаются по поводу погоды и общих знакомых, и Эмили уходит к другой компании. Джеймс берет меня за руку и выводит в центр залы, где кружатся несколько пар.

— Чем же занимаются пресловутые Эшворты, имея такой дом?

— Они принадлежат к старинной семье Эшвортов, богатой промышленной династии. Сейчас Барри депутат городского совета. Занимается развитием инфраструктуры и различными культурными проектами.

Я ежусь. Действительно, я бы не удивилась, увидев здесь если не королеву, то герцогиню Кембриджскую точно.

— А кто такая Джанет?

Рука Джеймса слегка напрягается на моей спине. Он смотрит поверх моей головы, но потом все-таки опускает взгляд вниз. У него виноватое выражение лица, и меня это нервирует.

— Нужно было тебе рассказать перед приходом сюда, но у меня все вылетело из головы, когда я увидел тебя в этом платье. — Он нежно проводит по щеке и слегка щиплет подбородок. — Это моя бывшая. — Он вздыхает. — Мы не очень хорошо расстались. Я игнорировал ее и ее семью последние пять лет. И в целом в отношении нее планирую придерживаться того же.

— И долго вы были вместе?

— Сколько себя помню, — пожимает плечами. — Наши семьи тесно связаны, и мы знали друг друга с детства. Начали встречаться еще в старшей школе, а потом и в университете.

По мне словно прошелся поезд. Все внутренности задрожали, ладони похолодели от этих слов.

Замечательно.

Бывшая, с которой он был вместе половину своей жизни, из богатой, обеспеченной семьи. Воспитанная. И на другой чаше весов — я. Развалина, униженная жизнью и людьми.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мне становится тошно, и параллельно с этим чувствую на себе липкий взгляд, не сулящий ничего хорошего. Волосы на затылке становятся дыбом, и я отрываю взгляд от туфель, осматривая толпу.

Мой взгляд встречается с каменным лицом жгучей брюнетки. Она стоит у края танцпола с бокалом шампанского, и даже отсюда вижу бездонную ненависть, излившуюся из черных глаз. У нее длинные, прямые черные волосы. Безупречное черное платье, сидящее по фигуре. В отличие от моего, длиной в пол. Во всем виде — статус, изящество и порода. Ее нельзя назвать модно красивой: ни пухлых губ, ни больших глаз, но у нее мягкие черты лица с тонкими скулами и нежным овалом. Глаза выразительные. Кожа ухоженная, минимум макияжа, только подчеркнута естественная красота. Весь образ говорит о внутренней гармонии и утонченности, а не о вычурной роскоши.

— Это случайно не она? — Я аккуратно шепчу Джеймсу, указывая глазами на девушку.

Он слегка оборачивается, и его ноздри раздуваются, как будто он поражен. Он также реагирует, когда видит меня голой.

Один звук, но он раскатывает меня, как каток. Мои ноги немеют, и кажется, я сейчас упаду посреди зала на чертовки дорогой пол из мрамора.

— Да, — нервно бросает он и поворачивается ко мне.

Ведет плечом, словно хочет сбросить напряжение, и пытается скрыть свои чувства за неловкой улыбкой. Мне становится трудно дышать. На меня резко нахлынул жар. Ладони вспотели. Я извиняюсь и иду в туалет. Слишком много эмоций, которые обрушились на меня в одну секунду.

— Ты в порядке? — Джеймс меня не отпускает.

— Да, — я стараюсь говорить уверенно и смотрю на него, но из-за всех эмоций у меня расплывается перед глазами. — Слегка закружилась голова. Сейчас пройдет, нужно только немного освежиться.

Я не жду его ответа и иду в сторону уборной. Там несколько женщин громко переговариваются о чем-то. Я запираюсь в кабинке и сажусь на закрытую крышку унитаза, уронив голову в ладони. Кажется, меня сейчас стошнит. Я делаю вдох через нос и долго выдыхаю через рот. Это помогает. Голоса женщин смолкают, и я слышу, как хлопнула дверь.

Я выхожу из кабинки и долго мою руки в прохладной воде и слегка брызгаю себе на лицо и шею. Сразу становится легче. Вскидываю голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и с криком отшатываюсь в сторону. За моей спиной стоит Джанет, скрестив руки на груди.

— Вы меня напугали. Я не слышала, как вы вошли, — стараюсь быть вежливой.

Она хмыкает, но больше никак не комментирует свое поведение. Рассматривает меня с головы до ног, словно скакуна на продаже. У меня ощущение, что она сейчас проверит мои зубы и хлопнет по заду.

— Что вам нужно? — ощетинилась я. На ее манер также скрещиваю руки.

— Сколько он заплатил тебе? Давай я удвою сумму, а ты выйдешь отсюда, отправишься по своим делам, а Джеймса оставишь в покое.

Я вытираю руки о бумажное полотенце и оттесняю ее в сторону.

— Я не собираюсь терпеть такие слова. Ты должна извиниться.

Она смеется.

— Шлюхи сегодня обидчивые.

Я не верю в такое хамство. Видимо, воспитание ей дали в последнюю очередь.

— Ты уже упустила свой шанс быть с ним. Мы вместе, и он любит меня, — хоть он не говорил этих слов, но мне хочется заткнуть этой стерве рот. — О да, он рассказал мне о тебе, — говорю я, видя удивление на ее лице. — А теперь отойди в сторонку, а я пойду проводить время со своим парнем.

Я прохожу мимо нее, но в дверях она начинает говорить, и я останавливаюсь, схватившись за ручку.

— Любит тебя? Не смеши, — раздается фырканье. — Я первая и последняя, кому он говорил и будет говорить эти слова. Он безумно любил меня — настолько, что был готов убить за меня. Но я его обидела, и он сбежал. Если бы Джеймс остался в Англии, то мы были бы давно вместе. Такие чувства, как между нами, не умирают. Ему требовалось время, чтобы остыть, но теперь, когда прошлое забыто, мы можем быть вместе. Не думай, что ты хоть что-то значишь для него. Я знаю его вкусы. И поверь, совсем скоро он забудет о тебе.

Я ничего не отвечаю, а просто выхожу из комнаты, оставляя ее наедине со своей токсичностью.

Но я не могу не думать о ее словах. Я возвращаюсь в зал и нахожу Джеймса. Мое настроение испорчено. Я прошу, можем ли мы уехать домой. Джеймс пытается выяснить, в чем дело, но я не отвечаю. Видно, что он раздражен, но прощается с родителями, и мы выходим на улицу.

— Ты можешь рассказать, что случилось? — спрашивает он в машине.

Я смотрю на мелькающие за окном городские огни. Так легче говорить.

— Я тебе не подхожу.

Он раздраженно выдыхает.

— Опять? Мы уже говорили об этом. Может, я буду сам решать? Разве я сделал или сказал хоть что-то, почему ты так думаешь? Скажи мне, Лили.

На последних словах он берет меня за руку, и в них звучит чуть ли не мольба.

— Скажи, ты еще любишь Джанет?

— Что? — Его голос так растерян, что я бросаю на него взгляд. При упоминании бывшей его ноздри раздуваются, а рука на моей сжимается крепче. — Любить?! Ее?! Это полный бред, — он протирает свободной рукой лицо и снова смотрит на меня. — Рассказать, как мы расстались?

Я киваю и стараюсь не отшатнуться от него, потому что сейчас его реакция меня пугает. Он взбешен.

— Она изменяла мне со своим коллегой-чмошником у меня дома. И как я об этом узнал? Мы должны были отпраздновать годовщину. Я снял домик на побережье и вернулся домой пораньше, чтобы сделать ей сюрприз. Но она меня опередила.

Земля уходит из-под ног. Я даже не представляла, что она причинила ему такую боль.

— Что было потом? — Мой голос хрипит от боли.

Джеймс пожимает плечами:

— Все было как в тумане, но полицейские сказали, что я стащил его и начал избивать. Когда пришел в себя, вызвал полицию и скорую.

— Он… жив?

Не представляю, что он чувствовал в этот момент, но мысленно скрещиваю пальцы, чтобы он не сделал ничего непоправимого.

Он кивает, и я даже опускаю плечи от облегчения.

— Но я сломал ему челюсть. Он отказался от обвинений, поэтому я избежал срока. Я ничего не делал для этого. Это было его решение. Я тогда был не в состоянии разбираться в причинах и узнавать, почему он так поступил. Но я оплатил ему операции.

Он запускает руку в волосы и качает головой. Видимо, эти воспоминания даются ему нелегко.

— Она сказала, что ты до сих пор любишь ее и вам суждено быть вместе

— Что?! — Его голова резко поворачивается в мою сторону. — Ты говорила с ней? — Я киваю. — Понятно, — он хрипло смеется. — Когда-то так было, не стану скрывать. Я был готов заморозить ад ради нее. — Я с трудом сглатываю. С таким же успехом он мог бы ударить меня в живот. Я заставляю себя слушать, что он скажет дальше. — Но это все давно ушло. Ее поступок открыл мне глаза на то, каким человеком она была. Ее всегда заботила только ее личность. Она не способна заботиться о ком-то, ее интересуют люди только, когда они могут быть чем-то полезны. Мне кажется, я любил образ, который создал в своей голове, который нисколько не походил на действительность.

В машине стоит тишина, и я перевариваю услышанное. Джеймс целует мои пальцы и добавляет:

— Так что она, очевидно, курит хорошее дерьмо, если считает, что после всего у меня остались к ней какие-то чувства. Так что даже не думай об этом и не позволяй этим мыслям встать между нами.

Он отстегивает свой ремень и наклоняется ко мне, заключая лицо в кольцо своих рук.

— Сейчас у меня в голове прочно засела одна шатенка с великолепными карими глазами и огромным, добрым сердцем. Которая обожает книги и пишет потрясающие сценарии.

Я улыбаюсь и легко касаюсь его губ своими. Он сильно выдыхает и слегка отстраняется. В его глазах есть что-то такое сильное, что заставляет мое сердце сжаться, словно сейчас нагрянет буря и раздастся разряд молнии. Мои руки все еще на его шее, и я чувствую, как он дрожит. Он открывает рот, чтобы сказать что-то, и мне становится страшно. Словно я не выдержу груза ответственности этих слов. Он всматривается в мое лицо и, по всей видимости, замечает что-то, что его останавливает. Он грустно улыбается, а в глазах — тоска, но больше ничего не говорит до конца поездки.

Глава 24. Джеймс

На следующей неделе, когда мы вернулись в Филадельфию, первым делом я посетил отдел кадров. Джина, местный HR, подавилась водой и выпучила глаза, когда я рассказал о своем романе со студенткой. В то же время она выглядела разочарованной, будто поспорила с кем-то на деньги, что я гей.

Ее, конечно, это все не обрадовало, но мои слова о том, что я готов в случае отказа покинуть университет, охладили ее.

— Профессор, — она нервно погладила лацканы пиджака. — Я поговорю с ректором. Мы не запрещаем ваши отношения, но ждем от вас и мисс Миллер адекватного и сознательного поведения. В ином случае последствия коснутся вас обоих в равной степени.

Переводя с языка HR, это означало: «Вас не должны увидеть занимающимися сексом в стенах университета».

— Я вас услышал, Джина, — я усмехнулся в кулак, и она покраснела.

Я поднялся со своего места и направился к двери, когда услышал ее бормотание о том, что на ее голову свалилось еще больше проблем. Понимаю ее, но я уже не могу скрывать отношения с Лили и встречаться только у нас дома. Тем более она уже закончила мой курс с отличием.

Чтобы отпраздновать это, я решил сводить ее на концерт Bad Omens. Я частенько слышал их песни, когда она писала в наушниках.

Я заехал за Авой, чтобы пообедать и рассказать последние новости. Нам не удалось поговорить наедине с момента возвращения в Филадельфию. Мы пошли в любимую кофейню Авы, и пока я заказывал ее любимый тарт с малиной, она делилась последними новостями.

Нам принесли заказ, и я выложил свои мысли.

— Джанет разговаривала с Лили на приеме.

Ава не донесла ложку до рта.

— О нет, — она отодвинула десерт, сложила руки и придвинулась ближе. — Уже чувствую, что из этого ничего хорошего не выйдет.

— Да. Она сказала, что я до сих пор люблю ее и мы будем вместе.

Сестра фыркает и делает большой глоток кофе.

— Идиотка. Надеюсь, Лили рассмеялась ей в лицо. — Она качает головой и какое-то время молчит, но замечает что-то в моем поведении, потому что в ее голубых глазах появляется озабоченность. — Что такое? Тебя это беспокоит?

— Я боюсь, что Лили будет слишком много об этом думать и надумает, что нам нужно разойтись. — Эти слова, произнесенные вслух, упали между нами, как груда кирпичей. Мои ладони холодеют. Она уже прочно вошла в каждую клеточку моего тела, так что даже предположение об этом заставляет нутро похолодеть.

— Покажи ей, что ей не о чем переживать. Что она на первом месте.

— Я и так это делаю.

— Значит, все в порядке, да?

— Наверное, — я соглашаюсь с сестрой, но на самом деле не чувствую себя убежденным.

— Перестань, — прерывает мои мысли Ава. — Не додумывай за нее. Конечно, оставайся внимательным и все такое, но не решай за нее, что она чувствует. Ты должен больше верить в вас и в то, что ее симпатия к тебе может пережить такое недоразумение, как Джанет. Иначе что это за отношения, которые могут потопить слова этой стервы?

Я задумался над ее словами. Это имело смысл. Возможно, действительно проблема в том, что я не уверен, что интересую ее? По крайней мере, не настолько сильно, как она меня. Да о чем я? Когда мы ехали с приема, из меня чуть не вырвались слова признания в любви. Но я посмотрел на Лили и заметил страх в ее карих глазах.

Я одернул себя. Нужно быть терпеливее. Мы еще немного посидели. Я отвез Аву и зашел забрать Лили на концерт. Дверь была не заперта. Я нахмурился, но потом отмахнул мысль о том, что она забыла это сделать. Скорее всего, оставила открытой, потому что ждала меня.

— Готова?

Я кричу с кухни, пока наливаю себе воды и разглядываю несколько новых фотографий на холодильнике. Мы взяли камеру и много фотографировались в Англии. Тепло пробежало по груди, когда я увидел на самом видном месте нашу с ней фотографию.

Из спальни послышался шум, и Лили вышла, прыгая на одной ноге, подтягивая на второй черный гольф. На ней массивные ботинки на высокой подошве, черная короткая юбка в складку и водолазка в тон.

Я притягиваю ее за талию. Она улыбается, и ее руки скользят по моим предплечьям.

— Выглядишь как школьница-анимешница.

— Не нравится? — Она наклоняет голову.

— М-м-м, — мои руки спускаются ниже и залезают под юбку, с удовлетворением обнаруживая под ней шорты. Шансы, что кто-то увидит, что находится под этим прелестным нарядом, минимальны. — Наоборот.

— Анимешницы — твоя влажная фантазия?

— Моя влажная фантазия — это ты.

Она вспыхивает, и я легко касаюсь ее вишневых губ.

По дороге она включает последний альбом группы.

— Зачем? Мы же сейчас будем слушать то же самое.

— Это разогрев, — она делает погромче, придвигается ко мне, кладя голову на плечо, и подпевает.

Ты хочешь начать все с чистого листа, на котором не будет вмятин,

Найти место, куда можно спрятать свою боль, все последствия,

Когда ты смотришь в зеркало, ты вообще видишь свое отражение?

Я задумываюсь над словами песни и не могу не анализировать, что это многое для нее значит. Но улыбаюсь и стараюсь скрыть свои мысли. Мы приезжаем в клуб. Концерт собрал много людей, но мы приехали пораньше, поэтому нам недолго пришлось ждать в очереди, чтобы пройти.

Лили в явном возбуждении, вертит головой, осматривая темное большое помещение. Из колонок доносится какое-то техно. Я беру ее за руку и веду на второй этаж, где забронировал стол. Людей много, дым-машины напустили тумана, и от него слегка першит в горле; свет стробоскопов бьет по глазам. Лили послушно следует за мной. Мы поднимаемся наверх. Она прислоняется к перилам и смотрит на сцену, слегка пританцовывая. Я становлюсь сзади нее, загораживая от остальных, чтобы никто не мог ни случайно, ни намеренно ее коснуться. Напоминаю сам себе телохранителя какой-то звезды.

Я обхватываю ее талию, приподнимаю и говорю на ухо:

— Принести тебе выпить?

Лучше сделать это сейчас, пока не началось шоу. Когда я возвращаюсь, какой-то урод навис над Лили и что-то говорит ей на ухо. Его рука в опасной близости от ее зада. Я расталкиваю людей, чтобы пройти, но не успеваю, и он кладет руку на ее поясницу и пальцами поглаживает верх ягодиц.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я хлопаю его по плечу, и когда он поворачивается, без разговоров бью в лицо. Чувак отлетает в толпу. Но, отдать должное, встает на ноги и орет:

— Ты охренел?!

— Это ты ахуел, трогать мою девушку за зад.

Он оглядывается на Лили и ухмыляется.

— Да она была не против.

Я не слышу, что он говорит дальше и что кричит Лили. Я набрасываюсь на него, и мне плевать, что он в два раза больше. Этот хрен только и может, что поднимать гантельки. Я заламываю и выкручиваю его руку, которой он ее тронул, вдавливаю его красное, жирное лицо в пол, пока он не начинает скулить, как девчонка.

Я чувствую на плече руку Лили и только тогда отпускаю его.

— Пойдем отсюда, — она умоляет и тянет меня наверх.

— В следующий раз подумай, прежде чем распускать руки.

Бросаю напоследок, и мы, не сговариваясь, быстро выходим из здания, пока не подоспела охрана. Всю дорогу Лили молчит, и я чувствую повисшее между нами напряжение. Ярость спала, и теперь я могу мыслить ясно.

— Он тебя напугал?

Она качает головой и смотрит на свои руки.

— В чем дело?

— Я сказала, что у меня есть парень, и чтобы он отвалил.

Господи! Она подумала, что я поверю словам этого идиота. Меня накрывает облегчение, и я треплю ее по коленке.

— Расслабься, детка. Я даже не думал об этом.

Я смотрю на нее, но озабоченность и испуг не проходят с ее лица. Мы подъезжаем к моему дому и поднимаемся в квартиру. Я скидываю куртку на ходу и мою руки.

Лили стоит на кухне, обнимает себя за плечи и смотрит в окно. Я подхожу ближе и пытаюсь ее обнять, но она вздрагивает.

Она разворачивается ко мне, и я вижу, что она плачет. Я запускаю руку в волосы, и Лили отшатывается, будто думала, что я хочу ее ударить.

Что за дерьмо?

Мне хочется быть терпеливым, и я понимаю, почему она так реагирует, но меня коробит от того, что она думает, будто я когда-нибудь в жизни подниму руку на нее или на любую другую женщину. Я хочу, чтобы меня это не волновало, чтобы я закрыл на это глаза и дал ей время. Но не могу.

— Ты боишься меня.

И это не вопрос, а утверждение.

— Что?... Нет, я… я просто на взводе.

В раздражении отворачиваюсь. Лили молчит. Снимаю очки, сжимаю переносицу, стараясь сдержать горечь.

— Я устал доказывать тебе, что я не урод. Думаешь, я не вижу, как ты иногда смотришь на меня? Как ты мысленно ставишь галочку, когда я говорю или делаю что-то так же, как твой бывший? Но я не он, Лили! Неужели ты этого не видишь?

Я снова смотрю на нее, и она вздрагивает, как от пощечины. И я тоже хочу ударить себя за то, что мои слова тому виной. Но я не могу, не могу больше держать это в себе и молча проглатывать каждый эпизод, когда она ставит меня вровень с этим козлом.

— Я люблю тебя. Всем сердцем, — признание дается легко. И сейчас мне плевать, что я могу ее отпугнуть. Пусть знает и либо принимает это, а если это слишком, то уходит. — Но мы не сдвинемся с места, пока ты не доверяешь мне и ждешь, что я поступлю так, как это подобие человека.

— Ты… хочешь расстаться?

Она тяжело сглатывает и скрещивает руки на груди. Ее глаза сухие, а губы поджаты. Если мгновение назад ее лицо выражало горечь и обиду, и, может быть, вину, то теперь оно пустое и безжизненное, словно лицо робота. От этой перемены мне не по себе. И не потому, что я боюсь, что она ничего не чувствует.

Я не дурак, это не так. Я боюсь, что она чувствует слишком много.

— Не расстаться, а взять паузу, — я спешу ее успокоить. — Тебе нужно во всем разобраться. Разобраться в своих чувствах ко мне.

— Пауза. Логично. — Голос ровный, только губы слегка дрожат. — Только скажи честно: это потому что устал со мной возиться?

Я провожу рукой по лицу.

— Нет. Потому что если моя любовь для тебя выглядит как угроза... — Я делаю шаг вперед – она отступает к стене. Это больнее, чем если бы она ударила меня. — ...мне нужно отойти настолько далеко, чтобы ты наконец разглядела разницу. Между ним и мной. Между страхом и...

— Не надо, — она резко поднимает ладонь. Достает ключи из вазы у двери. — Не заканчивай фразу. Так даже хуже.

Я не останавливаю ее. Только когда дверь уже скрипит, говорю в пустоту:

— Неважно, сколько времени тебе нужно. Я буду тебя ждать.

Лили не оборачивается. В тишине квартиры гулко щелкает замок.

Глава 25. Лили

Как только за спиной закрылась дверь, я сползла по стене, и сдерживаемые слезы хлынули водопадом.

Я знала. Знала, что так будет. Что он устанет от меня и мое дерьмо его доканает. Зачем все это было? Зачем нужно было залезать ко мне под кожу, чтобы потом так легко избавиться от меня?

За дверью послышался шум. Я вскочила на ноги и побежала к лифту, боясь, что он может выйти и увидеть, насколько его слова задели меня.

Я зашла в лифт вместе с пожилой парой и постаралась прикрыть заплаканное лицо волосами, чтобы не вызывать ненужных вопросов.

На улице морозный воздух ударил в лицо. Январь в Филадельфии, как и в Юджине, был пасмурным и влажным. Но воздух был холоднее, и часто выпадал снег. Как и сейчас.

Потуже завязала пальто, скрываясь от пронизывающего ветра и снежинок. Опухшие от слез губы щипало от мороза. Руки горели, и я спрятала их в неглубоких карманах.

Было больно. Настолько больно, что это мешало дышать. Дом Джеймса находился далеко от моего, но я не стала вызывать Uber, а решила пройтись пешком.

В голове вертелась сцена в клубе и слова Джеймса.

Он не поверил словам того парня.

Нет. Не так. У него и в мыслях не было в чем-то обвинять меня. Итан бы никогда так не сделал. Он был бы в ярости. И скорее всего даже ничего бы не сделал тому парню, потому что это могло подпортить его репутацию. Но дома я бы получила сполна.

Память услужливо подбрасывала другие ситуации, когда я вздрагивала от резких движений Джеймса, а он замирал и не злился. Наоборот. Будто пытался быть меньше, ненавязчивее.

Он избил того парня, но сразу же отпустил, как только увидел мой испуг.

Отец избивал мать, потому что мог. И как бы ни было тяжело говорить, но он любил ее. Своей извращенной и неправильной любовью. Которая принесла им обоим смерть. Несколько лет я терпела побои Итана, потому что не знала другого. Любовь шла под руку с насилием. Что сказать: истинная дочь своей матери.

Но Джеймс не такой, как Итан и мой отец. И теперь я это вижу.

Он сказал, что любит меня.

Я судорожно вздохнула, и слезы полились с новой силой. Теперь от мысли, что я все испортила и оттолкнула человека, с которым у меня могло получиться что-то стоящее.

Лучший учитель. Лучший любовник. Единственный, кто не требовал за свою любовь ничего взамен.

Да, контролирующий и запрещающий, но его контроль никогда не переходил мои границы и не ограничивал свободу.

Который позволил мне поверить, что не все мужчины ломают тех, кого любят.

Решено. Завтра я скажу ему. Скажу ему, что я тоже его люблю. Уже давно. Просто мои страхи помешали это увидеть сразу. Но сейчас я это вижу. Вижу так кристально чисто, без намека на сомнения.

Я остановилась перед дверью в квартиру, ища ключи, которые, как назло, оказались где-то на дне небольшой сумки. Вставила ключ, повернула, но дверь оказалась открыта. Я вздохнула и отругала себя, что снова забыла ее запереть.

Скинула пальто и налила воды, уставившись в окно на разыгравшуюся пургу снаружи. В тишине комнаты раздался щелчок, и что-то холодное уперлось мне в спину.

— А тебя оказалось не так просто найти.

Стакан выскользнул из моих ослабевших пальцев и разбился вдребезги у моих ног, замочив их.

Нет, нет, нет.

Это все не по-настоящему. Это игра воображения. Он не может быть здесь. Это ужасный, но очень реалистичный кошмар. Я замираю и боюсь двигаться.

Последняя надежда развеивается. Он хватает меня за руку и разворачивает к себе, прижав к стеклу. Я трясусь, чувствуя, как ствол пистолета упирается мне в живот.

— Где же маленькая мышка скрывалась сегодня весь вечер? Я уже заждался.

Лицо обдает перегаром. Он выглядит как человек из моих кошмаров. Все те же ледяные глаза, пропитанные ненавистью, и красные от алкоголя. Он наклоняет голову, и капюшон толстовки спадает.

— Признаюсь, тебя было нелегко найти. Но благослови социальные сети. Нужно было запустить поиск по твоему лицу и вуаля. Вот и ты на странице какой-то студентки из Филадельфии.

Сердце уходит в пятки. Миа. Видимо, я случайно попала на пару кадров, которые она потом выложила в сеть.

— Что ты с ней сделал? — мой голос срывается на хрип.

Он закатывает глаза:

— Ничего. — Облегчение затопило тело. — Это наши с тобой дела. Но я расстроен, как ты выбираешь друзей. Она выложила абсолютно все про тебя.

Я не обращаю внимание на его слова. Главное, что она в порядке.

— А меня позабавила эта охота. — Он скалится в пьяной улыбке. — Я даже рад, что ты сбежала. Разнообразила наши отношения. В них действительно стало скучно. Но пора домой, Харпер. — Он замечает, как мое лицо кривится. — Или что, лучше называть тебя Лили?

Он проводит дулом пистолета по скуле и заправляет локон за ухо. Я всхлипываю и трясусь от страха. Он стал еще безумнее, и у меня отчетливое предчувствие, что я не выйду из этой комнаты живой. Беззвучные слезы текут по моим щекам.

Я хочу быть сильной, бороться за свою жизнь и найти силу воли, или что, блядь, там нужно в таких ситуациях, но вместо этого на меня накатывает апатия, которая парализует все тело.

Я устала. Я не хочу ничего. Хочу лишь, чтобы это закончилось.

Он касается губами моих щек и убирает слезы. Буквально заставляя меня взвыть от ужаса.

— Знаешь, Харпер, — он с нажимом выделяет мое имя. — Имя «Лили» слишком простое для тебя. Блеклое, как и ты сейчас. Но ничего, мы добавим твоему лицу красок. — На этих словах он проводит носом по скуле и с силой прикусывает подбородок, так что я вскрикиваю. — Ах, — шелестит его голос над ухом. — Как мне этого не хватало. Ты самая громкая из всех. Другие слишком тихие.

— Итан, прошу… — умоляю я, пытаясь его оттолкнуть, но он перехватывает мои руки, сгребая их в охапку, и бьет по лицу наотмашь, так что я падаю на пол. Осколки стакана режут ладони. Я хнычу от боли, но у меня нет сил подняться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Итан наклоняется, хватает за волосы и поднимает над полом.

— И что это, блядь, за цвет? Ты забыла, что мой любимый красный? Надо исправить это дерьмо.

Он тащит меня за волосы к кухне. Я кричу и пытаюсь вырваться. Сучу ногами, ударяя его по коленкам, но он отмахивается от ударов, как от надоедливых укусов комара.

Выдвигает ящики, не обращая внимание, что посуда летит на пол и разбивается, а за ней следом и вся кухонная утварь. Он находит ящик с приборами и достает нож.

— НЕТ! Итан, пожалуйста, я сделаю все, что ты хочешь, но, умоляю, перестань!...

— Заткнись!

Новый удар по лицу разбивает губу, и я чувствую привкус железа во рту. Он с силой запрокидывает мне голову, намотав волосы на кулак. Тупой нож не режет, а рвет пряди с корнем. Горло охрипло от криков.

— Так-то лучше.

С отвращением на лице он толкает меня на пол. Я захожусь рыданиями, пряча лицо в ладонях. Сжимаюсь, чтобы стать меньше. А может, вовсе исчезнуть из этого мира. К лицу липнут отрезанные волосы.

Чудовище садится рядом, облокотившись спиной о шкаф. Ботинком тычет мне в лицо, поворачивая к свету.

— Уродина. Теперь у этого старого хрена не встанет на тебя.

Он откладывает пистолет и достает из кармана снимки.

— Какая же ты шлюха. Сколько бы я тебя ни воспитывал, ты ничего не уяснила. Лишь бы прыгнуть на член другого мудака. Этим ты занималась тут?

— Джеймс…

Голова Итана метнулась в мою сторону. Он вытер нос и усмехнулся.

— Ничего. Закончу с тобой и скормлю этому мудазвону его же яйца. Он будет скулить в моих ногах так же, как ты сейчас.

Из меня вырывается сначала тихий смешок, но потом я уже хохочу во весь голос. Так сильно, что из глаз брызгают слезы.

— Кто будет валяться в ногах, так это ты.

— Думаешь, этот очкастый что-то может сделать мне? МНЕ?! — Орет он и тычет себе в грудь. — Он будет давиться кровью и лизать мои ботинки, пока я не скажу «хватит»!

— Ты просто мальчик с комплексом неполноценности, у которого хватает духу распускать руки только с теми, кто не может дать сдачи, — рычу я. — Или что, ты чувствуешь себя настоящим мужчиной, избивая 50 килограмм веса? Ты лишь жалкий ублюдок с маленьким членом.

Не знаю, откуда у меня берутся силы сказать эти слова. Я поворачиваю голову. Он в бешенстве. Лицо красное, а массивная челюсть трясется от гнева.

— О, да, — я снова хихикаю. — Ты был у меня первым, и я не знала, что бывает по-другому. Он был так глубоко, куда ты не мог…

— Сука!

Он бросается ко мне. Кулак прилетает в лицо, и я не пытаюсь увернуться. Пусть только это закончится. Джеймс будет в порядке. Я верю. Итан убьет меня. Хотя бы пусть это будет быстро.

— Глупая стерва! — Удар. — Тварь! — Удар. — Тварь! — Удар.

Он брызжет слюной. Красное лицо нависает надо мной. Он сжимает руки на горле и с силой ударяет меня об пол. Затылок пронзает боль, и в глазах темнеет. Резко становится тошно, и я не могу поднять веки.

Руки крепче сжимают горло, перекрывая доступ кислорода. Защитный механизм берет верх, и я царапаю мясистые руки Итана, пытаясь сделать вдох. Но это бесполезно.

В глазах пляшут красные пятна. Воздуха уже не остается.

Долгожданный конец. Скоро боль прекратится.

Неожиданно чувствую легкость. Меня уже не придавливает тело Итана. Воздух снова проникает в легкие, и я захожусь кашлем.

Глава 26. Джеймс

Ну что я за идиот? Мне не по себе от того, что я оставил ее одну в таком состоянии. Нужно ехать к ней. Пусть она накричит и выставит за дверь, но я хотя бы буду рядом. На самый плохой случай, если она не захочет меня видеть, поднимусь к Аве.

Сажусь в свой «Ягуар». Как назло, разыгрался снегопад, спровоцировав бешеные пробки. Каждый год одно и то же. Для коммунальщиков будто сюрприз, что зимой может пойти снег. Есть и те, кто по дурости не поменял резину и теперь провоцирует аварии.

Я барабаню по рулю и выкуриваю пару сигарет, но это все равно не успокаивает мои нервы. Дорога вместо привычных десяти минут занимает добрых полчаса.

Наконец-то паркуюсь и поднимаюсь на этаж.

Стучу, но никто не открывает. Стучу еще раз. Слышу за дверью отчетливые шорохи и дергаю ручку. Та поддается. Все-таки она опять забыла запереть дверь.

— Детка, не забывай закрывать… — начинаю я и осекаюсь, увидев разбросанную в коридоре посуду. Словно кто-то швырялся кастрюлями из кухни. Желудок уходит в пятки. Не помня себя, заворачиваю за угол и вижу, как Лили лежит на полу кухни, а над ней навис какой-то мудак.

В глазах краснеет, и дальше все происходит на инстинктах. Я сбиваю урода с ног. Он удивленно хрюкает и выпучивает на меня свои глазенки. Не разбирая, где что, я просто обрушиваю на его лицо один удар за другим.

— Стой… стой… — слабо шепчет он и пытается нанести ответный удар.

Я не даю ему этого сделать. Сажусь ему на грудную клетку, заламываю руки и продолжаю превращать его лицо в кровавое месиво. Его глаз заплывает. Он хрипит и выплевывает кровь на пол.

— Ты кто, блядь, вообще такой? — я беру его за грудки и приподнимаю над полом.

— Это Итан… — позади раздается хриплый голос Лили.

Я оборачиваюсь. Из меня будто вышибли весь воздух. На ее лице свежие раны и синяки. Волосы обрезаны клоками и торчат в разные стороны. Она поднимается на колени и держится за горло. Вокруг нее так много крови, что меня чуть ли не тошнит. Я бросаю тело и подбегаю к ней. Трясущимися руками поднимаю и отношу на диван, боясь навредить. Она выглядит так, словно на ней нет живого места. Такая чертовски маленькая и беззащитная в моих руках.

Тянусь к телефону и набираю 911, пока другой рукой приглаживаю ее волосы, замечая на затылке кровь. Блядь.

Проглатываю комок в горле. Мой голос дрожит, пока я объясняю диспетчеру, что произошло. Веки Лили трепещут, и она поднимает на меня свои теплые, шоколадные глаза, в которых сейчас — немая благодарность.

— Потерпи, детка, — касаюсь губами ее лба. — Помощь скоро будет.

— Итан… — она шепчет и пытается приподняться на подушках. В ее голосе слышен страх.

— Я с ним разберусь.

У меня есть немного времени, прежде чем сюда нагрянут кареты скорой и полицейские. Он все еще корчится на полу и пытается подняться. Я пинаю его в лицо, и он, взревев, отлетает к стене. Держится за сломанный нос и скулит.

Я вытягиваю ремень из шлевок и приседаю перед ним, изучая его дрожащее от страха лицо. Я мог бы драться с ним как мужчина с мужчиной, но это подобие человека не заслуживает даже такой чести. Нет. Он заслуживает ровно того, что делал с Лили, — унижения, боли и полного бессилия.

— Отъебись, старый хрен!

Он еще пытается огрызаться. Хорошо.

— Слушай сюда, — я легонько шлепаю его ремнем по лицу, как сучку. — Ты никогда не будешь использовать женщин как игрушки.

Замахиваюсь и бью. Он взвизгивает, пытается отползти, но я методично стегаю его по спине, ногам, снова и снова, пока его крики не становятся хриплыми.

— Ты забудешь о ней! Ты перестанешь думать о ней!

Я останавливаюсь, смотрю на его перекошенное от боли лицо, на страх в глазах. И чувствую не ярость, а ледяное презрение.

— Ладно, ЛАДНО! — он закрывает лицо руками. — Все равно эта шлюха уже ничего не стоит.

Я со всей силы наступаю на его руку ботинком, слыша удовлетворительный хруст. Он снова орет.

— Скулишь, как девчонка. Я бы отрезал твой поганый язык, но не хочу марать руки о такую шваль, как ты.

Затем медленно, с отвращением, собираю слюну и плюю — не в порыве гнева, а с холодным, расчетливым пренебрежением. Плевок падает ему на щеку, и он морщится, но даже не решается стереть его.

— Я сделаю так, что ты сгниешь в тюрьме, — добавляю я, вставая и отряхивая руки, будто только что прикоснулся к чему-то грязному. — Знаешь, что там делают с полицейскими?

Он собирает кровь и сплевывает на пол, поднимая на меня безумные глаза. Я слышу топот в коридоре и крики. Оставляю его. Сейчас я нужен Лили.

Я быстро объясняю произошедшее бригаде скорой помощи. Врачи без промедления перекладывают Лили на носилки, фиксируют шею и выносят из квартиры. Я смотрю на диван, пропитанный ее кровью, и желудок снова уходит в пятки. Она потеряла так много крови. А что если?.. Нет.

— Джеймс…

— Я здесь, детка, — иду рядом с носилками и беру ее за руку, стараясь не мешать врачам.

— Сэр, остановитесь. Вы должны дать показания, — меня берет за плечо полицейский.

— Вы издеваетесь?! — рычу я.

В раздражении хочу послать его куда подальше, но потом понимаю, как это все выглядит со стороны. На Лили нет живого места. У другого — каша вместо лица и, возможно, пара переломов. Он сидит со связанными ремнем руками, и только я стою на своих двоих со сбитыми кулаками посреди этого хаоса.

— Она будет в порядке? — спрашиваю у врача.

— Она в сознании, но потеряла много крови. Мы везем ее в больницу Пенсильванского университета.

— Хорошо, — целую Лили в лоб и шепчу: — Я приеду сразу, как только смогу.

Лили увозят, и я вижу, как этого ублюдка поднимают, снимают ремень и тоже укладывают на носилки.

— Приставьте к нему конвой, — говорю офицеру, что стоит возле меня.

— Сэр, вы не можете…

— Этот ублюдок ворвался в дом моей девушки и чуть ли не убил ее. Конвой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Полицейский осматривает разбитую кухню, затем мое лицо. Слушается и отдает приказ по рации.

Мы проходим на кухню, и я стараюсь не смотреть на разгром, но взгляд все равно цепляется за ее кровь и остриженные волосы на полу. Милая…

Руки сами сжимаются в кулаки, и я прячу их в карманах, иначе рискую разнести здесь вообще все, не имея доступа к телу этого ублюдка.

— Расскажите, что здесь произошло? Что вы увидели, когда зашли в квартиру?

Офицер задает вопросы и фиксирует мои показания. Прибывает группа криминалистов, и они методично фотографируют погром и собирают улики.

Я рассказываю все, что знаю, и все, что сделал, когда вошел в квартиру. Но не говорю, что считал его погибшим. Очевидно, что она солгала. Опять чтобы защитить меня. Я не могу на нее злиться, но все равно в бешенстве от того, чем в итоге это все для нее обернулось. Если бы я знал, я бы не оставил это просто так. Я бы выследил этого гада и постарался засадить в тюрьму настолько, насколько это возможно по законам штата.

Офицер попался понимающий и быстро смекнул, что к чему, поэтому не грузит вопросами и вскоре отпускает меня. Я уже выхожу в коридор, когда замечаю бегущую навстречу Аву.

— Джеймс?! — она хватает меня за руки и пытается заглянуть в квартиру. — Я услышала странный шум и решила спуститься. Что случилось? Что с Лили?

— Она сейчас в больнице, — краска сходит с лица Авы. — Поехали. Расскажу по дороге.

До больницы мы добираемся быстро, но меня не пускают в палату Лили, пока с ней не поговорят офицеры полиции. Мы с Авой ждем в коридоре, и на меня обрушиваются воспоминания годичной давности, когда в этой же больнице она боролась за жизнь.

Сестра кладет голову на мое плечо и гладит меня по волосам.

— С ней все будет хорошо, — хрипло говорит она.

Я машинально киваю, но мои мысли путаются, разрываясь между ужасом и яростью. Каждый раз, когда я закрываю глаза, передо мной встает ее искаженное болью лицо, бледное, испуганное, в синяках и ссадинах. И эта кровь… Боже, так много крови. Она была повсюду: на полу, на диване, на моих руках. Ее запах, сладковатый и металлический, въелся в ноздри, и я чувствую его даже здесь, в стерильном больничном коридоре.

В горле застрял комок бессильной ярости. Я снова и снова прокручиваю в голове тот момент, когда переступил порог ее квартиры. Этот животный, первобытный ужас, сжавший все внутри. Я хотел стереть его с лица земли, чтобы даже тени от него не осталось. И сейчас, сидя на этом пластиковом стуле, я чувствую, как по моим жилам все еще течет не остывший адреналин, смешанный с ненавистью. Мои костяшки содраны в кровь, мышцы ноют от напряжения, но эта физическая боль — ничто по сравнению с тем, что творится у меня внутри.

Если бы я задержался еще на пять минут… Если бы пробка была чуть больше… Мысли уводят в самые темные уголки сознания, от которых холодеет внутри. Я представил, что мог бы найти, и меня выворачивало.

— С ней все будет хорошо, — повторяет Ава, и ее голос, тихий, но твердый, вырывает меня из водоворота самобичевания.

Я киваю, не в силах сказать ни слова.

Дверь в палату наконец открывается, и выходит врач. В одно мгновение я оказываюсь перед ним.

— Как она?

Молодой, на вид, врач снимает очки и устало потирает переносицу.

— Она стабильна. Потеряла много крови, но мы успели. Сотрясение мозга, множественные ушибы, сломанное ребро, порезы. Ей потребуется время на восстановление, и не только физическое. Но жизнь вне опасности.

Из моей груди вырывается звук, среднее между стоном и рыданием облегчения. Я едва не падаю вперед, опершись о стену.

— Я могу к ней?

— На минуту. С ней сейчас полиция. И… мистер Эванс, — он смотрит на меня прямо, — тот человек, который напал на нее… Его состояние тяжелое. Множественные переломы, черепно-мозговая травма.

Я встречаю его взгляд, не моргнув. Ни капли раскаяния не шевельнулось во мне. Только холодное удовлетворение.

— Он получил то, что заслужил, — тихо, но четко говорю я.

Врач что-то понимает в моих глазах, вздыхает и кивает.

Я вхожу в палату. Воздух пахнет антисептиком, перебивая сладкий запах крови, который все еще стоит в моих ноздрях. Лили лежит на белых простынях, вся в бинтах и трубках, кажется такой хрупкой и разбитой, что сердце сжимается в комок. Офицер, сидевший у кровати, что-то тихо записывает в блокнот.

— Мы почти закончили, — сказал он. — Мисс Миллер подтвердила ваши показания.

— Вы можете остаться, но ненадолго, ей нужен покой, — сказала медсестра, когда я подошел ближе.

Я киваю, не в силах оторвать от Лили взгляд. Когда дверь закрылась, я подошел к кровати и осторожно, чтобы не задеть капельницы, взял ее неповрежденную руку в свою. Ее пальцы были ледяными. Я прижал ее ладонь к своей щеке, чувствуя мелкую дрожь, бегущую по ее коже.

— Прости, — прошептал я, и мое дыхание коснулось ее кожи. — Прости, что опоздал и что отпустил тебя.

Ее веки дрогнули, и она с трудом приоткрыла глаза. В ее теплых, шоколадных глазах, теперь помутненных от боли и лекарств, не было страха. Только усталость и облегчение.

— Джеймс… — она тихо шепчет.

— Я здесь, детка. Все кончено. Он тебя больше никогда не тронет.

Она слабо сжала мои пальцы, и этого крошечного движения было достаточно, чтобы во мне что-то перевернулось. Вся ярость, весь страх уступили место одной простой и ясной мысли: защищать. Оберегать. Любить.

Глава 27. Лили

Первое, что я чувствую после пробуждения, — боль. Не резкую, всепоглощающую, а тупую и ноющую в каждой клеточке тела. В воздухе пахнет больницей, а сквозь химический запах препаратов пробивается едва уловимый аромат нагретого солнцем дерева. Голова ноет, слабый писк мониторов отдается в ушах, будто сквозь толщу воды. Я провожу онемевшей рукой по голове, нащупывая бинты.

Ужасно хочется пить. Губы сухие. Я пробую открыть глаза, но ресницы слиплись. Несколько раз моргаю, прогоняя сонную дремоту, и мир обретает четкие очертания.

Белая комната кристальной чистоты, от которой режет глаза. Сквозь окна просачивается рассеянный утренний свет.

Я резко вдыхаю. Итан. Инстинктивно дергаюсь, пытаясь сжаться в комок, и тут же стону от пронзительной боли в ребрах. В эту же секунду мою руку сжимает горячая ладонь с покрасневшими и сбитыми костяшками.

Джеймс.

Он сидит на стуле. Его голова лежит рядом с моей рукой на белых простынях. Он поднимает ее и смотрит на меня усталыми серыми глазами. Лицо бледное и осунувшееся.

— Детка, — он слабо проводит губами по моей руке. — Все хорошо. Ты в безопасности. Постарайся меньше шевелиться, у тебя сломано ребро. — Его голос хриплый, будто он сорвал его. — Как ты себя чувствуешь? Что-то нужно?

— Пить, — хриплю я.

Он моментально поднимается с места и протягивает стакан с холодной водой и трубочкой, и держит его, пока я утоляю жажду. Такое маленькое действие, но я откидываюсь на подушки без сил.

— Прости.

— За что? — Джеймс непонимающе хмурится.

— За то, что соврала насчет Итана.

Он откидывается на спинку стула и раздраженно запускает руку в волосы. От этого жеста сердце сладко екает. Это такая его мелочь. Я чувствую, как на глаза набегают слезы. Как забыть о нем? Как отпустить после того, как я его так сильно полюбила? Очевидно, что он находится здесь только потому, что хочет убедиться, что со мной все в порядке. И скоро уйдет. Его точно задело, что я не доверилась ему полностью.

Он качает головой.

— Я не могу злиться на тебя за то, что ты соврала. Но я определенно зол, что ты подвергла свою жизнь опасности. — Он встает и отходит к окну, запустив руки в карманы брюк. — Что было бы, если бы я опоздал? — Он оборачивается, и на его лице застывает такая мука, что из моих глаз моментально брызгают слезы. Я подаюсь вперед. Мне хочется спрятать лицо от стыда на его груди и молить о прощении, пока не закончатся слова. Он замечает это и возвращается к кровати, садится рядом со мной. — Ты меня очень напугала. Что бы я делал без тебя? — Он целует меня в щеку, и я чувствую влагу и то, как он дрожит рядом. Меня потряхивает от мысли, что такой сильный человек плачет из-за меня.

— Прости… — еле слышно повторяю я.

Он судорожно выдыхает и утыкается лицом в мою шею. Я поднимаю руку и перебираю пальцами его волосы.

— Что… что случилось с ним?

— Жив. К сожалению, — пробурчал Джеймс мне в шею, щекоча кожу дыханием. — Он в этой же больнице, но в другом крыле. Как только состояние станет стабильным, его переведут в окружную тюрьму до суда.

— Хорошо.

Облегчение, слишком сильное для моего израненного тела, прокатывается по мне. Неужели с этой страницей моей жизни будет покончено?

— Почему? — Вопрос Джеймса выводит меня из размышлений.

Я не стала уточнять. Итак было понятно, о чем он спрашивает.

— Я недооценила его ненависть ко мне. Не думала, что он отправится меня искать. Хотелось… — я пожимаю плечами и тут же взвизгиваю от боли. Джеймс встрепенулся и испуганно смотрит на меня. — Хотелось оставить это в прошлом, — заканчиваю я предложение, когда отдышалась.

— Можно я задам еще один вопрос? — он продолжает после моего кивка: — Он сказал полиции, что тебя зовут Харпер.

— Я поменяла имя, когда сбежала, чтобы он меня не нашел.

Джеймс отрывается от моей шеи, где губами ласкал точку пульса. Он внимательно рассматривает мое лицо, будто видит в первый раз, и задумчиво жует нижнюю губу.

— Ты хочешь вернуть это имя?

Я хотела еще раз пожать плечами, но он замечает и останавливает, мягко прижав мои руки к телу.

— Нет, — я думала об этом, и у меня нет ни малейшего желания возвращаться к этому имени. — Мама хотела назвать меня Лили, но отец настоял на Харпер в честь своей бабушки. Я хочу начать новую жизнь.

— Лили — красивое имя, — он нежно проводит пальцами по моему подбородку и легонько целует уголок губ. — И оно тебе очень подходит.

Мысли крутятся со скоростью белки в колесе. Он бы не стал целовать меня, если бы хотел уйти, ведь так? Да и он не выглядит так, будто в ближайшее время собирается покинуть палату.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, разрываемая противоречивыми чувствами. Одна часть меня хочет расставить все точки над i и выяснить его дальнейшие планы. Другая, трусливая, боится услышать слова, которые растопчут меня сильнее, чем нападение Итана. Мое тело не переживет помимо физических мук еще и душевные. Но что-то в его поведении и прикосновениях убеждает меня рискнуть.

Я уже открываю рот, как он спрашивает:

— Тебя что-то тревожит?

— То, что ты сказал тогда… это была правда?

— О чем ты? — в серых глазах сквозит непонимание.

Я смотрю на свои руки и ковыряю кожу у заусенца, боясь его взгляда.

— Что ты любишь меня.

Слова звучат еле слышно, заглушаемые писком монитора, но мне кажется, что я проорала их. До этого витающие в воздухе и бывшие эфемерными, теперь они обретают вес и падают между нами тяжестью свинца. Они жгут губы и грудную клетку, распространяясь по всему телу. Во рту остается привкус этих слов — горячих, с ароматом вишни и табака. И я совру, если скажу, что мне не нравится их вкус.

— Да.

Так просто. Не думая ни секунды.

— Я так этого боюсь… — начинаю я, но, увидев на лице Джеймса застывшее выражение, спешу продолжить: — Того, что ты видишь меня насквозь и все равно остаешься. Любовь, которую я знала, была капканом, из которого нет выхода, кроме как лишить себя конечности. И я так привыкла к этому чувству ловушки, что теперь, когда его нет, я не знаю, что делать. Я все жду, когда захлопнется дверь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он хмурится, внимательно слушая мои слова, и трет подбородок свободной рукой.

— Я никогда не буду тебя удерживать. И буду рядом столько, сколько ты захочешь меня видеть. Я хочу быть тем, кто создает для тебя мир, а не разрушает его.

Я притягиваю его к себе и еле слышно шепчу ему в губы:

— Люблю тебя. — Я чувствую, как у него перехватывает дыхание.

Ну все. Обратного пути нет. Вот я. И вот эти слова. И теперь они — неотъемлемая часть меня.

— Страшно? — Он утыкается лбом в мой.

— Безумно. Но мысль, что ты уйдешь, страшнее до тошноты.

— Я всегда буду рядом, — повторяет он. — Тебе не нужно беспокоиться об этом.

Он придерживает мою голову руками и нежно целует. Его губы мягко исследуют мои, но за сдержанностью и аккуратностью движений угадываются страх и беспокойство наравне с облегчением.

Джеймс отрывается от моих губ и серьезно смотрит на меня.

— Больше никаких тайн.

— Больше никаких тайн, — повторяю я.

Позади раздается тактичное покашливание.

— Вы проснулись. Отлично.

Врач в темно-синей форме проходит в палату и поднимает жалюзи, пуская в комнату больше света.

— Давайте посмотрим, как вы.

Джеймс еще раз чмокает меня в губы.

— Вернусь попозже.

— Не торопись.

Ему явно требуется свежий воздух и отдых. Выглядит он помятым и усталым.

— Как вы себя чувствуете?

Мужчина наклоняется и проверяет реакцию зрачков, светя фонариком в глаза. Подходит медсестра и поправляет подушки, помогая сесть удобнее, и сует в руки недопитый стакан воды.

— Наверное, так же, как выгляжу.

Он легко хмыкает и дает знак медсестре снять показания с мониторов.

— Шутите. Это хороший симптом. Быстро пойдете на поправку.

— Долго мне придется ходить с этим? — я указываю на бинты на голове.

— Давайте посмотрим. — Он снимает стетоскоп и откладывает прибор. — Хоть рана была неглубокой, нам все равно пришлось наложить швы.

Медсестра вводит в капельницу анальгетик. Через несколько минут боль, уже пульсирующая во всем теле с момента пробуждения, становится терпимой. Кончики пальцев немеют, а в голове появляется легкий туман.

Врач аккуратно разматывает бинты, и я чувствую холод и неприятное касание ветра на затылке. Хочу машинально встряхнуть волосами, но потом понимаю, что тяжелой копны больше нет.

Вспышками проносятся картины прошлой ночи, и голову пронзает фантомная боль от выдранных волос. Во рту появляется привкус крови. Я сдерживаюсь, чтобы не всхлипнуть и не испугать врача, но он все равно замечает мое напряжение.

Он начинает спокойным твердым голосом задавать вопросы о моем самочувствии, как меня зовут, какой сейчас год. Я отвлекаюсь и отвечаю.

Он разрешает остаться без повязки на голове и рассказывает о травмах, и что мне придется пробыть в больнице как минимум еще три дня, чтобы они проследили за моим состоянием и убедились, что у меня нет осложнений после сотрясения. Я понимающе киваю.

Перед тем как уйти, он останавливается в дверях и говорит:

— Отдохните. А когда проснетесь, к вам зайдет наш кризисный работник. Просто поговорить, — добавляет он, заметив, что от этих слов я широко открываю уже слипающиеся глаза. — Вы получили не только физические травмы. Вам нужна и ментальная терапия.

Я хочу отказаться, но потом думаю, что это, возможно, стандартная и обязательная процедура в таких ситуациях, и в последний раз киваю.

Глава 28. Лили

— Ты когда-нибудь простишь меня? — Миа задает этот вопрос уже, наверное, в сотый раз с тех пор, как моя нога переступила порог университета этим утром.

Три недели я провела в кровати, восстанавливаясь от сломанного ребра. Даже лежать и дышать было больно. Джеймс был рядом столько времени, сколько мог. Большую часть дня я проводила с Авой. Мы с ней очень сблизились. Она открыла для меня удивительный мир романтического фэнтези. Я даже и не думала, что чтение может приносить столько веселья. Мы до ночи говорили о книгах, и я даже закончила еще один сценарий. Джеймс прочитал его первым и снова сказал, что он гениален.

Миа и Лиам приходили в больницу, как только узнали о случившемся. Новость удивительно быстро разлетелась по университету, и теперь я ловлю на себе сочувствующие, реже осуждающие взгляды, потому что вместе с этим стали известны мои отношения с профессором.

Миа давала показания в полиции, так как Итан от нее узнал, где я живу. И теперь она винит себя в том, что поделилась этой информацией.

— Перестань, — я закатываю глаза и легонько толкаю ее в плечо. — Ты не знала. Мне нужно было рассказать тебе обо всем, и тогда, возможно, этого удалось бы избежать.

Я останавливаюсь и прижимаю руку к кольнувшему боку. С плеча стягивают рюкзак, а талию обхватывает крепкая рука.

— Тебе больно? — Раздается над ухом обеспокоенный голос.

Ну, нигде от него не скрыться.

— Добрый день, профессор, — рядом пискнула Миа.

Он кивает ей и переводит все внимание на меня.

— Я в порядке, — недовольно морщу лицо и пытаюсь вернуть сумку, но он перехватывает ее другой рукой и шагает вместе с нами, явно намереваясь проводить до аудитории.

— Нужно было остаться дома.

— Врач сказал, что я могу вернуться к обычной деятельности, просто должна быть аккуратной.

Мы снова возвращаемся к нашему вчерашнему спору, и я повторяю ровно те же слова, что говорила. Хочу добавить, что это не первый перелом ребра в моей жизни, но вовремя прикусываю язык. Джеймс пробурчал что-то нечленораздельное, но оставляет эту тему.

— Ты не опоздаешь на занятия?

— Я профессор. Мне можно.

В его голосе слышится смех, и я тоже улыбаюсь. У дверей он останавливается и возвращает рюкзак.

— Заберу тебя после занятий.

Я киваю, глядя в расплавленное серебро его глаз. Он легонько сжимает мои пальцы и спешит по коридору.

Миа вздыхает, и я поворачиваюсь к ней.

— Никогда не видела профессора Эванса таким мягким. Ты расколдовала сердце ледяного принца?

— Еще кто кого, — тихо улыбаюсь я и прохожу за ней в аудиторию.

Я сажусь возле окна, а подруга — рядом. Миа задумчиво жует кончик ручки и рассматривает меня.

— Что?

— Тебе идет этот цвет. Ты очень красивая.

Я неловко провожу рукой по коротким волосам, но благодарю подругу. Пришлось сделать стрижку, потому что волосы были разной длины. И так как больше нет смысла скрываться, я вернула свой натуральный цвет волос.

Мне непривычно без длинных волос, голова кажется слишком легкой, и меня все тянет привычно отбросить их назад или смахнуть с лица.

Мы слушаем лекцию. Приятно вернуться к обычной жизни и оставить всю эту драму позади. Конечно, еще предстоит не одно слушание и хождение по залам суда, но я устаю беспокоиться и переживать об этом. Джеймс будет рядом. Я уверена. И разделив с ним это бремя, я чувствую, что оно становится посильным.

Вечером мы возвращаемся домой. Я, пользуясь своим состоянием, убеждаю Джеймса посмотреть «Бриджертонов». Сначала он фыркает и закатывает глаза, но потом втягивается. Мои ноги лежат у него на коленях, и он рассеянно выписывает круги на моей коже. Я аккуратно потягиваюсь, чтобы не потревожить ребро, и подползаю ближе. Джеймс отвлекается от экрана и смотрит на меня.

— Что-то болит? — его брови нахмуриваются.

— Не-а.

Я обвиваю его шею руками и приникаю к его губам. Он отвечает на поцелуй, но без энтузиазма, и хочет отодвинуться, но я не даю ему этого сделать. Напротив, прижимаюсь теснее к его груди, потираюсь уже возбужденными сосками, целую его еще раз. Глубже и слабо стону в его рот.

Он резко вздыхает, и это больше похоже на шипение, и сжимает мою талию. Аккуратно, но крепко.

— Стой… — слабый шепот проносится по его губам. — Лили…

Я оседлала его и начинаю целовать шею. Он шумно сглатывает, и кадык двигается. Грудь вздымается, и пульс бьется так сильно, что я чувствую его под своими губами.

— Мы не можем.

— Можем.

Я подвинулась ближе и чувствую его эрекцию там, где мне хочется больше всего, и не сдерживаю еще одного стона. Его тело уже дрожит, и он несмело водит руками по моим бедрам.

— Остановись, — раздается страдальческий стон у моего уха.

— Почему? Ты же хочешь меня, я чувствую. — Я покачиваю бедрами, доказывая свою правоту, и Джеймс ругается.

— Я не хочу делать тебе больно, — он слабо протестует, но я вижу по огню и безумному голоду в его глазах, что это конец его контроля.

— Ты не сделаешь.

Я уверенно смотрю ему в глаза и подливаю масла в огонь:

— Ты мне нужен. Пожалуйста.

Его брови сходятся на переносице, а выражение лица становится таким страдальческим, что мне даже становится жаль его. Но я знаю, как он реагирует на мои просьбы.

— Ты убиваешь меня.

Он жадно целует меня, обхватив рукой затылок, и я торжествующе улыбаюсь в его губы.

— Но мы будем делать все осторожно, и если тебе станет плохо, то сразу остановимся.

— Да-да, — я нетерпеливо киваю, чем зарабатываю недовольный рык Джеймса.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но так и остается сидеть, когда я стягиваю с себя верх одежды.

— Проклятье.

Он наклоняется и берет в рот сосок, я неосознанно подаюсь вперед, но он удерживает меня. Горячие губы ласково терзают розовую плоть и легонько прикусывают. Я вскрикиваю не от боли, а от остроты ощущений. Как же мне не хватало его губ. Джеймс моментально останавливается и поднимает голову.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Нет, нет. — Я задыхаюсь. — Все хорошо.

— Лили… — предупреждающе рычит он.

Я не даю ему договорить и целую его, руками скользя по его рукам и сильным плечам. Пальцы пробегают по прессу, упиваясь крепостью мышц, и стягивают с него футболку.

Губы Джеймса перемещаются на шею и возвращаются к груди. Я запускаю руки в его волосы, прижимаю крепче и медленно покачиваю бедрами в такт движениям его языка на моих сосках, заработав его вибрирующий стон.

Он избавляет нас от остатков одежды и аккуратно располагает меня на коленях. Его пальцы проходят по внутренней стороне бедра и дразняще касаются промежности, и тут же его грудь опускается от сильного выдоха, когда он обнаруживает там влагу.

— Делай, как ты хочешь.

Он возвращает руки на бедра и ласково проводит ими до талии. Мне не нужно повторять дважды. Я опускаю руку вниз, направляю его в себя и медленно опускаюсь до самого конца, лишая себя всех мыслей и чуть ли не плача от тоски и долгого ожидания.

Джеймс откидывает голову на спинку дивана и шумно дышит.

— Блядь, в тебе так хорошо.

Я покачиваю бедрами, изменяя угол проникновения, и мы синхронно стонем.

— Мое тело так скучало по тебе, — всхлипываю я.

Он поднимает на меня свои сияющие глаза. В них столько любви и обожания, что мне кажется, сердце не выдержит и разорвется на сотни маленьких кусочков. Вместе с этим мышцы внизу сжимаются, обхватывая его сильнее.

— Сделаешь так еще раз, и я кончу. Я слишком долго ждал, — стонет он.

Я хмыкаю, обнимаю его за шею и начинаю медленно покачиваться, практически не поднимаясь вверх, избегая резких толчков. Руки Джеймса аккуратно придерживают и ласкают спину. Он утыкается головой мне в грудь. Наше дыхание смешивается. Мы так близко. Лицом к лицу. Кожа к коже. Так медленно и крепко.

— Так хорошо.

— Какая же ты красивая, — он хрипит, блуждая по мне взглядом, словно не знает, на чем остановиться.

Я плавно покачиваюсь, скользя туда-обратно, упиваясь своей силой над ним и тем, как Джеймс разрушается подо мной.

Где-то глубоко под кожей зарождается тепло. Я приоткрываю губы, становится невыносимо жарко и не хватает воздуха, глаза закатываются. Джеймс приподнимается и ловит мой рот своим. Движение внизу становится чуть глубже и увереннее. Я тихо всхлипываю в его поцелуй и цепляюсь руками в его плечи.

И когда волна накатывает, она приходит не оглушительным криком, а срывающимся протяжным стоном облегчения и блаженства в его губы. Я прижимаюсь к его лбу своим, вся дрожа, пока его руки удерживают мое тело, бьющееся в сладких конвульсиях.

Не знаю, сколько мы так сидим, тяжело дыша, слившись воедино. Пульс постепенно успокаивается. Я открываю глаза и встречаю его взгляд. В нем плещется тихая бездонная нежность, которая пробирает до самого нутра.

— Ожидание того стоило.

— Точно.

Он мягко выходит из меня и помогает привести себя в порядок. Я остаюсь в ванной дольше обычного, а когда выхожу, до моего носа доносится восхитительный аромат жареного цыпленка и трав. Такой густой и аппетитный, что у меня сразу текут слюнки.

Я отправляюсь на кухню и застаю Джеймса возле плиты, полностью погруженного в процесс.

Я подхожу ближе, обнимаю его за талию и заглядываю в сковороду. Там шкворчит цыпленок. В нос ударяет запах чеснока, тимьяна и лимонной цедры.

— Это выглядит слишком хорошо, — я жадно глотаю слюну.

— Пару минут, и все будет готово, — Джеймс отрывается и целует меня в макушку.

Я не мешаю ему и рассматриваю небольшой винный бар, который начал у меня накапливаться с тех пор, как Джеймс стал проводить в моей квартире больше времени.

— Шабли или Совиньон Блан?

— Первое.

— Классика, — говорю я себе под нос, но Джеймс слышит и хмыкает.

Я разливаю вино по бокалам и протягиваю ему один. Он делает большой глоток и машет лопаткой в сторону стола:

— У меня есть новость для тебя.

Я оглядываюсь и вижу пухлый белый конверт. Беру его и сажусь на стол рядом с плитой.

— Что это?

Он лишь криво улыбается и взглядом велит открыть. Я переворачиваю бумагу, и у меня трясутся руки, когда я вижу черную эмблему студии A24.

Не может быть.

Я начинаю читать, и шок и возбуждение нарастают с каждым новым словом. Я поднимаю глаза на Джеймса и не могу сказать ни слова.

Он подходит ближе и становится между моих раздвинутых ног. Берет мое лицо в свои руки, заглядывает в глаза и говорит со всей горячностью:

— Я всегда это знал. Поздравляю, моя гениальная девочка. Твое время пришло.

Глава 29. Лили

Я бегу по коридору, стараясь, чтобы мои шаги были не такими громкими. Засиделась в библиотеке, внося правки в сценарий, и совсем забыла про семинар у Рочестер. А эта мадам не терпит опозданий и не пускает в аудиторию после начала занятий. Единственная надежда на то, что она сама могла опоздать, что делает достаточно часто.

Возле аудитории никого нет. Я прикладываю ухо к двери. Тишина. Плохой знак. Но отступать некуда. Я открываю дверь и вхожу внутрь, и спотыкаюсь на пороге, когда вижу за кафедрой знакомую черную шевелюру.

— Опаздываете, мисс Миллер. Проходите, — журит он, но в глазах пляшут добрые искорки.

Я моментально краснею и занимаю свое место рядом с Мией.

— Как я уже успел сказать, сегодня мы будем обсуждать творчество Фицджеральда. И тема семинара: «"Великий Гэтсби": Величайший американский роман или великая американская иллюзия?»

Я удивленно поднимаю голову от рюкзака, в котором роюсь в поисках ноутбука. Обожаю «Гэтсби».

Профессор начинает рассказ о жизни писателя и времени, в котором он творил. В аудитории стоит заинтригованная тишина. Как всегда, его рассказ увлекает всех. Он разбавляет его уместными шутками. А этот чертов голос… Я и забыла, как же властно и горячо он смотрится за этой кафедрой. Перевожу взгляд на его руки. Он что-то оживленно жестикулирует, но эти движения не суетливые, а точные и размеренные, идеально соответствующие темпу его голоса.

Я заблудилась во вчерашних воспоминаниях. Эти руки и эти пальцы, которые были так глубоко во мне и доставляли такое наслаждение…

— Мисс Миллер?

Я встряхиваю короткими волосами и прочищаю горло. Профессор смотрит на меня с вопросительным видом, а все головы в аудитории повернуты ко мне.

— Эмм…

— Мне кажется, Гэтсби боялся не достичь, он боялся достичь и понять, что это не то, о чем он мечтал. Ну, как защитный механизм, — приходит на помощь Миа.

— Интересная мысль, мисс Уолш, — кивает он, не сводя с меня взгляда.

Его темный взгляд красноречиво говорит о том, что он знает, о чем я думала. Я украдкой смотрю на него и снова краснею от силы его взгляда, в котором сейчас явно сквозит выражение «Я вытрахаю из тебя все дерьмо позже». Я прикусываю губу.

— Соберись, женщина. И хватит раздевать профессора глазами, — тихо говорит Миа.

Мы захихикали. Профессор постучал пальцем по кафедре, мы с подругой зашикали друг на друга и спрятали головы.

Эванс возвращается к теме лекции и, как обычно после монолога об авторе и истории, начинает опрашивать студентов об их точке зрения на роман. Начинается жаркая дискуссия. Я перевожу взгляд с одного студента на другого.

— Ранее мы с вами обсуждали другого современника Фицджеральда – Хемингуэя. Как вы считаете, в чем отличие этих авторов? — Он обращается к аудитории.

— Их произведения – полные антиподы, — включается Миа. — Хемингуэй – это лаконичность, мужественность, фатализм. А Фицджеральд – про психологическую глубину, многослойность и поиск надежды.

Профессор кивает, согласный с этим утверждением.

— История до боли романтичная, — добавляет Миа.

Я вскидываю голову и в сомнении прикусываю внутреннюю сторону щеки. Профессор замечает мой скепсис и спрашивает:

— Не согласны, мисс Миллер?

— Нет, — я качаю головой. — Гэтсби и Дэйзи – не романтичные герои, а участники болезненной игры. Весь роман – реквием по здравому смыслу. Величайшая американская иллюзия об иллюзии.

Уголки губ профессора дрогнули в едва заметной улыбке. Он обошел кафедру и облокотился на нее спиной.

— Интересная трактовка.

— Но это ведь и романтично, нет? — поворачивается ко мне Миа. — Мечта, пусть и наивная. Как один человек может нацелить свою волю на сияющий, но недостижимый идеал.

— Но он не любил Дэйзи. Он любил образ, сшитый из его собственных амбиций и тоски по другому классу. И умер не за любовь, а из-за своего слепого фанатизма.

Профессор наклоняет голову, и в его глазах вспыхивает жадный огонек интереса, такой же, когда он видит меня голой, и воздух застревает у меня в груди.

— Фанатизм – крайняя форма веры, не так ли? — Он включается в наш спор. — Без него не было бы и великих свершений. Он превзошел себя ради этой мечты. Разве это не романтично?

— Это глупо, — твердо говорю я, и по залу прокатывается смешок. И губы профессора тоже растягивает улыбка. — Он построил замок на песке собственных фантазий и утонул в нем. В этом нет величия и романтики.

Эванс разворачивается и идет к столу, параллельно говоря:

— Как всегда, хорошая аргументация, мисс Миллер. Безжалостная и циничная.

Он оборачивается, и я смотрю ему прямо в глаза, молчаливо говоря: «И тебе это нравится». Профессор улыбается одними глазами и продолжает обсуждение, опрашивая других студентов. В конце занятия он раздает проверенный тест, который мы писали на прошлой неделе. Я округляю глаза, когда вижу на белом листе красную оценку «F» с комментарием «Зайдите в мой кабинет». Хмыкаю, не обнаружив ни одной ошибки. Чувствую на себе взгляд профессора, но не поднимаю головы.

Позже, после занятий, я захожу в его кабинет и закрываю дверь. Он отрывает голову от компьютера и откидывается на спинку кресла, довольно наблюдая, как я иду к нему, покачивая бедрами.

— Злоупотребляем служебным положением, профессор. Как нехорошо, — цокаю я и по-хозяйски сажусь на стол между его ног.

Он хмыкает, утыкается лицом мне в колени и нежно проводит руками по ногам. От этой ласки по телу пробегает дрожь, и я непроизвольно раздвигаю ноги шире.

— Я готов исправиться, — он поднимает на меня свои великолепные серые глаза, и от явного желания в них я чуть ли не пищу.

— Вам придётся делать это очень, очень долго, профессор, — обнимаю его за шею и притягиваю ближе.

Вместо ответа он целует меня — медленно, глубоко, словно у нас впереди целая вечность, которую можно потратить только на это. На одно-единственное, идеальное, наше мгновение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец