Теория несовместимости 2: Игра без победителя. Из сборника Семейная инцест игра

Глава 1. Неожиданная встреча.

Стон Марии эхом пронёсся по всему просторному дому, заполняя каждую комнату, словно музыка, наполненная страстью и удовольствием. Её пальцы судорожно впились в простыни, а выгнутая в дугу спина отражала всю бурю эмоций, которые сотрясали её тело в этот момент. Александр двигался в ней уверенно и страстно, каждым движением подтверждая, что за девять лет их близость не только не угасла, но и стала глубже, сильнее, словно выдержанное вино, раскрывающее все новые грани своего вкуса.

Он резко перевернул её на живот, приподнял бёдра, и Мария мгновенно приняла позу догги-стайл, её тело идеально подчинялось его рукам. Он вошёл в неё глубоко, заставляя её вскрикнуть от переполняющего удовольствия. Каждый его толчок отзывался в её теле, разливаясь волнами тепла. Её тело, несмотря на возраст, оставалось идеальным: гладкая кожа, тонкая талия, идеально округлые ягодицы, которые он сжимал сильными руками, наслаждаясь упругостью и мягкостью одновременно. Он двигался всё быстрее, глубже, грубее, а она всё громче стонала, отдаваясь ему полностью.

Потом он нежно перевернул её на спину, раздвинул широко её ноги и вошёл в неё вновь, уже лицом к лицу. Взгляд Марии встретился с его глазами, наполненными любовью и животной страстью одновременно. Она обхватила его руками за шею, притянула к себе ближе и начала целовать его жадно, страстно, смешивая их дыхания. Её грудь, несмотря на годы, оставалась упругой, красивой, а кожа блестела от тонкой плёнки пота. Морщинки, едва заметные возле глаз, делали её лишь привлекательнее и придавали лицу мудрость и чувственность одновременно.

И, наконец, он усадил её сверху на себя, дав ей полный контроль над ситуацией. Мария двигалась медленно, чувственно, её бёдра плавно поднимались и опускались, доставляя ему неземное удовольствие. В этой позе она была невероятно прекрасна – длинные светлые волосы спадали ей на плечи, кожа сияла, а стройное тело покачивалось в такт движениям. Он любовался ей снизу, заворожённый её красотой и грацией. Его руки гладили её бёдра, талию, грудь, исследуя каждый сантиметр её тела, словно впервые.

Несмотря на то, что Марии было уже 44 года, любая молодая сверстница Александра могла бы позавидовать её утончённой элегантности и неувядающей женственности. Она была прекрасна, и Александр продолжал восхищаться и желать её с такой же силой, как и девять лет назад, когда их отношения только начинались.

Полежав снизу, Александр приподнял Марию, прижал её к стене, готовясь вновь войти в неё, чтобы снова раствориться в этом бесконечном наслаждении, но внезапно тишину дома нарушил настойчивый звонок в дверь. Александр проигнорировал его, решив, что никто и ничто не помешает ему наслаждаться близостью с любимой женщиной. Он вошёл в неё резко и глубоко, дважды успев совершить страстные движения, прежде чем звонок раздался вновь, на этот раз более настойчиво. Александр слегка нахмурился, но не сбавил темпа, продолжая двигаться с той же страстью и нежностью.

Спустя ещё несколько секунд третий звонок буквально ворвался в их пространство, заставив Александра остановиться и раздражённо вздохнуть. Он взглянул на электронные часы, стоявшие на полке: 31 мая, 9:37. Слегка нахмурившись, он посмотрел на Марию и тихо, с долей сарказма спросил:

— Кто это у нас такой бесстрашный, что решил пожаловать в такое неподходящее время?

Мария лишь пожала плечами, тоже немного озадаченная внезапным визитом. Александр быстро надел на себя трусы, схватил футболку и направился вниз по лестнице на первый этаж, где располагался домофон с камерой. Когда он включил экран и посмотрел на посетителя, его брови удивлённо взлетели вверх – на пороге их дома стоял незнакомый подросток, мальчик лет пятнадцати. Взгляд его был серьёзным, слегка встревоженным, будто он нервничал или чего-то опасался. Александр на секунду замер, не зная, что и подумать о таком неожиданном госте, и медленно нажал на кнопку переговорного устройства:

— Да? Чем могу помочь?

Взгляд его был серьёзным, слегка встревоженным, будто он нервничал или чего-то опасался. Александр на секунду замер, не зная, что и подумать о таком неожиданном госте, и медленно нажал на кнопку открытия ворот. Со скрипом калитка медленно отворилась, и мальчик уверенно вошёл на территорию, волоча за собой чемодан. Александр открыл входную дверь, нахмурился, но ничего не сказал, наблюдая, как подросток без лишних слов направляется прямо к дому.

— Мальчик, ты заблудился, что ли? — спросил он, шагнув вперёд и перекрыв ему путь.

Парень не отвечал, не поднимал глаз, а просто продолжал идти, словно не слышал или не хотел слышать. Александр сдержанно вздохнул, нахмурился сильнее и сделал ещё одну попытку:

— Мальчик, я с кем говорю? — голос его был всё ещё спокойным, но в нём уже начала звучать лёгкая раздражённость.

Парень наконец подошёл вплотную, обошёл его, будто Александра здесь и не было, уверенно переступил через порог дома и с лёгким стуком поставил чемодан у стены. Александр резко развернулся, недоверчиво смотря на незваного гостя, и, прищурив глаза, медленно произнёс:

— Мальчик, ты не охренел случайно? — в его голосе больше не было терпения, лишь твёрдость и явное недовольство.

В этот момент по дому эхом разнеслись его слова, и наверху что-то зашуршало. Мария, услышав странные голоса, вздрогнула и быстро взглянула в сторону лестницы. На ней до сих пор оставался лёгкий шлейф наслаждения от только что прерванного акта любви, но этот голос… что-то в нём заставило её сердце сжаться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она бросила взгляд на себя, на скорую руку запахнутый халат, на растрёпанные волосы, на едва уловимое отражение в зеркале, где её глаза ещё блестели от недавних ощущений. А потом всё это перестало быть важным. Она подошла к лестнице, медленно ступая вниз, а затем застыла, увидев его.

Парень стоял у входа, растерянно переводя взгляд с Александра на неё. Она увидела в нём что-то до боли знакомое. Его лицо… оно было ей так знакомо, несмотря на изменившиеся черты, на повзрослевший взгляд, на тень горечи в глазах. Но она знала, кто он. Она узнала его сразу.

— Дима… — её голос был сорванным, дрожащим, наполненным тысячью эмоций.

Парень поднял на неё глаза, и в следующий миг Мария сорвалась с места. Бросилась к нему как мать, которую слишком долго лишали её ребёнка. Она обхватила его руками, прижала к себе, обхватила голову, целуя в макушку, в лоб, в щеки. Слёзы подступили к глазам, грудь сдавило от слишком большого количества чувств, что нахлынули разом.

— Дима, мой сынок… — шептала она, не желая его отпускать, крепко сжимая в своих объятиях.

Дима не шевелился. Не отвечал ей, но и не отстранялся. Просто стоял, словно пытаясь осознать что-то для себя, переварить этот момент, прочувствовать тепло матери, которое было утрачено долгие девять лет.

Александр стоял рядом, наблюдая за сценой, и, хоть сам он не испытывал сентиментальности, внутри него что-то сжалось. Потому что он знал, что этот момент – только начало.

Мария не могла поверить в то, что её сын снова рядом, что она снова может чувствовать его тепло, ощущать его запах, слышать его голос. Обнимая его, она не могла сдержать слёз, но Дима лишь неловко похлопал её по спине. В его глазах читалась усталость – не от дороги, а скорее от жизни. Девять лет он был далеко от неё, рос без неё, и теперь, стоя в её доме, он всё ещё не знал, как себя вести.

— Хочешь чаю? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.

Дима кивнул.

Мария повернулась к Александру:

— Сбегай, пожалуйста, в магазин. Надо что-нибудь к чаю купить. Вафли, печенье… что-нибудь сладкое.

Александр, который всё это время стоял в стороне, наблюдая за неожиданной встречей, быстро кивнул. Он понимал, что сейчас Марии и Диме нужно время наедине, чтобы привыкнуть друг к другу. Быстро накинув на себя одежду, он вышел из дома.

Как только дверь за ним закрылась, в доме наступила тишина. Дима сел на диван в гостиной, оглядываясь по сторонам. Дом был большим, просторным, уютным. Казалось, что здесь живёт счастливая семья.

Мария заметила его взгляд и почувствовала, как лёгкая тревога сжимает её сердце. Она присела рядом, но не успела ничего сказать, как Дима неожиданно спросил:

— Может, тебе стоит переодеться? — он кивнул в сторону её халата, из которого выпирала соблазнительная линия груди.

Мария вздрогнула, осознав, что в спешке накинула на себя лишь лёгкую ткань, которая не скрывала всех изгибов её фигуры. Она заметно покраснела, но затем лишь мягко улыбнулась и кивнула:

— Ты прав. Сейчас вернусь.

Она быстро поднялась по лестнице, направляясь в свою спальню, а Дима остался сидеть на диване, задумчиво разглядывая интерьер. В его голове вертелось слишком много вопросов, но главный из них звучал тише всех: «что теперь будет дальше?»

Она закрыла за собой дверь спальни, торопливо натягивая на себя нижнее белье, затем схватила из шкафа первую попавшуюся футболку и натянула её через голову. Волосы ещё слегка спутанные, дыхание не до конца восстановилось после бурного утра, но сейчас всё это было неважно. Она быстрыми движениями застегнула шортики, оглядела себя в зеркало, пригладила пряди волос и поспешила вниз.

Дима сидел в гостиной, ссутулившись, словно всё ещё не до конца понимал, где он находится. Мария, не сдержавшись, подбежала к нему и снова заключила его в крепкие объятия, жадно целуя его в макушку, в висок, в щёку. Он не сопротивлялся, но и не отвечал на её порыв так же горячо. Возможно, просто ещё не привык. Девять лет – огромный срок.

— Господи, ты таким взрослым стал, — Мария улыбнулась сквозь слёзы. — Уже почти мужчина…

— Мам, ну хватит, — смущённо пробормотал он, отстраняясь. — Дай хоть отдышаться.

Она рассмеялась, чуть не задохнувшись от эмоций, провела рукой по его волосам, словно стараясь запомнить каждую черту его лица.

— Димочка, расскажи мне всё, пожалуйста, — она усадила его на диван поудобнее, сама села рядом, взяв его ладони в свои. — Как ты жил всё это время? Я так хотела хоть что-то знать о тебе…

Он пожал плечами, словно всё, что он собирался рассказать, не имело особого значения.

— Да ничего особенного, — наконец заговорил он. — Обычная жизнь. Я отличник, закончил восьмой класс на одни пятёрки.

Мария улыбнулась, гордость за сына наполнила её грудь.

— Занимаюсь футболом… Ну, как занимаюсь, — он неловко усмехнулся. — Чаще сижу на скамейке, чем играю. Выхожу обычно на поле минут на пять. Да и команда у нас так себе. Последнее место в чемпионате среди спортивных школ Ладожска.

Мария нахмурилась.

— А что отец? Не обижал тебя? Как он? — в её голосе прозвучало напряжение.

Дима молчал пару секунд, затем спокойно произнёс:

— Он умер. В начале января.

Мария почувствовала, как у неё вдруг пересохло в горле.

— Отец… умер? — она едва выдохнула это слово.

Дима кивнул.

— А с кем ты тогда живёшь? С новой… мамой? — осторожно спросила она.

Сын отрицательно покачал головой.

— Нет. Он так и не женился после вашего развода. Были какие-то женщины, но ничего серьёзного. После его смерти бабушка оформила опеку.

Мария на мгновение замерла, осмысливая услышанное. Бабушка… То есть мать Константина. Именно эта женщина, которая была всегда холодна к ней, теперь заботится о её сыне. Мысли путались, но она понимала одно: её ребёнок был далеко от неё все эти годы, а теперь он здесь, рядом, и она не намерена снова его терять.

Мария продолжала смотреть на сына, не в силах поверить, что он действительно здесь, рядом с ней. Девять лет. Целых девять лет она не видела его, не могла прикоснуться к нему, поцеловать, прижать к себе. И вот он стоит перед ней, уже подросток, самостоятельный, сдержанный, но все такой же родной.

Она глубоко вздохнула, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями, и осторожно провела рукой по его светлым волосам, которые стали чуть темнее, чем в детстве.

— Как ты узнал, где я живу? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Дима поднял на нее глаза и пожал плечами.

— Бабушка узнала через кого-то. Потом дала мне адрес и сказала, что если хочу, то могу поехать к тебе и пожить здесь.

Мария была в шоке. Мать Константина, которая после того скандала, казалось, не желала иметь с ней ничего общего, вдруг дала внуку её адрес? Она не знала, что сказать.

— Ты приехал ко мне навсегда? — спросила она осторожно, боясь ответа.

Дима покачал головой.

— Пока только на лето. Потом решу, что дальше делать.

Мария почувствовала, как её сердце сжалось. Только на лето… Но даже это было лучше, чем ничего. Лучше, чем ещё девять лет разлуки.

— А как ты вообще добрался? — спросила она, вспомнив, какое расстояние разделяет их два города.

— Бабушка дала денег на билет, — ответил Дима. — Я летел один, никто меня не сопровождал.

Мария открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала. Один. Он один преодолел такой путь, сам всё решил, сам собрался, сам сел в самолёт и прилетел. Ему всего пятнадцать, но он уже самостоятельный. И этот факт одновременно радовал её и разрывал сердце.

— Ты… не боялся? — тихо спросила она.

Дима чуть улыбнулся.

— В детстве я боялся темноты. А теперь боюсь только, что мне не хватит времени понять, кто я на самом деле.

Мария почувствовала, как горло сдавило. Она хотела сказать ему так много. Хотела объяснить, что она тоже не знала, кто она, когда в его возрасте металась между выбором, между чувствами, между страхами. Но сейчас был не её момент.

Она обняла его снова, чувствуя, как в груди что-то разрывается и в то же время срастается воедино. Он здесь. Её мальчик здесь.

— А ты как жила всё это время? — спросил Дима, наконец-то дождавшись своей очереди.

Мария не знала, с чего начать, ведь за эти 9 лет многое изменилось в её жизни.

Глава 2. Девять лет спустя.

И вправду, Марии было много о чём рассказать. Прошло девять лет с того момента, как Мария и Александр покинули Ладожск и начали свою новую жизнь. Девять лет, за которые они прошли путь от неопределённости и финансовых трудностей до абсолютной стабильности, успеха и богатства. Их судьбы переплелись настолько крепко, что, казалось, ничто не могло разрушить этот союз.

Четыре года назад Мария и Александр сделали, казалось бы, невозможное – обрели дом своей мечты. Это был роскошный двухэтажный особняк в одном из престижных районов Дальновска. Дом возвышался на просторном участке, утопающем в зелени, окружённом высоким живописным забором, за которым простирался ухоженный сад. Здесь росли аккуратно подстриженные кустарники, раскидистые деревья, дарящие тень в жаркие дни, и цветочные клумбы, меняющие палитру красок в зависимости от времени года.

Перед входом была мощёная площадка из тёмного камня, ведущая к массивным дубовым дверям с коваными элементами. Внутри дом поражал простором и светом. Высокие потолки с изящной лепниной, огромные панорамные окна, через которые открывался потрясающий вид на природу, создавали ощущение величественности и уюта одновременно. Полы из натурального дерева переливались в свете золотистых лучей, пробивающихся сквозь прозрачные шторы, а мягкие ковры добавляли тепла и комфорта.

На первом этаже располагалась просторная гостиная с камином, перед которым уютно расставлены диваны и кресла. Здесь часто собиралась семья, а длительные вечера проводились за разговорами или просмотром любимых фильмов. Рядом находилась кухня, выполненная в современном стиле: мраморные столешницы, техника последнего поколения, большое окно с видом на сад. Весь интерьер был продуман до мелочей – тёплые оттенки в сочетании с элементами классики создавали атмосферу гармонии.

Особняк включал десять просторных комнат: спальни, кабинеты, детские комнаты, несколько ванных. В каждой детали чувствовался тонкий вкус Марии – изысканная мебель, идеально подобранные оттенки, картины, привезённые из путешествий.

Во дворе, кроме сада, находился бассейн с кристально чистой водой, обрамлённый удобными шезлонгами. Это место стало любимым для семейных летних дней. Здесь же располагалась зона отдыха с барбекю, где Александр любил устраивать вечерние ужины для семьи.

Теперь, оглядываясь назад, трудно было поверить, что их первая квартира была крошечной однокомнатной студией в Великиновске, где приходилось экономить буквально на всём. Тогда их мечты о будущем казались смелыми, а сейчас они жили жизнью, о которой даже не могли подумать.

Но главным изменением в их жизни стали дети.

В Великиновске родилась их первая дочь, а спустя год после переезда в Дальновск у них появились две девочки-близняшки. Теперь в их доме царил детский смех, нескончаемые игры и порой хаотичная суета. Их трое детей наполнили жизнь смыслом, но и добавили хлопот.

Полина, старшая, восьмилетняя девочка, была невероятно активной и бойкой. Она буквально не могла усидеть на месте, обожала подвижные игры и всегда искала новые приключения. Во внешности она была точной копией Александра: такие же выразительные глаза, светло-русые волосы и легкая, но уверенная улыбка. Однако её характер напоминал мать – Полина любила анализировать, задавать вопросы и пыталась во всем найти логику. Её настойчивость в поиске ответов порой поражала даже взрослых.

Марина, одна из близняшек (5 лет), была полной противоположностью сестры. Нежная, улыбчивая, всегда тянувшаяся к маме, словно маленький хвостик. Она легко шла на контакт, быстро находила общий язык с взрослыми и обожала проводить время с матерью. Мария видела в ней себя в детстве – ту же мягкость, ту же потребность в любви и защищённости.

Дарья, вторая близняшка (тоже 5 лет), удивительным образом отличалась от своей сестры. Если Марина тянулась к маме, то Дарья была независимой, своенравной и во многом напоминала отца. Её трудно было заставить делать то, чего она не хотела, она всегда знала, чего хочет, и добивалась этого. Порой её упрямство выводило родителей из себя, но в то же время вызывало восхищение.

Каждый ребёнок был особенным, и их воспитание стало для Марии и Александра самым важным испытанием и одновременно самым большим счастьем.

Что произошло с Александром за это время?

За девять лет Александр прошёл путь от студенческого баскетбола до мирового уровня.

На четвёртом курсе он снова начал играть в баскетбол – за университетскую команду ВГЭФУ. Уже в феврале они выиграли студенческую лигу Великиновска, а в июне стали чемпионами области. Именно тогда его заметил главный тренер профессионального клуба «Барсы» из Великиновска, выступавшего во втором по силе дивизионе страны. Клуб был известен своей агрессивной игрой, ставкой на молодёжь и жаждой подняться в высшую лигу.

Контракт с «Барсами» стал для Александра первым серьёзным шагом в профессиональный спорт. Первые месяцы в команде были сложными: переход от студенческого баскетбола к профессиональному уровню требовал не только физической, но и ментальной перестройки. Тем не менее уже в своём дебютном сезоне он стал одним из ключевых игроков, демонстрируя феноменальную работоспособность, точные броски и способность вести команду за собой.

Его уверенная игра помогла «Барсам» не только удержаться в лиге, но и пробиться в плей-офф, что для клуба стало настоящим прорывом. После успешного сезона на Александра начали обращать внимание скауты из высшего дивизиона. А спустя ещё один год он получил предложение от одного из ведущих клубов страны – «Грифоны» из Дальновска, которые давно следили за его развитием.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Так началась новая глава его карьеры – переход в элиту отечественного баскетбола. «Грифоны» были клубом с богатой историей, многократными титулами и высоким уровнем конкуренции внутри команды. Первые игры в новом клубе стали серьёзным испытанием, но Александр быстро адаптировался и завоевал место в первой пятёрке. Он прогрессировал с каждым сезоном, став не только ведущим игроком «Грифонов», но и одним из лучших баскетболистов страны.

За шесть лет в Дальновске он добился всего, о чём мог мечтать: несколько чемпионских титулов с клубом, индивидуальные награды и, наконец, вызов в национальную сборную. В составе сборной он прошёл через трудные отборочные этапы, напряжённые международные турниры, пока наконец не дошёл до вершины – чемпионата мира. В прошлом году сборная, в составе которой был Александр, сенсационно завоевала золото, причём впервые в истории страны.

Это стало не только его личным триумфом, но и событием, которое вписало его имя в историю мирового баскетбола. Теперь его знали не только в родной стране, но и за её пределами. Он стал лицом крупных рекламных кампаний, получил множество предложений о сотрудничестве от мировых брендов.

Сейчас, в 29 лет, Александр находился на пике своей карьеры. Его жизнь превратилась в череду матчей, тренировок, пресс-конференций и рекламных съёмок. Он зарабатывал огромные деньги, обеспечивая безбедную жизнь своей семье. Их финансовое состояние уже давно превышало несколько миллионов долларов. Но, несмотря на весь успех, для него самым главным всегда оставалась семья. Вдали от камер и шумных арен он был просто любящим мужем и отцом троих дочерей, к которым спешил после каждого матча.

Но и Мария за эти годы не осталась в тени.

В первый же год работы в ВГЭФУ она завоевала награду «Лучший преподаватель страны». Это было огромное признание, которое вызвало массу обсуждений. Кто-то говорил, что она получила её благодаря выдающемуся уму, невероятной методике преподавания и способности объяснять сложные вещи простым языком. Другие поговаривали, что мужчины из жюри попросту не могли устоять перед её красотой, элегантностью и утончённостью. Но как бы там ни было, награда была её. И спустя три года она повторила этот успех, уже работая в ДГФУ (Дальновский государственный финансовый университет).

Однако со временем Мария осознала, что работать в университете больше не нужно. Пять лет назад она ушла из ВУЗа – не потому, что устала, а потому, что могла себе это позволить. Состояние семьи стремительно росло. Благодаря баснословным доходам Александра и её умению грамотно вкладывать финансы, их капиталы увеличивались с каждым годом. Они инвестировали денежные средства, которые приносили огромные дивиденды, управляли активами и недвижимостью. Они зарабатывали уже не только на спорте и преподавании, но и на продуманных финансовых схемах, которые превращали их в настоящих магнатов.

Теперь она работала только онлайн, в собственной школе финансовой аналитики. Это было не ради денег, а ради удовольствия. Мария не могла представить свою жизнь без интеллектуального вызова, без новых знаний и без работы, которая приносила пользу людям. Её школа быстро стала одной из самых востребованных образовательных платформ в стране. Её курсы входили в ТОП-3 образовательных программ в сфере финансов, а среди учеников были не только студенты, но и опытные специалисты, желающие повысить квалификацию. Крупные компании регулярно обращались к ней за консультациями, а её вебинары собирали сотни тысяч слушателей.

Она больше не зависела от университета, не была ограничена академическими рамками и строгими программами. Теперь она сама выбирала, что преподавать, кому и когда. И это было абсолютной свободой.

Сейчас они жили в условиях, о которых когда-то могли только мечтать. Просторный особняк, светлые комнаты, изысканная мебель, ухоженный сад, тёплые семейные ужины, наполненные смехом детей и ласковыми взглядами друг на друга.

Мария любила Александра. Александр любил Марию. Они любили своих трёх девочек. Их семья была крепка, их дом был полной чашей, а страсть между ними не угасала даже спустя столько лет. Секс оставался регулярным, желанным, горячим, таким же, как девять лет назад. Она по-прежнему чувствовала его желание, а он – её. Она не могла представить себе другого мужчину так же, как и Александр не мог представить другую женщину рядом с собой. Жизнь, казалось, была идеальной.

Но что-то в ней изменилось.

Она начала ревновать. Сначала это были лёгкие уколы сомнений, почти незаметные. Но затем эти уколы превратились в тревожные мысли, а мысли – в страх.

Она сама не понимала, когда именно это началось. Возможно, после чемпионата мира, когда Александр привёл сборную к победе. Она помнила, как ходила на все его матчи, наблюдала за ним с трибун, как гордилась им, как восторгалась его игрой. Но Мария вдруг начала чаще слышать разговоры вокруг: «Ты видела его? Боже, он такой красавчик!» или «Я бы родила от него хоть сейчас!»

Она видела фанаток с плакатами, где его лицо было окружено сердечками и признаниями в любви. Она знала, что на него смотрят тысячи женщин, и многие из них готовы пойти на всё, чтобы заполучить его. Раньше она бы посмеялась над этим. Но теперь её смех застревал в горле.

Она всё чаще ловила себя на том, что смотрится в зеркало. В её глазах ещё горел огонь, её тело всё ещё оставалось соблазнительным, её кожа – упругой, а фигура – стройной. Она по-прежнему могла дать фору многим молодым девушкам. Но в последние месяцы она всё чаще замечала морщинки, которые невозможно было скрыть никакими кремами. В её волосах начали появляться первые серебряные нити. Время шло.

Она не могла обмануть себя.

Да, Александр никогда не давал ей повода для ревности. Он был верен ей, был предан их семье. Но она боялась. Боялась, что однажды он посмотрит на неё и увидит в ней не ту женщину, которую полюбил, а женщину, которая стала слишком старой, слишком далёкой от его молодости. Боялась, что в его жизни появится кто-то моложе, кто-то свежее, кто-то, кто не боится времени.

Она никогда не говорила ему об этом вслух. Она не могла. Но тревога поселилась в её сердце, укоренилась там и с каждым днём росла всё сильнее.

Глава 3. В кругу своих.

Пока Мария рассказывала о своей жизни, Александр успел вернуться домой, держа в руках два тяжёлых пакета. В них было гораздо больше продуктов, чем Мария просила. Она упоминала только печенье и вафли, но он, как обычно, перестарался: на столе оказались свежие фрукты, йогурты, несколько видов выпечки и даже небольшой торт в пластиковой упаковке.

— Ты же понимаешь, что я просила только сладкое к чаю? — с удивлением спросила Мария, глядя на это обилие еды.

— Ну, а вдруг он любит что-то другое? — Александр коротко кивнул в сторону Димы и поставил пакеты на стол. — Я подумал, что неплохо было бы взять что-то более… питательное.

Дима молча наблюдал за ним, слегка нахмурив брови. Парень не знал, как относиться к этому человеку. Он видел его только на экране телевизора, когда отец ставил спортивные новости или когда по всей стране праздновали чемпионство сборной. Теперь же он сидел перед ним – высокий, уверенный, сильный… и всё ещё чужой.

Александр легко улыбнулся, словно пытаясь разрядить атмосферу. Он подошёл ближе и, небрежно положив руку на плечо парня, произнёс:

— Ты же, надеюсь, не против, что я сяду рядом с твоей мамой?

Дима чуть заметно напрягся, но не отстранился. Он медленно перевёл взгляд на Александра, а затем коротко хмыкнул:

— Ну, я уже ничего не могу поделать, да?

Сарказм в его голосе был очевиден, но в нём не чувствовалось открытой враждебности. Мария внимательно наблюдала за их обменом репликами, внутренне напрягаясь. Она боялась, что Дима сейчас взорвётся, что заявит что-то резкое. Но он лишь слегка улыбнулся, ссутулился и сунул руки в карманы.

— Дима… — мягко сказала Мария, пытаясь поймать его взгляд.

— Да нормально всё, — коротко ответил он, затем кивнул на стол. — Вы не против, если я съем что-то перед чаем?

— Конечно, бери, — быстро сказала Мария, радуясь, что разговор не перешёл в неприятное русло.

Она видела, что между ними нет явной вражды, но присутствовало лёгкое напряжение. Как будто они оба пока не знали, какие границы можно переступать, а какие стоит оставить нетронутыми.

Пока Мария, Дима и Александр продолжали разговор за чаем, дверь неожиданно открылась. Послышались лёгкие, но уверенные шаги по коридору, и спустя мгновение в гостиную влетела Полина. В руках она держала рюкзак, который с размаху бросила у стены, а на лице сияла довольная улыбка.

— Наконец-то свобода! — объявила она, подбегая к Марии и заключая её в быстрые объятия. — Три месяца без учёбы, без домашних заданий! Мам, представляешь? Целых три месяца!

Мария с улыбкой погладила её по голове:

— Представляю, милая. Но боюсь, что твои каникулы пролетят незаметно.

Полина посмотрела на Диму, который внимательно за ней наблюдал. Она слегка нахмурилась, пытаясь понять, кто этот незнакомый парень в их доме. Александр, заметив это, усмехнулся:

— Полина, познакомься. Это Дима.

Полина перевела взгляд на мать:

— Мам? Кто это?

Мария сделала паузу, а затем, с лёгкой дрожью в голосе, сказала:

— Это твой старший брат, Дима.

В комнате повисло молчание. Полина моргнула, удивлённо приоткрыла рот, перевела взгляд на Диму, потом снова на мать.

— Брат? У меня есть брат? — переспросила она, словно пытаясь осознать услышанное.

Дима слегка улыбнулся, понимая её шок:

— Выходит, что да.

Полина сделала шаг ближе, склонив голову набок:

— Подожди… Ты что, из прошлого, которое мама никогда не рассказывала?

Мария тихо вздохнула:

— Да, Поля. Это долгая история, которую я обещаю рассказать тебе позже. Но сейчас главное – ты можешь просто познакомиться со своим братом.

Полина внимательно посмотрела на Диму, оценивая его. Затем улыбнулась и протянула руку:

— Ну, раз так, привет, брат.

Дима пожал её руку, его улыбка стала теплее:

— Привет, сестрёнка.

Александр усмехнулся:

— Ну, похоже, семья растёт.

Мария посмотрела на своих детей и почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Девять лет – слишком долгий срок. Но сейчас у неё был шанс вернуть то, что она потеряла. И она не собиралась его упускать.

Ближе к вечеру Мария решила отправиться за близняшками в детский сад. Она ещё раз взглянула на Диму и Полину, которые вполне сносно общались друг с другом, улыбнулась и вышла за дверь. Прохладный вечерний воздух освежал лицо, а лёгкий ветерок играл её светлыми прядями.

Дома, оставшись без Марии, Александр предложил детям немного развлечься.

— Чем займёмся? — спросил он, оглядывая обоих.

— Может, настолки? — тут же подал голос Полина.

— Конечно, — кивнул Александр и направился к полке в гостиной. — У нас тут есть «Монополия», «Колонизаторы» и что-то ещё…

— Давайте «Монополию», — решительно сказала Полина, садясь за низкий журнальный столик.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дима колебался. Он никогда не особо любил настольные игры, а тут ещё и компания, к которой он пока не привык. Однако когда Александр небрежно положил руку ему на плечо и подмигнул: «Ты ведь не боишься проиграть, да?», — парень понял, что отказаться не получится.

Игра началась. Александр безжалостно скупал города и строил дома, Полина уверенно зарабатывала деньги, используя свои школьные познания в математике, а Дима, не слишком уверенно бросая кубики, пытался не угодить в финансовый кризис. Но удача явно была не на его стороне. Он несколько раз попадал на налоги и аренду чужих территорий, из-за чего быстро терял деньги.

— Вот так работает реальный капитализм, — философски заметил Александр, забирая у Димы очередную сумму за стоянку на его участке.

— Тогда понятно, почему мама так увлечена экономикой, — хмыкнул Дима. — Но мне кажется, что в жизни всё не так просто.

— Всё ещё сложнее, — подтвердил Александр с лёгкой улыбкой. — Но ты неплохо держишься для новичка.

Полина смотрела на брата с интересом. Он ей нравился – не такой заносчивый, как некоторые мальчишки в её классе, да и явно умный. Она уже решила, что если кто-то попытается его обидеть, то она встанет на его сторону.

Спустя час игры дверь открылась, и в дом вошла Мария, держа за руки улыбающихся близняшек. Девочки сразу же с любопытством уставились на незнакомого подростка.

— Девочки, познакомьтесь. Это ваш старший брат Дима, — с теплотой в голосе сказала Мария.

Близняшки переглянулись, а потом Дарья, не раздумывая, подбежала к Диме и заключила его в неожиданно крепкие для ребёнка объятия.

— У нас есть старший брат! — радостно воскликнула она.

Марина тоже подошла, но сдержанно и осторожно, лишь улыбаясь.

— А ты похож на маму, — заметила она, внимательно изучая Димино лицо.

Дима не знал, как реагировать, но почувствовал, как внутри него что-то тёплое шевельнулось. Он никогда не думал, что может быть частью такой большой семьи. Мария, наблюдая за этой сценой, сжала ладонь Александра. Он ответил ей лёгким пожатием. Теперь всё действительно начинало складываться в единую картину.

Вечер выдался тёплым, наполненным смехом и беззаботной атмосферой. Воздух последнего майского дня был пропитан ароматом свежескошенной травы и жарящегося мяса. В саду, окружённом высокими зелёными деревьями, Александр с ловкостью переворачивал шампуры с шашлыком, следя, чтобы мясо не пересушилось, а лишь слегка подрумянилось на горячих углях. Пламя время от времени вспыхивало, освещая его сосредоточенное лицо.

Мария сидела рядом с девочками на уютных плетёных креслах, рассказывая им забавные истории из своего детства. Полина, с жадным интересом впитывая каждое слово, смеялась и перебивала, уточняя детали, а Марина и Дарья слушали её с широко раскрытыми глазами, пытаясь представить, какой их мама была в детстве.

Дима, наблюдая за этой семейной идиллией, поначалу держался чуть в стороне, но потом всё же расслабился. Он помог Александру с приготовлением – нарезал овощи, приносил тарелки. В какой-то момент он даже взял на себя ответственность за переворачивание шампуров, чем вызвал одобрительный кивок Александра.

— Вот видишь, — ухмыльнулся Александр, похлопав его по спине. — Умеешь, когда хочешь.

— Да ладно, тут нет ничего сложного, — отмахнулся Дима, но было видно, что похвала ему приятна.

Когда шашлыки были готовы, все дружно сели за большой деревянный стол в беседке, покрытый лёгкой льняной скатертью. Полина помогала маме накрывать на стол, Дарья требовательно просила ей доверить миску с овощами, а Марина старательно разливала лимонад по стаканам.

— Всем приятного аппетита! — бодро объявил Александр, поднимая вилку с сочным кусочком мяса.

Ужин прошёл в тёплой, семейной атмосфере. Они ели, смеялись, подшучивали друг над другом. Полина рассказывала, как прошёл её последний день в школе, Дарья с Мариной пытались повторить за ней какие-то школьные песенки, а Дима делился своими историями о жизни в Ладожске, пусть и скупо, но честно.

Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, и сад окутала мягкая, бархатная темнота, Александр принёс колонку, и начались танцы. Полина сразу же захватила лидерство, показывая младшим сёстрам простые движения, а Мария не могла сдержать улыбки, глядя на детей. Дима сначала скептически качал головой, но потом Полина схватила его за руку, и он нехотя, но включился в процесс, под радостные крики младших сестёр. Александр, засмеявшись, притянул Марию к себе и закружил в медленном танце. Вечер продолжался в ритме музыки, смеха и шума маленьких ножек, бегавших по деревянному настилу беседки.

Это было их время. Семейное, тёплое, беззаботное.

А впереди их ждало ещё много таких моментов – лето только начиналось. Александр не уходил на сборы до августа, Мария традиционно не проводила свои вебинары в летние месяцы, а Полина и Дима были свободны от учёбы. Даже Марина и Дарья не ходили в детский сад – не было никакого смысла отдавать их туда, если можно было наслаждаться долгими днями вместе.

Впереди было три месяца свободы, смеха и беззаботных дней, наполненных радостью семьи, которая наконец-то была вместе.

Глава 4. Первые шаги в новом мире.

Дима открыл глаза и несколько секунд не мог понять, где находится. Комната была незнакомой: просторная, светлая, с большой кроватью, аккуратно заправленной мягким одеялом. На стене висел телевизор, у окна – письменный стол с ноутбуком. Всё выглядело дорого и стильно, но в то же время уютно.

Он сел на кровати, потёр глаза, пытаясь прийти в себя. Вчерашний день пролетел слишком быстро, оставляя в голове много неразрешённых вопросов. Он действительно здесь, в новом доме, в новом городе, рядом с матерью, которую не видел девять лет. Чувство тревоги сжало грудь, но было и что-то ещё – странное ощущение спокойствия, которое он не испытывал раньше.

В доме было тихо. Дима взглянул на телефон – 8:23 утра. Он никогда не был любителем рано вставать, но, видимо, организм ещё не привык к новому месту и часовому поясу.

Вдохнув глубоко, он поднялся с кровати, накинул футболку и направился вниз, на кухню. Спускаясь по лестнице, он уловил знакомый аромат – запах яичницы, свежего хлеба и кофе. В животе заурчало, напоминая, что вчерашний ужин был слишком давно.

На кухне царила теплая, почти семейная атмосфера. Мария стояла у плиты, помешивая яичницу, её волосы были небрежно собраны в пучок, а на лице играла лёгкая улыбка. Александр стоял рядом, отрезая хлеб и раскладывая его на тарелке. Они переговаривались о чём-то своём, периодически поглядывая друг на друга с теплотой.

Полина уже сидела за столом, полностью погружённая в телефон. Рядом с ней близняшки, Марина и Дарья, увлечённо спорили о чём-то, пока разрисовывали салфетки фломастерами. Одна из девочек что-то шепнула другой, и обе хихикнули, словно делясь важным секретом.

Дима замер на пороге, наблюдая за этой картиной. Он не привык видеть маму такой – расслабленной, счастливой. Воспоминания о её жизни в Ладожске были совсем другими: напряжённость, усталость, вечная тревога в глазах. А здесь… здесь она выглядела иначе. Спокойной. Уверенной. Счастливой.

— О, доброе утро! — Мария первой заметила его и тут же улыбнулась. — Как спалось?

— Нормально, — тихо ответил Дима, проходя к столу.

— Ты везучий, — вставил Александр с усмешкой, протягивая ему тарелку с яичницей. — Твои сестры обычно будят нас в шесть утра.

— Мы не будим! — хором возмутились близняшки.

Полина закатила глаза и вновь уткнулась в телефон. Дима сел за стол и взял вилку. Он чувствовал на себе взгляды, но старался не показывать, что это его напрягает. Всё здесь было странным, но, наверное, не таким уж плохим.

Он сделал первый кусок, и желудок тут же с благодарностью отозвался. Завтрак в кругу семьи… Он даже не помнил, когда в последний раз у него было что-то подобное.

За завтраком царила уютная, почти идеальная атмосфера. Мария разложила тарелки, Александр разливал чай. На столе были омлет, свежий хлеб, варенье и любимые детьми тосты с шоколадной пастой. Полина вяло ковырялась в еде, больше увлечённая экраном телефона, а близняшки, смеясь, рассказывали какие-то детские истории, то и дело перебивая друг друга.

Дима сел за стол, пытаясь уловить для себя новую реальность. Он привык к тихим, размеренным завтракам в Ладожске, когда он ел в почти полной тишине – разве что включенный телевизор мог прервать эту гармонию. Здесь же всё было по-другому – громко, шумно, но при этом по-своему тепло.

Александр помогал близняшкам намазывать тосты, одним движением поправил съехавшую футболку у Марии, быстро поцеловав её в висок, и вернулся к своим хлопотам. Дима мельком поймал этот жест и почувствовал внутри странное, колющее чувство. Он даже сам не мог понять, что именно его задело – то ли сам факт того, что у его матери теперь есть совсем другая жизнь, то ли то, что этот мужчина, который не был его отцом, кажется, вписался в их семью лучше, чем он сам.

— Дима, бери омлет, — сказала Мария, улыбаясь ему.

— Ага, — пробормотал он, беря вилку.

— Как тебе первая ночь здесь? — спросил Александр, разливая чай по чашкам.

— Нормально, — пожал он плечами.

На этом разговор мог бы закончиться, но тут Полина внезапно вмешалась:

— Ты же не против, что теперь будешь жить с нами? — спросила она, оторвавшись от телефона.

Близняшки, услышав разговор, заинтересованно замерли.

— Ну, — Дима ненадолго задумался. — Я здесь только на лето. А там видно будет.

Мария еле заметно улыбнулась, а Александр лишь кивнул, не пытаясь навязывать свою позицию. Дима чувствовал себя гостем в этом доме, и пока что он не был уверен, как ему правильно относиться ко всему происходящему.

Мария, поставив чашку с кофе на стол, посмотрела на Диму. Он продолжал молча ковырять вилкой в тарелке, будто избегая её взгляда.

— Дим, — она мягко положила ладонь ему на руку, — я подумала, может, съездим сегодня в город? Покажу тебе достопримечательности, купим тебе одежду, если что-то тебе понравится.

Парень поднял глаза, задумался на секунду, а затем пожал плечами.

— Мам, я не хочу быть обузой. Да и если что-то понадобится, я сам справлюсь.

Мария тяжело вздохнула. В его голосе слышалось что-то закрытое, отчуждённое, но в то же время какая-то неуверенность. Она понимала, что Дима привык жить без неё, что его самостоятельность – это защита.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты мне не обуза, — она чуть крепче сжала его руку, — ты мой сын. Мы с тобой не виделись девять лет. И я хочу провести с тобой время, если ты не против.

Дима немного отвёл взгляд. Где-то глубоко внутри он и сам понимал, что хочет узнать мать заново. Все эти годы он знал её только по рассказам, но не мог представить, каково это – просто провести с ней день. Он кивнул, скользнул взглядом по Полине, которая сидела напротив и с интересом наблюдала за их разговором.

— Ладно, давай съездим, — наконец сказал он. — Только никаких магазинных марафонов, окей?

Мария улыбнулась.

— Только если сам не попросишь.

С утра Мария и Дима сели в машину, направляясь в центр города. Он сразу обратил внимание на автомобиль – это была не та машина, которая когда-то была в Ладожске с пробитыми колесами. Теперь у Марии была новая, дорогая модель, намного круче той, что он помнил. Просторный салон, мягкие кожаные сиденья, идеальная плавность хода – было видно, что Александр не экономил на комфорте семьи.

— Крутая тачка, — заметил Дима, поглаживая подлокотник. — Александр купил?

— Да, пару лет назад. Я за рулем не так часто, но люблю водить, — ответила Мария, сосредоточенно глядя на дорогу. — Удобно, когда надо детей отвезти.

Они проезжали по широким улицам Дальновска, мимо современных небоскрёбов, уютных парков и исторических зданий. Город жил своей обычной жизнью: люди спешили на работу, кафе наполнялись посетителями, а дети радостно играли в фонтанах на площади. Мария указывала на знакомые места, рассказывая, какие воспоминания у неё с ними связаны. Она показывала любимую кофейню, в которой они с Александром часто завтракали, парк, где гуляли с детьми, и огромный спортивный комплекс, в котором её муж проводил тренировки.

— А он вообще тебя любит? — вдруг спросил Дима.

Мария удивлённо посмотрела на него, затем улыбнулась.

— Конечно. А ты сомневаешься?

— Не знаю. Просто… всё так быстро. Я привык, что у меня нет матери, а тут бац – и у тебя новая семья, трое детей, дом, роскошная жизнь… Александр… Он точно тебя любит? — Дима говорил без упрёка, но в его голосе читалась растерянность.

— Да, — ответила она твёрдо. — И я его. Мы прошли через многое, но я ни о чём не жалею.

Он кивнул, смотря в окно, и через минуту вдруг спросил:

— А ты папу любила?

Мария замерла. Этот вопрос задел её глубже, чем она ожидала. Она невольно крепче сжала руль, взгляд её стал задумчивым.

— Я думала, что да… Вначале, — наконец сказала она. — Но любовь – это не только чувство, но и поступки. Папа был хорошим отцом для тебя, но наши отношения с ним… Они давно были обречены.

Дима молчал, обдумывая услышанное. Потом тихо выдохнул:

– Эх… вот бы он был жив…

Мария резко перевела взгляд на него.

— Как это случилось? — осторожно спросила она.

— Инфаркт. Внезапно. Бабушка говорила, что он давно жаловался на сердце, но к врачу идти не хотел. Говорил, что ему рано ещё… — Дима нахмурился, глядя перед собой. — А потом просто не проснулся.

Мария посмотрела на него с сочувствием, но не знала, что сказать. Боль от утраты – она особенная, её нельзя унять словами. Она только протянула руку и сжала его ладонь, давая понять, что она рядом.

— Мне жаль, — сказала она тихо.

Дима кивнул, продолжая смотреть в окно. Машина плавно двигалась дальше, увозя их вглубь города, а вместе с ними – их воспоминания, их мысли, их попытки понять друг друга.

Вечер опустился на город мягким тёплым светом фонарей, окрашивая сад приглушёнными оттенками. Мария готовила ужин, а близняшки наперебой рассказывали Полине о своих последних днях в детском саду. Дима сидел в гостиной, прокручивая события дня у себя в голове. Он привык быть один, привык к тишине и размеренности. Здесь же всё было иначе – громко, эмоционально, по-семейному.

Александр, проходя мимо, заметил его задумчивый взгляд.

— Не хочешь немного размяться? — спросил он, подбрасывая в руке баскетбольный мяч.

Дима удивлённо посмотрел на него.

— Ты про баскетбол?

— Угу. У нас во дворе хорошая площадка, кольцо профессиональное. Полина иногда тренируется, но чаще оно просто висит без дела. Как насчёт бросков?

Дима задумался. Он никогда не был фанатом баскетбола, но и отказываться не хотелось. В конце концов, это был шанс понять, что за человек этот Александр.

— Ладно, почему бы и нет, — пожал он плечами.

Они вышли во двор. Вечерний воздух был свежим, с лёгким запахом скошенной травы. Фонари мягко освещали площадку, а на заднем плане слышался приглушённый шум вечернего города.

Александр передал ему мяч.

— Давай просто побросаем в кольцо. Без счёта. Просто ради фана.

Дима кивнул, сделал несколько пробных движений и бросил мяч. Промах. Александр усмехнулся.

— Попробуй ещё раз. Чуть больше работы кистью, помягче. Представь, что просто направляешь мяч, а не бросаешь его силой.

Дима снова попробовал – и попал. Александр хлопнул его по плечу.

— Хороший бросок.

Так они продолжали играть, бросая мяч по очереди. Постепенно разговор завязался сам собой. Дима осторожно спросил:

— Ты же понимаешь, что не можешь заменить мне отца?

Александр замер, посмотрел на него внимательно и медленно кивнул.

— Конечно. Да я и не пытаюсь. Я не Константин. Но если тебе когда-нибудь понадобится совет, поддержка… Я здесь.

Дима кивнул. Он не знал, что ответить. Эти слова были неожиданными, но тёплыми. Он не чувствовал давления, не чувствовал, что ему что-то навязывают. Это было… приятно.

В какой-то момент Мария выглянула во двор и увидела, как её сын и её муж смеются, обсуждая технику бросков. Она не помнила, когда в последний раз видела Диму таким – расслабленным, вовлечённым в момент.

Наконец, когда мяч укатился к забору, Дима вытер лоб и сказал:

— Думаю, пора закругляться.

— Да, пожалуй, — согласился Александр. — Завтра продолжим?

Дима посмотрел на него, потом на дом, освещённый тёплым светом. И впервые за всё это время он подумал, что, возможно, это место может стать для него чем-то большим, чем просто домом на лето.

— Может быть, — ответил он, заходя в дом вслед за Александром.

Глава 5. Разговор, который изменил всё.

Дима проснулся в своей новой комнате, но ощущение, что он дома, так и не появилось. Потолок здесь был выше, чем в его квартире в Ладожске, а утренний свет проникал через большие окна, затянутые полупрозрачными шторами. Он некоторое время просто лежал в постели, глядя в потолок, прежде чем, наконец, решился встать.

Спустившись вниз, он услышал тихий гул голосов и почувствовал аромат свежесваренного кофе. В просторной кухне уже царило оживление. Мария стояла у плиты, помешивая что-то в сковороде, а Александр, одетый в спортивную форму, сидел за столом, неспешно листая телефон и потягивая кофе из большой белой кружки. Рядом с ним, закинув ногу на ногу, сидела Полина и лениво листала ленту в телефоне, пока близняшки носились по кухне, громко переговариваясь друг с другом. Казалось, для них это было обычное утро.

— Доброе утро, — сказал Дима, проходя к холодильнику.

— Доброе, — ответил Александр, оторвавшись от телефона. — Как спалось?

— Нормально, — коротко ответил Дима, доставая из холодильника сок.

Он чувствовал себя лишним. Здесь всё было устроено по определённым правилам, которых он пока не понимал. Например, Мария разливала кофе в две кружки – одну для себя, другую для Александра, и они практически одновременно делали первый глоток. Это был какой-то их утренний ритуал. Девочки ели кашу, а Полина, полностью погружённая в свой телефон, кажется, и вовсе не завтракала.

— Садись, Дим, я сейчас всё разложу, — сказала Мария, оборачиваясь к нему.

Он молча сел за стол, наблюдая, как мать уверенно хозяйничает на кухне. Она выглядела расслабленной, счастливой, и от этого внутри него зародилось странное чувство. Он привык видеть её совсем другой – уставшей, вечно занятой работой или мыслями. Здесь же она была иной, словно за эти годы действительно нашла место, где ей хорошо.

— Ты, наверное, не привык к такому режиму, — заметил Александр, сделав очередной глоток кофе.

Дима кивнул, но внутри всё равно ощущал дискомфорт. Здесь было по-другому, и он пока не знал, сможет ли принять это или нет.

После завтрака Дима всё ещё чувствовал себя немного потерянным. Ему было неуютно от этой размеренной жизни, где всё шло по строгому распорядку. Он решил пойти в гостиную и включить телевизор, но вдруг услышал звук хлопнувшей двери. Из кухни вышел Александр – с бутылкой воды в руках.

— Ты куда? — спросил Дима.

— Во двор. Потренироваться, — ответил Александр, поправляя ремешок сумки.

Дима лишь кивнул, наблюдая, как мужчина направился к выходу. Он даже не стал спрашивать, в какое именно время тот закончит – судя по всему, его график был чётко распланирован до секунды.

Дима никогда раньше не задумывался, насколько дисциплинированным нужно быть, чтобы добиться успеха в спорте. Он знал, что Александр – баскетболист, но видел в этом что-то лёгкое, как будто тот просто выходит на площадку, бросает мяч в кольцо и получает миллионы. Но теперь он впервые задумался: а каково это – строить карьеру с нуля?

— Он всегда так? — спросил он у матери, не поднимая глаз.

Мария посмотрела на него с лёгкой улыбкой.

— В каком смысле?

— Ну… Встаёт рано, тренировки, режим…

— Да, всегда, — Мария поставила чашку с кофе на журнальный столик. — Ты знаешь, Дима, успех просто так не приходит. Саша работал над собой ещё с университетских лет. Он привык к такому ритму жизни.

Дима кивнул, но мысленно всё ещё прокручивал в голове распорядок дня Александра. Вчера вечером они играли в баскетбол, и даже там он заметил, насколько тот вынослив. Теперь стало понятно, почему. Ранние тренировки, строгий режим питания, чёткий график – всё это формировало в нём настоящего профессионала.

С одной стороны, Дима не мог понять, зачем себя так загонять, но с другой – он невольно начал уважать Александра. Не как мужа своей матери, а как человека, который действительно вкалывает ради своего успеха. Было видно, что это не просто талант, а годы упорного труда. Однако признавать это вслух Дима пока не собирался.

— А он когда закончит? — спросил он после небольшой паузы.

— Через полчаса где-то, — ответила Мария.

Дима кивнул и задумчиво уставился в тарелку. Впервые за долгое время он почувствовал лёгкое замешательство. В его жизни никогда не было такого примера для подражания, и он не знал, что с этим делать.

Дима какое-то время смотрел телевизор, затем отправился в свою комнату. Он всё ещё не привык к этому ритму жизни, где каждый член семьи занимался чем-то своим. Здесь не было суеты и бесконечных хлопот, как в Ладожске у отца и бабушки, но именно эта размеренность почему-то казалась ему чуждой.

Мария заметила его отстранённость и решила действовать. Ближе к обеду, когда Александр уже закончил свою индивидуальную тренировку и девочки играли в саду, она предложила:

— А давайте съездим в загородный клуб? Там есть бассейн, теннисные корты, баскетбольная площадка. Проведём день активно. Что скажете?

Полина и близняшки сразу загорелись этой идеей, а вот Дима лишь пожал плечами:

— Да я не знаю…

— А что не так? — спросил Александр, уже догадываясь, что подросток просто не хотел вырываться из зоны комфорта.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да ничего… Просто, может, вы поедете, а я останусь? Я не особо люблю такие вылазки.

Александр усмехнулся:

— Ты просто ещё не пробовал. Поехали, расслабишься. Будет весело.

Дима всё ещё колебался, но, в конце концов, кивнул, сдаваясь под напором общего энтузиазма.

Поездка заняла около тридцати минут. Загородный клуб оказался огромным и современным – ухоженная территория, просторные зоны отдыха, теннисные корты, бассейн с лазурной водой. Было видно, что здесь любят отдыхать семьи с детьми и спортсмены, которым важны тренировки на свежем воздухе.

Как только они зашли внутрь, девочки тут же бросились к бассейну, радуясь тёплой воде. Мария, следуя за ними, улыбалась. Дима стоял чуть в стороне, разглядывая всё вокруг. Он был здесь впервые, и это место вызывало у него смешанные чувства.

Александр похлопал его по плечу:

— Ну что, проверим, как ты держишься в бассейне?

— Я не особо умею плавать, — признался Дима.

— Тогда научу. Считай, сегодня у тебя тренировка.

Дима скептически посмотрел на него, но всё-таки согласился. Он понял, что отказ здесь ничего не изменит. В конце концов, день только начинался, и, возможно, он даже получит от него удовольствие.

День, казалось, шел своим чередом, наполненный весельем и легкостью. Семья наслаждалась отдыхом, смех девочек разносился по территории загородного клуба, а бассейн манил своей прохладой. Дима, хоть и с трудом, но уже привыкал к этой новой атмосфере. Однако в какой-то момент всё пошло не так.

Они с Полиной оказались рядом у площадки с настольным теннисом. Девочка с азартом смотрела на него, явно готовая к игре.

— Ты вообще умеешь играть? — спросила она, держа ракетку уверенно, словно профессионал.

— Конечно, — ответил Дима, пожав плечами.

Он не был мастером, но в школе пару раз играл с друзьями. Полина хитро усмехнулась:

— Ну, посмотрим.

Они начали партию, и почти сразу стало понятно, что Полина играет значительно лучше, несмотря на приличную разницу в возрасте. Дима не мог угнаться за её быстрыми ударами, терял контроль над мячом и ошибался. Девочка же наслаждалась этим превосходством. После особенно мощного удара она сложила руки на груди и усмехнулась:

— Ну, слабенько. Я думала, ты хотя бы сопротивляться будешь.

Дима сжал губы. Ему не нравилось, что его выставляют дураком, тем более перед всей семьёй. Он отбил мяч сильнее, чем следовало, и тот улетел за площадку.

— Да иди ты, — бросил он раздраженно, разворачиваясь.

Полина удивлённо подняла брови:

— Что? Не выдерживаешь проигрыша?

— Просто не хочу с тобой играть, — сказал Дима, чувствуя, как в нём растёт раздражение. — Ты ведёшь себя как заносчивая выскочка.

Полина фыркнула:

— А ты как обиженный ребёнок.

— Ну, из нас двоих ребёнок здесь точно ты, — огрызнулся он.

Полина нахмурилась, собираясь ответить, но тут вмешалась Мария, которая слышала часть их перепалки.

— Так, хватит, — спокойно, но твёрдо сказала она. — Полина, не стоит задевать Диму. А ты, Дим, не груби.

Полина хотела что-то сказать, но осеклась, видя серьёзный взгляд матери. Дима вздохнул, отвернулся и направился в сторону бассейна. Он чувствовал, как его начинает душить злость. Он снова чужой. Ему снова напоминают, что он здесь не свой. Даже родная мать моментально встала на сторону своей новой семьи. Он не знал, было ли это на самом деле так, но именно так он себя чувствовал.

Оставшуюся часть дня Дима провёл в одиночестве. Игры в бассейне, смех и веселье Марии с Александром и девочками только усиливали его ощущение отстранённости. Он делал вид, что просто устал, и держался подальше от остальных, пытаясь переварить накопившиеся эмоции.

К вечеру они вернулись домой. В воздухе повисло лёгкое напряжение – никто не хотел поднимать неприятную тему, но каждый её чувствовал. За ужином говорили о чём-то отвлечённом, стараясь поддерживать тёплую атмосферу, но Дима почти не участвовал в разговоре. Он чувствовал на себе взгляды, особенно Марии, но не поднимал глаз. Он знал, что она переживает, но сейчас не хотел никаких разговоров.

После ужина Дима ушёл в свою комнату, оставив остальных наслаждаться тёплым вечером. Он сел на кровать, упершись локтями в колени, и уставился в окно. Небо потемнело, на улице загорелись фонари, но его мысли были далеки от спокойствия. Полина смотрела на него с вызовом, а теперь ещё и этот неловкий момент за столом, когда все пытались сделать вид, что ничего не произошло.

Тихий стук в дверь заставил его вздрогнуть.

— Можно? — Мария заглянула в комнату, её голос был мягким, но настойчивым.

Дима пожал плечами. Он не мог сказать «нет», но и особой радости от этого визита не испытывал. Мария вошла и закрыла дверь, села рядом на край кровати. Несколько секунд они молчали, пока наконец Дима не заговорил:

— А я вам тут вообще нужен? — его голос был тихим, но в нём чувствовалось напряжение.

Мария вздохнула и провела ладонью по его спине.

— Дима, ты не просто гость здесь. Ты – часть семьи.

— Ну да… Часть семьи, которая появилась из ниоткуда через девять лет, — горько усмехнулся он. — У вас тут всё давно устоялось. У тебя, у Полины, у этих… близняшек. Александр. А я… я просто… чужой.

Мария наклонилась ближе, пытаясь поймать его взгляд.

— Ты не чужой. Да, мы не жили вместе все эти годы, и мне жаль, что так случилось. Но семья – это не всегда идиллия. Бывают конфликты, бывают недопонимания. Но самое главное – мы поддерживаем друг друга, несмотря ни на что.

Дима хмыкнул и отвернулся к окну.

— Легко говорить…

— Да, — спокойно ответила она. — Но и ты можешь попробовать. Никто не заставляет тебя резко влиться в наш ритм жизни. Но ты важен для меня. И для них тоже. Полина вспыльчивая, но это не значит, что она тебя не воспринимает.

Дима задумался. Он не ожидал таких слов. Что-то в голосе матери заставило его поверить, что это правда. Что его здесь действительно хотят видеть.

Мария встала и направилась к двери, но, прежде чем выйти, обернулась:

— Ты нужен мне, Дима. И я рада, что ты здесь.

Он не ответил, но в груди что-то тёплое шевельнулось. Когда дверь закрылась, он ещё долго сидел в темноте, обдумывая этот разговор.

Глава 6. Каждой клеточкой друг друга.

Прошло уже пятнадцать дней с начала лета, и Дима практически полностью адаптировался к новой жизни. Дом больше не казался чужим, а семейные завтраки, шум близняшек и размеренный ритуал утреннего кофе Марии и Александра стали чем-то привычным. Полина всё чаще вовлекала его в разговоры, близняшки не отходили от него, и даже Александр, которого Дима сначала воспринимал скорее как постороннего человека, постепенно становился кем-то большим – чем-то похожим на старшего брата или наставника. Всё складывалось именно так, как должно было быть в нормальной семье.

Но, несмотря на гармонию в доме, у Марии и Александра была одна неразрешённая проблема. Они не оставались наедине уже две недели. Дети были повсюду – утром шум в доме, днём семейные прогулки, а вечером все уставали и просто засыпали.

Мария чувствовала, что скучает по близости. Да, каждую ночь она засыпала в его объятиях. Да, он целовал её перед сном и прижимал к себе, но этого было недостаточно. Её тело скучало по нему, по его прикосновениям, по тому, как он двигался внутри неё, как жадно целовал, не сдерживая эмоции. Она ловила себя на том, что всё чаще вспоминает их первые годы, когда желание вспыхивало с одного взгляда, когда они могли заниматься любовью, не задумываясь о последствиях.

Она понимала, что это ненормально. Как бы сильно они ни любили своих детей, но семейная жизнь не должна была превращаться в череду будней без страсти. Александр был её мужчиной, её любовником, её самым главным искушением – и она не собиралась отказываться от того, что принадлежало ей по праву.

Именно поэтому, проснувшись утром и убедившись, что Дима уже внизу, а близняшки спят, она предложила ему план – отправить детей на аттракционы, дать Полине и Диме деньги, назначить Диму ответственным, а самим... провести время так, как они давно мечтали.

— Надо сплавить детей, — лениво потягиваясь, пробормотала она, лежа на груди у Александра.

— Ого, какое заявление с утра, — усмехнулся он, поглаживая её спину.

— Ты ведь тоже по мне скучаешь, — её пальцы очертили линию его груди. — Дети дома. Две недели. Ты же не скажешь, что тебе этого достаточно?

— Нет, — его голос стал ниже. — Мне тебя мало. Всегда мало.

— Тогда отправим их гулять. А сами… — её губы скользнули по его шее, — займёмся тем, что взрослым людям необходимо.

Александр рассмеялся, но в его глазах уже вспыхнул тот самый огонь, который она так любила. Да, сегодня они будут только друг для друга

Мария стояла на крыльце, наблюдая, как Дима и девочки выходят за ворота. Солнечные лучи отражались в панорамных окнах, заполняя дом тёплым светом, но её внимание было приковано к удаляющимся фигурам детей. Полина шла впереди, держа за руку Марину, а Дарья в это время подпрыгивала на месте, энергично рассказывая что-то Диме, который терпеливо кивал, пытаясь не поддаваться её заразительной энергии.

Мария вздохнула. Даже несмотря на их возрастную разницу, Дима уже отлично влился в эту семью. Возможно, лучше, чем она ожидала.

Когда ворота закрылись, Мария почувствовала, как напряжение, удерживавшее её последние две недели, начало медленно спадать. Это был первый раз за всё лето, когда в доме никого не осталось, кроме неё и Александра. Дети были на аттракционах, и у них было несколько часов полного уединения.

Она повернулась, и её взгляд наткнулся на Александра. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, руки скрещены на груди, губы тронула лёгкая улыбка. В его глазах отражалось что-то хищное, что-то, что она знала и чего так ждала.

— Наконец-то мы одни, — протянул он, толкаясь от дверного проёма и направляясь к ней.

Мария почувствовала, как по телу пробежала дрожь предвкушения. Казалось, воздух между ними загустел, пропитываясь чем-то невидимым, но ощутимо тёплым. Он подошёл ближе, наклонился и провёл пальцами по её щеке, затем вниз, вдоль шеи, к ключице. Её дыхание сбилось.

— Две недели, — пробормотал он, его голос стал чуть ниже, глубже. — Две недели. Ты понимаешь, как долго я ждал этого момента?

Она знала. Она тоже ждала. Каждую ночь, когда он обнимал её, но не мог сделать больше. Каждое утро, когда его пальцы случайно касались её кожи. И сейчас ожидание наконец-то подходило к концу.

Александр не стал терять времени. В следующее мгновение он подхватил её на руки, и Мария вскрикнула от неожиданности, но не сопротивлялась. Он пронёс её на кухню. Мария почувствовала, как Александр крепче сжал её в своих руках. Он уверенно пересёк с ней гостиную и поставил на пол у кухонного стола. Её ноги коснулись прохладного кафеля, но внутри всё горело. Они ещё не дошли до сути, но уже не могли остановиться.

Мария, немного отдышавшись, шагнула к шкафчику, достала бокал и медленно налила вино. Ей нужно было хотя бы пару секунд, чтобы прийти в себя, но даже в этой короткой передышке её тело помнило тепло его ладоней. Она подняла бокал, наблюдая, как густая жидкость стекает по стеклу, сделала небольшой глоток, закрыла глаза, наслаждаясь терпким вкусом.

Александр подошёл сзади, осторожно, словно хищник, подбирающийся к своей добыче. Его руки мягко легли на её талию, скользнули вверх, ощущая через тонкую ткань платья тепло её кожи. Горячее дыхание коснулось её шеи, и она вздрогнула, но не от холода – от предвкушения.

— Ты так голоден? — тихо спросила она, чуть подаваясь назад, прижимаясь к его груди.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Александр склонился к её уху, его голос прозвучал хрипло, низко:

— Пятнадцать дней – это слишком долго.

Его губы коснулись её шеи, оставляя лёгкие, едва ощутимые поцелуи. Мария вздрогнула, ощущая, как жар пробегает по телу. Она поставила бокал на стол, пальцы слегка дрожали. Александр чувствовал это, его руки скользнули выше, прижимая её плотнее к себе.

Она повернулась к нему, их взгляды встретились. В этом взгляде читалось всё: накопившееся напряжение, жажда, невозможность дольше сдерживать себя. Он наклонился, их губы встретились в мягком, неторопливом поцелуе, который вскоре стал глубже, насыщеннее.

Мария первой разорвала его, прикусив нижнюю губу Александра, затем отстранилась, ухмыляясь:

— Интересно, кто сломается первым?

Александр усмехнулся, его пальцы прошлись по её спине, чуть сжимая, словно проверяя её стойкость. Он знал, что игра началась, и отступать никто не собирался.

Александр резко прижал Марию к холодной столешнице, его руки скользнули по её изгибам, словно запоминая каждую линию её тела. Она застонала, запрокинув голову, когда его губы впились в нежную кожу шеи, оставляя горячие следы. Он двигался вниз – плечи, ключицы, спускался к груди, с каждым поцелуем разжигая огонь внутри неё.

Мария выгнулась навстречу, её дыхание стало прерывистым, пальцы сжали край столешницы, словно это могло дать хоть какую-то опору в этом водовороте желаний. Она чувствовала, как его сильные руки держат её в капкане страсти, и ей это нравилось. Это был тот самый момент, когда реальность исчезала, оставаясь лишь ощущением друг друга.

Рука Александра медленно скользнула под тонкую ткань её платья, пальцы пробежались по горячей коже, пробираясь вверх. Он нащупал застёжку бюстгальтера и, с лёгким движением, расстегнул её. Тот соскользнул вниз и упал на пол. Но он не торопился стянуть с неё платье – наслаждался ощущением её тела, скрытого под тонкой тканью, и тем, как оно замирало под его ладонями. Губы Александра скользнули к её шее, оставляя горячие поцелуи, а руки крепче сжали её бока, заставляя её выгнуться навстречу.

Его пальцы затем опустились ниже, исследуя изгибы её бёдер, скользя по мягкой коже. Он нашёл тонкую резинку её трусиков и медленно потянул вниз, чувствуя, как Мария невольно вздрагивает от этого движения. Он прижался губами к её животу, его дыхание горячими вспышками касалось её кожи, пока он плавно стягивал ткань. Трусики прошли по её бёдрам, задержались на коленях, но он помог ей окончательно освободиться от них, наслаждаясь каждой секундой этого процесса.

Мария осталась перед ним в одном лишь тонком платье, которое теперь почти не скрывало её тело. Её грудь тяжело вздымалась, соски проступали сквозь тонкую ткань, а глаза блестели от предвкушения. Александр не отрывал от неё взгляда, в его глазах было чистое восхищение, желание смешивалось с чем-то ещё более глубоким.

Он потянулся к завязкам её платья, и одним плавным движением ткань сползла с её плеч. Платье спустилось вниз, открывая её грудь, гладкую, упругую, с твёрдыми, покрасневшими от возбуждения сосками. Он провёл пальцами по её руке, затем мягко накрыл ладонью её грудь, сжимая её, словно проверяя, насколько она податлива.

Её тело было идеальным – несмотря на годы, несмотря на страхи, которые иногда посещали её. Он не мог оторвать взгляд от неё. Её кожа была такой мягкой, такой тёплой, а изгибы её тела – такими соблазнительными. Мария знала, что он восхищён, видела это в его глазах, чувствовала в каждом прикосновении.

Она не осталась в стороне – её руки потянулись к нему, пробежались по его животу, чувствуя твёрдые мышцы. Она ухмыльнулась, медленно зацепив пальцами край его футболки, а затем одним движением стянула её через голову. Теперь он был перед ней обнажённым по пояс, его тело казалось ей совершенным – сильным, натренированным, таким желанным.

Александр улыбнулся, заметив её взгляд, а затем, не давая ей ни секунды на раздумья, прижал её ближе, позволяя им ощутить тепло друг друга. Их губы снова встретились в поцелуе – жадном, глубоком, полном необузданного желания. Они медленно отступали из кухни, но не могли оторваться друг от друга. Её пальцы зарылись в его волосы, сжимая, дергая, требуя большего. Он в ответ прикусил её губу, вызывая в ответ тихий стон, полный предвкушения.

Он подхватил её на руки – легко, без малейшего усилия, словно она ничего не весила. Мария обхватила его ногами, прижимаясь ещё крепче, её дыхание было горячим, руки скользили по его спине, оставляя невидимые следы желания. Он шёл уверенными шагами, пока не достиг спальни, не выпуская её из рук.

С силой прижав её к стене, он посмотрел в её глаза – затуманенные, полные дикого желания. В этот момент не было ничего, кроме них двоих. Его ладони сжали её ягодицы, он чувствовал, как она слегка дрожит в его руках. Он прильнул к её шее, горячее дыхание опаляло кожу, а губы оставляли влажные дорожки, спускаясь всё ниже.

— Чёрт, — его голос звучал низко, хрипло. — Ты знаешь, как долго я этого ждал?

Она едва могла ответить, её пальцы впились в его плечи, ногти оставляли красные следы. Она чувствовала, как его возбуждение прижимается к её бедру через тонкую ткань его шорт.

— Тогда чего ты ждёшь? — её голос был полон вызова, но глаза блестели.

Александр резко развернул её и толкнул на кровать. Она упала на простыни, глядя на него снизу вверх, её грудь тяжело вздымалась. Он медленно осматривал её, словно поглощая взглядом каждую линию тела. Губы приоткрыты, волосы растрёпаны, щеки раскрасневшиеся, а в глазах тёмные омуты желания. Она была восхитительна.

Он опустился рядом, прижавшись губами к её животу, оставляя лёгкие поцелуи, пока его пальцы изучали её тело. Каждое прикосновение вызывало в ней вспышки жара. Его руки прошлись по её бёдрам, сжали их, пальцы оставили едва заметные следы. Он двигался медленно, изучая, мучая её этим ожиданием.

— Саша… — её голос дрожал, она выгибалась навстречу, требуя большего.

Но он не торопился. Он хотел, чтобы она почувствовала его в полной мере, хотел довести её до грани, прежде чем позволить им обоим получить разрядку, которую они так долго ждали.

Его губы добрались до её груди, язык обвёл чувствительную кожу, пока пальцы скользили вниз, заставляя её стонать всё громче. Он знал каждую её точку, знал, как заставить её потерять контроль, знал, что доведёт её до безумия, прежде чем взять её полностью.

Мария выгнулась, её ногти впились в его плечи, когда он, не торопясь, сдвинулся назад, его руки потянулись к поясу собственных шорт. Он стянул их вместе с трусами, не спуская с неё взгляда, позволяя ей ощутить всю его готовность. Он вновь вернулся к ней, его тело плотно прижалось к её, горячее дыхание смешалось с её собственным. В следующий момент он медленно, но уверенно вошёл в неё, заставляя её застонать так, что этот звук, казалось, заполнил всю комнату.

Мария вскрикнула, когда он резко поднял её, не давая ни секунды на раздумья. Она автоматически обвила его ногами, её руки зарылись в его волосы, а спина прижалась к прохладной стене. Контраст между горячей кожей Александра и холодной поверхностью позади заставил её задрожать, но не от холода – от предвкушения.

Его сильные руки уверенно сжимали её бёдра, удерживая так, будто она не весила совсем ничего. Его хватка была твёрдой, безапелляционной, словно заявляла, что в этот момент она принадлежит только ему. Мария чувствовала, как его мышцы напрягаются под её пальцами, как его тело двигается против её собственного, создавая невыносимое напряжение.

— Чёрт… — сорвалось с её губ, когда он начал медленно, глубоко двигаться. Её голова откинулась назад, ударившись о стену, но она даже не заметила этого.

Движения были сильными, напористыми, но при этом плавными, уверенными. Он не просто владел её телом – он подчёркивал каждую секунду, каждый толчок, каждый сантиметр близости между ними. Его руки сильнее сжали её, приподнимая чуть выше, позволяя ему двигаться ещё глубже.

— Саша… — её голос дрожал, дыхание сбивалось от удовольствия, которое нарастало внутри с пугающей скоростью. Она не могла контролировать себя, её ногти впивались в его плечи, её бёдра сжимали его, требуя ещё больше.

Его губы нашли её шею, оставляя горячие, влажные поцелуи. Он дразнил её, проводя языком по её коже, кусая и тут же успокаивая, доводя её до безумия. Каждый раз, когда он входил глубже, она ощущала это не только телом, но и разумом – казалось, будто он проникает в самую её суть, заставляя забыть обо всём.

Звуки их страсти эхом разносились по комнате – тяжёлое дыхание, глухие удары о стену, низкие стоны Александра, перемежающиеся с её хриплыми вскриками. Всё сливалось воедино, создавая абсолютную симфонию желания.

Она чувствовала, как он приближает её к пику, его ритм становился чуть быстрее. Мария потеряла связь с реальностью, вся её сущность сузилась до этого момента, до него, до их переплетённых тел.

И вот, когда всё внутри неё взорвалось, когда она закричала его имя, выгибаясь навстречу, он замер, позволяя ей прочувствовать каждую волну удовольствия, прежде чем сам, с низким, сдавленным рыком, отдался своему экстазу.

Александр медленно, будто нежно, опустил её на кровать, не прерывая поцелуя, словно опасаясь, что разорвав этот контакт, исчезнет магия, окутавшая их. В её глазах сверкнул огонёк азарта, губы сложились в едва заметную улыбку, полную вызова и желания. Она положила ладони ему на грудь и легко толкнула, заставляя его откинуться на спину. Он послушался, заинтригованный её действиями, позволяя ей полностью контролировать ситуацию.

Она медленно оседлала его, её гладкие, стройные ноги охватили его тело, а бедра идеально прижались к его горячей коже. Александр почувствовал, как его член уперся в её влажную, горячую плоть, и тихо застонал, глядя в её глаза, полные дерзости и предвкушения. Мария двигалась невероятно медленно, будто намеренно мучая его ожиданием, легко покачивая бедрами, чувствуя, как он напрягается под ней, как его дыхание становится всё тяжелее и прерывистее.

Она наклонилась, её грудь оказалась прямо перед его лицом, соблазнительная и нежная, с твёрдыми, возбуждёнными сосками, которых так и хотелось коснуться губами. Александр не выдержал и впился в её сосок губами, заставив Марию громко застонать, выгибаясь ему навстречу. Её пальцы запутались в его волосах, притягивая его ещё ближе.

С каждым её движением он проникал глубже, медленно заполняя её собой до конца. Мария задала медленный, мучительно-приятный ритм, заставляя его изнемогать от желания и сдерживаться, чтобы не сорваться слишком рано. Она то ускорялась, заставляя его тело дрожать, то неожиданно замедлялась, вызывая у него глухой рык неудовлетворенности и возбуждения.

— Ты издеваешься надо мной? — прохрипел он, едва сдерживая себя.

Мария лишь улыбнулась, слегка закусив нижнюю губу, и наклонилась ещё ближе, касаясь губами его уха:

— Я хочу, чтобы ты запомнил каждую секунду этого дня.

Она снова выпрямилась, медленно скользя вверх-вниз, доводя его почти до экстаза, а затем снова замедляла темп, дразня, наслаждаясь его реакцией. Её руки скользили по его груди, изучали каждый мускул, пальцы задерживались на его напряженных плечах. Александр смотрел на неё снизу вверх, заворожённый её красотой и властью, которой она сейчас обладала.

Он чувствовал, как внутри него нарастает напряжение, как каждое её движение приближает его к краю. Но Мария знала это, умело контролируя каждый момент, заставляя его почти сойти с ума от желания. Он не мог отвести глаз от её лица, от её чувственных губ, от того, как её тело идеально двигалось над ним, полностью завладевая его сознанием.

В этот момент она была не просто женщиной – она была богиней, властвующей над ним.

Мария медленно опустилась на кровать, грудь тяжело вздымалась, а на губах играла улыбка усталого, но не до конца удовлетворённого желания. Александр последовал за ней, опускаясь рядом и глядя на неё с обожанием и неутолённым голодом. Его глаза блестели, дыхание было сбивчивым, и она чувствовала его жар, исходящий от тела.

Он нежно провёл рукой по её влажной спине, затем медленно перевернул её на бок, притягивая ближе к себе, чтобы ощутить тепло её тела максимально близко. Их тела переплелись в одном порыве страсти и нежности, дыхание смешивалось, горячие тела прижимались друг к другу.

Александр обнял её сзади, обволакивая её в свои сильные руки. Его губы нашли её шею, нежно и медленно покрывая поцелуями, от которых по её коже пробежали мурашки. Он слегка прикусил её мочку уха, шепча:

— Ты прекрасна. Я никогда не устану от тебя.

Она почувствовала, как его рука скользнула вниз по её животу. Её дыхание стало прерывистым, она инстинктивно выгнулась навстречу его пальцам, которые мягко, но настойчиво исследовали её тело, вновь разжигая в ней огонь желания.

— Я хочу тебя снова, — прошептала она, чувствуя, как дрожь проходит по всему её телу.

Александр не заставил себя долго ждать. Он мягко и уверенно вошёл в неё сзади, их тела идеально соединились в этой интимной позе. Медленные, чувственные движения, его дыхание, сбивающееся у её уха, её тихие стоны, наполняющие комнату, создавали атмосферу абсолютной близости и доверия.

Она прижималась к нему всё теснее, ощущая его каждое движение внутри себя. Мария чувствовала себя полностью его, защищённой и желанной одновременно. В эти моменты не было сомнений, ревности, прошлого или будущего. Было лишь настоящее, наполненное ощущением друг друга.

— Саша... — прошептала она едва слышно, когда он медленно ускорил темп, доводя её почти до грани.

— Я с тобой, я здесь, — ответил он, его голос был наполнен нежностью и страстью одновременно. — Я никуда не денусь.

Они двигались медленно, их ритм был синхронным, словно идеально настроенный инструмент. Их тела казались созданными друг для друга, идеально подходящими и соединёнными в глубоком, страстном и эмоциональном единении.

Мария чувствовала, как жар вновь нарастает в её теле, волна за волной, приближая её к пику наслаждения. Александр, чувствуя это, ускорил движения, прижимая её к себе ещё теснее, словно не хотел отпускать ни на секунду. И в этот момент, когда они достигли пика, их тела содрогнулись одновременно, заполняя комнату их стонами и тихими шепотами друг другу на ухо.

После нескольких часов безудержной страсти комната была наполнена запахом секса и тяжёлым дыханием, прерываемым только редкими стонами. Их тела были мокрыми от пота, волосы растрёпанными, а простыни смяты так, будто пережили настоящий шторм.

Мария дрожала всем телом, её кожа горела от прикосновений Александра, а следы её ногтей ярко-красными полосами пересекали его сильную спину. Но он не останавливался, даже когда казалось, что больше невозможно выдержать. Каждый раз, когда она думала, что достигла предела, он снова заставлял её взрываться волнами оргазма, доводя до полного истощения.

Его тело напрягалось снова и снова, мышцы рельефно выступали под влажной кожей. Он входил в неё с неукротимой страстью, каждый толчок глубже и резче предыдущего, словно хотел оставить в ней всю свою энергию и желание, накопившееся за долгие дни воздержания.

Когда Александр в последний раз резко вошёл в неё, кончая с рычанием, Мария уже не могла издать ни звука. Она была полностью залита его горячей спермой – её лицо, грудь, живот и внутренняя часть бедер были мокрыми от многочисленных кульминаций, оставивших на ней густые, белые потёки. Казалось, её тело полностью пропиталось им.

Наконец, полностью вымотанные, они упали на кровать, тяжело дыша и прижимаясь друг к другу. Простыни спутались вокруг их тел, влажные и липкие, но это не имело никакого значения. Они просто лежали, наслаждаясь послевкусием их долгого и безумного секса.

Мария, едва сумевшая открыть глаза, улыбнулась и тихо, заплетающимся голосом прошептала:

— Зря мы ждали 15 дней…

Александр, с трудом переводя дыхание, ответил:

— В следующий раз ждать не будем.

Она попыталась пошевелиться, но мышцы не слушались её, всё тело ныло от приятной усталости. Она вспомнила, что совсем скоро вернутся дети, и вдруг осознала, что у неё нет сил даже на то, чтобы подняться и пойти в душ. Её одежда всё ещё лежала на кухонном полу, там, где они начали это безумие, но сейчас это казалось настолько неважным, что она просто рассмеялась от осознания ситуации.

— Нам срочно нужна домработница, — прошептала она, обнимая его сильнее.

Александр улыбнулся, прижавшись к её разгорячённому телу:

— Чтобы она помыла комнату, залитую спермой? — хрипло спросил он, слегка усмехнувшись.

Мария лишь тихо рассмеялась, чувствуя, как его горячее тело всё ещё прижимается к ней. Взгляд её скользнул по простыням, покрытым липкими следами их безумия, по испачканной коже, по полу, где валялась шорты и трусы Александра – всё это говорило о том, насколько они потеряли контроль друг над другом.

— Представь её лицо, когда она это увидит, — добавил Александр, лениво проводя пальцами по её бедру. — Ладно. Я подумаю об этом завтра… Сейчас главное – ты.

Глава 7. Новая гостья.

День тянулся своим чередом. По дому разносился смех детей, звуки их быстрых шагов по полу. Мария, привычно расставляя вещи по местам, старалась не отвлекаться на хаос, который неизбежно создавали малыши. В голове всё ещё крутились мысли о вчерашнем вечере – об их долгой, исступлённой близости с Александром, о том, как её тело всё ещё ощущало приятную усталость.

Внезапно раздался звонок.

Мария машинально потянулась к панели домофона, нажала на кнопку и взглянула на экран. Перед воротами стояла девушка. Молодая. Незнакомая.

Её тёмно-каштановые волосы были аккуратно собраны, но несколько прядей словно специально оставались свободными, обрамляя лицо. Кожа – ровная, оливковая, с лёгким загаром. Черты лица – чёткие, выразительные: тонкий изящный нос, пухлые, слегка поджатые губы. Но больше всего в глаза бросались её тёмно-карие глаза – внимательные, пронзительные, в которых, несмотря на внешнюю сдержанность, скользил едва заметный блеск.

Мария нахмурилась. Кто она?

Прежде чем задать этот вопрос вслух, она услышала голос Александра:

— Открывай.

Мария повернула голову к мужу. Он выглядел спокойным, расслабленным – будто знал, кто это и ожидал её прихода. Её пальцы чуть замешкались над кнопкой, но затем, без лишних слов, она разблокировала ворота, позволяя девушке войти.

Когда калитка открылась, девушка шагнула на дорожку, ведущую к дому. Двигалась она спокойно, даже немного плавно, но без явной манерности. В её походке не было ни суеты, ни нервозности – скорее, уверенность, умело скрытая за внешней скромностью.

Она поднялась на крыльцо и, входя в дом, огляделась, будто запоминая пространство. Затем её тёмные глаза сфокусировались на Марии.

— Здравствуйте, — голос её был чуть низковатым, приятным, с едва заметной ленивой ноткой, словно она не привыкла торопиться или волноваться.

Мария не ответила сразу. Она чувствовала, как внутри поднимается странное беспокойство. Что-то в этой девушке заставляло насторожиться. Не внешний вид, нет – та выглядела вполне прилично: простые джинсы, светлый топ. Но, несмотря на эту внешнюю простоту, в её облике было что-то… неуловимое. Что-то, что не позволяло отвести взгляд.

Мария почувствовала на плече тёплое прикосновение – Александр мягко сжал её руку, беря слово:

— Это Елизавета. Та самая домработница, которую ты просила найти после… ну, знаешь.

Мария моргнула. Конечно. Она сама сказала это. Вспомнила, как вчера, после их «марафона», устало прошептала, что ей нужна помощь по дому. Тогда ей казалось, что Александр забудет или решит отложить этот вопрос. Но, похоже, он воспринял её слова всерьёз и уже всё уладил.

Она перевела взгляд с мужа на девушку. Да, она действительно не ожидала этого. В её представлении домработница должна быть постарше, с привычной мягкостью или, наоборот, с грубоватой деловитостью. А не… это.

Перед ней стояла молодая девушка, слишком красивая, чтобы заниматься уборкой. Словно не домработница, а модель, зашедшая в гости. И что-то в её тёмных глазах подсказывало Марии: эта девушка здесь не просто так.

Мария постаралась не выдать своего беспокойства. Она позволила себе сделать медленный вдох и расслабить плечи, будто ничего особенного не происходит. Однако взгляд её оставался внимательным, цепким, изучающим.

Елизавета держалась идеально. В её осанке не было ни намёка на скованность, но и лишней расслабленности тоже. Она не опускала глаза в пол, не старалась выглядеть чрезмерно почтительной. Просто стояла, спокойно и сдержанно, но в её тёмно-карих глазах было нечто… неуловимое. Что-то, что Мария не могла пока точно определить.

— Я проверил её рекомендации, — раздался голос Александра, и Мария нехотя отвела взгляд от девушки. Муж уже держал в руках телефон, открывая что-то на экране. — Поговорил с несколькими людьми, у которых она работала. Всё чисто. Хорошие отзывы.

Он развернул экран к Марии, показывая анкету, которую заполняла Елизавета при поиске работы. Взгляд скользнул по строчкам:

Фамилия, имя: Зотова Елизавета. Возраст: 21 год. Опыт: работа в нескольких семьях, умение готовить, уборка, уход за детьми. Личные качества: пунктуальность, аккуратность, ответственность.

Мария невольно поджала губы. Всё выглядело идеально. Слишком идеально.

— У тебя хороший опыт, — произнесла она, поднимая взгляд.

— Спасибо, — с лёгкой улыбкой ответила Елизавета.

Мария продолжала пристально смотреть на неё. Девушка не нервничала, не ёрзала, не старалась угодить. Она просто… ждала. Словно знала, что её примут. Или не сомневалась в этом с самого начала.

— Ты часто меняшь семьи? — наконец спросила Мария, скрестив руки на груди.

— Нет, только если меняются обстоятельства. Иногда людям больше не нужна помощь. Иногда они переезжают.

Голос был ровным, уверенным, без лишних эмоций.

— Поняла, — кивнула Мария, но не отводила взгляда. — А готовить умеешь? Какие блюда?

— Да, конечно, — Елизавета чуть улыбнулась, будто этот вопрос был для неё привычным. — Простые повседневные блюда – супы, мясо, рыба, гарниры. Могу печь, если надо. Если в семье есть дети, адаптирую под них.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мария не отреагировала на эту улыбку, но внутренне насторожилась. Всё слишком чётко, слишком идеально.

— Как ты ладишь с детьми? — следующий вопрос вышел у неё резче, чем она ожидала.

— Хорошо, — ответила Елизавета без заминки. — Я понимаю, что дети все разные. Кто-то боится незнакомцев, кто-то наоборот слишком любопытный. Я стараюсь сначала понять, какие они, прежде чем завоёвывать доверие. Это помогает выстраивать правильные отношения.

Мария не стала кивать. Просто молчала. Девушка отвечала так уверенно, что было даже не к чему придраться. Но вместо облегчения это вызывало только большее напряжение.

Она должна была быть довольна. Александр всё уладил. Всё выглядело логично. Она сама говорила, что нужна помощница. Но что-то в глубине души на секунду щёлкнуло, как предостережение.

Теперь в их доме появился ещё один человек.

Эта мысль должна была её успокоить – наконец-то кто-то разделит с ней обязанности. Но вместо этого… Она чувствовала беспокойство.

— Ладно, — Мария слегка пожала плечами, будто ничего не значащий жест. — Тогда думаю, можно попробовать.

Александр удовлетворённо кивнул и повернулся к Елизавете.

— Я покажу тебе твою комнату. У нас их десять, думаю, выберем ту, где тебе будет удобнее.

Он направился вглубь дома, а Елизавета, бросив короткий взгляд на Марию, последовала за ним. Мария проводила их взглядом, чувствуя, как в груди разливается странное чувство… будто она только что запустила в дом нечто, с чем не знает, как справиться.

Александр провёл Елизавету по длинному коридору, ведущему в одну из дальних комнат дома.

— Вот твоя комната, — голос Александра был ровным, как будто он просто выполнял рутинное дело. Он открыл дверь и жестом пригласил Елизавету войти.

Девушка шагнула внутрь. Комната была просторной, с высокими потолками и большими окнами, из которых открывался вид на сад. Лаконичный интерьер: светлая мебель, аккуратно застеленная кровать, небольшой письменный стол, шкаф у стены. Чистота и порядок, но при этом ощущалась лёгкая безличность – это пространство ещё никому не принадлежало.

Елизавета прошла дальше, не торопясь, будто ощущая каждый шаг. Её пальцы скользнули по гладкой поверхности комода, затем по подлокотнику кресла, словно она тестировала материал на ощупь, привыкая к новому месту. Подойдя к окну, она остановилась. Снаружи виднелся ухоженный сад, дорожки, ведущие к бассейну, терраса. Идеальное место.

Она слегка улыбнулась, глядя на отражение в стекле. Не слишком явно, но достаточно, чтобы уголки губ дрогнули, выдавая её мысли: «Я останусь здесь надолго».

Александр, не заметив этой улыбки, кивнул в сторону шкафа:

— Здесь есть полки и вешалки, можешь разложить свои вещи. Если что-то понадобится – скажи.

Елизавета повернулась к нему, уже полностью контролируя выражение лица. Теперь на нём было лишь благодарное спокойствие.

— Спасибо, мне всё нравится, — ответила она ровно.

Александр ещё раз окинул комнату взглядом, затем кивнул и вышел, оставив её одну. Она постояла ещё несколько секунд, прислушиваясь к звукам в доме. Затем сделала шаг назад, коснулась двери, тихо закрывая её за собой.

Теперь это место принадлежало ей.

Глава 8. Тёмная фигура.

Мария открыла глаза и сразу ощутила что-то странное. Нет, не тревогу, не страх. Просто… ощущение, будто что-то изменилось. Дом больше не казался таким привычным, своим, уединённым.

Она прислушалась.

В воздухе витали новые звуки. Чужие, незнакомые, но уже существующие внутри её пространства. Аккуратные шаги по коридору. Шум бегущей воды в ванной. Приглушённый голос, но не Александра и не детей. Что-то мягкое, размеренное, но чужое.

Мария глубже вжалась в подушку, прислушиваясь к этим новым ноткам в привычной симфонии дома. Вчера Александр показывал Елизавете её комнату, и Мария помнила, как чувствовала нарастающее беспокойство. Тогда она списала это на усталость, на накопившуюся ревность, на просто странное настроение. Но теперь, когда новая реальность наступила, стало ясно: нет, это не было просто эмоцией. Это было предчувствием.

Теперь в их доме появился ещё один человек.

Она перевернулась на другой бок, надеясь, что снова заснёт, но знала – больше этого не случится. Чужое присутствие уже прорастало в доме, размывая его привычные границы. И с этим ощущением предстояло жить.

Мария спустилась вниз, ещё не до конца проснувшись. В доме было удивительно тихо – слишком тихо для утра, когда дети обычно снуют по коридорам, а Александр готовит себе чай. Но стоило ей войти на кухню, как она поняла, в чём дело.

Завтрак был уже готов.

На столе стояли тарелки с горячими блинчиками, аккуратно нарезанные фрукты, ароматный чай и даже небольшая корзинка со свежими булочками. В воздухе витал запах топлёного молока и ванили.

Мария застыла в дверном проёме.

Елизавета стояла у плиты, спокойно переворачивая что-то на сковороде. На ней был простой трикотажный топ и джинсы, но даже в этом она выглядела так, будто продумывала образ заранее. Вся её поза излучала уверенность и естественность, как будто она готовила здесь не первый раз.

— О, Мария, доброе утро! — улыбнулась она, взглянув через плечо. — Я подумала, что завтрак должен быть готов к вашему пробуждению. Дети уже поели, но я оставила для вас и Александра.

Мария перевела взгляд на стол. Действительно, дети сидели по обе стороны и радостно жевали блинчики, явно довольные таким утренним сюрпризом. Полина оживлённо рассказывала о чём-то, а Дима, Марина и Дарья тихо слушали, иногда вставляя короткие реплики.

— Ты… уже всё сделала? — медленно спросила Мария.

— Да, — спокойно ответила Елизавета, убирая с плиты сковородку. — Я рано встаю, так что решила воспользоваться моментом. Надеюсь, вам понравится.

В этот момент в кухню вошёл Александр. Он выглядел бодрым, уже одетым, явно готовым к новому дню.

— Чем тут так вкусно пахнет? — улыбнулся он, окидывая взглядом стол. — Ого, Елизавета, это ты всё приготовила?

— Да, — снова повторила она, легко улыбнувшись. — Мне нравится готовить.

— Отлично, — одобрительно кивнул Александр, усаживаясь за стол. — Это шикарно! Маша, попробуй, очень вкусно.

Мария молча села. Она чувствовала, как внутри поднимается волна странного, нелогичного раздражения. Елизавета сделала всё безупречно. Она не вторглась открыто, не пыталась навязаться, но… почему-то теперь в этой кухне Мария чувствовала себя лишней.

Она взяла вилку, попробовала блинчик. Вкус действительно был замечательным – тёплый, мягкий, с лёгким оттенком ванили. Но он оставлял во рту странное послевкусие – как будто это был первый сигнал того, что она теряет контроль над тем, что когда-то было только её.

День шёл своим чередом, но внутри неё не покидало странное чувство – ощущение, что в доме что-то сдвинулось, сместилось, изменилось. Она наблюдала за пространством вокруг, за движением людей, за тем, как теперь организована жизнь.

И постепенно начала замечать детали.

Сначала это было что-то почти неуловимое. Просто моменты, на которые обычный человек не обратил бы внимания, но которые цеплялись за сознание Марии, как крошечные занозы. Она смотрела, как Александр заходит на кухню, чтобы взять кофе, и… вот уже рядом оказывается Елизавета.

Мария нахмурилась. Это выглядело так естественно, как будто она всегда была здесь. Как будто это её привычный жест, её территория, её роль.

В другой момент, когда Александр открыл холодильник, чтобы достать воду, Елизавета снова оказалась рядом. Не ожидая просьбы, она протянула ему именно ту бутылку, которую он хотел взять. Александр даже не удивился, просто поблагодарил. А Мария почувствовала, как внутри что-то неприятно скручивается.

Они оказывались рядом чаще, чем того хотелось бы. Как только Александр заходил в комнату, через пару мгновений там же появлялась и Елизавета. Случайность? Может быть. Но Мария не верила в случайности.

Она смотрела, как та ловко управляется на кухне, легко двигается по дому, будто уже запомнила здесь каждую деталь. Как прислушивается, как угадывает желания до того, как они озвучены.

Мария вдруг поймала себя на мысли, что её это раздражает. Неосознанно. Без причин. Но раздражает.

Она подняла взгляд и заметила, что Елизавета как раз повернулась в её сторону. Их взгляды встретились, и Мария почувствовала странное, липкое напряжение. Девушка не отвела глаз сразу. В её выражении не было ничего вызывающего – просто спокойное лицо, лёгкая полуулыбка. Но в её тёмных глазах блеснуло что-то неуловимое.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мария поняла, что проиграла в этом коротком взгляде. Потому что почувствовала себя так, словно сама ищет конфликта. Словно это она ревнивая, подозрительная, а не эта девушка ведёт себя слишком естественно, вписывается в их семейный уклад.

Мария заставила себя моргнуть и отвела глаза. Но чувство тревоги никуда не исчезло.

Вечер выдался удивительно спокойным. Дети, насытившись завтраком и дневными играми, расселись в гостиной. Полина оживлённо рассказывала какую-то историю, размахивая руками и смеясь. Близняшки сидели рядом, слушая её рассказ с нескрываемым интересом, а Дима молча пролистывал в руках телефон, изредка кидая взгляды на экран телевизора.

Мария наблюдала за ними с лёгкой улыбкой, но её внимание вскоре переключилось.

Елизавета была здесь.

Она не просто убиралась на кухне или сидела в своей комнате, выполняя работу по дому. Нет. Она была частью семейного вечера.

Полина увлечённо вертелась около неё, болтая без умолку. Она уже называла её «Лиза», что резануло слух Марии. Елизавета слушала девочку с искренним вниманием, кивая, поддакивая, а затем вдруг наклонилась и аккуратно поправила ей растрёпанные светлые волосы. Полина засмеялась и что-то прошептала ей на ухо, после чего Елизавета ответила таким же тихим заговорщицким тоном.

Мария напряглась. Слишком быстро. Полина не всегда так быстро принимала новых людей, особенно в семью. Она могла быть дружелюбной, но ей нужно было время, чтобы привыкнуть к кому-то, особенно к тем, кто не был членом их семьи.

Но сейчас? Сейчас её дочь уже держалась за руку этой девушки, как будто они знали друг друга всю жизнь.

— Лиза, а ты умеешь делать косички? — неожиданно спросила Полина.

— Конечно, — легко ответила Елизавета, улыбаясь. — Давай попробуем?

Полина с восторгом развернулась, и Елизавета осторожно убрала её волосы назад, ловко переплетая пряди между пальцами. Работала она уверенно, без лишних движений, будто уже делала это десятки раз.

Мария почувствовала, как внутри что-то неприятно завибрировало.

Она перевела взгляд на близняшек. Марина, нежная и спокойная, пока просто наблюдала, чуть прижавшись к дивану, будто всё ещё решая, стоит ли доверять новой тёте. Дарья же, её зеркальная противоположность, хмурила брови и разглядывала Елизавету оценивающим взглядом, но ничего не говорила.

А затем Мария посмотрела на Диму. Её сын не участвовал в разговоре, но наблюдал. Тихо, внимательно, изучающе. Его взгляд не был детским, не был наивным. Он следил за Елизаветой с каким-то непонятным интересом, который Марии не нравился. Слишком сосредоточенно. Слишком взрослый взгляд для подростка.

Мария напряглась ещё сильнее. Теперь в их доме появился третий взрослый. И это начинало чувствоваться всё сильнее.

Она не могла сказать ничего против. Не могла встать и запретить заплетать косички Полине, не могла приказать Диме не смотреть так. Не могла прогнать эту девушку без причины.

Но внутри всё кипело.

Вечер плавно перетекал в ночь, словно накрывая всё лёгким покрывалом усталости после насыщенного дня. Дети уже отправились наверх, Мария осталась внизу, расставляя вещи на кухонном столе. Она чувствовала себя напряжённо, но старалась отвлечься на мелочи – разложить салфетки, поправить цветок в вазе, проверить, выключена ли духовка. Всё, чтобы не думать.

Однако её взгляд невольно зацепился за тёмное пятнышко на гладкой поверхности стола.

Капля чая. Маленькая, почти незаметная, но отчётливо выделяющаяся на идеально вымытой столешнице.

Мария остановилась.

Этого не должно было быть. Елизавета весь день заботливо следила за чистотой, убиралась так, будто знала этот дом всю жизнь. Она была внимательной, скрупулёзной, слишком аккуратной, чтобы допустить такую ошибку.

И всё же – капля осталась.

Пальцы Марии замерли на салфетке. Внутри зашевелилось что-то странное – желание проверить, испытать. Она даже не осознавала, зачем делает это, но уже повернулась к раковине и набрала в руку губку.

— Елизавета, — её голос прозвучал мягко, даже слегка устало, но в нём было что-то намеренно подчёркнутое. — Кажется, ты что-то упустила.

Она указала на каплю.

Елизавета как раз протирала варочную панель. Услышав голос Марии, она подняла голову, затем перевела взгляд на стол. Несколько секунд ничего не происходило. Затем девушка сделала шаг вперёд и наклонилась ближе.

— О, — произнесла она спокойно, — правда.

Мария ждала реакции. Ожидала привычного – оправданий, лёгкого извинения, возможно, даже попытки объяснить.

Но ничего этого не последовало.

Елизавета просто взяла салфетку, аккуратно стерла пятно и выкинула её в мусорное ведро. Затем подняла взгляд и спокойно улыбнулась.

— Спасибо, я буду внимательнее.

И всё.

Ни смущения, ни попыток обесценить момент, ни даже тени раздражения. Лишь безупречное спокойствие. И в этом спокойствии Мария почувствовала нечто неуловимое, но отчётливое – странное, неприятное чувство, от которого захотелось отступить назад.

В этот момент в кухню вошёл Александр. Он потянулся, скрестил руки на груди и, увидев жену и домработницу, с лёгкой усмешкой спросил:

— Что-то случилось?

— Мария просто напомнила мне о капле чая, которую я пропустила, — ровным голосом ответила Елизавета.

Мария бросила на неё взгляд. Что-то в тоне этой девушки звучало иначе. Не было в нём ни покорности, ни желания угодить, ни обиды. Только контроль.

Александр посмотрел на стол, потом на жену и слегка хмыкнул:

— Мария, ну ты серьёзно? Это просто капля чая.

Внутри у Марии будто что-то надломилось. Она медленно поставила губку обратно, разжала пальцы, стараясь не показать, как крепко их сжала.

— Просто хотела убедиться, что у нас всё остаётся в порядке, — сказала она спокойно, но внутри всё кипело.

Александр усмехнулся, а Елизавета снова взглянула на неё с той самой лёгкой улыбкой. И Мария поняла, что проиграла и этот маленький раунд.

И это было только начало.

Дом погрузился в глубокую ночную тишину. Часы в коридоре показывали ровно 00:00, когда Мария открыла глаза. Сон был беспокойным, обрывистым, будто её что-то тревожило даже в бессознательном состоянии. Она лежала неподвижно, прислушиваясь к мягкому шороху ветра за окном и редкому потрескиванию деревянных половиц. Внутри всё сжималось от какого-то неясного чувства тревоги. В горле ощущалась сухость, и, не желая больше бороться с этим странным состоянием, она осторожно встала с кровати. Александр спал рядом, его дыхание было ровным и глубоким. Он всегда спал крепко, в отличие от неё.

Мария тихо накинула лёгкий халат и босиком вышла в коридор. Спускаясь вниз, она старалась ступать как можно тише, но каждый шаг отдавался лёгким эхом в ночной тишине. На кухне не горел свет, но лунный свет, пробивавшийся через панорамные окна, создавал серебристые тени на полу.

Она уже собиралась открыть холодильник, когда что-то заставило её остановиться. Чуть дальше, в гостиной, в глубине мягкой полутьмы, виднелся силуэт.

Мария замерла, ощущая, как по спине пробежал холодок. Сидящая фигура, практически неподвижная, смотрела в окно. Лунный свет очерчивал её изящные линии – длинные волосы, плавно ниспадающие на плечи, тёмный силуэт одежды, напряжённый, но при этом расслабленный.

Елизавета.

Мария сглотнула, её пальцы сжались на краю кухонной стойки. Девушка сидела в кресле, отвернувшись в сторону улицы, и казалось, что она вовсе не двигается. Не делала ничего странного, просто сидела и смотрела в ночную темноту за стеклом.

Но почему это выглядело так… зловеще?

Мария уже хотела уйти, но тут Елизавета медленно повернула голову. Очень медленно. И их взгляды встретились.

Мария почувствовала, как сердце сжалось в груди. В тот момент, когда Елизавета посмотрела на неё, Мария вдруг поняла, что впервые видит её настоящую. Не ту милую, вежливую девушку, которая казалась идеальной помощницей, не услужливую домработницу, а что-то другое. В её глазах не было сна, не было простого вопроса «Что вы здесь делаете?» Нет. Там было осознание.

Она знала, что Мария стоит здесь. Она знала, что та её увидит. Она хотела, чтобы её увидели. Мария почувствовала, как холод проскользил вдоль позвоночника.

А затем всё исчезло.

Выражение лица Елизаветы стало мягким, почти безмятежным, как будто секунду назад ничего не происходило. Она слегка наклонила голову и произнесла тихо, с вежливой ленивой ноткой:

— Доброй ночи.

Мария не ответила. Она просто развернулась и быстро ушла в спальню. Теперь она точно знала – в их доме появилось нечто чуждое.

Глава 9. Невидимая угроза.

Лето пролетело, словно один длинный, размытый день, наполненный солнцем, детским смехом и рутинными заботами. Незаметно настал сентябрь, принеся с собой лёгкий холод в утреннем воздухе и привычные изменения в ритме жизни. В доме всё текло своим чередом, но Мария чувствовала, что теперь этот черёд принадлежит не только ей.

Александр с головой погрузился в новый сезон. Его дни проходили в напряжённых тренировках, сборах и подготовке к матчам. Он уезжал рано, возвращался поздно, уставший, но довольный, вечно увлечённый своими спортивными планами. В редкие вечера, когда он всё-таки был дома, разговоры крутились вокруг его команды, расписания игр, стратегии на предстоящие матчи.

Дима тоже покинул дом, улетев обратно в Ладожск. Он уверял, что после девятого класса, как только сдаст экзамены, переедет к маме насовсем. Мария помнила, как они стояли в аэропорту, как он неловко приобнял её перед отлётом, обещая, что это ненадолго. Тогда ей показалось, что в его взгляде мелькнуло что-то необычное, неуловимое. Она знала, что он уже не ребёнок, но вдруг осознала, что его интерес к Елизавете был совсем не детским. Может, к лучшему, что он уехал.

Дом будто бы вошёл в идеальный ритм. Казалось бы, Мария должна радоваться: с появлением Елизаветы многие заботы ушли. Она больше не вскакивала по утрам, чтобы приготовить завтрак – на кухне её уже ждал ароматный кофе и свежие булочки, заботливо подогретые перед приходом. После долгих дней с детьми ей не нужно было убирать игрушки, раскладывать вещи по местам или подгонять близняшек с уборкой в их комнате – к вечеру дом всегда был в идеальном порядке. Всё выглядело безупречно.

Но чем больше дней проходило, тем сильнее Мария ощущала дискомфорт.

Девочки теперь буквально не отходили от Елизаветы. Марина, всегда тянувшаяся к матери, теперь с лёгкостью засыпала у неё на руках. Дарья, которая обычно не подпускала к себе чужих, вдруг стала терпимее, больше не смотрела на неё с подозрением. Но больше всех отличилась Полина. Она просто обожала Елизавету – звала её только по имени, делилась секретами, постоянно искала её взгляда, её одобрения. Она словно нашла в ней нечто, что раньше видела только в Марии. И это было невыносимо.

Но хуже всего было то, как Александр относился к ней. Он регулярно хвалил её за работу, за заботу, за внимание к детям. Всякий раз, когда Мария пыталась намекнуть, что ей что-то не нравится, он только отмахивался:

— Маша, да ты погляди, как нам с ней повезло. Где ещё ты найдёшь такую помощницу? — говорил он с улыбкой, совершенно искренне.

Она не знала, что на это ответить. Разве можно возразить, когда всё действительно слишком идеально?

Всё настолько правильно, что выглядело неправильно.

Время шло, и Мария всё чаще ловила себя на ощущении, что Елизавета буквально вплетается в ткань их жизни. Она была везде, во всём. Незаметная, ненавязчивая, но неизменно присутствующая. Мария пыталась внушить себе, что ей это только на руку. Что помощь по дому – это именно то, о чём она мечтала. Что с появлением Елизаветы у неё стало больше времени на себя, на Александра, на детей. Но правда была в том, что она теряла их.

Полина теперь обсуждала с Елизаветой всё. Делилась с ней мыслями, которые раньше доверяла только Марии. Близняшки всё чаще просили именно её заплести им косички или почитать перед сном. Если Мария вдруг говорила, что занята, девочки сразу бежали к Елизавете, не раздумывая. Раньше они ждали её, тянулись к ней. Теперь они привыкли, что всегда есть другая, более доступная, более терпеливая, более мягкая.

И хуже всего было то, как Александр восхищался ею.

Всё начиналось с мелочей. Замечаний, на которые Мария сперва не обращала внимания – «Как здорово, что Елизавета умеет так ловко управляться с детьми» или «Ты бы видела, как они её любят!» А затем похвалы стали громче, настойчивее – «Как мы вообще раньше без неё справлялись?»

Мария чувствовала, как внутри неё медленно, но уверенно растёт раздражение. Каждый раз, когда Александр хвалил Елизавету, она ощущала это как укол. Она понимала, что должна радоваться, ведь это действительно удобство. Она даже пыталась убедить себя, что Елизавета всего лишь помощница, что ей не о чем волноваться. Но каждая новая похвала звучала, как приговор.

В какой-то момент она заметила, что в разговорах мужа она теперь звучала реже, чем Елизавета. Александр мог провести с ней весь вечер, обсуждая свои тренировки, делясь планами. Но стоило в разговоре мелькнуть имени домработницы, как его тон менялся. Он хвалил её даже за самые обыденные вещи, даже за то, что было частью её обязанностей.

Ревность Марии начала расти в геометрической прогрессии. Она ненавидела себя за это. Ей было стыдно даже думать об этом, но внутри всё кипело. Как можно ревновать к домработнице? Как можно чувствовать себя лишней в своём же доме? Но реальность была такова, что она не могла отделаться от мысли, что именно Елизавета теперь хозяйка их семейной жизни.

Однажды, за ужином, Александр снова невзначай бросил:

— Знаешь, Маша, я в который раз думаю, как нам повезло с Елизаветой. Она просто находка.

И тогда Мария не выдержала. Слова сами сорвались с её губ:

— Ты её слишком много хвалишь.

В столовой воцарилась короткая, но глухая пауза. Александр замер с вилкой в руке, изумлённо посмотрел на неё. Полина, близняшки – все притихли, как будто почувствовав что-то важное в этом моменте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Маша, ты серьёзно? — Александр даже усмехнулся, словно услышав что-то совершенно нелепое. — Она просто делает свою работу.

Мария сжала губы. Внутри всё кричало, но она не могла сказать ни слова. Ведь он был прав. Елизавета действительно делала свою работу.

Но почему тогда Мария ощущала себя здесь лишней?

Она поднялась из-за стола, чувствуя, как её трясёт от гнева. Но на кого она злилась больше – на Елизавету или на себя за то, что позволила себе сорваться? Она ушла в спальню, закрыла за собой дверь и долго сидела в темноте, пока её злость не начала превращаться в тихое, тягучее беспокойство.

С этого момента всё стало только хуже.

Мария даже не сразу поняла, когда это началось. Сначала это были незначительные фразы, брошенные невзначай – мягкие, дружелюбные, почти заботливые. Слова, которые должны были звучать безобидно, но цеплялись за сознание.

«Ой, Мария вас так рано заставляет вставать… Вы так много работаете, Александр!» — говорила Елизавета с лёгкой улыбкой, подавая ему чашку утреннего кофе.

«Вы такой добрый, Александр… А Мария, наверное, устаёт с тремя детьми. Неудивительно, что иногда бывает резкой» — задумчиво бросала она, аккуратно складывая салфетки.

«Ох, наверное, Мария просто переживает… Это так сложно – быть матерью троих детей» — произносила она тихо, когда Александр начинал раздражаться на жену.

Мария слышала это. И каждый раз её будто пробирало холодом.

В словах Елизаветы не было открытой агрессии, не было ничего, за что можно было бы зацепиться. Всё выглядело так, будто она просто беспокоится за их семью. Но с каждым разом эти фразы оставались в голове Марии всё дольше.

Александр сначала не придавал этому значения. Он отмахивался, усмехался, но… со временем что-то изменилось.

Мария раздражалась? Он вздыхал.

Она делала замечание? Он закатывал глаза.

Она говорила что-то в резком тоне? Он теперь воспринимал это как норму.

Мария видела, как Александр начинает воспринимать её иначе. Как в его глазах появляется усталость, когда она заводится. Как он всё чаще ловит себя на мысли, что она «слишком нервная».

Теперь она не просто ревновала. Она понимала, что теряет контроль. Но самое страшное было в том, что она не могла ничего доказать.

Глава 10. В зеркале.

На улице заметно похолодало. Дни становились короче, небо чаще затягивалось тяжёлыми серыми облаками, а утренний воздух теперь был пропитан сыростью. В саду уже начинали опадать первые листья, оставляя на земле золотистые пятна. Осень постепенно вступала в свои права, незаметно переходя в новый месяц. Начало октября принесло с собой прохладные вечера и первые дожди.

Мария лежала в кровати, глядя в потолок. Она не могла уснуть, ворочалась, перебирая в голове события последних недель. Всё стало каким-то чужим. Дом, который раньше был наполнен её голосом, её заботой, теперь жил по другому ритму. Она чувствовала, что теряет контроль. Елизавета будто незаметно, но уверенно вплелась в их жизнь, заполнив собой всё свободное пространство. В глазах Александра Мария уже не выглядела хозяйкой дома, больше походила на раздражённую, капризную женщину, которая цепляется к мелочам.

Она вспоминала его слова за ужином. Как он защищал Елизавету, как усмехнулся, услышав её возражение. Тогда она не смогла сказать ничего в ответ, но теперь, в тишине ночи, её сердце сжималось от гнева и беспомощности. Она не могла позволить этому продолжаться. Нужно было что-то делать.

На следующее утро Мария намеренно проснулась раньше обычного. Накинув тёплый халат, спустилась вниз, чтобы первой оказаться на кухне. В доме было тихо, только за окном уже начинали просыпаться птицы. Она поставила чайник, решив, что сегодня завтрак приготовит сама. Но стоило ей открыть холодильник, как в проёме двери появилась Елизавета.

— Ой, Мария, вы уже здесь? Я как раз собиралась сделать завтрак.

Мария обернулась, стараясь не показать своего раздражения. Она сделала вид, что не услышала её, продолжая доставать продукты.

— Сегодня я приготовлю сама, — наконец сказала она, доставая яйца и молоко.

Елизавета замялась на секунду, а потом легко улыбнулась.

— Конечно, как скажете. Если понадобится помощь, просто позовите.

Она ушла, но Мария чувствовала на себе её взгляд. Её голос был мягким, дружелюбным, но в этих словах было что-то, что заставляло Марии скрежетать зубами. Она понимала, что Елизавета подчёркивает свою покорность. Что заставляет её выглядеть той, кто беспричинно раздражается.

Весь день Мария пыталась вести себя так, как будто ничего не произошло. Она наблюдала за Елизаветой, ловила моменты, когда та разговаривала с Александром, с детьми. Всё выглядело идеально. Елизавета не делала ничего подозрительного, не перегибала палку, не показывала даже намёка на фамильярность. Но это и было самым пугающим. Она вела себя слишком безупречно.

За ужином Мария специально выбрала момент, когда дети уже отошли от стола, и бросила Александру:

— Мне не нравится Елизавета.

Александр поднял на неё взгляд, непонимающе нахмурился.

— Ты снова за своё? Маша, что с тобой? Она просто делает свою работу.

— Её слишком много в нашем доме. Ты этого не видишь?

— Нет, не вижу, — ответил он резко. — Вижу только, что ты стала нервной и агрессивной. Она тебе чем-то нагрубила? Сделала что-то не так?

Мария хотела сказать, что сделала. Что Елизавета просто медленно, но верно вытесняет её из семьи. Медленно отбирает мужа. Отбирает детей. Но как это объяснить? Как сказать то, что нельзя выразить словами? Как доказать то, что чувствуется лишь кожей, дыханием, сердцем?

Она замолчала. Александр лишь тяжело вздохнул и вернулся к еде.

День выдался странным. Мария не могла объяснить, что именно её тревожило, но внутри уже давно зрело ощущение, что что-то происходит, но она пока не может это увидеть.

На следующий день она старалась не показывать, что внутри всё кипит. Вела себя, как обычно, но с каждым часом чувствовала, что что-то надвигается.

И вот вечером Елизавета отпросилась в театр.

Надо ли было радоваться?

Один вечер без её идеального присутствия. Без её мягкой улыбки. Без её безупречного поведения, от которого Мария начинала задыхаться в собственном доме. Но вместо облегчения внутри только росло тревожное предчувствие.

После ужина Мария сидела в гостиной с книгой, пытаясь отвлечься, но мысли её не отпускали. Александр был рядом, расслабленно пролистывал новости в телефоне, отвечал на сообщения, время от времени кивая в ответ на её рассеянные реплики. Всё выглядело обычно.

Но затем экран его телефона мигнул, и Мария заметила знакомое имя. «Елизавета».

Она замерла.

Сообщение появилось всего на секунду, прежде чем экран погас, но этого было достаточно. В груди у неё будто что-то сжалось. Елизавета.

Почему она писала Александру? О чём? В какой ситуации? Она ведь жила здесь, работала здесь, её присутствие было частью их ежедневной жизни. Если ей что-то нужно – она могла бы сказать лично. Зачем писать?

Мария почувствовала, как её бросает в жар. Она попыталась сказать себе, что это может быть что-то совершенно невинное. Может, она просто спросила что-то по хозяйству? Может, сказала, что театр закончился, и она обратно выехала к ним?

Но внутри всё сопротивлялось этой логике. Елизавета была не из тех, кто просто так нарушает границы. Если она что-то делает, значит, у неё есть на это причина.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мария медленно перевела взгляд на Александра. Он даже не обратил внимания на её реакцию. Просто разблокировал телефон, прочитал сообщение и… ничего. Никаких эмоций, ни удивления, ни раздражения. Его лицо оставалось ровным, будто это было что-то совершенно привычное. Затем он коротко ответил и убрал телефон на стол.

Мария хотела спросить. Ей даже не нужно было придумывать предлог, она могла просто спокойно уточнить: «Что пишет Елизавета?». Но вместо этого она молчала, чувствуя, как внутри закипает злость.

Она уже знала его реакцию. Он снова скажет, что она придирается. Что ей кажется. Что она просто ревнует.

И действительно, спустя мгновение, Александр спокойно сказал:

— Елизавета сегодня не вернётся, она будет ночевать у подруги.

Мария медленно подняла на него взгляд. Он сказал это так буднично, будто в этом не было ничего странного. Но внутри неё всё снова зашевелилось. Почему она пишет ему, а не ей?

Ночь выдалась холодной и беспокойной. Мария долго лежала в темноте, прислушиваясь к размеренному дыханию Александра. Он спал спокойно, расслабленно, будто не чувствовал ничего из того, что разрывало её изнутри.

Она осторожно выбралась из постели, накинула халат и босиком направилась в ванную. Щёлкнул выключатель, ослепительно-белый свет ударил в глаза, отражаясь в зеркале. Мария подняла взгляд и застыла.

Она смотрела на себя, но не узнавала ту женщину, что смотрела на неё в ответ. В тёплом освещении её кожа выглядела усталой, взгляд потемнел, под глазами залегли тени. Она уже не та, какой была раньше. Время, которого она так боялась, уже начало забирать её красоту, её молодость, её уверенность.

И тут же перед глазами всплыл другой образ. Елизавета. Лиза.

Гладкая, ровная кожа, упругая фигура, лёгкие движения, отточенные грацией юности. У неё ещё нет тех мелких морщин, которые уже начинали проступать в уголках глаз Марии. Нет усталости, нет следов бессонных ночей. Только молодость. Только красота. Только возможность.

Мария сглотнула, сделала шаг ближе, прищурилась, изучая своё отражение. А что, если он выберет её?

Что, если в один день он просто посмотрит на неё и поймёт, что ему уже не нужна жена, которая стареет? Что рядом с ним есть женщина моложе, идеальнее, безупречнее? Женщина, которая восхищается им, которая заботится о нём, делает его жизнь проще. Которая умеет всё.

Мария провела ладонями по лицу, по скулам, по подбородку. Она ещё красива, она ещё может удержать его. Но хватит ли этого?

Она тяжело выдохнула и уткнулась ладонями в раковину. А если всё это просто ревность?

Может, Елизавета действительно ни в чём не виновата? Может, она просто добрая девушка, которая хочет помогать? Может, она не хочет забрать Александра? Может, ей даже в голову не приходило что-то подобное?

Мария задумалась: А если бы на месте Елизаветы была другая женщина, её возраста? Чувствовала бы она это же? Испытывала бы такую ревность?

Вряд ли.

Глава 11. На грани эмоциональной измены.

Октябрь подходил к концу. Дни становились всё короче, ветер становился пронизывающим, а по утрам на стекле оставался тонкий слой инея. В воздухе уже витал запах поздней осени – прелых листьев, влажной земли и приближающегося холода.

После той ночи, когда Мария смотрела на себя в зеркале, что-то в ней изменилось. Она больше не хотела чувствовать эту грызущую ревность, не хотела разъедать себя изнутри. Она пыталась убедить себя, что Елизавета – хорошая девушка, что та не имеет злых намерений, что всё её поведение – просто естественная забота и усердие.

Мария убивала в себе ревность.

И, кажется, зря.

Один из вечеров выдался особенно загруженным. Мария отправилась в один из университетов города – провести мастер-класс, рекламировать свою онлайн-школу. Это была важная часть её работы, способ расширить аудиторию и продвинуть своё дело. Она уехала днём, зная, что вернётся поздно ночью, когда дети уже будут спать.

Дома остались только Александр и Елизавета с детьми.

Весь день прошёл спокойно. Девочки вели себя хорошо, Александр вернулся с тренировки уставший, но удовлетворённый. После ужина он устроился в гостиной, взял бутылку воды, расслабленно раскинулся на диване и включил телевизор.

Елизавета убирала на кухне. Он слышал, как она аккуратно ставит тарелки, как тихо шуршит губкой, как закрывает дверцу посудомоечной машины. Она всегда делала всё легко, без суеты, словно в этом доме жила не первый год.

Через пару минут она вышла в гостиную, вытирая руки полотенцем.

— Устали? — мягко спросила она.

Александр усмехнулся, прикрыл глаза.

— Немного. Тренировка была тяжёлая. Сезон идёт в полную силу, нагрузка растёт.

— Это чувствуется, — заметила Елизавета. — Вы выглядите… уставшим. Даже, наверное, не только физически.

Александр открыл глаза, взглянул на неё. Он не ожидал этого комментария, но не нашёл в нём ничего странного. Он действительно чувствовал усталость не только в теле, но и где-то глубже, внутри.

— Да нет, всё нормально, — пожал он плечами. — Просто конец месяца. Матчей много, календарь плотный.

Елизавета чуть наклонила голову, прислушиваясь. Она не торопилась уходить, не торопилась продолжать разговор, но её присутствие не казалось навязчивым.

— Наверное, Мария тоже сильно устаёт, — задумчиво сказала она. — Работа, дети, столько всего. Как у неё дела?

Александр на секунду замолчал. Потом вздохнул.

— Да вроде нормально. У неё тоже график плотный.

— Вы редко бываете дома одновременно. У вас вообще остаётся время друг на друга?

Этот вопрос застал его врасплох. Он не задумывался об этом, но теперь, когда вопрос прозвучал, ему пришлось дать себе ответ.

— Ну… — он немного пожал плечами. — Конечно, бывает. Просто сейчас период такой, сложный. Потом станет легче.

Елизавета кивнула, но в её глазах мелькнуло что-то, что заставило Александра посмотреть на неё внимательнее.

— Что? — спросил он, чуть нахмурившись.

Она замялась, будто не знала, стоит ли говорить то, что думала. Потом улыбнулась, но эта улыбка вышла чуть грустной.

— Просто… знаете, я иногда думаю, что людям трудно видеть, как их близкие устают. И ещё труднее – не чувствовать себя виноватыми за это.

Александр снова замолчал. В его голове неожиданно всплыло выражение лица Марии, когда она говорила, что Елизавета ей не нравится. Этот взгляд – напряжённый, почти отчаянный. Он тогда не придал этому значения, но теперь…

— Вы хороший человек, Александр, — продолжила Елизавета, чуть мягче. — Думаю, Марии с вами очень повезло.

Он усмехнулся, провёл рукой по лицу.

— Наверное. Хотя иногда мне кажется, что она так не считает.

— Ну, вы знаете Марию лучше меня, конечно… Но мне кажется, она просто переживает. Работа, дети, стресс. Не на всех это влияет одинаково.

Елизавета сказала это так естественно, так просто, что Александр даже не заметил, как её слова начали оседать в его голове.

Он не думал об этом раньше. Не задумывался, почему Мария в последнее время была раздражённой. Он привык списывать это на её характер, на перфекционизм, на сложный график. Но теперь, когда кто-то со стороны это проговорил…

Он вздохнул, откинувшись на спинку дивана.

— Может быть.

В комнате воцарилась короткая пауза. Елизавета молчала, словно давая Александру время переварить её слова. Он смотрел в одну точку, машинально водя пальцем по ободку бутылки с водой.

Она чуть наклонила голову, наблюдая за ним. В этот момент она поняла, что сейчас – именно тот момент, когда можно сделать шаг ближе. Не слишком резкий, не слишком очевидный, но важный.

— Знаете, я, наверное, не очень понимаю, что значит жить в семье, где всё хорошо, — произнесла она тихо. Голос звучал мягко, задумчиво, без намёка на жалость к себе. Просто факт. Просто правда.

Александр слегка повернул голову в её сторону, заинтересованно прищурился. Он не ожидал, что разговор свернёт в эту сторону.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Почему так говоришь?

Елизавета опустила взгляд, будто раздумывая, стоит ли продолжать. Потом чуть улыбнулась, но в этой улыбке не было радости.

— Мои родители всё время ссорились. Сколько себя помню, в доме постоянно были конфликты. То из-за денег, то из-за каких-то обид, то просто потому, что кто-то не так посмотрел или не так сказал. Иногда мне казалось, что тишина была самой редкой вещью в доме.

Александр нахмурился. Он не знал этого о ней. Хотя, если подумать, он вообще не знал ничего о её прошлом. Она просто появилась в их жизни, выполняла свою работу безупречно, не жаловалась, не рассказывала о себе. И вдруг – вот оно, что-то настоящее.

— Это, наверное, тяжело, — сказал он, не зная, как иначе отреагировать.

Елизавета чуть пожала плечами.

— Привыкаешь. Но иногда… Иногда просто хочется чего-то другого. Видеть людей, которые заботятся друг о друге, которым важно быть вместе. Не просто потому, что так надо, а потому что они действительно хотят этого.

Она подняла на него взгляд, и в этих глазах было что-то тёплое, что-то искреннее.

— Именно поэтому я всегда ценю людей, которые умеют заботиться о семье. Это, правда, редкость.

Она говорила спокойно, но эти слова заставили Александра сжать губы. Он не мог сказать, что в их семье всё идеально. Не мог сказать, что Мария всегда проявляет заботу так, как ему хотелось бы. Были моменты, когда он чувствовал, что он уходил на второй план.

Но Елизавета… Она сказала это так просто, так беззаветно, что он вдруг почувствовал к ней что-то вроде симпатии. Не как к домработнице. А как к человеку, который понимает.

— Мария тоже заботится, — пробормотал он, будто пытаясь убедить себя.

Елизавета кивнула.

— Конечно. Но забота бывает разной.

Она не сказала больше ничего, но и не нужно было. Её слова уже осели в его сознании, оставили лёгкий след. Тонкий, почти незаметный, но уже не стираемый.

Александр вдруг почувствовал странное ощущение в груди. Он не мог его объяснить. Но в этот момент Елизавета перестала быть просто частью быта. Она стала чем-то большим. Тем, кто слушает. Тем, кто понимает.

Ночь окутала дом мягкой тишиной. Лёгкий шум ветра за окном и мерное дыхание Марии рядом создавали иллюзию покоя. Александр лежал на спине, глядя в потолок, но сна не было ни в одном его движении. Мысли плавали, скользили, возвращались к разговору, который он вёл несколько часов назад.

Лиза… Нет, Елизавета. Она говорила так просто, так легко, будто бы понимала его с полуслова. Она не пыталась спорить, не старалась доказывать что-то своё. Она просто слушала. Когда в последний раз Мария слушала его так?

Он медленно повернул голову в сторону жены. В слабом свете ночника её лицо казалось расслабленным, умиротворённым. Она спала крепко, будто и не существовало всех тех тревог, что разъедали его изнутри. Когда-то он мог смотреть на неё часами, вдыхать её аромат, чувствовать бесконечную привязанность. Но сейчас… он чувствовал пустоту.

В последние месяцы всё изменилось. Она раздражалась всё чаще, её слова становились резкими. Она будто поставила между ними стену, за которую не пускала его. Почему?

Ему хотелось сказать ей что-то. О том, что ему тяжело, о том, что он устал не только физически, но и морально. О том, что он чувствует, что их связь ослабевает. Но… он не знал, как это донести Марии.

Александр сжал губы. Он не хотел думать об этом. Не хотел сравнивать её с Елизаветой. Но эти мысли, эти ощущения уже осели в его сознании.

Он снова посмотрел на Марию. Она была так близко, но казалась такой далёкой… Что, если Елизавета понимает его лучше, чем Мария?

Он закрыл глаза. Хотел забыться сном, но знал – этот вопрос теперь останется с ним.

Глава 12. Холодная близость.

Прошло несколько недель после того разговора Александра с Елизаветой.

Практически наступила зима. Листья, ещё недавно зелёные и плотные, теперь лежали на земле редкими островками, их жёлтый цвет тускнел под налетевшим холодным ветром. Утренний воздух стал резким, а первые заморозки укрывали землю тонкой коркой льда. Мария заметила, как изменилась погода, но больше её тревожили другие перемены – не в природе, а в их доме.

Что-то было не так.

Александр вёл себя иначе. Он больше не искал её взгляда, не пытался шутить, не спорил, как раньше. Если раньше они могли затеять оживлённую дискуссию, обсуждая что-то незначительное – фильм, книгу, бытовую мелочь, – теперь он просто соглашался или вовсе оставлял её слова без ответа. Мария пыталась убедить себя, что он просто устал, что это лишь временное затишье, что напряжённый график тренировок и игр даёт о себе знать.

Но тревога внутри не уходила. Она чувствовала, что что-то изменилось. Он словно был рядом, но в то же время не был с ней. Его присутствие стало механическим, каким-то отстранённым. Он делал всё как прежде – приходил домой, ужинал с ними, укладывал детей спать, смотрел вечером телевизор. Но Мария знала – он делал это по привычке, а не потому, что хотел. Он словно существовал в их доме, но больше не жил в нём.

Однажды утром, проснувшись первой, Мария осталась лежать в постели, наблюдая за ним. Он медленно одевался, глядя в окно, а не на неё. Обычно, если он замечал, что она уже проснулась, то обязательно что-то говорил – шутил, касался её плеча, улыбался. Сейчас же он просто натянул футболку, пригладил волосы, бросил взгляд на часы и вышел, даже не посмотрев в её сторону.

Мария сжала губы.

Что с ним?

Она не могла спросить. Не могла начать разговор с обвинений или резких вопросов. Она знала, что если прямо спросит «Ты избегаешь меня?», он скажет, что ей кажется. Что она накручивает себя.

А вдруг так и есть?

Она боялась признать, что чувствует себя ненужной. Мария решила попробовать иначе. Если что-то изменилось, значит, надо просто снова сделать их дом уютным для него.

На следующий день она проснулась раньше, чем обычно, и приготовила его любимый завтрак – сырники с ванильным соусом и мёдом. Когда Александр вышел из спальни, его встретил запах свежесваренного кофе и тёплого теста.

— У тебя сегодня выходной, да? — спросила она, улыбаясь, когда он сел за стол.

— Угу, — коротко ответил он, не отрывая взгляда от телефона.

Мария почувствовала, как внутри всё сжалось. Раньше он бы пошутил, притянул бы её к себе, попросил «накормить его с ложечки» или сделал бы что-то ещё, что показало бы его интерес. Сейчас же он просто ел – без эмоций и вовлечённости.

— Может, сходим вечером куда-нибудь? — осторожно предложила она.

Александр поднял на неё взгляд, но Мария не смогла понять, что он думает. Его лицо оставалось нейтральным.

— Посмотрим, — сказал он и снова отвёл взгляд.

Мария почувствовала, как тревога снова окутывает её. Когда он стал таким? Когда перестал быть тем мужчиной, который обнимал её даже просто так, без причины?

Она старалась не показывать эмоций, но внутри всё кипело. Она чувствовала, как что-то рушится, а она не может это остановить.

Но хуже всего было ночью.

Раньше Александр всегда проявлял инициативу в постели. Это не всегда было бурно и страстно, но она чувствовала, что он хочет её, любит её, жаждет её. Теперь же он либо вообще не делал первого шага, либо делал всё механически, без той огненной искры, которая всегда была между ними.

Мария чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Она ощущала его отчуждённость даже в момент близости. Он был рядом, но не с ней. Он делал всё правильно, но он не был тем же Александром, которого она знала.

Однажды, когда они уже легли, Мария осторожно спросила:

— Ты устаёшь на тренировках?

Александр повернул голову к ней. В его взгляде читалась усталость – не злость, не раздражение, а какое-то тихое, выцветшее равнодушие.

— Да, немного.

— Что-то случилось?

— Нет, всё нормально, — ответил он быстро. Слишком быстро.

— Ты не замечаешь, что наша жизнь изменилась? — её голос был тихим, но твёрдым.

В слабом свете ночника его лицо оставалось бесстрастным.

— В чём именно? — спросил он.

Мария на секунду задумалась, подбирая слова. Как объяснить то, что разъедает её изнутри? Как сформулировать это так, чтобы он понял?

— Во всём, — наконец сказала она. — Мы перестали разговаривать, ты стал другим… Я чувствую, что теряю тебя.

Александр чуть нахмурился, но не возразил. Это было похоже на молчаливое признание. Мария нервно сжала пальцы на простыне.

— Раньше, когда ты ложился рядом, ты всегда… — она запнулась, подбирая слова. — Всегда тянулся ко мне, не мог удержаться. А я… — она тяжело вздохнула. — Я всегда отодвигала тебя, боялась, что дети услышат…

Александр продолжал молча смотреть на неё. В его глазах не было раздражения, но и близости, той самой, прежней, тоже не было. Она вдруг поняла, что за все годы брака он впервые не пытается убедить её в обратном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тебе не хватает интимной близости? — спросил он, наконец.

Мария открыла рот, но не знала, что ответить. Этот вопрос прозвучал слишком просто, почти цинично. Как будто всё свелось только к этому.

Но в этот момент он придвинулся ближе, не дожидаясь ответа.

— Ну давай, — тихо произнёс он.

Не теряя времени, Александр быстро стянул с себя трусы и уверенным, почти отрешённым движением снял с неё пижаму. Ткань мягко зашелестела, скользнув по коже, а сердце Марии забилось быстрее. В её груди нарастало напряжение от осознания, что это уже не та близость, к которой она привыкла.

Мария лежала обнажённая перед ним, её тело было всё ещё безупречно прекрасным, словно не тронутым временем. Бархатистая кожа светилась в приглушённом свете ночника, изгибы её фигуры казались совершенными, грудь – округлая, упругая, с розовыми сосками, которые обычно мгновенно возбуждали его. Но в этот раз Александр даже не прикоснулся к ней так, как делал раньше. Он не стал ласкать её грудь, не обвёл языком напряжённые соски, не провёл ладонями по её изгибам, наслаждаясь каждым сантиметром.

Вместо этого он уверенно раздвинул её ноги и резко, без всяких прелюдий, вошёл в неё. Мария вздрогнула, почувствовав, как он наполнил её. Было почти больно – не физически, а морально. Что-то было не так, и это ощущение ранило её глубже любой физической боли.

Она смотрела на его лицо, пытаясь понять, что происходит внутри него. Александр двигался ритмично, почти механически. Да, он любил её, это было ясно. Но это была уже другая любовь – не та страстная, неутолимая, что охватила их летом. Тогда он сходил с ума по ней, заставляя её стонать так громко, что она боялась, что её все услышат. Тогда он доводил её до такого состояния, что она лежала вся покрытая его спермой, чувствуя себя желанной и любимой как никогда.

Но сейчас всё казалось по-другому. Он перевернул её на живот, приподнял её бёдра и вошёл в неё сзади. Она сжала пальцами простыню, пытаясь заглушить растущую в душе пустоту. Это было не грубо, не резко, он даже не причинял ей боли, наоборот, был осторожен, почти нежен. Но в этой осторожности и нежности не было страсти, не было безумия. Всё было спокойно, контролируемо и чуждо.

Затем он снова перевернул её на спину, чуть приподняв её ноги, и продолжил двигаться, не отрывая взгляда от её лица, но глаза его были другими – спокойными, почти равнодушными.

Через несколько минут его тело напряглось, он вышел из неё и кончил на её живот, а тёплая струя спермы растеклась по её коже. Александр молча потянулся за салфеткой, мягко вытер её живот, не глядя ей в глаза.

Затем он наклонился, поцеловал её в щёку и тихо сказал:

— Спокойной ночи.

Он отвернулся и лёг на бок, а Мария осталась лежать неподвижно, чувствуя, как её сердце замирает от внезапного осознания.

Что-то важное и драгоценное между ними было потеряно.

Мария проснулась рано, ещё до рассвета. В комнате было темно, только слабый свет от ночника отбрасывал мягкие тени на стены. Она лежала на спине, глядя в потолок, чувствуя пустоту внутри. Александр спал рядом, его дыхание было ровным, спокойным.

Прошлая ночь оставила странный осадок. Это был не тот секс, что раньше, не та близость. Всё прошло правильно, аккуратно, но без огня, без жадности, без той неистовой страсти, которая прежде захватывала их обоих. Он даже не попытался разжечь в ней желание, не дразнил, не мучил прикосновениями. Он просто выполнил действие, как будто это было чем-то необходимым, но не желанным.

Мария провела ладонью по животу, там, где ещё вчера остался его след. Но теперь её кожа казалась холодной, будто бы на ней больше не было ничего от Александра. Она повернулась на бок и посмотрела на него. Его лицо в расслабленном сне выглядело почти чужим. Когда в последний раз он смотрел на неё с восхищением? Когда последний раз он улыбался ей просто так?

Что она сделала не так?

Она не могла смириться с этим. Не могла позволить, чтобы между ними окончательно образовалась стена.

Когда они завтракали, Мария заметила, что всё было ещё хуже, чем она думала. Раньше Александр мог хоть мельком улыбнуться, похвалить её за вкусный завтрак, пошутить, но теперь он ел молча, отрешённо, словно выполняя какую-то рутинную обязанность. Он не замечал её стараний.

А потом он просто отодвинул тарелку, не доев.

— Спасибо, я наелся, — сказал он, но в его голосе не было ни капли благодарности, ни намёка на то, что ему действительно понравилось.

Мария почувствовала, как внутри всё опускается. Раньше он всегда доедал всё до последнего кусочка, даже если был сыт, потому что знал, что она старалась.

А теперь…

Она сглотнула, стараясь скрыть разочарование.

— Ты не доел, — осторожно заметила она.

— Да просто что-то не хочется, — сказал он равнодушно и встал из-за стола.

Да и его ответы в последнее время были пустыми. Без искреннего вовлечения, без эмоций. Просто привычные слова, которые нужно сказать.

Но внутри него уже происходило что-то другое. Он начал сравнивать её с Елизаветой.

Она спрашивает его о делах? Елизавета слушала его внимательнее. Она хочет поговорить? С Елизаветой разговоры были проще. Она улыбается? Но улыбка Елизаветы была ярче.

Он даже не осознавал этого, но эта мысль уже пустила корни в его сознании.

Глава 13. Граница дозволенного.

Один из вечеров холодного декабря выдался необычно тихим. В доме царило редкое спокойствие: дети уже давно спали, по комнатам рассыпалась мягкая полутьма, за окнами шёл снег. Мария уехала по делам, а Александр остался один. Он не особо любил такие вечера – в доме сразу становилось слишком просторно, слишком пусто.

Он устроился в гостиной, включил приглушённый свет и растянулся на диване, глядя на экран телевизора. Фоном шёл какой-то спортивный обзор, но его мысли были где-то далеко. Он неосознанно вспоминал разговоры с Марией, её напряжённый взгляд, утренние завтраки, который она готовила с явным желанием вернуть что-то ускользающее. Но всё, что он тогда чувствовал, – это пустота.

В какой-то момент он услышал лёгкие шаги.

— Вы не против, если я присоединюсь? — раздался мягкий голос Елизаветы. Он поднял глаза и увидел её в проёме двери.

На ней был тёплый, свободный кардиган, под которым угадывалась тонкая майка, и уютные домашние штаны. Она выглядела расслабленно, по-домашнему.

— Конечно, — кивнул он, откинувшись на спинку дивана.

Лиза прошла в комнату, не торопясь, села в кресло рядом, подогнув под себя ноги. Она держала в руках чашку с чаем, от которой поднимался слабый аромат ромашки.

— Вам когда-нибудь казалось, что в доме становится слишком тихо? — спросила она, смотря на экран телевизора, но явно имея в виду что-то другое.

Александр усмехнулся.

— В последние дни – да.

Она чуть качнула головой, будто что-то поняла, но не стала задавать лишних вопросов. Просто сидела, потягивая чай, и, кажется, действительно наслаждалась моментом.

Несколько минут они сидели в тишине. Но это была не неловкая, напряжённая тишина. Скорее, наоборот – спокойная, уютная. В ней не было напряжения, только какое-то странное, но приятное ощущение тепла. Как давно он не чувствовал этого с Марией?

— Вам нужно расслабляться, Александр, — тихо сказала она, поставив чашку на стол. — Такое ощущение, что вы не даёте себе права на покой. Всё время в напряжении.

Он чуть хмыкнул, бросив на неё короткий взгляд.

— У меня нет выбора.

— Вы правда так думаете? — Лиза повернула голову, и её карие глаза мягко заискрились в приглушённом свете. — Иногда стоит позволить себе просто… отдохнуть.

Она сдвинулась ближе – так, чтобы это не бросалось в глаза, но чтобы он почувствовал: она рядом. Ближе, чем было нужно.

В этот момент Елизавета сделала лёгкое, почти невинное движение – протянула руку и убрала с его лба непослушную прядь волос. Александр замер. Это было настолько неожиданно, настолько небрежно, что он даже не подумал отстраниться.

Она провела пальцами чуть медленнее, чем требовалось. Он почувствовал её тепло. Она смотрела на него… слишком внимательно. И он смотрел в ответ. Это длилось всего пару секунд. Но что-то уже изменилось.

Александр почувствовал, как напряжение в воздухе стало почти осязаемым. Елизавета не убирала руку сразу, её прикосновение было лёгким, невесомым, но слишком живым, слишком тёплым, чтобы остаться незамеченным. Ему следовало бы что-то сказать, отстраниться, перевести разговор в более нейтральное русло.

Но он этого не сделал.

Он медленно выдохнул, словно собираясь с мыслями, и отвёл взгляд в сторону, опираясь локтем на подлокотник дивана.

— Сейчас у меня… трудные времена, — негромко сказал он.

Лиза чуть склонила голову набок, продолжая внимательно смотреть на него. Она не перебивала, не задавала вопросов, просто давая ему возможность высказаться. И почему-то именно это заставило Александра продолжить.

— Команда… — он провёл рукой по лицу, потирая глаза, а затем снова посмотрел перед собой. — Мы играем хуже, чем когда-либо. Действующий чемпион страны, а сейчас… Девятое место из шестнадцати. Мы даже не в зоне плей-офф. Я не помню, когда мы в последний раз были так низко в таблице.

Он говорил медленно, но в его голосе чувствовалось разочарование, скрытое напряжение, которое он, возможно, и сам не до конца осознавал.

— Люди уже начали меня хейтить. Аналитики говорят, что «Александр Михеев не справляется с ролью лидера». Поклонники разочарованы. Пресса не упускает шанса ткнуть в больное место. А я не знаю, в чём причина.

Елизавета внимательно слушала. Она чуть подалась вперёд, её голос был мягким, но уверенным:

— Наверное, потому что вы слишком зациклены на результате.

Александр коротко усмехнулся, но в этой усмешке не было ни радости, ни иронии.

— Конечно, зациклен. Это моя работа. Моя жизнь. Моя ответственность.

— Но что-то изменилось? — тихо спросила она.

Александр задумался.

Да. Что-то изменилось.

— Да, — выдохнул он наконец. — В этом сезоне я чувствую, что не контролирую ситуацию. Мы работаем так же, как и раньше. Мы тренируемся. Мы разбираем ошибки. Но на паркете всё не так. Как будто исчезла искра. Как будто мы просто играет в баскетбол, а не живём им.

— Это… звучит знакомо, — тихо сказала Елизавета, чуть заметно улыбнувшись.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Александр бросил на неё быстрый взгляд, но не уловил ни тени насмешки. Она говорила серьёзно. Он вдруг поймал себя на том, что просто рад – что она рядом и слушает.

Он давно не говорил об этом с кем-то, кто не был частью баскетбольного мира. Все вокруг либо критиковали его, либо требовали от него решений. Он был лидером команды, от него ждали не жалоб, а выхода из ситуации. Но сейчас рядом сидел человек, который просто слушал.

— Знаешь… Я думаю, из-за этого страдают отношения с Марией, — сказал он после короткой паузы.

Лиза не сделала резких движений, не подала вида, но он заметил, как её пальцы чуть сильнее сжали подлокотник кресла.

— Вы из-за этого стали реже общаться?

— Я просто слишком зациклен, — признался он, наконец. — Я прихожу домой и не могу переключиться. Думаю только о том, как исправить ситуацию. Иногда даже не замечаю, когда она что-то говорит. А когда замечаю… — он усмехнулся, но теперь в этой усмешке было больше горечи. — Мы ссоримся.

Он резко замолчал, как будто осознав, что сказал слишком много.

Елизавета сделала вид, что не заметила его заминки, но её губы тронула едва заметная улыбка.

— Я думаю, это не только ваша проблема, Александр, — сказала она мягко. — Важные вещи всегда требуют внимания. Если что-то не получается, мы отдаём этому больше сил.

Она снова посмотрела на него с этой странной, но завораживающей теплотой.

— Хорошо, что ты тут, — вдруг выдохнул он.

Александр почувствовал, как внутри что-то дрогнуло. Он не должен был говорить это. Не должен был так явно показывать, что он ценит её присутствие. Но слова уже сорвались с губ, и теперь он не мог их забрать обратно.

Он отвёл взгляд, сделав вид, что ничего особенного не произошло. Но Елизавета не убирала взгляда. Её глаза были тёплыми, мягкими, и в них не было ни удивления, ни смущения. Она восприняла его слова как должное. Как будто знала, что когда-то он скажет это. Как будто ждала.

Тонкая пауза повисла в воздухе. Елизавета чуть подалась вперёд. А затем мягко, почти невесомо, поцеловала его в щёку.

Александр не отстранился. Это не был поцелуй, наполненный страстью или запретным желанием. В нём не было ничего провокационного, но в то же время он был чем-то большим, чем просто дружеский жест.

Она задержалась всего на секунду. Её губы тёплые, сухие, чуть влажные от чая, коснулись его кожи, оставив после себя лёгкое, почти неощутимое тепло. Он не знал, что должен чувствовать в этот момент.

Но неожиданно для себя он почувствовал уверенность.

Как будто этот поцелуй говорил: «Ты справишься» или «Всё будет хорошо».

Елизавета чуть отстранилась, но не убрала руку, её пальцы всё ещё лежали на подлокотнике кресла, совсем рядом с его ладонью. Она посмотрела на него так, будто видела его насквозь.

— Вам давно пора немного передохнуть, Александр, — прошептала она.

Он не ответил. Только глубоко вдохнул, выдохнул и прикрыл глаза на секунду. Внутри всё было странно спокойно. Потому что рядом с ней не нужно было ничего доказывать.

И это пугало его больше всего.

Глава 14. Неудачный ход.

Прошло несколько дней после того вечера, когда Лиза поцеловала Александра в щёку. Время шло, но странное чувство внутри Марии не исчезало. Напротив, с каждым днём оно становилось всё сильнее. Она не могла точно определить, в какой момент всё начало меняться, но знала одно – что-то пошло не так.

Она всё чаще замечала, что Александр стал по-другому разговаривать с Елизаветой. Он больше не был с ней просто вежлив. В его голосе появилась мягкость, которой раньше не было. Он слушал её иначе – внимательнее, чувствительнее, как будто ему было по-настоящему интересно, что она скажет. Иногда он хвалил её за что-то по хозяйству, иногда задерживал на ней взгляд чуть дольше, чем нужно.

Мария старалась не придавать этому значения. Сама себе повторяла, что накручивает, что ей просто кажется. Что она просто ревнует. Но сколько бы она ни пыталась себя убедить, внутреннее беспокойство не проходило.

Она начала замечать, как легко им вместе. Они понимали друг друга с полуслова, их диалоги были простыми, непринуждёнными. В них не было той официальности, с которой должен разговаривать мужчина со своей домработницей. Они были… слишком естественными.

Мария не могла этого не видеть.

Каждый раз, когда она случайно подслушивала их разговор или наблюдала за их взаимодействием со стороны, внутри у неё что-то сжималось. Она ловила моменты, когда Александр смеялся над чем-то, что сказала Елизавета. Или когда она просто что-то ему объясняла, а он кивал, даже не задумываясь. Он больше не смотрел на неё как на работницу. И это пугало.

Она пыталась бороться с собой. Говорила себе, что это нормально, что она всё придумывает. Ведь он её муж, он любит её, у них семья, дети. Но ревность никуда не уходила. Она росла. И становилась слишком ощутимой.

Особенно остро она почувствовала это в один из вечеров.

Она зашла в гостиную, собираясь просто сказать Александру что-то по делу, но остановилась в дверях. Елизавета сидела на диване, чуть повернувшись к нему, а Александр что-то рассказывал. Он был расслаблен, говорил легко, с тёплой улыбкой. Елизавета смотрела на него с интересом, слегка прищурив глаза, а потом усмехнулась, как будто он сказал что-то действительно забавное. Они сидели не слишком близко, но в их позах была та самая непринуждённость, которая казалась Марии неуместной.

Мария почувствовала, как пальцы на руке сжались. Как в груди медленно поднимается волна раздражения. Она не знала, что именно её так задело – лёгкость, с которой они общались, их взгляды или то, что Александр выглядел рядом с ней таким… живым.

Александр первым заметил её.

— Маша? — он поднял голову, чуть удивлённо моргнув, словно не ожидал её здесь. Его голос был обычным, спокойным. Но в этом и была проблема. Он даже не выглядел смущённым.

Она не знала, что сказать. Что спросить? «Почему ты слишком мил с ней»? Или: «Ты стал уделять ей больше внимания, чем мне». Она не могла сказать это вслух, потому что не имела права. Формально – ничего не происходило. Но внутри всё кипело.

Она коротко кивнула, как будто ничего не случилось, и развернулась, уходя в свою спальню. Ей нужно было время, чтобы успокоиться, чтобы справиться с этим… этим странным чувством, которое она уже не могла контролировать.

Но, уходя, она поняла одну вещь. Это не её фантазии. Это не просто ревность. Что-то действительно менялось.

Мария шагала по коридору быстрым, почти механическим шагом. Её сердце билось гулко, с силой отдаваясь в висках, пальцы всё ещё были напряжённо сжаты в кулак. Она не могла объяснить, почему именно этот момент стал последней каплей. Она и раньше замечала их разговоры, их лёгкость. И каждый раз пыталась убедить себя, что это просто работа Елизаветы, что ей кажется, что ревность – это всего лишь её собственные страхи, её неуверенность. Но сегодня что-то внутри Марии разорвало.

Мария зашла в спальню и закрыла за собой дверь. Грудь тяжело вздымалась, а сама провела ладонью по лицу. Она понимала, что не должна была ревновать. Не должна была накручивать себя.

Но ведь это не её фантазии. Это реальность.

Елизавета медленно, но верно занимает в их доме всё больше места. Не как домработница. Как женщина.

Мария села на край кровати, сцепив пальцы. Она ощущала, как внутри медленно зарождается нечто новое. Это было уже не раздражение и не ревность – это было твёрдое, холодное решение что-то изменить: «Мне нужно что-то делать». Эти слова звучали в её голове, становясь всё громче. «Я не позволю ей забрать его».

Мария никогда не считала себя женщиной, способной на скандалы, на какие-то драматические разборки. Но что-то внутри неё проснулось.

Это была война.

И она не собиралась проигрывать.

Мария глубоко вдохнула, закрывая глаза. Её тело всё ещё было напряжено, в голове шумели мысли, но решение уже было принято. Она не могла позволить себе просто сидеть и наблюдать, как в её же доме всё постепенно меняется не в её пользу.

Она медленно поднялась с кровати, ощутив, как по телу пробежала лёгкая дрожь. Руки машинально потянулись к краю джемпера. Сегодня она оделась как обычно: трикотажные брюки с кулиской на талии, мягкие, уютные, приятные к телу, и лёгкий джемпер, достаточно свободный, чтобы не сковывать движений. Но сейчас эта одежда казалась ей ненужной преградой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мария взялась за край джемпера и медленно стянула его вверх. Джемпер мягко скользнул с плеч, обнажая кожу. Она провела ладонями по предплечьям, словно стирая с себя остатки сомнений. Медленно, не торопясь, сняла его полностью, бросив на кресло. В комнате было тепло, но её пробрал лёгкий озноб.

Затем она опустила руки к поясу брюк. Развязала кулиску, позволив ткани свободно сползти вниз. Босые ноги коснулись прохладного пола, вызывая короткую волну мурашек. Оставшись в одном лишь нижнем белье, Мария провела рукой по бедру, чувствуя, как затаённое напряжение внутри неё пульсирует с новой силой.

Она не остановилась. Тонкая лямка лифчика медленно соскользнула с плеча. Затем вторая. Она расстегнула застёжку, позволив кружевной ткани упасть на пол, обнажая грудь. Последним штрихом стали трусики – она легко сбросила их вниз, оставаясь полностью нагой.

Подошла к окну.

Всё это было необдуманно, импульсивно. Но она знала, что он скоро придёт. Александр должен увидеть её в таком виде.

Минуты текли медленно. Она стояла у окна, глядя на тёмный двор, слушая, как за окном шумит ветер. В груди всё сжималось от ожидания. Было ли это отчаянным поступком? Возможно. Но у неё не было другого выхода.

Дверь в спальню открылась.

Мария не обернулась сразу, но услышала, как Александр вошёл. Несколько шагов по комнате – и он остановился. Она чувствовала его взгляд. Чувствовала, как он оценивает её силуэт в полумраке, как понимает, что именно сейчас происходит.

Она медленно повернулась. Их взгляды встретились.

Александр молчал. Его глаза задержались на её обнажённом теле, изучая его, словно заново. И в этот момент Мария почувствовала короткую вспышку триумфа. Он хочет её.

Но в следующий момент он шагнул ближе… и просто поцеловал её в щёку.

— Очень важная игра завтра, — тихо сказал он, едва касаясь губами её кожи. — Прости, не получится.

Мария не сразу поняла, что произошло. Она стояла, обнажённая, открытая перед ним, готовая отдать ему всю себя, но… он отверг её? Просто так?

Александр развернулся, сбросил одежду и лёг на кровать, явно ожидая, что она поступит так же. Спокойный, уверенный в том, что ничего страшного не произошло. Но для Марии это был провал.

Она зашла с козырей… но ход оказался неудачным.

Глава 15. Экстаз Нового года.

Время летело незаметно. Один день сменял другой, и вот уже даже декабрь подходил к концу. После того вечера, когда Александр отказался от близости, Мария чувствовала, что постепенно теряет контроль над ситуацией. Он по-прежнему мило общался с Елизаветой – слишком мягко, слишком доверительно. И каждый раз, когда Мария ловила их взгляды, слышала их лёгкие разговоры, внутри неё всё сильнее крепло ощущение проигрыша. Она не знала, как перехватить инициативу в этой невидимой войне.

Но что-то всё же изменилось. Пусть не сразу, не резко, а постепенно, словно натянутая струна между ними ослабла. Отношения Марии и Александра начали налаживаться. Не так, как раньше, но в их общении вновь появилось что-то похожее на лёгкость. Не та страсть, что охватывала их когда-то, но хотя бы… стабильность.

К концу декабря появилось и лёгкое предновогоднее настроение. Александр был в лучшем расположении духа – его команда наконец сумела улучшить своё турнирное положение. Серия побед позволила им ворваться в топ-8 чемпионата страны, что давало надежду на удачное продолжение сезона. На него снова начали смотреть как на лидера, а не как на разочарование. Это придавало уверенности, возвращало ту искру, которая погасла в нём осенью.

И ещё один фактор сыграл свою роль – Елизавета отпросилась на несколько дней, чтобы отпраздновать Новый год с родителями. Дом, наконец, стал только их. Без посторонних глаз, без лишнего присутствия.

У Александра было семь выходных в честь Нового года – впервые за долгое время он мог позволить себе по-настоящему расслабиться. В этом было что-то особенное, как будто всё ненадолго возвращалось в привычное русло. Как будто можно было притвориться, что всё снова хорошо.

Наступала предновогодняя ночь.

Дом наполнялся особенной атмосферой – ощущением скорого праздника, тепла, уюта. Несмотря на то, что зима уже вступила в свои права, за окнами лежал снег, который мерцал в свете уличных фонарей, внутри было уютно и спокойно. В предновогодние дни Мария решила, что, какие бы тревоги ни поселились у неё в душе, этот праздник должен пройти идеально.

Она старалась создать праздничное настроение, особенно для детей. Полина, Марина и Дарья с нетерпением ждали волшебной ночи, с восторгом обсуждая, какие подарки они хотели бы получить. Они уже помогли маме украсить ёлку, развешивая гирлянды и игрушки, большинство из которых было связано с воспоминаниями прошлых лет.

— Мам, а можно вот эту звезду повесить повыше? — спросила Полина, сжимая в руках серебристую звезду.

— Конечно, солнышко, только давай папу подождём, он поможет, — ответила Мария с улыбкой.

Александр, несмотря на недавнюю усталость после напряжённых месяцев, тоже постепенно вовлекался в подготовку. Семь выходных, пусть и коротких, были редкостью, и он искренне хотел провести их с семьёй. Он помогал развешивать гирлянды, приносил коробки с новогодним декором из кладовой, даже предложил вместе испечь печенье, хотя Мария знала, что готовка никогда не была его сильной стороной.

— Нам только не хватает снега в комнате, — пошутил он, ставя коробку с мишурой на стол. — Или тебе не кажется, что у нас уже слишком много украшений?

— Не бывает «слишком много» в Новый год, — усмехнулась Мария, проходя мимо и мимолётно касаясь его плеча.

Этот жест был почти машинальным, но Александр всё же заметил. Он посмотрел на неё чуть дольше, чем следовало, но ничего не сказал. Мария старалась не задумываться о том, что значила эта секунда их взгляда.

Подготовка продолжалась. На кухне уже чувствовался запах свежей выпечки. Девочки помогали Марии вырезать фигурки из теста, раскладывая их на противне. Дарья больше увлеклась поеданием сырого теста, чем самой работой, но Мария не стала её ругать. Всё же Новый год – это время маленьких радостей.

Когда наступил вечер, они всей семьёй выбрались на улицу, чтобы купить последние подарки. В городе царила особенная атмосфера: улицы были украшены яркими гирляндами, из каждого магазина доносилась праздничная музыка, а люди спешили за покупками, загружая пакеты сладостями и сувенирами.

Александр нёс на плечах Марину, которая весело болтала ногами, пока Полина и Дарья наперебой рассказывали, какие игрушки они хотят. Мария шла рядом, ощущая этот момент почти как возвращение к нормальной жизни.

Но даже здесь, среди праздничной суеты, внутри неё оставалась тень тревоги. Александр выглядел счастливым. Он смеялся с детьми, шутил, даже приобнял её однажды, когда они проходили мимо витрины с новогодними украшениями. Это должно было согреть её. Должно было заставить забыть обо всём остальном.

Новый год стремительно приближался.

Дом был наполнен ароматом запечённого мяса, свежего салата, выпечки и лёгким сладковатым запахом мандаринов. По телевизору тихо шли последние минуты новогоднего концерта, а за окнами виднелись редкие вспышки фейерверков – кто-то не мог дождаться полуночи.

За праздничным столом царила особенная атмосфера. Дети смеялись, Марина и Дарья пытались дотянуться до тарелки с конфетами, пока Полина, стараясь выглядеть взрослой, сама наливала себе сок в бокал. Александр был расслабленным, с улыбкой наблюдал за дочерями, перекидываясь шутками с Марией. В этом было что-то простое, настоящее. Как будто никаких тревог и сомнений не существовало, как будто они были просто семьёй, наслаждающейся этим моментом.

Мария ловила эти секунды. Запоминала их. Запоминала, как Александр слегка запрокидывал голову назад, смеясь над чем-то сказанным Полиной. Как его рука небрежно лежала на столе, пальцы легко постукивали по бокалу. Как мягко отражался свет гирлянды в его глазах. Она хотела, чтобы это ощущение длилось вечно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

За окном раздался залп. Все посмотрели на экран телевизора – последние секунды уходящего года. Десять, девять, восемь…

Мария сжала пальцы на коленях, пока гостиная заполнилась голосами, отсчитывающими время до наступления нового года. Семь, шесть, пять…

Она украдкой посмотрела на Александра. Он держал бокал, уже готовясь поднять его, но взгляд его был направлен не на экран. Он смотрел на детей, на Марину и Дарью, которые хлопали в ладоши, и на Полину, сосредоточенно повторяющую за диктором последние секунды.

Четыре… три…

Мария закрыла глаза.

Два… один…

Вся комната взорвалась криками поздравлений, звоном бокалов, детским смехом. Александр поцеловал каждую из девочек в макушку, а затем наклонился к Марии, оставляя лёгкий поцелуй на её губах.

— С Новым годом, — произнёс он с привычной улыбкой.

Мария ответила, но внутри неё всё ещё звучал один единственный шёпот желания, которое она загадала в тот момент, когда стрелки сомкнулись на двенадцати: «Пусть он никогда не уходит из моей жизни».

Она смотрела на него, пытаясь запомнить каждую деталь. Как тёпло выглядели его глаза, как легко он улыбался в этот момент, как в этом мгновении он принадлежал только ей. Но в глубине души она боялась одного – а если это её последнее желание сбудется не так, как она хочет?

Когда дверь детской закрылась, а дети уснули, дом словно замер. Новогодние огни мягко мерцали в коридорах, создавая в комнатах уютный полумрак. За окнами продолжали рассыпаться редкие фейерверки, но теперь их звуки казались приглушёнными, далёкими, словно они остались где-то по ту сторону реальности.

Мария вышла в гостиную, машинально поправляя край скатерти на столе. В воздухе ещё витал запах цитрусов и сладостей, и на какое-то мгновение она позволила себе задержаться, вдыхая этот аромат. Всё прошло идеально – девочки счастливы, вечер был тёплым, семейным… Но что-то в ней всё равно тревожило.

Она услышала, как Александр подошёл к ней со спины. Он молчал, но его присутствие было ощутимым. Мария почувствовала, как он лёгким движением убрал с её плеча выбившуюся прядь волос.

— Новый год наступил, — тихо сказал он.

Она кивнула.

— Да… — её голос был спокойным, но в нём слышалась неуловимая нотка ожидания.

Он скользнул пальцами по её запястью, почти неосознанно. И от этого движения внутри неё что-то дрогнуло.

Александр мягко развернул её к себе лицом. Свет от гирлянды отражался в его глазах, делая их глубже, теплее. Он внимательно посмотрел на неё, словно изучая, словно пытаясь понять, о чём она думает.

— Пойдём, — сказал он после короткой паузы.

Мария не спросила куда. Просто позволила ему взять её за руку. Они вместе направились в спальню, оставляя позади уютный свет гостиной.

Внутри всё было так же, как всегда, но сегодня казалось, что комната наполнилась чем-то новым. Здесь было тише, чем в других комнатах дома, и эта тишина, густая, почти осязаемая, ложилась на плечи невидимой тяжестью.

Как только дверь в спальню закрылась, между ними не осталось ничего, кроме тяжёлого, сгущающегося напряжения. Александр всё ещё держал её за руку, но теперь его пальцы сжались крепче, а взгляд стал глубже. Мария замерла, ощущая, как в воздухе повисло нечто необратимое. Эта ночь должна была случиться.

Она стояла перед ним, вся в этом восхитительном красном платье, подчёркивающем её фигуру. Тонкие бретельки чуть сползли с плеч, обнажая светлую кожу. Она дышала глубже, её грудь поднималась и опускалась в этом завораживающем ритме, а Александр не мог отвести глаз.

Он шагнул ближе, его пальцы скользнули по её обнажённому плечу, будто проверяя, реальна ли она. Медленно наклонился, оставляя поцелуй у самого основания её шеи. Его губы были горячими, требовательными.

Мария едва слышно вздохнула, её тело отозвалось на прикосновение, и она сама потянулась к нему, положив руки на его грудь. Кончики её пальцев ощутили твёрдую ткань белой рубашки, горячее тело под ней. Она начала расстёгивать пуговицы, одна за другой, пока ткань не поддалась и не раскрылась, открывая перед ней его кожу.

Александр позволил ей сделать это, но сам не терял времени. Его руки опустились к её спине, нашли молнию платья. Медленно, очень медленно он потянул её вниз, чувствуя, как напряжение нарастает с каждым сантиметром. Платье ослабло на её плечах, а затем скользнуло вниз, упав на пол красной лужей.

Перед ним она осталась только в белом кружевном белье. Гладкая кожа, идеальные линии её тела, изящные изгибы. Александр провёл рукой вдоль её талии, ощущая под пальцами нежную теплоту. Она была совершенством.

Мария встретилась с ним взглядом. В её глазах был вызов, но и желание, которое невозможно было скрыть.

— Ты прекрасна, — выдохнул он, прежде чем снова поймать её губы в жадном поцелуе.

Его руки скользнули вниз, захватили бёдра, притягивая её ближе. Затем медленно, без спешки, он расстегнул застёжку её бюстгальтера, и тот мягко упал на пол, открывая перед ним её идеальную грудь. Она была совершенной – упругой, подтянутой, с нежными округлостями, которые он всегда так любил.

Александр наклонился, губами прошёлся по её ключицам, по груди, оставляя лёгкие, горячие следы на коже. Она чуть выгнулась ему навстречу, её тело отвечало на каждое его прикосновение.

Последним препятствием оставались белоснежные трусики. Его пальцы легко зацепили тонкую ткань, медленно спуская её вниз. Он наблюдал, как она раскрывается перед ним, как её бедра и живот остаются совершенно обнажёнными. Она не пыталась прикрыться, не стеснялась. Она знала, что он хочет её.

Александр расправился с последними деталями своей одежды – брюки упали на пол, за ними последовали трусы. Теперь между ними не осталось ничего. Он посмотрел на неё, задыхаясь от желания. Затем, без лишних слов, повалил её на кровать.

Мария оказалась на спине, её светлые волосы разметались по подушке. Александр накрыл её своим телом, но прежде чем сделать что-то ещё, он медленно раздвинул её ноги в стороны, раскрывая перед собой. Она была влажной, готовой, горячей.

Его пальцы прошлись по её бедру, затем он склонился к ней, целуя её в губы, одновременно аккуратно входя в неё.

Мария всхлипнула, выгибаясь под ним. Он двигался медленно, но глубоко, чувствуя, как её тело принимает его, охватывает полностью. Это была не просто близость – это было возвращение.

Её ногти вонзились в его плечи, её губы искали его. Они двигались вместе, как единое целое, как будто их тела знали этот ритм всегда.

Александр трахал её с настоящими эмоциями. С той самой страстью, которую Мария боялась потерять. И сейчас, в этот момент, она снова чувствовала, что он принадлежит ей. Только ей.

Александр чувствовал, как её тело под ним дрожит, как оно принимает его целиком, с каждой секундой раскрываясь всё сильнее. Он вглядывался в её лицо, в полураскрытые губы, в затуманенный взгляд, в то, как она выгибается под ним, цепляясь за его спину, будто не желая разрывать этот момент.

Но ему хотелось большего. Хотелось чувствовать её иначе, глубже. Он медленно вышел из неё, проводя ладонью по её бедру, затем сильными руками подхватил её, заставляя перевернуться.

Мария оказалась на животе, её спина мягко прогнулась, подчёркивая каждый изгиб её идеального тела. Он медленно склонился над ней, губами прошёлся по линии позвоночника, оставляя за собой горячие следы. Затем сильными ладонями провёл по её бёдрам, слегка приподнял её бёдра, подстраивая под себя.

— Саша… — её голос был прерывистым, наполненным страстью и ожиданием.

Он не заставил её ждать. Одна его рука скользнула по её пояснице, удерживая её в этой позе, другая медленно, но твёрдо направила себя обратно в неё. Он вошёл медленно, смакуя этот момент, чувствуя, как её тело жадно принимает его, как мышцы сжимаются вокруг него, призывая глубже.

Мария вскрикнула, но этот звук был сладким, наполненным желанием. Она чуть выгнулась ему навстречу, пальцы впились в простыни, дыхание сбилось. Александр подался вперёд, его грудь прижалась к её спине, его губы нашли точку прямо за её ухом.

— Тебе нравится? — прошептал он, его голос был хриплым от возбуждения.

Она могла только кивнуть, закрывая глаза, полностью отдаваясь этому моменту.

Его движения стали глубже, мощнее, с каждым толчком заставляя её издавать короткие, прерывистые стоны. Он держал её крепко, но нежно, контролируя каждое движение. Его руки гладили её кожу, пальцы впивались в её талию, ощущая, как она полностью принадлежит ему.

Она задыхалась, её спина покрылась лёгким потом, волосы прилипли к затылку. Александр двигался в ней, погружаясь глубже, подстраиваясь под её ритм. В этот момент она чувствовала только его – как он заполняет её, как он дразнит, как заставляет её стонать всё громче, всё отчаяннее.

— Саша… — её голос сорвался, дрожащий, наполненный желанием.

Он не мог сдерживаться дольше. Он схватил её за плечо, ещё сильнее прижимая к себе, вбиваясь в неё так, что её пальцы сжались в кулаки. Она стонала его имя, её тело содрогалось под ним, пока он не почувствовал, как она сжимается вокруг него, и пока не услышал этот долгий, пронзительный стон, означающий её полное, безоговорочное наслаждение.

Александр всё ещё тяжело дышал, его тело вибрировало от недавнего разряда, но он не собирался останавливаться. Медленно, бережно он скользнул ладонями по её талии, затем выше, по плоскости её спины, прежде чем слегка приподняться и развернуть её к себе лицом. Она была прекрасна в этот момент – её губы припухшие от поцелуев, щеки раскрасневшиеся, грудь подрагивала от глубокого дыхания. Глаза её всё ещё были затуманены, но в них читалось желание.

Мария не нуждалась в объяснениях. Она знала, чего он хочет, и хотела того же.

Затем Александр сел на колени, его ладони крепко охватили её за талию, притягивая ближе. Она повиновалась, легко скользнув к нему, её ноги обхватили его бёдра, а руки легли на его плечи. Их тела прижались друг к другу, горячие, жаждущие.

Он чуть привстал, направляя её, и она поняла, что должна сделать. Медленно, плавно, грациозно Мария начала опускаться на него.

Когда он снова оказался внутри неё, она выгнулась, запрокидывая голову назад, и из её губ сорвался низкий, полный удовольствия стон. Она двигалась плавно, как волна, поднимаясь и опускаясь на нём, заставляя их обоих задыхаться от наслаждения. Его ладони скользнули к её бёдрам, крепко удерживая их, помогая контролировать ритм.

Мария наклонилась вперёд, опускаясь к его губам, их поцелуй был горячим, жадным, пропитанным желанием. Её пальцы с силой сжались на его плечах, а ногти оставили едва заметные красные полосы. Но он только сильнее прижал её к себе, заставляя двигаться глубже, интенсивнее.

Мария задрожала, её бёдра вздрогнули в его руках, прежде чем её тело выгнулось в окончательном разрядке. Она закричала его имя, захлёбываясь этим ощущением, и он следом позволил себе раствориться в этом моменте. Они кончили вместе, единым импульсом, единым жарким толчком, который сотряс всё их существование.

— Боже… — только и выдохнула она.

Он усмехнулся, всё ещё тяжело дыша, его пальцы лениво пробежались по её спине. Он чувствовал её сердце, всё ещё бешено стучащее в груди. Мария лежала в его руках, её тело всё ещё дрожало от пережитого наслаждения, но она знала, что это ещё не конец.

Позы сменялись одна за другой. Он брал её стоя, прижимая к стене, его руки крепко сжимали её ягодицы, заставляя её приподниматься на носочки, чтобы принимать его полностью. Она громко застонала, выгибаясь в его руках.

Потом он уложил её на спину, её ноги оказались перекинутыми через его плечи. Он входил в неё глубже, чем прежде, заставляя её кричать от удовольствия, от переизбытка ощущений. Затем он вновь усадил её сверху, позволяя ей самой задавать ритм, но в какой-то момент он подхватил её, сжал её талию, сам направляя её движения.

Мария уже не контролировала себя. Её стоны сливались в сплошную мелодию удовольствия, её тело дрожало, а голос, сорвавшись с губ, был настолько громким, что, казалось, его мог услышать весь квартал.

Ей было всё равно.

Её не волновало, что дети могут проснуться. Не волновало, что прохожие на улице могут услышать её крики. В этот момент существовал только он, только его тело, только его движения, его руки, его дыхание, его губы, его сила.

Позы менялись снова и снова, они пробовали всё, отдаваясь друг другу без остатка. В эту ночь она принадлежала ему так же, как и он принадлежал ей. Их тела находили новые способы соединиться, слиться, стать единым целым.

Когда он вошёл в неё в последний раз, Мария почувствовала, что её разум на мгновение отключился. Это был экстаз, которого она никогда прежде не испытывала. Она не могла больше двигаться. Её тело было полностью расслабленным, измождённым, но довольным. Александр тяжело дышал рядом с ней, его рука обвилась вокруг её талии, притягивая ближе. Они были пропитаны друг другом, их кожа горела, их сердца всё ещё били в одном ритме.

Мария чуть приоткрыла глаза и посмотрела в потолок. За окном снова раздался взрыв фейерверков. Новый год наступил, и он был по-настоящему незабываемым.

Глава 16. Развеянные сомнения.

Мария проснулась позже, чем обычно. Глаза ещё были тяжёлыми, тело расслаблено, но внутри ощущалась приятная истома. Она глубоко вдохнула, потягиваясь, и сразу вспомнила всё, что произошло ночью. Её губы дрогнули в лёгкой улыбке. Кожа всё ещё хранила ощущение его рук, его губ, его дыхания. Каждая клеточка её тела помнила, как он двигался внутри неё, как он шептал её имя. Это была ночь, которую она не забудет.

Она провела рукой по простыне рядом с собой, но место Александра уже остыло. Он ушёл из постели давно.

Где-то внизу послышался его голос – уверенный, спокойный. Детский смех вплетался в его слова, лёгкий звон посуды говорил о том, что он уже давно бодрствует и, скорее всего, помогает девочкам с завтраком.

Мария полежала ещё несколько минут, наслаждаясь этим моментом. В её груди разливалось тепло. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала себя так наполненной, так желанной. Александр был с ней. Прошлой ночью он был полностью её. Но стоило этой мысли задержаться в сознании, как что-то внутри резко сжалось. А что теперь?

Она вдруг поняла, что ждёт чего-то, не может понять – чего именно. Какого-то знака, подтверждения, что эта ночь что-то изменила.

Она поднялась с кровати и накинула халат, чувствуя, как тёплый воздух спальни ласкает её голую кожу. В зеркале мелькнуло её отражение – растрёпанные волосы, лёгкий румянец на щеках, губы всё ещё немного припухшие после его поцелуев. Она выглядела так, как должна выглядеть женщина после страстной ночи.

Но тревога внутри не уходила: «Разве одной ночи достаточно, чтобы вернуть то, что я боюсь потерять?»

Мария глубоко вздохнула. Она должна была спуститься вниз, увидеть его, почувствовать его рядом. Может быть, тогда это чувство уйдёт. Но страх никуда не делся. Он засел внутри, тихий, но настойчивый: «Почему я всё ещё боюсь? Почему мне кажется, что я всё ещё его теряю?»

Когда она спустилась вниз, завтрак уже был почти окончен. Девочки весело болтали между собой, а Александр пил кофе, время от времени отвечая на их вопросы. Он выглядел спокойным, расслабленным. Слишком обычным.

— Доброе утро, — сказала Мария, подходя к столу.

Александр поднял глаза, слегка улыбнулся.

— Доброе.

Его голос был мягким, но не было чего-то особенного в этом моменте. Он посмотрел на неё так, как обычно смотрит утром. Не так, как мужчина смотрит на женщину, с которой провёл ночь в безудержной страсти. Как будто всё было в порядке. Как будто ничего не изменилось.

Мария села рядом, машинально налила себе кофе. Она чувствовала на себе его взгляд, но он был спокойным, а не изучающим. Внутри всё сжалось. Она хотела чего-то другого. Она хотела увидеть в его глазах нечто большее, чем просто привычное доброе утро.

— У нас же сегодня выходной, да? — вдруг спросила Полина.

— Да, — кивнул Александр. — Может, прогуляемся? Младшие давно хотели покататься на горках.

Мария кивнула. Мария согласно кивнула. Идеальная картинка: семья, спокойный день, никаких сюрпризов, всё как полагается. Но что-то внутри по-прежнему не давало покоя.

Они гуляли по заснеженному городу. Воздух был морозным, но свежим, повсюду слышались радостные детские голоса, звонкий смех. Полина, Марина и Дарья не могли удержаться и тут же побежали к заснеженным склонам, где уже катались другие дети. Александр снял перчатки и помог близняшкам взобраться на небольшую горку, следя, чтобы они не упали.

Мария смотрела на них со стороны. Он был идеальным отцом. Заботливым, внимательным. В эти моменты в его глазах появлялся тот самый огонёк, которого ей не хватало в их отношениях. Он смеялся, поправлял шапки девочек, ловил их на руки, когда они весело катились вниз.

Мария вздохнула и перевела взгляд на заснеженную улицу. Красота – снег лежал нетронутыми сугробами, деревья стояли в белых нарядах. Семья в сборе, всё при деле. Так почему же внутри всё ещё оставалось это гнетущее ощущение?

После прогулки они зашли в небольшое кафе. Внутри было уютно, тепло, пахло горячим шоколадом и ванилью. Девочки сразу принялись разглядывать витрину с десертами, а Александр снял перчатки, потирая замёрзшие руки.

Мария заказала чай и машинально смотрела, как он говорит с детьми, как легко смеётся. Она чувствовала себя посторонней. Она хотела чувствовать, что после этой ночи всё изменилось. Что она вернула его себе полностью. Но этого не было. Она не чувствовала себя победительницей.

Вечер выдался особенно тихим. После прогулки, катания на горках, горячего шоколада в кафе, день будто бы замедлил ход, погружая их в уютное, расслабленное состояние. Дети заснули почти сразу после ужина – Марина и Дарья не продержались и десяти минут, а Полина ещё пыталась смотреть фильм, но тоже вскоре сдалась и заснула прямо на диване, свернувшись клубочком.

Мария сидела у камина, в руках чашка чая, но он уже остыл, а её пальцы механически перебирали край пледа. Глаза смотрели в экран телевизора, но она ничего не видела, ничего не воспринимала. Внутри ощущалась странная, тянущая пустота, как будто что-то важное ускользало от неё.

Александр сидел рядом, его спина чуть расслабленно откинута, одна рука лежала на подлокотнике дивана, вторая держала телефон. Экран светился, отражаясь в его глазах. Он писал кому-то сообщение.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мария не сразу обратила на это внимание. Но стоило ей поймать этот момент – его спокойное лицо, быстрые, привычные движения пальцев по клавиатуре, – как внутри что-то болезненно сжалось.

Она понимала, кому он мог писать – Елизавете.

Она старалась не думать об этом, но эти мысли сами всплывали в сознании. Весь день он был спокоен, его не тянуло к ней больше, чем обычно. Он не пытался приблизиться, не касался её по-особенному, не давал ни одного знака, что та ночь что-то изменила. А если она ничего и не изменила?

Мария хотела сказать себе, что это просто глупая ревность. Но почему тогда тревога сжималась внутри всё сильнее?

— Ты кому пишешь? — её голос звучал спокойно, даже слегка небрежно. Она заставила себя не смотреть на него прямо, как будто спрашивала просто ради интереса.

Александр не сразу поднял глаза, закончил писать, отправил сообщение и только потом ответил:

— Парням из команды.

Он произнёс это так буднично, так непринуждённо, что ей следовало бы поверить без всяких сомнений. Собственно, она и должна была поверить. Но что-то внутри болезненно сжалось. Ей казалось, что он врал.

Мария едва заметно кивнула и отхлебнула остывший чай, словно в этом простом движении скрывался какой-то важный смысл. Сердце отказывалось биться спокойно – оно то замирало, то начинало стучать слишком часто: «Я должна верить ему. Я должна. Но почему тогда мне кажется, что я проигрываю в битве?»

Мария просидела в кресле ещё долгих десять минут, пытаясь унять тревогу и убедить себя, что всё происходит именно так, как и должно происходить в нормальной семье. Что она сама выдумывает проблемы и ищет подвохи там, где их попросту нет.

Александр не торопился укладываться спать. Он задержался в гостиной, листая новости на телефоне и отвечая на рабочие сообщения, прежде чем наконец выключить его и направиться наверх. Мария последовала за ним спустя пару минут, поднимаясь по ступенькам нарочито медленно – словно размеренные шаги могли унять тревогу, которая всё ещё грызла её изнутри.

В спальне было темно, но уютно. Александр уже лежал на кровати, одной рукой прикрыв глаза, словно пытался отрешиться от всех мыслей. Мария молча подошла к кровати, медленно сняла халат и скользнула под одеяло. Её кожа всё ещё хранила тепло камина, но рядом с ним становилось ещё жарче.

Она развернулась к нему и принялась изучать его спокойное лицо. Он был рядом. Он всегда был рядом.

— О чём думаешь? — спросила она тихо, положив руку на его грудь.

Александр убрал ладонь с лица, посмотрел на неё. В его глазах не было напряжения. Скорее, лёгкая усталость, но она не была связана с ней.

— О том, что скоро сезон возобновится, — признался он, слабо улыбнувшись. — Эти несколько дней отдыха прошли слишком быстро.

Мария молча провела пальцами по его груди, чуть скользнула ниже. Простое движение, но его тело отозвалось.

Он перевернулся на бок, лицом к ней, и в его взгляде появилось нечто другое. Что-то, что она хотела видеть. Желание.

— Устала? — спросил он, его голос был чуть ниже обычного, расслабленный.

— Нет, — честно ответила она.

Он чуть приподнялся, подался вперёд, и в следующую секунду его губы нашли её губы. Поцелуй был мягким, ленивым, не таким жадным, как в новогоднюю ночь, но от этого не менее приятным. Он не был охвачен безудержной страстью, но был исполнен чего-то более тёплого, более близкого.

Мария почувствовала, как её тело расслабляется, как мысли, которые мучили её весь день, начинают отступать. Он был рядом. Он прикасался к ней с той же нежностью, что и всегда. Он по-прежнему хотел её.

Этот секс был не таким бурным, не таким сумасшедшим, но в нём чувствовалась особенная теплота и искренность. Александр двигался размеренно, осторожно, и в каждом его прикосновении она ощущала то, чего так жаждала – убеждённость в том, что она действительно нужна ему.

Когда всё завершилось, он не торопился её отпускать. Его рука так и осталась лежать на её талии, дыхание ещё не успело выровняться. Он коснулся губами её виска, не произнося ни единого слова.

Мария зажмурилась и прижалась к нему теснее. Все её глупые мысли наконец-то развеялись.

Глава 17. Паутина соблазна.

Январь прошёл в удивительном спокойствии. После тех ночей, наполненных страстью, близостью и тем, что Мария считала возвращением их былой связи, всё действительно было хорошо. Они проводили больше времени вместе, он не отдалялся, и даже если её тревога всё ещё порой напоминала о себе, она научилась её заглушать.

Александр был с ней. Их семья жила в гармонии. И Мария начинала верить, что жизнь наконец обрела правильные очертания. Но всё изменилось ближе к концу месяца.

Спад в игре команды снова ударил по нему. Несколько поражений подряд, ошибки, которые не должны были случаться, давление со стороны тренера, прессы, болельщиков – всё это обрушивалось на него лавиной, разрушая с таким трудом обретённую в начале года уверенность.

Мария видела, как он снова начал ломаться.

Домой он возвращался всё позже, угрюмый и замкнутый. Вечера проводил, уткнувшись в телефон, полностью ушедший в себя. Порой он не слышал, что она к нему обращается, не замечал её присутствия. Просто сидел, пялясь в экран, и его будто не было рядом. И Мария снова почувствовала это мучительное, разъедающее ощущение – она опять оказалась для него слишком малозначащей.

Но была другая, которая его понимала – Елизавета. Она никогда не донимала расспросами и не выпытывала подробности. Она просто внимательно слушала, оказывалась рядом, когда он приходил домой измотанным, безошибочно угадывала, когда ему нужна тишина, а когда – участливое слово. И Мария всё это замечала, видела, как Александр снова стал подолгу беседовать с ней по телефону и как снова начал открываться ей.

Но это было ещё не самое страшное. Елизавета почувствовала момент и начала действовать. Она больше не просто слушала. Она создавала ситуации, в которых Александр не мог не заметить её.

Так, например, в один день Александр сидел на кухне, лениво листая новости на телефоне, когда услышал её голос:

— Александр, помогите мне, пожалуйста.

Он поднял глаза. Елизавета стояла перед кухонным шкафом, на цыпочках, вытягивая руку вверх. Она была в коротких домашних шортах и свободной футболке, которая подчёркивала тонкую талию. Когда она потянулась, ткань заметно приподнялась, обнажив полоску гладкой кожи на животе.

Александр не сразу понял, почему его взгляд задержался на ней дольше, чем нужно. Он просто встал и подошёл к ней, а затем одним движением достал нужную ей вещь и передал.

— Спасибо, — её голос был мягким, чуть приглушённым. Она чуть улыбнулась.

Александр ничего не ответил. Не почувствовал ничего особенного – или так ему казалось. Но, усевшись обратно, вдруг поймал себя на том, что в голове осталась чёткая картинка: её вытянутое тело, плавная линия спины, тонкая талия под свободной тканью футболки. Он не знал, почему запомнил именно это.

На следующий день Елизавета снова оказалась рядом, но теперь момент был ещё более удачным. Марии не было дома – у неё были рабочие дела, и в доме остались только Александр и Елизавета.

Он сидел в гостиной, пытаясь отвлечься от навалившегося напряжения, когда услышал звук падающей кружки и приглушённое:

— Ой…

Он машинально поднял голову и увидел, как Елизавета стоит возле стола, её футболка промокла насквозь. На полу – разбившаяся чашка и лужица воды. Но Александр не сразу заметил это. Первое, что бросилось в глаза – как ткань обтянула её грудь, став почти прозрачной.

Она судорожно вздохнула, отступая назад и слегка отводя руки от тела.

— Ой, я вся мокрая, — сказала она с лёгким смешком, глядя на него.

Александр отвёл взгляд так резко, что почувствовал неловкость. Он не должен был смотреть на неё.

— Бывает, — буркнул он. — Сейчас принесу полотенце.

Но он не успел дойти до ванной.

— Да нет, ничего страшного, — её голос был лёгким, будто бы смущённым, но совсем не обеспокоенным. — Сейчас сниму, надену что-то сухое.

И прямо на его глазах она стянула с себя футболку. Александр инстинктивно отвёл взгляд, но краем глаза всё же уловил обнажённую грудь – под одеждой не было лифчика.

На мгновение повисла странная пауза. Он попытался сохранить видимость спокойствия, будто это ничего не значит – просто человек, случайно промокший и переодевающийся на глазах. Но он ощущал странное, незнакомое напряжение.

— Вот и всё, — она снова улыбнулась, будто ничего не произошло. — Всё в порядке.

Но в порядке уже ничего не было. Он сам не понял, что именно изменилось, но что-то в нём сдвинулось. Не то чтобы она вела себя вызывающе… И всё же в памяти упорно всплывало не то, как ткань мокрой футболки липла к её коже, и не осколки разбитой кружки на полу. А только её тело – обнажённое, живое, слишком близкое.

Александр пытался вытеснить из головы странные, липкие мысли, что поселились там после случившегося. Это казалось глупым, почти смешным. Он убеждал себя, что Елизавета не имела в виду ничего особенного – просто случайность, нелепое совпадение, не стоящее внимания. Он повторял это снова и снова, словно мантру. Но почему-то её образ не уходил из его сознания.

Вечер того же дня выдался тихим. Мария задержалась – она предупреждала, что у неё будет встреча с партнёрами, какие-то обсуждения по поводу её онлайн-школы. Александр проводил детей в комнаты, помогая близняшкам улечься, потом спустился в гостиную. Он включил телевизор, но не вслушивался в происходящее на экране, просто пытался переключить внимание.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И тогда раздался её голос:

— Устали?

Он обернулся. Елизавета стояла в дверном проёме, в руках – чашка чая, из которой поднимался тонкий пар. Она уже успела переодеться: ни мокрой футболки, ни сухой. Теперь на ней была мягкая домашняя кофта со спущенным плечом и короткие шорты – самая обыденная, привычная одежда. Но именно эта простота почему-то делала её ещё заметнее. Свет лампы мягко очерчивал линию её талии, подчёркивал изгибы, и Александр поймал себя на том, что замечает лишнее.

— Немного, — ответил он, отводя взгляд к телевизору.

Она подошла ближе и опустилась в кресло напротив, обхватив ладонями чашку. Сидела непринуждённо, но расстояние между ними казалось слишком маленьким.

— Мне кажется, вы слишком много думаете, — сказала она, чуть улыбнувшись.

— Да, бывает иногда, — пробормотал он.

— Из-за команды?

Александр чуть напрягся. Он не ожидал этого вопроса, но Елизавета знала куда бить.

— Не то чтобы, — нехотя признался он. — Просто… слишком много всего. Иногда трудно отключиться.

Лиза молча кивнула, как будто понимала его без слов. Она не стала расспрашивать, не стала требовать объяснений. Она просто смотрела на него с этой странной мягкостью в глазах.

— Я знаю, как это. — Её голос был тихим, почти интимным. — Иногда просто хочется, чтобы кто-то понял тебя без лишних слов.

Александр вдруг почувствовал, что впервые за долгое время кто-то действительно понимает.

— В детстве мне всегда казалось, что я лишняя, — вдруг сказала она. Неожиданный поворот разговора, но он не перебил. — Иногда мне хотелось просто, чтобы кто-то сказал… что я важна.

Он смотрел на неё, слушал. Она говорила это спокойно, но в голосе было что-то тёплое, живое.

— Мне кажется, это важно для любого человека, — сказал он после паузы. — Знать, что ты нужен кому-то.

Она кивнула, слегка улыбнувшись.

— Именно. Но знаете, что самое странное? Мне никто никогда не говорил, что я красивая.

Она произнесла это с лёгким смехом, будто в шутку. Но в глазах её читалось нечто совсем другое.

Александр почувствовал, как внутри что-то дрогнуло. Он не был глуп. Он понимал: разговор странный, зыбкий, словно балансирующий на грани.

— В это трудно поверить, — осторожно сказал он. Потому что она и вправду была очень привлекательной.

Она посмотрела на него чуть дольше, чем позволяла обычная вежливость, а потом опустила взгляд в чашку, будто раздумывая, стоит ли идти дальше. И всё же сказала:

— Вы… самый сильный и красивый мужчина, которого я когда-либо встречала.

Прозвучало это без пафоса, просто – как будто она озвучила очевидный факт. Но Александр напрягся. Эти слова застали его врасплох. Он не знал, что ответить, и даже не понимал, почему эта простая фраза отозвалась в нём таким странным волнением.

— Спасибо… — выдавил он спустя мгновение.

Она только кивнула, сделала глоток чая и снова взглянула на экран телевизора. Будто ничего не произошло.

Но для него произошло. Александр понял: эти слова останутся с ним.

Елизавета продолжала действовать осторожно, методично, словно плела невидимую паутину вокруг него. Она не торопилась, не делала резких шагов. Всё, что происходило, казалось естественным, ненавязчивым. Просто она была рядом. Просто она помогала, слушала, понимала.

Александр не видел в этом ничего странного. Он продолжал жить, работать, тренироваться, переживать из-за команды, приходить домой уставшим, говорить с Елизаветой, когда Мария была занята. Всё было так, как раньше.

Но он начал замечать детали.

Как её голос становился чуть мягче, когда они оставались вдвоём. Как она легко касалась его руки, передавая что-то. Как она задерживала взгляд чуть дольше, чем следовало. Как в её словах появлялись нотки чего-то более личного. Но он всё ещё не видел в этом угрозы.

А Елизавета знала, что идёт в правильном направлении.

После тех нескольких ситуаций, когда Александр начинал замечать её не только как домработницу, но ещё и как женщину, она продолжала двигаться вперёд. Но осторожно. Очень осторожно.

Она не торопилась. Она выжидала подходящие минуты – те, когда Марии не было рядом. Будто случайно оказывалась с ним наедине. Будто так просто складывались обстоятельства.

В эти моменты её слова звучали особенно тонко, словно ненавязчивые щупальца, тянущиеся к его сознанию: «Вам, наверное, тяжело... Так много ответственности. Так много ожиданий от вас», «Вы заслуживаете больше отдыха... Хотя, наверное, Мария лучше знает, как вам помочь», «Вам когда-нибудь говорили, что у вас невероятные руки? Такие сильные... надёжные».

И каждый раз она смотрела на него так, что он ощущал странное, не до конца понятное волнение. Он старался не придавать этому значения, списывал на усталость, на случайность.

Но Мария видела больше. Она начинала замечать, что Лиза всё время оказывается рядом. Что её присутствие становится слишком явным. Что Александр всё чаще разговаривает с ней – слишком часто, чтобы это было просто совпадением.

В один день, когда дети уже спали, она не выдержала.

— Ты не замечаешь, что она пытается тебя соблазнить? — резко бросила она, глядя на него через кухонный стол.

Александр удивлённо вскинул брови.

— О чём ты вообще? Маш, ты снова начинаешь…

— Я не начинаю! — она сжала ладони в кулаки. — Ты не видишь этого? Или не хочешь видеть?

Александр выдохнул, откинувшись на спинку стула.

— Это всё твоя ревность. Ты уже заходишь слишком далеко.

Мария смотрела на него и чувствовала, как внутри закипает гнев.

— Ты ослеп. Ты не видишь, что она делает?

Он встал, отодвинул стул, голос его оставался ровным, но в нём слышалась усталость.

— Она просто домработница. А ты… ты себя накручиваешь.

Мария почувствовала, как её бросило в жар. Он не верил ей. Он не видел.

Глава 18. Матч жизни.

Апрель пришёл вместе с теплом, но в доме Александра и Марии было холодно. Прошедшие месяцы оставили после себя натянутые разговоры, взгляды, полные недоверия, и тишину, наполненную скрытым напряжением. Оно присутствовало во всём – в редких, сухих диалогах, в жестах, которые когда-то были наполнены любовью, а теперь казались механическими.

Елизавета не отступала.

Она продолжала свою игру, но делала это ещё тоньше, ещё изящнее. Теперь ей даже не нужно было ничего говорить – её присутствие в доме уже было вызовом. Она создавала вокруг себя атмосферу лёгкости, расслабленности, той самой мягкости, которой Марии не хватало в этот сложный период.

Александр чувствовал, что зашёл в тупик. Он больше не мог отрицать, что что-то происходит, но не знал, как на это реагировать. Он не изменял Марии, но что-то внутри него уже не было таким, как прежде. Это раздражало. Это угнетало.

Но он знал одно: сегодня, 10 апреля, он должен думать только о баскетболе. Последний тур регулярного чемпионата. Его команда находилась на 9 позиции. Они должны победить. Если они проиграют – сезон провален. Если выиграют – получат шанс на плей-офф, а вместе с ним – надежду на чемпионство. Это был не просто матч. Это была настоящая проверка на прочность.

Но не всё так просто. Для того чтобы выйти в плей-офф, им нужно было не только обыграть «Дьяволов», идущих на пятой строчке, но и надеяться на осечку «Рассвета», которые как раз занимали восьмое место и должны были сыграть против лидера турнирной таблицы.

Александр сидел на краю кровати, смотря в одну точку. В голове был хаос, но внешне он оставался спокойным. Рядом, на своей половине кровати, сидела Мария, хотела сказать что-то ободряющее, но он даже не посмотрел в её сторону.

— Я приеду на игру, — тихо сказала она.

Александр выдохнул. Противоречивая эмоция пронеслась в его взгляде – между желанием попросить её остаться дома и тем, что он всё же был рад, что она придёт.

— Делай, как хочешь, — бросил он и ушёл в ванную.

Мария осталась сидеть, сжимая простыню пальцами. Она знала, что он на грани. Но он не позволял ей приблизиться.

Александр уехал в баскетбольный дворец за три часа до начала матча. Он не хотел никого видеть, не хотел ни с кем говорить – даже с Елизаветой. Он погружался в себя, создавая вокруг невидимую стену, за которой не было ни эмоций, ни сомнений, ни мыслей о том, что происходило вне игры.

Мария, оставшись в доме, смотрела ему вслед через окно. Она не пыталась остановить его, не пыталась сказать что-то ещё – он всё равно бы её не услышал.

Она открыла гардероб и задумалась. Что надеть?

Раньше она не задавалась таким вопросом – просто надевала что-то удобное. Но теперь всё было иначе. Теперь она не просто ехала на игру. Она ехала как жена, которая хотела напомнить о себе. Которая хотела, чтобы её увидели. Чтобы её заметил именно он.

Мария перебирала платья, брюки, юбки, мысленно представляя, как будет выглядеть среди толпы. В итоге её выбор пал на элегантное тёмно-синее платье, которое подчёркивало её осанку, делало линию плеч изящной, а талию – тонкой.

Она внимательно посмотрела на себя в зеркало. Она хотела выглядеть безупречно.

Потом подошла к туалетному столику и достала косметику. Обычно её повседневный макияж был минимальным – лёгкий тон, тушь, немного блеска на губах. Но сегодня... сегодня ей хотелось большего.

Она провела кистью по скулам, добавляя глубины взгляду, нанесла тёмный карандаш, сделав линию ресниц чётче. Затем – помада: алый оттенок, который выделял её губы. А когда закончила, она снова посмотрела на себя. В зеркале отражалась уверенная, элегантная женщина.

Мария добралась до баскетбольной арены за тридцать минут до начала матча. Весь путь она ехала молча, вцепившись пальцами в руль, словно пытаясь удержаться за эту реальность, за этот момент, в котором всё ещё могла быть его женой, его поддержкой, его тем самым человеком, к которому он всегда возвращался.

Когда она припарковалась и вышла из машины, лёгкий весенний ветерок коснулся её лица, но прохлада не смогла охладить огонь волнения, горящий внутри неё. В воздухе ощущался электризующий накал предстоящего события – его можно было буквально вдохнуть, почувствовать кожей.

Мария быстро пересекла улицу и шагнула в огромный холл арены, где царило оживление и шум предматчевого ажиотажа. Люди, одетые в клубные цвета, заполняли пространство – кто-то покупал напитки, кто-то фотографировался у стендов с символикой команды, а кто-то напряжённо обсуждал шансы на победу. Повсюду слышались голоса, смех, ритмичные удары баскетбольных мячей где-то в глубине здания. Всё это было как живой, мощный организм, работающий в едином ритме.

Она прошла дальше – туда, где огромные двери вели в саму арену. Когда она вошла, её охватило настоящее зрелище.

Атмосфера баскетбольного праздника захватила её мгновенно. Свет прожекторов заливал паркет яркими бликами, трибуны уже кипели от предвкушения. Толпа ревела, бурлила, пульсировала живой энергией, а по громкой связи объявляли составы команд.

Мария медленно прошла вдоль ряда сидений, ощущая этот многоголосый гул, это нарастающее напряжение перед битвой, где каждая секунда приближала игроков к решающему моменту. Её сердце билось в такт ритмичному гулу толпы, а в груди, несмотря на всю личную боль, разгоралась гордость. Потому что там, на паркете, будет играть он. Александр. И как бы ни было сложно, она не могла не болеть за него.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В этот момент в раздевалке царила напряжённая тишина. Игроки сидели на своих местах, молчаливые, погружённые в себя, лишь редкие вдохи и лёгкий скрип скамейки нарушали это напряжённое молчание. Казалось, что воздух стал гуще, будто сжимая грудь каждого присутствующего – настолько ощутимым было давление предстоящего матча.

Александр тоже сидел на скамье, скрестив руки на груди, чувствуя, как внутри бурлит странная смесь адреналина и раздражения. Он не мог позволить себе думать о чём-то постороннем – только матч, только победа.

В раздевалке находился и Аркадий Викторович Громов, человек, которого игроки уважали и боялись одновременно. Высокий, крепкий, с пронзительным взглядом и голосом, способным заставить даже трибуны замолчать. Он был не просто наставником – он был тем, кто жил баскетболом, тем, кто знал, как разбудить в команде настоящих бойцов.

Он медленно прошёлся по комнате, внимательно оглядывая каждого игрока. Затем остановился в центре и заговорил – чётко, уверенно, без лишних эмоций, но с такой силой в голосе, что никто не мог остаться равнодушным.

— Этот момент, парни, — начал он, — это тот момент, о котором мы говорили с самого начала сезона. Сегодня решается всё. Сегодня не важно, что было до этого. Не важно, сколько матчей мы провалили, сколько очков мы не добрали. Сегодня важен только этот чёртов матч.

Он сделал шаг вперёд, уперев руки в бёдра, и его взгляд стал ещё острее.

— Мы все знаем, что нас недооценивают. Все эти комментаторы, журналисты, даже наши грёбаные болельщики – они уже списали нас. Они считают, что мы не пройдём в плей-офф, что мы уже проиграли. Но знаете что? Они ошибаются.

Тренер перевёл взгляд на Александра, задержавшись на нём дольше, чем на остальных. В этом взгляде было больше, чем просто ожидание – это был вызов.

— Я не хочу слышать разговоры о параллельном матче, о том, что наша судьба зависит не только от нас. Мне плевать на них. Нам нужно просто выиграть здесь, чёрт возьми.

Он резко повернулся, обводя взглядом команду.

— Вы должны выйти на паркет и оставить там всё. Каждую чёртову каплю пота, каждую секунду своей выносливости, каждый грёбаный вдох! Вы должны играть так, будто эта игра последняя в вашей жизни.

Громов выждал пару секунд, давая словам осесть в сознании игроков. Затем добавил тише, но ещё более весомо:

— Если кто-то из вас выйдет на этот матч с мыслью, что «мы попробуем победить», можете сразу оставаться в раздевалке. Здесь никто не «пробует». Здесь только побеждают.

Он обошёл круг, глядя в глаза каждому. Его слова проникали глубоко, заставляя сердца игроков колотиться быстрее. В этот момент каждый из них почувствовал, что назад дороги нет.

— Я хочу видеть вас на паркете волками. Я хочу видеть жадность, хищность, злость. Я хочу видеть, как вы грызёте этот матч до последней секунды.

Он кивнул, затем выпрямился.

— Идите и заберите то, что должно быть вашим. Пора выйти и показать, кто здесь хозяин.

Он хлопнул в ладони, и в этот момент в раздевалке раздался единый боевой рёв команды. Все вскочили, Александр вдохнул глубже. Теперь он был в игре. Теперь он был готов.

Когда они вышли на площадку, толпа на трибунах взорвалась. Гул фанатов пронзил воздух, словно удар грома. Где-то в глубине арены ритмично отбивали барабаны, создавая напряжённый ритм, под который игроки двигались, разминаясь перед началом матча. Трибунный гул не стихал ни на секунду, будто болельщики понимали – сейчас решается судьба команды.

Александр стоял на центральном круге, глядя на своих партнёров и соперников. Вокруг него были лучшие баскетболисты страны, но он не чувствовал страха. Он чувствовал только зов игры, тот самый жар, который охватывал его каждый раз, когда он выходил на паркет.

Судья поднял мяч вверх – и матч начался.

С первых секунд дальновские «Грифоны» захватили контроль над игрой. Александр первым подхватил отскочивший мяч после вбрасывания, мгновенно устремившись вперёд. Он чувствовал скорость, он чувствовал ритм, он чувствовал, что сегодня всё идёт так, как надо.

Первый пас – филигранно точный, прямо в руки партнёру, который без раздумий отправляет мяч в кольцо. Два очка!

Они начали слишком уверенно, мощно. Они двигались слаженно, словно наконец-то стали той самой командой, которая достойна бороться за титул.

«Как, чёрт возьми, мы на девятом месте?» — пронеслось в голове у Александра, когда он в очередной раз обманул защитника, ушёл в проход и положил мяч в кольцо.

Соперники явно не были готовы к такой ярости. Их атаки рушились, защита трещала. «Грифоны» грызли матч, как завещал Громов: быстро, жадно, с огнём в глазах.

Но противник тоже не хотел быть командой для битья. На шестой минуте первой четверти они начали отвечать. Их лидер – высокий, атлетичный форвард с острым взглядом и убийственным броском – попал три трёхочковых подряд.

Отставание в счёте начало сокращаться.

Но «Грифоны» не сбавили темп. Они находили пространство на половине площадки «Дьяволов», создавали моменты для точного броска, заставляли соперников ошибаться. Александр чувствовал, как его тело двигается безупречно, каждый мускул знал, что делать, каждое движение было точным.

Счёт на табло – 26:19. Первая четверть за ними.

Но всё оказалось не так просто.

После уверенной первой четверти «Грифоны» чувствовали себя хозяевами игры, однако соперники не собирались так легко сдаваться, несмотря на то, что для них, в принципе, итоговый результат не играл большой роли. Во второй десятиминутке они начали перестраивать защиту, закрывать свободные зоны, агрессивнее работать под кольцом.

Александр ощущал, что пространство на площадке сжимается. Если в первой четверти атаки «Грифонов» текли свободно, то теперь каждая попытка пробиться к кольцу упиралась в стену. Опека стала плотной, дыхание соперников чувствовалось почти в затылок, и каждый бросок превращался в тяжёлое испытание.

Соперники, наконец поймавшие свою игру, начали безжалостно бить с периметра. Один за другим трёхочковые влетали в кольцо, и отрыв стремительно таял. Трибуны гудели, на паркете нарастало напряжение.

Однако и «Грифоны» продолжали навязывать свой стиль игры, работать в быстром темпе, бороться за подборы. Александр несколько раз удачно разыграл пик-н-ролл с центровым, вынуждая соперников фолить. Матч превращался в настоящую битву нервов, где каждая атака имела значение.

Перед сиреной на большой перерыв Александр вновь получил мяч. Он сделал обманное движение, рванул в проход, но в последний момент на пути вырос защитник – как бетонная стена. Пришлось отдавать пас. Партнёр бросил из-за дуги… Мяч, коснувшись дужки, выскочил наружу.

Сирена разрезала воздух. 44:39. «Грифоны» уходили на перерыв с преимуществом, но то ощущение хищной свободы, которое было в первой четверти, испарилось. Теперь каждый эпизод давался с боем, а уверенность постепенно превращалась в настороженность.

В раздевалке стояла гнетущая тишина, нарушаемая только тяжёлыми вдохами игроков. Вторая четверть показала, что этот матч не будет лёгкой прогулкой. Громов же не стал долго разглагольствовать. Он коротко и жёстко напомнил, что нельзя сбавлять обороты, нужно играть так же агрессивно, не давать сопернику почувствовать уверенность и заставлять их ошибаться.

Потом один из игроков спросил про параллельный матч.

— «Рассвет» проигрывает 31:48, — ответил кто-то из помощников тренера.

По раздевалке прокатился приглушённый выдох. Это значило, что если они выиграют, то попадут в плей-офф. Но Громов тут же пресёк любые лишние разговоры.

— Забудьте про них. Нам нужно выиграть здесь.

Команда переглянулась. Они знали, что сейчас начинается самая сложная часть матча.

Вторая половина матча превратилась в ожесточённое противостояние. Обе команды шли вровень, раз за разом меняясь лидерством. Каждое попадание отвечало точным броском соперников, каждая ошибка моментально каралась. Это была не просто игра – это была битва нервов, физики и выдержки.

В зале стоял неутихающий гул трибун, напряжение буквально висело в воздухе. «Грифоны» и «Дьяволы» не собирались уступать. На паркете бушевала настоящая война, где каждая секунда, каждый бросок, каждый подбор имел значение.

Когда на табло оставалось 32 секунды до конца встречи, счёт застыл – 81:80 в пользу «Грифонов».

Соперники взяли тайм-аут. Игроки обеих команд подошли к своим тренерским штабам, тяжело дыша, стирая пот с лиц. Никто не мог позволить себе ни секунды расслабленности.

Тренер «Грифонов» был предельно спокоен, но в голосе звучала жёсткость.

— Сейчас главное – не терять концентрацию. — Он окинул игроков пристальным взглядом. — «Рассвет» проиграл, счёт 70:92. Это значит, что если мы удержим это преимущество, мы в плей-офф.

На секунду в воздухе повисла тишина. Они были так близко.

— Никаких потерь. Никаких глупых фолов. Играем до конца.

Игроки кивнули. Они понимали, что за эти 32 секунды решается их судьба, и вышли на площадку заряженными.

Соперники ввели мяч в игру. Они не торопились, не делали резких движений – каждая секунда работала на них. Игрок, держа мяч, медленно двигался к дуге, его партнёры не спеша расставлялись по своим позициям. Им было важно выиграть время, вытянуть защиту «Грифонов» и найти лучший момент для броска.

Оставалось несколько секунд на атаку. Александр и его команда не подпускали ближе, держали плотную опеку, не давая возможности легко завершить атаку. Но за одну секунду до окончания владения – резкий пас, мгновенный разворот, бросок через руки.

Мяч взмыл в воздух, описал идеальную дугу… и сорвал паутину сетки.

81:82.

Толпа на трибунах взревела – одни радовались, но большинство ахнули от напряжения. «Грифоны» проигрывали.

Но игра ещё не была окончена.

Громов тут же потребовал тайм-аут. Пот заливал лица игроков, дыхание рвалось из груди, а тренер смотрел на них глазами хищника.

— Что, чёрт возьми, происходит?! — прорычал он, оглядывая игроков, чьи лица покрылись потом. — У вас восемь секунд, чтобы спасти этот сезон! Восемь секунд, парни!

Он схватил маркер и резко нарисовал схему на тактической доске.

— Слушайте внимательно. Нужно расчистить зону. Артур и Джон ставят заслоны на дуге, Томас вытягивает защитника выше, а Александр прорывается внутрь, и он бросает из-под кольца. Без ошибок. Без паники.

Игроки переглянулись, быстро запоминая указания. Громов сжал кулаки.

— Идите и добейте их.

Каждый ощущал, как пульс бешено стучит в висках. Восемь секунд.

Они вышли на паркет с желанием вытащить эту игру и путёвку в плей-офф. Но атака с первых мгновений пошла наперекосяк: соперники, предугадывая финальный рывок, сомкнули оборону стеной, не позволяя Александру прорваться в трёхсекундную зону. Каждый его шаг встречал жёсткое сопротивление, каждое движение – мгновенный ответ. Заслоны не сработали так, как хотелось, пространства не было. Время уходило.

Оставалось меньше двух секунд. Александр понял, что не сможет пробраться под кольцо. Он резко отступил назад, совершая вынужденный шаг к дуге, и, поймав мяч, почти вслепую выпустил бросок через руки защитника.

Мяч летел в воздухе, словно в замедленной съёмке, описывая дугу, но через мгновение он ударился о дужку кольца, отскочил и упал на паркет. Сирена разрезала зал, и стало ясно: игра окончена, а «Грифоны» проиграли.

Практически вся арена замолчала. Только малая часть трибун, болевшая за «Дьяволов», взорвалась радостными криками. Остальные – в оцепенении. Никто не мог поверить в то, что произошло.

Действующий чемпион выбыл из борьбы за титул.

В начале сезона никто даже не мог представить, что эта команда, которая всего год назад поднимала чемпионский кубок, не сможет даже пробиться в плей-офф.

На табло горели беспощадные цифры: 81:82.

Александр стоял на месте, смотря в пол, пока вокруг него соперники праздновали, а его товарищи медленно уходили с площадки. Внутри была пустота.

Глава 19. Горечь поражения.

Матч завершился ближе к вечеру, когда над ареной уже нависли серые облака, предвещавшие дождь. В воздухе чувствовалась лёгкая влага, а не по-весеннему прохладный ветерок пробирал до костей, вынуждая прохожих зябко кутаться в одежду. Казалось, сама погода отражала настроение болельщиков «Грифонов», покидавших трибуны в унынии и тихой растерянности.

Мария стояла неподалёку от главного входа, сжимая ткань тонкого пальто на груди. Она не обращала внимания ни на расстроенных фанатов, ни на шум, ни на едкие возгласы ликующей группы поддержки соперника. Всё её существо сосредоточилось на одной фигуре – Александре, который вот-вот должен был выйти из арены.

Наконец двери распахнулись, выпуская изнутри несколько игроков команды. Они шли медленно, словно им некуда было торопиться. Лица игроков были мрачны, кто-то прикрывал глаза рукой, кто-то нервно теребил сумку с формой. Александра можно было узнать издалека по слегка поникшей осанке и тяжёлому, уставшему взгляду.

Увидев его, Мария ощутила, как сердце сжалось в болезненном толчке. Она помнила, каким уверенным он уходил сегодня утром, как твёрдо был настроен на победу… И теперь видела, насколько глубоко его ударило это поражение.

Не раздумывая, она бросилась к нему. Её шаги, сначала робкие, становились всё быстрее, пока она не оказалась рядом и не обняла его, упираясь лбом в пропотевшую ткань его спортивной куртки. Александр на мгновение замер, но затем она ощутила, как его руки тяжело опустились ей на спину, прижимая её ближе.

Он не плакал вслух, не всхлипывал, но его дыхание было рваным, неровным. Губы дрогнули у самого уха Марии, шепча короткую, полную горечи фразу:

— Прости…

Она знала, что он извиняется не перед ней лично – он извиняется перед всеми, кто верил в него, кто надеялся на победу, перед всей командой, перед самим собой.

— Тише, — прошептала она, поднимая голову и впиваясь взглядом в его лицо. — Это всего лишь игра, слышишь? Никто не умер. У тебя будет ещё миллион возможностей выиграть.

Александр вскинул на неё глаза, в которых плескалась боль обрушившегося мира. Казалось, внутри него нет сил даже на злость, только пустота и усталость.

— Спасибо, что пришла, — еле слышно выдохнул он. – Спасибо…

Мария провела ладонью по его щеке, смахивая то ли капли дождя, то ли его собственных слёз. Затем потянулась к нему и поцеловала нежно – просто чтобы показать, что она рядом, что она по-прежнему верит в него.

Поцелуй был тёплым, пусть и коротким. В нём не было буйства страстей, но было нечто большее – поддержка, солидарность, тихое обещание держаться вместе в моменты поражения.

Когда она отстранилась, Александр опустил глаза, словно смущаясь своей уязвимости, а потом снова притянул её к себе, уже крепче, почти пряча лицо в её волосах.

— Я… я постараюсь всё исправить… — сказал он так тихо, что его слова могла слышать только она.

Мария улыбнулась сквозь пелену собственных слёз.

Дождевые капли становились всё крупнее, стуча по асфальту и крыше стадиона. Люди вокруг расходились, уставшие и разочарованные, стараясь поскорее укрыться от промозглой погоды. Но Мария и Александр всё ещё стояли рядом, не выпуская друг друга из объятий.

Наконец Мария медленно отстранилась. Её глаза краснели от слёз, на губах блуждала мягкая улыбка. Александр всё ещё смотрел на неё, будто боялся отпустить, но понимал, что сейчас надо сделать шаг в сторону.

— Я… мне нужно отъехать, — сказала она негромко, стараясь говорить спокойно, без лишних эмоций. — У меня проблемы там… по онлайн-школе. Нужно встретиться с партнёром. Она прислала сообщение, что возникли срочные вопросы по соглашению о сотрудничестве.

Он кивнул, чуть нахмурившись, словно пытаясь сообразить, откуда она берёт силы заниматься работой в такой момент. Но Мария улыбнулась чуть увереннее, касаясь его плеча.

— Я вернусь поздно, не жди меня… просто отдохни. Хорошо?

В его взгляде скользнуло еле заметное чувство вины, словно он понимал, что именно теперь, после такого поражения, хотел бы, чтобы она была рядом. Но он не стал спорить.

— Хорошо, — произнёс он негромко. — И… извини, что всё так…

Она приложила палец к его губам, мягко останавливая извинения.

— Перестань. Мы справимся. Это всего лишь неудача, а не конец света. А теперь давай, поезжай домой, расслабься… И перестань ломать себя изнутри.

Александр вздохнул, провёл рукой по волосам, смахивая капли дождя.

— Я… постараюсь, — отозвался он, и в тоне уже не было той глухой безысходности, что звучала всего минуту назад.

Они обменялись коротким поцелуем – на этот раз чуть более горячим, как обещание того, что они не сломаются окончательно. Затем Александр с неохотой отпустил её, сделав шаг назад.

Мария кивнула, развернулась, и быстрым шагом направилась к машине, прижимая к груди сумку, чтобы защитить её от дождя. Лёгкие капли дождя превращались в упругие струи, но она не чувствовала холода – весь мир вокруг словно застыл, а в ней самой бурлила решимость.

Она села в машину и завела мотор. Из бокового зеркала увидела, как Александр стоит у входа в арену, скрестив руки на груди, и смотрит ей вслед. В его осанке сквозил усталый, но появившийся из ниоткуда стержень. Словно даже в этом проигрыше он обретал какую-то силу, чувствовал, что не один: «Он справится. Мы справимся». С этими мыслями она нажала на газ и выехала с парковки, исчезая в серых полотнах дождя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Александр ещё некоторое время стоял у входа в арену, провожая взглядом машину Марии, пока её свет не растворился среди других огней улицы. Затем он глубоко вдохнул, словно пытаясь собрать воедино все мысли, и вернулся обратно в здание.

В раздевалке всё ещё оставались несколько игроков. Они сидели в тишине, переговариваясь короткими фразами, кто-то лениво перебирал спортивную форму, кто-то смотрел в экран телефона, но никто не пытался скрыть гнетущее разочарование, которое повисло в воздухе.

Александр сел на скамейку, положив локти на колени и сжав пальцы в замок. Один из парней – мощный форвард с густой щетиной, по имени Артём, хмуро посмотрел на него и выдохнул:

— Чёрт, Саныч… Такое ощущение, что этот сезон был просто проклят.

— Не проклят, — медленно ответил Александр, разминая пальцы. — Мы сами допустили, чтобы всё так обернулось.

— Может, и так, но блин, не думал, что вот так всё закончится… — пробормотал кто-то ещё.

Они ещё немного обсудили матч, разбирая моменты, которые могли бы спасти игру, но теперь это не имело значения. Всё уже закончилось.

Наконец, Александр устало поднялся.

— Ладно, парни, — сказал он, бросая сумку на плечо. — Хрен с ним, этот день надо просто забыть.

Они переглянулись, и никто не стал спорить. Один за другим игроки начали выходить из раздевалки, оставляя после себя гнетущую тишину. Александр был одним из последних. Он выключил свет, бросил последний взгляд на пустую, холодную комнату и шагнул в прохладный вечер.

По дороге домой он не включал музыку, ехал медленно. Город за окнами был размытым, неровные тени фонарей плясали на стекле, но он просто смотрел вперёд. Его тело было усталым, но разум продолжал прокручивать моменты игры снова и снова, будто он мог изменить что-то задним числом.

Когда он подъехал к дому, дождь усилился. Он заглушил двигатель, но не спешил выходить из машины. Хотелось остаться в этом состоянии между движением и покоем, между поражением и новой реальностью.

Но от этого было не уйти.

Глава 20. Поздний визит.

Александр сидел в машине, не двигаясь, вглядываясь в поток капель, стекающих по лобовому стеклу. Его руки лежали на руле, пальцы чуть подрагивали от внутреннего напряжения. В груди было пусто, но это была не та опустошённость, что приносит облегчение, а та, что сжимает изнутри, не давая вздохнуть полной грудью.

Прошло уже пять минут, как он приехал, а он всё ещё не мог заставить себя открыть дверь. Дом ждал его, но был ли он сам готов переступить этот порог?

Наконец, Александр выдохнул, рывком открыл дверь и вышел под затихающий дождь. Дом светился уютным жёлтым светом, и от этого становилось ещё тяжелее. Он направился к входу, стараясь отбросить лишние мысли, и, как только открыл дверь, его тут же окружили маленькие тёплые руки.

— Папа! — звонкие голоса заполнили всё пространство.

Полина, Марина и Дарья подбежали к нему почти одновременно, облепили его со всех сторон, словно боялись, что он снова исчезнет. Их маленькие ладони цеплялись за его одежду, а лица прижимались к нему, источая тепло, которое он так отчаянно искал весь этот день.

— Всё хорошо, папочка, правда! — уверенно заявила Полина, крепко обнимая его за шею. — Мы всё видели. Ты играл круто!

— Правда круто! — подхватила Марина, не отставая от сестры.

— Мы тебя любим! — Дарья потянулась, чтобы поцеловать его в щёку.

Александр закрыл глаза, вдыхая их детский, такой родной запах. Что-то дрогнуло в нём, невидимая пружина напряжения чуть ослабла, позволив усталости накрыть с новой силой. Они ждали его. Они не отвернулись, не осуждали.

Он обнял их всех разом, крепко прижимая к себе, проводя рукой по их мягким волосам.

— Спасибо, девочки… — тихо пробормотал он, и голос чуть сорвался от эмоций.

В этот момент он поднял взгляд – чуть поодаль стояла Елизавета.

Она наблюдала за ними с лёгкой улыбкой, её тёмные глаза блестели от отражения света. Она не сказала ни слова, просто ждала, пока они закончат этот трогательный момент. Александр посмотрел на неё и вдруг почувствовал лёгкий укол беспокойства.

— Вы… смотрели игру? — спросил он, глядя на неё поверх голов своих дочерей.

Елизавета кивнула.

— Да, — ответила она мягко. — Мы следили за вами. По телевизору.

Александр медленно выдохнул, всё ещё держа девочек в объятиях. Мысли путались, эмоции перекатывались внутри, но он заставил себя сосредоточиться.

— И как оно? — он попытался усмехнуться, но улыбка вышла кривой. — Не слишком захватывающее зрелище?

Елизавета слегка склонила голову набок, словно раздумывая, как ответить.

— Было напряжённо, — призналась она. — Девочки переживали, особенно в конце.

— Да, — Полина сжала его руку, заглядывая в глаза. — Мы верили, что ты победишь, папа!

Марина энергично закивала.

— Но потом… ты промахнулся, — добавила Дарья серьёзно, слегка надув губы.

Александр коротко хмыкнул, приглаживая рукой её волосы.

— Такое бывает, малышка.

Елизавета всё это время стояла спокойно, не вмешиваясь. Её тёмные глаза внимательно изучали его лицо.

— Это была хорошая игра, Александр, — сказала она чуть тише, уже без улыбки. — Вы сделали всё, что могли.

Он задержал на ней взгляд на секунду дольше, чем нужно. В её голосе не было ни капли жалости, только понимание.

— Да, — он провёл рукой по лицу, прогоняя остатки усталости. — Мы сделали всё, что могли…

На мгновение в воздухе повисла тишина, лишь негромкие голоса девочек наполняли фон. Александр чувствовал себя опустошённым, но, странное дело, в этом моменте было что-то… тёплое.

— Вам, наверное, пора спать, девочки, — мягко сказала Елизавета, переводя взгляд на близняшек. — Уже поздно.

— Нет! — возмутилась Марина, цепляясь за руку отца. — Мы хотим ещё с папой!

— Мы не сонные! — поддержала Полина.

— Конечно, — с улыбкой согласился Александр. — Но, может, мне всё-таки переодеться? А потом приду к вам.

Марина посмотрела на него снизу вверх, задумавшись, а потом хитро спросила:

— А ты расскажешь нам историю перед сном?

Александр рассмеялся, впервые за день по-настоящему расслабленно.

— Конечно, расскажу.

Девочки обрадованно захлопали в ладоши и, переговариваясь, убежали наверх. Александр выдохнул и, наконец, посмотрел на Елизавету.

— Спасибо, что была с ними, — сказал он сдержанно.

Елизавета чуть заметно улыбнулась, склонив голову набок.

— Они вас очень любят, Александр, — произнесла она мягко. — Ждали весь день, считали минуты.

Он кивнул, отводя взгляд. Что-то в её голосе заставляло его чувствовать себя странно, но он пока не мог понять, что именно.

— Да. Знаю.

И он прошёл дальше, оставляя её позади, но чувствуя, что этот разговор ещё не окончен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поднявшись наверх, он услышал тихий смех из комнаты Полины, где находились девочки. Они явно были рады его приходу. И хоть он чувствовал себя разбитым, он не мог их разочаровать. Поэтому он зашёл внутрь и сел рядом с ними, начав рассказывать сказку.

Дети уснули быстро. Александр сидел рядом с ними, рассказывая историю о далёких землях, отважных рыцарях и магии, которая могла победить даже самые сильные невзгоды. Полина первой начала клевать носом, её дыхание стало ровным и размеренным. Марина, ещё пару минут назад хихикавшая, свернулась клубочком у него под боком, а Дарья боролась со сном дольше всех, но в итоге тоже сдалась.

Александр осторожно выскользнул из их кровати, поправил одеяла, задержался на мгновение, наблюдая за их мирными лицами. В это короткое мгновение сердце его, измученное тревогами, наконец отпустило и стало биться чуть тише.

Но стоило закрыть за собой дверь детской, как реальность снова навалилась тяжёлым грузом. В груди пустота распахнулась шире, обнажая холод, который нечем было заглушить. Этот день оказался слишком изнуряющим.

Он направился вниз, прямо на кухню. Каждое движение было отточенным до автоматизма: открыть шкафчик, достать бутылку виски, потянуться за бокалом. Пил он редко – строгий режим, постоянные ограничения. Но сегодня это казалось единственным выходом.

Александр плеснул в стакан немного янтарной жидкости, покрутил его в руках, наблюдая, как жидкость слегка колышется. Затем сделал первый глоток – горячий, жгучий, разливающий тепло по горлу и груди.

— Разве вы пьёте? — раздался мягкий голос позади.

Александр чуть повернул голову. Елизавета стояла в дверном проёме, облокотившись о косяк. На ней была простая футболка и тёплые домашние шорты, волосы были слегка растрёпаны, но глаза, как всегда, цепкие, внимательные.

— Очень редко, — спокойно ответил он, делая ещё один глоток. — Только когда совсем… тяжело.

Она подошла ближе, словно изучая его осторожным взглядом. В кухне царил полумрак, и свет лампы над раковиной мягко очерчивал линии её лица.

— А где Мария? — негромко спросила она.

Александр посмотрел поверх стакана, потом поставил его на стол, лениво водя пальцем по стеклянному краю.

— У неё дела. Сказала, что вернётся поздно.

Елизавета кивнула, но что-то в её лице слегка изменилось – тончайший оттенок эмоции, почти незаметный.

— Понимаю… — протянула она, затем добавила чуть тише: — Она хоть поддержала вас?

Александр задержал на ней взгляд, затем коротко кивнул.

— Да, конечно. Всё в порядке.

Он поднял стакан, сделал ещё один глоток, чувствуя, как жидкость обжигает горло. Но ощущение было даже приятным – позволяло ненадолго заглушить шум мыслей.

Елизавета не уходила, всё ещё стояла рядом, её тёмные глаза внимательно скользили по его лицу. Она не задавала лишних вопросов, но само её присутствие ощущалось слишком явственно.

— Вам стало легче? — тихо спросила она.

Александр усмехнулся, покачав головой.

— Хотелось бы так сказать. Но нет.

Она сделала пару шагов ближе, прислонившись бедром к кухонному столу. Свет лампы над раковиной отбрасывал мягкие тени на её лицо, выделяя плавные линии скул и слегка приоткрытые губы.

— Всё наладится, — произнесла она с какой-то странной уверенностью. — Всегда так бывает. Сейчас больно, но это не навсегда.

Александр посмотрел на неё. Почему она говорит так, будто знает его боль лучше, чем он сам?

— Ты так уверена? — спросил он с лёгким сомнением в голосе.

Елизавета улыбнулась – лёгкая, мягкая улыбка, но в ней читалось что-то большее, чем просто поддержка.

— Да. Вы слишком сильный, чтобы позволить этому сломить вас, — её голос прозвучал тихо, почти интимно.

Он не ответил, лишь провёл ладонью по лицу, словно стирая усталость. Внутри ещё бурлили разочарование, злость, бессилие, но сквозь них пробивалось нечто иное – странное, неопределённое чувство, которому он пока не находил названия.

Вдруг раздался звонок в дверь. Резкий, громкий звук прорезал тишину дома, заставив его вздрогнуть. Он не ждал гостей, тем более в такой час. Александр перевёл взгляд на Елизавету, но она лишь невинно пожала плечами, словно тоже была удивлена.

— Кто бы это мог быть так поздно? Может, это Мария уже вернулась? — предположила она.

Александр покачал головой, сдвинув брови.

— Нет. У неё есть ключи. Она бы не стала звонить.

В груди зародилось беспокойство. Он нахмурился и медленно поднялся, направляясь к двери, оставив Елизавету на кухне.

— Кто может быть там? — раздражённо бормотал он, подходя к панели электронного домофона.

На экране камеры, дающей обзор ворот и пустого двора, не было ни души. Только слабые отблески уличного фонаря, капель дождя и тени от высокого забора. Ни единого силуэта, ни намёка на чьё-то присутствие. Его пальцы тревожно пробежались по кнопкам увеличения изображения, но камера не показывала никого.

— Чёрт, — буркнул он, нахмурившись, и нажал на кнопку разговора: — Кто там?

Тишина.

— Если это какая-то шутка…

Но в ответ – ни звука. Лишь едва различимый шелест дождя.

— Чёрт знает что, — пробормотал Александр и нажал кнопку отключения. Сигнал оборвался, наступила тишина. Он ещё пару секунд посматривал на экран, будто ожидая, что кто-то снова появится, но так ничего и не увидел.

Наконец он развернулся и пошёл назад, даже не подозревая, что дал Елизавете ровно тот промежуток времени, который ей был нужен.

В кухне Елизавета быстро и бесшумно достала из кармана крошечный пакетик, приоткрыла крышку бутылки виски и высыпала внутрь белёсые гранулы порошка. Движения были чёткими и уверенными, словно она проделывала это не впервые. Затем она слегка встряхнула бутылку, чтобы порошок полностью растворился в тёмной жидкости.

За пару секунд до того, как Александр вернулся, Елизавета выпрямилась и спокойно взяла в руки его бокал, делая вид, что просто ждёт его.

— Никого, — бросил он, заходя на кухню. — Видимо, кто-то решил пошутить.

Она вежливо пожала плечами.

— Может быть. Или ошиблись адресом, — её голос звучал абсолютно спокойно, без намёка на нервозность.

Александр нахмурился, потерев шею.

— Дурацкая ситуация. Кому только взбрело в голову звонить и убегать? — Он уселся на стул, опустошённо выдохнув.

Он не хотел возвращаться к этому разговору. Тело будто налилось тяжестью — он откинулся на спинку, упёр ладонь в скулу и долго смотрел в одну точку. В голове упорно стучал вопрос: кто это был и зачем? Но внутри словно всё перегорело, не осталось сил даже анализировать.

— Расслабьтесь, — тихо произнесла Елизавета, вставая со стула. В её голосе не было ни тревоги, ни любопытства, только спокойствие, которое казалось почти равнодушием. И всё же в глазах мерцала странная уверенность. — Вы слишком много берёте на себя. Хотите ещё? — спросила она, кивнув на бутылку, будто ничего не произошло.

Александр оторвал руки от лица.

— Знаешь… да. — Он не любил так пить, но сейчас любое средство было лучше, чем терпеть грызущую пустоту.

Она взяла бутылку, в которой уже растворился препарат, и кинула почти незаметный взгляд на Александра, чтобы убедиться, что он не смотрит. Янтарная жидкость с лёгкой мутноватой дымкой наполнила его стакан, и она мягко пододвинула его к нему.

— Вот. Может, это действительно поможет отвлечься. Вы сегодня слишком много перенесли.

Александр взял стакан и сделал первый обжигающий глоток. По телу прокатилось тёплое расслабление, тяжёлые мысли на миг притушились.

— Отвратительный день… — пробормотал он, глядя в никуда. — Просто отвратительный.

Елизавета внимательно всматривалась в его лицо. Усталость и злость постепенно уступали место вялой апатии. Препарат ещё не раскрыл всю силу, но с каждой секундой глубже оседал в его организме.

— Вы заслужили отдых, — тихо проговорила она, набрав на губы тёплую полуулыбку. — Иногда нужно просто вычеркнуть неудачный день и идти дальше.

Он собрался что-то ответить, но слова вдруг стали даваться с трудом. Где-то на краю сознания промелькнула тревожная мысль – сонливость накатывала слишком стремительно, но он объяснил это усталостью и крепким алкоголем, которого выпил больше обычного.

— Да… наверное… — произнёс он чуть более тихим голосом, выдыхающим остатки сопротивления.

Елизавета безмолвно наблюдала, как он отхлебнул ещё. С каждой секундой его зрачки становились более рассеянными, а движения – медленными.

Всё шло по её плану.

Александр поднёс стакан к губам в последний раз, чувствуя, как обжигающая горечь виски прокладывает путь вниз по горлу. На этот раз вкус был более тяжёлым, вязким, будто пропитан плотным туманом, застилающим его разум. Он нахмурился, пытаясь собрать мысли воедино, но они разлетались, словно испуганные птицы.

— Всё… — коротко выдохнул он, отворачиваясь от бокала, который так и не успел допить. — Мне… кажется, я…

Фраза оборвалась. Слова больше не слушались, язык предательски заплетался. Взгляд стал пустым, блуждающим. Тёплая, глухая волна накатывала, топила сознание, отключала тело.

Елизавета сделала шаг ближе, следя за ним внимательным, почти хищным взглядом. Она заметила, как его плечи обмякли, а ресницы дрогнули, наполовину прикрывая зрачки. Она не говорила ни слова – просто ловко поддержала его под локоть, когда он, шатаясь, пытался встать.

— Да… — выдохнул он, чуть запрокидывая голову назад. — Нужно лечь…

Только Елизавета знала, что на этот раз он не проснётся так быстро.

Александр сделал ещё пару неуверенных шагов в сторону коридора, но ноги уже не слушались. Сквозь пелену в глазах он видел только расплывчатые очертания.

— Как… странно… — пробормотал он. — Никогда… не было так… от…

Он не успел договорить. Колени подкосились, и он едва не рухнул на пол, если бы Елизавета не удержала его за руку и плечо, прижимая к себе. Он был тяжёлым, гораздо тяжелее, чем она могла предположить, но её адреналин и решимость придавали сил.

— Тихо, тихо… — шепнула она, прикладывая все свои силы, чтобы не уронить его. — Я помогу тебе.

Она обвила его руку вокруг своей шеи, с трудом потащила его тело к своей комнате, которая была давно обустроена под её жилое пространство. Шаг за шагом, остановка за остановкой, чтобы перевести дух. Каждый метр давался с усилием, и её сердце колотилось в груди от напряжения.

— Господи, — едва слышно выдохнула она, когда они добрались до двери. — Почему же ты такой тяжёлый...

Александр не ответил. Он уже не слышал её – голова безжизненно свесилась на бок, дыхание стало глубоким и размеренным, словно в бессонном сне. Но ещё не окончательно отключившись, он инстинктивно держался за неё, хотя разум его уже плыл в беспросветном мраке.

Елизавета, приоткрыв дверь, почти втолкнула его внутрь, а затем аккуратно уложила на кровать. Она тяжело дышала, пот выступил на лбу, но в глазах блестела странная смесь торжества и напряжения.

— Вот так, — прошептала она, выпрямляясь и откидывая волосы с лица. — Всё идёт по плану.

Сквозь занавески проникал тусклый уличный фонарь, освещая силуэт Александра на её кровати. Он лежал неподвижно, дышал ровно, полностью отключённый от реальности. Елизавета долго смотрела на него, задержав дыхание, словно ожидала чего-то. В комнате было тихо, слишком тихо. Она сделала шаг назад, затем ещё один, переводя взгляд с его лица на свои собственные дрожащие пальцы.

Затем она закрыла глаза на секунду, глубоко вдохнула и выдохнула, собираясь с мыслями. Всё происходило так, как должно было.

Она наклонилась к нему, медленно, осторожно, словно боялась разбудить, хотя знала – он не проснётся. Наклонилась так близко, что могла ощутить тепло его кожи. Его тело притягивало, заставляло внутренне дрожать – чистая мощь, заключённая в этой спящей оболочке.

Медленно, почти бесшумно, она подняла руки и коснулась подола его футболки. Ткань тянулась под её пальцами, пока она не начала стягивать её вверх, обнажая сначала крепкий пресс, затем напряжённые грудные мышцы. Футболка скользнула через его голову и полетела куда-то в сторону. Теперь перед ней была его загорелая кожа, гладкая, тёплая, живая. Её пальцы дрогнули, когда она провела ими по его груди, ощущая твёрдость мышц, чувствуя, как он вздрагивает во сне под её прикосновениями.

Она выпрямилась, сделала глубокий вдох и продолжила. Следующим шагом были его шорты.

Елизавета взялась за пояс шорт, медленно потянула вниз, одновременно наблюдая за его лицом. Ни единого движения. Он был полностью во власти сна.

Шорты легко соскользнули по его бёдрам, обнажая его сильные ноги. Её дыхание стало чуть тяжелее. Затем Елизавета ловко избавилась от его трусов. Она остановилась на секунду, рассматривая его – полностью обнажённого, сильного, почти безупречного. Он был невероятно привлекателен, вызывая в ней желание. Её взгляд скользнул ниже пояса, и сердце забилось в разы быстрее. Она хотела ощутить его вкус, взять его в губы, подарить ему наслаждение, но осознание, что Мария может прийти в любую минуту, пронзило её, словно холодный ток. Она сжала губы, заставляя себя успокоиться.

Подавив внутренний порыв, Елизавета сама начала медленно раздеваться.

Она провела руками по своей футболке, чувствуя тепло своей же кожи. Одежда казалась лишней, ненужной. Она взялась за подол и медленно стянула ткань через голову, позволив волосам рассыпаться по плечам. Её тело словно светилось в полумраке комнаты. Затем она спустила шорты, не торопясь и оставаясь в одном лишь нижнем белье – белоснежном, почти невинном, хотя контраст с её тёмными глазами и тёмно-каштановыми волосами выдавал её натуру. В воздухе пахло её духами – ваниль, амбра, мускус, этот аромат был частью неё.

Она посмотрела на Александра и, не отрывая взгляда, потянулась к застёжке бюстгальтера. Она позволила ему упасть на пол, обнажая грудь – упругую, идеальной формы, с тёмными, чуть напряжёнными сосками, слегка вздыбленными от прикосновения прохладного воздуха. Её пальцы пробежались по коже, поглаживая себя, как бы оценивая собственное отражение в его глазах, хотя он спал.

Её тело было безупречно: стройное, подтянутое, с мягкими изгибами, которые делали её не просто красивой, а завораживающей. Её кожа казалась шёлковой на ощупь, тёплой, манящей.

Она потянулась вниз, к последнему барьеру. Медленно, почти лениво, пальцы скользнули под резинку трусиков, стягивая их с бёдер, с нежностью проводя по коже, ощущая её гладкость. Она не спешила, растягивала момент, будто наслаждаясь процессом. Ткань прошлась по её ногам, сползая к полу, и наконец исчезла, оставляя её полностью обнажённой.

Теперь они оба были без одежды. Но для Елизаветы этого было недостаточно – атмосфера должна была говорить за них громче, чем тела.

Она схватила простыни и с силой взъерошила их, превращая ровную поверхность в хаотичный беспорядок, который должен был напоминать следы неистовой страсти, затем, расстегнув молнию на заранее приготовленной сумке, вытащила бутылку шампанского. Характерный хлопок пробки разрезал тишину, и в комнате будто сразу поселилась иллюзия праздника, скрывающего грех. Она сделала один глоток, затем ещё один, чувствуя, как терпкий вкус остаётся на губах, и поставила бутылку рядом с кроватью, превращая её в немой атрибут того спектакля, который она устроила. Каждая деталь имела значение, каждое её действие было рассчитано, потому что она создавала сцену, которую должна будет увидеть Мария.

Глава 21. Предательство, которого не было.

Мария вернулась домой поздно, примерно через час-полтора после полуночи. Усталость навалилась на неё тяжёлым грузом – день был долгим, напряжённым, а моральное истощение давило сильнее, чем физическое. Она не стала включать свет в коридоре, прошла на ощупь, разуваясь уже на ходу, оставляя туфли где-то у входа.

В доме царила тишина. Не тот приятный, домашний покой, к которому она привыкла, а какая-то чужая, вязкая пустота, которую она не сразу уловила. Но она была слишком уставшей, чтобы обращать внимание на странные мелочи.

Она направилась напрямую в спальню. Сейчас её интересовало только одно – кровать. Тёплое, мягкое пространство, где можно было просто закрыть глаза и отключиться. Она не задавалась вопросом, где Александр – в такие дни он мог заснуть где угодно. Может, в гостиной перед телевизором, может, в одной из детских комнат. Не важно.

Мария добрела до спальни, толкнула дверь, даже не включая свет. Скользнула под одеяло, её тело мгновенно утонуло в мягкости простыней. Она вздохнула, потянувшись к подушке, но не нашла привычного тепла рядом. Она не заметила, что кровать не расправлена. Не заметила, что одеяло было скомкано, а подушки сдвинуты. Она не заметила, что рядом не было Александра. Усталость окончательно взяла верх, и сон обрушился на неё мгновенно, лишив возможности почувствовать неладное.

Лишь утром, когда первые лучи солнца осторожно пробились сквозь плотные шторы и её тело постепенно пришло в себя после тяжёлого сна, она осознала то, что пропустила ночью. Кровать была холодной, пустота рядом с ней ощущалась слишком явственно, и Александра по-прежнему не было. Более того, весь дом встретил её тишиной, но не той, привычной и уютной, когда все ещё спят, а странной, гнетущей, словно вычищенной изнутри.

Мария медленно села на кровати, провела ладонью по холодным простыням, чувствуя, как неприятное предчувствие постепенно овладевает сознанием. То, что ночью не закрепилось в её разуме, теперь обрушилось тяжёлым ударом – Александра действительно не было с ней минувшей ночью. Поднявшись, она поспешила в коридор, и первым её движением стало желание убедиться в безопасности детей. Она быстрым шагом направилась в детское крыло и, открыв дверь в комнату Полины, замерла на пороге.

Все трое были там. Живые, невредимые. Полина сидела с телефоном в руках, что-то сосредоточенно листая, Марина лениво смотрела мультик на планшете, а Дарья сидела, скрестив ноги на кровати, зевая.

Мария облегчённо выдохнула. С детьми всё в порядке. Но где сам Александр?

Она обошла кухню, где царила пугающая пустота: ни следов завтрака, ни малейших признаков того, что здесь недавно кто-то был. В гостиной диван лежал идеально ровный, как будто его поверхность не касалась ни одна живая рука. Сердце Марии забилось быстрее. Она обошла дом – рабочий кабинет, прихожая, терраса – но нигде не обнаружила мужа.

Остановившись в коридоре, она сжала пальцы в кулак, словно пытаясь удержать себя от внезапного озноба. Оставалась только одна дверь. Комната Елизаветы. Каждый шаг к ней давался с трудом, как будто ноги налились свинцом. Мария глубоко вдохнула, положила руку на дверную ручку и толкнула дверь.

И её мир рухнул.

В нос ударил тяжёлый, тёплый запах застоявшегося воздуха, будто здесь не открывали окна с вечера, но всё это исчезло на заднем плане, едва взгляд упал на главное. На широкой кровати, в хаосе смятых простыней, лежали два тела. Александр – обнажённый, его сильное тело было беспомощно расслаблено, грудь ровно поднималась и опускалась в такт глубокому сну, а лицо казалось безмятежным, почти знакомо-домашним. Но рядом с ним, столь же нагой, в ленивом и откровенном покое, лежала Елизавета.

Елизавета лежала вполоборота, свернувшись будто в невинной позе сна, и её тонкая рука покоилась на груди Александра – лёгкий, почти ласковый жест, создающий обманчивую иллюзию близости. Картина была слишком завершённой, слишком убедительной: как будто всё происходящее было настоящим, как будто они принадлежали друг другу.

Мария не могла дышать. Горло сжалось, лёгкие отказались слушаться. Её взгляд метался по комнате, жадно хватая каждую деталь: его футболка валялась у прикроватного столика, её футболка была небрежно накинута на спинку стула, словно сорванная в спешке. Простыни взъерошены, подушки смяты, а у самой кровати на полу стояла открытая бутылка шампанского, от которой тянуло тяжёлым сладким запахом.

Это невозможно. Это чья-то злая постановка. Чья-то безумная шутка. Всё внутри кричало, что этого не может быть, что перед ней не её муж. Не Александр.

Но комната говорила об обратном. Картинка была безжалостно цельной. Он изменил.

И тогда Мария закричала.

Крик сорвался с её губ так резко, что в груди что-то оборвалось. Она захлебнулась этим звуком, выплёскивая наружу ужас, гнев, отчаяние. Это был не просто крик, это было вырывающееся из самых глубин её души рыдание.

Но Александр не пошевелился. Он даже не дрогнул.

Елизавета же открыла глаза. Но не подала виду. Её взгляд был пустым, спокойным. Как будто она ждала этого. Как будто знала, что всё пойдёт именно так.

Мария не могла перестать кричать и не могла стоять на месте. Всё её тело дрожало, колени подкашивались, но злость и боль гнали её вперёд. Сердце колотилось так, что казалось, грудная клетка сейчас разорвётся. Она сделала резкий шаг, а затем ещё один, приближаясь к кровати, к этому кошмару, который никак не мог быть реальностью.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вставай! — её голос сорвался, пронзительный, ломкий, дрожащий от эмоций. Она схватила Александра за плечо обеими руками и резко тряхнула его. — Вставай, изменщик!

Он не реагировал. Дыхание ровное, лицо спокойное, как будто он просто спал после долгого дня. Как будто всё это – просто обычное утро, а не её разбитая жизнь.

Мария снова тряхнула его, сильнее, до боли в собственных пальцах. Гнев душил её.

— Ты даже не удосужился покинуть её комнату, чтобы отвести подозрения! — голос её был наполнен яростью и такой горечью, что она сама себя не узнавала.

Она не могла дышать. Всё внутри клокотало. Боль, предательство, гнев – всё смешалось в один бешеный вихрь. Она стучала по его плечу, снова и снова, требуя, чтобы он проснулся, чтобы посмотрел ей в глаза, чтобы сказал хоть что-то!

— Вставай, Александр! — её голос был почти визгом, почти криком, почти мольбой. — Ты что, даже не собирался объясняться?!

Александр пошевелился. Елизавета, всё это время молча наблюдавшая за ней, оставалась неподвижной.

Мария затаила дыхание.

Александр просыпался, но не понимал, что происходит. Он медленно приходил в себя. Сознание плыло, оставляя его в туманной грани между сном и реальностью. Голова была тяжёлой, мысли спутанными, а тело ощущалось ватным, будто он спал целую вечность. Он не сразу понял, что что-то не так, но чувство тревоги поднималось из глубин его сознания.

Первое, что он увидел – потолок. Серый, чуть затемнённый утренним светом, он казался чужим, незнакомым. Его взгляд задержался на нём, словно надеясь, что если сосредоточиться, память подскажет, где он. Но этого не произошло. Это был не их потолок. Это было не их с Марией место.

В груди закололо. Ощущение неправильности усилилось.

Медленно, с усилием, он моргнул, пытаясь избавиться от пелены в глазах. Во рту пересохло, как будто он пил крепкий алкоголь всю ночь. В голове стучало, словно тысяча глухих ударов отдавались внутри черепа. Он пытался вспомнить, когда напился так сильно, но воспоминания ускользали, словно песок сквозь пальцы.

Он повернул голову в сторону. И увидел её.

Мария.

Она стояла рядом с кроватью, неподвижная, словно статуя. Её губы дрожали, а лицо было мертвенно-бледным, но в глазах не было слёз. Только ярость, шок… и какая-то пугающая пустота.

Что-то сжалось внутри, будто кто-то сдавил грудную клетку ледяными пальцами. Он не знал, что сказать. Почему она здесь? Что происходит? Почему у неё такой страшный взгляд?

Он хотел заговорить, но прежде чем успел произнести хоть слово, его охватило странное чувство. Что-то было не так… Тело. Оно было слишком свободным.

Он был голый.

Александр замер. Моргнул. Посмотрел вниз. Простыня сбилась где-то у бёдер, оставляя его без прикрытия. Он чувствовал её на своей коже, но не понимал, почему.

Почему он голый?

Резкий выдох вырвался из груди, когда он ощутил тепло рядом. Кто-то лежал рядом с ним. Чужое дыхание, чужая кожа, чужое присутствие. Медленно, с нарастающей паникой, он повернул голову и увидел Елизавету – обнажённую, спящую рядом. В тот миг всё внутри оборвалось; грудь сжалась так, будто по ней нанесли удар, сердце пропустило ритм и затем забилось с неистовой силой. Он пытался ухватиться за память, вытащить из глубины сознания хоть что-то, что объяснило бы происходящее. Последнее, что он помнил, – кухня, стакан виски, спокойный голос Елизаветы. Дальше зияла пустота, чернота, словно кто-то вырвал целый кусок его жизни и оставил вместо него зияющую дыру.

Мария стояла, сжав руки в кулаки, ногти больно врезались в ладони. Она не могла дышать, не могла осознать всё до конца. Перед глазами всё плыло. Всё рухнуло. Всё, во что она верила, чего боялась, что пыталась отрицать – теперь было перед ней, как наяву.

Александр всё ещё лежал на кровати. Голый. Молчащий. Он не пытался ничего сказать, не делал никаких попыток оправдаться. И это было хуже всего.

— Ты почему молчишь? — её голос сорвался, дрожащий, напряжённый, наполненный болью. — Объясниться не хочешь?

Но он не мог. Он не знал, что сказать. Внутри него всё переворачивалось, в голове стоял белый шум, а тело будто не принадлежало ему. Он пытался вытянуть из памяти хоть что-то – хоть малейший намёк на то, что здесь произошло. Но там была пустота. Только глухая стена тумана.

Мария смотрела на него, её губы задрожали, и вдруг она заревела. Не тихо, не сдержанно – громко, отчаянно, безудержно. Горло сжалось, дыхание сбилось, слёзы текли сами по себе, крупными каплями, размывая её глаза. Она не могла вынести этого.

Она резко развернулась и выбежала из комнаты.

Александр закрыл глаза, задержав дыхание, затем тяжело выдохнул и с трудом начал искать свои разбросанные вещи. Простыни скомканы, одежда валялась по полу. Шорты он нашёл под стулом, футболку – под кроватью, трусы и вовсе оказались у двери. Он одевался поспешно, неловкими движениями, пока в груди разрастался панический страх. Он должен поговорить с ней. Он должен её остановить.

Но в этот момент Мария уже врывалась в детскую.

— Быстро одевайтесь! — резко сказала она.

Дети испуганно посмотрели на неё. Полина отложила телефон, близняшки замерли перед мультиком. Их мама стояла перед ними с заплаканным лицом, вся дрожала, а голос был натянут, как тонкая нить, готовая порваться.

— Мам, что случилось? — Полина моргнула, нахмурившись. — Куда мы идём?

— В гости, — голос Марии был отрывистым, строгим. — Одевайтесь, срочно.

Девочки зашевелились, но всё ещё недоумевали.

Александр поймал их у выхода из дома.

— Маша, стой! Подожди! — он шагнул к ней, протянув руку.

Она не слушала. Уже натягивала пальто, застёгивала его так резко, что пуговицы дрожали под её пальцами. Близняшки начали обуваться, Полина тоже поднялась, но её взгляд был наполнен тревогой.

— Куда вы собрались идти так рано? — голос Александра сорвался. Он смотрел на неё, в глазах паника. — В таком виде, в таком состоянии…

Мария резко подняла на него взгляд.

— В гости.

Она развернулась, шагнула к двери, но прежде чем выйти бросила последний взгляд через плечо.

— Не пиши мне. Не звони.

После того как Мария с детьми покинула дом, Александр долго стоял у входной двери, не в силах пошевелиться. Всё, что произошло за последние минуты, казалось каким-то кошмаром, в который он не мог поверить. Но реальность была беспощадной. Он потерял их. Его семья ушла. И он даже не мог ничего объяснить.

Тяжело дыша, он развернулся и напряжённой походкой направился обратно в ту самую комнату. Ему нужно было знать. Нужно было понять, что произошло прошлой ночью.

Когда он вошёл, Елизавета уже стояла. Она не накинула на себя одежду, не попыталась прикрыться – напротив, она пристально смотрела на него, её обнажённое тело подчёркивал каждый отблеск утреннего света. Тёмно-каштановые волосы спадали на плечи небрежными волнами, грудь тяжело поднималась и опускалась, будто она только что проснулась. В её взгляде было что-то странное – смесь наигранного замешательства и чего-то ещё, более тёмного.

Александр остановился в дверях, его взгляд метался по комнате. Всё разбросано, постель смята, одежда повсюду. Грудь сдавило так, что он едва мог дышать.

— Что… — его голос был хриплым. Он прокашлялся, пытаясь прийти в себя. — Что произошло прошлой ночью?

Елизавета удивлённо моргнула, а потом её губы дрогнули в легкой улыбке.

— Вы… не помните? — её голос был мягким, почти заботливым.

Александр молча смотрел на неё. Он не знал, что ответить.

— Вы выпили… — Елизавета сделала шаг вперёд, её движения были плавными, хищными. — Вы были очень расстроены, ведь вы проиграли в главной игре сезона… Вы сказали, что не можете больше держать всё в себе.

Он не говорил этого. Он не помнил.

— А потом… — её голос стал тише, и она провела пальцами по своей обнажённой руке, словно восстанавливая в памяти каждое мгновение. — Вы меня так жёстко и страстно трахали всю ночь. Это была лучшая ночь в моей жизни… — её губы дрогнули, взгляд потемнел. — Вы были искренни.

Александр замер, словно лишённый дыхания; грудь болезненно сжалась, и мысль о том, что он мог на такое решиться, казалась немыслимой. Он не чувствовал измены, не помнил её, не верил, что был способен на предательство, и всё же перед глазами лежала картина, не оставляющая места сомнениям. Внутри отчаянно протестовало всё его существо, но разум, цепляясь за очевидное, шептал одно: это произошло.

Глава 22. Без пути назад.

Александр провёл весь день словно в тумане: он не находил себе места, не мог думать ни о чём, кроме Марии и детей. Он звонил снова и снова – сначала ей, потом детям, но каждый раз в трубке была лишь пустая тишина. Всё говорило о том, что Мария либо выключила телефоны, либо просто заблокировала его номер. В груди давило, мысли путались, и с каждой неудачной попыткой ощущение безысходности становилось всё сильнее. Прошёл час, затем другой, потом растаяла половина дня, и только тогда до него дошло: он действительно потерял их.

Но тревогу усиливало не только это. Елизавета и не думала исчезать, напротив – вела себя так, словно её присутствие было естественным и законным. Она не считала нужным даже прикрыться, спокойно и уверенно разгуливая по дому обнажённой, словно бросая ему вызов. Александр несколько раз ловил себя на том, что отворачивается, чувствуя неловкость от этой демонстративной откровенности. Им было суждено остаться вдвоём под одной крышей, но это вовсе не означало, что он хотел видеть её вот так.

Он пытался отвлечься – включил телевизор, но взгляд всё равно периодически натыкался на неё. Она двигалась по дому плавно, будто кошка, заставляя его непроизвольно напрягаться. В каждом её движении было слишком много намеренности, слишком много желания быть замеченной.

— Ты не хочешь… одеться? — наконец, спросил он, пытаясь не смотреть в её сторону.

Она пожала плечами, словно ничего странного в этом не было.

— А зачем? — её голос был ленивым, томным. — Вы уже видели меня голой. Более того… — она усмехнулась, проведя пальцами по плечу. — Вы трахали меня. Страстно. Всю ночь. Или вы забыли?

Александр напрягся. Он не мог этого забыть, потому что не помнил вовсе, и именно это делало ситуацию невыносимой. Сжав кулаки, он пытался сохранить самообладание и не показать, насколько его злит её игра.

— Детей нет, — она продолжила говорить мягко, делая шаг ближе, — я никому не мешаю.

— Оденься, — его голос прозвучал твёрдо, отрывисто.

Она не двинулась сразу. В её взгляде сквозила насмешка, будто она видела его сомнения глубже, чем он сам их осознавал.

— Хорошо, — она чуть заметно улыбнулась, — но только нижнее бельё. Справделиво?

Александр стиснул зубы, понимая, что спорить бесполезно. Он отвернулся, пока она нарочито медленно натягивала кружевное бельё, словно желая подчеркнуть каждое движение. Но даже когда её нагота исчезла под тканью, чувство тревоги внутри никуда не ушло.

Следующим утром Александр проснулся от приглушённого звука – входная дверь приоткрылась. Сон слетел мгновенно, сердце ухнуло вниз, словно сорвалось с обрыва. Он рывком сел на кровати, прислушиваясь: это был не сон, кто-то действительно вошёл в дом.

Мгновение — и он уже стоял на ногах. В груди резко вспыхнула волна надежды, от которой закружилась голова. Может быть… они вернулись? Дети? Мария? Она передумала? Пришла поговорить?

Не утруждая себя поисками хоть какой-то одежды, он вышел в коридор, босыми ступнями прошагав по холодному полу. На губах уже готов был сорваться вопрос: «Мария?» – но стоило ему сделать ещё пару шагов, как он увидел её. Одну. Без детей. Без малейшего намёка, что она вернулась насовсем.

Надежда мгновенно погасла, сменившись тягучим страхом. Мария стояла в прихожей, сложив руки на груди. Лицо – непроницаемое, взгляд холодный, отстранённый, почти чужой.

— Ты вернулась? — его голос прозвучал тихо, осторожно, словно любое слово могло разрушить хрупкий миг надежды. Он боялся даже дышать.

Мария слегка склонила голову, будто изучая его, и в её глазах вспыхнул огонёк презрения.

— Ты думаешь, что я вернусь к изменщику? — спросила она спокойно, не повышая голоса.

Александр отшатнулся, словно её слова были ударом. Горло сжалось, руки непроизвольно стиснулись в кулаки, и он не нашёлся, что ответить.

Мария развернулась и пошла в сторону спальни. Шаги её были медленными, уверенными, но каждый отдавался в нём болью, словно удар плетью. Перед дверью она резко остановилась, слегка повернула голову и встретилась с ним взглядом – тяжёлым, холодным, почти уничтожающим.

— Надеюсь, войдя в нашу спальню, я не увижу голую Елизавету? — сказала она с ядовитым сарказмом.

Александр стиснул зубы, ощущая, как от этих слов по спине пробежал холод.

— Маша, не надо так издеваться… — сумел выдавить он, но она уже не слушала. Просто открыла дверь и вошла внутрь.

В спальне всё было так, как она оставила прошлым утром. Всё – за исключением его вещей, которые теперь беспорядочно валялись в углу, словно её присутствие здесь больше не имело значения. Мария не сказала ни слова. Она спокойно открыла шкаф и достала чемодан.

Александр застыл в дверном проёме, сжимая кулаки так сильно, что побелели костяшки.

— Что ты делаешь? — спросил он, хотя знал ответ.

— А ты как думаешь? — Мария даже не взглянула на него. Она методично, одежда за одеждой, укладывала вещи в чемодан.

Его охватила паника. Она действительно уходит. На этот раз – окончательно.

Мария не спешила. Двигалась холодно, расчётливо, словно выполняла рутинное задание, требующее внимания, но не эмоций. Когда с её вещами было покончено, она прошла в комнаты девочек. В каждой – одно и то же: открывала шкаф, складывала аккуратно вещи в сумку, действуя молча, с пугающей собранностью. Александр шёл за ней следом, немой и опустошённый, чувствуя, как вместе с каждым её движением рушится его жизнь. Но когда она закрыла последний чемодан, он не выдержал.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Где дети? — его голос дрожал от напряжения.

Мария остановилась, но не обернулась.

— Я же вчера говорила тебе.

— В гостях? — он сделал шаг ближе, отчаяние пробивалось в словах. — Я же знаю, что в этом городе у тебя нет друзей.

Она усмехнулась холодно, без малейшей тени удовольствия.

— Я самодостаточная женщина, Александр. По крайней мере, квартиру арендовать могу. Можешь не переживать.

Он хотел возразить, хотел спросить, умолять, но горло пересохло, язык словно прилип к нёбу. Мария двинулась к выходу, и он пошёл следом, не находя слов, лишь надеясь успеть остановить её.

На пороге она замерла, последний раз обернулась. Её глаза были твёрдыми, неумолимыми, но где-то глубоко таилась искра – боль, разочарование или, что хуже всего, пустота.

— У нас ровно через месяц развод через суд. Не выдумывай ничего. Давай просто разойдёмся нормально.

Александр не знал, как на это реагировать. Его грудь сжала паника, он едва выдавил из себя:

— Пожалуйста, не надо… Я тебя люблю.

Его голос дрогнул, сорвался, но Мария только коротко, глухо рассмеялась и покачала головой.

— Ты шутишь, да? Любишь? Так сильно, что даже любовницу свою не выгнал? Ведь если это была «случайность», то её уже давно не было бы в этом доме. Но она по-прежнему здесь. Ты даже не попытался…

Александр открыл рот, но слова так и не вышли. Мария развернулась и ушла. На этот раз – навсегда.

Глава 23. Капкан Елизаветы.

Очередное утро без Марии. Без детей.

Александр проснулся с тяжестью в теле, словно его мышцы были наполнены свинцом. Голова гудела, мысли путались, как после затяжного кошмара, от которого невозможно проснуться полностью. Он медленно приподнялся на кровати, потер виски, но туман в сознании не рассеивался. В комнате было странно тихо. Слишком тихо. Та тишина, что давит на грудь, словно вакуум, вытягивающий воздух.

Он машинально посмотрел на место рядом с собой – оно пустовало. Конечно. Мария ушла. Дети ушли. Вчерашний день был как удар по голове, настолько сильный, что всё ещё отзывался в висках тупой болью. Но не похмельной – моральной. Ощущение потери, которое не смывается ни водой, ни временем.

Он поднялся с кровати и вышел в коридор. Дом, который всегда наполняли звуки – смех Полины, громкие споры близняшек, Мария, что-то напевающая на кухне, – теперь был пуст. В этой тишине всё казалось чужим, даже стены, даже собственное дыхание. Александр медленно прошёлся по дому, по привычке заглядывая в каждую комнату, но находя там только пустоту.

Он открыл шкаф в их общей спальне – там больше не было её вещей. Оставались только его рубашки, его спортивные костюмы, его обувь, и какая-то нелепая пустота, заполнившая полки. Она не взяла всё сразу, но самое важное исчезло. Как будто её никогда здесь не было.

Он зашёл в детские комнаты. Остановился на пороге, глядя на кровать Полины. Простыни сбиты, подушка скомкана, словно ещё хранила её тёплый след. На тумбочке остался её розовый гребень, который она всегда носила с собой. Рядом с ним стояла забавная фигурка котёнка – он купил её Полине на прошлый Новый год. Близняшки тоже оставили кое-что – маленькие носочки, игрушечный зайчик, брошенный у изголовья.

Он сел на край кровати и закрыл лицо руками. Сначала просто тяжело выдохнул, потом задержал дыхание, но это не помогло. Внутри всё горело, но не ярким огнём, а тлеющим, нестерпимым, разъедающим. Как они дошли до этого? Как он позволил этому случиться? Почему он ничего не помнит?

Ему нужно было что-то делать. Нужно было вернуть их. Нужно было выбросить Елизавету из этого дома, из своей жизни. Он резко встал, сжав кулаки, и направился вниз, где, он был уверен, она уже ждала его. Но в груди, помимо злости, зарождался страх. Ведь он не знал, чем закончится этот разговор.

Александр спускался вниз, чувствуя, как с каждым шагом нарастает напряжение. Его тело было будто сковано невидимыми оковами – каждое движение давалось с трудом, словно он шёл не по лестнице, а по вязкому болоту. Гнев внутри него кипел, но одновременно с ним закипало и отвращение. Он знал, что она будет там. Знал, что её лицо будет спокойным, а взгляд – пронзительным.

Когда он вошёл на кухню, Елизавета уже сидела за столом, неспешно допивая утренний кофе. Она не спешила вставать, не выглядела обеспокоенной или смущённой. Наоборот, в её позе читалась уверенность, даже небрежность – она вновь ходила по дому полностью обнажённой, словно отсутствие одежды стало её новой нормой. Её длинные ноги были небрежно закинуты на соседний стул, одна рука лениво перебирала пряди густых тёмно-каштановых волос, а другая – касалась края кружки с кофе, словно этот утренний момент принадлежал только ей.

Александр остановился напротив неё, уперевшись ладонями в стол. Внутри всё сжалось от отвращения – не к ней, а к самой ситуации, в которую он попал.

— Собирай свои вещи и уходи, — его голос прозвучал хрипло, но твёрдо.

Елизавета медленно подняла взгляд, и в её карих глазах промелькнуло что-то странное. Не страх, не удивление. Коварство.

— Вы уверены, Александр? — её голос был мягким, почти заботливым, но улыбка, скользнувшая по её губам, была ледяной.

— Абсолютно, — он сжал кулаки. — Собирайся. Немедленно.

Она поставила кружку на стол, наклонила голову набок и посмотрела на него с нескрываемым интересом, словно этот разговор её развлекал.

— Ты уверен? — повторила она, но голос изменился – стал интимнее, будто речь шла не о приказе, а о тайне, разделённой только на двоих.

Александр нахмурился.

— Почему ты вдруг перешла на «ты»? — в его тоне прозвучало подозрение.

Елизавета медленно подалась вперёд, опершись локтями о стол, её губы тронула игривая улыбка.

— Знаешь, мне кажется, что нам давно пора было перейти на этот уровень. Ещё после той ночи, не так ли? — сказала она почти шёпотом, и спокойствие её голоса только усиливало напряжение.

Внутри Александра что-то резко сжалось.

— Хватит, — он отступил на шаг назад, словно хотел создать дистанцию, но понимал, что это не поможет. — Просто убирайся отсюда.

— Ты правда думаешь, что можешь просто так от меня избавиться? — её голос стал холоднее, но в нём звучала опасная насмешка.

Она медленно встала, демонстративно поправляя грудь, как будто проверяя, всё ли на месте, и провела руками по животу, словно оценивая свою собственную обнажённость. Сделала пару ленивых шагов к нему, а затем… остановилась.

— Если ты меня выгонишь, я пойду в полицию и скажу, что ты меня изнасиловал, — произнесла она без единой эмоции, словно обсуждала погоду.

Александр резко моргнул. Что?

— Что ты несёшь? — его голос сорвался. — Это уже слишком, даже для тебя!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она усмехнулась, медленно скрестив руки на груди.

— Правда? — её взгляд сверкнул хищным блеском. — А кому, как ты думаешь, поверят? Баскетбольной звезде, который только что разрушил свой брак, или бедной, наивной девушке, которая не смогла противостоять твоему напору?

Александр почувствовал, как кровь начинает глухо стучать в висках, сердце билось тяжёлым молотом.

— Ты не сделаешь этого. Это бред, это…

— Ты уверен? — перебила она, голос её звучал мягко и почти ласково, но от этого угроза в нём становилась только острее. — Уверен настолько, что готов рискнуть своей карьерой, своей репутацией и даже свободой?

Он застыл, и на секунду весь мир будто остановился. Мысли срывались с места и тут же гасли. Он не мог ничего противопоставить её словам, потому что за ними стояла главная истина, которая ломала его изнутри: он ничего не помнил. И именно эта пустота делала его уязвимым.

Александр сделал глубокий вдох, пытаясь справиться с хаосом в голове. Всё, что происходило, казалось дурным сном, кошмаром, из которого он вот-вот проснётся. Но реальность давила на него с неотвратимой силой.

— Сколько ты хочешь? — голос Александра прозвучал глухо, будто издалека, словно слова вырывались сквозь ком в горле. — Просто назови сумму и убирайся.

Елизавета чуть приподняла брови, будто предложение её позабавило. Она сделала шаг ближе, небрежно склонив голову набок, а её карие глаза сверкнули насмешкой.

— Деньги? — она хмыкнула, в её интонации звучала издёвка. — Саша, я думала, ты меня знаешь лучше.

Он стиснул зубы, пальцы на руках сжались в кулаки.

— Перестань играть в эти игры, Елизавета, — его голос сорвался на хриплый рык. — Назови сумму и исчезни из моей жизни.

Она лишь медленно покачала головой, и её волосы мягко соскользнули по плечам. В этом простом движении было больше вызова, чем в любых словах.

— Мне не нужны твои деньги, — голос Елизаветы стал ниже, более обволакивающим и уверенным. — Я хочу быть рядом с тобой.

Александр невольно отступил назад, его тело напряглось, как у зверя, загнанного в угол. Он был готов услышать всё, что угодно – угрозы, шантаж, требования, но только не это.

— Что? — его брови сдвинулись, голос прозвучал с искренним недоумением, будто он не верил собственным ушам.

Елизавета шагнула вперёд, сокращая расстояние до нескольких сантиметров. Её губы тронула лёгкая, почти играющая улыбка.

— Ты до сих пор не понял? — её слова тянулись мягкими, шелковыми нитями, от которых невозможно было уклониться. — Я не хочу от тебя денег, Саша. Я хочу тебя.

Он застыл, сердце гулко билось в груди, мысли разлетались в стороны, не находя выхода.

— Ты… сумасшедшая, — выдавил он, словно пытаясь убедить в этом не только её, но и себя.

Она рассмеялась – коротко, тихо, но в этом смехе была пугающая уверенность.

— Может быть, — пожала она плечами, — но теперь ты принадлежишь мне.

Александр чувствовал, как внутри него растёт холодный страх: он попал в ловушку. Стоя посреди кухни, он смотрел в пустоту, словно взгляд уткнулся в стену, и не видел ничего вокруг. Всё, что ещё недавно казалось незыблемым, рассыпалось в пыль. Он был заперт – как зверь в клетке, который мечется по прутьям, но не находит выхода.

И Елизавета была права. У него действительно не оставалось вариантов. В полицию он не пойдёт – кто поверит? Баскетбольный чемпион, громкое имя, мужчина, который внезапно начнёт утверждать, будто его шантажирует молодая девушка? Его высмеют, репутацию уничтожат, а обвинения только усугубят ситуацию. Людям будет проще поверить в ложь, чем услышать его правду.

Марии он тоже не мог ничего сказать. Она не возьмёт трубку и не станет слушать объяснений – её решение уже принято. В её глазах он предатель, изменщик, разрушивший их семью. Это знание давило сильнее любых угроз, лишало воздуха, заставляло грудь сжиматься до боли.

Он остался один. Совсем один.

А рядом с ним жила Елизавета. Она стала тенью, неизбежным напоминанием о том, что его мир больше не принадлежит ему. Она никуда не спешила, напротив – вела себя так, будто этот дом уже её. Она была повсюду: на кухне, в гостиной, проходила мимо него в коридоре, едва касаясь плеча, оставляя после себя шлейф дорогого парфюма и ощущение непрошенной близости.

Александр всё чаще ловил себя на том, что перестал сопротивляться. Она победила. Сломала его, лишила воли, и он не знал, как вернуть себе хоть часть утраченного контроля.

Вечером он снова взял в руки телефон и открыл чат с Марией. Прокрутил вверх, туда, где ещё было счастье – их смех, планы, короткие признания, строки «Я люблю тебя». Теперь же чат был пуст. Пальцы дрожали над клавиатурой: он хотел написать что-то важное, хоть одно слово, которое могло бы остановить эту катастрофу. Но слова не шли. И тогда он услышал её голос.

— Тебе нужно отпустить её, Саша. Она не вернётся.

Голос Елизаветы был мягким, почти нежным, и в тот же миг он ощутил её – тёплое, обнажённое тело, прижавшееся к его спине, грудь у лопаток, лёгкие движения пальцев по его руке.

Он не отстранился. Не сказал ни слова. Просто продолжал смотреть на экран телефона, ощущая тяжёлую пустоту и понимая: выхода из этой тьмы нет.

Глава 24. Точка невозврата.

Дни текли один за другим, похожие друг на друга, как капли воды, неотличимые в своей монотонности. Дом, некогда наполненный голосами, смехом детей, тихими переговорами между ним и Марией, теперь казался пустой оболочкой. В воздухе витала тишина, от которой сводило виски, заставляя испытывать удушающее одиночество. Александр бродил по этим комнатам, по коридорам, где раньше слышались шаги его семьи, и всё казалось неправильным.

Марии не было. Детей не было. Осталась только она.

Елизавета продолжала жить в доме так, словно всё происходящее было естественным. Она не ограничивалась присутствием – она обживала пространство, впитывала его, будто место освободилось именно для неё. Александр видел, как она ведёт себя с той же непринуждённостью, что и раньше, как будто ничего не изменилось.

Она по-прежнему ходила по дому обнажённой, не прикрываясь, не стесняясь, словно наслаждалась этой властью над пространством. Иногда, стоя на кухне, она делала вид, что что-то готовит, а на самом деле лишь позволяла ему замечать движения своего тела. Её кожа, загорелая, гладкая, светилась в лучах утреннего солнца, длинные волосы свободно спадали по плечам, а лёгкая, уверенная походка будто подчёркивала её роль в этом новом порядке вещей. Она не делала ничего открыто провокационного, но Александр чувствовал её намерения в каждой мелочи. В каждом медленном наклоне, в каждом взгляде, который она бросала через плечо.

И сопротивляться он не мог. Он жил в своей голове, как пленник собственных вопросов, на которые не находилось ответа. Что произошло той ночью? Почему память обрывается? Он снова и снова пытался восстановить хронологию, но всякий раз доходил лишь до одного и того же момента – бокал виски на кухне. А дальше зиял провал, чёрная бездна, которую невозможно заполнить.

Елизавета никогда не говорила ему ничего нового, только повторяла то, что он уже слышал: «Ты был страстен, Саша. Ты хотел меня. Ты взял меня так, как никогда не брал её». И каждый раз эти фразы пробирали его холодным потом, потому что он не мог ни доказать их правдивость, ни опровергнуть.

День за днём в его голове крутился один и тот же вопрос: если бы он сумел вспомнить, что именно он увидел бы?

Он снова и снова писал Марии сообщения, но ответа так и не было. Она молчала так, словно его больше не существовало. Иногда ночью он сидел в темноте, держа телефон в руках, перечитывал их старые переписки и ждал, что вдруг на экране вспыхнет новое уведомление. Но экран оставался пустым, а вместе с ним пустел и он сам.

В какие-то моменты он ловил себя на том, что мысленно обращается к ней: «Пожалуйста, Мария. Просто ответь. Просто дай мне шанс объяснить». Но в ответ была только звенящая тишина.

Он пытался придумать план, как её вернуть. Перебирал все возможные варианты. Может, поговорить с ней лично? Может, написать ей письмо? Или попытаться через её друзей узнать, как её убедить? Но всё рушилось в момент, когда он вспоминал, что она видела его с другой женщиной. Голого. В постели. В их же доме.

Какое оправдание могло звучать убедительно после этого?

Но страшнее всего было не это. Настоящий ужас пришёл в то утро, когда он понял: календарь показывает 11 мая. Дата, которая ещё недавно казалась просто числом, вдруг стала рубежом. Сегодня они разведутся.

Утро пахло окончательностью. Александр ехал в суд, ощущая, как грудь сдавливает холодное понимание: всё, что он любил, всё, что строил, рушится прямо сейчас. За окнами машины мелькал живой, равнодушный город: люди спешили по делам, машины сигналили, кто-то смеялся на остановке. Мир продолжал жить, но для него этот день был концом.

Он пытался представить, что скажет Марии. Надеялся, что хотя бы раз она посмотрит на него без ненависти, без боли, с той самой теплотой, которую он помнил. Но сердце подсказывало другое.

И когда он подъехал к зданию суда, взгляд сам собой нашёл её.

Мария стояла у ступеней, крепко сжимая в руке чёрную папку. Она выглядела иначе – собранной, безупречной, но чужой. На ней было строгое тёмно-синее платье, волосы убраны в гладкий пучок, на губах лёгкая помада естественного оттенка. Её лицо оставалось непроницаемым, но глаза стали каменной стеной, за которой не осталось ничего от той женщины, которую он когда-то любил.

Александр замедлил шаг, стараясь поймать её взгляд, и когда их глаза встретились, он понял: перед ним стоял незнакомый человек.

— Никаких сцен, Александр, — её голос был ровным, но в нём звенела сталь. — Всё должно пройти быстро.

Он сглотнул, но не смог произнести ни слова.

— Я не претендую ни на дом, ни на деньги, ни на что-то ещё, — продолжила Мария тем же холодным тоном. — Всё остаётся при тебе.

Он открыл рот, пытаясь что-то сказать, но её следующая фраза оборвала дыхание.

— Но ты больше не увидишь детей.

Сердце Александра пропустило удар.

— Что? — выдохнул он, ощущая, как рушится весь мир.

Мария не дрогнула, не моргнула, а просто смотрела на него. И её взгляд уже был приговором.

— Ты сам всё разрушил. Теперь живи с этим.

Это были самые страшные слова, которые он когда-либо слышал.

Судебное заседание началось ровно в назначенное время, но для Александра всё происходило так, будто кто-то включил замедленную съёмку. Он сидел в зале, окружённый холодными стенами правосудия, и ощущал, как невидимые оковы всё сильнее сжимают его грудь. Это место пахло бумагами, отчуждением и чем-то неизбежным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мария вошла первой. Она выглядела безупречно – собранная, сдержанная, абсолютно спокойная. В её движениях не было ни суеты, ни сомнений, лишь абсолютная уверенность в каждом шаге. Александр не мог отвести от неё глаз. Она была так близко, но при этом казалась дальше, чем когда-либо. Женщина, которую он когда-то называл своей женой, теперь была незнакомкой.

Судья заговорил, но слова доходили до Александра с трудом. Его мысли метались между прошлыми воспоминаниями и беспощадной реальностью. Он хотел повернуть время назад, сказать что-то, что могло бы изменить ход событий, но всё, что у него осталось, – это тишина.

Мария подписала бумаги первой. Без колебаний, без паузы, лёгким движением руки, будто ставила подпись на обычном документе. Но именно этим движением она окончательно перечеркнула их жизнь. Когда очередь дошла до него, Александр долго смотрел на листы. На строки, где их фамилии стояли рядом, но уже не как символ семьи, а как формулировка расторжения брака. Рука дрогнула, когда он взял ручку. Чернила легли на бумагу – тяжёлый, бесповоротный штрих.

Судья взглянул на обоих, затем, ровным и формальным голосом, произнёс:

— Ваш брак официально расторгнут.

Эти слова прозвучали, как удар гонга, возвещающий о завершении боя. Вот и всё. Без драматических пауз, без трагических сцен. Просто формальность, которой подчинилась их любовь.

Александр не мог поверить, что это конец. Он смотрел на Марию, надеясь увидеть хоть проблеск сожаления в её глазах, но там была лишь пустота. Она не смотрела на него. Не было ни единого жеста, который мог бы намекнуть, что она сомневается в своём решении. Ему хотелось крикнуть, сказать, что он не хотел этого, что всё произошло не так, как кажется. Но он знал, что уже поздно.

Мария поднялась со своего места, спокойно забрала документы и вышла первой. Она больше не была его женой.

Александр вышел вслед, и воздух вокруг будто стал густым, липким, мешающим дышать. Люди шли мимо, спешили по своим делам, город жил своей жизнью, а его мир остановился. Он смотрел на спину Марии, уходящей прочь, и понимал: если отпустит её сейчас, то потеряет окончательно.

Он сделал шаг вперёд, окликнул её.

— Маша, подожди.

Она остановилась. Не сразу повернулась – сначала стояла неподвижно, потом медленно обернулась. Её лицо оставалось спокойным, а глаза… глаза были пустыми.

— Чего ты хочешь, Александр? Всё уже кончено.

Он сглотнул, пытаясь подобрать слова, понимая, что это может быть его последняя возможность.

— Вы по-прежнему живёте в той съёмной квартире? Ты с детьми?

— Это уже не твоё дело.

— Вернитесь, — он сделал шаг ближе. — Я не прошу простить меня. Просто… вернитесь. Живите в доме. Я не буду тебя трогать, не буду вмешиваться в твою жизнь. Просто останься.

Мария печально усмехнулась, покачав головой.

— Я улетаю в Ладожск.

Эти слова ударили сильнее, чем всё, что она говорила раньше.

— Ладожск? Но это… Это город твоего позора, Маша. Ты же сама так говорила.

Она посмотрела на него долгим взглядом, в котором не осталось боли – только усталость.

— Твоя измена хуже, — спокойно ответила она. — И это не «город моего позора», это мой дом. Там мой сын. И мы будем там жить вместе.

Александр хотел возразить, но слова застряли в горле. Она продолжила:

— Никогда не прилетай к нам. Не пытайся нас найти. И не звони.

— Но…

— Это не имеет смысла, — твёрдо сказала она. — Я уже заблокировала твой номер. И в телефонах детей тоже.

Она подняла руку, словно собираясь поставить точку:

— Будь счастлив, Александр.

Она развернулась, но он схватил её за запястье.

— Подожди, — его голос был хриплым. — Я не счастлив без тебя.

Она вздохнула.

— Ты сам выбрал этот путь.

— Но я… Я не знал… Я не хотел…

Мария горько улыбнулась.

— Я видела, Александр. С самого начала. Видела, как она действует, шаг за шагом, как втягивает тебя в свою игру. Я ещё на первой стадии вербовки поняла, что от Елизаветы надо избавляться. А ты не слушал меня.

Он нахмурился.

— Первая стадия? Сколько их вообще? О чём ты вообще говоришь?

Она посмотрела на него с лёгким сожалением.

— Посмотри в интернете.

Он сжал челюсть.

— Всё было не так. Я… я не изменял тебе осознанно. Я не хотел…

— Не важно, — перебила она. — Даже если бы ты не изменил, между нами всё равно уже ничего не осталось.

Он хотел возразить, сказать, что всё можно исправить, но Мария сделала последний шаг назад, создавая между ними непреодолимую дистанцию.

— Ты говорил, что она единственная тебя понимала? Ну так и живи с её пониманием.

С этими словами она развернулась и ушла, оставив его стоять в одиночестве перед зданием суда. Он не мог пошевелиться. Не мог поверить, что всё действительно кончено.

Глава 25. Пленник в собственном доме.

После суда прошло несколько дней, но чувство опустошённости не отпускало Александра ни на минуту. Он просыпался в пустом доме, и первым делом его взгляд искал привычные детали: халат Марии, оставленный на кресле, детские игрушки, случайно забытые в коридоре, запах утреннего кофе, который всегда витал по дому, пока она была здесь. Но ничего этого больше не было. Дом словно вымер, погружённый в странную, тяжёлую тишину.

Он медленно прошёл по коридору, останавливаясь у дверей детских комнат. Ему не хватало даже их беспорядка – разбросанных вещей, недочитанных книжек на тумбочках, полузастеленных кроватей, на которых ещё недавно спали его дочери. Сейчас комнаты были чистыми, слишком чистыми, словно никогда никому не принадлежали. Он сел на кровать Полины, осторожно провёл рукой по подушке, на секунду прикрыв глаза, представляя, что вот-вот услышит её голос. Но в воздухе была только тишина.

Ему отчаянно хотелось позвонить, написать, услышать её голос – хотя бы одно слово, которое дало бы надежду. Но телефон оставался холодным и безмолвным. Мария заблокировала его. Сообщений тоже нет. И именно это оказалось хуже всего.

Он вышел на улицу, машинально подошёл к своей машине. Ему не нужно было искать её – он знал, что она в Ладожске. Но от этого становилось только больнее. Она ушла навсегда. Впервые в жизни он оказался в полном одиночестве: без цели, без семьи, без смысла. Всё, что осталось – это воспоминания, которые медленно разъедали его изнутри.

Дни тянулись бесконечно, а дом, который когда-то был наполнен жизнью, теперь казался чужим, будто его облик постепенно менялся под чьей-то невидимой рукой. Елизавета не просто осталась здесь – она действовала так, будто всё происходящее было частью её тщательно продуманного плана.

Она больше не ходила по дому нагишом, как в первые дни после ухода Марии, но теперь делала нечто ещё более зловещее. Она начала носить его вещи. Свободные футболки, которые он всегда оставлял на стуле в спальне, теперь обтягивали её стройную фигуру, превращая привычную одежду в символ её нового положения. Она ходила в его доме босиком, со спокойной улыбкой, смотря на него долгими задумчивыми взглядами.

Поначалу Александр не реагировал. Ему было всё равно, какие привычки у неё были, потому что он был занят борьбой с собственными демонами. Но потом он начал замечать перемены. Из дома исчезли последние следы Марии – её любимый плед, маленькая чашка для кофе, её ароматы, которые ещё держались в воздухе. Он не знал, выбросила ли их Елизавета или просто убрала подальше, но ощущение было одно – его прошлой жизни больше не существовало.

— Ты выбросила её вещи? — всё же однажды спросил он у Елизаветы.

Елизавета повернулась к нему с тем самым спокойным выражением лица, которое начинало раздражать его всё больше.

— Саша, а зачем тебе напоминания о том, чего больше нет? — спросила она мягко. — Этот дом должен стать уютным, а не музеем прошлых ошибок.

Он не ответил. Он мог бы сказать, что хочет вернуть каждую деталь, каждую мелочь, которая напоминала бы о Марии и детях. Но в этом доме теперь были новые правила.

Она не просто жила здесь. Она превращала дом в своё пространство. Распоряжалась, меняла мебель местами, заказывала новые вещи. Александр чувствовал, что он теряет не только семью, но даже саму реальность, в которой когда-то жил. Всё, что напоминало о Марии, исчезало одно за другим. А Елизавета оставалась, заполняя пустоту, созданную её же руками.

В какой-то момент он понял: он больше не может это терпеть.

— Собирай свои вещи и уходи, — резко сказал он.

Елизавета, сидевшая в кресле напротив, подняла на него взгляд. Она медленно поставила чашку на стол, облизнула губы, будто обдумывая его слова. Затем чуть склонила голову набок, с любопытством рассматривая его.

— Если бы ты действительно хотел, чтобы я ушла, ты бы выгнал меня ещё тогда. Но ты не сделал этого. Почему?

— Ты смеёшься? Ты же сама начала угрожать полицией, говоря об изнасиловании! — его голос стал резче.

Елизавета пожала плечами, и в этом жесте была пугающая лёгкость.

— Ну и что? Если бы ты действительно хотел избавиться от меня, ты бы сделал что угодно. Даже сел бы в тюрьму, лишь бы меня не видеть.

Александр замер, глядя на неё, словно впервые по-настоящему осознавая, кто перед ним.

— Ну возьми, пожалуйста, деньги. Сколько ты хочешь? Просто возьми и убирайся! — его голос был напряжённым, почти срывался.

Но Елизавета лишь качнула головой.

— Ну Саша… Ты опять за своё… Я же тебе говорила, что мне не нужны деньги. Я хочу быть рядом с тобой.

Она встала с кресла и подошла к Александру.

— Я люблю тебя, Саша. Разве ты не понимаешь? Я всегда любила. С того самого момента, как впервые увидела тебя. Я знала, что ты особенный. Ты – тот самый мужчина, за которым хочется идти, за которого хочется держаться. С тобой я чувствую себя… настоящей.

Она провела рукой по его груди, чуть надавила, словно проверяя, насколько он напряжён.

— Я хочу от тебя детей, минимум троих. Мальчика, который будет таким же сильным, как ты. Девочек, таких же прекрасных, как я. Ты будешь учить их, как правильно жить, а они будут смотреть на тебя, как на героя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Её пальцы скользнули к его запястью.

— Я уже вижу нашу жизнь. Представляешь? Мы просыпаемся вместе. Завтракаем за одним столом. Ты возвращаешься с тренировки, а я жду тебя дома, готовлю ужин. Наши дети бегают по комнатам, смеются, тянутся к тебе… Мы будем семьёй. Настоящей. Такой, какой у тебя никогда не было.

Она наклонилась ближе, её дыхание обжигало его щёку.

— Я сделаю тебя счастливым. Я знаю, чего ты хочешь, Саша. Я знаю, что тебе нужно.

Он не мог пошевелиться. Даже дышать. Она видела это и наслаждалась каждой секундой его беспомощности.

— Разве это не то, о чём мечтает каждый мужчина? Любящая женщина, уютный дом, дети, которые ждут, когда папа вернётся?

Её голос был мягким и сладковатым, но в этой сладости скрывался яд.

— Мы могли бы стать идеальной парой. Да мы и так уже ею стали, — её глаза вспыхнули коварным блеском. — Ты уже выбрал меня, Саша. Ты просто пока этого не понял.

Он отступил, но она не дала ему пространства.

— Ты мой. И ты всегда будешь моим.

Он почувствовал, как бездна затягивает его всё глубже. Она уже победила.

Александр глубоко вдохнул, выдохнул и опустил голову. Но когда поднял на неё взгляд, в его глазах мелькнула едва заметная усмешка.

— То есть деньги не возьмёшь?

Её глаза вспыхнули. Улыбка стала шире – почти нежной, как у женщины, которая услышала признание в любви.

— Ну Саша, ты меня вообще не слушал?

Она наклонилась к нему так, что он снова ощутил её запах.

— Я не за деньгами пришла. Я пришла за тобой.

Глава 26. Оковы страсти.

Ночь окутала дом густой тишиной, и Александр пытался спастись во сне от безысходности реальности. Но даже там не находил спасения. Снова и снова он возвращался в тот роковой миг, которого не мог вспомнить наяву. Ему казалось, что он стоит на грани между сном и явью, а мир вокруг приобретал странную, то ли призрачную, то ли гиперреалистичную чёткость.

Ему снилось, что он и Елизавета обнажены, их тела переплетены в тесных объятиях. Её кожа обжигала, дыхание было тягучим и липким, а голос звучал мягко, но властно. Она шептала его имя снова и снова, будто мантру, и в её тёмных глазах отражался огонь страсти, в котором мерцало нечто более опасное. Его ладони скользили по её спине, и он ощущал, как этот жар медленно проникает в его кровь.

На фоне этого жара вспыхивали обрывки воспоминаний: стакан виски, звонкий смех, ощущение головокружения, момент, когда он начал терять контроль над собой. Всё сливалось воедино в его сне, превращая каждое движение в мучительное напоминание о том, чего он не мог вспомнить наяву. В какой-то момент он осознал, что собирается войти в неё, почти ощущая, как его тело двигается навстречу… Но вдруг всё пошло иначе.

В самый разгар видения, когда её ноги обвивали его бёдра, а их губы уже почти сливались в поцелуе, он заметил в стороне движение. В дверях стояла Мария. Она не произнесла ни слова, но её лицо выражало боль и немой крик. Взгляд был таким, будто он предал всё, что они прожили вместе. И этот взгляд вонзился в его сердце ледяным кинжалом.

Александр хотел заговорить, оправдаться, крикнуть, что это не он, что всё неправда, но слова не рождались. Паника нарастала, тело не слушалось, и в какой-то момент он сорвался в отчаянный крик.

Он проснулся резко, судорожно хватая воздух. Сердце билось так, будто его только что вырвали из груди. Лоб и висок были мокрыми от пота, пальцы дрожали. Несколько секунд он не понимал, где находится: перед глазами всё ещё стоял дверной проём, силуэт Марии, её осуждающий взгляд. Но вокруг был лишь мрак ночи и знакомый потолок.

Он перевёл дыхание, пытаясь убедить себя, что всё это лишь ночной кошмар. Но внутри оставалось тяжёлое предчувствие: этот сон что-то значит. Он вновь видел себя с Елизаветой в миг, который в реальности не помнил, и в этом таилась страшная правда, которую он не мог игнорировать.

Уже под утро, когда серые сумерки начали уступать место бледным лучам рассвета, Александр лежал в постели, чувствуя, как сердцебиение потихоньку возвращается в норму. На короткое время он провалился в неглубокую дремоту, но теперь окончательно пришёл в себя. Голова раскалывалась от мыслей, а кожа была липкой от испарины – будто сам сон был реальнее реальности.

В памяти всплыли слова Марии перед её уходом:

«…ещё на первой стадии вербовки поняла, что от Елизаветы надо избавляться…»

Ещё тогда он не понимал, что она имеет в виду. Но теперь эти слова звучали зловещим эхом. «Первая стадия вербовки?» – переспросил он мысленно. «А сколько их вообще?» Он попытался вспомнить, в чём именно она обвиняла Елизавету. Тогда ему казалось, что это просто паранойя, ревность. Но если это было правдой?

Он поднялся, сел на край кровати и опустил голову в ладони. Стоило ему закрыть глаза, как перед внутренним взором вставали обрывки сна: виски, потемневший взгляд Елизаветы, жар её тела. И тёмная фигура Марии в дверях, смотрящая с мукой и отвращением. Всё было слишком реальным даже после пробуждения.

Он всё ещё не мог составить цельную картину ночи, которая разрушила его жизнь. Но ощущал, что близок к пониманию, что всё было не просто так. Эти слова про «стадии» крутились в голове, как заглавие книги, которую он должен прочесть, чтобы найти ответ.

Снаружи послышалось лёгкое шуршание – Елизавета, вероятно, уже встала. Александр набрал в грудь воздух и поднял взгляд на слабый свет, пробивающийся сквозь шторы. Он не знал, как жить дальше, но теперь у него появилась новая цель: понять, каким образом эта женщина проникла в его жизнь и превратила всё в кошмар. И самое главное – как из этого кошмара выбраться.

Александр просидел ещё несколько минут, глядя в пустой экран телефона. Внутри не было покоя – ночной кошмар не давал ему расслабиться. Он подскочил, словно что-то решив, и направился к своему столу. Ему нужен был ноутбук.

Когда он достал ноутбук, поставил его на ровную поверхность стола. Странно было осознавать, что этот самый ноутбук он когда-то покупал для семьи, для общих дел, а теперь, вероятно, будет служить единственной возможностью найти ответы на мучившие его вопросы.

Когда загрузился рабочий стол, его взгляд скользнул по иконкам, где были сохранены старые фотографии и семейные видео. Всё это напоминало о прошлой жизни, которая теперь стала очень далёкой. Наконец, он открыл браузер и, вздохнув, начал печатать: «как понять, что тебя обманули и завоевали доверие». Ничего толком не нашёл. Запрос был не слишком чётким.

Следующие несколько минут он упорно пытался найти подходящие ключевые слова, печатая то: «психологические приёмы обольщения», то: «манипуляции в любви», то: «домработница влюбилась в меня, что делать», но в результатах было много мусора, статей о семейных отношениях, каких-то женских блогов со слезливыми историями. Он скрипнул зубами и продолжил копаться.

Строчка за строчкой – то унылые форумы, то популярные психологические сайты. Ничего, что подходило бы под его случай. Внутри уже накатывало отчаяние, когда взгляд зацепился за короткий заголовок: «Как завоевать мужчину, если вы его любите, а любовь невзаимная?».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Он кликнул, не ожидая ничего особенного, но статья мгновенно привлекла его внимание. Посередине жирными буквами было написано: «5 шагов к его сердцу: от первого взгляда до совместных ночей». Сначала он даже ухмыльнулся – типичная поп-статья. Но стоило начать читать, как улыбка исчезла.

«Шаг 1. Будьте идеальной помощницей или коллегой. Вежливость и лёгкая улыбка – это первая ступень. Не соблазняйте, напротив, держитесь чуть в стороне, чтобы казаться скромной и доброжелательной...»

Александр откинулся на спинку стула, глаза расширились от резкого толчка воспоминаний. Елизавета: вежливая, улыбчивая, безупречная домработница… Словно каждая буква этих строк рассказывала об их первом знакомстве.

Он продолжил читать, сердце стучало быстрее:

«Шаг 2. Вторгнитесь в его личное пространство. Случайные касания, «невинные» просьбы, неожиданные пересечения. Пусть это станет обыденностью, но оставляйте лёгкую тень тайны…»

Пальцы вцепились в края ноутбука. Перед глазами всплыли сцены: как она «случайно» проходила мимо во дворе, когда он тренировался; как села рядом на диван, будто не заметив его; как неизменно оказывалась рядом, когда Мария уезжала. Совпадения, в которые он верил… а теперь – звенья одной цепи.

И тут взгляд наткнулся на следующие строки:

«Шаг 3. Покажите ему, что его близкие – не такие уж и идеальны. Не атакуйте напрямую. Достаточно лёгких комментариев, намёков, чтобы он сам почувствовал: вы понимаете его лучше…»

В памяти всплыло то, что раньше казалось мелочью. Елизавета, чуть склоняя голову, произносила мягким голосом: «Мария вас так рано заставляет вставать… Вы же и так работаете без отдыха. Наверное, она просто не понимает, как вам тяжело…» Тогда это звучало как забота. Как поддержка.

И другой момент: ссора с Марией, её крик, раздражение – и Елизавета, будто случайно оказавшаяся поблизости. Она не сказала ничего прямого, только вздохнула, качнула головой, словно разделяла его обиду. Он принял это за совпадение. Но теперь видел: это было частью её игры.

Александр продолжил дальше читать:

«Шаг 4. Создайте интимную атмосферу. Делайте невинные жесты, которые можно трактовать по-разному. Если момент подходящий – действуйте смелее: случайные прикосновения, снятие одежды перед ним. Пусть он привыкнет к вашей близости...»

Он закрыл глаза – и сразу увидел перед собой мокрую футболку, прилипшую к её телу. Её лёгкая улыбка: «Ох, я такая неуклюжая…» Если тогда он смутился, то теперь это звучало как точное выполнение инструкции.

Последний «шаг» заставил его сердце сжаться от мучительного прозрения:

«Шаг 5. Закрепите успех. Если он до сих пор колеблется – усильте соблазн, станьте для него единственным источником желаемого. Пусть поверит, что ваша любовь – единственный ответ на все его проблемы…»

Слово «закрепите» впилось в сознание, словно нож. Всё сходилось: от безупречной помощницы – к тихим намёкам, от случайных прикосновений – к этой ловушке, в которой он оказался сейчас.

Александр откинулся на спинку кресла. Виски пульсировали, в ушах шумела кровь. В голове стучало одно: «Маша изначально была права… Господи, почему я не послушал?» Он осознал, что Елизавета действовала хладнокровно и расчётливо.

«С самого начала она хотела меня и разрушить мою семью…» — подумал он, чувствуя беспомощное отчаяние.

Закрыв вкладку, Александр уронил голову на руки, не зная, что делать дальше. Статья раскрыла всю схему, но даёт ли она ему свободу? Похоже, нет. Он чувствовал себя связанным по рукам и ногам её любовью.

«Прости меня, Маша…» — сказал он себе, осознавая, что, увы, понимание пришло слишком поздно.

Александр глубоко вдохнул, провёл ладонью по лицу и вышел в коридор. Сегодня он не собирался молчать.

Выйдя в коридор, он сразу её увидел. Елизавета неспешно шла в сторону кухни: босиком, в одной его футболке, которая была ей велика и доходила до середины бедра. Её длинные, слегка взлохмаченные тёмные волосы струились по плечам, кожа светилась свежестью после сна, а в её походке сквозило то чувство хозяйки, которое невозможно было не заметить.

— Ты всё спланировала, — холодно бросил он.

Елизавета остановилась, повернувшись к нему, её карие глаза блеснули лёгким удивлением.

— И тебе доброе утро, Саша, — мягко сказала она. — Что ты имеешь в виду?

Он скрестил руки на груди.

— Я говорю о пяти стадиях, — он смотрел прямо на неё. — Ты вела меня к этому шаг за шагом. Завоевала доверие, вошла в мою жизнь и разрушила мой брак.

Она усмехнулась, качнув головой.

— Какая категоричность с утра пораньше, — произнесла она с лёгкой иронией. — Да, я изучала психологию, если ты об этом. Но мне не пришлось ничего разрушать, Саша. Ты сам сделал выбор.

Александр почувствовал, как челюсть невольно напряглась, а зубы стиснулись до боли.

— Выбор? Ты шаг за шагом вела меня к нему. Завоёвывала доверие, окружала заботой, делала так, чтобы Мария выглядела чужой и холодной. Ты вторгалась в моё пространство, подстраивала ситуации, а когда увидела, что я еле держусь – создала момент, в котором у меня просто не осталось сил сопротивляться.

Она улыбнулась чуть шире, но её глаза оставались внимательными.

— Ты ошибаешься только в одном. Я ничего не создавала искусственно. Я просто позволила тебе быть самим собой. Разве ты не чувствовал свободу со мной? Разве не говорил, что я единственная, кто тебя понимает?

Александр шагнул ближе, сжав кулаки.

— Я был слепым идиотом.

— Нет, — её голос зазвучал мягко, почти с жалостью, — ты был мужчиной, которому нужна была поддержка. И я её дала.

Он резко отвернулся, пытаясь взять себя в руки. Но она продолжила:

— Признайся, если бы ты не хотел, ничего бы не случилось. Но ты хотел. И в ту ночь ты был другим: страстным, горячим, безудержным. Таким, каким, наверное, никогда не был с Марией. Разве это не значит, что в глубине души ты желал меня?

Александр снова повернулся к ней и встретил её взгляд. В глазах Елизаветы не было стыда.

— Ты говоришь это, зная, что я ничего не помню.

Она сделала шаг вперёд, грациозно приподняла край футболки, оголяя грудь.

— Может, стоит освежить память? Мы можем повторить прямо сейчас.

— Я люблю Марию, — ответ прозвучал твёрдо и жёстко.

Она усмехнулась.

— Мария ушла. Здесь только я – твоя настоящая любовь.

Александр развернулся и пошёл прочь, не сказав больше ни слова. Елизавета смотрела ему вслед с той же мягкой улыбкой, которая больше походила на печать победы.

Глава 27. В поисках правды.

Александр вышел во двор и опустился на деревянную скамью. Воздух был неподвижным, будто весь мир затаился вместе с домом, стоящим у него за спиной. Он сцепил пальцы, наклонился вперёд, оперевшись локтями о колени, и закрыл глаза.

Снова. Он снова пытался вытянуть из глубин сознания ту ночь. Детали, запахи, обрывки прикосновений – хоть что-то. Но вместо этого перед внутренним взором раз за разом вставала пустота.

Он сжал виски ладонями, будто хотел выдавить из мозга забытые кадры. В памяти оставалось только одно: кухня, бокал виски в руке. А потом – резкий обрыв, провал, словно чёрная дыра вычеркнула несколько часов из его жизни. И следующее, что он помнил, – утро. Крик Марии. Её взгляд, полный боли и отвращения. Между этими двумя точками зияла пропасть, которая сводила его с ума.

Он вздохнул и провёл ладонями по бёдрам, пытаясь успокоиться. Почему он ничего не помнит? Он что, так много выпил? Но ведь даже в самых тяжёлых запоях он хотя бы отрывочно вспоминал, что происходило. Пусть смутно, пусть в дымке, но воспоминания оставались. А здесь – абсолютно ничего.

Или… может, дело в другом? Может, дело не в количестве алкоголя, а в его сознании?

А что, если это защитная реакция? Что если его мозг намеренно вытеснил эти события? Может, всё было настолько отвратительно, что его сознание решило избавиться от этого? Может, этот секс был настолько ужасным, что лучше его не помнить? Или, наоборот, настолько хорошим, что он чувствовал бы невыносимую вину перед Марией?

Он сжал кулаки, чувствуя, как внутри нарастает раздражение. Всё это слишком странно. Что, если его моральные принципы настолько сильны, что заблокировали память, защищая его от осознания того, что он реально изменил? Но тогда… тогда почему он не чувствует вины? Почему внутри нет этого рвущего на части ощущения предательства?

И тут в голову ударила мысль, настолько безумная, что он едва не рассмеялся от её нелепости. А что, если на самом деле ничего не было?

Он ведь ничего не помнил. Не чувствовал. Его тело не отзывалось памятью на близость. Но как тогда объяснить то утро? Его наготу, их общее ложе, её руку на его груди? Эта версия звучала глупо. Слишком глупо. Но и логики в происходящем не было.

Александр поднялся со скамейки, ощущая, как в груди поднимается холодная, почти ледяная решимость. Он больше не собирался мучиться в догадках. Он не мог просто сидеть и позволять этой ситуации разъедать его изнутри. Ему нужно было выяснить правду. И начинать следовало с самого очевидного – снова спросить Елизавету.

Он быстрым шагом направился в дом. Елизавета была на кухне, задумчиво крутила в пальцах чашку с кофе, и её тёмные глаза чуть прищурились, когда она заметила его. На её губах появилась лёгкая улыбка – мягкая, тёплая, как будто она вовсе не понимала, зачем он здесь.

— Ты чего такой серьёзный? — спросила она, ставя чашку на стол. — Опять что-то случилось?

Александр остановился напротив неё, руки сжал в кулаки.

— Давай ещё раз. Как это было?

Она моргнула, её брови слегка взлетели вверх, как будто он только что сказал что-то нелепое.

— Что именно?

— Та ночь. Расскажи мне всё снова. Детально.

Елизавета улыбнулась, покачав головой, как будто он был ребёнком, который просит рассказать любимую сказку.

— Я же тебе несколько минут назад рассказывала, Саша, — мягко проговорила она. — Это была самая страстная ночь в твоей жизни. Будто до этого ты никогда не знал, что такое настоящий секс.

— Нет. Мне нужны подробности. Детали. Где? Как? Что именно я делал?

Её взгляд вспыхнул лёгким интересом, как у хищницы, которая чувствует, что добыча только сильнее запутывается в сетях.

— Почему вдруг такой интерес? — она чуть склонила голову набок.

— Хочу восстановить картину. — Он говорил жёстко, короткими фразами. — Ты говоришь, что всё было страстно. Тогда докажи. Прямо сейчас.

Елизавета прикусила губу, на миг задумалась, а потом медленно пожала плечами, словно соглашалась на обычную забаву.

— Хорошо, — выдохнула она. — Давай.

Он схватил её за запястье и потащил в её комнату. Она не сопротивлялась. Напротив, её глаза вспыхнули азартом, а губы тронула игривая улыбка.

— Ты такой настойчивый, Саша, — мурлыкнула она, когда он толкнул дверь и провёл её внутрь. — Мне это нравится.

Но он не собирался играть в её игру. Он отпустил её и скрестил руки на груди.

— Давай. Показывай, как всё было.

Елизавета сделала пару шагов назад, её взгляд плавно прошёлся по комнате, словно она действительно мысленно возвращалась в ту ночь. Затем она опустила пальцы на подол своей футболки и медленно стянула её через голову. Под ней ничего не было – её грудь оказалась полностью обнажённой.

— Здесь, — сказала она, подходя ближе и проводя ладонью по вороту его рубашки. — Ты первым стянул с меня одежду. Начал с футболки. Твои руки были горячими, торопливыми. Ты буквально рвал с меня одежду, будто умирая от желания.

Александр не двигался. Он смотрел на неё, но внутри всё оставалось холодным. Никаких воспоминаний. Только пустота.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она не останавливалась. Медленно опустила руки к поясу своих шорт, расстегнула их и сбросила на пол, оставаясь перед ним в одних лишь белых трусиках.

— Потом ты расстегнул мой лифчик, — её голос стал ниже, мягче, словно она действительно заново переживала тот момент. — Ты так торопился, что едва не порвал его.

Елизавета провела пальцами по своим плечам, словно ощущая на себе его прикосновения. Затем, чуть прищурив глаза, посмотрела прямо на него.

— Здесь ты меня поцеловал, — она указала на шею, затем коснулась ключицы, продолжая с почти ленивой уверенностью: — здесь прикусил… А вот здесь, — её пальцы задержались во впадине между грудей, — ты целовал особенно долго.

Александр продолжал молчать.

— Ты был нежен, но в какой-то момент стал жёстким. Ты схватил меня вот так, — она взяла его руку и поставила себе на бедро, — развернул, уложил на кровать, зажал запястья.

Она плавно легла на кровать, потянулась, глядя на него из-под ресниц и прошептала:

— А потом ты вошёл в меня вот так…

Однако в голове Александра по-прежнему была пустота. Ни одного образа, ни одной вспышки памяти, лишь глухое раздражение, которое постепенно превращалось в злость. Она лежала перед ним откровенно, но внутри него не возникало ни желания, ни влечения.

— Это всё? — его голос был холодным.

Елизавета чуть улыбнулась, её тёмные глаза сверкнули вызовом. Она поднялась с кровати и медленно двинулась к нему, кошачьей поступью, будто играла с его терпением.

— Конечно, нет, — её голос стал мягче, даже ласковее. — Ты же хочешь знать всё, не так ли?

Она шагнула ближе, прижимаясь к нему боком, провела пальцами по его предплечью. Александр не отстранился, но и не ответил на этот жест. Он просто ждал продолжения.

— После этого ты поцеловал меня здесь, — она провела ладонью по своей ключице. — А потом…

Она замолчала, снова смотря на него снизу вверх, ожидая хотя бы малейшей реакции. Но Александр молчал.

— Дальше, — его голос прозвучал тяжело, требовательно.

Елизавета выпрямилась, на её губах мелькнула тень улыбки, а в глазах засиял странный огонёк торжества. Она снова легла на кровать, медленно перевернулась на живот и выгнула спину, словно показывая позу, в которой будто бы всё происходило.

— Ты был за мной, вот так… — её голос стал низким и вкрадчивым. — Держал меня за талию, двигался глубже с каждым разом. Я чувствовала, как твои пальцы оставляли следы на моей коже…

Александр сжал челюсти. Его тревожило всё: её уверенность, с которой она произносила каждую деталь, слишком подготовленный тон, словно она репетировала эти слова заранее. И всё же… он ничего не помнил. Абсолютно ничего.

— И? — он не сводил с неё взгляда.

Она перевернулась на спину, лениво потянулась, подняла ногу, согнув её в колене, и добавила:

— Потом ты взял меня вот так… прижал мои ноги к себе. И в тот момент я поняла, что ты мой.

Он стоял, стиснув кулаки, чувствуя, как тело напрягается всё сильнее, но не от влечения, а от бессильного бешенства.

— Ты любил это, — продолжала она с почти мечтательной улыбкой, — ты был таким страстным, таким жёстким. Ни разу в жизни меня так не хотели.

Его взгляд вспыхнул.

— Я ничего не помню, — его голос сорвался. — Вообще ничего.

На миг её лицо изменилось, но сразу вновь вернулось к мягкой, понимающей маске. Она протянула руку, легко провела пальцами по его запястью.

— Значит, было так хорошо, что твой разум решил оставить только чувства, а не воспоминания, — её губы снова изогнулись в хитрой улыбке. — Разве это не прекрасно? Но ты можешь пережить это снова. Прямо сейчас.

Она потянулась к нему, но Александр резко отстранился. Его дыхание сбилось, сердце гулко постукивало, словно он бежал по узкому коридору, в конце которого не было выхода. Он выскочил из комнаты, почти не слыша её тихий смех у себя за спиной.

Он получил все ответы, которые искал, услышал каждую деталь, но его память даже не сдвинулась ни на миллиметр. Всё оставалось таким же размытым. И он ничего не понимал. Почему он не может вспомнить? Почему разум просто вычеркнул ту ночь из его жизни? С каждой секундой тревога нарастала, словно он стоял в клетке, в которую сам не заметил, как вошёл.

Глава 28. Воспоминания, спрятанные в тени.

Ночь снова принесла ему тот же сон, тот же мучительный кошмар, от которого невозможно было укрыться. Всё начиналось одинаково: кухня, полумрак ночника, воздух густой и вязкий, словно в нём растворили что-то неуловимое.

Он снова был нагим, и Елизавета – тоже. Их вещи валялись по сторонам: его рубашка смятая на полу, её футболка, свисающая с края стола, будто в спешке сброшенная и так и не упавшая. Она лежала на холодной поверхности мрамора, раскинув волосы, выгнув спину и приподняв бёдра, словно не требуя слов – одно лишь движение тела становилось приглашением. Александр стоял позади, пальцы сжимали её талию, дыхание сбивалось, мышцы были напряжены до боли. Он чувствовал жар её кожи, как волна желания захлёстывает, лишая мыслей, и знал: ещё мгновение – и он войдёт в неё.

И тут перед глазами вспыхнул образ Марии.

— Я всегда знала, что всё так и закончится, — её голос был тихим, но таким ясным, будто она стояла прямо рядом.

Она смотрела на него так же, как в день суда: взгляд, наполненный болью, в которой не осталось ни упрёка, ни гнева. Только пустота. Немая, бездонная, куда страшнее любых слов.

Александр дёрнулся, словно его ударили током. В одно мгновение исчезла Елизавета, растворилась кухня, распались тёмные стены сна. Осталась лишь Мария и её взгляд, пронзающий до самой глубины.

Он открыл глаза.

Потолок комнаты нависал над ним тяжёлой тьмой, дыхание сбивалось, грудь ходила ходуном. Сердце колотилось так яростно, что казалось – его удары слышны на весь дом.

Он провёл ладонью по лицу, пытаясь прогнать остатки кошмара. Чувство тревоги не исчезало. Оно будто пульсировало внутри, пронизывая каждую клеточку. Что это было? Неужели его разум сам пытался сказать ему то, что он упорно не желал осознавать?

Александр сел на край кровати, сцепив руки, сжав их так, что побелели костяшки. Он пытался замедлить бешеный ритм сердца, но это почти не помогало. Никакого алкоголя вчера не было. Никакой Елизаветы рядом. Но сон был настолько явным, настолько осязаемым, что разделить реальность и видение стало невозможно.

Это был уже не просто кошмар – это был сигнал. Если он ничего не сделает, эти сны сожрут его изнутри. Он не мог больше терпеть эту пытку, не мог продолжать жить в мире, где его разум отказывался выдавать ему правду.

Он с трудом поднялся с кровати, ноги будто налились свинцом, но с каждым шагом решимость внутри крепла. Направившись к столу, он открыл ноутбук, и подсветка экрана осветила его усталое лицо.

«Что делать, если я ничего не помню?» – пальцы дрожали, когда он набирал запрос.

Секунда – и строка поиска выдала десятки ссылок. Форумы, статьи о стрессовой амнезии, советы психологов. Большинство выглядело пустыми, избитыми, но одна строчка сразу зацепила его взгляд: «Гипноз – метод возвращения утраченных воспоминаний»

Гипноз? Он слышал о нём, но никогда не принимал всерьёз. Внезапно в голове пронеслись обрывки сцен из фильмов, где люди под воздействием гипноза вспоминали забытое. Это казалось нереальным, почти фантастическим… но у него не было других вариантов. Если даже это – последняя соломинка, он должен попробовать.

Он щёлкнул по ссылке и жадно впитывал каждую строку. Описания случаев, когда люди возвращали в памяти целые эпизоды своей жизни, вытесненные стрессом или шоком. Никаких гарантий, но шанс был.

«Где можно провести сеанс гипноза?» – он быстро набрал в поиске.

Через пару секунд перед ним появился список адресов. Один из центров находился прямо в его городе. Он открыл сайт, пробежал глазами отзывы о специалисте. Внутри шевельнулось сомнение, но оно не успело перерасти в отказ. Александр взял телефон и, не раздумывая, записался на ближайшее свободное время.

Он посмотрел на часы – если поторопиться, он успеет к назначенному времени. Не теряя ни секунды, он быстро оделся, взял ключи от машины и направился к выходу.

Александр вёл машину, почти не замечая окружающего мира. Он жёстко выжимал педаль газа, скорость росла, и даже свист ветра за окнами не мог заглушить бешеные удары сердца. Он понимал, что нарушает все возможные правила, но страх быть остановленным полицией сейчас казался ничтожным по сравнению с желанием вернуть себе воспоминания. Всё, что он делал, было продиктовано отчаянной необходимостью узнать правду.

Он притормозил у небольшого здания, в котором находилась скромная, но, судя по отзывам, надёжная клиника психологической помощи. Не стал искать парковку, просто бросил машину на первом попавшемся месте. Внутри что-то дрожало – нервное напряжение, страх, надежда вперемешку. Он быстро поднялся по лестнице на третий этаж, потому что лифт был слишком медленным для его терпения.

У нужной двери висела табличка: «Доктор Герасимов Антон Эдуардович – психолог, гипнотерапевт». Александр задержал дыхание на мгновение, прежде чем войти. Внутри его встретила светлая, уютная приёмная. На столике – стопка журналов по психологии, мягкие кресла, приглушённый свет настольной лампы.

Доктор Герасимов был мужчиной лет сорока, с аккуратно подстриженной бородой и спокойным взглядом. Он вскочил с места, мгновенно узнав посетителя.

— Ого… — невольно вырвалось у него.

Александр машинально кивнул, остановился у порога. Он не собирался произносить пафосные приветствия или оправдания. Он просто сказал:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мне нужна помощь. Я потерял воспоминания. Мне нужно всё вспомнить.

Герасимов взглянул на него внимательно, подойдя ближе.

— Присаживайтесь, — произнёс он мягко, указывая на кресло. — Расскажите, что привело вас ко мне.

Александр сел, и воздух словно замер вокруг него. Он несколько секунд смотрел в пол, пытаясь собрать мысли.

— Я… не помню одну ночь. Очень важную ночь, которая разрушила мою жизнь, — наконец начал он, сжимая руки на коленях. — Мне сказали, что… я изменил жене. А я… я не помню ничего. Вообще. Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть. И это сжирает меня изнутри.

Александр пытался очень подробно рассказывать, а доктор Герасимов слушал внимательно, время от времени кивая. Его лицо сохраняло спокойствие, но в глазах читалось участие.

— Хорошо, Александр. Вы пришли за сеансом гипноза, я так понимаю?

— Да, — Александр кивнул, поднимая на него тревожный взгляд. — Я хочу вспомнить хоть что-то.

Психолог на мгновение задержал на нём взгляд, изучая, насколько серьёзно он настроен.

— Гипноз может помочь, но не всегда даёт гарантированный результат, — осторожно пояснил он. — Иногда блоки, установленные психикой, слишком сильны. Но если вы готовы попробовать…

Александр не раздумывал.

— Я готов.

Герасимов кивнул, жестом пригласил его пройти в соседнюю комнату, где стояла удобная кушетка, а мягкий приглушённый свет создавал почти сонную атмосферу. Александр лёг, уставившись в потолок. Нервы были на пределе, сердце продолжало биться слишком быстро.

— Постарайтесь расслабиться, — негромко сказал доктор. — Закройте глаза. Не бойтесь, я не сделаю ничего, что противоречит вашей воле. Гипноз – это не магия, а способ наладить контакт с вашим подсознанием.

Александр закрыл глаза, стараясь замедлить дыхание. В голове роились мысли: «А вдруг я увижу что-то невыносимое? Или, наоборот, ничего не увижу и опять останусь ни с чем?» Но отступать было нельзя.

Доктор Герасимов начал говорить ровным, спокойным голосом, прося Александра представить себе спокойное место, где нет тревог и беспокойств, где всё пропитано тишиной и умиротворением. Александр старался следовать инструкциям, погружаясь в ритм этого голоса.

— Теперь позвольте себе вернуться к тем воспоминаниям, — звучал голос доктора, — которые вы потеряли. Я буду считать, а вы просто идите за моим голосом…

Комната будто поплыла перед глазами Александра. Где-то рядом билось его сердце, но голос доктора занимал всё его внимание. Он чувствовал, как тяжесть в теле уступает место странному покою, словно он погружался в собственную глубину, где скрывались ответы на мучившие его вопросы.

— Один, два, три… — считал Герасимов, — всё дальше и дальше, всё глубже и глубже…

Александр хотел сказать, что боится, но язык словно прилип к нёбу. Он погружался в полусон, из которого словно мог слышать отголоски собственных мыслей: «Что я увижу там, во тьме своей памяти?»

— Позвольте своему подсознанию показать вам ту ночь… — голос психолога прозвучал тихо, но уверенно. — Позвольте почувствовать, ощутить, услышать те звуки, увидеть картинки…

Дрожь прошла по телу Александра. Он не знал, готов ли он на самом деле к тому, что может увидеть, но знал одно: он пришёл сюда, потому что эту правду нужно знать, как бы тяжела она ни была.

Доктор Герасимов заговорил ровным, успокаивающим голосом, продолжая удерживать Александра в полудремотном состоянии.

— Александр, попробуйте рассказать, что вы видите, слышите или чувствуете, — произнёс Герасимов медленно. — Нет ничего, что может вам навредить. Всё происходящее – лишь воспоминания, которые мы хотим вернуть.

Александр сглотнул, его голос сначала сорвался, затем зазвучал приглушённо:

— Я… нахожусь на кухне. Видимо, дома. Свет включён только над столом… Я держу стакан… виски, кажется…

— Хорошо, — кивнул психолог. — Что вы чувствуете?

— Состояние… тяжёлое. Я… — он прикрыл глаза крепче, стараясь погрузиться глубже в картинку. — Я чувствую, что устал. Хочу забыться.

— Вы один?

— Кажется, да… Или нет, — Александр нахмурился, его лицо исказилось от напряжения. — Шаги… Слышу шаги за спиной.

Герасимов подался чуть ближе, но голос его оставался ровным:

— Хорошо. Повернитесь. Кто это?

— Я поворачиваюсь… Никого. Но ощущение – кто-то был. А сейчас кто-то зовёт… — Александр напрягся, дыхание стало тяжелее. — Нет, не зовёт… звонок. Я слышу звонок.

— Звонок? Расскажите подробнее.

— Я иду в коридор, смотрю в камеру – двор пуст. Никого. Но звонок был, я уверен, — его брови сдвинулись, лоб покрылся каплями пота.

Он на мгновение замолчал, словно что-то вспоминал.

— И? — мягко подтолкнул Герасимов.

— Возвращаюсь на кухню… Стакан. Виски. И она… — голос Александра на секунду затих, как будто он поймал что-то важное. — Елизавета. Она сидит за столом..

— Она что-то говорит?

Лицо Александра исказилось, в висках выступил пот.

— Да… Она… говорит… что-то про меня, про матч… — он с трудом вытягивал слова, словно через плотный туман. — Я хочу выпить. Я… не наливал себе. Но стакан полон. А она… смотрит. Спокойно. Улыбается. Говорит мне выпить.

В комнате повисла напряжённая тишина.

— И?

— Я пью. Потом… всё гаснет. — Александр резко вдохнул. — Будто в пропасть падаю. Тьма. Пустота. Я не могу выбраться.

— Есть ли запахи? Звуки? Любое ощущение?

— Нет… ничего. Пустота… — голос Александра дрожал.

Психолог нахмурился, видя, как пациент сжимается, словно пытается пробиться сквозь мрак.

— Спокойнее, — мягко сказал доктор. — Дышите глубже. Не боритесь, просто ищите детали. Может быть, свет, голос…

Александр запрокинул голову, пальцы с силой сжали виски. Несколько секунд он тяжело дышал, губы шевелились – «не вижу, не вижу» – но картинка не открывалась. Только вязкая темнота.

Наконец Герасимов вздохнул, понимая, что дальнейшие действия будут только мучить пациента, не принося пользы.

— Хорошо, — произнёс он осторожно, — я сейчас посчитаю до трёх, и вы вернётесь в привычное для себя состояние. Итак, один… два… три.

Александр вздрогнул и открыл глаза, качнув головой, словно приходя в себя из глубокой дрёмы. Он минуту сидел молча, пытаясь сфокусироваться на обстановке вокруг. Герасимов коснулся его плеча, предлагая стакан воды.

— Я… — Александр заметно дрожал. — Ничего не вышло, да?

Психолог нахмурился, сочувственно глядя на него:

— Вы очень старались, Александр, но ваша психика явно категорически защищается. Возможно, травма или страх слишком сильны. Бывает и такое, что мозг не даёт нам пройти дальше.

Александр пил воду, чувствуя во рту сухую горечь, которая была не от жажды, а от разочарования.

— Извините, — Герасимов развёл руками. — Я сделал всё, что мог, но… пока мы не можем пробиться к этим воспоминаниям.

Александр посмотрел на Герасимова с недоумением.

— И что же мне теперь делать? — голос Александра звучал хрипло, надломлено, словно он говорил не с доктором, а сам с собой.

Герасимов вздохнул и опустил руки на порядочно затёртый деревянный стол.

— Возможно, есть и другие методы, но не ждите быстрых результатов. Самопроизвольное блокирование памяти – вещь сложная, оно не раскроется за одно занятие. Вам нужно время, терпение и даже поддержка тех, кто вам близок.

Александр провел рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями.

— Могу ли я поинтересоваться, кто такая Елизавета? Вы назвали её по имени.

— Домработница, — ответил Александр после короткой паузы. — Она живёт у меня уже около полугода. Помогала с домом и детьми. Она очень хорошая… добрая, заботливая.

Герасимов склонил голову, взвешивая слова.

— Я не хочу наговаривать, — произнёс он медленно, — но… не могла ли она что-то вам подсыпать? Такой провал в памяти слишком необычен, чтобы списать его только на усталость или алкоголь.

Александр надолго замолчал, потом ответил:

— Нет. Это невозможно. Она не такая. Она слишком хорошая… она бы не сделала ничего подобного. И потом… я же… я сам этого хотел с ней. Разве нет? — его голос звучал неуверенно, и он сам заметил это.

Герасимов пристально посмотрел на него, затем заговорил медленно, чётко подбирая слова:

— Люди, подвергшиеся воздействию извне, нередко теряют способность объективно оценивать реальность. Это механизм самозащиты, Александр. Ваш разум отказывается признавать, что вами манипулировали, потому что это угрожает вашему ощущению контроля. Но если та ночь была естественной, почему же тогда ваша память её вычеркнула?

Эти слова застряли в голове Александра. Он открыл рот, чтобы возразить, но не смог – впервые в его мыслях зародилось сомнение.

Герасимов продолжал внимательно наблюдать за Александром, его голос оставался ровным, но в нём звучала лёгкая настороженность.

— Да и странно, — добавил он после короткой паузы, — что у такого человека, как вы, с вашим положением и ресурсами, в доме нет камер видеонаблюдения. Обычно люди вашего уровня стараются контролировать свою безопасность.

Эти слова пронзили сознание Александра, как удар грома. Он резко выпрямился, его глаза расширились. Камеры. У него же есть камеры внутри дома! Почему он раньше об этом не подумал?

Он машинально провёл рукой по лицу, пытаясь осознать собственную беспечность. Герасимов молча наблюдал за ним, ожидая реакции. И вот, в какой-то момент, всё встало на свои места. Он действительно мог проверить ту ночь. Видеозаписи должны были сохранить всё.

Александр резко поднялся со стула. В его глазах загорелась решимость, та самая, которой не было уже долгое время.

— Чёрт… — пробормотал он, глядя куда-то перед собой. — Как я мог забыть про камеры?

Герасимов слегка улыбнулся, но в его взгляде читалась понимание.

— Подсознание защищает нас разными способами, Александр. Возможно, ваша психика просто не была готова столкнуться с правдой. Но теперь вы знаете, где искать ответы.

Александр с силой выдохнул, затем посмотрел на психолога с благодарностью. Он шагнул вперёд и крепко обнял его, почти срываясь на эмоциях.

— Спасибо… — прошептал он. — Спасибо вам.

Герасимов похлопал его по плечу.

— Удачи вам, Александр. Надеюсь, вы найдёте то, что ищете.

Александр быстро направился к выходу, его шаги были торопливыми, наполненными энергией. Он выбежал на улицу, бросился к своей машине, запрыгнул в неё и с шумом захлопнул дверь. Мотор взревел, колёса сорвались с места, и он помчался домой, не обращая внимания на светофоры и ограничения скорости. Теперь у него был ключ к истине. Теперь он знал, где искать.

Глава 29. Правда на плёнке.

Александр не помнил, как добрался до дома – в голове билась только одна мысль: записи. Найти записи, которые всё прояснят. Влетев в прихожую, он задел плечом вешалку, та опасно качнулась, но Александр даже не заметил – не до этого. Сердце гулко билось, руки дрожали, будто он мчался не по пустым комнатам собственного дома, а по коридору перед неизбежным приговором.

Он нашёл папку с архивами камер. Всё здесь – годы накопленных часов, казавшихся раньше ненужным грузом, а теперь превратившихся в последнее доказательство, в шанс. Система безопасности охватывала весь двор и основные комнаты первого этажа: кухню, гостиную, кабинет, коридоры. Второй этаж всегда оставался «священной» зоной, местом личного уюта, где он сознательно не хотел вторгаться с холодным оком камеры. Комнату, которая впоследствии досталась Елизавете, он тоже оставил в стороне.

— Ну зачем... — пробормотал Александр, — зачем я тогда решил, что это лишнее?

В памяти всплыли слова доктора Герасимова о том, что Елизавета могла что-то подмешать. Эта мысль сдавила горло, и тревога только усилилась. Но сейчас нужно было отодвинуть панику. Важнее всего – найти тот день. Ту ночь. Нужная дата: 10 апреля.

Воспоминания о нём вспыхнули в сознании, будто обожгли: последний матч сезона, в котором он не сумел вывести команду в плей-офф, а после – ночь отчаяния, ставшая прологом к катастрофе в семье.

Папка с нужной датой открылась, и перед его глазами рассыпались файлы: 10_04_14:00; 10_04_15:00... Он торопливо прокручивал список, перескакивая час за часом, пока не наткнулся на запись позднего вечера. И, наконец, увидел её – ту самую, которая могла либо оправдать его, либо уничтожить окончательно.

Экран замерцал, и перед его глазами вспыхнуло изображение кухни – знакомые очертания в полумраке, неподвижные силуэты предметов, будто застывшие во времени. Александр ускорил воспроизведение: секунды, минуты пролетали, пока картинка не ожила – в кадре появился он сам, сутулый, уставший, с тяжёлой походкой направляющийся к шкафчику. Камера беспристрастно зафиксировала, как он берёт бутылку виски, наливает янтарную жидкость в стакан и жадно делает несколько глотков, будто в поисках спасения.

И тогда в кадре появилась она. Елизавета. Уверенная, спокойная, с тем особым взглядом, в котором тревога переплеталась с холодной решимостью. Звука не было, но Александр по движениям её губ понимал – она что-то говорила. Словно пыталась его успокоить, а он лишь раздражённо отмахивался, вновь прижимая стакан к губам.

— Вот оно… — прошептал Александр.

Вдруг на записи фигура Александра поднялась из-за стола и вышла за пределы кухни, оставив Елизавету наедине с бутылкой. И именно в этот миг случилось то, чего он боялся увидеть. Она огляделась – быстрый, привычный жест, словно отточенный годами. Убедившись, что он ушёл, медленно потянулась к карману шорт и достала крошечный пакетик. Движения были слишком уверенными для случайности. Одним точным рывком она разорвала тонкую оболочку, и белый порошок, почти незаметный в тусклом свете, осыпался в горлышко бутылки.

Александр наклонился ближе к экрану, дыхание его сбилось.

Елизавета действовала хладнокровно. Лёгким движением встряхнула бутылку, словно заботясь о равномерности вкуса, поставила её обратно, как ни в чём не бывало.

А затем Александр увидел, как его прошлое «я» вернулось в кухню. Он был слегка расфокусирован, но явно ещё в сознании. Елизавета шагнула к нему, встретила мягкой улыбкой, взяла бутылку, налила виски и протянула стакан. А он, ничего не подозревая, просто взял и выпил.

Руки Александра дрожали, когда он смотрел, как сам медленно тонет в этой ловушке. Камера фиксировала каждую деталь: его тело пошатнулось, взгляд помутнел, веки начали тяжело опускаться. Елизавета вовремя подхватила его под руку, стараясь удержать.

Ускорив воспроизведение, он увидел, как она с трудом тащит его в коридор. Но дальше камера уже не захватывала нужную зону – они скрылись в тёмном углу, ведущем к лестнице на второй этаж.

— Как же так… — прошептал Александр. — Чёрт…

Мозаика сложилась в единую картину. Теперь всё было ясно. Он захлопнул крышку ноутбука так резко, что звук отдавался в висках, словно выстрел. Адреналин гнал кровь быстрее, каждая клетка тела звенела от напряжения. Внутри оставалось лишь одно желание – встретиться с ней лицом к лицу. У него наконец появились доказательства.

Но вместе с яростью обрушилась и вина. Перед Марией. Перед той, кто предупреждала, кто видела больше, чем он хотел признать. Он отмахивался, не верил, а в итоге сам привёл собственную жизнь к пропасти, позволив чужой холодной руке толкнуть его туда.

Александр быстро переслал видеозапись себе на телефон. Его пальцы подрагивали, но не от волнения, а от ледяной ярости, которая медленно, но верно начинала закипать внутри него. Глубоко вдохнув, он решительно вышел из спальни, не теряя ни секунды, и направился в сторону комнаты Елизаветы. В голове не было никакого плана, только одно желание – получить ответы.

Дверь в комнату Елизаветы была приоткрыта, и в щель пробивался приглушённый свет. Воздух тянул густым, сладковато-приторным ароматом её парфюма, в котором угадывались и другие, более интимные ноты. Александр толкнул дверь – и мир на мгновение словно застыл.

Она лежала на широкой постели, обнажённая, раскинувшись на подушках, будто сама сцена была тщательно подготовленным спектаклем. Тёмные волосы разметались по белым простыням, губы приоткрылись, выпуская едва слышный, сдержанный стон. В одной руке – телефон, мягкое свечение экрана освещало её лицо, а другая рука медленно, неторопливо скользила по телу. Она была полностью поглощена своим занятием, будто растворилась в нём и не замечала ничего вокруг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да… Саша… — едва слышно прошептала она, запрокидывая голову назад, её дыхание становилось прерывистым, пальцы сжимались сильнее. — Давай ещё глубже… Ещё…

Телефон в её руке дрогнул, экран мигнул, и Александр увидел своё лицо. Его фотография. Он сам был её образом, её фантазией, источником того наслаждения, в которое она сейчас уходила всё дальше.

Что-то в нём надломилось. Не вспышка отвращения – напротив, ледяное, холодное прозрение, равнодушное в своей беспощадности. Всё стало ясно. Он сделал шаг вперёд, и только его тень, упавшая на её лицо, заставила Елизавету очнуться. Она замерла, её глаза распахнулись широко, тело дёрнулось, словно в него вонзился ток.

— Са… — она не успела договорить.

Александр молниеносно схватил её за горло, пальцы крепко сомкнулись на её шее, и он резко сдёрнул её вверх, заставляя сесть. Елизавета захрипела, хватаясь за его запястья, но он не ослабил хватку. В его взгляде не было ярости – только холодный приказ, от которого становилось страшнее любого крика.

— Смотри, — низко и властно бросил он, поднеся свой телефон к самому её лицу.

Экран вспыхнул, и на нём пошла та самая видеозапись. Елизавета дёрнулась, но Александр лишь сильнее сжал её горло. На видео ловко, без колебаний высыпает порошок в бутылку виски.

— Объясни, что тут происходит, — его голос звучал низко, глухо, зловеще.

Глаза Елизаветы расширились, дыхание сбилось. Она пыталась выдавить хоть слог, но из горла вырывался только сиплый хрип. Её ногти вонзились в его запястья, но он не обращал на это внимания.

— Саша… отпусти… задушишь… — прохрипела она, захлёбываясь воздухом.

Но Александр не шелохнулся. Он лишь наклонился ближе, так близко, что её дыхание коснулось его лица

— Отвечай, — произнёс он почти шёпотом. Но этот шёпот оказался страшнее крика: от него по спине Елизаветы пробежал ледяной озноб.

Она молчала. Не находила слов. Её глаза метались, цепляясь за стены, за потолок, за его лицо, но нигде не находя спасения. Губы дрожали, как у человека, которого приговорили, но ещё не назвали дату казни. Александр ждал. Секунды тянулись вязко, превращаясь в вечность, пока тишина не стала невыносимой.

— Ты хоть понимаешь, какой срок дают за это? — его голос прозвучал насмешливо, но за насмешкой сквозила угроза, от которой кровь стыла в жилах.

Елизавета сглотнула так тяжело, что звук отразился в комнате. Глаза наполнились слезами, она зажмурилась, как ребёнок, прячущийся от кошмара под одеялом. Но чудовище не исчезло. Всхлип сорвался, и она едва слышно прошептала:

— Прости, пожалуйста… — её голос был испуганным. — Я же просто… просто люблю тебя…

Александр медленно разжал пальцы. Её тело рухнуло обратно на кровать, будто лишённое сил. Она жадно хватала воздух, кашляла, грудь вздымалась судорожно, а руки тянулись к шее, словно проверяя – цела ли она. Постепенно дыхание выровнялось, и взгляд её вновь поднялся к нему – влажный, виноватый, полный мольбы.

Он опустился на край кровати, и собственные чувства ударили с новой силой. Что это было – гнев? разочарование? или опустошённость? Всё перемешалось в ком, тяжёлый и тягучий, застрявший внутри, мешающий дышать.

Елизавета, отдышавшись, потянулась к нему. Её обнажённое тело скользнуло к его боку, руки осторожно обняли его за плечи. Она прижалась, мягко, почти кошачье, будто пытаясь растворить напряжение теплом кожи.

— Прости… — повторила она, уткнувшись носом в его плечо. — Ты же знаешь, как я тебя люблю…

Александр не шелохнулся. Его лицо оставалось каменным, и только в глазах тлел мрачный огонь.

Елизавета прижалась к нему ещё сильнее, пальцы скользнули по его груди, осторожно, будто она боялась, что он оттолкнёт её в следующую секунду. Её губы коснулись его уха, и голос прозвучал тихо, почти жалобно:

— А ты… ты ведь всегда видел во мне только домработницу. Или, в лучшем случае, подругу… не больше.

Она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. Губы дрогнули в слабой, натянутой улыбке, будто она пыталась удержать слёзы.

— Я думала, что если убрать Марию… подвинуть твою семью… то тогда ты начнёшь замечать меня… — её голос дрогнул, пальцы скользнули по его щеке. — Но, как оказалось, нет…

Александр медленно повернул голову в её сторону, его глаза были затянуты пеленой боли, гнева и усталости. В этом взгляде не было мужчины, смотрящего на женщину, – только человек, встретивший лицо своей катастрофы.

— Ты не представляешь, — сказал он тихо, — как сильно ты разрушила мою семью. Мою жизнь. Мой смысл жизни.

Елизавета дёрнулась, словно от удара, но тут же вскинула голову. В её глазах вспыхнуло всё сразу – гнев, непонимание, отчаяние. Она сжала кулаки и вдруг выкрикнула:

— Почему?! Скажи мне, почему?! Почему ты любишь эту… старуху?!

Слово сорвалось с её губ с ядовитым презрением. Оно разрезало воздух, отразилось в её сжатых губах и перекошенном лице.

— Я же моложе! Намного красивее! — её голос срывался, она отчаянно пыталась докричаться до него. — Без морщинок, без этих… возрастных изменений! Я умею всё, могу найти с тобой общий язык! Я готова отдать тебе себя целиком, до последнего вздоха! Целиком, слышишь?! Почему ты не можешь оставить это всё в прошлом и просто полюбить меня?!

Её глаза блестели от слёз, голос дрожал.

Александр глубоко вдохнул, провёл ладонями по лицу, будто хотел стереть с кожи всю эту тяжесть, и заговорил. Его голос был твёрдым, но в нём слышалась глубокая печаль, такая, от которой ломит сердце.

— Ты не понимаешь, что такое любовь, Лиза, — он посмотрел на неё с какой-то жалостью. — Настоящая любовь… она не в морщинах или их отсутствии, не в молодости и не в красоте. Это даже не в том, кто умеет лучше готовить или стирать рубашку. Это даже не желание принадлежать человеку. Любовь – это когда человек становится твоим миром. Когда без него ни один день не имеет смысла.

Елизавета замерла, её губы чуть приоткрылись, но она не перебила его.

— Знаешь, — продолжил он после короткой паузы, глядя мимо неё, в одну точку, словно говорил не ей, а себе, — когда я впервые увидел её, я не думал, что всё зайдёт так далеко. Я просто смотрел на неё. Я мог часами слушать её голос, её лекции, её объяснения, потому что она… она была другой. Она не просто говорила – она жила в каждом своём слове. Помню, как она поправляла волосы, когда сосредоточенно разбирала формулы, как хмурила брови, если что-то не сходилось, как её пальцы скользили по доске. Я… я не мог отвести глаз. Я влюбился даже не в неё целиком, а в эти мелочи. В каждый её жест, во взгляд, в её мир.

Он горько усмехнулся и покачал головой.

— А ты думаешь, всё упирается в возраст? В молодость? В гладкую кожу? Нет, Лиза. Я бы выбрал её даже тогда, когда волосы станут совсем седыми, даже когда на её лице появятся ещё больше морщинок. Потому что она – это не внешность. Она – это мои дни, мои ночи, моя жизнь.

Елизавета молчала. Её дыхание сбивалось, в глазах блестели слёзы, но в них больше не осталось уверенности. Только пустота и страх перед тем, что она никогда не сможет заменить ту, о ком он говорил с такой безнадёжной любовью.

Глава 30. Иллюзия надежды.

Выйдя из комнаты Елизаветы, Александр закрыл за собой дверь и остановился в коридоре. Ему нужно было сделать глубокий вдох, чтобы хоть немного прийти в себя. В голове всё ещё звучал её голос, эти слова: «Почему ты любишь эту старуху?», «Я готова отдать тебе себя целиком». Он стиснул челюсти, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Она так ничего и не поняла.

Он бродил по дому, как по лабиринту, поднимаясь по лестнице, открывая двери, заходя в спальню – но от мыслей это не спасало. Усталость давила на плечи, как свинцовая плита. В голове стоял вязкий шум, будто гул пустого стадиона после матча. В ванной он включил кран, окатил лицо холодной водой, но даже ледяные капли не вернули ясность.

Какое-то время он просто сидел в туалете, упираясь локтями в колени, сцепив пальцы в замок. Он не думал, просто смотрел в одну точку, прислушиваясь к своему собственному дыханию. Время перестало существовать.

Но вдруг ближе к ночи среди всего этого хаоса в голове вспыхнула одна чёткая мысль: он может попробовать вернуть свою жизнь. Ту, что потерял. Ту, что разрушалась день за днём, пока он бездействовал. У него есть доказательство – видеозапись. Она могла всё изменить. Вопрос был в том, готова ли Мария его выслушать? Готова ли простить? И самое главное – не поздно ли?

Он знал, что не может больше ждать. Мария была в Ладожске. Ему нужно было туда. Немедленно. Рывком поднявшись, он направился к выходу. Машина ждала во дворе, ключи лежали в кармане спортивных штанов. Он сел за руль, не пристегнулся, повернул ключ зажигания.

Дорога до аэропорта пролетела в каком-то затуманенном состоянии. Он не думал о пробках, о светофорах, о людях на улицах. В его голове было только одно – он должен попасть на ближайший рейс в Ладожск. Чем быстрее, тем лучше.

Когда он припарковался у терминала, стрелка часов приближалась к полуночи. Ночное здание аэропорта сияло огнями, словно отдельный город в городе. Сквозь стеклянные стены просматривался поток людей – кто-то спешил к стойкам регистрации, кто-то с усталым видом сидел на пластиковых креслах, кто-то ел наспех купленный сэндвич. Даже в этот час жизнь здесь не останавливалась.

— Ближайший рейс в Ладожск? — спросил он. Голос прозвучал низко, хрипловато, будто от копившейся усталости, но в нём не дрогнуло ни одной ноты сомнения.

Девушка за стойкой – невысокая, с аккуратно уложенными волосами – быстро взглянула на монитор.

— Ближайший рейс через четыре с половиной часа, в 4:35 утра, — сказала она, её пальцы быстро перебирали клавиши. — Осталось два билета в эконом-класс.

Эконом-класс.

Александр едва заметно сжал челюсти. Он уже давно не летал экономом. Всё-таки его статус в стране был на уровне чуть ли не национального героя. Билеты в бизнес-класс, личные чартеры, максимум комфорта – он привык к этому. Но сейчас это не имело никакого значения.

— Беру, — коротко бросил он.

Девушка кивнула и начала оформлять билет. Он заплатил картой, даже не глядя на сумму. Главное – попасть на этот рейс. Внутри него росло ощущение нетерпения, даже какой-то тревожной лихорадки. Четыре часа – это слишком долго. Но у него не было выбора.

Билет был у него в руках. Он прошёл в зону ожидания, выбрал кресло в углу, подальше от лишнего шума, и сел. Телефон был в его руках, но он не мог заставить себя открыть чат с Марией. Не мог написать, ведь его номер по-прежнему был заблокирован.

Четыре часа ожидания растянулись в вязкую вечность. Сон не приходил. Он просматривал видеозапись снова и снова, убеждаясь в её реальности. В какой-то момент он просто отключил экран и уставился в пустоту, пытаясь осознать, что впереди его ждёт ещё один непростой разговор. Возможно, самый сложный в его жизни.

Когда началась посадка, он поднялся с кресла, лениво потянув затекшие мышцы. Вокруг было немало людей – усталые пассажиры, кто-то в одиночку, кто-то с семьями, с детьми. Он шагал в потоке, не слушая объявлений, не вслушиваясь в голоса вокруг. Его мысли были далеки.

Пройдя через телескопический трап, он оказался внутри самолёта. Эконом выглядел именно так, как он и должен был выглядеть: узкий проход, ряды одинаковых кресел, лёгкий запах кондиционированного воздуха, впитавшего в себя усталость тысяч перелётов. Его место – 17А, у окна.

Он сел, откинул голову назад, ощущая жёсткость кресла. Пространства для ног было непривычно мало, но это его не волновало. Он пристегнулся, склонил голову набок и посмотрел в окно. Там была ночь. Городские огни тянулись вдалеке, сверкая россыпью светлячков. Где-то там, в одном спящем городе, была Мария. И он не знал, ждёт ли она его.

Вскоре к нему подсела соседка – женщина лет пятидесяти. Она кивнула ему, но, увидев, что он не настроен на разговор, просто занялась своим телефоном. Александр был этому рад. Он не хотел говорить.

Когда самолёт начал рулить по взлётной полосе, его пальцы непроизвольно сжались на подлокотниках. Взлёт всегда был для него моментом внутреннего напряжения, даже несмотря на множество перелётов. Он чувствовал, как мощные двигатели разгоняют лайнер, как корпус слегка вибрирует от напряжения металла, как сердце на мгновение замирает перед отрывом от земли. И вот – момент невесомости. Земля медленно остаётся позади, самолёт набирает высоту, погружаясь в ночь.

Александр закрыл глаза. Он впервые за долгие месяцы почувствовал, что летит не просто куда-то по работе, не на очередную игру или сборы. Нет, этот перелёт был иным. Он не был запланирован, не был продуман до мелочей, он был порывом. Порывом вернуть то, что потерял.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

В памяти всплывали моменты. Как Мария, не спеша, объясняла что-то на лекции, водя пальцем по доске. Как поправляла волосы, не замечая его взгляда. Как её голос звучал в аудитории – уверенно, спокойно, чуть отстранённо. А потом… её руки на его теле, её губы, её тихие, срывающиеся дыхания. Он знал, что, возможно, это всё уже осталось в прошлом. Но если была хоть малейшая надежда – он должен был попробовать.

В какой-то момент он заметил, что до боли вцепился в ремень безопасности, и медленно разжал пальцы. Ладони были влажными. Он открыл глаза. Самолёт уже набрал крейсерскую высоту, гул двигателей стал ровным, однообразным, почти убаюкивающим. По проходу размеренно двигались стюардессы, предлагая воду и лёгкие закуски. Александр отказался. Ему ничего не хотелось – ни пить, ни есть, ни говорить. Он продолжал смотреть в пустоту перед собой.

Он не знал, что его ждёт впереди. Единственное, что он знал точно – он уже не мог повернуть назад.

Когда лайнер пошёл на снижение, лёгкая дрожь прошла по всему корпусу. За окном начали проступать очертания города – сначала смутные тени сквозь облачную пелену, потом всё более ясные линии улиц и крыш. Ладожск. Город, который он покинул, но который не отпускал его ни на день.

Голос пилота прозвучал ровно, почти буднично, но для Александра каждое слово было как удар сердца:

— Уважаемые пассажиры, мы начинаем снижение. Ожидаемое время прибытия – десять часов пять минут по местному времени. Температура в Ладожске – плюс двадцать два градуса. Благодарим вас за выбор нашей авиакомпании.

Александр медленно выдохнул, посмотрел в окно. Там, внизу, в тёплом утреннем солнце, расстилался знакомый пейзаж. Уже не было серых зимних улиц, крыши домов не были укрыты снегом – теперь город жил в летнем дыхании. Листва на деревьях густо зеленела, река под лучами солнца отливала золотистыми бликами, а улицы казались более оживлёнными. Всё казалось почти таким же, как в тот день, когда он уезжал отсюда.

Глухой толчок шасси, лёгкое покачивание корпуса, торможение – и самолёт коснулся земли. Александр машинально вцепился в подлокотники, потом разжал пальцы и закрыл глаза. Он вернулся.

Процесс выхода был таким же рутинным, как и всегда: сначала бизнес-класс, затем эконом. Он терпеливо ждал своей очереди, стараясь не думать о том, что будет дальше. Просто шаг за шагом приближался к выходу. Встав в проходе, он подтянул сумку с полки, закинул её на плечо и направился к выходу.

Из рукава пахнуло влажным, густым воздухом. Ладожское лето встречало его мягкой, но ощутимой жарой. Запахи мгновенно поменялись: нагретый асфальт, свежескошенная трава, тёплый аромат цветов с клумб у входа. Александр глубоко вдохнул. Этот запах был не просто воздухом – это было его детство, юношеские победы и поражения, первые тренировки, первые мечты. Здесь начиналась его история.

Зал прилётов почти не изменился за эти годы. Те же светлые стены, те же широкие окна, за которыми выстроились такси. Всё напоминало прошлое: магазины, кафе с привычным запахом кофе и выпечки, усталые лица пассажиров, чьи истории были чужими, но удивительно знакомыми. Он шёл сквозь этот привычный мир и ощущал странное – будто всё вокруг застыло в вечности, а изменился только он сам.

На выходе он остановился. В лицо ударил тёплый ветер, мягко проведший по коже, как будто проверяя: он действительно вернулся? В этом ветре было что-то тревожное, обещание неизбежного. Александр закрыл глаза на секунду, пытаясь собрать силы. Внутри него боролись тревога и решимость.

А потом он сжал кулаки и направился к стоянке такси. Время ускользало. Нужно было ехать. Нужно было увидеть её.

Александр захлопнул дверцу такси, и только когда водитель, мужчина лет пятидесяти с усталым лицом, обернулся к нему с немым вопросом, он понял: он не знает, куда ехать.

Это осознание оказалось неприятным, почти болезненным. Все последние часы он жил лишь одной мыслью – встретиться с Марией, заглянуть ей в глаза, предъявить правду. Но ни разу не подумал, где её искать. Самым логичным казался вариант поехать в квартиру, где она когда-то жила с Константином и сыном. Но тут же в памяти всплыло: адрес он не помнит. Не потому, что прошло слишком много времени, а потому что был там всего однажды. В ту ночь. Ту самую ночь, когда Константин узнал об её измене. Когда, как казалось, рухнула жизнь Марии.

Тогда он не думал, в какой части города находился её дом, на каком этаже она жила, что было рядом. Да и теперь не было никакой гарантии, что она и сейчас живёт там. Слишком много неизвестных.

Водитель, мужчина лет пятидесяти с усталым взглядом, всё ещё ждал. Александр перевёл дыхание и быстро принял решение:

— Отель «Империал».

Такси тронулось с места, и он откинулся на сиденье, устало прикрыв глаза. «Империал» – один из лучших отелей города, если не самый лучший. Просторные номера, приватность, комфорт. Там он мог хотя бы на несколько часов остановиться, подумать, собраться с мыслями.

Дорога заняла двадцать минут. За окнами мелькали улицы города, и в каждом силуэте домов, в каждом знакомом повороте что-то отзывалось в нём, словно напоминало: он вернулся не в город, а в прошлое.

Такси остановилось у парадного входа. Александр расплатился, взял сумку и вошёл внутрь. Вестибюль встретил его мягким золотистым светом, песочными оттенками стен и высоким потолком, будто созданным для того, чтобы гасить тревогу постояльцев. Но внутри его ничего не гасло. За стойкой регистрации стоял молодой парень в безупречно выглаженном костюме. Он приветливо кивнул:

— Добро пожаловать в «Империал». Какой номер вас интересует?

— Люкс, — коротко бросил Александр, даже не задумываясь.

Парень бегло посмотрел на экран компьютера, а затем с лёгкой улыбкой произнёс:

— Есть отличный вариант с панорамным видом на город. Завтрак включён, спа-зона…

— Меня интересует только номер, — перебил его Александр. — Оформляйте.

Спустя несколько минут он уже поднимался на лифте на нужный этаж. В кармане лежала пластиковая карточка-ключ, но он почти не ощущал её. Все мысли были где-то впереди, за пределами гостиничных стен.

Номер встретил его стерильной роскошью: огромная кровать, панорамные окна во всю стену, светлый интерьер, идеально выверенные детали. Всё выглядело так, будто создано для отдыха и комфорта. Но для него это была лишь красивая оболочка, лишённая смысла. Он бросил сумку на стул и шагнул к окну.

Ладожск раскинулся перед ним во всей своей утренней красоте. С высоты десятого этажа город выглядел мирным, спокойным. Но внутри него не было этого спокойствия. Только напряжённое ожидание.

Он достал телефон. Экран загорелся, высвечивая список контактов. Имя, которое он давно не видел на дисплее, бросилось в глаза: Мария. Пальцы машинально пролистали вниз. Последнее сообщение – около двух месяцев назад (10 апреля).

Александр сел на край кровати, склонил голову вниз, упёрся локтями в колени. Он вернулся в этот город, чтобы попытаться всё исправить. Теперь осталось сделать следующий шаг.

Посидев в номере около часа, Александр понял, что дальше откладывать нельзя. Он не мог просто сидеть и ждать – ему нужно было что-то делать. И единственное решение, которое пришло ему в голову, – поехать в Ладожский государственный экономический университет (ЛГЭУ). Тот самый университет, где он когда-то учился. Тот, где когда-то преподавала Мария.

Он быстро заказал такси через приложение и спустился вниз. Водитель уже ждал у входа, привычно глядя в телефон. Александр сел на заднее сиденье, коротко назвал адрес. Машина тронулась, мягко вплетаясь в поток.

Город жил летним днём. По тротуарам неспешно шли люди с мороженым и стаканчиками кофе, студенты сидели на скамейках, смеялись, читали, кто-то спорил о чём-то горячо, размахивая руками. Солнечные лучи ложились на крыши, на листву в парках, на витрины. Александр смотрел на всё это через стекло, но чувствовал себя чужим. Картина была знакомой, но уже не его – будто он вернулся не в реальный Ладожск, а в декорации города, где когда-то жил другой человек.

Когда такси остановилось у университета, он вышел и замер. Фасад почти не изменился. Те же высокие колонны, те же широкие ступени, те же стены, хранящие десятилетия. Всё это было похоже на фотографию из прошлого. Но стоило ему войти внутрь – и он сразу почувствовал разницу.

Здесь всё стало другим. Светлые стены в новых тонах, вместо старых досок объявлений – современные экраны с анимацией расписаний и анонсами мероприятий. В коридорах ярко, просторно. Мебель заменена на современную. И самое главное – лица. Чужие, новые, незнакомые.

Преподавателей, которых он помнил, уже не было. Их голоса, манеры, взгляды ушли в прошлое, уступив место новым людям. Только студенты остались такими же, какими были всегда – шумные, живые, полные надежд, мечтающие о своём будущем. Он шёл мимо них, стараясь не привлекать внимания, но несколько человек всё же обернулись. В их взглядах мелькнуло узнавание: легенда баскетбола, чемпион, который вернулся в стены альма-матер.

Александр решительно направился в деканат. Он знал, что это самый надёжный способ узнать что-то о Марии. Но когда он подошёл к двери, его ожидало разочарование – деканат был закрыт.

Он стиснул зубы. Что теперь? Ждать, пока кто-то появится? Уехать обратно в отель? Или попытаться разыскать кого-то, кто мог бы помочь?

Он уже развернулся, чтобы уйти, как вдруг услышал за спиной знакомый голос:

— Ну привет, мой чемпион.

Александр замер, затем медленно обернулся. Перед ним стоял Лев Андреевич – тот самый Лев Андреевич, который преподавал эконометрику и был помешан на университетском спорте. За столько лет он почти не изменился. Разве что седины стало чуть больше, да морщины на лбу углубились.

— Лев Андреевич… — Александр невольно улыбнулся.

Они пожали друг другу руки крепко, по-мужски, и в этом рукопожатии было куда больше, чем простое приветствие. Словно он на секунду вернулся в прошлое – туда, где всё было яснее и проще.

— Я знал, что ты когда-нибудь появишься здесь, — с усмешкой сказал Лев Андреевич. — Чемпионы всегда возвращаются туда, где всё началось.

— Возможно, — тихо отозвался Александр, и в его голосе прозвучала усталость, которую он не пытался скрывать.

Они прошли чуть дальше, и преподаватель бросил на него внимательный взгляд.

— Как поживает Мария? — спросил он как бы между делом. — Как семья?

Александр почувствовал, как внутри всё сжалось. Он отвёл глаза, провёл рукой по затылку.

— Не очень… — выдохнул он. — Именно поэтому я здесь. Я приехал, чтобы вернуть её. Знаю, что она вернулась в Ладожск месяц назад.

Лев Андреевич слегка поднял брови, затем медленно кивнул.

— Но я даже не знаю, где её искать, — продолжил Александр. — Старый адрес я не помню. Вы… вы не знаете?

Лев Андреевич усмехнулся, в уголках глаз морщинки собрались в хитрые складки.

— Конечно, знаю, — сказал он и достал из внутреннего кармана старый блокнот. Такой же, каким пользовался и десять лет назад – потрёпанный, с закладками и заметками на полях. Несколько секунд листал, шурша страницами, а затем остановился и повернул его к Александру.

Адрес был перед ним.

Александр почувствовал, как в груди поднялась волна облегчения. Он быстро записал адрес в телефон и посмотрел на преподавателя.

— Спасибо. Правда, спасибо, — сказал он искренне.

Он уже собирался повернуться, чтобы выбежать из здания, но Лев Андреевич остановил его лёгким хмыканьем:

— Спасибо – это мало, — проговорил он, хитро прищурившись. — Вот сделаешь так, чтобы наша сборная снова стала чемпионом мира, тогда и будем в расчёте.

Александр не смог сдержать улыбки.

— Договорились, — бросил он и быстро вышел из университета.

Александр всё ещё не мог поверить, что теперь у него есть адрес. Конкретная точка на карте. Дом, в котором она. Он вызвал такси, назвал адрес и откинулся на спинку сиденья. Сердце билось так громко, что казалось, стук слышит весь город.

Машина скользила по улицам Ладожска, а он смотрел в окно, не различая ни домов, ни людей. Мысли метались вихрем: как она встретит его? Поверит ли? Будет ли рада или закроет дверь, не слушая? Он представлял её лицо, когда скажет правду: измены не было, всё было подстроено Елизаветой. Что он не предал её. Что они ещё могут быть вместе.

Когда такси остановилось у нужного дома, его пронзила мысль: нельзя приходить с пустыми руками. Цветы.

Он быстро вошёл в ближайший цветочный магазин. Полки ломились от роз, пионов, лилий, но выбора не было – красные розы. Только они. Он купил большой букет, почти не глядя на цену, и поспешил к подъезду.

Лифт ехал слишком долго. Каждая секунда была вечностью. Когда двери наконец открылись, он вышел в коридор и прошёл к нужной двери. Его рука замерла на секунду перед звонком. Это момент истины.

Он нажал кнопку. Внутри послышались шаги. Несколько мгновений – и дверь открылась.

Мария.

Она стояла на пороге в лёгком шёлковом халате, небрежно запахнутом наспех. Волосы растрёпаны, лицо усталое, с лёгкими следами недавнего напряжения. Но взгляд Александра сразу упал на то, что бросалось в глаза сильнее всего: грудь, едва прикрытая тканью, словно халат соскользнул, не успев укрыть её. Она выглядела так, словно он пришёл слишком поздно. Словно в этой квартире только что происходило то, чего он боялся больше всего.

Александр на мгновение замер, но почти сразу прогнал наваждение. Не важно, что он увидел, не важно, какие мысли мелькнули в голове – всё можно объяснить. Главное сейчас – сказать ей правду. Сказать, что они снова могут быть вместе.

— Маша! — он широко улыбнулся, протягивая ей букет, словно в этом жесте заключался весь смысл его возвращения. — Я… я всё объясню! Я знаю, что это был кошмар, но теперь у меня есть доказательство! Всё это время я пытался вспомнить, пытался понять, как всё произошло… И теперь я знаю. Это не была измена!

Она молча стояла, опустив голову. Ни одного движения, ни одного звука.

— Это была Елизавета! — торопливо заговорил он снова, чувствуя, что минуты ускользают. — Она подсыпала что-то в мой виски, всё подстроила! У меня есть видео, понимаешь? Чистое доказательство! Мы можем снова быть вместе, Маша. Мы можем всё начать сначала!

Но она продолжала стоять так же, с опущенной головой, и тишина, повисшая между ними, тянулась вечностью. Александр начал теряться в этом безмолвии: почему она молчит? Почему не радуется?

И вдруг Мария подняла голову. Её глаза были пустыми, лишёнными света, и голос прозвучал тихо, почти безжизненно:

— Поздно… Уже слишком поздно, Александр.

Он моргнул, не понимая смысла её слов. И в этот момент заметил движение в глубине комнаты. Там, в полумраке, проступил силуэт мужчины. Александр перевёл взгляд – и всё внутри оборвалось.

В дальнем конце комнаты стоял человек. Голый. И только через долгую, мучительно растянутую секунду он осознал, кто это. Константин. Бывший муж Марии. Человек, которого она когда-то бросила ради него. Человек, который, по слова Димы, умер зимой.

Константин стоял уверенно, спокойно, с той насмешливой довольной ухмылкой, которая не нуждалась ни в одном слове. А рядом – Мария, в халате, едва прикрывавшем её тело, с тем самым пустым взглядом, от которого внутри Александра всё ломалось.

Как такое возможно? Не было объяснений. Не было оправданий. Только жестокая, раздирающая тишина.

Александр медленно разжал пальцы, и букет упал на пол, с лёгким шорохом рассыпав лепестки по паркету. Он не произнёс ни слова. Просто развернулся, шагнул в коридор и направился к лифту. Дверь за его спиной закрылась, отрезая всё, что осталось в той квартире.

Это был конец.

Пролог.

Александр вышел из подъезда, но его шаги были механическими. Он не чувствовал под собой земли, не понимал, куда идёт. Всё происходящее не укладывалось в голове. Что вообще происходит? Внутри гулко билась одна мысль: Константин жив?

Он снова и снова повторял это про себя, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. Как такое возможно? Разве не Дима говорил ему, что его отец умер зимой? Он ясно помнил тот разговор – тот миг, когда внутри дрогнуло от жалости, когда казалось, что прошлое Марии наконец отпустило их обоих. Он помнил собственное облегчение от того, что Константин больше никогда не появится в её жизни.

Но он появился. Живой. Голый. В её квартире. В их квартире.

Александр втянул тёплый воздух в лёгкие, пытаясь хоть немного прийти в себя. Улица была тихой, спокойной, солнечные лучи ложились на фасады домов, окрашивая их в яркие краски. Казалось, весь мир жил своей обычной жизнью, не замечая того кошмара, что только что обрушился на него. Он стоял, не зная, куда сделать следующий шаг, и именно тогда заметил движение сбоку.

Знакомый силуэт. Дима. Общий сын Марии и Константина.

Парень шёл по тротуару, держа в одной руке газировку, а в другой – пакет чипсов. Он выглядел весёлым и беззаботным, походка была лёгкой, даже немного рассеянной. Обычный подросток, возвращающийся домой после прогулки, даже не подозревающий, что вокруг него завязана тайна, которую Александр не мог разгадать.

Но в какой-то момент Дима поднял взгляд. Их глаза встретились, и время застыло.

Дима замер. В его глазах мелькнуло то самое понимание. Он не знал, что именно Александр видел в квартире. Но он знал, что тот знает.

И в следующую секунду парень бросился бежать. Александр мгновенно бросился за ним. Кто быстрее – подросток или чемпион мира по баскетболу?

Дима нырнул в переулок, проскользнув между припаркованными машинами. Он бежал быстро, очень быстро – но против профессионального спортсмена у него не было шансов. Александр даже не напрягался. Всего несколько мощных шагов, и дистанция между ними стремительно сокращалась. Ещё несколько секунд – и он догнал его.

Одной рукой Александр легко схватил Диму за ворот футболки и рывком дёрнул назад. Подросток споткнулся, но удержался на ногах – только теперь вынужден был остановиться.

— Малыш, ты куда так торопишься? — произнёс Александр с лёгкой усмешкой, крепко удерживая его, но без явной грубости. — Даже поздороваться не хочешь?

Дима дёрнулся, пытаясь вырваться, но хватка была слишком крепкой.

— Отпусти меня! — рявкнул он, и в голосе его смешались злость, паника и страх.

Александр спокойно покачал головой.

— Ну нет, сначала поговорим, — спокойно сказал он и чуть ослабил хватку, позволяя Диме дышать свободнее.

Он внимательно всматривался в лицо мальчишки, ловил каждое движение бровей, каждый дрожащий мускул. Дима старался держаться, стиснул зубы, но в глазах мелькала паника – едва заметная, но для Александра очевидная.

— Мама говорила, ты футболом занимаешься, — медленно начал он, приподняв брови. — В спортшколу ходишь, да?

Дима молчал, дыхание было тяжёлым после бега. Александр кивнул на пакет в его руках, усмехнулся:

— А тут чипсы и газировка. Как так? Это что, новая методика подготовки футболистов?

Подросток фыркнул, в его голосе проскользнуло раздражение:

— Ты правда хочешь об этом говорить? — выплюнул он, исподлобья глядя на Александра.

Тот пожал плечами, будто для него это не имело никакого значения:

— Не хочешь – не отвечай. Это твоя жизнь, твоё здоровье, твоё будущее. Не моё.

Дима нахмурился, но промолчал, явно не понимая, куда всё это клонит. Александр немного наклонил голову, переходя к главному:

— Может, тогда расскажешь про ваш план?

— План? Какой план? Чей план? — Дима попытался сделать вид, что не понимает, но голос предательски дрогнул.

Александр лишь покачал головой:

— Не придуривайся, Дима.

Парень открыл рот, будто хотел возразить, но не успел: Александр резко схватил его за уши и слегка провернул в стороны. Не сильно, но достаточно, чтобы ощутить дискомфорт.

Дима взвыл и дёрнулся, пытаясь вырваться.

— Ай! Что ты делаешь?! — закричал он, но Александр не ослабил хватку.

— Ваш план с Константином, — сказал он ровно, без тени эмоций. — Рассказывай.

— Я ничего не знаю! — выкрикнул мальчишка, снова дёрнувшись, но боль в ушах мешала сопротивляться. — Я… ай! Ладно, ладно! Расскажу! Только отпусти!

Александр секунду всматривался в его лицо, затем медленно убрал руки. Дима выдохнул, поспешно потёр уши и посмотрел на него с раздражением.

— Вот так-то лучше, — произнёс Александр, скрестив руки на груди. — Ну, давай. Я слушаю.

Подросток сделал глубокий вдох, словно решаясь, и спросил, стараясь звучать спокойно:

— Что ты конкретно хочешь узнать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Александр наклонил голову чуть в сторону, взгляд его оставался холодным.

— Всё. — Он сделал паузу, а затем продолжил. — Начни с ответа на вопрос: прошлым летом ты к нам прилетал не просто так?

Дима сжал губы, глядя куда-то в сторону, но затем медленно кивнул.

— Да.

Александр не удивился, но внутри что-то болезненно дёрнулось. Воспоминания вспыхнули: тот жаркий июль, смех мальчишки на кухне, его попытки разговорить Диму, чтобы сблизиться. Тогда всё казалось естественным, почти счастливым. Теперь всё выглядело иначе.

— Значит, кто-то попросил тебя это сделать?

Дима сглотнул, замялся, но затем выдохнул и признался:

— Папа. Он попросил меня погостить у вас летом… разузнать обстановку.

Александр застыл. Его взгляд похолодел, стал жёстким, и в нём появилось то, от чего Дима невольно поёжился.

— Обстановку? — тихо переспросил он, но в этом спокойствии звучала угроза.

Дима отвёл взгляд, будто пытался найти правильные слова, но затем сказал прямо:

— Ну… — Дима отвёл глаза в сторону, будто искал спасение на асфальте, — как вы живёте. Где живёте. С кем. Есть ли посторонние.

Александр почувствовал, как в груди нарастает глухая ярость. Он вспомнил то лето, когда Дима жил у них. Как он считал, что это просто естественное желание мальчишки побыть с матерью. Как рад был Марии, что сын рядом. Как сам пытался наладить с ним отношения. А на деле? Всё это оказалось ловушкой. Наблюдением. Предательством.

Он медленно кивнул, переваривая услышанное.

— И что же ты узнал?

Дима отвёл взгляд, будто не хотел произносить вслух то, что сейчас собирался сказать. Затем, собравшись с духом, он снова посмотрел на Александра и спокойно признался:

—Узнал всё, что хватило для того, чтобы мама вернулась к нам.

Александр замолчал на пару секунд. Слова прозвучали просто, но за ними открывалась картина, в которую он отказывался верить. Он медленно качнул головой, словно проверяя, не ослышался.

—То есть… Елизавета – это часть вашего плана? Ваш продукт? — его голос оставался ровным, но в глазах сверкнул холодный огонь.

Дима кивнул, уже не пытаясь отнекиваться:

— Да. Когда я понял, что у вас в доме нет ни прислуги, ни посторонних, я сказал об этом папе. Он стал искать подходящую девушку – молодую, привлекательную, такую, что могла бы устроиться в дом и… соблазнить тебя. — Он сделал паузу, а потом с кривой усмешкой добавил: — Ну, дальше ты сам понимаешь, что должно было произойти.

Александр сжал челюсти. Внутри всё переворачивалось. Неужели каждый прожитый день, каждая мелочь этого года были частью чужого замысла? Ложью от начала до конца?

— И ты правда считаешь, что он нашёл идеальную кандидатуру? — спросил он, не отрывая взгляда от Димы.

— Думаю, да, — пожал плечами тот. — Она даже мне начала нравиться как девушка.

— Правда? — протянул Александр, внимательно вглядываясь в него. — А ведь я прекрасно помню, как в первые дни ты смотрел на неё с подозрением, будто в чём-то её подозревал.

Дима хмыкнул.

— Это актёрская игра, чтобы не выдать себя раньше времени. — Он посмотрел в сторону, затем добавил: — Но да, она мне действительно нравилась. Только это не имеет никакого значения. Главное было то, что она понравилась тебе.

Александр ощутил, как внутри всё напряглось. В словах мальчишки прозвучало что-то лишнее, слишком циничное для его возраста, и от этого становилось особенно мерзко:

— Наш план А сработал, — продолжил Дима уже с явной усмешкой. — Я даже не сержусь, что ты изменил моей маме. Ты ведь помог вернуть её ко мне. И к папе.

Эти слова эхом ударили в голову. Александр почувствовал, как в груди расползается ледяное ощущение, похожее на ярость, но перемешанное с чем-то ещё. Он медленно прищурился.

— Во-первых… план А? — повторил он, намеренно растягивая слова. — То есть у вас было несколько вариантов развития событий?

Дима пожал плечами, будто это не требовало объяснений.

— А во-вторых, — голос Александра стал жёстким, с металлическими нотами, — я не изменял Марии. И никогда в жизни не изменил бы.

— Ты правда хочешь сказать, что ни разу не поддался? — с лёгкой усмешкой спросил Дима, внимательно изучая выражение лица Александра. — Что выдержал всё, что она пыталась провернуть?

Александр сжал челюсти. Воспоминания вспыхнули перед глазами: как Елизавета без предупреждения вторгалась в его личное пространство, как её рука будто случайно скользнула по его ладони, как однажды ночью она вошла в его комнату под нелепым предлогом «услышала странный звук».

— Да. И что, тогда пришлось переходить к следующему сценарию? — хрипло спросил он.

— Всё верно. К плану Б, — без колебаний подтвердил Дима.

Александр поморщился.

— Сколько же у вас было этих планов?

— Достаточно, чтобы довести задуманное до конца, — равнодушно ответил Дима и снова пожал плечами. — План Б был проще: подставить тебя. Всё, что нужно было Лизе, – оказаться в твоей постели без одежды, когда мамы рядом не было. Одного взгляда на такую картину хватило бы, чтобы убедить её в измене.

Александр шумно выдохнул и на несколько секунд прикрыл глаза. Всё это звучало до отвращения мерзко, и в то же время – до боли предсказуемо.

— Просто лечь голой? — спросил он с горечью. — Без всяких ухищрений? Без усыпляющих препаратов?

— А, это уже был план В, — пояснил он равнодушным тоном, словно перечислял пункты в скучном списке. — Но в сути дела это не меняло ничего. Главное заключалось в том, чтобы довести ситуацию до точки невозврата. Папа хотел, чтобы мама застала тебя в моменте, который невозможно объяснить. Вариантов было несколько. Но ты, видимо, хорошо держался.

Александр резко посмотрел на него.

— Пять шагов до успешного соблазнения, да? — его голос был наполнен откровенной горечью.

— Ну а что ты хотел? — Дима пожал плечами и позволил себе усмешку. — Если всё сделать правильно, человек просто не сможет отвертеться. Нужно было лишь подвести маму к состоянию, когда она уже не в силах мыслить трезво. Всё остальное – вопрос момента.

Александр слушал, и с каждым словом его словно рвали изнутри. Каждая фраза звучала как приговор.

— Значит, вы разрушали мои отношения по заранее написанному сценарию?

Дима кивнул.

— Если бы ваши отношения были достаточно крепкими, они бы выдержали это испытание. — Он сделал короткую паузу и добавил ещё тише, но не менее жёстко: — Но они не выдержали.

Всё услышанное звучало настолько хладнокровно и цинично, что даже кричать на этого мальчишку не имело смысла.

— Боюсь, при таких условиях ничьи отношения не выдержали бы, — сказал он низким, почти приглушённым голосом. — Никто не хочет видеть, как его вторая половина лежит без одежды с кем-то другим.

Он сделал паузу, внимательно вглядываясь в лицо подростка.

— Ты хорошо спишь по ночам, Дима? — спросил он, сдвинув брови. — Тебя не мучает то, что ты сделал? Просто взять и вырвать семью у другого человека. Или тебе на меня было наплевать с самого начала?

Дима выдохнул и замолчал, словно тщательно подбирал слова. Казалось, он не искал, что сказать, а решал, как это прозвучит.

— Знаешь… пожив с вами, ты мне даже начал нравиться, — произнёс он наконец. — Ты оказался не таким, как я представлял тебя. Не каким-то там самодовольным, высокомерным. В какой-то момент у меня даже вырисовывалось положительное мнение о тебе.

Александр нахмурился.

— В какой-то момент? — переспросил он.

Дима кивнул.

— Но потом я понял, что выбора у меня нет. — Его взгляд стал жёстким. — Да, мне жаль, что ты теперь не можешь видеть Полину, Марину и Дашу. Но я сам рос без мамы почти всё детство. И желание вернуть её к нам с папой оказалось сильнее всего остального.

Александр почувствовал, как в груди поднимается новая волна гнева.

— Сильнее, чем здравый смысл? — резко бросил он. — Ты всерьёз считаешь, что это справедливо? Ты разрушил мою семью, а теперь говоришь, что тебе жаль?

Дима спокойно посмотрел на него, словно взвешивая каждое слово.

— Ты первым забрал маму из нашей семьи, — сказал он ровным голосом.

Александр нахмурился ещё сильнее.

— Никто её не забирал, — твёрдо сказал он. — Она не любила твоего отца.

Дима усмехнулся.

— Какая разница? — произнёс он спокойно, словно объяснял простую истину. — Во всём мире полно семей, которые живут без любви. Просто потому что у них есть дети. Потому что у них есть обязательства. И этого достаточно, чтобы держаться вместе.

Александр смотрел на него, ощущая, как что-то внутри него сжимается. Он видел перед собой подростка, который пытался говорить как взрослый, но на самом деле был ребёнком, который слишком рано понял, что мир – это не справедливость, а борьба за свои интересы.

— Ну что ж, оставайся на этой стороне правды, если тебе так легче, — тихо сказал он, и в голосе не было злости – лишь пустота. — Но скажи… зачем ты говорил, что Константин умер?

Дима слегка приподнял брови, словно удивлялся самой наивности вопроса.

— Ты серьёзно? – Он покачал головой. — Потому что это было удобно. Потому что так было проще. Потому что, если бы ты знал, что он жив, то не расслабился бы так, как надо было нам. Ты бы начал копать, искать правду. А нам нужно было, чтобы ты просто жил своей жизнью и не мешал нам строить новую. — Он сделал паузу, глядя на Александра с откровенным вызовом. — И, как видишь, это сработало.

Александр не находил слов. Логика в этом объяснении будто была, но она же и разрушала саму себя. Он никогда не считал Константина соперником – не тогда, не потом. Его жизнь была занята другим: семья, дети, работа, любовь к Марии. Мысль о том, что в чьей-то голове мог родиться подобный план, казалась абсурдной.

Но затем он поднял взгляд и спросил:

— А как твоя мама отреагировала на то, что Константин… «воскрес»?

Дима прищурился, будто в памяти у него всплывали разрозненные картинки.

— Сложно сказать, — произнёс он, чуть пожав плечами. — То ли удивилась, то ли обрадовалась, то ли и то и другое сразу. Но в итоге это уже не имело значения. Главное было в другом: после того, как ты «изменил» ей, рядом оказался именно папа. Он стал тем, кто поддержал её, кто подставил плечо… пусть и после предательства, которого на самом деле не было.

Александр застыл. Всё внутри болезненно сжалось, словно его ударили в грудь. Он не мог поверить, что всё оказалось таким простым, таким продуманным и в то же время таким омерзительным.

Дима выдержал паузу, посмотрел на него почти без выражения, и в этом взгляде уже сквозил намёк на конец разговора.

— Надеюсь, я ответил на все твои вопросы. Теперь я могу идти?

Александр молча смотрел на него несколько секунд, потом медленно ослабил хватку. Дима отступил назад, поправил футболку, но не сделал ни одного резкого движения. Он был спокоен, будто понимал: всё уже закончено, и изменить ничего нельзя.

Но когда между ними образовалась небольшая дистанция, Александр вдруг спросил:

— А как вы вообще уговорили Лизу? Я же пытался её выгнать. Даже деньги предлагал, причём немалые. Почему она не ушла?

Дима на секунду замер, а затем усмехнулся, будто этот вопрос казался ему слишком простым.

— Это была самая лёгкая часть, — спокойно сказал он. — После того, как наша сборная стала чемпионом мира, ты стал кумиром для половины девушек страны. Ты даже не представляешь, что они говорили о тебе, как восхищались. Лиза была одной из них. И она действительно влюбилась. И когда ей предложили способ, который мог помочь завоевать тебя… она не просто согласилась: она ухватилась за этот шанс обеими руками.

Александр напрягся, не понимая, что именно чувствует. Дима посмотрел ему прямо в глаза, и выражение его лица стало неожиданно серьёзным, почти взрослым.

— Только не приезжай сюда больше, — произнёс он тихо. — Лучше оглянись и присмотрись к Лизе. Она, как ни странно, самый подходящий вариант для тебя. И по возрасту, и внешне.

Александр смотрел на него, чувствуя, как окружающий мир словно размывается. Всё, что произошло за последние дни, недели, месяцы, вдруг обрушилось на него тяжёлым грузом, сминая изнутри и лишая опоры. Это ощущение было неизбежным и бесповоротным, словно сама судьба поставила последнюю точку.

Дима развернулся и ушёл, его шаги быстро растворились за углом.

Александр остался стоять в одиночестве, осознавая, что теперь всё действительно кончено.

Конец