1843-й. Левин и Китти

Левин.

Когда на Гришкину руку наложена фиксирующая повязка, и наш мальчик наконец-то в постели, я подхожу к Китти и говорю ей:

-Пойдем, поговорить мне с тобой надо…

Она понимает меня, и послушно идет за мной. А я веду ее в классную комнату, ту самую часть дома, которая не пользуется любовью у моих наследников, отнюдь нет. Конечно, их не так пугают три ученические парты, и не так их пугает черная доска с надписями на ней: 3 X 6 и 8 - 7. Нет. Самое неприятное, что есть в этой комнате - узкая некрашеная лавка, куда я укладываю своих нерадивых наследников, когда они за лето успевают позабыть, сколько будет семью девять или восемью семь. И мне приходится напоминать им азы математики, и делаю я это, обыкновенно, при помощи тонких березовых прутьев, слегка размоченных в соленой воде. За забытую таблицу умножения, и за ошибки в математических примерах, я обычно заставляю Левиных-младших опустить свои брюки вниз и лечь на лавку для получения дюжины горячих по голым задницам. За драки и за непослушание матери я обычно бываю более строг, и драчуны не уходят из этой комнаты без двух дюжин горячих по обнаженным задним местам. Я считаю это только справедливым, хотя, втайне, я понимаю отлично, что воспитатель я аховый, если не могу справиться с четверыми парнями шести, восьми, десяти и четырнадцати лет без розог. Но сегодня мои мальчики вели себя хорошо, зато, как это ни прискорбно будет заметить, сегодня плохо себя вела моя жена, Китти. Если сравнивать поведение Китти с таблицей умножения, то приходится признать, как это ни печально, что в один день она забыла всю таблицу умножения, и склонения французских глаголов в придачу.

И поэтому, сегодня я собираюсь сделать то, что не делал еще никогда в своей жизни, а именно высечь мою, слегка загулявшую жену, розгами. Правду сказать, положа руку на сердце, мне это следовало сделать давно. Может, еще тогда, когда Китти в первый раз сказала мне:

-Ах, ну почему ты не как Вронский… Какой же ты, все-таки, тюфяк!

Я тогда, честно говоря, был так удивлен такому сравнению, что просто остановился как вкопанный, и еще минут пять стоял, в ужасе глядя на Китти, пока она говорила:

-Если б я только подождала, пока Вронский не освободится от этой Анны! Все равно она его не так любила, как вот я… Я б никогда не бросилась под поезд, если бы Вронский женился на мне…

-А если бы не женился? - спросил я тогда, - Если бы просто соблазнил вас под предлогом помолвки, поиграл с вами, да и помолвку бы разорвал? Что тогда?

И Китти сказала мне на это:

-Лучше побыть его невестой полгода, чем вашей женою пятнадцать лет, Константин Дмитрич!

И тут уж я ничего ей не ответил, просто не нашелся, что сказать… ведь это ее полное право, чувствовать любовь к одному человеку, и не чувствовать любви к другому? Я стал размышлять об этом, гуляя по дорожкам нашего парка после обеда, и пришел к выводу, что виноват в этой ситуации только я сам, так как женился на женщине, которая и раньше показывала, что пренебрегает мной, и что не любит меня… Да и любил ли я Китти сам? Положа руку на сердце, я мог сказать, что из всех сестер Щербацких мне более всех остальных нравилась старшая, Натали, ну а остальные дочери Щербацких мне нравились только потому, что они тоже были похожи на свою старшую сестру. Подходящий ли это повод для брака? Может быть, и нет… И может, права была Китти, когда в запальчивости сказала мне: лучше не быть замужем и страдать от одиночества, чем быть замужем, и мучиться от вашего несносного характера, Константин Дмитрич! Ну, что же мне делать, если у меня несносный характер? Да, я нелюдим. Да, я предпочитаю ловить рыбу, нежели чем сидеть и дремать в опере или на балете. Да, я плохо танцую вальс. Да, во время светских бесед в гостиной я молчу и гляжу в окно, думая о том, не пора ли убирать рожь…

И я думал, меня уже никто никогда не полюбит, если б Китти однажды не захотела навестить графиню Т…, свою старую подругу по институту. Китти сама толкнула меня в бок, указав мне на одну полненькую блондинку, и сказала мне:

-Идите потанцуйте, Константин… сколько можно тут сидеть и молчать!

Китти сама в ту пору была беременна, и вальсов не танцевала. И вот я пошел танцевать, и в тот день я, как последний дурак, влюбился в Мари Печаткину! Она и была та самая полненькая блондинка, к которой меня подтолкнула Китти. И я пошел танцевать с Мари, и я вдруг увидел в глазах этой совсем молоденькой девочки столько обожания, столько восхищения, столько… любви…? Она смотрела на меня так пристально, когда мы сидели в беседке, и я не мог, конечно, говорить ей о своих чувствах, поэтому рассказывал ей о своих деревенских делах и заботах, и она ни разу не перебила меня, не сказала, что ей скучно… и я даже не знаю, какие черти принесли меня и Мари в сиреневую аллею, где мы наконец обнялись, поцеловались и предались своим чувствам… Так или иначе, я немного отвлекся, а между тем мы подошли к классной комнате.

Китти идет за мной и тревожно спрашивает:

-Константин? Константин… Константин Дмитрич, куда мы идем?

Я подвожу Китти к двери классной комнаты, я говорю ей:

-Вот здесь мы с тобой сейчас немного… пообщаемся на разные темы…

Когда мы уже в классной комнате, я запираю дверь на ключ, и говорю моей жене:

-Мне кажется, или ты сегодня была на свидании с Вронским в березняке?

Китти хлопает глазами, тревожно косится на лавку для порки розгами и говорит:

-Тебе кажется, Костя! Какое свидание, просто случайно столкнулись по пути на реку, ну и прошлись немного…

-А потом ты случайно открыла рот, и он тебе, совершенно не нарочно, накидал тебе в твой рот земляники, а потом еще и поцеловал тебя? Это было все как бы случайно, ты этого даже не хотела?

-Нет, не хотела… - упрямо сказала Китти.

-Китти, ты мне сегодня была неверна… - сказал я жене, и взял в руки березовый прут, - и мне придется наказать тебя, как я обычно наказываю мальчиков, розгами… ты это понимаешь?

-Костя… - сказала она, - ты этого не сделаешь! Ты не посмеешь!

-Подними себе юбку и спусти панталоны вниз! - сказал я моей неверной жене.

-Костя, ты все это нарочно подстроил! Ты за мной следил! - сказала мне Китти.

-Нет, Китти, я был в тех краях совершенно по другому делу… я был там со своей любовницей! - честно сказал я Катерине, но она мне не поверила, и сказала:

-Ну да, конечно…

-Китти, на лавку! - опять напомнил я супруге, - спусти свои панталоны, ложись попой кверху…

Китти посмотрела на меня, на розгу в моей руке, и, очевидно, решила не спорить. Она вздохнула, подняла себе юбку… и я увидел, что панталон на Китти нет…

-Где твои панталоны, Китти? - спросил я у жены, пребывая в крайней степени ошеломления.

-Ну, нету… - призналась Китти, - забыла надеть!

И я тут же понял, что, идя на свидание с Вронским, она была готова ко всему, даже к самому романтическому исходу событий. Отсутствие панталон я воспринял болезненно, уже понимая, что Китти собиралась соблазнять Вронского, виляя перед ним своей голой задницей. Этого нельзя было допустить, и я сказал жене:

-Ну, ладно же! Дамы, которые выходят за земляникой без панталон, заслуживают самого сурового порицания… вплоть до наказания по заднице розгами…