Маша и Медведевы 5

Я лежу на лавке, в столовой особняка Медведевых. Я вышла к чаю с моим новым любовником, Мишкой Медведевым, и его родители тут же догадались, кто вчера съел лосося и кто пролил на стол мед и варенье. Так что я теперь лежу на широкой лавке мореного дуба, мое платье поднято до талии, мои панталоны приспущены, а Настасья Потаповна, мать Миши, держит мои щиколотки своими широкими ладонями и говорит мне:

-А вот не надо бесчинства наводить, и по всем кроватям валяться не надо!

Михал Потапыч заносит розгу над моим голым задом, и стегает меня по попе, говоря при этом:

-Что, попалась?! Ну-ка признавайся, откуда ты такая? Откуда пришла?

-Я из Игнатьева… - намекаю я Медведевым. Но Михал Потапыч не понимает намека, даже когда я называю ему деревню моего отца. Он продолжает хлестать мои ягодицы розгами, и только замечает:

-Из Игнатьева? Врешь поди… какая ж ты деревенская, панталоны на тебе…

-Я Федора Викентича дочка… - признаюсь я после десяти розог.

-И вовсе не похожа… - говорит на это Михал Потапыч, - нешто я не видел дочку Федора Викентича? Она - краля тонкая и культурная, в шелковом платье в розовом, и прическа у ей высокая, такие вавилоны на голове, что и подойти страшно…я ее на балу у полковницы, Ангелины Тимофевны, видал…

И тут я начинаю плакать. Я вдруг понимаю, что без моего нового розового платья, без высокой прически, без сурьмы, белил и румян я выгляжу так ужасно, что меня просто невозможно узнать.

-Итак, повторяю вопрос еще раз… - говорит мне Михал Потапыч, и стегает мою голую попу прутом, - ты кто такая, и откуда ты? Где твои родители, дитя мое? И как ты проникла в мой дом?

-Я зашла через кухню, было не заперто… - со слезами на глазах говорю я, - А родители мои в Москву уехали, к тетке…

-Знать, из вольных… - понимает мой ответ по-своему Медведев-папа, - уехали в Москву, а девку бросили… Эх…

Я начинаю рыдать о своей горькой судьбинушке, слова о том, что меня бросили, доходят до моего сердца, и я вправду чувствую себя покинутой, никому не нужной. Миша не выдерживает вида моих слез, он садится на пол рядом со мной, гладит меня по голове, говорит мне:

-Потерпи немножко, папа строг, но справедлив… выдерет тебе задницу, и отпустит, не рыдай…

Но я продолжаю плакать, и тогда Миша протягивает свою левую руку, гладит меня меж моих бедер, водит пальцем по кругу, и я вдруг начинаю чувствовать волны удовольствия, и теперь уже начинаю охать и ахать, когда Миша касается меня там…

И я перестаю чувствовать так остро наказание розгой по ягодицам, волны удовольствия смешиваются с волнами боли, каждый раз когда Михал Потапыч снова стегает меня по мягкому месту. Я чувствую себя полностью во власти клана Медведевых, и понимаю, что я - всего лишь игрушка в руках этих сильных, могучих и слегка туповатых людей.

-Еще пяток горячих по попке, и хватит с тебя! Считай, Настасья! - решает мою судьбу Михал Потапыч.

Настасья Потаповна принимается считать:

-И… раз! И… два! И… три! И… четыре! И… пять! И… шесть!

Михал Потапыч выдает мне еще шесть ударов прута по ягодицам, а потом останавливает жену:

-Я сказал - еще пять розог по попе, я не сказал - шесть…

-Извини, увлеклась! - отзывается Настасья. После порки, Мишаня отвязывает меня от лавки, берет меня на руки, уносит обратно в спальню. Я рыдаю у него на руках, а он говорит мне:

-Ну, видишь, выпороли тебя, и ничего страшного… попа поболит и пройдет… тебе чаю принести? Хочешь печенья?

-Я киваю головой, соглашаюсь на чай с печеньем, и Миша оставляет меня в своей спальне, где я лежу на животе, не в силах даже сидеть.

Помимо чая с печеньем, Мишаня приносит мне какую-то мазь, растирает мои высеченные ягодицы, говорит:

-Это пчелиное молочко… подожди, не вертись, сейчас будет легче…