Катина вина

Du gehst zu Frauen? Vergiss die Peitsche nicht!

F. Nietzsche

Идешь к женщине? Не забудь плетку!

Ф. Ницше

1

От химии Катины пальцы слабели так сильно, что проворачивание ключа требовало секунд сорок. Войдя в прихожую, Катя с трудом стащила кроссовок, стянула с лысой головы серую пидорку, бросила ее в сторону тумбочки и, полуразутая, выбившаяся из сил, прислонилась к стене.

Перед ней было зеркало.

В зеркале была Катя.

Катю еще немного шатало — не столько от химии, сколько от поездки в тошнотно вонявшем заднем сиденье такси, но садиться вперед, к водителю, Катя не хотела, и Катя терпела; заломив носком левой ступни пятку правой, Катя выбралась из кроссовка, сходила на кухню, выудила из холодильника банку белого монстра, хрустнула алюминиевым язычком и выдула залпом.

От монстра Катя закашлялась, застучала себя по груди, и вдруг ее накрыла волна оглушающей слабости; схватившись обеими ладонями за столешницу, мелко и часто дыша, Катя уставилась на пол, на крошку и сор, и вдруг заметила неприметно сверкнувший в пыли длинный блондинистый волос.

Лечь, нужно было обязательно лечь, и Катя, цепляясь за стены, добралась до спальни, грохнулась на кровать — вернее, матрас, зато ортопедический (несколько лет назад еще здоровая Катя заимела привычку скатываться ночью с кровати).

Заслонив локтем глаза, Катя прислушалась к ощущениям. Монстр действовал, неспеша, но с гарантией, и от побочек лучшего средства не было — это Катя узнала на третий день химии.

Мышцы легчали. Кожа предплечий гусилась. Тошнота проходила, голова прочищалась, и наконец в Катино тело с деликатно торчащими косточками хлынула жизнь.

Окончательно придя в себя, Катя потянулась, зевнула и стянула ступнями серые носочки. Перед нею лежала долгая, грустная ночь, и провести ее можно было по-разному: можно было думать о прошлом, жестоко и бессмысленно перебирая дни и минуты, которых, если б не было, все было бы по-другому, или сумасшедше подглядывать в соцсетях за другими, за их веселыми жизнями, всегда более счастливыми, более успешными, более длинными, чем Катина; в конце концов, можно было просто плакать.

Все это Катя уже проходила. Но было что-то еще, чего у Кати, несмотря на все, еще не отняли — смахнув с щеки непрошеный мокрый след, распираемая синтетической энергией, Катя взяла ноутбук на колени, открыла хром и привычным жестом набрала Ctrl+Shift+N.

Главное меню сайта xhamster бросилось на Катю отвратительной каруселью звука и света, десятков грязных тел — чтобы от них избавиться, следовало залогиниться, и алгоритмы заменят неприятные кадры другими, уже любопытными; а если не заходить в “инкогнито” (какая уж, в общем-то, разница), не нужно будет логаться заново каждый раз, но Катя все равно терпеливо набирала пароль.

Катя поскроллила главную, нависая курсором то на одним роликом, то над другим, и они задвигались; Катя выбрала один, что-то обещающий, и он был в тех жанрах, которые Кате нравились но сейчас ей его не хотелось; Катя полистала еще, потом еще немного и наконец кликнула на видос с плашкой viewed.

Тихая мелодичная музыка. Берег реки, где-то в центральной Чехии. На берегу сидит девочка, лет девятнадцати, с длинной карешкой (конечно, крашеных, думает Катя, но ничего) выжженно-светлых волос. Она одета в короткую белую маечку с принтом желтой утки, из-под рукава которой виднеется половинка тату капибары.

Девочка смотрит на реку.

Река блестит.

— Eliška!

Элишка оборачивается. Она не очень красива — зато щурится так беззаботно и ласково, как будто в мире нет никаких проблем, хотя по маленьким знакам: синячки под глазами, крошечная ссадина у левого локтя — Катя понимает, что проблем у Элишки валом, просто она не очень хочет их замечать. Может, наркотики. Скорее всего, не лучшие отношения с родителями. Катя ставит ролик на паузу и, перебирая по кадру, пытается отыскать у Элишки следы от инъекций.

Но качество плоховато, и Катя ничего не находит. Человек, держащий камеру, опускает ее на гальку, и в кадр попадает угол средневекового замка с изъеденной ветром и временем башней. Слышен прерывистый шорох, и видны мужские ноги в зеленых шортах и сандалиях, а после и палец, которым тычут в Элишку — толстоватый, с редкими светлыми волосками между фалангами.

— Что ты делаешь тут, Элишка? — немного наигранно говорит голос за кадром. — Я не видел тебя с выпускного.

Элишка улыбается, демонстрируя ряд зубов с еле заметной желтинкой, какую часто встретишь у веселых, «буйненьких», курящих.

Ты была так красива тогда. С ленточкой, в платье блестками. Что ты тут делаешь?

— Так... — Элишка пожимает плечами. — Ничего. Гляди!

Элишка проворно встает, с нее сыпят песок и мелкие камешки, и Элишка, нагнувшись, выбирает один покрупнее и бросает его в реку.

Камешек, безумно кружась, летит по параболе и звонко шлепает в воду.

— Kurva! — кричит Элишка.

Оператор смеется.

— Ну, погоди...

Элишка начинает бродить по пляжу, а оператор за ней, подсвечивая Элишкины колготки, короткую юбку, черные трусики. Элишка берет пальцами камешек, придирчиво его осматривает, дует и — выранивает из пальцев, и камешек падает с глухим стуком.

Наконец Элишка, найдя подходящий, обтирает его о майку и показывает в камеру. Камешек плоский, треугольный, чуть меньше ее ладошки.

Элишка широко расставляет ноги, заводит руку с камешком за спину, другой указует вперед.

Скок, скок, скок, блуп.

— ВИДЕЛ?!! — пищит Элишка. — Умею я! Умею-ю!!!

Молодец, молодец, говорит оператор, трепля Элишкину щеку, и Элишка издает что-то вроде «ыыы». А что ты умеешь еще?

Элишка лисьи улыбается, на ее щёчках образуются острые ямочки, и оператор гладит Элишку по ключицам и шее. Она похожа на девочку из нулевых, какую встретишь нечаянно, поздним вечером у себя во дворе, оглянувшись на смех и увидев ее, в центре детской площадки, окруженную сверстниками, все больше мальчиками, с маленькой стеклянной бутылочкой в руках.

Что же еще ты умеешь, Элишка? Камера взмывает и смотрит на Элишку чуть сверху, и оператор кладет ей ладонь на лоб и немного ерошит челку. Элишка скалится, бодается против руки оператора, и возникает игра, и Элишкина шея плавно клонится с тем, как Элишка водит головой влево и вправо и рычит и ыыкает и опускается на колени.

И вот Элишка сидит: галька впивается в ноги, бедра приплющены, ступни в нью бэлансах смотрят на северо- и юговосток. Оператор медленно подается вперед, и медные зубчики ширинки целуют Элишку в нос, отчего (курносый и маленький) он смешно загибается.

Покажи, что ты умеешь, Элишка. Элишка блескает зубками в камеру, прикусывает ширинкин язык (на вкус — как батарейка) и тянет его вниз.

Перед лицом Элишкой выпрыгивает нечто жутко интересное и, вместе с этим, очень знакомое. Несколько секунд Элишка посвящает себе: ее рот приоткрыт, мордочка задумчива, и Элишка смотрит на член оператора, как на росчерк кометы или гигантского муравьеда, Myrmecophaga tridactyla, первый раз виденного ею вживую в Пражском зоопарке, в двенадцать, с экскурсией.

Ты знаешь, что нужно с ним делать, Элишка? Покажи мне. Покажи камере.

Элишка нерешительно подносит снизу пальцы и скребет его ноготками с облупленным розовым лаком, жестом, которым кошкам чешут подбородок. От этих касаний он болтается, как неваляшка, и смотрит все выше и выше, уже не на Элишку, не на ее переносицу в охристых брызгах веснушек, не в серые ее глаза c преувеличенными стрелками и даже не на модную y2k челку, а в синее-синее, как в Симпсонах, небо с рваными и счастливыми чешскими облаками.

Элишка высовывает розоватый язык и слизывает с пересохшей уздечки оператора блестящую каплю. Оператор дышит шумней, сжимает плечо Элишки; Элишка трется щекой и носом о член, целует сухими губами справа, где вена, и слева тоже, и, когда Элишка хочет лизнуть его основательно, оператор хватает ее за волосы и с гулким сдавленным вдохом насаживает на две трети длины.

— Jo, kurva, jo... — говорит оператор, держа Элишкину голову, пока Элишка не начинает хлопать его по коленям. Рука оператора неохотно разжимает Элишкины волосы, и Элишка сгибается и кашляет, и нитка слюны повисает на ее подбородке и, оборвавшись, шлепает на один из камешков темным влажным пятном.

Ну что, Элишка. Нравится тебе? Этого ты хотела?

Да.

Элишка помогает оператору приспустить шорты, обхватывает основание жестом «окей» и начинает ритмично сосать. Ее глаза полуоткрыты, ровно настолько, чтобы видеть примерно, что происходит, но не более — Элишка погружается в какой-то собственный мир, и в лице ее отражается вихрь хаотических переживаний, и, хоть формально Элишка делает хорошо оператору (не трогает себя за грудь или, тем более, снизу), очевидно, что на самом деле весь этот театр — для нее, Элишка играет в нем главную роль, а оператор как бы дает ей попользоваться своим членом как инструментом для погружения в это мистическое, запредельное, ни на что не похожее состояние, и несколько секунд удовольствия, которые оператор обретает в конце, не более, чем приятный бонус, а настоящая ценность и смысл кроятся в Элишке, ее страстях и эмоциях, ее старательности, отречении и желании сделать оператору как-можно-больше-приятного пребывая красивенькой и привлекательной не только для оператора, но и для всех тех мужчин, что смотрят на нее, и хотят ее, и мастурбируют на нее, и пишут в комментах, как им хотелось бы быть на месте оператора и как сильно они мучаются желанием потрогать Элишку, раздеть ее, увидеть воочую, что скрывается под ее лифчиком, под маечкой с уточкой и что прячут эти колготки из кальцедонии и трусики с алика, и Элишка зажмуривается и практически видит десятки тысяч этих невидимых рук, они светятся, как голограммы, и трогают Элишку везде но бессильны сделать хоть что-нибудь, и все они ее хотят и пускают слюну на нее, но в реальности, по-настоящему трогать ее может только Карел.

Eliška&Karel — так называется их совместный канал на платформе xhamster. Они живут в Чешском Крумлове, любят пиво и эйдиэм, если верить био.

Оператор — это Карел. Элишка любит его, несомненно. Все двадцать шесть роликов их включают Элишку и Карела, или Элишку соло — никого другого.

Они довольно популярны. Карел делает с Элишкой много всякого, но без особенной жести, в основном минеты на природе или в кабинках Uniqlo или на самых верхушках колоколен чешских кирок. Карел зарабатывает на Элишке, немного, но им нравится, потому что работать ни Элишка, ни Карел не любят (по какой-то причине Элишка любит говорить это в роликах, а Карел, смеясь, соглашается). Элишка знает, что Карел не бросит ее, наигравшись, потому что она может заставить его кончить за 21 секунду (в подтверждающем ролике Элишка включает таймер айфона и ставит к камере), и вообще у них все хорошо, ведь она его любит, очень-очень.

Ладонь Карела нащупывает нижний крой Элишкиной маечки и рывком ее задирает. Косточки лифчика из пластика неестественно давят на Элишкину грудь, и соски ее растягиваются, и Элишкины груди второго размера принимают форму выпученную и приплюснутую, как две истасканные капитошки.

Карел с энтузиазмом мнет Элишкину грудь, беспрестанно поправляя маечку, норовящую съехать и скрыть от Карела и, главное, камеры все, что есть в Элишке прекрасного, и в другой ситуации это могло бы его раздражать, но не сейчас, и Карел бьет по запястьям и сгребает ладонью Элишкины волосы, и Элишка заводит руки за спину и крепко-крепко сжимает себя за предплечья, и дальше Карел все делает сам.

Эта позиция им знакома. Она нравится Карелу, а Элишке нравится, что ей ни о чем не надо думать, а только выгибать спинку и держать язык в неком особенном положении, чтобы не было приступов рвоты, и все — большего от Элишки не требуется.

Да она ничего и не может. Когда Карел пользует ее тело вот так, как неодушевленный предмет, Элишка теряет всякую волю к сопротивлению, и челюсть ее как бы замыкается в открытом положении и Элишка ничего не может поделать, как крокодил, который, если сжать ему челюсть руками, раскрыть ее уже не сможет, хотя в обратную сторону перекусывает арматуру.

Но не только челюсть отказывает Элишке в такую минуту. Все ее тело становится ватным. Вдруг становится ясно, что если просто отдаться и делать все, все что он хочет, то придет облегченье настолько огромное, что его невозможно ни измерить, ни описать. Как будто ты всю свою жизнь провела в кандалах, в чугунных цепях, от которых тебя, наконец, освободили.

Ролик подходит к концу. Карел отдирает Элишкину голову, дает ей продышаться и одновременно размазывает слюну по лицу. Он бьет ее по щеке, и Элишка коротко ойкает и тут же возвращает Карелу взгляд, пропитанный вожделением и любовью. Карел берет Элишку за холку движением ветеринара, скармливающего таблетку коту, и, тяжело дыша, спускает ей на подбородок и майку.

Элишка сидит, растопырив пальцы и зажмурившись, и пытается вытереть мизинцем мешочек правого глаза. Когда ей это удается, она медленно разлепляет веки и смотрит на воду, на гальку, на небо и на Карела так, как будто видит все это в первый раз. Где-то с реки протяжно и гулко гудит речной паровоз. Элишка поднимает глаза на Карела и улыбается.

Ролик кончается.

Продолжение следует

Спасибо за чтение! Продолжение, когда готово, будет выложено тут; прочие мои тексты можно найти в тг-канале: