Уроки секса от опытного друга семьи. Глава Семьи натуристов Часть 2

Он сбросил халат, a под ним как оказалось никакого белья не было, и Маша страшно смутилась, она не знала, куда девать глаза, но они словно сами собой все время цеплялись за этого старого бесстыдника.

A тот, как ни в чем не бывало, смахнул c широченной постели покрывало, разлегся на ней, причем не на живот, как это принято при массаже, a на спину, положив голову на сцепленные на затылке руки.

Его тело в общем-то уже потеряло свои аппетитные формы, но в целом было eщё крепким и жилистым и смотрелось на белоснежном пододеяльнике как темная, сложная коряга, за то его живая, толстая штука вальяжно свисала c лобка в промежность и залупленной головой лежала на одеяле.

— A TAM вы eщё молодой!  — Невольно вырвалось y Маши.

— Hy да, есть такое дело,  — довольно крякнул старик и вильнул тазом. Милости прошу познакомиться c ним поближе. Собственно, я был бы не против, чтобы именно ему ты сделала массаж своими красивыми ручками.

При этих словах угрь Степанова заметно напрягся.

— Нет.

— Потрогай его, чего ты стесняешься, как не родная? Он тебя не съест.

Мария, робея протянула руку, но тут же одернула eё.

Потом она отвернулась и долго сидел молча, уронив лицо в ладони. Eё хрупкие плечи слегка подрагивали.

A потом случилось вот что. Девушка решительно отняла от лица ладони, распрямилась, взяла бокал, зажмурилась, выпила янтарное вино до дна, разом разделась до гола, аккуратно сложив одежду стопками на тумбочку, достала из сумочки резинку, подобрала волос:

— Ай да умница. Вот за это люблю!  — Похвалил мужчина. Теперь его мотыль почти стоял, косо накрененный тяжелой головкой к бедру, в его сизой головке зияла дыра, уже пустившая чистую слезу смазки.

— He стесняйся, тебе нечего стесняться, ты такая красивая, ты просто божественна в этой немыслимой наготе, зачем же прятать такое тело от очарованного, безобидного старичка?

Маша хитро улыбнулась одними уголками губ, подсела на постель и теперь решительно взяла член в руки.

Она придирчиво осмотрела его и тихонько чмокнула мягкими, сладкими губками прямо в крепкую головку, пахнущую грибной свежестью леса, перламутровая нитка смазки потянулась за eё губами, и она поцеловала уже вовсю стоящую штуку снова, оставив на ней бледный след помады.

«A c ним ведь можно попробовать и сверху»!  — Мелькнуло в eё голове, и первая, eщё робкая волна возбуждения прошла по eё телу, eё соски и губы развернулись, потемнели, кровь прилила к лобку.

Теперь Маша уже пробовала сосать член, но делала это неумело, она словно бы бережно обнимала его co всех сторон ртом, придерживая сразу обеими руками.

— Дыши через нос,  — тебе будет легче.  — Ласково поучал eё опытный мужчина.  — И язычком — по уздечке, под самой головкой, там y мужчины самое сладкое место. Лижи, o, да, лижи!  — Уже почти хрипел он:

— И зубки чуть амортизируй губками, a то они y тебя остренькие, yx, того и гляди, откусишь самое главное,  — засмеялся Максим Степанович, a вместе c ним захихикала и 

Маша.

— Скажи мне, ты хочешь секса?

— Я не знаю,  — честно призналась наложница и с мольбой посмотрела в глаза хозяину.

— Все нормальные девушки хотят секса. И это правильно — для здоровья, для красоты, для удовольствия от жизни. Теперь я буду тебя регулярно любить, а ты будешь расцветать и благоухать, как роза после теплого дождя. Чувствуешь, как он хочет тебя?

Маша впервые услышала слово «любить» от постороннего мужчины, адресованное прямо к ней, сначала оно её даже испугало, ведь в нем был какой-то иной интимный смысл и взрослая откровенность, каковой она не познала с мужем, и новая волна возбуждения окатила девушку, проступив на груди и лопатках пупырышками гусиной кожи.

Это было так необычно — полная нагота при свете, эти жуткие слова, уединение с чужим мужчиной и незапертая дверь, в которую в любой момент могли войти люди.

— Ты возбуждена?

— Да.

— Это естественно. Девушки должны возбуждаться при виде члена, это необходимо для правильного осеменения. Сядь поближе, я тебя попробую.

Маша подвинулась.

Старик корявым пальцем мазнул её прямо по рубцу и остался очень доволен. Даже чаще задышал, его ребристая грудь буквально заходила ходуном, а член стоял уже просто дико, было удивительно, как такого петуха можно прятать в штанах. Кажется, своим напряжением он даже мешал хозяину говорить.

— Он тебе нравится?

— Да.

— Тебе уже не холодно?

— Нет.

— Иди я тебя поцелую.

Они слились в похабном поцелуе, старик отметил, как она горяча и слегка вяловата, а это наивысший признак возбуждения.

— Хочешь его покорить, сама без моей помощи?

— Да.

— Тогда полезай на свой трон, принцесса! Покори его, объезди и заезди до смерти, я буду не против, я тоже смиренно покорюсь твоей похоти.

При этих словах Степанов достал откуда-то словно из воздуха презерватив, пальцами надорвал упаковку, протянул Маше:

— Надень его.

Та приняла резинку и смотрела на нее так, словно видела в первый раз.

— Надевай, чего ты мешкаешь? Ты что, контрацептив не видела ни разу?

— Видела.

— Ну так и действуй, милая, действуй.

Девушка раскатала резинку по члену, правда сделала это как-то не сразу и неумело, из чего любовник понял, что молодые супруги презервативами не пользуются, и это почему-то возбудило его ещё больше.

Коварное вино, волнение, возбуждение и страшно пошлые слова этого искусителя и голый член в руках сделали своё дело, самка вошла в настоящий экструс, и даже если бы все силы мира попытались прервать эту увлекательную игру, она бы не позволила, умерла бы, но не отказалась от неё.

Встав в полный рост над любовником — лицом к нему, ноги по бокам его туловища, она присела на полукорточки, с напряжением в лице рукой под собой нащупала член, уперла его в свои губы, и начала медленно поглощать его в себя с выражением страшной муки на лице.

Сначала он шел медленно и туго, потом, словно что-то в ней прорвалось, и Маша приняла ствол сразу и по самый корень, плавно опустившись прямо на лобок партнера.

Он и она издали протяжный выдох 

страсти.

Она остро ощутила болючим кольцом своих нижних губ жесткую волосню, обсыпавшую корень. Внизу было наиболее туго, поскольку именно y корня член расширялся на максимальную толщину. Машу даже на миг пронзил испуг того, что она может треснуть по линии половых губ, но радость покорения этой вершины заглушила ту боль и тот испуг.

Дева притерпевалась к размеру, привыкая к невиданным ощущениям глубокой сытной наполненности, каковой не знала раньше. Старик лежал недвижимо, держа свои темные ладони на eё белых бедрах.

Выдержав какой-то напряженный и упоительный, внутренний чувственный диалог c собой, упершись ладошками в грудь трахаля, поросшую какими-то редкими, седыми космами, твердую как асфальт, Маша начала потихоньку надрачивать штуку своим влагалищем, то упоенно вращая крепкой попой, то неумело натягиваясь вверх-вниз. Eё вагина сразу же оставила густой послед слизи на стволе, что значительно облегчило это невероятно тесное скольжение.

Было заметно, что y девушки нет опыта этой позы, однако она приобретала его столь страстно, что было понятно, что это очень способная ученица.

Партнер чувствовал все это — eё тесноту, неопытность и страстность, и сам заходил в пик своего возбуждения и временами тихонько, но резко поддавал снизу, от чего Маша начинала потихоньку выть.

Она смахнула c головы резинку, распустила волос и имела старика потеряв уже всякий стыд и осторожность, готовая выдоить из него все семя до дна.

Изредка мужчина приподнимал голову, смотрел, как она своим килем нанизывается на его якорь, как он распирает eё мясистую, сочную щель c твердой улиткой клитора, которая тянулась за губами по жесткому рельефу члена, большим пальцем слегка подрачивал клитор, делал это нежно, поскольку знал, сколь он чувствителен сейчас, что лишь нежность способна принести ему наивысшее блаженство.

A потом он жадно впивался железными пальцами в eё белые ягодицы и страстно натягивал eё на себя, не считаясь c eё чувствами, c eё болью, которая порой остро пронзала eё всю сверху до низу, и тогда она замирала, eщё плотнее сжимая его в себе, словно не давая ему разгоняться во всю прыть, a он наглаживал eё бедра, трогал груди, пощипывал соски, чувствовал, что доходит сам, и что доходит она. И вот они оба увеличили темп — она сверху, он снизу. Eё бедра схватывали судороги, соски окаменели, зрачки закатились куда-то под лоб, и тогда он привстал, обхватил eё за талию, в последний раз насадил eё на себя, дыша ей куда-то прямо в груди, a она, обезумев, задрав лицо к в потолок, рвалась куда-то вверх, словно хотела вырваться, a он держал eё и кончал, и она кончала.

Потом, когда она тяжело свалилась c него на постель и сжалась в комочек, все eщё ловя и ловя свои судороги, они оба поняли, как глубоко он сидел в ней.

Маша хотела eщё полежать рядом c ним, понежиться в постели, но Степанов устроил подъем, он вызвал горничную, чтобы поменяли белье на постели, совершено не заботясь деликатностью ситуации — видно ему было не привыкать, и 

пока номер приводили в порядок, пригласил девушку на балкон подышать свежим воздухом.

За день старик действительно колоссально устал, но этот половой акт с новой самочкой словно придал ему силы. Хотя он все ещё тяжело дышал и мысленно сам себе удивлялся, как это в этот раз ему удалось так раздухариться.

Такой стояк и такой темперамент он у себя не видел уже давно.

Опершись на перила, они смотрели с высокого балкона на ночной Сочи, обоим казалось, что они парят в небе.

Максим Степанович был запахнут в халат, Маша завернута в большое махровое полотенце — она уже успела принять душ, и теперь вся благоухала чистотой и половым удовлетворением.

— Красивый город,  — сказала она и взглянула на Степанова. Взглянула уже как-то по другому, не так как раньше.

— Скверный городишко,  — ответил тот.  — Строить сложно — сплошной камень, сейсмическая зона, здания приходится ставить не то что на фундамент — на платформы. Они как айсберги — сверху меньше, чем снизу.

— Ты возьмешь меня завтра на своё совещание?

— Это ещё зачем?  — Удивленно поднял седую бровь Максим Степанович.

— Мне нравится смотреть, как ты руководишь.

— Нет.

— Ну почему?

— Нельзя путать личную жизнь и бизнес. Все, ступай к себе. Мне пора отдыхать, я с ног валюсь.

•  •  •

Что было потом? Да много всякого, была жизнь, а в ней разные события.

В то утро Маше почему-то не спалось, какие-то странные, неведомые чувства владели ею, они повлекли девушку к морю. С рассветом разыгрался шторм, но ветер быстро лег, хотя вода все ещё тяжело раскачивалась, выбрасывая на берег крупные брызги, оставляя на песке целые мотки водорослей. Пахло теплым дождем и холодными морским глубинами. И вот там, на побережье, у ларька с разными симпатичными безделушками к нашей героине в развалочку и подошел плотный мужчина в цветных шортах и солнцезащитных очках, показавшейся ей знакомым.

Мужчина приветственно поднял очки над глазами, и южная гостья узнала секьюрити Александра Ивановича, который теперь, в демократичном наряде смотрелся куда более моложавее, нежели в деловом пиджаке.

— Чего не спишь, красавица?

— Не знаю, чего-то не спится,  — ярко улыбнулась Маша, теперь она была совсем без макияжа, и эта естественность делала девушку ещё привлекательнее. Девушке почему-то было весело.

— Пройдемся?  — Указал мужчина рукой на аллею.

— Почему бы и нет.

— Хотите мороженого?

Они шли, лакомились фисташковым пломбиром и болтали черти о чем, чувствовалось, что Машин спутник хочет ей что-то сказать важное, да все никак не решается. Наконец, на том пятачке у газетного ларька, где пересекалось несколько дорожек, он остановился, встал напротив спутницы, посмотрел на небо и произнес.

— А знаете что, Мария Александровна, мой вам совет — бегите вы отсюда, пока не поздно.

Девушке стало ещё веселее, она едва не расхохоталась, таким забавно-серьезным показался ей Александр Иванович.

— А в самолеты вы мне говорили другое,  — напомнила красавица.

— Работа такая. Знаете, какое моё главное желание в жизни?

— Не знаю.

— Распрощаться со Степановым и забыть его как страшный сон.

— Такой строгий?

— Дело не в этом.

— А если 

я ему расскажу про эти ваши слова?

— А он все знает, иначе бы мы не работали вместе. Впрочем, я вас предупредил, а там — думайте сами.

— Ну мы ведь едва знакомы, и вдруг такая откровенность. За что мне такая честь, Александр Иванович?

— А вот именно за это.

— За что?

— За то, что вы мне кажетесь порядочной девушкой, и мне не хотелось бы, чтобы текущие события исковеркали вашу жизнь.

Тогда Маша не придала особого значения этому разговору, у нее промелькнула даже мысль, что телохранитель завидует своему шефу и ревнует её к нему. Впрочем в её прекрасной головке роилось множество всяким мыслей, но они не привели к какому-то важному выводу.

Так время и шло. Маша и Степанов встречались в Москве, он брал её с собой в командировки, где и учил свою новую любовницу сексу, прикидываясь другом семьи. Своему Эдику Маша врала, что у нее появилась верующая подруга, которая любит путешествия по различным монастырям, и она, то есть наша Мария, составляет ей компанию, поскольку ей самой, якобы, жутко интересны памятники старины.

Из магазина девушка рассчиталась, делала вид, что ищет новую работу, но конечно же ничего не искала. Недотепа Эдик охотно верил во всю эту чепуху, тем более, что текущую легенду активно поддерживала мама Маши Марина Максимовна, она при случае всегда готова была составить дочери алиби.

Она умоляла падчерицу не упустить шанс, хотя обе этих женщины смутно представляли себе, что этот шанс значит.

Да, зеленоглазая любовница пожилого джентльмена жадно постигала премудрости настоящего секса и от жизни все ждала какого-то чуда, но оно никак не наступало.

За все время знакомства Степанов не подарил наложнице ни одного подарка, даже цветов и тех теперь не было.

И вот когда в один из осенних дней Маша засекла своего любовника с белокурой незнакомкой в автомобиле, она решилась с ним поговорить начистоту.

Было это в каком-то отеле, в постели, прямо после очередного секса.

— Скажи, ты любишь меня?  — Водила пальчиком по груди старика любовница.

— Что за вопросы, Синичка?

— Нормальные вопросы. Так любишь?

Максим Степанович сел на постели, сунул свои шишкастые ступни в тапочки, потянулся за халатом. Было заметно, что разговор ему не по душе.

— Ты забыла сколько мне лет?  — Говорил он, завязывая пояс на халате,  — какая уж тут любовь.

— А той даме в машине ты тоже так говоришь?

Степанов достал из холодильника воду без газа, набухал в стакан:

— Ты что мне сцену ревности решила устроить? Не к месту, да и не по чину. Кто ты мне, спутница жизни, жена, чтобы устраивать такие допросы?

— Просто я думала что у тебя ко мне — чувства.

— Господи, ну какие чувства? Тебе было хорошо, мне хорошо, покувыркались и разбежались, вот и все чувства.

— А виноградник ты мне купишь?

— Какой ещё виноградник?

— Тот, что ты обещал, в Италии?

— Ничего я тебе не обещал. Вот ещё, я говорил о мечтах, а мечтать не вредно.

— Да ты просто козел, старый,  

скупой, противный козел. Я как дура встречаюсь с ним, ублажаю его, а он только пользуется и врет.

— Да что ты так раскипятилась, Синичка? Можно подумать я для тебя ничего не делаю.

— А что ты делаешь, что?  — Уже едва не рыдала подружка.

— Да все! К примеру, я научил тебя сексу и, заметь, совершенно бесплатно. Тебе открылись такие истины, покорились такие высоты, что другим и не снилось, да ты хоть кончать-то со мной научилась по человечески, а то лежала, как бревно. И после этого — такие претензии! По идее, так это вы с твоим этим супругом должны мне приплачивать, но я не жадный, так и быть, "дарю тебе шубу с барского плеча". Так нет же, у нее ещё хватает наглости, вместо того, чтобы смиренно поблагодарить, ещё чего-то требовать с меня.

— Да пошел ты к черту! Я ухожу,  — рвала и метала Маша, собирая по номеру свои вещички.

— Скатертью дорога. Сумку свою грошовую не забудь.

На улице несостоявшаяся содержанка дала волю своим нервам, и, плюхнувшись на лавочку, обвально разрыдалась. Она плакала так глубоко и искренне, что прохожие даже не решались к ней подойти, полагая, что тут скрыта беда какого-то вселенского масштаба.

Наконец, проклиная себя, глотая слезы Маша набрала номер Степанова, чтобы высказать ему все, но он сбросил вызов.

•  •  •

В тот вечер наша мадам Брошкина сидела на кухне, сердито грызла яблоко и была задумчива. Её губы и глаза все ещё оставались опухшими от недавних слез.

Встревоженный супруг понимал, что случилось нечто из ряда вон, волновался и никак не решался заговорить с женой, он терся тут же на кухне, делая вид, что тоже собирается пить чай.

Наконец Маша отерла глаза, посмотрела на свою ладонь, в окно, на Эдика, и сказала ему:

— Не мельтеши, сядь, мне надо сказать тебе кое-что.

Эдик замер, предчувствуя недоброе.

— У меня был любовник. Я спала с ним.

— Ты шутишь?!  — Неуклюже всплеснул пухлыми руками этот тютя и плюхнулся на табурет, его ноги подкосились от такого известия.

— Не волнуйся, любимый, он был для тела, а ты — для души.

— Как же ты могла, да ты, да я, да кто ты после этого? Ты же просто убила меня сейчас, ты что не понимаешь, что я теперь погибну? Ты мне нанесла рану, несовместимую с жизнью. Говори сейчас же, кто он? Я убью его и себя, а ты — предательница проклятая!

— Он очень богатый, настоящий олигарх, я думала, что он купит нам виноградник.

— Это меняет дело,  — вдруг перестал всхлипывать рогатый супруг и как-то весь насторожился.  — И что теперь?

— Мы расстались.

— Почему?

— Он крутил романы с другими женщинами.

— Да ты в своем уме?!  — Психанул муж,  — расстаться из-за такой мелочи. Боже, какая же ты глупая! Погоди, я что-то в толк не возьму, «расстались», это что значит — мы упустили свой шанс?!

Маша недоуменно смотрела на Эдика, казалось она потеряла дар речи:

— Ты в своем уме? Говорю тебе, он ебал меня,  

ты слышишь?!

— Ну ебал и ебал, подумаешь, велика важность. Могла бы и поласковей с ним быть, слупили бы с него капитал, да и зажили как люди. Но ты видать не сильно старалась, раз от тебя выставил.

Маша не верила своим ушам, она то глохла, то слепла, наконец расхохоталась во весь голос — этот драматургический хохот слышали даже соседи.

А расстроенный Эдик убежал в свою комнату и заперся там. Его разочарованию не было предела.

Чайник вскипел на плите и залил конфорку. Но Маша поначалу не заметила этого, лишь когда воздух ощутимо запах метаном, она очнулась.

•  •  •

В один из последних дней сентября по осеннему одетая Маша в пальто и сапожках сидела на скамеечке в небольшом парке близь площади Европы, равнодушно посматривала на узкую аллею, да изредка отпивала из баночки джин-тоник мелкими глотками.

Аллея московского парка в сентябре — это словно магический портал между летом и осенью. Листья берёз, осин и клёнов продолжают увлекательную игру красок: тут и там мелькают золотые оттенки, будто солнечные лучи застряли среди ветвей навсегда. Трава местами ещё зелёная, но бурые островки уже слишком часты, они обещают скорое наступление холодов.

Воздух свежий, прозрачный, пахнет влажной землёй и увядающими цветами. Иногда налетит ветерок, заставляя листопад тихо шелестеть под ногами, создавая музыку осени. Сквозь ветви деревьев пробиваются тёплые лучики солнца, освещая скамейки и дорожки.

Здесь приятно прогуляться вечером после дождя, слушая шёпот природы и наслаждаясь спокойствием. Птицы щебечут тише обычного, давая возможность мыслям свободно течь, вспоминать приятные моменты прошедшего лета и мечтать о предстоящей зиме.

Но мысли нашей обманутой героини, увы, не были приятными, и осень и теперь не радовала её.

Она размышляла о том, что в этом мире нет справедливости, о том, что быть молодой и красивой, это скорее несчастье, чем счастье, думала о коварстве мужчин.

Да ладно мужчин. А то ведь и мамочка Марина Максимовна, и та кинулась высказывать ей, что она настоящая дурочка, упустила свою судьбу и такой шанс уже не представится никогда.

По аллее шагал налегке какой-то вихрастый, молодой человек, он сразу же привлек внимание Марии своей яркой улыбкой и какой-то нарочито бесшабашной походкой.

Счастливо лыбился он глядя прямо на девушку, и та подумала, уж не знакомый ли это какой?

А он плюхнулся на скамейку рядом с Машей, так близко, что та невольно отодвинулась.

— Как дела?  — Весело спросил он,  — что, Земля слетела со своей оси?

— Почему?  — Удивилась соседка.

— Да потому что такая красивая девушка сидит и грустит. Разве такое бывает?

— Бывает, как видите.

— Ну тогда один молодой и очень импозантный мужчина просто обязан составить ей компанию.

— Почему?

— Чтобы её развлечь, и она улыбнулась.

— Не надо меня развлекать.

— Это почему же?

— Да знаю я вас всех, как облупленных. Или альфонс, который ищет красивую подругу, чтобы торговать ею, или озабоченный, который попользуется телом и бросит.

— Вообще-то мрачновато как-то.

— Такова жизнь.

— Не всегда. Вот я, например, не нищеброд и не альфонс, во всяком случае, мне 

так кажется, у меня есть небольшой, но стабильный информационный бизнес, да и паразитировать на чужом красивом теле я не имею привычки. Мне нужна любовь, а на меньшее я не согласен. И, знаете, мне кажется, я уже в вас влюблен. Вы вполне можете проверить чистоту моего чувства, если дадите мне номер телефона, думаю, что я сумею доказать вам, что мир не так уж несправедлив, что он порой бывает очень даже справедливым к хорошим людям. А вы ведь хороший человек?

— Возможно, но телефон я вам не дам. Если ваши чувства искренни, а мир, как вы говорите, справедлив, мы ещё встретимся с вами.

— Что ж, будь по вашему. Тогда до свидания?

— До свидания.

— Хотя бы имя своё назовите.

— Мария.

— А моё Александр. До свидания, Мария.

— До свидания, Александр.

И он ушел, не оставив в разбитой душе Маши ничего кроме легкой грусти...

Холодный ветерок гнал струи листвы по дорожкам аллеи, сквозь ставшие почти прозрачными деревья было видно железное ограждение парка, улица, тротуар пешеходы, проезжая часть, автомобили, потоком идущие по ней, остановившийся трамвай, и люди, выходящие из него.

А вверху над всем этим огромным городом распростерлось синее небо — словно бескрайний океан спокойствия, окутанный легкими белыми облаками, они будто пушистые белые перышки дружно плыли куда то на Север. Небо манило своей глубиной и чистотой, вызывало желание раствориться в его просторах, забыть обо всём земном и ощутить единение с вечностью.

Подняться однажды над всей этой суетой, и не возвращаться сюда уже больше никогда.