Многоликая притча о женщине. Глава 2. Из сборника В бане женщины

"Другая сторона Лолиты"

-Анна, ты опять за свое?! - одернул Тарши сердитый женский голос, - хватит пялиться в зеркало - не королева красоты чай!

В этой ситуации Тарши успокоило одно: женщина возмущалась на чисто русском языке. Уже легче. Она молча поплелась за женщиной, которая оказалась матерью Анны. Поискала телефон, чтобы определить свое местоположение. Черт. Запаролен. По лицу не распознает. Тарши попыталась обратиться к Анне или к ее телу.

Эй, Анна, где я? Где мы? Что это за город?

Нет ответа. Тарши вспомнила, что с нарциссичной ланью контакт тоже установился не сразу. Видимо, между ними в сознании есть какая-то стена. И чем больше Тарши вживается в новое тело, тем тоньше эта стена становится. Тарши строила гипотезы об устройстве психики и о том, как именно осуществляется ее перемещение между телами. Она продолжала считать происходящее клиническим бредом, над которым у нее нет никакого контроля. Психика же адаптируется к любым условиям и мутирует, как вирус.

Тем временем женщина зашла в магазин, нагрузила Анну сумками.

-Скорей бы мы уже пришли домой к тебе, Анна, - думала Тарши, - я в  теле подростка. Дикий бред. Надо скорее свалить из этого кошмара. Или параллельной реальности. Или бредосериала, чем бы это не являлось. А может я просто под наркозом? И меня глючит? Или я умерла, а поскольку к богу относилась скорее потребительски-утилитарно, вот после смерти мою душу и мотает беспокойно по разным людям…

Анна покорно плелась за матерью, но Тарши ощущала в этом теле совсем не покорность. Это была смесь подавленного гнева, обиды, озлобенности, а еще огромное количество нерастраченной энергии. В этом теле жили лень и любопытство, страх и наивность, неуверенность и бунт. Тело было типично подростковым, одетым в бесформенную футболку и свободные штаны. Ногти кислотно-зеленые, пара сережек в одном ухе. По ощущениям, тело хотело изоляции. Того же хотела и Тарши.

-Анна, ты будешь ужинать с нами, - обратилась женщина к девочке, придя домой.

-Я не голодна.

-Что значит не голодна? Ты взяла себе только кофе. Что ты ела за сегодняшний день, а? Два яйца на завтрак и все? Это никуда не годится, тебе учиться нужно, нужны калории, вот уже штаны все сваливаются! Изволь с нами поесть! - настаивала женщина.

-Анна Витальевна, - окликнул ее мужской голос из другой комнаты, - уважаемая, я очень понимаю вашу жизненную позицию, но только жаль, что вы, кажется, не сможете поехать со мной на рыбалку в следующие выходные. Чтобы вываживать щуку, нужны сила, сноровка и энергия. Если вы не будете есть, то какой же из вас рыбак, получается?

-Ты ее незаслуженно балуешь этими вылазками,   - заворчала женщина, - но да, послушай Сергея, дорогая, тебе нужно есть!

Тарши ощутила в теле смешанные вихри разных эмоций в ответ на этот голос. Вначале тело будто вспыхнуло изнутри невидимой розовой краской. Телу стало теплее от этого голоса. Одновременно тело смутилось и зажалось. Тело подростка и растеклось, и задрожало, и как будто потеряло опору.

С удивлением наблюдая весь этот странный вихрь в теле, Тарши анализировала: отчество не совпадает с именем, значит, не отец.

В этот момент мужчина вышел из комнаты помочь женщине разобрать сумки.

-Прости, что не смог поехать с вами в магазин, - сказал он, чмокая женщину в губы, - зато раз я сегодня вышел на работу сверхурочно, мне дадут лишний выходной, и мы сможем поехать отдохнуть и порыбачить аж на три дня.

- Муж, - подумала Тарши, - или сожитель. Отчим? Хм…

Мужчина был вполне привлекательной наружности, но без какой бы то ни было смазливости. Крепкого телосложения. Улыбчивый. Веселый взгляд скользнул по Анне и кивнул ей. В теле Анны зародилась улыбка, в глазах заиграли искорки и тут же спрятались.

-Я пойду в свою комнату.

Когда девочка мыла руки, Тарши успела ее разглядеть. У них еще не было контакта, иногда Тарши казалось, что она заложница в теле девочки, иногда казалось, что ей получается управлять этим телом, но будто бы только когда намерения Тарши и девочки совпадают. Тарши увидела две рыжие косички, веснушки, зеленые глаза, еще совсем детское выражение лица и совсем недетскую, очень знакомую Тарши манеру резко бросить взгляд в зеркало и тут же отвести в сторону. Тут нарциссихой и не пахло.

- Та бы впилилась взглядом в свое отражение и занялась бы с ним любовью прям в ванной, - подумала Тарши, - а девочка избегает смотреть на себя.

Тарши вспомнила своих дочерей. Они тоже проходили похожие периоды, младшая совсем недавно. Обе усиленно худели. Обе истерили из-за своих подростковых прыщей, не веря, что те пройдут. Обе не могли успокоиться из-за парней, рыдали на пустом месте. Подростки, такое время. Себя в подростковом возрасте Тарши уже слабо помнила, почти потеряла контакт с той девочкой, которой была когда-то, взрослая жизнь вытеснила воспоминания.

Девочка зашла к себе в комнату и плотно закрыла дверь. Достала наушники, включила музыку, легла на кровать. Тарши не могла услышать или почувствовать, о чем она думала. Она могла только ловить сигналы тела. И в этом теле била энергия жизни. Тарши поразилась, как они были похожи с ланью по степени наполненности, как полноводные реки, только энергия лани была направленная и тонко рафинированная, а энергия Анны ощущалась как бурный хаотичный поток.

Тарши не понравилась музыка. Слишком заунывная. Странная. Какие-то эльфы собрались музыкально поныть, при этом еще и пустили обратно петлю записанного звука, отчего гармония постоянно прерывалась. Как будто транс наложили на “восьмидесятые”.

-Как можно такое слушать? - думала Тарши, пока Анна рисовала под музыку разные узоры в тетрадке. То мрачные угловатые неопределенные, то сердечки, то человеческие профили, выглядевшие скорее мультяшно, чем реалистично.

Музыка сменилась. И все же вытолкнула Тарши в воспоминание, как они с подружкой слушали Pet Shop Boys на пластинках. Такой ли большой была пропасть между этими музыками, как казалась Тарши? Мода имеет тенденцию возвращаться. Такой ли большой была пропасть между ней и Анной?

Пропасть не пропасть, а стена между ними все еще оставалась крепкой, до Анны было не докричаться. С нарциссихой вышло как-то сразу. Ну да, еще бы ей не дали быть услышанной.

Тарши молча наблюдала, как Анна переписывается с подругами. Чужим языком. Наполовину непонятным разуму Тарши, но воспринимаемым ею как-то интуитивно, за счет единства тел. Все эти сокращения “крч”, “кст”, все эти англицизмы “э литл”, “вайб”, “сэд” Тарши конкретно бесили. Почему нельзя писать нормально по-русски? Почему нельзя нормально есть? Судя по всему, эту тему ее мать поднимала не первый раз. Почему нельзя что-то читать полезное вместо дурацкой музыки и идиотских рисунков?

Тарши попыталась усилием воли подвинуть тело Анны в сторону письменного стола. Нулевой эффект. Тело было занято рисованием. Нельзя сказать, что она рисовала плохо. Она рисовала скорее непривычно для взгляда Тарши. Была выраженная мультяшность в этих рисунках и рваная хаотичность. Какие-то рисунки зарождались и не доводились до конца. Какие-то перечеркивались и рисовались заново и снова перечеркивались. Женские фигуры, мужские профили, какие-то монстры, готические строения. Среди рисунков попадались злые собаки, брызжущие слюной, и милые полуженщины-полукошки. Абстракции перемежали все это царство подросткового максимализма.

-Анна, иди ужинать! - позвала мать.

-Я не хочу.

-Это не обсуждается. Ты должна есть. Посмотри на себя, кожа да кости! - мать зашла в комнату.

-Мне норм. Я просила не заходить ко мне без стука!

-А, у тебя же границы, я помню. Так вот, я буду уважать твои границы, если ты будешь уважать правила этого дома. И по этим правилам мы едим вместе. Мы едим, Анна, слышишь? Хочешь взрослого отношения? Не веди себя как ребенок!

-Хорошо, я иду!

Половина ужина прошла в телефоне, половина в попытке спрятаться или раствориться в воздухе после того, как телефон попросили убрать. Анна возила вилкой по тарелке, стараясь есть только овощи.

-Ты должна есть мясо!

-Я не хочу. Я вегетарианка.

-В моем доме никакого вегетарианства. Тебе нужно учиться. Тебе нужны силы. Нужен белок и витамины. Вырастешь, будешь жить отдельно, можешь потакать любой своей блажи. Сейчас ты еще растешь, твой организм не сформировался. Тебе необходимо мясо.

-Твоя мама правду говорит, - поддакнул Сергей, - если женщина хорошо ест, она и во всем остальном будет хороша!

Телу Анны стало сильно дискомфортно. И слегка тоскливо.

-Сережа, прекрати эти твои сальные намеки. Она еще ребенок.

-Я уже не ребенок.

-Она уже не ребенок, пусть знает, что моду на худых досок придумали геи. Красиво - когда у женщины есть формы. Без излишков, разумеется, посмотри на свою маму - мечта здорового мужчины!

-Ну что ты такое говоришь, - зарделась мать, - ну не при ней же.

-Пусть Анна знает, что у нее красивая мама, а все потому что кушает мясо, - он забавно изобразил кавказский акцент.

Анна впихнула в себя кусок мяса только чтобы от нее отстали и чтоб можно было уйти из-за стола.

-Анна, завтра понедельник. Ты так и будешь бездельничать и спать полдня?

-Так лето же.

-Ну и что, что лето? Вам ничего не задали на лето читать?

-Что-то задали, не помню.

-Ты никогда ничего не помнишь, что у тебя ни спроси!

-…

-Ладно, иди.

-Спасибо. Я приму ванну перед сном, хорошо?

-Хорошо.

Пока ванная набиралась, Анна разделась и первым делом встала на весы. Тело вздохнуло и застонало от увиденного. Тарши вздохнула о своем, в ее жизни такие цифры было много-много лет назад.

-Чего ты стонешь, дуреха? У тебя идеальный вес, - Тарши попыталась вправить мозги телу Анны.

Все время ужина Тарши осуждающе наблюдала. Что за воспитание такое? Совершенно не выстроенные отношения с ребенком. Ее дети прошли и проходят пубертат, но она себе никогда не позволяла скатываться в такую карикатурную мать. Ну ей так, по крайней мере, казалось.

-Я всегда старалась понимать своих детей, разговаривать с ними. Я была открыта и интересовалась их жизнью. А еще я уважала их границы. Вот этим, пожалуй, я особенно горжусь. Ладно, как достучусь до Анны, дам ей пару нормальных “материнских посланий”, как их называют психологи, - усмехнулась Тарши.

Между тем Анна набрала ванну и разделась. В раздетом виде тело девочки напоминало гадкого утенка, который только начинает трансформироваться в лебедя. Сутулые плечи и острые углы локтей переходили в плавную линию только-только наливающейся груди. Чуть припухлый живот соединялся с по-подростковыму торчащим кустиком на лобке. Кошачьи царапки на бедрах Лолиты в период начала ее цветения. Тарши не видела кошек в доме, но может, в гостях кто поцарапал. В приглушенном теплом свете ванной было не разглядеть. Анна погрузилась в воду, засунула наушники в уши и закрыла глаза.

В телефон пришло оповещение. Анна посмотрела одним глазом. Ничего важного. Кто-то опубликовал новый пост. Пальцы сами потянулись листать сториз. Девочка на море. Другая девочка в лесу. Где-то пальцы ставили лайк, где-то просто листали дальше. В один момент пальцы остановились и зажали изображение. На фото мальчик с девочкой, он ее обнимает, она делает гламурно-расслабленную позу и подпись “Наш первый июль”.

Пальцы напряглись. Что-то внутри них отдало глубоким гулом. Гул поднялся ближе к поверхности пчелиным роем и ошпарил укусами спину изнутри. Гул ударил в затылок и завертел в нем воронку непрекращающихся мыслей. Тарши их могла только ощущать через стену, но совсем не различала. Она поняла, что тело Анны среагировало эмоционально, но на что именно?

Пальцы Анны вышли из приложения. Выключили телефон. Затем снова включили. Открыли приложение. Снова нашли то фото. Снова напряглись. Снова гул в теле. Снова рой пчел в голову. Тело подсжалось, удерживая этот рой от неконтролируемого мельтешения. Рой отяжелел и стал менее подвижным. Большая часть роя осела вязким тягучим застывающим гречишным медом в плечах, в челюсти, в голове, в груди и между лопаток. В животе все еще плескалась стайка  янтарно-желтых гудящих брызг.

И еще один тот же медленный бумеранг: закрыть приложение, выключить телефон, подышать, включить телефон, открыть приложение, найти то самое фото. Зажать его пальцами и смотреть, пока остатки капелек акациевого меда в животе и частично в других частях тела не загустеют. Тело Анны стало тяжелее килограмма на два-три.

Тарши беспокоило то, что она не понимала, что происходит с Анной. Она могла только догадываться. Ей казалось, что как только стена между ними будет разрушена, она наконец перестанет быть просто наблюдателем и обретет какой-то контроль. Тарши прибегла к старому-доброму анализу.

-Так. Мальчик и девочка на фото. Тут два варианта. Либо Анне нравится мальчик, но он не с ней. Либо ее триггерит в принципе фотография пары. Но вообще конечно какие мальчики в этом возрасте? Рано еще! Моя младшая вообще о таком не думает, а старшая позволяла себе мальчиков только когда уже поступила. Все же это результат неправильного воспитания ее матери. И мужчина у них в доме какую-то фривольность транслирует, уж слишком свободно себя ведет. А девочка юная, ей правила нужны, образцы для поведения! - рассуждала Тарши.

Тем временем Анна вылезла из ванны. Тяжелый застывший мед внутри сливался с привычным ощущением тела. Только отголосок инородной консистенции давал о себе знать.

-Что это за ощущение? - недоумевала Тарши, - откуда оно взялось и как от этого избавиться?

Пока Анна вытиралась, Тарши погрузилась вниманием в эту тяжесть. Тяжесть стала как будто еле-еле реагировать. Из центра почти замершей плотной жижи внутри тела появился чуть более прозрачный размягчающийся просвет. Тарши показалось, что будто свет начинает исходить по ощущениям от этого просвета и бить Анне под лопатку. В этот момент Анна тихонько простонала “Аааа” и втянула воздух со звуком “сссссс”, лицо исказилось, рука потянулась к левой лопатке.

Там что-то стало тянуть тупой ноющей болью. Анна подержала руку на болезненном месте, ее тело незаметно сместило центр тяжести, чтобы перераспределить  нагрузку. Из ванны Анна вышла на 2% более угловатой и смещенной с центральной оси, чем когда она туда заходила.

Тарши встрепенулась:

-Это я что ли сделала? Это из-за моего внимания к ее телу пошла боль? Значит, какая-то форма контакта у нас все же есть… Что ж, это уже подвижка.

Придя в комнату, Анна расчесалась и открыта планшет. Снова эта странная тягучая музыка со словами, при произнесении которых певцы и певицы не утруждают себя артикуляцией. Тарши молча раздражалась на музыку, но сделать ничего не могла. В планшете при этом происходило интересное. Тарши такого никогда не видела. В ее молодости были чаты, в которых незнакомые люди друг с другом болтали, знакомились и даже иногда встречались разношерстными компаниями. Здесь же эти незнакомые пользователи друг с другом рисовали картины стилусом на планшете.

Люди объединялись по двое, по трое, в четверки и даже в шестерки, чтобы создать общую композицию. Поколение диджитал даже краски заменило пикселями. Тарши в этом не разбиралась, но ей стало любопытно, как можно договориться о том, чтобы вместе создать некий арт и не переругаться. Оказалось, довольно просто. Кто-то делает базовый набросок с несколькими персонажами и окружающими деталями. Дальше каждый рисует свою часть. Потом художники добавляют своим взглядом нюансы к чужим частям.

Анна рисовала вместе с другой девочкой на пару композицию, на которой юный мужчина романтичной внешности когтями царапает портрет. Тарши нафантазировала себе, что он шел, шел вдоль стены, вел пальцами по стене, перебрался на портрет, на котором изображена юная рыжая девушка. Из-за другой текстуры под пальцами вести рукой стало труднее и он напряг руку и на повороте еще отвернулся от стены так, что резанул небрежно когтями по холсту. Теперь из грудины рисованной девушки сочится кровь, глаза портрета имеют едва заметный намек на слезы, создается впечатление, что портрет живой и чувствует.

-Так обычно и бывает, милая, - посочувствовала портрету Тарши, - они пройдут мимо, заденут тебя своими неотесанными звериными частями, а ты потом сиди залечивай раны по 5, по 10 лет, а иногда и всю оставшуюся жизнь.

Наступила полночь, Анна все рисовала. Тарши захотела спать. Но тело Анны и не думало ложиться. Час, два часа ночи. Музыка продолжала быть тоскливо-романтичной. Рисунок становился еще более зловеще-депрессивным по содержанию, оставаясь мультяшным по форме.   В три ночи вторая художница отключилась. Тарши понадеялась, что вот сейчас же мы же уже ляжем, уже же пора. Но Анна и не думала укладываться.

Она открыла серию рисунков, сделанных в коллабе с одним и тем же человеком. Мальчик и девочка сидят, прислонившись спинами друг к другу. Портрет мальчика. Портрет девочки, рыжей лесной феи. Рыжая фея держит на ладони фигуру мальчика. Мальчик смотрит в отражение в зеркале, откуда на него смотрит рыжая девочка. Двое драконов - черный и огненно-красный летают в небе.

-Ну понятно, - заключила Тарши, - любовь-морковь, рисуночки, творчество, романтика ночи, пубертат.

Затем Анна снова открыла ту сториз с фото и сидела минут 5, вперившись в нее взглядом. За эти 5 минут ее тело напрягалось, напрягалось, напрягалось и в результате издало шумный носовой выдох, содержавщий в себе намек на клокотание. Руки Анны схватили планшет, схватили стилус, открыли все эти рисунки для редактирования и стали быстро-быстро с нажимом рисовать поверх них линии, зигзаги и спиральные водовороты. Нажим усиливался, линии становились все истеричнее, глаза Анны злее, а челюсть себе места не находила, двигалась туда-сюда.

Тарши догадалась, что вероятно, мальчик на фото как-то связан с рисунком. Либо она его рисовала и себя. Либо она рисовала вместе с ним. А если они рисовали прям вместе себя как пару, то уж совсем понятна стала ее реакция.

-Милая, забей, сколько их еще будет в твоей жизни, - пыталась сказать Анне Тарши, - сколько ты сама поменяешь, ты красивая девочка, все еще сложится, не трать энергию на того, что этого не стоит!

Анна не слышала. Анна уничтожала один рисунок за другим и каждый из них отправляла в корзину. В их общем с Тарши теле на поверхность вышли напряжение, злость, обида, от внутреннего монолита выделился рой пчел загулял по телу, силясь найти выход. Рой бился о грудину изнутри, бился о горло, бился о живот, влетал в руки и ноги, тело Анна реагировало на него неосознанно легкими подергиваниями, но ни одна дверь не открылась, чтобы выпустить это рой.

Анна забралась под одеяло. Тарши уже было обрадовалась, что наконец дитя устало. И действительно какое-то время Анна лежала неподвижно с закрытыми глазами. За эти несколько минут Тарши умудрилась отключиться. Очнулась она от странного ощущения.

Напряжение в их общем теле усилилось и локализовалось. В напряжении были ноги, живот, ягодицы. По телу гулял жар.

-Заболела! -  ахнула спросони Тарши, но что-то ей подсказывало, что не в этом дело. Стряхнув с себя сонливость, она поняла, что это не температура. Ноги Анны были напряжены, потому что она сама их сжимала, также как ягодицы и живот. Между сжатых ног было просунуто тонкое одеяло. Анна тихонько сопела только на выдохах, вдох был совсем не слышен. Одна рука лежала на груди, вторая двигалась в пижамных шортиках.

-Господи, да она мастурбирует! - в ужасе догадалась Тарши.

Ей было не отключиться от происходящего, не выйти из тела, не остановить. Она была заложницей всех процессов, происходящих в Анне. Невольным наблюдателем. Тарши пережила нашествие стыдящих голосов, родительских фигур, фигур полицейских, лиц партийных работников из черно-белых экранов, но изменить ничего не могла.

Она постаралась забиться своим сознанием как можно дальше в угол тела Анны, отвернуться, закрыть глаза и уши, но не тут-то было. Она чувствовала все, что чувствовала Анна и не могла отключить опцию.

Как ни странно, последнее, что ощущала Тарши, это было сексуальное возбуждение. Вот этого было меньше всего. Она чувствовала горечь. Она чувствовала бессилие. Она чувствовала падение тела в пропасть. Она чувствовала огромное внутреннее смятение. Она чувствовала желание забыться и укусы роя пчел, который не давал забыть.

Такой контраст с тем, что она проживала через тело лани-Нарциссихи! Сколько в той было чувственной королевской открытости навстречу ощущениям, столько же в теле Анны сейчас было напряженной попытки так сжать тело, чтобы смочь вытолкнуть из него что-то инородное, что-то зудящее и тянущее вниз, прибивающее к земле.

Какой невероятный освобождающий кайф разливался внутри Тарши, когда Нарциссиха предавалась удовольствиям с итальянцем и даже с самой собой. В теле Анны удовольствием и не пахло. Пахло невысказанным. Пахло задавленным и сжатым. Пахло перекрывающим звук. Пахло сжимающим горло и давящим на грудину.

-Бедная девочка, - подумала Тарши, - сколько в этом отчаяния, безысходности и злобной тоски. Если это единственная версия контакта с чувственным, что у нее есть, она же совсем еще не знает, какие дары может скрывать ее тело и просто… просто заливает глаза этой мастурбацией, как взрослые заливают алкоголем!

Через некоторое время сопение чуть усилилось, тело сжалось еще, часть пчелиного роя гудела там, за промежностью, пытаясь вырваться. Тело не давало. Рой зло гудел и рвался наружу. Тело сковало само себя вокруг роя. В какой-то момент напряжение стало таким глубинным, что рой загудел по влагалищной трубке, ткани тела передали вглудь это гул, словно электрические провода. И тело сжал тот самый спазм, уходящий воронкой еле различимой пульсации.

-Нифига себеее…., - Тарши не верила своим ощущениям, это было два разных мира чувственного. Два разных оргазма словно из разных измерений у разных существ с разными телами. У нее язык бы не повернулся назвать последний опыт оргазмическим. Скорее это была разрядка. Это был как крик что есть мочи в лесу, только телом и молча.

После разрядки тело Анны чуть-чуть обмякло. Вместе с легкой пульсацией в радиусе всего 5 см в гениталиях из Анны полились слезы. Медленные, горячие струйки одна за одной стекали из уголков глаз. Ни всхлипов. Ни рыданий. Как будто удалось пробить тоненькую дырочку в зажатом монолите, который удерживало тело Анны, настолько тоненькую, что из нее удалось вылиться лишь нескольким слезинкам.

-Не сработало, да? - сочувственно покачала головой Тарши. Она поняла, что это был инструмент, чтобы забыться и уснуть. но не в этот раз.

Анна еще полежала какое-то время. Затем встала и аккуратно закрыла дверь за щеколду, дополнительно приставив к двери стул с вещами на нем.

-Зачем это все? - удивилась Тарши.

Пятый час утра в июле в средней полосе России - это предвестник рассвета. Если открыть шторы, серо-голубоватой дымки из окна может оказаться достаточно, чтобы увидеть предметы. Анна достала из-под кровати аптечку. Вытащила оттуда ватные диски, хлоргексидин и перекись водорода. И какую-то коробочку. Сняв шортики, она поводила пальцами между бедер. Тарши ощутила на кончиках пальцев тоненькие шрамы, которые она приняла за кошачьи царапки. Анна открыла коробочку.

Тарши похолодела.

Она слышала о таком, но никто никогда в ее ближайшем окружении этим не занимался. Она знала, что некоторые люди практикуют самоповреждение, но не понимала почему, думала, что они извращенцы и психи. Или это форма какого-то фетиша, но в данном случае разрядка у девочки уже произошла! или…еще нет?..

-Остановись, Анна! - заорала Тарши что есть мочи. - Ты совсем сдурела?! Ты что собралась сотворить! Не смей! Я тебе запрещаю!

Анна ее не слышала. Анна держала лезвие в руке и не решалась.

-Анна, мать твою, о матери подумай!!! Она столько тебе дает! Как тебе не стыдно! Из-за какого-то идиота?!

Голос Тарши отскакивал от глухой стены между ней и Анной и увязал в ней.

-Я прошу тебя, Анна,   послушай, у тебя все будет хорошо. У тебя будет много мальчиков еще в жизни. Один лучше другого! Они будут носить тебя на руках! Только не делай ничего со своим телом! Я тебе обещаю, Анна, ты такая красивая, тебя обязательно полюбит классный парень. Оно того не стоит!!!

Тарши орала и орала на разные лады внутри тела Анны. Она ей угрожала, она ее увещевала, она ее шантажировала. Она грозила Анне тем, что ее тело станет уродливым и никому не нужным. Она пыталась достучаться через стыд и чувство вины. Она обещала ей, что найдет способ все рассказать ее маме, как только поймет, как ей обрести контроль над телом.

И вдруг она вспомнила:

-Контакт же был! Один раз, когда я просто направила свое внимание в наше общее тело.

Тарши глубоко вдохнула, выдохнула и сделала несколько пасов руками. Она такое видела в фильмах про медитацию. Как будто бы ее руки взаимодействуют с невидимой энергией и собирают ее в своем центре. Тарши попыталась сесть в позу лотоса в своем сознании и отключиться от всего.

Она направила луч своего внимания в тело Анны. В то место, где ощущалось тяжелее всего. Изображая йогиню, Тарши концентрировалась на области между лопаток. Анна все еще разглядывала лезвие нерешительно, но не выпускала из рук. Вдруг Тарши показалось, что что-то начало получаться. Она еще сильнее расслабилась и сконцентрировалась на ощущениях в теле.

-Тяжесть. Где тяжесть, там этот рой пчел максимально зажат, ему некуда двигаться. Нужно создать это движение, дать им пространство, - догадалась Тарши. И представила, что межлопаточную область изнутри согревает батарея. - Я хз, что я делаю, но что-то должно сработать.

Батарея немного разредила плотное сжатое пространство внутри Анны. И они обе почувствовали боль. Тупая ноющая боль пронизывала левую лопатку и отдавала в груди.

-Хорошо, очень хорошо, - подбодрила саму себя Тарши, - контакт установлен. Я смогу ей что-то сказать. Тарши еще сильнее сконцентрировалась.

-Нельзя причинять себе вред! - начала твердить Тарши, удерживая фокус внимания на области груди их общего тела. - Нельзя причинять себе вред! Нельзя! нельзя причинять себе вред.

Она повторяла эту фразу, направляя ее в своей фантазии прямо Анне в голову. Внимание к ощущениям в теле дало свой эффект. Пчелиный рой снова ожил и стал жечься в грудине и горле.

-Давай же, остановись! Не делай этого. Нельзя, нельзя! - прикрикивала на невидимую собачку Тарши. Она уже поняла, что весь этот рой состоит из пикселей задавленных эмоций. Бедная девочка не знала, что с ними делать. Не знала, как прожить ту боль, что сковывала ее изнутри.

Психика - штука многослойная. Она знает 1001 способ, как обойти саму себя. Иногда психика выбирает физическую боль вместо душевной. Потому что когда ранка саднит и щипет, ты думаешь о ранке, это легче, это проще, это вот оно - на физическом уровне. Главное - чтоб никто не увидел. Поэтому - внутренняя часть бедра.

-Да брось ты уже это чертово лезвие! - разъярилась не на шутку Тарши, ей было сложно вываживать щуку осознанности из мутных вод подросткового сознания.

В этот момент рука Анны совершила небольшой тонкий надрез. Зубы отпустили нижнюю губу. Из надреза показались темные струйки.

Рой пчел начал просачиваться сквозь открывшийся просвет наружу, облегчая тело и давая грудине дышать чуть больше. Из глаз полились слезы активнее. Анна закрывала себе рот, чтобы не издать ни звука. Чтобы никого не разбудить. Тело сотрясалось от молчаливых рыданий.

Тарши в это время лихорадочно соображала. Что делать? Куда бежать? Как достучаться? Что у нее за мать такая? Какого хрена происходит? Почему никто об этом не знает?

-С моими девочками такого не было! Быть не могло! - уверяла себя Тарши. - Я хорошая мать, я все знала про своих детей. Все!

-А все ли? - раздался колокол внутри, - мать Анны и не подозревает. Она не знает ни про ее любовные переживания, ни про ее такое решение проблем.

-Я не такая, как она! - оправдывалась перед колоколом Тарши, - я после развода всю жизнь на детей положила! Все контролировала, обо всех заботилась! Не могло ничего подобного происходить без моего ведома.

-Бомммм…. - гудел колокол, - что ты вообще знала про свой доммммм… Муж ушел, хотя жил в немммммм….. Бомммм….

Одна часть Тарши хотела обматерить и послать к чертям этот колокольный голос. Другая уже рисовала картины того, что могло пройти мимо ее носа. Чисто теоретически да, она тоже могла не знать, как и мама Анны. Она могла не заметить, потому что была занята воспитательными моментами. Она могла упустить, потому что как ни крути, одинаковое количество внимания обеим дочерям и работе давать не получится. Ей стало так больно от мысли, что ее детям могло быть плохо прямо у нее на глазах, а она не видела, не чувствовала. Она так старалась быть идеальной матерью, что могла упустить из поля зрения те моменты, когда детям была нужна не идеальная мать, а просто… мать-которая-рядом.

-Но материнское сердце … оно же знает… - взмолилась Тарши.

-Боммм….. бомммм… бывает и обломмммм… - гудел колокол.

Тарши заплакала. От собственной беспомощности. От усталости. От неизвестности. От ужасных фантазий, которые ей тут же примерещились про ее дочерей. От того, что она вполне могла облажаться, хотя всю жизнь гордилась тем, какая она мать. Что если все это - ошибка незнания? И весь ее гонор был только от нежелания знать правду?

Анна выплакала часть роя из себя, пока Тарши пребывала в слезливом самобичевании фантазиями. Вторая часть роя не торопилась выходить. Пчелы гудели в голове у Анны разными неоформленными мыслями. Возможно, фантазийные сцены параллельно захватили обеих. И они были настолько ярки, что рука Анны снова потянулась за лезвием.

-Анна, нельзя! -выдохнула Тарши, но тут же осеклась. Да кто она такая, чтобы кому-то что-то запрещать, чтобы делать вид, что она знает, как можно, а как нельзя,   чтобы в своем белом пальто грозить ребенку пальцем, чтобы возвышаться над ничего не подозревающей матерью девочки. Кто она такая, чтобы пытаться контролировать сознание Анны через глухую непробиваемую стену?

-Я не знаю, что делать… - опустила руки Тарши, - Анна, я тоже не знаю, что делать. Мне тоже больно. И страшно. И как будто вся жизнь - это чертова иллюзия и обман. Я тоже чувствую себя преданной. Я знаю, как тебе больно. По-другому, конечно, но я знаю, что это такое. Ты не одна со своим роем пчел, Анна. У меня тоже есть свой рой. И если я сейчас перестану обманывать себя, то нас обеих накроет совершенно неконтролируемо.

Анна держала лезвие в руке, но еще медлила.

-Я копила в себе этих пчел лет 10, Анна. Только чтобы не признаваться себе, какая я развалина. Я понимаю, почему ты не плачешь сразу. Тебе кажется,   что тебе некому плакать. Мне тоже так казалось. Мне было некому упасть на колени и рыдать о том, что все так несправедливо. Но сейчас я чувствую твою боль и я больше не могу держать то, что у меня внутри. И еще мне так больно от того, что ты делаешь со своим прекрасным телом! И я никак не могу тебе помочь. Я падаю в эту беспомощность Анна, вместе с тобой, я лечу с тобой туда. Но знай, я держу тебя за руку в этой бездне. Ты меня не слышишь, но ты не одна. Ты не одна. Я буду с тобой, что бы ни случилось. Я здесь. Я никуда не уйду. Я рядом.

Тарши шептала это сквозь глухую стену, припав к ней всем своим   сознанием, словно телом, как будто даже начиная ее ощущать. Она обняла эту стену руками, прижалась к ней и все шептала и плакала, плакала и шептала. Тарши и не заметила, как эта стена поменяла форму. Если бы мы наблюдали картину со стороны, мы бы увидели, что стена под натиском объятий и слез Тарши постепенно сворачивалась в букву С, размягчалась, теряла свою графичность, и в конце концов превратилась в скрюченное детское тельце, которое обнимало тело размером чуть побольше.

Анна ощутила сильную усталость и какое-то отупение. Отложила лезвие, завернула в бумагу, выкинула в урну. На автомате обработала надрез, убрала аптечку под кровать, залезла под одеяло.

-Анна, спасибо тебе, спасибо, что ты больше не причиняешь себе боли. Я все еще здесь, я рядом, - шептала Тарши, обнимая израненное тельце ребенка, который раньше был стеной.

Анна лежала под одеялом, сотрясаясь от рыданий, обнимая саму себя руками, повторяя линии тела Тарши, обнимающей внутреннего ребенка. Это был внутренний ребенок Анны? Это был внутренний ребенок Тарши? Мы не знаем. Возможно, на некоторое время у них было и тело одно на двоих, и внутренний ребенок один на двоих. И давая ему свою защиту и искренний контакт, они давали друг другу.

Тарши больше не кричала, не указывала, не лезла из кожи вон, чтобы остановить Анну. Не пыталась обрести контроль. Она позволила себе честно признаться себе и Анне в том, что в ней самой было и бегство от чего так мешало их контакту.

Они так и не заговорили друг с другом. Но Тарши знала, что как только стена превратилась в малышку, в этот момент Анна отложила лезвие. И этого было достаточно. Контроль над телом Анны потерял свою значимость. Оказалось, что важнее всего было самой перестать бояться и открыться. Их связала рука боли. И в тот момент, когда Тарши перестала бегать от своей, у нее получилось протянуть руку Анне и удержать их такой хрупкий контакт. И это уже много.

Многие родители думают, что иметь ребенка - это значит учить его жить, транслировать ему то, что ты думаешь о жизни, готовить к худшему, закалять, передавать инструменты. Многие родители, особенно мамы, думают, что если они будут стремиться быть идеальными родителями, то это поможет ребенку в будущем. Большинству детей этого действительно может хватить, при условии что помимо инструментов и надзора, обучения и воспитания ребенку есть откуда взять такую простейшую вещь как… любовь.

Это такая штука, которая, если она есть, она задает особое качество воздуха в доме, где живет ребенок. Это воздух, в котором не страшно быть собой. Разным. Даже таким, с лезвием наперевес. Такой воздух, в котором есть место любым разговорам. И твое горло не сдерживается излишним страхом обидеть или разочаровать родителя, парализующим стыдом или виной за то, в чем ты признаешься.

Любовь - это тот воздух, который удалось выдохнуть Тарши в стену, так что та стала трансформироваться. И не в словах дело, и не в объятиях. Дело в тонком хрупком звенящем предрассветном воздухе, который дает начало новому дню. Это всегда начало, никогда не конец. Это расширяющее грудную клетку чувство свободы, а иной раз и освобождения, как в случае с Анной. Когда можно выпустить все свое некрасивое, показать все свое болезненно-постыдное и получить в ответ “Я здесь, я рядом, я никуда не уйду”.

Той ночью, точнее ранним утром Анне снилась женщина-фея. Она пришла из другого мира, гладила Анну по волосам и рассказывала ей, какой красивой и талантливой девушкой та станет. Рассказывала ей реальные истории любви. Показывала дивные картины, которые Анна нарисует. Показывала ей удивительные места, в которых Анна побывает. Женщина-фея подарила Анне  открытку и сказала открывать ее всегда, если той станет грустно или одиноко. Анна открыла открытку во сне посмотреть. Это была музыкальная открытка, она наигрывала простую мелодию. Внутри открытки в любимом Анной анимэшном стиле была нарисована огромная лилия, в центре которой лежал маленький ребенок, которого сзади обнимала девочка-подросток, которую в свою очередь обнимала женщина.

Фаза сновидений закончилась. Анна с Тарши уплыли в беспамятство.