1841-й

Я всегда была довольно озорной девочкой, а мой отец был очень строг, и в результате, почти каждую субботу меня секли по голым ягодицам прутом. Если в доме были в ту пору гости, меня могли высечь и при гостях. Перед поркой, папенька обычно говорил мне:

-Ну, Мари, неси-ка мне розги… придется мне тебя сегодня наказать…

Я шла на кухню, и говорила кухарке:

-Милюшка, дай мне розги…

-Ложись, сейчас дам! - шутила Милюшка, хотя и знала, что папенька будет стегать меня самолично. Она выдавала мне два-три мокрых от соленой воды прута, и я возвращалась в гостиную, к папеньке. В гостиной, я отдавала прутья папеньке, а тем временем горничная стаскивала с моей попы панталоны, задирала мои длинные, многослойные юбки наверх. Маменька укладывала меня на узкий диванчик, обитый китайским шелком. Потом родители долго совещались: сколько розог мне следует выдать. Я же лежала с обнаженными ягодицами на диванчике, и испытывала то состояние, которое еще называют «мороз по коже».

-Тэ-экс… - говорил папенька, - вот горничная жаловалась, что Мари плохо вела себя на прогулке в Летнем Саду… все время убегала вперед и не хотела держаться за руки… это пять розог, допустим… Учитель математики поставил Мари единицу за таблицу умножения… это еще пять прутьев по попе… Понимаешь, Мари?

-Да, папочка! - покорно отзывалась я, обсасывая леденец, петушка на палочке.

Перед наказанием розгами мне всегда давали леденец, чтобы мой рот был занят во время порки, и я бы не кричала, боясь уронить сахарного петушка. Вот и теперь я обсасывала сахарный леденец, пока решалась моя судьба на этот вечер.

-Ну, а что ты скажешь, мать? Мари у нас была хорошая девочка на этой неделе, ни с кем не дралась? - спрашивал отец, поворачиваясь к матушке.

-Как это не дралась? Разбила Гришеньке нос, вот только вчера… - возмущенно отвечала моя маман.

-Это очень плохо, Мари… - строго говорил отец, - за драку - еще семь прутьев по заднице… итого, пять да пять, да семь, всего семнадцать розог по попке тебе, слышишь, Мари?

-Да, папочка… - покорно говорю я, не выпуская леденец изо рта.

С прутом в руках, отец подходит ко мне:

-Ну что, Мари? За свои проступки придется тебе сейчас ответить… - говорит он строго, - ты у нас разбаловалась донельзя, и сейчас я тебя выдеру по ягодицам прутом, ты это понимаешь?

-Да, папочка… - тихо говорю я.

-Ты согласна на такое наказание? - спрашивает отец.

-Нет, папочка, - говорю я отцу, - я на такое не согласна…

-Это еще почему же? - удивленно говорит отец.

-Потому что после порки розгами попа болит, и я сидеть не могу… - объясняю я папеньке очевидное.

В гостиной раздаются смешки. Кто-то из родственников, что столпились за спинкой дивана, чтобы посмотреть на экзекуцию, находит мой ответ забавным.

-Ну, Мари, согласна или нет, а придется мне тебя высечь… - со вздохом говорит отец, и замахивается прутом над моими голыми ягодицами. Розга падает поперек моей задницы, я хочу закричать, но не могу: у меня во рту леденец.

-Мммммм… - мычу я, дергаюсь от неожиданности, когда папенька начинает сечь мне ягодицы. Розга обжигает мое тело, я опять дергаюсь и чуть не падаю с дивана. Отец говорит моей горничной:

-Подержите ее за щиколотки, мисс Марта, чтоб Мари не свалилась с дивана…

Мисс Марта, моя горничная, кладет свои холодные пальцы на мои щиколотки и держит меня так, пока меня наказывают. Я ощущаю, что к моему заду приковано все внимание гостей, и все, абсолютно все смотрят на меня, пока на мои ягодицы опускается розга.

-И… - раз! И… - два! И… - три!   - говорит папенька, стегая меня по попе, - будешь слушаться или нет? Будешь или нет?!

-Буду… - отвечаю я, и тут у меня изо рта вываливается леденец. Оставшись без петушка на палочке, я пронзительно кричу:

-Папочка! Больно!!

Отец вздрагивает от неожиданности, роняет розгу. Я пинаю мисс Марту ногами, вырываюсь и хочу бежать, но мои панталоны спущены мне до колен, они не дают мне ускользнуть от наказания.

Отец поднимает розгу, и говорит:

-Ух ты, какая! За сопротивление и за попытку побега, еще пять розог тебе по попке…

Меня снова держат за щиколотки, а матушка кладет свою руку на мою шею, прижимая меня к скользкому шелку дивана.

И меня опять начинают сечь. Мне в рот запихивают новый леденец на палочке, и, пока мой рот занят сладким, папенька снова вытягивает меня прутом по голому заду.

Я мычу от боли, но отец непреклонен, он говорит мне:

-И… - восемь! И… - девять! И… - десять! Не будешь теперь драться с братом?

-Не буду… - покорно мычу я, хотя и знаю заранее, что, когда порка закончится и меня отпустят, мы с Гришкой подеремся по новой.