Розита, розы и розги

Незадолго до окончания обеденного перерыва Розите снова преподнесли букет красных роз. Она поблагодарила, взяла букет и чуть нахмурилась, потому что заранее знала: сегодня будут и розги.

Розита не любила розы, хотя уже привыкла, что ей – и ухажеры, и просто друзья, и подруги – чаще всего подносят именно розы, как созвучные с её именем. О другом созвучии, игравшем в жизни Розиты намного более весомую роль, никто ничего не знал. Она держала в руках очаровательый букет, умело составленный из белых, розовых и темно-красных роз, и думала о другом букете – из одинаковых на вид, слегка разнившихся по длине коричневато-зеленых прутьев: этот букет дожидается её уже сейчас, в углу темной грязной комнаты, в большом эмалированном белом тазу, рядом со старым продавленным диваном. Поставив цветы в изящную сверкающую вазу, Розита присела за компьютер, чтобы побыстрее сделать работу на сегодня, потому что она знала: предвкушение встречи и того, что к ней прилагалось, – того, чего сегодня ей вряд ли удастся избежать, даже если она приложит все усилия, – будет туманить её ум, заставлять иногда сбиваться дыхание, и мало-помалу возбуждение завладеет ею до такой степени, что очень скоро она уже не сможет работать. Глядя в экран, она иногда оглядывалась на цветы. Да, он хорошо придумал: обязательно встречаться в тот день, когда поклонники подносят ей букеты, превращать чужое мужское внимание в прелюдию для них двоих.

В такой день Розита не возвращалась в свою новую, уютную и со вкусом обставленную квартиру, а делала всего один звонок по телефону, после чего как можно незаметнее добиралась до старого дома в лабиринте таких же старых кварталов, поднималась по обшарпанной, наполненной дурными запахами лестнице и останаливалась у неприметной деревянной, грубо окрашенной двери. Негромко стучалась в эту дверь и, если ей не открывали, доставала свой ключ и открывала сама. Две комнаты в этой полутемной, затхлой квартирке были почти пусты. В одной стояли стол, кресло и посреди комнаты – двуспальная кровать, в другой – кожаный диван и рядом с ним тот самый тазик, в котором стояла вода и вымачивались прутья. Ответственность за их пополнение и замену на свежие также лежала на Розите, хоть это и отнимало у нее много свободного времени. Ей, конечно, бывало обидно, когда он не звонил ей по три-четыре недели, даже чтобы просто наскоро поиметь: в этом случае девушке приходилось выбрасывать полузасохшие прутья, увязав их так, чтобы никто не догадался, для чего они нужны, а потом еще искать и нарезать новые. Но она понимала, что лучше исполнить его прихоти, иначе он с не меньшим удовольствием накажет её анально.

Конец рабочего дня, еще раз посмотреть в зеркало, слегка подкрасить губы, остальное всё в порядке, деловой костюм, сумочка, закрыть офис, прощание с подругами на ступеньках, букет роз в левой руке Розиты… Пока что его видят все, но потом, когда она сядет в маршрутку и наберет номер, а если ответа не будет, отправит смску – «Я получила цветы», – после этого букет должен быть закрыт чем-нибудь со всех сторон, ибо с того момента, как знакомый голос лениво и чуть насмешливо скажет в трубку: «Приходи», – с этого момента букет превращается из знака внимания в символ её унижения, она должна быть наказана розгами за любой полученный ею букет, а тем более за букет роз, но перед этим и после этого Розита будет обслуживать своего мужчину и выполнит всё, что он от нее потребует. Мысли об этом заставляли её краснеть, хотя это было и не очень заметно, а пожилые женщины смотрели на нее и сдерживали улыбку, сопоставляя красивый букет с легким румянцем, вспыхивающим на лице девушки. Так было не только с посторонними, ибо неподдельное волнение Розиты дарители цветов каждый раз относили на счет своего умения подобрать букет и преподнести его. Многие из них пытались догадаться, будет ли сегодня вечером прекрасная Рози любоваться розами, или просто поставит их на видном месте в квартире и не вспомнит о поклоннике до того часа, когда можно будет выбросить увядшие цветы. Интересно, если бы мужчины знали, какую комнату и какую сцену будут украшать эти букеты, им бы расхотелось заходить в цветочный магазин? Или некоторые из них нарочно делали бы такие подарки, чтобы знать, что Розите придется расплачиваться не позднее чем сегодня вечером?.. Об этом желанная и недоступная Рози не размышляла долго, она вообще не любила это делать: надо жить так, как тебе нравится, делать то, что очень хочется. Конечно, когда доходит до деталей, уже приходится самой подстраиваться, причем на каждом шагу, и все-таки главным было то, что она сама выбрала и сама всё решила, а это главное.

Остановка, жара, духота, повсюду блики солнца от припаркованных автомобилей. Розита вышла из маршрутки, теперь ей нужно было пройти всего несколько улиц, обычно в начале этого пути она укладывала цветы в полиэтиленовый пакет, иногда вообще в мешок для мусора, ей это было безразлично, но на этот раз она с досадой обнаружила, что не взяла с собой никакой тары, в которую мог бы поместиться такой большой букет. Она дернулась повернуть назад, пройти вдоль улицы, где в магазине можно было бы достать что-нибудь для упаковки, но что-то ей подсказывало, что сегодня он уже на месте и ждет её. Конечно, так бывало далеко не всегда, иной раз ей приходилось часами дожидаться в этой полупустой и полутемной квартире, где она ожидала долгим часами, переходя от раздражения к фантазиям и обратно. Фантазиям, которые нередко выливались в долгую мастурбацию – на том самом кресле, где имел сидеть право только он один, когда они находились вдвоем; или лежа на постели с задранным подолом; или даже на диване, куда Розите вскоре предстояло лечь, но уже вниз лицом, обнажив голую попу. Как и многие одинокие девушки, Розита любила и умела мастурбировать, и самые громкие оргазмы у нее случались именно в такие долгие часы. Стены в этом старом доме были толстыми, громких звуков, сопровождающих порку, а иногда и секс, они почти не пропускали; и все же Розита старалась сдерживаться, когда кончала от долгой работы своих пальчиков, тем более под розгами сдерживать стоны и взвизги далеко не всегда удавалось, а излишнего шума допускать не следовало.

Но сегодня он и вправду был на месте, открыл ей дверь почти сразу же. Розита поцеловала его в губы, он ответил небрежно и без особой нежности; впрочем, Розита именно это в нем и ценила, она наслаждалась, когда он грубо хватал её за ягодицы или, как сейчас, расстегивал блузку, чтобы деловито ощупать грудки, не спрашивая, нравится ли ей. Он нередко начинал с этого, и когда девушка спрашивала, почему ему нужно в очередной раз оценить их упругость, отвечал, что когда у нее обвиснут сиськи, он её сразу же выставит. Розита не могла поверить, что он говорит серьезно, однако эти его слова не раз окатывали её словно ведром холодной воды, она уже не могла представить, что будет делать, если он не будет звать её на эти встречи, как девочку по вызову, наказывать её прутьями и делать всё остальное, от чего она уже зависела и не могла остановиться.

– Привет, почему принесла цветы без пакета? – спросил он, не глядя ей в глаза.

– Я не виновата, извини, забыла… я надеюсь, меня никто не видел.

– Да мне плевать, если кто тебя видел. Просто если я тебе что-то сказал, ты должна это помнить и выполнять. Почему ты такая тупая, а? Вот сегодня не хотел тебе задницу надрать, теперь придется.

– Хорошо, если надо, выпори меня… Розги готовы… я прутья приносила вчера вечером…

– Хватит болтать. Розы в кувшин поставь и раздевайся. Это кто тебе подарил?

– Ты его не знаешь… он самый настырный, я уже заколебалась ему это повторять, что он напрасно приходит со своими цветами, а он лезет, как дебил. Тебе не о чем волноваться, он для меня вообще пустое место и никогда ко мне даже близко не подойдет.

– За кого мне волноваться или не волноваться, я сам решу. Это не твое шлюхино дело. Захочу – отправлю тебя ему отсосать или жопу твою ему одолжу на пару дней. Всё, давай молчи, и догола сразу, не нужно мне сегодня твоих лифчиков.  

Розита надевала для встреч свое самое красивое белье, и обычно после раздевания оставалась в нем, чтобы он мог разглядывать её стройное красивое тело. Жаль, что он брезговал их связью и никогда не показывался рядом с ней на улице, иначе её походочка тоже произвела бы на него впечатление. Розита не кокетничала перед мужчинами, она почти всегда оставалась серьезной, улыбалась только в компании подруг, но быть и казаться желанной ей, конечно, хотелось.

Сегодня было необычайно жарко, а в этой дряхлой квартире никто никогда не пытался установить кондиционер. Раздевшись до чулок и туфель (ему нравилось, если она одевалась как профессиональная проститутка), Розита ощутила, как её обнаженное тело стало слегка потным от возбуждения и от духоты, стоявшей в этих стенах. Но он сегодня почти не смотрел на нее, и у Розиты сам собой появился беспричинный страх: вдруг она и в самом деле ему надоест, вдруг он и в самом деле отдаст её кому-нибудь другому, как это сделал с ней уже дважды, отправив ублажать одного из своих друзей. Розита чувствовала себя тогда невероятно униженной, однако возразить осмелилась очень робко, поскольку понимала, что она, с её прошлым, не имеет права ломаться. Как и следовало ожидать, возражения ни к чему не привели, и девушке оставалось только надеяться, что ревность возьмет верх, и ему не захочется отдавать её больше никому, даже своим друзьям. Поэтому ей надо стараться, обслуживая его, и вести себя хорошо во время порки.

Розы украшали собой комнатку, на фоне убогой обстановки сочетание красных, розовых и белых роз казалось особенно изысканным, и Розита, складывая свою одежду на ветхую тумбочку в углу, невольно залюбовалась букетом. Конечно, ей бы очень и очень хотелось, чтобы именно он, несмотря на все уже испытанные от него унижения, преподнес ей сегодня эти розы, но он обращался с Розитой неизменно потребительски, хотя и прекрасно знал, что такое забота и нежность. Тем не менее, она все-таки рассчитывала когда-нибудь, рано или поздно «раскрутить» его на эти чувства. Пока что, сегодня вечером, она для него только молодая покорная дурочка, и обижаться ей не на кого, она сама сделала свой выбор. Розита была не из тех молодых женщин, которые позволяют вытирать о себя ноги только одному избранному мужчине, а в качестве компенсации с презрением смотрят на весь остальной мир. Нет, Розита уже давно сделала ставку на зрелых мужчин в целом, такое нередко бывает с более-менее талантливыми и начитанными девушками после того, как они с досадой отвергнут робкие ухаживания нескольких молодых парней, – точнее, когда сравнят и убедятся, что в интеллектуальном плане сверстники не годятся им даже в подметки, тогда-то и переключаются на мужчин в возрасте, как на последнюю надежду. Ее мужчина уже сидел в большом кресле, разведя ноги в стороны, и для Розиты эта поза уже давно была немым приказом приступать к минету. Но почему-то она сегодня задержалась.

– Давай соси, чего ждешь, – бросил он, даже не потрудившись расстегнуть брюки.

Голая Розита опустилась на колени, отбросила назад волосы, рассыпавшиеся по ее лицу, и через полминуты её губы, которые она не забыла подкрасить еще раз перед самым домом, дотронулись до его члена. Прекрасная Рози, как и многие девушки, не любила делать минет, но ей пришлось освоить эту науку во всех её тонкостях, уже давно и с другими мужчинами, но тоже «зрелыми», как она их деликатно называла. Она знала, что люди старшего поколения чаще всего не забывают о гигиене, однако сегодня она сразу ощутила запах немытых мужских гениталий, что частично объяснялось утомительной жарой, а главным образом – небрежностью её визави при общении с ней. Сама Розита очень ценила чистоту тела, одевалась аккуратно и стильно, искусно пользовалась и косметикой. Но теперь это ничего не значило по сравнению с пенисом, который оказался наконец у неё во рту.

Розита умела работать язычком, она знала, как надо сосать, чтобы возбудить, и как – чтобы побудить своего партнера испытать оргазм. Ей пришлось научиться просчитывать каждое свое движение, как приходится обучиться этому любой девушке, если она не хочет в разгар минета внезапно оказаться с полным ртом спермы или с лицом, почти полностью забрызганным полупрозрачными каплями. Долгая практика научила Рози нежно присасываться, облизывать язычком головку и ствол, брать за щеку и делать еще множество таких же неприятных для нее действий, сегодня особенно неприятных из-за отсутствия гигиены. Но думать приходилось не об этом, а о том, как доставить удовольствие своему мужчине, который сидел перед ней развалясь и уже расслабился, чувствуя, как старается его юная подруга. Розита пускала слюну, вбирала в рот ствол, выпускала изо рта, снова повторяла эти движения, надеясь как можно быстрее вымыть своим языком пенис, чтобы не чувствовать вкуса несвежей смазки, а это было нелегким делом. Ей даже на секунду показалось, что кроме его привычного вкуса она ощущает еще и другой: не побывал ли его член где-либо еще накануне встречи с ней? Рози имела право только на такую – тайную – ревность. Сам он спустил бы с её задницы три шкуры, если бы заподозрил её в измене, а еще вернее выгнал бы в три шеи, и Розите пришлось бы ползать перед ним на коленях, убеждая в свое невиновности, как это уже было с ней вот здесь, в этой самой комнате.

Не переставая сосать, Розита прерывисто вздохнула, вспомнив о тех примитивных, но чрезвычайно эмоциональных играх, в которые он играл с ней помимо телесных наказаний. Он приказывал ей станцевать стриптиз, и она делала это, хоть и казалась сама себе ужасно неуклюжей; он заставлял её мастурбировать и смотрел, как она стонет, запрокинув голову, всхлипывает от наслаждения и вдруг, вспомнив в себе девочку-отличницу, заливается краской; а еще он сажал её на цепь, как собаку, то голой, то в белье, то в деловом костюме, только что приехавшую с какого-нибудь мероприятия. На цепи он её и оставлял, если ему так хотелось, сидеть на полу в углу комнаты, уходя на два, три, пять часов; и Розита в ожидании, запертая в квартире, то занималась онанизмом, то держала в руке цепь и рассматривала её звенья, пытаясь понять, получила ли она то, о чем мечтала и к чему стремилась, или это только вечное желание найти что-то лучшее… Сидя на цепи в собачьем ошейнике, она пришла к мысли, что собака – существо, продавшее свою свободу ради любви к хозяину, ведь даже она, сидя на цепи, делала это во имя любви. Правда, объект её любви (а может быть, и кто-то из её обозленных отказами кавалеров) поднял Розиту на смех, когда услышал эту формулировку, напомнив, что собака любит своего хозяина только за кормежку. И поскольку Розита хотя и не занималась проституцией, но все-таки знала на собственном опыте, что значит получать денежную награду за секс, она решила промолчать. Как и сейчас предпочитала молчать, работая языком и губами в ожидании нового приказа.  

Он не хотел кончать раньше времени, и она знала об этой его особенности, но сегодня нежный язычок Розиты ласкал его член с таким искусством, что момент, когда можно было остановиться, был упущен. Он только и успел, что схватить искусницу Рози за прядь волос, притянуть к себе и приставить головку члена к её щеке. Брызги полетели на лоб и брови девушки, попали в ноздри, залили глаза. Розита осталась стоять на четвереньках на полу – с полуоткрытым ртом, из которого стекали остатки спермы, смешанные со слюной. Ее возлюбленный поднялся на ноги, вытер член о другую щеку Розиты, оставшуюся почти чистой в момент его оргазма, но все же нашел необходимым выразить недовольство.

– Пидаразка, вот зачем не притормозила, когда надо было? Вот фуфлошница, вставай давай! – застегнув штаны, он прошелся по комнате и, заметив, что Розита все еще не решается утереться, небрежным движением ладони размазал всю сперму по её лицу. Сам он тут же подошел к допотопной раковине, пустил воду и вымыл руки с мылом, а Розита знала, что в такую минуту попытка самовольно умыться обойдется ей дорого. Теперь, как было уже установлено неписаным ритуалом, Розите предстояло приготовить розги для своей порки. И она, как была, в черных чулках и туфельках, приступила к этой процедуре, но прежде вынула из сумочки помаду и снова накрасила губы. Очистить прутья от коры, выровнять их по длине с помощью ножа, снова помыть под краном было делом легким, но чем дальше, тем больше руки Розиты начинали предательски слабеть, и она то и дело путалась в простейших действиях.

– Давай, на диван! – кивнул её хозяин и экзекутор, и Розита, сбросив туфли, забралась на диван и растянулась на животе, оглядываясь и уже не видя букета роз: он остался в другой комнате, где она только что делала минет. Зато букет розог лежал перед самым её лицом. Сколько она получит сегодня, Розита никогда не знала заранее. Её очень возбуждала сама процедура подготовки к экзекуции, но само сечение было жестоким и болезненным, она терпела ради того, чтобы он сразу после окончания порки лег на неё и отымел, как она об этом мечтала сегодня почти весь день, или поставил её, сразу после наказания, еще с красным задом, в коленно-локтевую, и вошел в её мокрую щелку сзади… Но всякие просьбы, даже намеки ей были запрещены. Воспитывая розгами Розиту, её друг добивался от неё полной покорности, и хотя она сама была готова вести себя с ним как усердная проститутка, нужно было каждый раз напоминать девушке, где её место. Он изредка видел Розиту на публике: её гордая осанка, умные разговоры казались ему достаточным противовесом тех изощренных унижений, которым она подвергалась, – как ему было известно, не только перед ним. И ему не столько нравилось пороть, сколько хотелось наказаниями как можно дольше держать Розиту под своей властью и пользоваться ею.

Вытянувшись на коричневом диване с лопнувшей кое-где обивкой, Розита ожидала начала экзекуции, она не считала минуты и даже, пожалуй, наслаждалась ожиданием. Она не находила в самой боли ничего возбуждающего, но ей нравилось ощущать себя его подстилкой, чувствовать его власть над своим телом; поэтому, в то время как он выбирал прутья, складывал вместе, отряхивал их от воды – несколько капель попали на тело Розиты, заставив её поежиться, – она не думала о страданиях, которые начнутся минуту спустя, сейчас больше неудобства ей доставляла засыхающая на её лице сперма. Наконец розга была готова, он дотронулся кончиками прутьев до её ягодиц, Рози слегка застонала, через несколько секунд прутья обожгли тело уже по-настоящему, заставив громко выдохнуть воздух. Дальше удары стали падать без остановки, с равномерными паузами, он не спеша расхаживал по комнате, позволяя Розите справиться с болью; одной рукой она вцепилась в край дивана и старалась не кричать и не шевелиться. Но мало-помалу ожоги розги сломали её упрямство, и несмотря на то, что он каждый раз давал ей время прийти в себя, по квартире начали разноситься все более громкие взвизги, а покрасневшая задница Розиты все сильнее дергалась то в одну, то в другую сторону после каждого поцелуя розги. Девушке было все труднее переносить экзекуцию, но она знала, что упрашивать бесполезно.

– Не визжи, шалава, – только и сказал он, стегая её уже не по красным от розог полушариям, а чуть ниже, по ляжкам, чем вызвал со стороны своей подопечной еще более громкий визг. Но Розита знала, что если он останется недовольным ею, то в следующий раз высечет её сильнее, а ей очень этого не хотелось… Она вообще больше всего желала, чтобы он вошел в нее как можно скорее, и ради этого стала сдерживаться изо всех сил, закусывала губку, задерживала дыхание; она так мечтала о том моменте, когда разведет бедра и впустит в себя его член, что рассматривала порку скорее как плату за удовольствие. А он продолжал хлестать её прутьями, с удовольствием наблюдая за тем, как Розита стонет и извивается, ему тоже было понятно, почему и ради чего она терпит, поэтому он не торопился заканчивать сечение, хотя обычно прекращал уже на первых десятках, очень редко насчитывая сотню.

Однако сегодня было чуть-чуть по-другому: необычайно красивый букет роз, поднесенный Розите, вызвал у него хоть и легкую, но ревность, и хотя стол, на котором стояли цветы, был отсюда не виден, ему захотелось всыпать своей потаскушке немного больше, чем обычно. Так он и сделал: два самых тонких прута в розге были заменены самыми толстыми, и через несколько минут стоны девушки стали намного более громкими. Из глаз Рози потекли слезы. Она начала крутиться на диване, пытаясь уклониться и подставить под горячие прутья любые другие части тела, но только не исхлестанные ягодицы. Этим она вызвала у своего друга лишь пару саркастических замечаний. Наконец, Розита не выдержала и пустила мочу, и в ту же секунду по звуку прутьев, брошенных в тазик, поняла, что порка окончена.

Несколько минут Розита приходила в себя, всхлипывая и шмыгая носом, потом приподнялась на четвереньки и встала в ту самую коленно-локтевую позу, в которой ей так хотелось стоять накануне сечения. Теперь она почти не думала о том, чтобы как можно быстрее подставиться под его член, а чувствовала только унижение от того, что её высекли. Это унижение было ей очень полезно, по мнению хозяина квартиры, и он не отказал себе в удовольствии щелкнуть её по носу еще раз, для профилактики.

– Ты что, опять уссалась, бикса, прошмандовка? – спросил он, усмехаясь, и так как Розита все еще стояла на диване, на локтях и коленях, он взял её рукой за плечо, заставил податься назад и ткнул девушку лицом в лужицу, точнее, в мокрое пятно на кожаной обивке. Он сделал это так небрежно и властно, что Розита не решилась возмутиться, и только встав ногами в чулочках на пол, поняла, насколько была сейчас унижена. Но в этой комнате она вытерпела много оскорблений, еще одно не прибавило бы и не убавило ничего к её статусу бесплатной проститутки, который был установлен её мужчиной с самого начала. Розиту хватило только на то, чтобы глухим голосом попросить позволения пойти умыться. Над раковиной она долго намыливалась, плескала себе в лицо холодной водой, смачивала пылающие ягодицы, потом тщательно утиралась. Всё в том же виде, голая, но в чулках, прошла к своей сумочке, достала помаду и снова накрасилась; она хотела и дальше продолжать прихорашиваться, однако он, следивший за ней, движением пальца поманил её к себе.

– Ты уже хочешь, да, чтобы я тебя натянул? – с этими словами он взял её ладонью за промежность, и Розите ничего не оставалось, как молчать и покорно смотреть ему в глаза, потому что любой ответ казался бы ей совсем уже позорным. А между тем она пришла в себя после наказания, кожа на ягодицах перестала гореть, и его грубое обращение снова пробудило в ней горячее сексуальное желание. Она стояла перед ним у кресла, голая с красным задом, не видя ничего, кроме его лица, не думая ни о чем, кроме того, что он будет делать с ней. И на минуту ей показалось, что её надежды оправдались. Он потянул Розиту за руку, развернул спиной к себе, она почувствовала его твердый член в ложбинке между ягодиц, он сжал в ладонях её грудки, поиграл с ними, движениями пальцев сделал твердыми её соски; наклонившись вперед, Розита переступила с ноги на ногу, раздвинув ноги, её рот приоткрылся, она вся была в ожидании. Наконец-то он в нее войдет, она много дней жила предвкушением этого мига, букет роз был отличным поводом, мокрые розги – прекрасной прелюдией. Розита вся напряглась от желания поскорее впустить его в себя, ей хотелось сделать несколько шагов в сторону постели, но она помнила, что её друг любит иногда заняться сексом стоя, и поэтому не двигалась.

– Давай туда, – проговорил он сквозь зубы и подтолкнул Розиту в сторону кресла, к его спинке, за которую Розита ухватилась, согнувшись еще ниже и выставив попу в сторону своего мужчины. Она учащенно дышала. Вот сейчас, конечно же, сейчас это произойдет! Головка члена снова уперлась в её задницу, и вдруг рот Розиты раскрылся в крике, а ноги подломились. Она поняла, что её кумир решил на этот раз поиметь её в анус.

– Не надо, не туда, – пролепетала она, ужасно раздосадованная тем, что такая тщательная работа её губ и языка оказалась напрасной, и что боль, которую она выдержала с таким трудом, опять возвращается: её попке снова придется страдать, только уже не снаружи, а изнутри, и все это лишь потому, что букет роз оказался настолько красивым! Рози почти плакала от обиды, тем более что анальный секс для нее был всегда тяжелым испытанием, а сегодня это означало, что вот этой рвущей болью сегодняшняя встреча и закончится, потому как после второго оргазма он не сможет заниматься с ней любовью в третий раз, и шанса впустить его член в свою киску просто нет. И она сама виновата, что чересчур умело отсосала, заставила его слишком рано кончить, а теперь ей предстоит стонать от боли до тех пор, пока он не разрядится. Смазки он не признавал, кроме своей собственной, и поэтому каждый толчок его члена раздирал задний проход Розиты очень болезненно. Хорошо еще, что он делал это медленно… и тем не менее… Стоя в наклон, держась руками за спинку кресла, Розита думала только о том, чтобы удержаться на ногах, из её груди вырывались долгие стоны, перемежавшиеся какими-то странными звуками, похожими на смешки, время от времени она не удерживалась от крика. А вот он, наслаждаясь каждым своим движением внутри нее, действительно посмеивался, догадываясь, чего она хотела и насколько разочарована тем, что получила.

– Терпи, – произнес он сквозь зубы после одного её особо громкого крика, и это было единственным проявлением нежности за всё время этого необычайно долгого сношения. Розита умела терпеть, она была известна среди друзей и знакомых тем, что могла улыбаться даже в самые трудные моменты жизни, но сейчас, пожалуй, ей было слишком плохо – а молчать все равно приходилось. Краем глаза она видела розы и ей казалось, что комната украшена ими словно бы в насмешку над её страданиями. На секунду она подумала, что никогда больше не возьмет ни от кого ни цветочка, потом до нее дошло, что в этом случае он будет реже приглашать её на свидания... Впрочем, все эти мысли плясали в её сознании где-то далеко на заднем плане. Боль, рвущая анус, мешала сосредоточиться. Наконец, её мужчина разрядился с громким стоном удовлетворения, через полминуты вытащил свой член из её многострадального зада и отошел от Розиты, застегивая брюки. Измученная Рози тронула рукой свою промежность, ей показалось, что сегодня он порвал ей задницу до крови. Но на ладони не осталось ничего, кроме его спермы.

– Хорошо получилось, – сказал он хриплым голосом, и чтобы отдохнуть, опустился в кресло, в то время как Розита все еще стояла рядом, ощупывая ладонью свой зад.

– Завтра работаешь? – спросил он, прикрыв глаза и расслабляясь, в то время как Розита натягивала трусики, уронив при этом половину своей одежды на грязный пол.

– Завтра конференция, после обеда. Я не могу её пропустить…

– Жалко, я хотел как раз тогда с тобой снова встретиться. Ну тогда давай через неделю где-то. Тебе такси оплатить?

– Нет, я могу сама.

– А, ну да конечно, всё сама. Короче, я пошел. Ты тут приберись перед тем, как уйдешь, и мусор выкинуть не забудь.

Когда входная дверь за ним закрылась, оставшаяся в одиночестве Розита попыталась угадать, не жалеет ли он, что сегодня был с ней слишком строгим? И хотя ноющая боль в анусе подсказывала ей, что эта догадка скорее всего ни на чем не основана, Розита все-таки хотела надеяться, что он так думает или хотя бы чувствует. Понимая, что быть вместе они никогда не смогут (слишком разный социальный статус), бедная Рози все-таки поддерживала в себе надежду, что когда-нибудь ей будет позволено с ним встретиться на людях, провести хотя бы один вечер в ресторане или кафе. И после этого он будет делать с ней не то, что сегодня, а нечто другое – то, о чем мечтает она сама. А ей в последнее время постоянно хотелось романтики, но не с теми, кто преподносил ей розовые букеты, а опять-таки с тем, кто так небрежно её использовал. Совершенно не будучи наивной, Рози, как и всякая девушка, тем не менее верила в чудо – почему бы и нет?

Сейчас, пока что, она принесла букет роз в комнату, где всего лишь двадцать минут назад её стегали розгой на диване, укололась при этом об острые шипы, со злостью кинула цветы в тот самый таз, а сверху побросала оставшиеся прутья, так что розги и розы смешались на дне в одну замысловатую икебану. Потом выплеснула его содержимое за окно, где росли густые заросли кустарника и куда некоторые жильцы этого дома выбрасывали мусор. Это был единственный протест, который она могла себе позволить. Через несколько минут Розита уже шла по темной улице к остановке, стараясь не припоминать подробностей состоявшегося свидания – впрочем, не сильно отличающегося от всех остальных. В маршрутке ей, конечно, будет больно сидеть, но куда деваться? Розита задумалась, не прогуляться ли ей вдоль набережной, развеяться от сегодняшних впечатлений, но потом решила вернуться домой и отдохнуть. Если завтра ей снова преподнесут в знак уважения и любви букет роз, ей придется испытать всё сначала.