Жертвуя королевой

Пролог

Анна вышла на дорогу. Ее запястья саднили, на них еще оставались следы от тугих ремней, колени болели от долгого нахождения в неудобной позе, но эта боль не шла ни в какое сравнение с болью, оставившей кровоточащие отметины в душе. Слезы стояли в глазах, но она не давала им выхода. Она обещала себе быть сильной. Ради Эрика. Ради их любви. Ради памяти о нем. И все, что происходило с ней, включая и последние три часа жизни, которые хотелось выжечь из памяти серной кислотой – тоже. У тротуара ждал автомобиль. Дорогой, черный и вымытый до блеска, что, кажется, с него можно было бы есть.

И ты бы ела, если бы пришлось, да?

Анна поймала свое отражение в затемненном стекле заднего окна и поежилась. Пухлые губы дрожали, глаза были широко открыты и казались от этого еще больше. Выбившиеся из высокой прически пряди шелковистых светлых волос падали на плечи. Водитель открыл перед Анной дверь и жестом пригласил ее внутрь.

В салоне было темно и прохладно. Едва различимо звучал блюз. Негритянка надрывно исполняла песню. В ее словах слышалось обещание светлого и счастливого будущего. В тот момент Анне хотелось верить темнокожей певице, хотелось, чтобы ее слова оказались пророческими. Кожаное сиденье поскрипывало под бедрами, едва скрываемыми вечерним коктейльным платьем. Точнее тем, что от него осталось после встречи с Джозефом. Сейчас, глядя на собственные дрожащие руки, лежащие на коленях, Анна не могла поверить, что все это происходит с ней. Так же было, когда она впервые повстречала Эрика. Своего единственного, любимого Эрика.

Когда он впервые появился в ее жизни, Анна и подумать не могла, что Эрик – мужчина ее мечты, с которым она впервые разделит постель так, как делят ее мужчина и женщина, что он будет единственным, с кем ей захочется делить темноту бессонных ночей, за которого она согласится выйти замуж и которого вскоре потеряет навсегда. А еще она не могла подумать о том, чем именно закончится для нее эта поездка в Италию.

Анна прильнула к стеклу, стараясь отвлечься от мыслей и обжигающих тело и разум воспоминаний. Джозеф шептал ей, что она совершила ошибку, когда постучалась в его двери. Он сказал, что теперь, на эту ночь не сможет ее защитить, что она предоставлена сама себе и исход игры –

игры? Как это можно называть игрой? Люди погибают по-настоящему

– от него не зависит. Джозеф сказал, где можно спрятаться, и теперь предстояло решить, послушать его совета или проигнорировать. Ведь они играют по разные стороны, а значит, в том

безопасном

месте Анну может ждать ловушка.

Кожа на лодыжке под трекером неприятно пощипывала. Анна ощущала себя загнанным зверем, но знала, что сейчас этот трекер – не только сигнальный огонь для мафии, призыв к ее убийству, но и спасительный маяк. Ведь кое-что к исходу третьего дня ей удалось понять... Иронично, но часто нашим спасением становится то, что может нас уничтожить. Если бы она не согласилась поучаствовать, страшно подумать, что бы было. Пожалуй, ее тело покоилось бы на дне Адриатического моря. Так случилось с другими – с теми, кто не смог пройти отбор.

Анна вздрогнула, когда автомобиль остановился. Из машины вышел водитель и открыл перед девушкой дверь. На бархатном итальянском он пожелал ей спокойной ночи и поклонился. Девушка кивнула и посмотрела на часы. Теперь время, как и электронный браслет на ноге, было ее союзником и врагом.

Просто нужно пережить еще одну ночь

– думала Анна –

а потом еще одну

. Без минуты полночь. Ударил колокол в старой кирпичной церквушке, стоявшей на возвышенности и понуро глядевшей на холмистый задремавший городок.

Время пошло. Попробуй дожить до рассвета

.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава первая

Когда Анна отправлялась в Италию, собираясь устроить «римские каникулы», она и представить не могла, что окажется на смотровой площадке в самом сердце города и будет любоваться исчезающим в лучах закатного солнца днем в объятиях незнакомца. Последнее обстоятельство казалось ей особенно невероятным, ведь с тех пор, как от нее ушел Эрик, ушел навсегда и безвозвратно, оставив ей лишь память о себе, множество родных и любимых запахов в их маленькой квартирке и помолвочное кольцо, она не подпускала к себе близко ни одного мужчину. Все они казались грубыми, неотесанными, недостаточно умными или недостаточно чуткими. Все они недотягивали до Эрика. Все они – не он. Не проходило ни дня, чтобы Анна с тоской не вспоминала своего жениха. До сих пор она не могла поверить в то, что он оставил ее. Кажется, она до сих пор ощущала на коже следы его поцелуев, а в ушах его ласковый шепот, обещавший ей нежность и страсть. Эта поездка в Италию тоже была связана с Эриком. Они планировали ее вместе, собирались сделать ее своим медовым месяцем.

Только вот теперь Анна шла одна по бесконечно красивым улочкам города, держа в руке не руку любимого, а его фотоаппарат и цветную карту, которая совершенно не помогала разобраться. Мобильный, как на зло, сел, и Анна не могла позвонить гиду и уточнить, как добраться до экскурсионного автобуса. Кажется, она задумалась всего на мгновенье, но, придя в себя, поняла, что стоит посередине улицы в окружении незнакомых ей людей. Они быстро сновали туда-сюда. С уличных веранд кофеен слышались громкие голоса и радостный смех. Анна оглядывалась по сторонам в надежде заметить красную кепку экскурсовода и его высокий флажок, но натыкалась лишь на свое испуганное отражение. Тут и там с огромных панорамных окон под приветливыми пестрыми вывесками на нее смотрело лицо испуганной и до неприличия хорошенькой блондинки. Шелковые волнистые пряди были собраны в высокий хвост. Несколько локонов выбилось. Пухлые губы были приоткрыты. Огромные светло-карие глаза, округлившиеся от страха, выглядели еще больше. Девушка дышала быстро, чувствуя, как вздымается ее грудь под тонкой обтягивающей футболкой.

Неужели я не могу иначе? Почему я все порчу? Мир без тебя кажется мне таким жестоким, таким серым, таким холодным.

Анна вздрогнула, когда почувствовала на своем запястье горячую крупную крепкую руку. Она взглянула сначала на смуглую кисть, держащую ее предплечье, а после проследила взглядом и увидела того, кому принадлежала эта крепкая смуглая рука. На девушку смотрел широкоплечий высокий брюнет. Одет он был явно не по погоде, кажется, его не пугали ни зной, ни яркие солнечные лучи. Сплошь в черном, на нем была дорогая кожаная куртка, темная футболка, под которой отчетливо прослеживался накаченный торс, и темные плотные джинсы, облегающие рельеф сильных мышц. Мужчина что-то быстро говорил по-итальянски и улыбался, не стесняясь рассматривать Анну с головы до ног. Он смотрел жадно, ненасытно, страстно, казалось, он видел девушку обнаженной, пронизывал ее насквозь своим бесцеремонным взглядом. Вместе с тем взгляд не был жестоким, а был теплым и ласковым, и это особенно контрастировало с его голубыми, как небо, глазами на фоне смуглой кожи. Удивительное, манящее сочетание льда и ночи.

Заметив негодование на лице девушки, мужчина перешел на французский язык. Она покачала головой, едва сдерживая улыбку. Мужчина театрально изобразил удивление, и это забавляло Анну, заставляя забыть о том, что она потерялась в незнакомом городе. Его пристальный взгляд гипнотизировал, отгоняя прочь тревожные мысли и печальные воспоминания. Перебрав, кажется, с десяток языков, мужчина отчаянно развел руками. И тогда Анна сжалилась над ним, наконец заговорив на беглом английском языке с едва различимым акцентом. Мужчина хлопнул себя по лбу, раскинув руки.

— Мне стоило догадаться раньше, — перейдя на английский, сказал он, — однако в свое оправдание должен сказать, что ваша красота столь универсальна, что я не смог понять, откуда вы родом. Моя ошибка, bella. Меня зовут Сальваторе.

— Очень приятно, Сальваторе, — тихо сказала Анна, опуская взгляд вниз, чтобы не начать кокетничать с мужчиной. — Я Анна.

Ей казалось, что каждая минута, проведенная с ним – это шаг прочь от Эрика. Но она не могла, попросту не хотела покидать его. Он был нужен ей как воздух. Всегда нужен. Даже если теперь его нет рядом. Прошло полтора года с того дня, как он покинул ее навсегда. И все говорили ей – друзья, ее родители, его родители – что ей нужно двигаться дальше, что она не обязана хоронить себя вместе с ним.

Анна, ты так молода, так прекрасна. Эрик бы желал тебе этого. Он бы хотел для тебя счастья, уж будь уверена, крошка

– говорила Анне его мать, Катрин, потрясающей красоты женщина, с мудрым добрым взглядом. Эрик унаследовал ее красоту, огранив ее мужественностью и ростом отца. Они создали совершенство, всегда думала Анна и не понимала, как можно отказаться от совершенства?

— Как ты смотришь на то, чтобы я показал тебе город? — улыбнувшись, сказал Сальваторе и провел двумя пальцами по предплечью Анны. Это прикосновение было подобно разряду тока. Девушка давно не чувствовала на своей коже ласк, которые может подарить только мужчина. По спине побежали мурашки. В груди застрял вздох. Делая над собой усилие, девушка наконец подняла глаза и посмотрела на мужчину.

— Признаться, я отстала от своей группы, и мне нужно найти их, добраться до гостиницы и отдохнуть.

— Дай мне шанс, Анна-bella, я покажу тебе этот городок таким, каким его не знают даже итальянцы. — Улыбка исчезла с лица Сальваторе. Он смотрел серьезно и вопросительно. Вдруг в его брутальных мужественных чертах появилась мальчишеское волнение… Искренность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Анна прикусила губу и, сощурившись, посмотрела куда-то за Сальваторе. Из-за его широких плеч виднелась небольшая мощеная улочка, уходящая вниз. Одна небольшая прогулка, подумала девушка, почему бы и нет? В конце концов она приехала отдохнуть, сменить обстановку, попробовать жить по-новому, примирившись с мыслью, что Эрика в ней больше не будет. Никто не заставляет ее делать ничего такого, чего бы она не хотела. Осталось только четко ограничить круг того, что Анне сделать все-таки хотелось…

— Si, — улыбаясь сказала Анна, припоминая простые итальянские слова, которые видела в разговорнике, который листала в автобусе во время поездки, и взглянула прямо в голубые глаза Сальваторе. Их кристальная голубизна, казалось, способна остудить даже в самый знойный день, такой как этот. Однако сейчас глаза вспыхнули огнем. Мужчина был счастлив. Он припал губами к тонкой бледной ладони, оставив Анне нежный поцелуй.

Девушка едва сдержала вздох. Напор Сальваторе несколько пугал ее, но больше манил. В нем не чувствовалось совершенно никакой угрозы.

Итальянская кровь так горяча

– подумала Анна и едва улыбнулась.

— С чего начнем, Сальваторе?

Мужчина хитро прищурился и потянул Анну за собой вниз по улочке. Они ныряли между небольшими постройками, прятались в прохладной тени, купались в лучах палящего солнца, ели мороженое и смеялись. Сальваторе говорил, кажется, обо всем, что видел вокруг. Создавалось ощущение, что он знает каждый дом, каждую улочку, каждую церквушку и памятник, встречающиеся у них на пути. Он рассказывал увлеченно и страстно. И Анна не заметила, как быстро прошел день. Впервые она смогла отвлечься от собственных мыслей и забыться в очаровании Италии.

— Ты родился здесь? — наконец спросила Анна и взглянула на Сальваторе. А после опустила взгляд на их сцепленные пальцы.

— О, нет, bella, я с другого берега.

— Тогда откуда ты столько знаешь об Италии, об этом месте?

— История многому учит нас, поэтому я стараюсь не пренебрегать ее дарами, — загадочно произнес он и улыбнулся.

Рука Сальваторе коснулась талии Анны. Он слегка притянул ее к себе. Когда между их лицами расстояние сократилось так сильно, что девушка смогла различить едва ощутимый мятный аромат его дыхания, Анна не смогла подавить тихий вздох. Мужчина отстранился и рассмеялся.

— Сейчас тебя ждет самый главный подарок, Анна, то, ради чего мы здесь, скажи, ты готова?

Раздосадованная и вместе с тем ощущавшая облегчение от того, что поцелуй не состоялся, Анна кивнула и позволила увлечь себя по светлой крутой лестнице. Они вышли на смотровую площадку, под которой расстилался весь городок Авеццано. Позади Анны вздымался горный хребет, припудренный снегом, впереди в закатных лучах тонули черепичные крыши домов. Удивительно, но смотровая площадка была пуста и безлюдна.

— Какая красота! — выдохнула девушка и зажмурилась от удовольствия. — Спасибо, Сальваторе, — прошептала она.

Через мгновение Анна ощутила спиной тепло его тела, он встал сзади, крепко взявшись за перила по обеим сторонам от девушки. Она чувствовала себя пойманной в ловушку, но почему-то ей это нравилось. Близость его тела пьянила и манила. Анна ужасалась сама себе, с трудом отгоняя мысль о том, чтобы запустить руки ему под футболку. Хотелось изучить рельефы Сальваторе так же подробно и с такой же доскональностью, с какой он изучал историю. Хотелось детально ознакомиться со всеми впадинами, выступами и утесами, погостить в каждом доме, полюбоваться каждым пейзажем... Анна повернулась к Сальваторе, решившая нырнуть в этот омут с головой несмотря ни на что, даже если после она будет об этом сожалеть.

Она не подозревала, что его лицо окажется так близко. От его губ шел жар, огонь желания. Его крепкие руки, сжимающие перила, были напряжены. Анна видела торчащие на них вены. Куртка Сальваторе, в которой девушка буквально тонула, давно перекочевала ей на плечи. Черная футболка на его внушительном теле, казалось, может в любой момент лопнуть, чтобы обнажить перед девушкой всю его красоту.

Анна положила руки Сальваторе на грудь и медленно провела ими вверх вниз. Она встала на носочки, чтобы их губы оказались на одном уровне. Рука мужчины легла Анне на поясницу, другая оказалась на ребрах. Он едва касался указательным пальцем ее груди. Внизу живота девушка почувствовала тяжесть, приятную истому, которая не умерла, как прежде думала Анна, а просто ждала. Ждала такого, как Сальваторе. Анна закрыла глаза, готовая к поцелую. Она хотела найти губы мужчины, ориентируясь не на зрение, а на другие чувства.

Рука Сальваторе медленно поднималась вверх, она искала то же, что и Анна, оставляя на коже девушки чувственные горячие следы. Губы мужчины коснулись ее шеи. Анна не смогла сдержать тихий стон. Ноги вдруг стали мягкими и податливыми. Однако девушка не боялась упасть. В горячих сильных руках Сальваторе она вообще перестала бояться.

Тихий хлопок заставил Анну открыть глаза, удивленная, она начала озираться кругом в поисках источника звука, но было уже слишком поздно… Тонкая острая игла вошла в ее длинную шею и оставила внутри яд. Снотворное. В горле запершило, голова закружилась, в глазах поплыли картинки. Лицо Сальваторе переплеталось с силуэтом гор и оранжевым светом заката. Анна в ужасе схватилась за плечи мужчины, пытаясь удержать равновесие, но ноги подкосились, а погружающееся в темноту небо, кажется, опрокинулось.

— Эрик, пожалуйста… — ослабевающим голосом прошептала Анна, прежде чем потерять сознание и обмякнуть в руках Сальваторе.

С неприличной легкостью мужчина закинул Анну на плечо и пошел вниз, где его ждал черный автомобиль. Сегодня он придет к боссу с прекрасным уловом. Рыбка оказалась такой простой добычей, что ему самому верилось в это с трудом. Он даже позволил себе немного поласкать ее и поцеловать – не портя товар, разумеется, босс бы этого не простил – просто, чтобы убедиться, что она не принесенный жарой фантом, не призрачный мираж, а молодая роскошная женщина из крови и плоти. Джозеф должен быть доволен. Он любит таких.

Сальваторе открыл заднюю дверь автомобиля и аккуратно положил Анну на заднее сидение. Сам не понимая своего порыва, он укрыл ее своей кожаной курткой и на несколько мгновений задержал свой взгляд на ее лице. Чуть дольше, чем было положено. Чуть дольше, чем следовало. Ее мягкие черты лица казались почти по-детски нежными. Унесенная в далекую страну грез, она не могла сейчас ни о чем беспокоиться. Теперь и Сальваторе ни о чем не беспокоился. Анна – его золотой билет, она откроет ему двери в мир

большой игры

. Посвящение, которое начнется завтра. С пустыми руками приходить нельзя. Конечно, Джозеф может отвергнуть его подношение. Но Сальваторе знал, что Анна та, что ему нужна. Ее светло-карие глаза не были пусты, в них мерцала тень какой-то тайны, а тайны манят, они вожделенны. Джозеф любит чужие тайны и, как скупец, дрожит над своими. Нет никого, кто бы разболтал его секреты – все они давно молчат и кормят своим телом рыб. Это цена, которую заплатил каждый, кто осмелился переходить дорогу Джозефу.

Сальваторе сел за руль, вставил ключ и несколько раз надавил на педаль газа, слушая мотор. Тот громко прорычал, разламывая на осколки ложащиеся на город сумерки. Поймав собственный взгляд в зеркало заднего вида, Сальваторе ухмыльнулся. Удача была на его стороне. Оставалось совсем немного, и он сможет оказаться в месте, способном открыть перед ним любую дверь.

Глава вторая

Джозеф сидел в своем кабинете, гладя на ускользающий алый луч заходящего солнца. Не пройдет и дня, как начнется Игра. Мужчина предвкушал ее. Кажется, теперь Игра стала единственным его проводником в мир настоящих чувств. Деньги, оружие, связи и влияние, простирающиеся далеко за пределы Италии – все это надоело ему к сорока годам. С самого детства Джозеф хотел большего. Он отказывался довольствоваться тем, на что соглашалось большинство. Он был жадным, был ненасытным. Однако его страстность и пыл были уравновешены незаурядным интеллектом и умением думать наперед. Джозеф всегда знал, когда нужно проявить осторожность, а когда необходимо действовать решительно и рисковать. Быть может, именно поэтому риск не был риском для него в привычном смысле слова. Ведь если продумываешь наперед, если знаешь большинство возможных исходов событий, сложно проиграть, а потому и сложно ощутить азарт.

Еще Джозеф был беспощаден. Он знал, что человечность – это слабость. Такой урок преподнесла ему жизнь, не успел он достигнуть возраста десяти лет. Это было в Америке, в месте, где он родился. Его отец был жестоким мафиози, но очередь пуль, направленных в грудь, оказалась жестче. Солнечный октябрьский день – Джозеф помнил, как сейчас – в руках рожок с разноцветным мороженым. Оно уже немного подтаяло и тонкой струйкой текло по руке. Джозеф наклонился посмотреть, не капнуло ли оно на коричневые шерстяные брючки. А затем были выстрелы. Малыш Джозеф не знал, сколько времени провел, крепко зажмурившись и вцепившись рукой в колени. Когда он наконец решился открыть глаза, вокруг кричали люди, мигали проблесковые маяки полицейских машин и карет скорой помощи, а мороженое растаяло целиком. Вафельный рожок размяк. Разноцветное мороженое стало красной лужицей. Потом были разбирательства, суды, строгие лица копов. И они с мамой сбежали назад в Италию. Под чужими именами с поддельными документами. В Италии они начали спокойную тихую жизнь, но Джозеф не был согласен с матерью. Женщина воздавала благодарственные мольбы богу за свою жизнь и за жизнь своего единственного сына. Джозеф же не знал, за что благодарить бога. Он хотел отомстить. Кажется, с того дня, как убили его отца, он, подобно вампиру, стал мучиться жаждой. Жаждой чужой крови. И Джозеф шел на поводу у своего желания изо дня в день из года в года, чтобы стать тем, кем он теперь стал. Грозой и ужасом каждого, кто живет в тени и готов поступиться законом ради собственной выгоды.

В семнадцать лет он отправился в Америку. Увидев ее небоскребы и снующие желтые пятна такси, он ужаснулся, не поверив, что когда-то его родители приехали сюда за лучшей жизнью. Италия была благородна, изысканна, она хранила историю и множество тайн. Америка же была подобна рэкетиру, угрюмому бандиту, который берет физической силой. Джозеф приехал в Америку по обмену – он учился блестяще, делал успехи в точных и естественных науках, а потому никого не удивило, что именно он получил грант на эту поездку. Днями он корпел над учебниками, бился с уравнениями, многоэтажными формулами и сложными задачами, а вечерами учился совсем другому ремеслу. Он с самого детства привык вести двойную жизнь, так сильно вживаясь в роль, что порой сам забывал, кто он есть и зачем он вернулся в Америку.

Найти тех, кто убил его отца, оказалось легкой задачей. Еще более легкой задачей оказалось их убить. Джозеф думал, что отнять чужую жизнь – легко. Особенно если эта жизнь тех, кто отнял жизнь самого близкого человека. Но Джозеф ошибся. Его рука дрогнула. Он помедлил и сам словил пулю, но все-таки сумел отомстить. Шрам на ноге стал для Джозефа напоминаем о том, какие неизведанные глубины прячутся в сердцах людей. Даже в его собственном. И это вызвало в нем живой интерес. Помимо денег и власти, помимо желания контролировать, ему, будто зараженному великой идеей ученому, хотелось постичь суть человеческого естества. Так и появилась Игра. Сначала только мысль, после конкретный план, и уже сейчас – на протяжении последних десяти лет – игра действительно стала Игрой.

Правило Игры были абсолютно просты: первое – будь собой и второе – попробуй выжить до конца любой ценой. Пятнадцать игроков. Пятеро охотников и десять ланей. Лани безоружны. Охотники вооружены до зубов. За ночь может умереть лишь одна жертва. И если захочет, она может отбиваться. Если сможет, пусть сражается за свою жизнь до конца. И пусть лани думали, что жеребьевка проходит случайным образом, на самом деле это было не так. Джозеф всегда решал, кому какая выпадет роль. И охотниками всегда были

претенденты

. Те, кто хочет связать свою жизнь с миром порока, насилия и вседозволенности. С миром Джозефа. Каждый из них читался, будто открытая книга. Игра была подобна сыворотке правды, детектору лжи. Она срывала маски и обнажала суть. Джозеф с удовольствием наблюдал за происходящим. Бывало, он участвовал в играх сам. Но такое случалось редко. В периоды, когда он вообще переставал что-либо чувствовать…

Лед звонко стучал по тонкому стеклу. Джозеф сделал глоток и набрал номер Марисоль. Одна из немногих женщин, сумевших выдержать испытание Игрой. Она оказалась кровожаднее многих мужчин. Истинная охотница. Она понравилась Джозефу в ту секунду, когда из всего представленного оружия выбрала короткий нож.

— Я хочу смотреть им в глаза, когда они будут умирать, — пожав плечами, ответила она на немой вопрос Джозефа относительно выбора оружия. Прочие выбирали пистолеты и винтовки. — А еще он легкий. — Добавила Марисоль.

Черные, как вороное крыло, волосы и такие же черные глаза в ореоле длинных ресниц на белом, как жемчуг полотне тонкого лица. Марисоль была похожа на фарфоровую куклу – такая же точеная и миниатюрная. Но внешность обманчива. За ее внешностью пряталась беспощадная хищница. Марисоль привела свою команду к победе и справедливо заслужила свое место подле Джозефа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Добрый вечер, Господин. — Через мгновение после вызова в кабинете появилась миниатюрная брюнетка в темно-синем, сшитом на заказ брючном костюме. Пуговица на ее белоснежной блузке была расстегнута чуть больше, чем позволял этикет, обнажая верх небольшой упругой груди в белом ажурном лифчике.

— Марисоль, я же просил, — Джозеф вздохнул, стараясь не думать о том, как было бы легко сорвать с женщины костюм, как идеально соответствует высота стола ее росту… Разумеется, он сдержал порыв, при этом прекрасно зная, что такое обращение было выбрано не случайно. Марисоль тоже любила играть в игры. В свои игры. Этим она и нравилась Джозефу. В самом начале, еще до Игры, она шептала это слово, прокладывая дорожку из поцелуев от его губ все ниже и ниже.

Мой господин

. И она была хороша, великолепна. По природе беспощадная, она была беспощадна и в своей страсти. Тогда Джозеф понял, что ни в коем случае не должен позволять их отношениям заходить за рамки деловых договоренностей. Сейчас он мысленно ухмыльнулся своим воспоминаниям и продолжил. — Где Сальваторе? Он один не доставил всех троих ягнят.

Ягнята – так называли тех, кому предстоит стать дичью в Игре. Пока они еще не согласились на игру, они жертвенные невинные младенцы. Им еще предстоит сделать выбор и решить, как они хотят умереть… Джозеф обожал смотрины. По-садистски долго он изучал досье на каждого, слушал слова своих претендентов на вхождение в семью, попутно делая множество выводов о том, что они из себя представляют, и нуждается ли он в них. Джозеф искал тех, кого смог бы назвать родными, не по принуждению крови, а по зову сердца, по внутренней синхронности и единомыслию. Такие люди встречаются редко – Джозеф прекрасно это знал – но все они куда ценнее бриллиантов.

— Я связывалась с ним четверть часа назад. Он доложил, что едет. В городе сегодня гулянья – они его немного задержали…— звонким ровным голосом чеканила Марисоль, пока Джозеф не перебил ее.

— Тебе не кажется, что он должен был рассчитать время с учетом возможных затруднений?

— Вы знаете, Джозеф, мне никогда ничего не кажется. Думаю, он хочет удивить Вас. Это в его натуре. Полагаю, сегодня Вас будет ждать по-настоящему аппетитный десерт.

Опять эта чертовка за свое, думал Джозеф, делая глоток из стакана. Крепкий напиток обжигал горло. Ему нравилась готовность Марисоль играть по мужским правилам, не теряя исключительно женского очарования. Ее жестокость граничила с патологией, впрочем, как и ее красота.

— Мне нравится Сальваторе, — честно признался Джозеф. — В этой Игре он мой фаворит. Если бы я мог поставить на него, я бы поставил.

Марисоль вежливо кивнула, немного опустив подбородок. Она не стала высказывать своего мнения относительно субъективности своего босса. Это был не тот случай, когда Джозеф нуждался в ее объективном и хлестким, как плеть, мнении. Женщина это прекрасно знала. Она считывала интонации и эмоции Джозефа, как чуткий датчик. Одно из многих качеств, за которое он ее ценил. Второе качество, за которое Джозеф любил ее. Любил так, как может любить начальник своего подчиненного. Не более.

— Будет жаль, — тут же добавил Джозеф, наконец осушив стакан, — если такой ценный экземпляр окажется пустышкой, не знающей, что такое пунктуальность. Ты ведь знаешь, Марисоль…

— Разумеется, босс, — она улыбнулась одними уголками губ, — лучше прийти на три часа раньше, чем на минуту опоздать.

— Ты, как всегда, попадаешь точно в цель, Марисоль. Впрочем, у него есть еще немного времени…

Глава третья

Сальваторе вдавил педаль газа в пол. Он не смотрел на часы, но знал, что его время на исходе. Как глупо, думал он, сжимая руль, как же глупо. Такая маленькая оплошность могла стоить абсолютно всего. Джозеф не прощает и не дает второго шанса – эта первое и главное правило, которое выучил Сальваторе, наблюдая из тени и выполняя мелкую грязную работу, лелея внутри план подобраться как можно ближе к Джозефу. Джозеф любил играть. Не он один, думал Сальваторе, не он один.

На заднем сидении тихо застонала Анна. Кажется, я вколол ей слишком мало, стиснув зубы, заключил мужчина и бросил быстрый взгляд на заднее сидение через зеркало заднего вида. Эта девчонка одурманила его. Грустно и больно было в этом признаваться, однако признать все же стоило – проведенный с ней вечер не был необходимостью. Он этого хотел. Хотел, потому что она тоже этого хотела. Между ними пролетела искра – это правда. Но она не сможет разжечь пламя, способное уничтожить его планы. Нет. Не сможет.

Сальваторе остановился у кованых ворот перед виллой Джозефа. Вилла стояла на уединенной оконечности полуострова на самой вершине пологого холма, за которым расстилалось Адриатическое море. Его волны хмуро шумели, разбиваясь об отвесные скалы. Внутри горел свет, значит, все уже собрались. Однако ворота были призывно открыты. Стоявшие возле них охранники с автоматами, кивнули и пропустили Сальваторе внутрь. На подъездной дорожке стояли автомобили. Они многое могли бы рассказать о своих владельцах. Сальваторе усмехнулся и открыл заднюю дверь, доставая все еще спящую Анну.

Он слегка пошлепал ее по щекам.

— Просыпайся, bella, нам пора познакомиться с одним очень важным человеком. — Ласково сказал мужчина. — Ты слышишь меня?

Анна едва могла разлепить глаза. Она что-то несвязно бубнила. Сальваторе показалось, что она говорит на итальянском, хотя он не мог быть в этом до конца уверен, и это его удивило. Днем при встрече девушка не понимала его итальянский. Мужчина скептически оглядел девушку. Футболка задралась и смялась, обнажая плоский красивый живот. Взъерошенные волосы торчали в разные стороны. Наконец Анна открыла глаза и, крепко вцепившись в локоть Сальваторе, прильнула к нему. То и дело она повторяла имя «Эрик». Кто этот чертов Эрик – думал мужчина – ее несостоявшийся бойфренд или почивший отец?

Мужчина прислонил Анну к дверце автомобиля и достал из багажника воду. Он мельком глянул на часы.

Еще пять минут. Я успею

.

— На, выпей, Анна. — Сальваторе поднес к губам девушки горлышко бутылки и дал ей немного воды. — Сейчас тебе будет лучше. Ты слышишь меня? Понимаешь, кто я?

— Сальваторе, — улыбаясь пьяной улыбкой, прошептала Анна и погладила его по щеке, где выступила небольшая щетина.

— Все верно, bella, сейчас мы зайдем внутрь, — указывая большим пальцем себе за плечо, сказал мужчина, — и ты должна вести себя тихо, хорошо?

Девушка кивнула и расплылась в широкой улыбке, продолжая повторять имя мужчины. Сальваторе впервые сталкивался с такой реакцией на снотворное, но отчасти это его даже веселило. Все, что происходило в его жизни необычного и выбивающегося из привычных рамок, заключил он, в конечном счете приносило ему только пользу, потому что он умел быстро адаптироваться и находить для себя выгоду. Поправив одежду и, как мог, прическу Анны, он взял ее под руку и повел внутрь здания. Встречают по одежке, Сальваторе это знал, но был готов преподнести своего третьего ягненка в таком виде, представив это как экзотическую упаковку. Джозефу нравилось его умение выкручиваться, и Сальваторе собирался на этом сыграть.

Часы пробили одиннадцать ночи ровно в тот момент, когда Сальваторе с повисшей на его руке Анной вошел в просторный зал, выполненный в классическом стиле. Высокие вазы с живыми розами окаймляли стены, на которых висели картины. Сальваторе знал, что это подлинники, а потому каждый раз с замиранием сердца смотрел на них, удивляясь тому, что тысячи и тысячи людей изо дня в день глазеют в музеях на подделки. Ценность искусства преувеличена, думал он. Ничто не истинно, все дозволено.

— Сальваторе, мой мальчик, — раскинув руки, громко сказал Джозеф и печально взглянул на Анну. — Усади синьорину…

— Анна. Ее зовут Анна, — сказал Сальваторе.

— Синьорину Анну в кресло. Я вижу, она измучена дорогой и совсем выбилась из сил.

Джозеф щелкнул пальцами. Через мгновение появились слуги. Они, не поднимая головы, быстро подошли к Сальваторе и Анне, усадили девушку в кресло и дали ей стакан воды.

Сальваторе бросил быстрый взгляд на собравшихся. Все они с любопытством разглядывали представшую перед ними картину, предвкушая гнев, который должен вот-вот обрушиться на мужчину. В отдалении, прячась в тени, отброшенной статуей Венеры Милосской, безусловно оригинал, стояла Марисоль и улыбалась. Сальваторе знал, что эта внешне хрупкая красивая женщина обращается с ножом лучше, чем хирург. Про себя он давно прозвал ее мясником. Только ей не нужно было острое лезвие – своей улыбкой она причиняла не меньшую физическую боль, чем ножом. Сальваторе кивнул Марисоль и взглянул на Джозефа.

Тот стоял над Анной, прижав сцепленные ладони к груди. Девушка пришлась ему по вкусу. Это не ускользнуло и от взгляда остальных четверых. Кажется, гроза пройдет стороной – подумал Сальваторе, но выдыхать не спешил. Джозеф был непредсказуем. И пускай технически Сальваторе не опоздал, успев оказаться в зале вовремя, Анны здесь не должно было быть. Как и положено ягненку, она должна ждать в овчарне. Хотя, само собой, сложно назвать овчарней роскошные покои, которыми искушает Джозеф своих жертв. В любом случае, это частичный, но все-таки промах, потому Сальваторе внимательно следил за каждым движением босса и ждал. Он не позволял себе нервничать, выказывая тем самым слабость, однако в настоящую минуту мог назвать себя хладнокровным с трудом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джозеф вновь щелкнул пальцами. Исчезнувшие так же незаметно, как до этого появившиеся, слуги вошли в зал вновь. Сальваторе знал, что у каждого из них вырезан язык. Слуги молчаливы, потому что они навеки безмолвны. Ничто не сможет изменить этого. Паранойя Джозефа по-настоящему пугала, хоть и была оправдана его прошлым. Но отрезать языки лично, чтобы убедиться, что их действительно нет – вспоминал Сальваторе один из кровавых эпизодов, свидетелем которого стал – это уже переходило все границы... После они готовили собственные языки и скормили их доберманам Джозефа. Где эти милые создания? – Сальваторе быстро просканировал взглядом зал, но псов не нашел. Возможно, они еще не вернулись с вечерней прогулки. А может… Может ужинают тем, кто оказался несговорчивым. Слуги увели Анну в покои, где после займутся ее приготовлениями к церемонии.

Интересно, какой наряд они для нее подберут. Надеюсь, волосы будут распущены

.

Сальваторе мысленно щелкнул себя по носу, ужаснувшись собственным фантазиям. Он только что представлял Анну почти обнаженной.

Возьми себя в руки, идиот!

Но это имя… И ее взгляд.

— Я не буду обсуждать с тобой причины столь позднего прихода, Сальваторе, — спокойно произнес Джозеф, садясь в кресло, где минутой назад сидела Анна. — Однако, — мужчина сделал паузу. От его внимания не ускользнул тот факт, что стоявший рядом с ним Сальваторе напрягся.

Он сдерживал свое внутреннее напряжение сколько мог, однако прекрасно знал, что обычно кроется за спокойным голосом Джозефа, а потому выдал себя. Сальваторе сделал глубокий шумный вдох через нос. Его брови хмурились. Глаза, не моргая смотрели прямо на Джозефа. За намеренно расслабленной позой пряталась боевая стойка, он готов был ко всему. Сальваторе не хотел начинать все сначала, не хотел оказаться поздним ужином для доберманов или ранним завтраком для рыб, но унижать бы себя не позволил – таково было

его

главное правило.

— Однако я не могу не задать тебе этот вопрос, Сальваторе…

Сальваторе ждал. Секунды тягуче капали, не желая становиться минутами. Мужчина заставлял свое сердце биться ровно и спокойно.

Все или ничего, Салли

– всегда говорил ему его коллега –

все или ничего, дружище

. Вот и сейчас: все или ничего.

— Скажи на милость, где ты откопал такую девочку? Я восхищен, мой милый мальчик, признаюсь, я восхищен.

Сальваторе сдержанно улыбнулся и кивнул.

Мой мальчик

– это смешно. Джозеф был старше не больше, чем на десять лет, но он всех называл «мой мальчик». У Джозефа не было детей. Сальваторе подозревал, что причины кроются где-то в старых главах его биографии, но в детали не вдавался. Между ними действительно была огромная разница. Не в возрасте, а кое в чем другом, в том, что может сделать разницу подобной непреодолимой пропасти.

Ты никогда не станешь мне отцом, Джозеф

.

— Пришлось глубоко нырнуть, чтобы достать это сокровище, — произнес он и слегка сощурился, ожидая дальнейшей реакции. Радость Джозефа могла быть мнимой. Это могла быть ловушка.

Остальные псы молчали. Не кровожадные доберманы, разумеется, а четверо, стоявших рядом с Марисоль мужчин. Она, кстати, тоже молчала. Они, все как один, выжидающе смотрели, жадные до зрелищ и чужой пролитой крови.

— И оно того стоило? — с вызовом спросил Джозеф и прикрыл глаза, как будто бы мучимый мигренью или сильной усталостью.

— Мне удалось Вас восхитить, босс, — ответил пикой на пику Сальваторе, — безусловно стоило.

Джозеф потер виски, осмысляя услышанное. Сальваторе ждал. Он знал, что только что сыграл по-крупному, и если он ошибся в выборе провода, то сейчас неминуемо последует смертоносный взрыв.

— Марисоль, напомни мне, дорогуша, как ты сегодня сказала?

— Это сказал Шекспир, господин, — проворковала Марисоль. Ее темные глаза сияли плотоядным огнем. — Лучше прийти на три часа раньше, чем на минуту опоздать.

— Тебе нравятся эти слова, Сальваторе?

— Полагаю, — выдержав паузу сказал мужчина, — что понятие «нравится» неприменимо к классике. Однако, если Вас интересует мое мнение – я согласен с Шекспиром, потому пришел вовремя.

— Хорошо, мой мальчик, очень хорошо. — Джозеф задумчиво взглянул на открывающийся из панорамных окон вид. Там вдалеке за цветущим садом шумело море. Сгустившиеся сумерки обнажили на небе первые звезды. Наконец, оторвавшись от собственных размышлений, мужчина заключил. — Итак, господа. Поскольку каждый из вас предложил мне достойный депозит в виде трех очаровательных ягнят, я готов с радостью сообщить что летняя Игра состоится. Меньше, чем через сутки мы встретимся с вами в этом зале, где пройдет жеребьевка, и слепой случай решит, как именно распорядиться нашими судьбами.

Кто-то из псов радостно заулюлюкал. Со стороны Марисоль послышались слабые аплодисменты.

Она разочарована тем, что Джозеф не разорвал мне шею голыми руками

– догадался Сальваторе, не удостоив молодую женщину взглядом

. Неужели ты совсем не боишься разбиться, фарфоровая кукла? Не боишься, что все твои ядовитые змейки выползут наружу и расползутся по миру?

— Однако в этот раз я решил внести некоторые изменения в правила игры.

Сальваторе замер. Нехорошее предчувствие вдруг овладело им.

Джозеф – садист, и это, надеюсь, очевидно.

Проблема в том, что никогда нельзя знать наверняка, кого коснется его больная фантазия. Он может сыграть и против охотников, чтобы убедиться в их качествах, чтобы расставить для себя все точки над «i».

— Поскольку в этот раз мои прекрасные охотники принесли столь чудные дары, я решил, что им нужно подарить хотя бы крохотный шанс на жизнь, ведь правда, дорогие?

Джозеф оглядел присутствующих в ожидании ответа. Голос подал один из псов. Сальваторе он не нравился, но по крайней мере он был единственным, кто мог хотя бы немного вызывать уважение – он не выслуживался перед Джозефом, но делал свою работу с упоением. Габриэль. Мысленно Сальваторе смаковал только что произнесенные слова, пытаясь понять степень их отношения к нему лично. Что-то внутри подсказывало, что прекрасные дары – это один-единственный дар. Анна. Его Анна.

Моя? Подбирай слова…

— Босс, если в Игре появится Доктор, то мне хотелось бы знать, как это будет работать.

— О, мой догадливый любопытный мальчик, — проворковал Джозеф. — Все это вы узнаете завтра на церемонии. И знайте. Завтра вас будет ждать еще один сюрприз.

Подонок

. Сальваторе вышел из зала и направился к выходу. Ему хотелось на воздух. Хотелось курить. Мысли бесновались в голове. Мужчина сел в машину и завел мотор. В бардачке он нашел пачку красных Marlboro и зажигалку. Характерный щелчок металлической зажигалки успокаивал. Сальваторе крутил ее между пальцами, пуская под потолок кольца дыма. Так он приводил мысли в порядок. Старался не злоупотреблять вредной привычкой, но порой обстоятельства вынуждали.

Отъехав от виллы на безопасное расстояние, Сальваторе наконец позволил себе расслабиться и подумать о том, о чем хотел подумать, как только ощутил бегущий по спине холодок после произнесенных Джозефом слов.

Безопасное? Если ты нужен Джозефу, для тебя не существует безопасного расстояния.

Однако о собственной безопасности Сальваторе беспокоился в последнюю очередь. Он знал, что собой представляет Джозеф, поэтому не боялся за себя, а вот Анна… Завтрашний сюрприз наверняка будет связан с ней. Джозеф ведь должен отомстить за столь поздний приход.

Он накажет меня, и это так же закономерно, как восход солнца на востоке. Вопрос в том, почему через нее? С чего он взял, что она что-то для меня значит? Неужели этот подонок так прозорлив?

Сальваторе взглянул на свое отражение. Он гнал по пустынной дороге на скорости выше ста километров в час.

Не неси чепуху

– подумал мужчина –

ублюдок просто играется с тобой. И решил свести тебя с ума, убедив в том, что она тебе нравится. Расслабься. Через неделю все закончится. Ты совсем побледнел, дружище, выкури еще одну сигарету.

— Как ты там, Анна-bella? — Сальваторе удивился тому, с какой легкостью вылетел из него этот вопрос, вдавил педаль газа в пол и закурил.

Глава четвертая

Анна шла по темному узкому коридору, слыша впереди стоны и детский плач. Ее сердце сковывал ужас, но она чувствовала, что должна идти вперед. Позади ей слышались чьи-то тихие шаги. Стены, укутанные темнотой, казалось, прятали в себе черные злые тени. Анна чувствовала, что за ней наблюдают. Она ускорила шаг, пытаясь отыскать источник света, но его не было. Она шла на звуки, они не предвещали ничего хорошего, но по крайней мере, принадлежали кому-то живому, знакомому. Анна споткнулась обо что-то, лежавшее на полу, и упала, больно ушибив колени.

— Милая, это ты? — послышался голос. Его голос. Голос Эрика. Анна подняла глаза и увидела своего любимого лежащим на полу и прикованным цепями по рукам и ногам. Его тело кровоточило, на коже тут и там виднелись следы зубов и когтей.

— Эрик, это я, Анна, слышишь меня? — девушка почувствовала подступающий к горлу комок и, забыв о собственной боли, попыталась подняться и освободить своего жениха. Однако, чем больше усилий она предпринимала, чтобы приблизиться к нему, тем дальше он становился и тем сильнее кровоточили его раны. — Помоги мне, Эрик! — взмолилась девушка. — Помоги освободить тебя.

Эрик засмеялся. Его смех был болезненным и злым. Анна не узнавала его. Вдруг лицо любимого исказилось, превратившись в лицо Сальваторе.

— Анна-

bella

, подойди ко мне, у меня есть для тебя подарок.

Девушка повиновалась и подошла ближе, чувствуя парализующий душу и тело страх.

— Возьми же его, скорее, — мужчина протянул Анне небольшой сверток. Сверток был теплым и шевелился. Анна приподняла уголок одеяла и увидела малыша. Малыш плакал, совсем крохотный, розовый и милый. Он был безумно похож на Эрика.

— Любовь моя, — услышала Анна над ухом родной и до боли любимый голос. Эрик обнимал ее сзади и гладил по волосам. — Посмотри в отражение, так будет выглядеть наше семейное фото. Девушка подняла глаза и увидела старинное зеркало в обрамлении кованой цветочной рамы. Она стояла в свадебном платье и держала на руках свернутого в окровавленную фату мертвого младенца. Их с Эриком младенца. Сзади стоял Сальваторе и громко смеялся. — А ты знаешь, Анна-

bella

, мой маленький секрет? Скажи, ты знаешь, кто меня убил?

Анна открыла глаза, обнаружив себя лежащей в роскошной двуспальной кровати с бархатным балдахином. Ее тело было покрыто холодной липкой испариной от приснившегося только что кошмара. В ушах все еще стоял жуткий смех Эрика в обличии Сальваторе.

Ты знаешь, кто меня убил?

Стоило ей приподняться, как за опущенным балдахином послышались тихие шаги. В голове тут же всплыли картинки произошедшего накануне. Сальваторе… Сердце сжалось. Девушка вспомнила их поцелуй и поняла, как жестоко обманулась, приняв пыл мужчины за проявление симпатии. Нет. Он обманул ее. Воспользовался ей. И теперь она в плену. Рука потянулась к груди. Анна всегда делала так машинально, когда волновалась. На шее висела цепочка с помолвочным кольцом, напоминание об Эрике, ее личный амулет. Цепочки не было… Анна с тоской вздохнула и впервые ощутила настоящий страх, граничащий с паникой.

Конечно, она понимала, что все это глупо, но роскошность убранства, шелковые простыни, бархатный балдахин – это пугало ее больше, чем темный сырой подвал, влажный плесневелый матрас и цепи, которыми она была бы прикована к батарее. Выходит, Сальваторе богат, а значит, в его руках большая власть, а потому шансы выбраться резко падали. Какой бы золотой ни была клетка, она все-таки клетка. И говоря на чистоту, если она золотая, значит, выбраться из нее почти невозможно. Анна сглотнула, стараясь унять бешеное сердцебиение.

Кто-то отодвинул балдахин, впустив солнечный свет. Девушка сощурилась. Когда глаза привыкли к свету, она увидела двух женщин. Вся их внешность от одежды до поз была скромной и умеренной.

— Где я? — стараясь придать голосу хладнокровия, спросила Анна. Ответа не последовало. Ни одна из женщин даже не дернулась, услышав вопрос. — Вы меня слышите? Вы можете сказать, где я?

Женщины продолжали молчать, занимаясь тем, чем должно. Они взбили подушки, дали Анне стакан прохладной воды со льдом и лимоном, положили подле нее шелковый халат. Девушка взяла стакан воды, он приятно холодил ладонь, однако Анна не спешила пробовать его содержимое, почему-то уверенная, что в нем может содержаться снотворное или наркотик. С другой стороны, думала Анна, если

он

захотел бы, то вколол бы что-то опять, бесцеремонно и жестоко, так, как сделал это вчера. Анна понимала, что сейчас полностью находится в его власти – во власти Сальваторе – и не подозревала о том, что вскоре ей предстоит встреча с тем, кто на самом деле стоял за происходящим.

Анна пригубила воду. На запах и вкус вода была…водой с лимоном. Убедившись в этом, девушка сделала сначала небольшой осторожный глоток, а после залпом осушила стакан. После вчерашнего ее мучила жажда. Слуги вышли, оставив ее наедине с собой. Девушка пошла в ванную комнату и встала под горячие струи воды. Она закрыла глаза и, уперевшись ладонями в белый кафель, постаралась расслабиться. Мысли роились в голове, каждая из них была пронизана страхом. И желанием… Перед глазами всплывал образ Сальваторе, а в руках все еще будто бы ощущалась твердость и тепло его тело.

Немыслимо

– корила себя девушка –

я должна выбраться отсюда, чего бы это мне ни стоило

. Если придется, она готова была сыграть в любовь, даже не подозревая, что прямо сейчас на нее были устремлены две пары жестоких изучающих глаз. Они смотрели на нее, полностью лишенные сострадания с жестоким интересом, с маниакальным любопытством.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что думаешь, моя прекрасная Марисоль? — спросил Джозеф, сделав небольшой глоток из стакана.

— Вы хотите сделать ее охотницей? — предположила женщина, от внимания которой мало что ускользало.

Она знала, что объявление о сюрпризе могло коснуться кого угодно. Разумеется, первым в списке кандидатов был Сальваторе, проигнорировавший все правила приличия и едва не опоздавший на встречу. Марисоль знала, как сильно Джозеф печется о времени, знала, что его пунктуальность патологична. Однако женщина так же знала, что ее босс слишком умен, чтобы топорно мстить, а потому он мог придумать любую изощренную пытку, и самое страшное – мог обрушить ее на того, кто этого совсем не ждет. В этом и состояла суть его власти: Джозефа боялись все и всегда. Боялись постоянно. Вопрос Марисоль был осторожен и внешне невинен, однако на самом деле она должна была узнать, не коснется ли наказание Сальваторе ее саму.

— Моя прекрасная, моя умная Марисоль! Ты не перестаешь меня удивлять, моя девочка. Иди ко мне, присядь рядом, — Джозеф похлопал себя по колену, предлагая ей сесть.

Марисоль прекрасно знала, что Джозеф не позволил бы ей воспользоваться самым простым оружием, которым пользуются женщины в борьбе с мужчинами, и этим он вызывал в ней неподдельное восхищение и уважение. Умение ее босса держаться профессионально и хладнокровно лишь подогревало в ней страсть и желание. Поэтому она не упускала возможности вести себя несколько провокационно. Это было их личной игрой. Игрой для двоих. И она знала, что Джозефу эта игра нравится, иначе он бы прекратил игру, а возможно не только ее…

Присев к Джозефу на колено, оно ощутила бедром всю мощь его предвкушения предстоящей Игры. Женщина ощутила легкий укол ревности, понимая, что немалая часть заслуг принадлежит этой девчонке, Анне, которая сейчас, стоя обнаженная в душе, намыливала собственные прелести, даже не подозревая, что за ней следят.

— Вы бы хотели немного отдохнуть перед Игрой? — абсолютно будничным и равнодушным тоном спросила Марисоль, слегка, почти незаметно надавливая бедром на выступающий под брюками босса бугор.

— О, нет, Марисоль, — ласково ответил Джозеф.

Женщина вздохнула, слегка разочарованная и немного раздосадованная, но больше взволнованная. Она прекрасно знала, кого Джозеф заставит отдохнуть перед Игрой. Его рука опустилась на ее колено и медленно поползла к резинке чулка.

— Я рад, что сегодня ты надела юбку, моя девочка. Знаешь, почему?

Нет, Марисоль не догадывалась – она прекрасно знала. Знала, что Джозеф разъярен и зол, что его возбуждение равносильно предзнаменованию скорой мучительной смерти, что это вопрос-ловушка, а ответ, который она должна дать без промедлений может стоить ей многого, если она ошибется.

Марисоль лучезарно улыбнулась и кивнула Джозефу, чувствуя под юбкой его грубую горячую ладонь. Технически она ответила на вопрос, сейчас оставалось ждать, каким будет вердикт.

Его

вердикт.

— О, как непрофессионально, — облизывая пальцы, посетовал мужчина.

— Я предвкушаю начало Игры не меньше, чем Вы, босс, — спокойно ответила Марисоль.

— Ты знаешь, моя девочка, я не терплю лести, однако готов сделать для тебя поблажку, как для моей любимицы, если ты скажешь мне, что я придумал для нее.

Джозеф указал на монитор двумя пальцами, которые минуту назад облизал. Это было унизительно. Марисоль хотелось поучаствовать в Игре и лично убить девчонку, делать это мучительно и долго, чтобы отомстить за то, что происходило сейчас. Но она знала, что это невозможно. Джозеф слишком ценил Марисоль, чтобы подпускать ее к участию в Игре еще хотя бы раз.

— Я жду, Марисоль, — сказал Джозеф и посмотрел прямо в глаза женщине.

— Вы хотите сделать ее охотницей, босс, как я уже и сказала. И зная Вашу изобретательность, думаю, что она станет охотницей иного рода. — Марисоль замолчала, не желая развивать эту мысль дальше. Лицо Джозефа стало для нее непроницаемым, а потому она не знала, права ли в своей догадке. Ее уязвимое положение не давало ей право на ошибку. Не сейчас. Джозеф умел делать больно. Он любил делать больно. Даже тем, кого считал своей семьей. Особенно им.

— Ты так умна, так проницательна, Марисоль. Иди же, проверь, чтобы все было идеально.

Женщина кивнула и встала, она медленно прошла к двери и выдохнула лишь тогда, когда услышала, как за ней закрылась дверь. Нужно найти Габриэля, думала она, чтобы помочь ему победить в Игре и уничтожить девчонку, а после Сальваторе. Марисоль не терпела унижений и хотела отомстить.

Сальваторе сидел с чашкой кофе на летней веранде и хмуро разглядывал кольцо. Оно налезало ему только на мизинец. Кольцо Анны. Судя по камню помолвочное.

Эрик… Он бросил тебя,

bella

? Оставил тебя одну в таком красивом городе? Должно быть он круглый дурак.

До церемонии оставалось восемь часов, и мужчина чувствовал накатывающую волнами нервозность. Он шел к этому моменту слишком долго, чтобы все так запросто разрушилось. Однако, Анна… Она полностью выбивалась из плана. Все должно было быть не так. Кажется, в какой-то момент Сальваторе забыл, в какую игру играет, а главное, забыл,

с кем

. Теперь он почему-то ощущал свою ответственность за эту девушку, чувствовал, что должен сделать так, чтобы она смогла выжить, хотя не был до конца уверен, что сможет сохранить ей жизнь, если обстоятельства потребуют от него радикальных действий.

Сальваторе спрятал кольцо и цепочку во внутренний карман куртки. Черный цвет – его неизменный компаньон. Только так Сальваторе мог чувствовать себя невидимым для чужих глаз, он растворялся в темноте, хотел быть ее частью. Кольцо тихо брякнуло, став напоминанием и непроизнесенным обещанием. Сальваторе решил, что вернет это кольцо девушке, если они оба смогут выжить…

Анна подошла к двери и нажала на ручку. Замок поддался и щелкнул. Девушка вышла в просторный коридор, по обеим стенам которого висели картины. Многие из них были знакомы Анне. Подойдя к одной из них, она замерла: репродукция была выполнена слишком качественно, а значит…

— Вы правы, синьорина Анна, это оригинал, — услышала девушка мужской голос и вздрогнула.

В дальнем конце коридора она увидела высокого мужчину, он был несколько худее, чем следовало бы, чтобы казаться сильным, однако стоило ему подойти, Анна тут же поняла, что первое мнение было ошибочным. Его походка была плавной и вместе с тем твердой, он двигался, как настоящий хищник. Острые черты лица, обрамленные черными волосами с несколькими седыми прядями, делали его похожим на люцифера. Девушка поежилась, ощутив на себе взгляд его холодных зеленых глаз.

— Позвольте представиться, синьорина, — поклонившись сказал мужчина, когда расстояние между ними не превышало полуметра, — меня зовут Джозеф.

— Рискну предположить, — стараясь не терять самообладания, произнесла Анна, — раз Вам известно мое имя и то, что данная картина – подлинник, значит, все это принадлежит Вам. — Девушка окинула взглядом пространство коридора, имея в виду недвижимость, однако с ужасом поняла, как двояко звучала фраза.

— Вы проницательны, синьорина. — сказал Джозеф и после паузы добавил, делая акцент на каждом слове. — Все это принадлежит мне. — В отличие от Анны, он не смотрел по сторонам и не окидывал взглядом стены. Джозеф смотрел только на нее, прямо и холодно, не моргая.

Анна с трудом выдержала его взгляд, чувствуя, как по позвоночнику бегут мурашки. Она понимала, что находится во власти жестокого человека. Его вежливость и хорошие манеры лишь подчеркивали правильность ее мысли и заставляли ужаснуться: чем дольше он умеет ждать, тем страшнее и мучительные будут пытки, которым он ее подвергнет.

— Окажете мне честь, синьорина? — любезно поинтересовался Джозеф. — Разделите ли Вы со мной завтрак?

— Почту за честь, — ответила Анна и сжала ладони в кулаки. Они были ледяными. Кровь отхлынула, а сердце, напротив, бешено билось.

— Прошу, — Джозеф жестом пригласил Анну проследовать за ним. — Как вам Италия весной, синьорина?

Анна чувствовала себя на допросе. Несмотря на то, что Джозеф держался безукоризненно вежливо, она догадывалась, что каждый обращенный к ней вопрос имеет подтекст и смысл, лежащий глубже озвученных слов. Чутье подсказывало ей, что вскоре он поставит ее перед выбором. И выбрать ей придется правильно, ведь цена ошибки будет слишком высока.

Когда они вышли на просторную светлую веранду, первое, что увидела Анна – большой стол, ломящийся от многообразия блюд, за ним девушка увидела пятерых доберманов, смирно сидящих в ожидании хозяина. Девушка сглотнула, представив, как их не знающие жалости челюсти смыкаются вокруг ее горла. Вспомнился сон. Анна шумно вздохнула.

— Вам нехорошо, синьорина? — поинтересовался Джозеф и усадил девушку за стол. Его брови нахмурились, лицо выражало сильную озадаченность. Он выглядел так, будто действительно беспокоится. И это пугало Анну больше всего. Она взглянула на Джозефа и почему-то вспомнила слова Эрика. Он рассказывал ей про дело, которое расследовал, и про преступника, которого с трудом поймал:

я их группирую, крошка, вот этот был из тех, что любит поиграться. Они все чуткие психологи. Но любители игр обычно еще и садисты

. Какой точный портрет. Анна не сдержала слабой улыбки.

— Всегда чувствую слабость, ночуя в новом месте, — ответила она и взглянула на Джозефа.

— Мне это знакома, синьорина Анна, понимаю Вас. Так все же… Как Вам Италия? Приходится по вкусу?

— Si, — ответила девушка и продолжила на английском.

Она рассказала о том, что видела, какие красивые снимки сделала, говорила легко и непринужденно, будто бы с приятелем. Девушка удивлялась, что это не составляло для нее никаких трудов. Джозеф кивал и делал небольшие ремарки, в разговоре он держался приветливо и дружелюбно. Когда трапеза подошла к концу, Джозеф встал рядом с доберманами и жестом пригласил Анну к себе. Девушка старалась сохранять самообладание и отгоняла от себя жуткие жестокие картинки.

— Время десерта, gioia mia. Неужели Вам не нравятся десерты?

Анна держалась за спинку плетеного кресла и смотрела на Джозефа, не зная, что ее ждет, не торопясь подходить к доберманам. Они сидели неподвижно и смотрели на своего хозяина.

— Синьорина, прошу, — Джозеф вытянул ладонь и поманил девушку к себе. Когда она наконец подошла, он добавил, — А теперь прошу на колени.

Анна с ужасом посмотрела в глаза мужчины, пытаясь понять, шутит он или нет. Джозеф смотрел серьезно, разумеется, он не шутил. От слова «десерт» теперь затошнило. Анна медленно опустилась на колени. Джозеф заботливо протянул ей подушку, взятую с одного из кресел, и что-то сказал по-итальянски. Догадаться было несложно. Анна положила подушку под колени и замерла. Страх перемешивался с отвращением и пульсировал в висках. Она шумно сглотнула, стараясь не выпускать из поля зрения псов, которые теперь с любопытством наблюдали за ней, однако все, что она сейчас отчетливо видела – белые брюки Джозефа и элегантный ряд пуговиц прямо напротив глаз.

Почувствовав его теплую ладонь у себя на подбородке, первым порывом было оттолкнуть руку, но Анна сдержалась. Джозеф поднял ее голову и заставил смотреть ему в глаза. Он улыбнулся, а после указал свободной рукой под стол. Анна не пошевелилась, тогда мужчина, сжав подбородок девушки чуть крепче, заставил ее посмотреть. Анна увидела металлическое ведро, до краев наполненное сырым мясом.

— Покормите их, синьорина Анна, они голодны.

Девушка медленно потянулась к ведру.

— А вы знали, что доберманы названы так в честь Карла Добермана? Он отлавливал бродячих псов, дрессировал и пытался вывести новую породу собак. Как считаете, у него получилось, синьорина?

— Si, — кивнула Анна и запустила руку в ведро, ощущая кожей холодную скользкую поверхность сырого мяса. Руки девушки дрожали. Она протянула кусок и кинула его подле одного из псов.

— О, нет, синьорина! Они едят только с рук. Давайте же, смелее! И не вздумайте подниматься. Если встанете с колен, они воспримут это как угрозу и нападут.

Джозеф расхохотался.

Когда Анна подползла на четвереньках к собакам и вытянула ладонь с большим куском мяса, она услышала, как собаки заскулили. Одна из них вопросительно склонила голову. Анна протянула мясо ей. Затем второй. Собаки благодарно принимали у Анны еду и не выказывали агрессии. Джозеф продолжал смеяться, а после добавил серьезным голосом:

— Я тоже своего рода Карл Доберман.

Глава пятая

Сальваторе старался ехать не слишком быстро, однако нога упорно выжимала газ, заставляя мотор рычать, быстро оставляя позади десятки метров дорожного полотна. После вчерашнего, он знал, если приедет на Церемонию первым, то покажет Джозефу свою слабость, признает свое вчерашнее опоздание. Ранний приезд будет сродни капитуляции. То же случится, если он приедет последним – это Сальваторе знал прекрасно. Джозеф сочтет это неподчинением и хамством, брошенной в лицо перчаткой, унизительным плевком. Взаимоотношения с Джозефом были подобным шахматной партии двух гроссмейстеров. Только ставка… Ставка в этой шахматной партии была слишком высока.

Солнце медленно клонилось к западу, окрашивая небо ярким оранжевым светом, темнеющим к горизонту. Сальваторе не был суеверен, однако не мог игнорировать символичность. Алый закат накануне жестокой, кровопролитной Игры. Да еще этот чертов сюрприз. У Джозефа не было приятных сюрпризов. Приятных для других. И как назло – думал Сальваторе, скалясь и злясь на себя – в голове только эта девчонка. Он думал об Анне с самого утра. Она стала первой мыслью, ярким, почти физически ощутимым образом, с которыми мужчина проснулся.

Если она пройдет отбор, если не искусится его ложными обещаниями, если не поведется на провокации Джозефа, то у нее будет шанс, я помогу ей выжить.

Только Сальваторе не учел, что Джозеф решил иначе.

Зал, где проходила Церемония, был освещен сотнями свечей. Черный воск капал на мраморный белый пол, отражающий мерцание огней и силуэты собравшихся на Церемонию. В самой глубине зала, погруженные в темноту, сидели почетные гости, их лица были закрыты маскарадными белыми масками, а тела укрыты черными шелковыми плащами, однако Джозеф знал каждого по имени, знал все их грязные и мелкие пакости и огромные жуткие секреты – такова была его цена за нахождение здесь. И они платили, платили сполна.

В центре зала на расстоянии полутора метров друг от друга стояли пять стульев с высокими спинками. Они были пусты. Через несколько мгновений, когда Церемония будет объявлена открытой, их займут претенденты – пятеро счастливчиков, которым удалось дойти до Игры. Пятеро тех, кто удостоился шанса побороться за место подле Джозефа. Одним из них был Сальваторе. Сейчас он стоял в своей комнате ожидания и следил за собственным отражением. Поправив галстук и пригладив полы пиджака, он взглянул себе в глаза, пытаясь понять, насколько они непроницаемы для чужих глаз. Прозвенел звонок.

Ох, малышка Марисоль из всего делает представление

. Сальваторе вышел из комнаты и направился вперед по узкому темному коридору. В зал он зашел третьим. И это не обрадовало его: его стул будет центральным, а значит, сюрприз, о котором говорил вчера Джозеф, точно предназначается ему.

Что ж…

Черная маска с жутким оскалом вместо рта портила обзор, однако это было необходимой частью церемонии. Единственным, кто в этот вечер мог быть без маски – Джозеф и ягнята. Ведь, как считал сам Джозеф, он единственный, кто не носит маски, как и ягнята, пока они невинны и не искушены. Сальваторе занял свое место и приготовился.

Голос Джозефа прозвучал грозно. Из-за высоких сводчатых потолков, какие бывают в церквях и храмах, его голос звучал будто бы сразу отовсюду. Мужчина рассказывал гостям об Игре, жестикулируя и рисуя в воздухе круги, он объяснял, для чего создавалась Игра и какие глубинные смыслы она в себе прячет. Гости аккуратно хлопали. Когда вступление подошло к концу, Джозеф щелкнул пальцами, и в зал стали входить молчаливые слуги, все они вели на поводке по трех ягнят – отловленных каждым из пяти претендентов людей. Пятнадцать невинных жертв, пятнадцать людей, просто оказавшихся не в том месте, не в то время. Одиннадцать мужчин и четыре женщины.

Сальваторе искал глазами Анну, она шла в последней тройке. Ее тонкая шея, закованная в мощный ошейник, от этого казалась еще тоньше. Девушка, как и остальные жертвы, была абсолютно нага. Ее тело было прикрыто лишь тонкой шелковой накидкой, которая то и дело вздымалась при малейшем движении. Слуги поклонились и ушли.

— Очаровательно! — заключил Джозеф на итальянском и тут же перешел на английский язык. Эта информация предназначалась для всех, в том числе и для только что пришедших. — Прежде чем начнется Игра, мои драгоценные, мне хотелось бы убедиться, что вы действительно готовы в нее сыграть. Сейчас каждому из вас будет предоставлен выбор. Вы вольны уйти.

Один из приведенных ягнят зло хихикнул. Это был мужчина. Светловолосый, ладный. Ему было не больше тридцати. Покрытые щетиной щеки горели огнем. Мужчина выругался, кажется, на шведском.

Джозеф проигнорировал брошенные ему оскорбления, его лицо выражало лишь радушие и радость. Он подошел к мужчине, бесцеремонно оценивая его достоинство и, удовлетворенно хмыкнув, спросил.

— Вы хотите покинуть Церемонию? — голос звучал ласково, почти нежно. Сальваторе поморщился, представив, сколько жестокости таилось за этой псевдодружелюбной репликой.

Уже три года он знал Джозефа и успел выучить многие из его повадок и привычек.

Мужчина злобно засмеялся и наконец произнес на ломанном английском.

— Хочу? Конечно, хочу. Ты раздел меня, ублюдок. Ваша извращенная тусовка мне не по вкусу.

Джозеф опустил голову, будто прислушиваясь и осмысляя произнесенную только что фразу. Он неспешно покачивал головой, соглашаясь с собственными мыслями.

— В таком случае ты можешь идти! — воскликнул он и простер к высокому потолку руки. Одна из слуг подошла к мужчине и расстегнула ошейник, а после аккуратно положила цепь на пол и отошла в стене, растворившись в пространстве будто призрак.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сальваторе ужасала их покорность и вместе с тем восхищало умение Джозефа

так

дрессировать людей. Однако все его внимание сейчас было приковано к Анне. Ее тело, подчеркнутое дрожащим светом свечей, казалось нежным, как лепестки цветом. Два темных ореола сосков выглядели игриво и маняще. Сальваторе представил, как девушка могла бы стонать, если бы почувствовала прикосновение его языка к своим соскам.

— Благодарю, сэр, — непонимающе сказал мужчина и направился к выходу, однако остановился, когда почувствовал на своей шее давление.

Завязки его шелковый накидки плотно натянулись, потому что Джозеф наступил на подол халата и не собирался его отпускать, пока…

— Прежде чем уйти, ты должен заплатить, — ласково произнес Джозеф. — Выбери двоих и убей их. Любых.

Мужчина опешил, его светлые глаза в ужасе округлились, руки задрожали. Сальваторе недовольно хмыкнул, хотя и не мог осуждать мужчину за испуг. Вряд ли бы он был сильно рад, окажись на месте этого незадачливого шведского туриста. Сальваторе знал, что это ягненок Габриэля и пытался представить, как тому удалось с легкостью расправиться с таким крупным типом. Сам Габриэль был довольно худощав, почти по-женски строен.

Наверно, вусмерть напоил его в баре. Выпивка за мой счет, дружище, это итальянское гостеприимство! –

думал про себя Сальваторе, стараясь игнорировать стоящую слева Анну. Однако взгляд то и дело возвращался к ней.

— А если я не хочу? — почти жалобно спросил мужчина.

Джозеф расхохотался.

— Выбирай: твоя свобода в обмен на две чужие жизни или ты остаешься в Игре?

— А Вы предоставите такой же выбор каждому из участников? — вдруг спросил мужчина, озираясь по сторонам и пытаясь найти поддержку то ли у сидящих в глубине зала гостей, то ли у остальных ягнят.

Только они молчали, старались не смотреть на него. Какая-то женщина тихо плакала. По ее щекам катились крупные слезы, которые блестели в свете свечей. Однако Анна не плакала. Сальваторе смотрел на ее серьезный и хмурый взгляд. В нем читалась непоколебимость и хладнокровие стали, кажется, она была разгневана, но уж точно не была напугана. И это, вдруг понял Сальваторе, безумно возбуждало его. Ему захотелось, чтобы она смотрела на него так же, чтобы укротила его пыл, задушив своим красивыми покатыми бедрами его мужское естество.

— Прекрасный вопрос, — аплодируя, произнес Джозеф. — Все верно, мой мальчик.

Мужчина охнул и начал пятиться. Один из ягнят вдруг сделал резкий шаг вперед и обхватил своей мускулистой рукой шею испуганного шведа. Несколько минут тот, извиваясь, кряхтел, пытаясь выбраться из стальной хватки, а после обмяк и затих. Мужчина с отвращением отпустил руки, наблюдая за тем, как тело шведа распласталось на полу. Его взгляд метнулся к другим ягнятам. Он остановил свой выбор на Анне. Закономерный выбор – ведь она была одна из немногих женщин, находящихся здесь, и самой миниатюрной. Анна не сдвинулась с места ни на шаг. Она подняла голову и с вызовом посмотрела мужчине прямо в глаза, а потом что-то тихо и со злостью прошептала ему.

Сальваторе не расслышал слов, но его удивило, что мужчина дернулся назад. И только опустив глаза вниз, он догадался, что именно сказала Анна и почему она до сих пор жива. Девушка сжимала мошонку мужчины, готовая, казалось, вырвать ее подчистую голыми руками. С новой силой возбуждение нахлынуло на Сальваторе, он ощутил, как кровь быстрыми волнами приливает к паху. До определенной степени ему хотелось сейчас стоять там, оказаться обнаженным перед Анной, вверяя ей свою самую сильную и вместе с тем самую уязвимую часть себя. Но лишь до определенной степени…

Джозеф с восхищением смотрел на разворачивающуюся перед ним картину, как ребенок, затаив дыхание, он наблюдал и не вмешивался, держа правую руку наготове. Ягнята не знали, что по всему периметру стоят солдаты с автоматами, готовые в любую секунду прекратить спектакль.

— Только попробуй прикоснуться ко мне, жалкий трус, — холодно сказала Анна, глядя ему в глаза. — Если хочешь кого-то убить, выбери себе другую жертву. — Девушка убрала руку и брезгливо вытерла ладонь о халат мужчины, а после сделала шаг назад, наблюдая за тем, как он, скорчившись, схватился за освобожденную из тисков мошонку.

В этот самый момент к нему подошел другой мужчина, врезал ему по челюсти и размозжил голову о мраморный пол прицельной чередой ударов. Когда он закончил, его грудь быстро вздымалась, глаза горели яростным огнем, белоснежный халат был забрызган кровью. Он хотел подойти к Джозефу, но сковывающая шею цепь не позволила. Он остался стоять и, не моргая, взглянул в глаза человеку, от которого теперь зависела его жизнь. Одна из женщин рухнула в обморок.

— Один, — сказал мужчина, указывая на шведа, — два, — добавил он, указывая на тело мужчины с красной лужей вместо головы. — А теперь – свобода, — заключил он, дергая собственную цепь.

Джозеф ухмыльнулся и щелкнул пальцами. Появившийся слуга снял с мужчины ошейник, тот кивнул и направился к выходу, смерив оставшихся презрительным взглядом. Когда мужчина поравнялся с Анной, он сделал ей знак рукой – позвони мне, и подмигнул. Джозеф презрительно сощурился и едва заметно кивнул. Прицельная и точная пуля ужалила мужчину в самую середину черепа и вышла с другой стороны, оставляя на стене брызги крови и мозгов. Несколько свечей погасли.

— Кто-нибудь еще хочет уйти? — уточнил Джозеф. — Я обещал свободу и я сдержал обещание. Жизнь – томительный плен. Смерть – безупречная свобода. Без страданий и боли, без пороков и лишений.

Теперь в Игре осталось семнадцать человек, подумал Сальваторе. Он крепко сжимал деревянные подлокотники стула, ощущая, как больно впивается спинка в его позвоночник. Мужчина не мог поверить, что люди скрывают в себе столько зла. Все они – обычные туристы, приехавшие в Италию, чтобы отдохнуть и провести время. И уже трое из пятнадцати мертвы. Мертвы по причине своей бескомпромиссной жестокости и готовности отнять чужую жизнь. Сальваторе прикрыл глаза, не желая верить в то, что его босс, в сущности, прав, что его Игра – лишь обычное отражение ужасающей действительности. В глубине души Сальваторе надеялся, что Джозеф неправ, а еще надеялся, что к концу Церемонии участников будет меньше. Он был готов убивать, но не хотел это делать на потеху публике. Он презирал собравшихся здесь извращенцев. С легкостью пустил бы пулю в лоб каждому из них, но не мог. По крайней мере пока не мог…

Джозеф кружил между оставшимися в живых пленниками, с любопытством разглядывая их лица, подобно хищнику, он играл со своей едой, не спеша набрасываться на нее, доводя ее до ужаса.

Не прошло и часа, как количество ягнят уменьшилось до девяти человек. Джозеф манипулировал ими, предлагал легкий путь, после которого безжалостно убивал. Некоторые из пленников догадались. Поэтому отказались от предложений Джозефа, твердо выказав свое желание попробовать себя в Игре. Среди этих людей была и Анна. Сейчас она стояла босыми ногами в луже остывшей крови, с самым безразличным видом, на какое только было способно ее лицо.

Джозеф подошел вплотную к ней и сорвал с нее белую шелковую накидку. По ее обнаженному телу скользили отблески свечей, будто ласковые прикосновения мужских рук.

— Тебе достаточно один раз встать на колени, о, синьорина Анна, и ты можешь быть свободна.

— Я не вижу здесь псов, которых нужно кормить. — Спокойно ответила девушка. Она смотрела прямо перед собой, делая вид, что не замечает Джозефа, что он – пустое место для нее.

— Лед! — вдруг рявкнул Джозеф и щелкнул пальцами.

Через минуту появились слуги с большим серебряным блюдом, на котором лежали идеально ровные кубики прозрачного льда. Джозеф взял несколько кубиков и поводил ими вокруг сосков Анны, заставляя их мгновенно твердеть.

— Так-то лучше. — Сказал он и ухмыльнулся. — Значит, ты остаешься в Игре?

— Si, — коротко ответила Анна и отвернулась. В ее глазах стояли слезы, она чувствовала себя униженной. Девушка старалась не думать о том, сколько глаз сейчас устремлены к ней. Сколько жадных до ее тела людей мысленно сотворяют с ней разные непотребства.

Когда она почувствовала на свои губах холод, она вздрогнула. Джозеф водил кубиком льда по ее лицу, то и дело возвращаясь к губам.

— Обхвати его губами и возьми в рот.

— Нет.

— Ты уверена? — ухмыляясь, уточнил Джозеф.

Анна кивнула. Сальваторе с ужасом смотрел на происходящее, мысленно радуясь тому, что сейчас его лицо скрыто под маской, а значит, никто не сможет увидеть его выражение. Он не знал, попросту не мог себе представить, какую именно пытку придумал Джозеф в качестве наказания, но подспудно ощущал, что оно будет связано с Анной, и ее непокорность, ее гордость лишь распаляли в Джозефе монстра, его охотничьи инстинкты были на пределе. Сальваторе знал, что теперь Анна в беде. Он не понимал, почему так жаждет спасти ее, но пообещал себе сделать это или уничтожить. Быстро и без страданий. Чтобы она нашла покой.

— Что это? — возмущенно проронил Джозеф. — Сальваторе, мой мальчик, трое твоих ягнят были безупречны, пока…— мужчина высоко поднял левую руку Анны, где на внутренней стороне плеча виднелась небольшая татуировка. — Кто-то подпортил твой товар.

Сальваторе замер, услышав собственное имя, а затем впервые по-настоящему испугался, когда увидел маленькое сердечке на плече Анны. Оно показалось ему знакомым, будто где-то он уже его видел. Джозеф щелкнул пальцами, и слуга принес свечу.

— Сальваторе, мой мальчик, подойти ко мне. — Проворковал Джозеф.

Сальваторе медленно поднялся, чувствуя, как стучит в висках кровь. Джозеф протянул Сальваторе свечу и небольшой нож, на лезвии которого были выгравированы инициалы Джозефа. Дальнейшие слова были излишни. Сальваторе все понял и так. Он поднес нож к пламени свечи и начал ждать. Не моргая, мужчина смотрел на огонь, стараясь не думать о том, что сейчас ему предстоит сделать с Анной. Девушка с вызовом смотрела на него. Ее побелевшие губы были сжаты в тонкую линию. Когда раскаленное лезвие коснулось нежной бледной кожи, Анна шумно выдохнула, но не закричала. Ее лицо выражало скорее удивление, чем боль. Это восхитило не только Сальваторе, но и Джозефа. Он хлопнул в ладоши и произнес.

— А теперь, когда все приготовления закончены, настолько время жеребьевки. Каждый из участников получит свою роль. Девять ланей. Пять охотников. Один из охотников имеет право убить двоих за ночь. Однако это не все, господа. В этой Игре у нас будет Лекарь. — Гости начали аплодировать. — А еще, — Джозеф бросил короткий взгляд на Анну, — Жрица Любви – эта лань будет способна остановить охотника на одну ночь, пожертвовав во имя Жизнь собственное тело.

Вот и сюрприз – с ужасом подумал Сальваторе, стараясь не думать о том, сколько боли причинил этой красивой и сильной девушке. Из головы не шла татуировка, он силился вспомнить, где видел ее, но воспоминание ускользало и терялось где-то в глубине памяти.

Глава шестая

Лишь в тот момент, когда дверь за Анной закрылась, а шаги слуг полностью затихли в длинном коридоре, девушка позволила своим чувствам вырваться наружу. Она скатилась по стене вниз и расплакалась. Руку жгло огнем. Джозеф лично обработал ожог и наложил повязку. Когда он начал дуть на рану, чтобы она перестала щипать, Анна ужаснулась. Этот жест был преисполнен отеческой любови, и девушка не могла поверить, что такое можно сыграть. В таком случае напрашивался закономерный вывод – Джозеф не просто глава преступного синдиката, он больной на всю голову психопат, не видящий совершенно никакой разницы между болью и нежностью, лаской и жестокостью. Этот человек не просто опасен, понимала Анна, он ментально поврежден и абсолютно непредсказуем.

— Господи, — шептала девушка, пытаясь унять поток накатывающих слез. — Что теперь со мной будет?

До полуночи оставалось полчаса. За это время необходимо было подготовиться к Игре. Анна боялась подойти к кровати и обнаружить там конверт, где будет значиться ее роль в этом безумном спектакле. Однако сделать это было необходимо. Девушка не сомневалась, что Джозеф не позволит ей взяться за оружие, что он оставит ее жалобной, беспомощной ланью, но страшнее было другое – вдруг он безумен настолько, что вложит в ее руки пистолет и заставит ее убивать невинных людей. Только вряд ли он учел, что Анна была готова буквально на все, чтобы выбраться и остаться в живых.

Боль в плече пульсировала, но вместе с тем в ней было что-то отрезвляющее. Яркое напоминание о том, что Джозеф выжег с ее кожи частицу Эрика, ее любимого, прекрасного Эрика. Эта боль была подобна словам, подчеркнутым в тексте красным цветом. Боль позволяла помнить о главном.

Они сделали парные татуировки, когда отправились в отпуск. На следующий день Эрик сделал Анне предложение. И пусть Джозеф поставил на ней клеймо, как на собственном животном, как на скотине, идущей на убой, девушка не собиралась так просто сдаваться. Сделав глубокий вдох, она наконец поднялась на ноги и, строго взглянув на свое отражение, пообещала отомстить за то, что у нее отняли, даже не подозревая о том, что с той стороны стекла на нее смотрела крохотная камера, в режиме реального времени передающая на экран картинку. И тот, кто наблюдал за ней, ухмылялся и с интересом ждал начала Игры, чтобы выяснить, какие тайны эта с виду милая девушка прячет в глубинах своего сердца.

Анна подошла к кровати и увидела черный бумажный конверт. В самом центре конверта был минималистичный рисунок оленя в прицеле ружья, выполненный в позолоте. Стараясь унять дрожь в руках, Анна открыла конверт и увидела карточку, на которой значилась ее роль. К карточке была прикреплена подробная инструкция к предстоящей Игре. Девушка охнула, увидев пытающее огнем сердце, проткнутое ножами и пистолетами, и быстро пробежалась по инструкции глазами. Слова оставались в голове, но смысл их понятен не был. Анна сглотнула и сделала глубокий вдох. Она пыталась успокоиться и привести мысли в порядок, однако это было невозможно. Девушка почувствовала подступающую тошноту и понеслась в ванную. Ее вывернуло наизнанку, едва она успела поднять крышку унитаза и, рухнув на колени, убрать волосы подальше от лица. Наблюдающий за происходящим Джозеф хохотал. В углу его кабинета на мягком кожаном кресле сидела Марисоль и медленно потягивала виски.

— Вы удовлетворены, босс? — без тени иронии уточнила она, стараясь по положению тела своего начальника понять, нравится ли ему то, за чем он сейчас наблюдает.

Чертовка бесила ее и бесила не на шутку. Ее спектакль на Церемонии пришелся по вкусу Джозефу, даже слишком по вкусу. Он смотрел на Анну так, со злостью заключила Марисоль, как когда-то смотрел на нее саму. Только еще Джозеф хотел эту гадкую девчонку. И хотел так, как никогда не хотел Марисоль. Он видел в ней что-то невинное, по-настоящему чистое, и ему хотелось обладать этим. Хотелось подчинить это себе. Поэтому мужчина решил сделать Анну охотником, и Марисоль потребовалось все ее мастерство и дипломатический талант, чтобы убедить его в том, что лучшей ролью для Анны станет роль Жрицы Любви. Изначально эту роль Джозеф хотел отдать какому-нибудь мужчине, чтобы понять, насколько далеко готов пойти игрок в своем желании победить любой ценой, будет ли он способен пойти наперекор собственным убеждениям и предать свое тело ради победы.

Пока все шло по плану, и Марисоль была рада, однако она понимала, что Джозеф не из тех, кто так просто идет на поводу у чужого мнения, каким бы аргументированным и лаконичным оно ни было, значит, нужно быть настороже. В любом случае, думала женщина, безоружной она однозначно умрет.

— Разумеется, моя прекрасная Марисоль, — ласково произнес Джозеф, не отрываясь от экрана. Женщина ощутила легкий холодок, пробежавший по спине: голос мужчины был слишком сладким, слишком медовым. Нектар приманки, патока яда. Марисоль чувствовала, что Джозеф что-то скрывает, и это пугало ее, потому что до сих пор он напрямую так и не обрушил на Сальваторе свой гнев, а значит, под угрозой был каждый.

Джозеф наблюдал за тем, как Анна, умывшись, вернулась в свои покои и рассматривала приготовленный специально для нее гардероб. Все наряды были кричащими, откровенными, не оставляющими в девушке загадки, такими, какими и положено быть нарядам Жрицы Любви. Туфли на высоком каблуке. В таких вряд ли ей удастся далеко убежать, тем и интереснее наблюдать за тем, как девушка будет бороться за свою жизнь и за победу своей команды. За всю историю Игры команда ланей победила лишь однажды. Полтора года назад. Когда одной из ланей был Сальваторе. В живых их осталось двое: он и охотник. К концу Игры Сальваторе успел обзавестись оружием. Правила этого не запрещали. И он подстроил ловушку, сделал охотника своей добычей, а потом убил. Безжалостно и быстро. Как истинный охотник: с благодарностью и без садизма.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты уже сделала ставки, моя девочка? — повернувшись к Марисоль, спросил Джозеф.

Спрятав улыбку за глотком виски и взяв себе небольшую паузу для обдумывания ответа, она посмотрела на босса.

— Вы не рекомендуете делать ставки, босс. — Ровным голосом ответила она.

— Однако, это не мешает тебе делать ставки в голове. Скажи, на кого ты поставила.

— Предварительно, — поставив стакан на подлокотник и скрестив пальцы, начала Марисоль, — на победу охотников. Вместе с тем я признаю вероятность, что изменю свое мнение после первой ночи. Необходимо увидеть, как проявят себя игроки с ролями.

Джозеф кивнул, смакуя произнесенное только что Марисоль, и наконец продолжил.

— Роль Лекаря я отдал спасателю. Любопытно узнать, помогут ли ему профессиональные качества.

— Вы всегда ставите перед ними выбор, босс, спасти свою шкуру или привести к победе команду, возможно ценой собственной жизни. И это поистине непростой выбор.

— И каждый раз… — Джозеф не закончил. Часы пробили полночь. Игра началась.

…

Они думают только о себе

. Мужчина щелкнул пальцами, в кабинет вошли слуги. Он внимательно посмотрел на них.

— Ты, — указал он на девушку. — Руки. — Девушка послушно вытянула перед собой руки и застыла.

Джозеф достал из кармана шелковый платок и помял его в руке, а после погладил руки девушки и удовлетворенно кивнул. Девушка встала перед Джозефом на колени и расстегнула ему ширинку.

— Не торопись и будь обходительна. — Произнес он, наблюдая за тем, как в нерешительности застыла слуга. — Марисоль, моя девочка, подойди, я хочу, чтобы ты смотрела.

Марисоль поднялась с кресла и подошла к Джозефу.

— Гипнотизируй взглядом мой пенис, Марисоль, а не мои глаза. — Мужчина ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла, наблюдая за Марисоль. Его пах горел от предвкушения Игры, и нужно было снять напряжение, чтобы мысли в голове прояснились.

Женщина с отвращением взглянула на слугу, обхватившую двумя руками член Джозефа. Она медленно водила руками вверх-вниз, не поднимая глаз на мужчину, и вскоре начала постанывать. И это было для Марисоль наиболее омерзительным – слуге нравилось, она выполняла свою работу, испытывая удовольствие. Несмотря на то, что до этого Джозеф отрезал ей язык несмотря на то, что она стоит перед ним на коленях. И самым омерзительным было то, что она чувствовала, как хотела бы сейчас оказаться на месте этой слуги. И ведь Джозеф прекрасно все это знал, поэтому и заставлял смотреть, поэтому и пытал ее.

— Марисоль, — строго сказал Джозеф и пристально посмотрел на нее. — Смотри. На мой. Пенис. — Делая паузы между словами, добавил он.

Марисоль кивнула.

Анна открыла дверцы шкафа и с ужасом взглянула на откровенные черные наряды. Она выбрала самый скромный из имеющихся в ее распоряжении платьев и туфли на самом низком каблуке. Трекер на лодыжке мешал завязкам. Анна спрятала под матрасом карточку с изображением своей роли – она не знала, на какую подлость могут пойти другие участники и осознавала, что ее роль весомее остальных, надела белую маску и присела на краешек кровати в ожидании полуночи. Когда часы пробили полночь, девушка ощутила, как быстро забилось в ее груди сердце. Трекер на ноге включился, мигая ровным зеленым светом. Девушка вышла в коридор и направилась к автомобилю, желая выяснить периметр Игры. Сейчас у нее в распоряжении было полтора часа. Время Жрицы Любви, когда ни один из других участников Игры не может действовать.

Девушка не собиралась прыгать в постель к первому попавшемуся игроку, тем более что инструкция не принуждала ее к действию. Вместе с тем Анна понимала, что в ее власти оставить как минимум одного из пяти охотников полностью безоружным на ночь. И это обстоятельство увеличивало шансы не просто на победу, оно увеличивало шансы на выживание.

Да, но только в том случае

– думала девушка –

если я сделаю правильный выбор, если я приду к мирному игроку, я уменьшу наши шансы на победу

. Анна села в машину и проинструктировала водителя о цели поездки. Мужчина кивнул и неспешно повез девушку на юг. Глядя в окно, Анна рассуждала о том, что происходящее напоминает ей мафию – настольную игру. Джозеф не лишен юмора, думала она, извращенного, больного юмора…

Первым делом Сальваторе зашел в уборную и умылся ледяной водой. Ему было плевать, какую роль выбрал для него Джозеф, потому что теперь началась не только его Игра. Каждый из трех его ягнят остался в живых и участвовал в дальнейшем, однако было одно обстоятельство, усложняющее происходящее. Анна. Что-то было не так. Что-то однозначно было не так. Сальваторе понял это по тому, как его ягнята смотрели на Анну. Мужчина не мог в это поверить, но вывод напрашивался сам собой – накануне он должен был встретить не ее, а другую.

И теперь

, с ужасом заключил Сальваторе,

может погибнуть совершенно невиновный человек. Девушка

.

Хотелось что-то сломать. Хотелось кому-нибудь вмазать. Напиться в самом отвратительном баре до беспамятства, но Сальваторе не мог. Он был уверен, что Джозеф следит за ним, поэтому сохранял внешнее самообладание и хладнокровие, внутренне сгорая от ярости и страха. Страха за Анну. Она не должна была быть здесь. Кто угодно, только не она.

Так непрофессионально

– корил себя Сальваторе –

так глупо

. Мужчина прокручивал в голове тот день, когда он встретился с Анной, пытаясь понять, поступил ли он верно. Выбрал ли он меньшее из зол? По спине пробежал холодок.

А если Джозеф знает?

Сальваторе подошел к кровати и взял черный конверт. Вывалив на ладонь содержимое, он тут же смял инструкцию, не удостоив ее даже взглядом, все правила он отлично знал и так. Он бросил мимолетный взгляд на карточку.

— Значит, вот так, — хмыкнул Сальваторе и вышел, не дожидаясь полуночи. — Почему-то я даже не сомневался.

Дорогие читательницы и читатели!

От всего сердца хочу поблагодарить каждого из Вас за то, что Вы нашли время познакомиться с моим творчеством. Ваше доверие вдохновляет меня продолжать писать. Каждая прочитанная Вами глава романа — это маленькая победа, разделенная с Вами. Ваше участие в жизни моего первого произведения делает его по-настоящему живым. Благодаря Вам мои герои обретают новые грани, их характеры становятся сложнее. Я искренне ценю каждый ваш комментарий, каждый лайк и каждое сохранение книги в библиотеку. Для меня важно знать, что моя история находит отклик в Ваших сердцах.

Буду и дальше радовать Вас интересными сюжетами, яркими героями и неожиданными поворотами. Надеюсь, наше творческое общение будет долгим и плодотворным! Спасибо Вам!

С любовью, Драк Чернов.

Глава седьмая

Доехав до южной границы и услышав, как запищал трекер, предупреждая, что дальнейшее движение вперед приведет к ликвидации в течение тридцати секунд, Анна попросила водителя сдать назад и вышла из машины. Хотелось пройтись и подышать воздухом. На ходу девушке всегда думалось лучше. Она распорядилась, чтобы водитель ожидал ее здесь и пошла на восток, где по ее предположениям должен быть морской берег.

Пройдя мимо редких небольших домиков, Анна вышла на песчаную тропу и почувствовала соленый привкус на губах. Туфли тонули в песке, поэтому девушка сняла их и пошла босиком. Теплый ветер ласкал кожу, низкое темное небо было сплошь усыпано звездами. Анна очарованно взглянула на небосклон. Сердце взволнованно трепетало. Здесь, под покровом ночи, усеянной сотнями тысяч звезд, страх отступал. Сейчас Игра казалась лишь глупой шуткой, она не имела значения. Что-то куда более важное было тут в этой темноте, в это самое мгновение. Анна не могла облечь это в слова, она просто это ощущала. У деревянного пирса, медленно покачиваясь на волнах, стояли катера и рыбацкие лодки. Вдали виднелись огни. Картина была завораживающей и умиротворяла. Лишь одно обстоятельство в этот момент тревожило Анну – осознание, что Эрика нет рядом с ней, что он никогда не сможет разделить с ней эту красоту.

Девушка взглянула на часы и поежилась. Нужно было продержаться еще шесть часов, пока солнце не взойдет высоко над городом и первая ночь Игры официально не подойдет к концу. Если ей удастся дожить до рассвета, думала Анна, нужно будет мобилизовать все свои дедуктивные способности, чтобы на вечернем сборе избавиться от охотника.

В мафии все проще

– рассуждала девушка –

когда играют друзья, чаще всего они выдают себя сами, убивая тех, кто им меньше всего нравится в компании или наоборот. Но я не знаю никого из них. Ночью мы ходим в масках, а днем будем обнажать свои лица, надевая другие маски…И зачастую эти маски непроницаемы.

Анна с тоской подумала о Сальваторе. Сейчас, оставшись наедине с собой, она всецело ощутила груз вины перед покойным Эриком за то, что случилось два дня назад. Внутри все сжалось, когда девушка вспомнила свой поцелуй с мужчиной. Здравый смысл и рассудок кричали, что она имела право на этот поступок, что она ни в чем не виновата, но сердце… Сердце отчаянно корило ее за Сальваторе, а еще оно требовало повторения…

Анна вздрогнула, услышав впереди себя щелчок. Кто-то снял с предохранителя пистолет. Сначала девушка инстинктивно дернулась назад и закрыла лицо руками. Сомнений не оставалось – прямо перед ней один из пятерых охотников. Она не понимала, как он нашел ее в темноте, но предположила, что трекер может быть снабжен отслеживающим устройством.

Вот и все

, подумала девушка,

мы скоро встретимся с тобою, мой любимый Эрик. Прости меня

. Она механически взглянула на часы, то ли в насмешку над собой, желая зафиксировать время собственной смерти, то ли в панике, пытаясь вернуть себе самообладание, выполняя привычные повседневные действия. У нее – у Жрицы Любви – оставалось еще две минуты

. Так вот почему он не стреляет… Он ждет, когда начнется час охотников. Выходит, у них на ногах тоже есть трекер, способный их ликвидировать за несоблюдение правил Игры. Осталось только решить. И у меня почти нет времени на это

. Девушка оглянулась, пытаясь найти укрытия и рассчитать свои возможности спастись бегством, не используя свою способность в Игре. Осознав, что она находится на ладони и ее шансы на успешный побег критически малы, она рванула вперед, туда, где она слышала щелчок, чтобы успеть воспользоваться своим преимуществом за оставшееся на это время.

В темноте стал различим черный мужской силуэт. Он стоял в черной маске. Такой же, какие были на церемонии, с жутким плотоядным оскалом вместо рта. И держал Анну на мушке, готовый в любое мгновение выстрелить. Анна вытянула перед собой цепочку, на которой болталось большое рубиновое сердце. Охотник тихо выругался и бросил пистолет на песок. Девушка вслушивалась в каждый звук, надеясь расслышать знакомый голос или хотя бы запомнить его, чтобы днем узнать того, кто сейчас стоит перед ней. Сама девушка не спешила произносить ни слова, зная, что станет добычей номер один, если охотнику станет известна ее личность.

— Раз уж мне не поохотиться этой ночью, займись моим оружием, Жрица Любви, — охотник говорил тихо, Анне показалось, что она расслышала испанский акцент, но уверенной она быть не могла. Кровь пульсировала в голове, отдаваясь в висках, и сильно тошнило от мысли о том, чем ей сейчас предстоит заниматься. — Начисти его до блеска. — Мужчина произнес это посмеиваясь.

Он неспешно расстегнул штаны и приспустил их, обнажаясь ниже пояса. Анна в ужасе взглянула на открывающееся перед ней зрелище – совсем скоро ей будет больно.

Девушка подошла к охотнику и прошипела, стараясь придать своему голосу ярости и сделать его непохожим на собственный.

— На землю.

— Любишь покомандовать? — игриво спросил мужчина в маске. В его интонациях слышались озорные искорки, но он продолжал говорить тихо, а значит, самообладание не потерял. — А ты меня заставь.

Анна не видела лица охотника, но чувствовала, что он ухмыляется. Она ощущала на себе его пристальный взгляд. Девушка старалась не думать о том, что сейчас ей придется заниматься сексом с незнакомым мужчиной, она пыталась сконцентрироваться на другом: если происходящее развлекает его, значит, он из тех пятерых, кто сидел на Церемонии на стульях. В пользу этого говорило и то, что он с такой легкостью разделся, отбросил оружие и не перестал говорить шепотом.

Он слишком смелый для того, кого похитили и заставили играть против воли

. Исходя из этого, если она доживет до утра, она сможет проголосовать за одного из тех людей, лица которого не узнает.

Но… Что если Джозеф дал мирные роли кому-то из своих претендентов? Ни одно из правил не утверждает, что все они непременно будут охотниками. Выходит, я могу ошибаться и выбрать не того.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда она осознала, что делает, мысленно она вся съежилась. Правой рукой Анна энергично водила вверх и вниз, приводя пенис стоящего рядом мужчины в состояние полной готовности. Она слышала его тихие стоны под маской и с ужасом для себя поняла, что думает сейчас об Эрике. В темноте, не видя лиц, так просто было представить, что это он. Как бы ей хотелось заниматься с ним любовью на пляже под звездами, перебивать шепот волн собственными стонами и в истоме кричать имя любимого, чувствуя его изнутри.

Неужели это я?

– мысленно ужасалась Анна, чувствуя в своей руке пламя возбуждения чужого мужчины –

неужели я, правда, это делаю? Делаю прямо сейчас…Ты бы смог меня простить, Эрик? Потому что я уж точно никогда себя не прощу…Нужно было просто принять от него пулю, и все бы закончилось…Ты делаешь это, чтобы жить, ты должна жить за нас троих, Анна, за нас троих…

– вдруг в сознание девушки ворвался строгий голос Эрика –

борись за свою жизнь

.

— На землю, — повторила девушка, понемногу увеличивая интенсивность и скорость своих движений.

Мужчина медленно начал опускаться, Анна опустилась вместе с ним. Песок щекотал обнаженные ноги и больно впивался в колени. Анна села сверху, не решаясь приступить к главному. Черная маска со злобным оскалом смотрела на девушку и издевательски ухмылялась, поблескивая в свете неполной луны.

Слабачка, трусиха, потаскуха

– будто бы шептала она со змеиным шипением. Когда мужчина потянулся к ее груди, девушка резко убрала руку от его пениса.

— Не смей ко мне прикасаться, понял? — прошептала она.

Охотник жалобно застонал, лишенный ритмичных уверенных движений ее нежной руки. Его член покачивался, жаждущий продолжения. Правила запрещали оставлять на Жрице Любви физические следы, однако Анна боялась, что охотник может схватиться за нее, оставив для себя пометку. Она отодвинула черные шелковые трусики в сторону и приподнялась, перед тем как впустить в себя незнакомца. Мысль о том, что сейчас она переспит с нелюбимым мужчиной вызывала отвращение и горечь, к глазам подступили слезы, но такова была цена за спасение жизни. Предательство собственного тела и памяти любимого человека. Анна удивленно и вместе с тем восторженно охнула, когда ощутила внутри себя разгоряченный пенис. Сначала медленно, потом все быстрее, она начала двигаться вверх-вниз, представляя, что сейчас она в отпуске с Эриком, что именно с ним она делит тихий безлюдный пляж в эту теплую ночь. Однако образ ее жениха переплетался с смотрящей на нее маской, песок все больнее впивался в колени. Анна дрожала и чувствовала тошноту.

Когда все закончилось, она решительно встала и поплелась вдоль воды прочь от охотника, который так и остался лежать на песке. Вода холодила босые ступни. Усилившийся ветер оставлял на коже мурашки и будто толкал девушку в спину. Анна поняла, что оставила на пляже туфли, но решила не возвращаться за ними, хотелось побыстрее убраться отсюда. Хотелось исчезнуть. И смыть с себя произошедшее. Мысли сплелись в густой комок и с пугающим шипением расползались по внутренностям. Мысли о предательстве. Мысли об измене. Мысли об оргазме. Мысли о том, что в последнюю секунду с ее уст чуть не сорвалось имя, только это было не имя ее покойного жениха. Анна прикусила себе щеку до крови, чтобы остаться безмолвной, и сейчас ощущала солоноватый вкус крови во рту. Она попросила водителя вернуться на виллу, решив, что хочет принять душ, а если повезет, то смерть. Девушка с трудом верила в то, что с такой легкостью смогла отречься от любви ради спасения собственной шкуры. Она ощущала себя чудовищем, таким же страшным, как Джозеф.

Водитель кивнул и вежливо предложил Анне сигарету. Девушка покачала головой и уставилась невидящим взглядом в окно. Когда она оказалась в своей спальне, она даже не закрыла замок, в глубине души надеясь на то, что кто-то из охотников решит проверить покои ланей и пристрелит ее.

Желательно в голову

– думала Анна. Ей казалось, что только так она сможет избавиться от роя мыслей, кричащих в ее голове на разные голоса. Она встала под холодный душ, не раздеваясь, и медленно спустилась по стенке вниз. Девушка обхватила колени руками и разрыдалась. Струи с шумом бились о ее спину, приглушая всхлипы. Анна долго смотрела на свои руки и вдруг вскочила, выкручивая горячую воду. Вода стала обжигающей. Девушка сорвала с себя платье – оно липло к телу – представляя, что эта ненавистная кожа, от которой можно избавиться. Анна взяла мочалку и с силой начала водить ею по телу, пытаясь стереть с себя воспоминания и перестать ощущать мучающие ее боль и отвращение.

Девушка вышла из ванной, когда кожа на ее руках загрубела и сморщилась, а в окне прорезался робкий рассветный луч, высветливший небо у горизонта. Анна посмотрела в зеркало и впервые в жизни не узнала себя.

Кто ты? Скажи, как тебя зовут, демон. У тебя нет власти надо мной!

Девушка рухнула на кровать и укрылась тонким шелковым одеялом. Она, не моргая, смотрела в потолок. Перед глазами стоял образ Эрика. До сих пор девушка помнила его так же точно и четко, как будто смотрела на него минуту назад. Анна любила целовать его ямочки, когда он улыбался. Любила его громкий смех и всегда теплые заботливые руки. А потом он уехал и не вернулся.

Погиб при исполнении, как герой

– так сказал ей начальник. Только какое ей было дело, если он оставил ее навсегда? Горячие слезы медленно текли по щекам, капая на подушку.

Габриэль сел на байк и помчался вперед по пустой трассе. Он был не на шутку взволнован. Произошедшие за последние сутки события выстраивались в единую картину, и эта картина ему откровенно не нравилась.

Марисоль, подлая змеюка, во что ты меня втянула?!

– со злостью думал Габриэль, выжимая газ. Лодыжку больно стягивал браслет трекера. Трекера лани. Габриэль работал на Джозефа слишком давно, чтобы наивно решить, что это обычное совпадение. Он знал, что иногда Джозеф отдает претендентам роль ланей, но был уверен, что эта роль выпадет Сальваторе в наказание за проявленное неуважение.

А в итоге эта обдолбанная снотворным девчонка всем нам аукнулась

– мысленно ругался Габриэль –

и все это из-за тебя, Марисоль! Клянусь богом, ты мне за это ответишь

. Он ехал вперед, то и дело поглядывая на мигающий зеленый огонь трекера и надеясь, что радиус игры будет достаточным, чтобы он смог напиться в баре поближе к людям. Обычным, веселым, ничего не подозревающим людям.

Как было бы славно притвориться таким же, как они, и от души пригубить

. Еще Габриэль малодушно надеялся, что сможет затеряться в толпе и так дожить до финала.

Он не был глупым, а потому не мог не корить себя за то, что напрочь выкинул из головы вероятность, что сам окажется жертвой в Игре. Габриэль совершенно не подготовился к этому сценарию. Его оружие осталось в сейфе, в его покоях – этого требовали от него правила Игры. Однако правила не запрещали раздобыть оружие в городе

. Если радиус покрывает город, у меня будет пистолет

. Когда трекер запищал, Габриэль громко выругался и резко развернулся назад, а потом так же резко остановился посередине пустынного шоссе. Мужчина снял шлем, сделал глубокий вдох и, поморщившись, сплюнул на асфальт.

— Однако ведь есть же и плюсы в происходящем, — примирительно сказал себе Габриэль.

Он надел шлем и рванул в деревушку недалеко от виллы Джозефа, чтобы раздобыть выпивку и, если повезет оружие. Марисоль втянула его в это, но она подарила ему важную информацию. И зная ее, можно было повернуть ход Игры в свою пользу. Габриэль расхохотался, уловив сходство с библейским сюжетом. Неприятным было только то, что Джозефу досталась роль бога.

— Интересно, насколько ты сладкое яблочко, Анна?

Сальваторе знал, как устроена Игра, и любил в ней одно-единственное правило – не больше одной жертвы за ночь. Поэтому, когда в рассветном небе погремел выстрел, мужчина облегченно выдохнул, зная, что на сегодня охота окончена. Стреляли недалеко от виллы, значит, жертва не догадалась убежать как можно дальше и спрятаться. Анна уехала на автомобиле – мужчина видел это собственными глазами, значит, это была не она. И это не могло не радовать. Однако Сальваторе хотел как можно скорее узнать, кто первая жертва. От этого зависело многое. Ненавидел Сальваторе другое правило – правило Джозефа. Технически все правила принадлежали ему, но это было самое гадкое. Джозеф мог убить двух жертв, если участвовал в Игре, и что-то подсказывало Сальваторе, что в этой Игре он обязательно примет участие. Просто не сможет остаться в стороне и проигнорировать новшества собственного сочинения. Мужчина не сомневался, что на вечернем собрании обнаружит Джозефа на одном из стульев сидящим с остальными участниками и с жаром обсуждающего, кого он считает охотником в Игре.

В Игре можно победить только в том случае, если получится остаться в живых и оказаться при этом в команде победителей.

Зато проиграть можно множеством способов

… Сальваторе вздохнул и лег в кровать, стараясь уснуть. Нужно было набраться сил перед следующей ночью и сохранить ясный ум для вечернего собрания. Только вот сон не приходил. Мужчина неподвижно лежал в кровати, следя за светлым прямоугольником света на потолке. Он думал об Анне и о ее татуировке, и за мгновение до того, как провалиться в сон, дал себе обещание сделать для нее что-то по-настоящему хорошее, когда она выберется отсюда.

Марисоль провела всю ночь в кабинете Джозефа. Она внимательно следила за мониторами и за передвижениями игроков на них, фиксируя основные события и наиболее интересные детали, характеризующие участников. Когда на экране появился Габриэль, женщина бросила взгляд на планшет и с ужасом обнаружила его имя в команде белых игроков – ланей. Она никак не выказала свое удивление и пришедший вслед за ним страх, уверенная, что Джозеф может сейчас следить за ней так же, как она за другими игроками.

Джозеф однозначно дал понять, что в курсе ее игры против Анны и сговоре с Габриэлем.

Выходит, убрать девчонку так запросто не получится

– думала Марисоль. Волна возбуждения накатила на женщину, когда она поняла, что Джозеф наказывал ее, заставляя смотреть на то, как его обслуживает немая служанка. Такое наказание значило лишь одно – Джозеф воспринял поведение Марисоль за проявление ревности, а не проявление слабости, из чего следовало, что наказание было еще и вознаграждением. За верность. Женщина любила подчиняться Джозефу и еще больше любила подчинять его себе. Их отношения были подобны танцу двух тигров, готовых наброситься друг на друга. И больше всего в них ей нравилось то, что она никогда не могла с уверенностью сказать, кто кого, в сущности, подчиняет.

Кое-что удивило Марисоль, когда она взглянула на карту, рассматривая передвижение игроков. Один из них не имел имени и был помечен знаком вопроса. Он находился в команде охотников. Марисоль зашла во вкладку, где находилась история его передвижений и поняла, что большую часть времени он находился недалеко от виллы, а сейчас покоился на открытой веранде. Кем бы он ни был, он поступал отчаянно, оставаясь на одном месте вместо охоты. Возможно, Джозеф отдал роль охотника кому-то из ягнят,

а может

, и эта мысль обеспокоила Марисоль не на шутку,

у него появились от меня секреты

.

Женщина взглянула на Джозефа, он сел за мониторы, едва вернувшись после своего долгого отсутствия, и теперь следил за плачущей в ванной комнате Анне. В это трудно было поверить, но на его лице читалась озабоченность.

— Вам налить, босс?

Джозеф ничего не ответил. Он покусывал указательный палец правой руки и о чем-то размышлял.

Глава восьмая

Анна открыла глаза, когда солнце высоко стояло над землей. Первое, что ощутила девушка – сильный цветочный аромат. Следом пришли воспоминания о вчерашнем вечере, и стало не по себе. Приподнявшись, девушка оглядела комнату. Все свободное пространство было уставлено вазами с пышными букетами нежно-розовых почти белых роз. Анна удивленно вытаращилась. Она аккуратно встала с кровати и направилась в ванну по проложенной для нее узкой тропе между высокими вазами.

Цветы были и в ванной. Анна потерла виски, пытаясь понять, спит она все еще или все-таки проснулась. Умывшись прохладной водой и взглянув на свое отражение, девушка вздохнула. Взлохмаченные волосы сбились в комок, глаза опухли после слез. Однако куда больше Анну печалили не припухшие веки, а прятавшийся за ними взгляд. Затравленный, испуганный и ожесточенный. Девушка с трудом верила, что отражение принадлежит ей, однако это было так.

Через четверть часа Анна вышла из ванной. Ее светлые волосы были расчесаны и убраны в аккуратный высокий пучок. На кровати она нашла записку и выходной наряд. Записка пахла так же, как и розы, и совпадала с ними по цвету. Анна прочитала содержание, написанное острым аккуратным почерком, и положила записку назад на кровать.

Синьорина Анна! Приглашаю Вас разделить со мной завтрак. Обещаю смиренно дожидаться Вашего пробуждения.

С

глубокой

признательностью, Джозеф.

Взгляд то и дело возвращался к записке. Анна провела здесь не так много времени, однако успела однозначно понять, что Джозеф не делает ничего просто так. Все его поступки продуманы, он предсказывает события на несколько шагов вперед, ограняя холодным расчетом и предусмотрительностью даже самые безумные свои действия, а потому… Потому ей было не по себе от подчеркнутого несколько раз слова «глубокой». Этот ребус девушке не давался. В голове яркими болезненными вспышками всплывали события предыдущей ночи.

Неужели он видел и теперь насмехается надо мной?

Мысль казалась логичной. Джозеф мог не просто видеть, он мог послать одного из охотников ради забавы, чтобы проверить ее моральные качества.

Он сам мог быть охотником

– подумала Анна и поежилась, представляя, что лицом под маской было лицо Джозефа. Вместе с тем была еще одна мысль и она пугала куда сильнее, чем предположение об издевательстве. Это могло быть предзнаменование, намек на ее скорейшую смерть. Первая ассоциация со словом «глубокий» была разумеется «дно». Дно Адриатического моря. Насколько оно глубокое? И еще цветы. Множество цветов.

Неужели он хоронит меня заживо?

Девушка погладила рукой нежные лепестки и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы: она утратила свою нежность этой ночью, быть может, Джозеф понял это раньше, организуя столь красивые и пышные похороны…

Анна оделась и спустилась вниз к завтраку, решив не заставлять Джозефа ждать слишком долго. Ей не хотелось искушать судьбу и проверять, насколько резиновым может быть его терпение. Мужчина сидел на плетеном кресле и читал. Когда Анна поравнялась с ним и тихо поздоровалась, он поднял указательный палец вверх, призывая девушку к тишине, и продолжил читать. Дойдя до конца страницы, он довольно кивнул и закрыл книгу, положив ее на край стола. Джон Фаулз «Волхв» – прочитала Анна название книги. Джозеф читал книгу в оригинале.

— Доброе утро, синьорина Анна, ну же, присаживайтесь скорее и расскажите, как Ваш день!

Джозеф поднялся и придвинул Анне стул, а после налил ей стакан апельсинового сока. Девушка, смущенная, но больше испуганная такой обходительностью, не нашлась с ответом. Каждая встреча с Джозефом напоминала ей представление. Они никогда не могла угадать, чей образ мужчина примерит на сей раз. Неопределенность пугала. Непредсказуемость делала Джозефа неуязвимым. Наконец собравшись с мыслями, Анна ответила.

— Синьоре, благодарю Вас за столь щедрый жест. Цветы пришлись мне по вкусу, как и Ваше предложение позавтракать вместе.

— Зовите меня Джозеф, просто Джозеф, моя милая Анна, я не приемлю иного обращения из Ваших нежных уст.

Девушка кивнула и сделала небольшой глоток. Стакан приятно холодил кожу, оставляя на ладони капли.

— Спасибо Вам, Джозеф.

— Так-то лучше, синьорина! А цвет? Я долго не мог решить. Но остановил свой выбор на нежно-розовом – цвет невинности и чистоты. Ваше олицетворение.

Анна кивнула, сделав небольшой глоток из стакана. Джозеф издевался, потому что был в курсе случившегося ночью. Теперь девушка в этом не сомневалась. Он изучающе смотрел на нее и ждал ее реакции. Анна старалась не подавать вида и оставаться внешне непроницаемой, хотя чувствовала, вставший в горле комок. Защипало нос.

Глубокой может быть могила. Впрочем, не такая большая разница со дном

– вдруг озарила девушку мысль. Она посмотрела на Джозефа и попыталась представить его лицо, укрытое черной уродливой маской. Анна понимала, что неизвестность может довести ее до сумасшествия, но и знание о том, что это был Джозеф – тоже.

От изысканности и разнообразия блюд кружилась голова. Однако Анна с трудом жевала пищу, ее тошнило от воспоминаний о вчерашней ночи и от пристального взгляда Джозефа. Девушка не понимала, что кроется за его взглядом – мужчина казался взволнованным и обеспокоенным. Вместе с тем Анна не могла поверить в искренность Джозефа, в ее голове не укладывалась мысль о том, что он способен на сочувствие.

— Я вижу, Вы страдаете, синьорина Анна, позвольте помочь Вам, — Джозеф сел рядом с Анной и взял ее вилку в свою руку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Девушка вопросительно посмотрела на Джозефа, но не выказала сопротивления. Помня о прошлом совместном приеме пищи и о том, как он унизительно заставил ее кормить доберманов, стоя на коленях, Анна попросту боялась, что в этот раз собакам скормят ее саму. Джозеф протянул вилку и застыл с ней перед ртом девушки.

— Ну же, синьорина, откройте ротик, Вам понравится, обещаю.

Анна послушно открыла рот. Джозеф удовлетворенно кивнул, внимательно следя за тем, как девушка жует. За первой вилкой настал черед второй. Спектакль продолжался четверть часа, пока Джозеф не остановился, вытирая Анне рот большим пальцем. Мужчина медленно провел пальцем по губе девушки.

— Сегодня мне предстоит деловая встреча, синьорина, мне понадобится компаньонка.

— Почту за честь, — тихо ответила Анна, сопровождая сказанное легким кивком головы.

Общее состояние девушки после произошедшего вчера ввело ее в настроение апатичности и безразличия. Ей казалось, что хуже, чем вчера уже попросту не может быть, поэтому для нее не имело значения, куда решил отправиться Джозеф и чем это кончиться конкретно для нее. Более того, Анна не могла не признать один ужасающий факт: каким бы жестоким и беспощадным ни был Джозеф, рядом с ним она находится в полной безопасности, по крайней мере на время проведения Игры, потому что он не допустит, чтобы что-то случилось с его игрушкой. Раньше, чем положено. К тому же, думала девушка, Джозеф оставит ее без трекера на некоторое время, а значит, ей может выпасть шанс убежать. На последнее, разумеется, она даже не пыталась надеяться, однако сама мысль о том, что такое теоретически возможно, согревала.

Сальваторе сидел в зале, окруженный другими игроками, делая мысленные пометки о реакциях участников. Одним из условий Игры было самостоятельное обнаружение других членов собственной команды. Вчера он смог обнаружить двоих. Этого было недостаточно. Из хороших новостей он смог выделить две: оба его ягненка были живы, и один из них оказался участником его команды. Но были и плохие новости: до сих пор отсутствовали Джозеф, Анна и еще один участник. Сальваторе не знал, чью именно жизнь оборвал ночной выстрел. Исключить Джозефа было проще всего: если он и решил поучаствовать в Игре, а такое уже бывало, и судя по количеству игроков, он действительно участвует и в этой Игре, за собой он бы не оставил роль лани.

А даже если и оставил

– мысленно подытожил Сальваторе –

не позволил бы себя убить, снял бы маску, достал бы пистолет. Каким бы безумным ни казался этот садист, за свою жизнь он печется. И печется конкретно

. Оставалась Анна и еще один игрок. Кажется, его зовут Себастьен. Один из ягнят Габриэля. Сальваторе пытался прикинуть, кто же из последних двоих словил этой ночью пулю. И несмотря на то, что наиболее вероятной была смерть Себастьяна, беспокойство за девушку с каждой минутой росло все сильнее. Иррациональный страх, возникший за нее, пугал Сальваторе.

Мужчина понимал, что совершил ошибку в тот роковой день, когда встретил ее, но не думал, что дело примет такой крутой оборот. Сальваторе прекрасно знал о том, что такое сопутствующий ущерб. И не раз за свою жизнь ему приходилось сталкиваться с непростым выбором, понимая, что без жертв не обойтись. Только он не хотел, он не мог позволить, чтобы сопутствующим ущербом стала Анна. Пришлось признать это – она ему понравилась. По-настоящему. Лежащее во внутреннем кармане кольцо напоминало о ней, заставляло думать о ней постоянно. Сальваторе хотел разгадать эту прекрасную девушку, хотел знать ее так же хорошо, как извилистые улочки Италии со всеми их тайнами и красотами, со всей их сложной противоречивой историей. И теперь, когда на карту поставлено слишком много, Сальваторе предстояло выбрать…

Когда в зале появилась Марисоль, мужчина сразу заподозрил недоброе. Женщина окинула собравшихся холодным взглядом и встала в самом центре. Она откашлялась и выдержала длительную паузу.

Садистка под стать своему хозяину

– думал Сальваторе и ждал. Марисоль, нужно отдать ей должное, была изысканна в своих способах проведения психологических пыток, но такой прием был топорным и почти по-детски смешным.

Если ты довольствуешься такой мелкой рыбешкой, как мы, что же сделал сегодня с тобой Джозеф, если теперь ты отыгрываешься на нас?

Последняя мысль принесла Сальваторе удовольствие. Такое поведение Марисоль наталкивало на несколько приятных выводов и самым главным из них был тот, что Анна сейчас вместе с Джозеф. Насколько это безопасно для самой Анны – вопрос спорный, однако она жива. Пока точно жива.

Сальваторе взглянул на Марисоль, а после обвел быстрым взглядом собравшихся, ему было интересно, кто первый сорвется. Пока пленники держались храбро, даже упавшая в обморок девушка сейчас выглядела собранно и спокойно.

Быть может, ей досталась роль Лекаря?

– осенило Сальваторе.

— Наш многоуважаемый господин, — наконец начала Марисоль, — вынужден отсутствовать на первом Собрании. Он приносит свои извинения в связи с этим обстоятельством, а также уполномочил меня руководить сегодняшними дебатами. Итак, начнем. — женщина указала открытой ладонью на собравшихся и присела на один из свободных стульев. Она села на самый краешек, держа спину прямой. Каждое ее движение было отточенным и четким, похожим на действия снайпера.

— И что нам прикажете делать? — подал голос один из мужчин. Сальваторе не помнил, чей это был пленник, но удивился тому, с какой дерзостью он общался с Марисоль. По всей видимости он решил, что эта миниатюрная женщина, напоминающая фарфоровую куклу, не представляет угрозы.

Слишком опрометчиво, дружище

.

Марисоль улыбнулась. Кажется, ее посетили схожие с Сальваторе мысли. Мужчина затаился, заинтересованный тем, что произойдет дальше. Марисоль не была мстительна, но окупала это тем, что была безапелляционно жестока. А потому ее улыбка напоминала Сальваторе приговор.

— Голосуйте, — продолжая улыбаться, сказала Марисоль. На ее лице застыла зловещая маска. — За того, кого вы считаете одним из пяти охотников.

— Подождите, — мужчина потерял свою уверенность и перестал дерзить. — А что будет после голосования?

— Раз Вы задаете такой вопрос, синьор, думаю, Вы догадались. — Марисоль расхохоталась. Ее высокий, звонкий смех повторялся эхом под сводчатым потолком зала, создавая вокруг девушки ореол власти, а вокруг остальных собравшихся – безысходности.

Мужчина осел на своем стуле и затих. Его фигура сейчас излучала покорность и страх, казалось, он хочет стать меньше, чтобы быть незаметно. Сальваторе поморщился.

Трус.

— Окей. Кажется, я понял, — вдруг сказал Габриэль. — Давайте познакомимся и все такое. — он поднялся со стула и помахал присутствующим обеими руками. — Меня зовут Габриэль, и я мирный игрок. Всю ночь я провел в разъездах на мотоцикле, надеясь оказаться быстрее, чем охотники. Как видите, я здесь. — мужчина ухмыльнулся. — Нам известно, что охотников должно быть пять. Предлагаю избавиться сейчас же от одного из них.

Марисоль поаплодировала.

— Какая проникновенная пламенная речь, синьор Габриэль. И кто же, по-вашему, здесь охотник? — женщина вздернула левую бровь и с презрением посмотрела на Габриэля.

— Вам не пришлись по вкусу цветы? — вдруг спросил Джозеф.

Анна вздрогнула и взглянула на мужчину. Он, не отрывая взгляда от дороги, гнал машину вперед. Ветер сильно трепал волосы. Первый раз в жизни Анна ехала на спортивном автомобиле. Скорость пугала и будоражила. Пейзажи стремительно сменяли друг друга, создавая иллюзию театральности – все вокруг казалось ненастоящим.

— С чего Вы взяли? — ответила вопросом на вопрос Анна, продолжив изучать красивый профиль мужчины. Рядом с ним она постоянно чувствовала себя в опасности. Теперь, наедине с ним на большой скорости, это чувство усилилось десятикратно. Радовало только отсутствие доберманов, которых не требовалось кормить.

— Я привык, что женщины ярко демонстрируют свое восхищение моими широкими жестами, — хмыкнув, ответил Джозеф.

— А Вы уверены, что это восхищение искреннее? — осторожно уточнила Анна. Девушка знала, что этот вопрос был опасным, однако ответ на него мог бы помочь ей ответить и на несколько других вопросов. Тех вопросов, которые она задавала сама себе.

Джозеф расхохотался. Он смеялся громко, запрокинув голову назад. Анна не на шутку испугалась, ведь мужчина перестал следить за дорогой.

— А какое это имеет значение? — вдруг спросил Джозеф и пристально посмотрел на Анну.

Девушка поежилась, поняв, что угодила в собственный капкан, из которого необходимо было как можно скорее выбираться.

— Огромное, — собравшись с духом, ответила Анна. Вдруг ее осенило: искренность – оружие против Джозефа. Он не привык к тому, что люди честны рядом с ним. Он всегда ждет подлости, подвоха. Случайное открытие придало девушке сил. — Вы не садист, Джозеф… Вы искатель истин. И Вам одиноко… Да, я уверена. Вам очень одиноко. — Анна добавляла драматичности своим словам, однако она была честна. — В мире, где Вас окружают лжецы.

Джозеф резко нажал на тормоз. Анну резко качнуло вперед, а потом вдавило в кожаное кресло. Она шумно сглотнула и зажмурилась, не решаясь открыть глаза. Машина остановилась посередине дороги. Немногочисленные машины, нагоняющие сзади, начали сигналить. Джозефу было все равно. Он не собирался двигаться с места. Солнечный свет начал щипать на обнаженных участках кожи. Анна открыла глаза и обнаружила лицо Джозефа в нескольких сантиметрах от своего.

— В какую игру Вы играете, синьорина Анна? — тихо спросил он. От внимания девушки не ускользнуло, что в глазах Джозефа читалась растерянность.

Не смей в это верить

– мысленно приказала себе девушка –

не поддавайся. Этого не может быть

.

— О чем Вы? Я лишь сказала то, что думаю, — испуганно прошептала Анна.

Мимо проносились автомобили, истерично бибикая Джозефу. Но для него, казалось, больше не существовало ничего кругом, кроме салона автомобиля и сидящей напротив девушки, которая поражала его с каждой минутой все больше.

— Ты думаешь, что мне одиноко? Почему? — Наконец спросил он.

— Потому что Вы придумали Игру. Вам хочется, чтобы кто-то обыграл Вас. Ведь только это, в сущности, будет значить, что Вы не одиноки, что есть кто-то похожий на Вас. Такой, как Вы. А пока… Пока выигрываете только Вы. И это делает Вас бесконечно одиноким, Джозеф.

Анна замерла, поняв, с какой легкостью выпорхнуло из нее имя человека, заставившего ее пройти через унижение и насилие. И почему-то сейчас ей вдруг действительно стало жалко этого мужчину. Слова, что она подобрала, оказывали магический эффект, только вот почему-то на нее саму. Осталось дождаться и выяснить, как магия этих слов подействовала на Джозефа.

Резким движением Джозеф отодвинулся от Анны и, не глядя в зеркало заднего вида, рванул вперед. Всю оставшуюся дорогу они провели в молчании. И девушке оставалось лишь гадать о том, что крутится в голове у Джозефа и что ее теперь ждет.

Марисоль брезгливо обошла растекающуюся лужу крови и, указав своим тонким указательным пальцем с бордовым ноготком на лежащий труп мужчины, вышла из зала. Слуги торопливо начали уборку. Прибежало двое доберманов, с остервенением начав слизывать с пола кровь. Никто не двигался со своих мест. Как загипнотизированные, люди смотрели на труп мужчины, одного из команды ланей, которого только что общим голосованием решили исключить из Игры, посчитав охотником.

Сальваторе чувствовал гуляющие на скулах желваки. Хотелось курить. Но уходить из зала первым значило бы расписаться в том, что он охотник, а значит, первые подозрения Габриэля, которые он бросил в адрес мужчины, были правдивы. Сальваторе защищался, перевел стрелки на другого игрока.

Сопутствующий ущерб

– повторял он себе. Только легче от этих слов не становилось. Не становилось легче и от того, что мужчина был убит быстро и безболезненно. Он был бы лишен такой возможности, будь на Собрании Джозеф, и уж, конечно, останься он до финала игры. Отсюда никто не выйдет живым, и тот, кто останется жив физически, внутренне все равно погибнет…

В Игре осталось семь ланей и пять охотников. Опасный счет для первых, многообещающий счет для вторых. Сальваторе метнул в сторону Габриэля полный ненависти взгляд, но мужчина с легкостью выдержал его. Необходимо было разобраться, кем является Габриэль

. Если он в команде ланей

– рассуждал Сальваторе –

значит, он решил избавиться от меня, как от сильного соперника, уверенный, что я охотник. Осталось только понять, как он оказался в команде ланей, и действительно ли он в ней. В противном случае у меня появился еще один враг. И он опасен

.

Первым после Марисоль зал покинул Габриэль, он задел плечо Сальваторе, а после попрощался с остальными оставшимися в зале людьми. Уже в дверях он вдруг добавил:

— Надеюсь, теперь вы понимаете, кто на чьей стороне играет. Подумайте об этом, пока у вас есть время. Игра начнется через час. — Габриэль расхохотался.

Его смех больше напоминал лай. Он был взвинчен и не на шутку напуган. Сальваторе склонялся к тому, что причиной такого поведения была все-таки роль лани, а не неудачная попытка устранить конкурента, пускай и второе тоже имело место.

— Слушай, мужик, — вдруг обратился к нему один из ягнят, — тебя же зовут Сальваторе, верно?

Сальваторе кивнул.

— Мне не кажется, что ты охотник, ты больше похож на того, кто просто спасал собственную задницу, я прав? — Сальваторе вновь кивнул, ожидая, что скажет мужчина дальше, — Отлично. Поэтому предлагаю следующее тебе и остальным собравшимся. — Мужчина перешел на шепот и озвучил людям свой план.

Когда Джозеф предложил Анне быть его компаньонкой на встрече, она представляла себе дорогой изысканный ресторан в центре Рима, где за ломящимся от дорогих блюд столом под живое исполнение классической музыки велись бы страшные, кровавые разговоры. Каково же было ее разочарование, когда они прибыли на заросший сорняками пустырь перед заброшенным зданием какого-то завода. Внутри было прохладно и сыро, пахло плесенью и влажной землей. По стенам капала вода.

Когда они с Джозефом пришли, их уже ждали. Трое мужчин. Все они были одеты просто и буднично, будто чудесным образом телепортировались с пляжа, где мгновением назад попивали коктейли со льдом, лежа на шезлонге. Они поздоровались с Джозефом кивком головы. Девушку же мужчины игнорировали, удостоив ее лишь коротким взглядом. Мужчины говорили на итальянском, говорили быстро и на повышенных тонах. Суть сказанного легко угадывалась по их интонациям. Анна взволнованно смотрела на мужчин, чувствуя возрастающее между ними напряжение, казалось, температура воздуха повышалась вместе с накаляющейся атмосферой.

Девушка старалась не пялиться, она заставляла себя смотреть в пол. Удивительно, но сейчас она чувствовала себя в серьезной опасности, и это было страшнее, чем Джозеф, чем его Игра.

Быть может, все дело в терминологии?

– пыталась отвлечь себя мыслями девушка –

назови он Игру иначе, мне было бы страшнее… Или нет?

Анна не понимала, как такое возможно, но чувствовала себя в безопасности только рядом с ним, с Джозефом. Она сама не заметила, как становилась к нему все ближе. Тело инстинктивно пряталось за него, видело в нем источник защиты и сочувствия.

Как глупо!

Джозеф ухмылялся и примирительно распростер ладони в воздухе. Все его тело не выражало ничего, кроме спокойствия и доброжелательности. Но Анна не верила ему, вероятнее всего, не верили и мужчины. Поведение Джозефа вызывало в них лишь агрессию. Кажется, диалог окончательно потерял дипломатическую направленность. Случайно заметив боковым зрением, как дернулась рука одного из стоявших мужчин, Анна среагировала быстрее, чем поняла, что делает. Осознала происходящее она позже, когда поняла, что лежит на Джозефе, уперевшись ладонями в его мускулистую грудь. Его горячие руки лежали у нее на талии. Над головой прогремела череда выстрелов.

— Что произошло? — шепотом спросила Анна, когда все наконец стихло.

Джозеф молчал. Девушка боялась открыть глаза. Вдруг она почувствовала, как мужчина убирает с ее лица выбившиеся светлые пряди. Она приоткрыла один глаз и тут же удивленно вытаращилась. Джозеф любовно разглядывал лицо девушки и улыбался. Впервые он улыбался так. Его улыбка была по-настоящему ласковой и нежной.

— Извините, — тут же затараторила Анна, пытаясь подняться, однако Джозеф не дал ей встать, удерживая девушку второй рукой.

— Ты извиняешься за то, что спасла мне жизнь? — тихо спросил он, продолжая с любопытством изучать лицо девушки.

— Я не… — Анна замялась, — у него был пистолет, и я подумала, что он хочет убить Вас.

— Он хотел. Они все хотели. — Джозеф говорил спокойно и менторски, будто объяснял школьникам новый материал.

— Тогда зачем? — девушка в ужасе смотрела на Джозефа, пытаясь разгадать мотивы его поступков.

— Потому что это доказательство власти и превосходства. Я ничем не рисковал, синьорина Анна, по всему периметру расставлены мои люди. Они изрешетили ублюдков, стоило тем только подумать о том, чтобы убить меня, а вот Вы… Вы поразили меня.

Девушка чувствовала, что начинает заливаться румянцем под пристальным взглядом Джозефа. Близость его тела, адреналин, бегущий по венам. Он опять играл с ней? Снова проверял ее на прочность? Все это время он знал, что им ничего не угрожало. А вот она – нет. Анна чувствовала, что злится, потому что вновь стала игрушкой в руках Джозефа и вместе с тем… Она испытывала легкое возбуждение. Мужчина вкусно пах, его горячее тело было преступно близко, а его взгляд… Казалось, он целует Анну взглядом, нежно, страстно, боязливо и преданно.

— Я искренне благодарен Вам, синьорина Анна. За желание спасти мне жизнь и за возможность почувствовать удивление.

Джозеф приподнялся и, придерживая Анну за талию, помог ей встать первой.

— Примите мои извинения за цветы. Я понимаю, почему они не пришлись Вам по вкусу. Это была дешевая издевка, я распоряжусь, чтобы цветы унесли. А впрочем, я лично их уберу.

Глава девятая

Прислушиваясь к мерному ходу часов, Анна вдруг ощутила накатившую на нее усталость. Та, казалось, ждала удобного момента, чтобы подкрасться и обрушиться на девушку с разрушительной мощью. Анна наконец осознала весь ужас и безысходность собственного положения. Это случилось, когда Джозеф, забрав последний букет роз, вышел из комнаты. Без цветов комната выглядела неприлично пустой, то же происходило и в душе Анны.

Зато теперь я знаю, что такое забота чудовища

– думала она –

он целый час планомерно выносил букет за букетом, каждым жестом и поворотом головы, олицетворяя покорность и участие, но он оставил меня в Игре, он не дал мне уйти…

Анна прикусила нижнюю губу и подошла к гардеробу, чтобы выбрать для себя наряд. Кричащие, страстные, лишенные тайны наряды. И туфли им в тон. Чулки в крупную сетку. Ажурное черное белье. Все это напоминало дешевое и пошлое кино. Закружилась голова. Анна не хотела верить в то, что сегодняшняя ночь станет продолжением предыдущей, что вскоре ей опять придется совершить предательство над своим телом и сердцем. Однако иного не оставалось. Джозеф не предоставил ей возможности избежать Игры.

Но он не запрещал мне действовать свободно

– мысленно добавила девушка, ощущая странное волнение внутри. Зарождающаяся мысль трепетала, как птица, озаряя сознание надеждой. Девушка оделась и закрепила маску, выходя в ночь. Игра начиналась через несколько минут.

— Отвечай, во что ты меня втянула! — рычал Габриэль, сдавливая горло Марисоль. Он прижимал женщину к стене и яростно смотрел на нее. Ее грудь быстро вздымалась, тело подрагивало в поисках кислорода и источало нежный цветочный аромат, а глаза оставались холодными и безучастными. Марисоль смотрела без страха, как смотрит хищница на добычу.

Габриэль понимал, что не убьет ее, и она это прекрасно знала. Они оба это знали. И потому Марисоль милостиво позволила Габриэлю спустить свой гнев на нее. Это вдруг показалось мужчине унизительным. И он убрал руку, предоставив возможность женщине наконец сделать вдох. Она шумно вдохнула и закашлялась.

— Ты знаешь, что он дал мне роль жертвы? Ты посодействовала? Вы хотите от меня избавиться? — И после паузы добавил уже спокойно. — Мне нужны ответы, Марисоль.

Женщина поправила прическу и села в свое кресло. Она медленно оглядела кабинет, напоминающий теперь руины. Повсюду валялись разбитые стекла. Столы были перевернуты.

— Не жертвы, а лани, — уточнила Марисоль.

— Не имеет значения! — Рявкнул Габриэль.

— Имеет, — сказала женщина и сделала паузу, давая Габриэлю возможность самостоятельно оценить всю глубину, вложенную в ее слова, а после добавила, — жертва обречена. Лань – нет. Она быстра, грациозна, предприимчива. Смекаешь, к чему я веду?

Габриэль сурово смотрел на Марисоль. На его скулах виднелись желваки, а на лбу вздулась вена. Женщина, игнорируя его ярость, изучающе смотрела на разгромленный кабинет в поисках уцелевшего стакана. Хотелось промочить горло. Марисоль недовольно фыркнула.

— Ты разбил мне всю посуду, скотина, — процедила она сквозь зубы, — предлагаешь мне пить из горла, уподобляясь таким, как ты?

— Это каким, Марисоль?

— Грубым неотесанным мужланам.

— Не подавишься, — огрызнулся мужчина и с вызовом посмотрел на Марисоль.

— Ты хочешь оказаться в свите Джозефа? Ответь коротко. Да или нет.

— Да. — Спокойно сказал Габриэль и нахмурил брови.

— Тогда покажи ему, что ты этого хочешь. Покажи, насколько хочешь. — Последнее предложение женщина выделила интонационно.

— А что с девчонкой? — Габриэль неловко перевел тему, стараясь выяснить, коснулся ли гнев Джозефа Марисоль.

— Разберусь сама, — отрезала женщина и подошла к стойке, где одиноко стояла единственная уцелевшая бутылка вина.

— Разберись еще кое с чем, — неожиданно мягко сказал Габриэль.

Марисоль на мгновение застыла скорее от наглости Габриэля, чем от удивления его словам. Она развернулась, оценивающе оглядывая мужчину с ног до головы. Ее бровь поползла вверх.

— А если нет?

— Тогда я сделаю тебе больно.

— Попробуй, — расхохоталась Марисоль и сделала большой глоток вина.

Женщина следила за надвигающейся на нее фигурой Габриэля. Он превосходил ее в размерах и был настроен решительно. Крайне решительно. Марисоль поняла это, когда опустила взгляд вниз и увидела, как натянулась ткань его брюк в области ширинки. Женщина сделала глубокий вдох и вновь глотнула вина. Она привыкла к наказаниям и лишениям, которыми потчевал ее Джозеф, но сейчас ей предстояло столкнуться с грубой мужской силой. И это не на шутку заводило Марисоль. Расстояние между ней и Габриэлем стремительно сокращалось, оставалось так мало времени, чтобы придумать, как раззадорить мужчину еще сильнее. Ей хотелось дразнить Габриэля, трясти перед ним красной тряпкой, видя, как вздуваются жилы на его шее, как быстро раздуваются ноздри. Она хотела, чтобы он был груб с ней, но в ключевой момент оказался нежным.

Марисоль рухнула перед Габриэлем на колени, вцепившись в его ширинку и выискивая непослушными пальцами пуговицу. Несколько осколков оцарапали ее колени. Но сейчас это не имело для нее значения. Наконец разобравшись с ширинкой, Марисоль нащупала пенис Габриэля и ласково помассировала его рукой. Мужчина присвистнул. Он смотрел на женщину снизу вверх, пытаясь понять по выражению ее лица, что она задумала. Не было сомнений в том, что главная змейка Джозефа коварна. Однако сейчас, стоя на коленях, она казалась такой послушной, такой сговорчивой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Помягче, Марисоль, ты хочешь меня трахнуть или убить? — Габриэль гладил Марисоль по голове, чувствуя, как путаются пальцы в ее шелковистых черных волосах, а еще – потерю контроля, потому что ее нежные руки оказались преступно умелы.

Вдруг Марисоль отпрянула, отскочила в угол и издевательски заулыбалась. Она быстро дышала и чувствовала, что сейчас на нее обрушится праведный гнев. Габриэль выругался и пошел на нее, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, будто злой и голодный медведь. Марисоль не сводила глаз с его члена, представляя, какой сладкой будет ярость, с которой совсем скоро набросится на нее мужчина. Приблизившись к Марисоль вплотную, Габриэль зарычал и сорвал с нее блузку.

— Я не успею переодеться к началу Игры! — воскликнула Марисоль, смеясь над неискренностью собственного голоса. Звук стучащих о пол пуговиц возбудил ее еще сильнее. Она ощутила сильную тяжесть внизу живота. Все ее нутро кричало о том, чтобы его поскорее заполнили.

Габриэль покрывал грудь Марисоль жадными горячими поцелуями, он покусывал ее соски. Не в силах больше бороться с желанием, женщина опустила руку и, задрав себе юбку, потянулась к трусикам. Габриэль рывком убрал ее руку, нашел вторую и поднял их над головой женщины.

— Ты кончишь, только если я захочу. — Прошептал мужчина над ее ухом и начал жадно сосать мочку уха Марисоль. Женщина стонала, извиваясь от ласк Габриэля и была готова расплакаться, когда чувствовала случайные прикосновения его пениса.

Габриэль не спешил приступать к главному. Он знал, что месть – это блюдо, которое подают холодным, и он собирался накормить Марисоль сполна за ее издевки. Наконец поняв, что сам не в состоянии ждать больше ни минуты, он развернул женщину лицом к стене и, сорвав с Марисоль последний атрибут цивилизованного общества, резко вошел в нее.

Сальваторе курил, лежа на капоте своей машины. До начала Игры оставалось полчаса. На собрании не все поддержали предложенный его ягненком план. Это могло создать определенные трудности. Пока условный численный перевес был на его стороне, но это ничего не значило.

Как бы то ни было, все решится уже завтра.

Памятуя свое военное прошлое, Сальваторе знал, что нет ничего более изменчивого, чем военные альянсы. Грустно было признавать, однако в этом Джозеф был прав: люди мелочны и скупы. Мало кто из них способен на геройство и подвиг. Большинство трясется за свою жалкую жизнь и с непринужденностью несет на себе груз чужой смерти. Быть может, так устроена природа, Сальваторе не знал, но это было ему отвратительно. В любом случае, мужчина понимал это отчетливо, он слишком долго шел к этому моменту, чтобы так просто все потерять, только вот… Теперь появилась Анна – усложняющая все переменная. До сих пор о ней не было никаких вестей, хотя машина Джозефа была на месте. И это было туманным утешением, лишь косвенным доказательством того, что она все еще жива, что рассветный выстрел прекратил не ее жизнь. Больше всего Сальваторе пугало не отсутствие девушки, а страх, появившийся в результате беспокойства за нее. Мужчина боялся, что влюбился. Там, где он сейчас находился, не было места такому прекрасному чувству.

И такой прекрасной девушке, Сальваторе. А ведь она здесь по твоей вине. Ты лицемер. Хочешь все исправить? Сделай так, чтобы она жила, чего бы тебе это ни стоило.

Увидев собственное отражение в одном из панорамных окон, Анна ужаснулась. Слепой случай помог ей накануне, но сегодня все наверняка будет иначе. Девушка подошла к окну и оторвала от занавесок несколько длинных кусков ткани, а после элегантно закрепила их вместо рукавов. Оставленный Джозефом

Сальваторе

ожог не только выжег с ее тела напоминание об Эрике, он сделал из девушки мишень. Тот охотник видел ее. Быть может, темнота была благосклонна к девушке в ту ночь и украла от прячущихся под маской глаз белую повязку

. А если нет? Если нет, то ты уже труп, Анна

. Девушка вышла на улицу и сделала глубокий вдох. Темное небо было подчеркнуто черным на фоне рассыпанных по газону фонарей.

Темнота пробуждает страхи. Нельзя позволить им вырваться наружу и овладеть мной. Только не сейчас

. Анна поежилась, воспоминания вчерашних событий окатили девушку, как подкравшаяся волна прибоя. Внутри все сжалось. Девушка пыталась мысленно сорвать с незнакомца маску и примерить лицо того, кто мог за ней прятаться. Каждый раз там возникало лицо Эрика, но сейчас там был другой. Джозеф. И это было мучительно. Вдруг девушка поймала себя на том, что

хотела

бы, чтобы это был Джозеф. Близость и тепло его тепла. Тяжелый аромат его кожи, переплетенный с сандаловыми нотами духов и бегущим в крови адреналином. Он мог погибнуть сегодня. И она не могла этого допустить. Теперь нужно было не допустить, чтобы погибла она.

Иначе…

Джозеф был удивлен, обнаружив свой кабинет пустым. Марисоль не было на месте. Однако это его совершенно не расстроило. Мужчина сел возле мониторов и отмотал запись с камер в зале, когда там проходило Собрание. Джозефу нужно было выяснить, что он пропустил, однако мысли не давали сосредоточиться на процессе. То и дело в голове возникало испуганное лицо Анны. Ее приоткрытые пухлые губы, зажмуренные глаза, выбившиеся пряди, щекотавшие ему лицо. Вдруг Джозеф осознал, что Анна была первым человеком, который был готов закрыть его от пуль. Технически, конечно, таких людей было множество – вся его охрана. Но он им платил. Девушка же проявила себя в ситуации, которую считала экстремальной. Ситуация такой и была. По крайней мере, для нее точно. Джозеф хмыкнул. Он взял ее с собой, чтобы развлечься, посмотреть на ее испуг, когда она услышит выстрелы и увидит продырявленные тела бандитов. Мужчина и представить себе не мог, чем в итоге обернется его рядовая поездка. Анна действительно оказалась полной сюрпризов, и теперь Джозефу хотелось узнать о девушке все. Он прислушивался к новым ощущениям, все мощнее и ярче пробуждающимся внутри, и впервые в жизни с тех давних пор, как потерял отца, ощутил внутри испуг. Оказывается, его сердце все еще было способно на чувства, и это было неправильно. Нужно было как можно скорее решить для себя эту задачу и сделать выбор.

Чертов Сальваторе, как ты смог притащить ангела в мой ад?

В кабинет проскользнула Марисоль. Она метнула в сторону Джозефа быстрый взгляд, а после положила перед ним папку с отчетом.

— Ты знаешь, я этого не люблю, — тихо сказал Джозеф.

Первым его порывом было грубо исследовать влагалище женщины на наличие спермы, а после заставить Марисоль полировать его пальцы языком, очищая их от чужого семени, но Джозеф не стал этого делать. Ему хотелось оставаться наедине с мыслями об Анне, с мыслями, заставившими его сдержать порыв. Мужчина удивлялся сам себе и вместе с тем чувствовал отвращение к Марисоль. Он не мог взять в толк, как она позволила себе прийти в его кабинет, не успев просохнуть, пахнущая другим мужчиной и сексом, от которого она получила наслаждение. Марисоль молчала. Она знала, что сейчас любое сказанное слово будет использовано против нее, поэтому она покорно ждала, каким будет избранное для нее наказание. Женщина была готова принять его с легкостью, быть может, даже с удовольствием, потому что оно того стоило. Потому что она бы хотела повторить.

— Не делай так больше, Марисоль, потому что иначе мне придется тебя убить. — Джозеф сказал это спокойно и буднично, будто сообщил прогноз погоды. До определенной степени так и было. Женщина не на шутку испугалась, услышав это. Не столько слова, сколько интонации.

Сейчас она не узнавала сидящего перед ней мужчину, это был не ее босс, а его двойник. И пусть звучащая в словах угроза была констатацией будущих событий в случае неповиновения, Марисоль не могла поверить, что Джозеф ничего не собирается делать. Женщина надеялась на продолжение их сексуальной игры, их жестокого страстного танца, однако Джозеф был безразличен, и Марисоль догадывалась почему. Однако сейчас это не имело значения, куда важнее было другое.

— Они собираются создать союз и сбежать. — Проворковала Марисоль, с легкостью переключившись на насущные дела и мгновенно забыв о своих разочарованиях.

— Такое уже случалось, — безучастно ответил Джозеф, — почему тебя это волнует?

— Потому что с ними Сальваторе.

Джозеф круто повернулся на кресле и оценивающе посмотрел на Марисоль. Мужчина отказывался признавать справедливость услышанного.

— Основания? — единственное, что сказал Джозеф, наконец взяв со стола папку с отчетом и изучая ее содержимое.

— Мне удалось найти информацию об одном из его ягнят. — Женщина сделала паузу, ожидая от Джозефа вопросов, но, заметив, как замерла с листом бумаги его рука, тут же продолжила. Поведение босса стало слишком непредсказуемым, чтобы дразнить его. В решительный момент он не будет нежным, как Габриэль. — О его тесных связях с ребятами из Бюро.

Джозеф внимательно посмотрел в глаза Марисоль. Мужчина молчал, однако его молчание говорило лучше слов – это не могло быть простым совпадением. Оставалось понять одно: является ли Сальваторе соучастником происходящего.

— Остальные? — задавая этот вопрос, Джозеф ощутил внутри укол страха. Он боялся, что Марисоль скажет об Анне. Боялся, что спасшая ему жизнь девушка окажется шпионкой, подосланной, чтобы отправить его в тюрьму.

Такое уже случалось и случалось довольно часто. Джозеф не воспринимал подобное слишком серьезно, прекрасно понимая, что глубина вод, в которых он плавает, порождает соразмерных чудовищ. Однако в этот раз они подобрались близко. Слишком близко. Еще ни разу Игра не подводила Джозефа. Никто не решался сыграть в нее. Сотворить малое зло ради укрощения великого зла. Джозеф ухмыльнулся.

Сальваторе, мой мальчик, неужели тебе близок по духу Макиавелли? А знаешь ли ты, что даже капля зла способна отравить целое море доброты, и, преступив эту черту однажды, назад уже не вернуться?

— О втором нет информации старше трех лет ни в одной базе, босс. Вы знаете, что это значит.

Джозеф стиснул кулаки. В висках пульсировала кровь. Мужчина хотел придушить Марисоль, потому что она не говорила ему об Анне. Сейчас его интересовала только эта девушка. Он не хотел мириться с мыслью, что единственной причиной, по которой она спасла ему жизнь, было желание распорядиться этой жизнью по закону. Джозеф понял, что нуждался в том, чтобы Анна была его ангелом, его спасением, олицетворением иррационального порыва совершать добро. Молчание Марисоль было мучительным. Впервые в жизни Джозеф ощущал, что сам является участником Игры. Он стал ланью, беззащитной жертвой, а Анна была его охотником. И от того, что сейчас скажет Марисоль, зависело, направит ли Анна дуло пистолета на его сердце.

— Что с Анной? — не выдержал Джозеф, — скажи мне, что с Анной?

Глава десятая

Переполнявшие девушку смелость и решительность, с которой она выходила во вторую ночь Игры, в темноте куда-то улетучились. Звук стучащих по брусчатке каблуков отдавался в ушах эхом и казался непозволительно громким. Анна остановилась, решив взять паузу и еще раз понять, готова ли она делать то, что собиралась делать.

Я предала тебя не в ту ночь, когда занималась сексом с незнакомцем, а в тот день, когда позволила себе поцеловать Сальваторе. Потому что я хотела целовать его. Хотела так же сильно, как не хотела охотника. Хотела так же сильно, как когда-то хотела целовать тебя. Для меня не существует дороги назад. Все, что я могу – выжить ради тебя, Эрик, чтобы остаток жизни искуплять свой грех

. Девушка сняла туфли и пошла босиком по отдававшей дневное тепло брусчатке. Она выставила перед собой туфли, как оружие, прекрасно зная, что они не смогут ей помочь в соревновании с винтовкой или пистолетом. У Анны было полтора часа на охоту. Свою охоту. За это время ей нужно было найти охотника и суметь украсть его оружие, а после сделать то, что должно. В темноте со стороны виллы раздались выстрелы, Анна вскрикнула и прижала руки к голове.

— Не может быть, — вдруг тихо прошептала себе девушка. — Еще слишком рано. Что-то не так…

Джозеф смотрел на сидящую на коленях Марисоль. Ее ухо кровило. Женщина, впервые потеряв самообладание, уставилась на своего босса с неподдельным, почти животным страхом.

— В следующий раз, — ровным, лишенным эмоций голосом, произнес Джозеф, я выстрелю тебе в лоб. Я не терплю лжи, Марисоль. И мне жаль, что пришлось изуродовать твое красивое ушко, чтобы напомнить тебе об этом. Убери тут все.

Женщина не шевелилась. Оглушенная пролетевшей несколько мгновений назад пулей, она все еще была шокирована и не приходила в себя. Джозеф опустился перед Марисоль и ласково погладил ее по голове. С той стороны, где кровило то, что осталось от левого уха женщины. Несколько раз мужчина щелкнул пальцами перед ее лицом и повторил медленнее и громче то, что сказал минуту назад.

— Ты поняла меня, Марисоль?

Наконец женщина медленно кивнула. В ее глазах заблестели слезы. То ли от физической боли, то ли от вдруг распустившейся внутри почти что детской обиды за то, как поступил с ней Джозеф. Марисоль была потеряна и не на шутку испугана: никогда прежде Джозеф не поступал подобным образом. Методы его воспитания были куда жестче, куда изысканнее примитивных физических наказаний. Они лежали в плоскости тонких материй, в местах, где, как знала женщина, ее босс искал ответы на вопросы, которыми мучался с тех пор, как потерял отца. И то, что случилось, утверждало Марисоль в мысли, что теперь ее положение стало пугающе шатким. Физические наказания Джозеф применял только к слугам – не желая тратить время на исследование глубин их душ и к собакам – потому что так удавалось дрессировать их быстрее.

Выходя из кабинета, мужчина указал женщине на лежащие в крови кусочки ее уха.

— Не забудь, Марисоль. — Тихо сказал он и вышел.

Марисоль позволила себе встать нескоро. Она еще долго сидела на полу, погруженная в собственные страхи и ужас. Ее самообладания хватило только лишь на то, чтобы не расплакаться, однако внутренне женщина сходила с ума. Уличенная во лжи Джозефом, она потеряла одно ухо. Метафора была ясна и понятна: мужчина не хотел слышать ложь и запрещал слышать ложь Марисоль, даже если это ее собственная ложь, изреченная ее ртом. В следующий раз, понимала женщина, одним ухом она не отделается. Он лишит ее жизни. И всему виной эта гадкая девчонка. Джозеф никогда не был таким. Взволнованным, заинтересованным, запутавшимся… Марисоль страшно желала отомстить ей за то, что вытерпела по вине Анны. Оставалось лишь придумать, как сделать это незаметно для Джозефа.

— Эй, как ты? — Анна услышала над собой мужской голос и вздрогнула. Она метнула быстрый взгляд на свои наручные часы, чтобы понять, насколько критическим является ее положение.

Девушка повернулась и посмотрела на мужчину, вытягивая перед собой рубиновое сердце.

— Даже не надейся, что у тебя получится, — прошипела Анна.

— Полегче, девочка, — примирительно сказал мужчина, стараясь добавить своему голосу дружелюбия, — вот смотри, мы с тобой не враги, — мужчина сделал несколько шагов назад, давая возможность фонарям осветить его лицо. На мужчине была белая маска.

Анна шумно выдохнула.

— Понимаешь, о чем я? — спросил мужчина и, не дождавшись ответа, продолжил, — Я вижу, ты умная, и не пошла с остальными. Предлагаю держаться вместе, пока вся эта заварушка не кончится.

Анна не понимала, о чем говорит стоявший перед ней, но подозревала, что это может быть как-то связано с Собранием, которое она пропустила, потому что была с Джозефом. Девушка поняла и кое-что еще: мужчина не знает, что ее не было на Собрании, а значит, теперь он думает, что Жрицей Любви является одна из трех женщин, что там была.

Анна неуверенно повела плечом и кивнула.

— Я Габриэль, — сказал мужчина, выставив перед собой правую руку.

Девушка не спешила называть свое имя. Она не могла с уверенностью сказать, что не озвучивала его на Церемонии. Анна молча пожала крепкую руку, в которой буквально тонула ее собственная ладонь, и наконец произнесла шепотом, стараясь не выдать свой настоящий голос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Так запросто назвал свое имя?

Мужчина расхохотался и потряс указательным пальцем перед маской Анны.

— С каждой минутой ты мне начинаешь нравиться все больше, — Габриэль громко расхохотался, тем самым начиная нервировать Анну.

Она боялась, что их могут услышать. Боялась, что на звуки их голосов сбегутся охотники. И если их будет несколько…

Нет-нет-нет! Даже не думай об этом!

Анна пыталась отогнать от себя отвратительную картину: ей приходится заниматься сексом с одним из охотников на глазах у Габриэля, пока к ним подходят другие. И потом, когда все кончится. Конечно, они дождутся, когда все кончится. Ведь это место напичкано садистами. Они прострелят ей голову, возможно не позволив даже подняться и надеть нижнее белье.

Нет!

— Потише, — цыкнула на Габриэля девушка и примирительно положила ему руку на плечо. — Нам конец, если нас найдут.

— Не переживай об этом, девочка, сейчас шумят в другом месте. Красивая вещица, — добавил мужчина, беря в руки рубиновое сердце, висящее у Анны на шее. — Уже опробовала в действии?

Анна ничего не ответила, она вернула себе цепочку и спрятала подвеску под тонкую шелковую ткань, стараясь отогнать от себя подробности вчерашней прогулки по ночному пляжу.

— Какой план? — тихо спросила она и взглянула на мужчину.

— Может, хоть вымышленное имя скажешь? — спросил Габриэль, — или так и звать тебя «девочка»?

— Меня зовут Анна, — произнесла девушка свое имя, удивляясь тому, как инородно, как нереально оно звучит, растворяясь в ночном воздухе, пропитанном тайнами, жестокостью и смертью.

— Движение – жизнь, Анна, — непонятно зачем сказал Габриэль и тихо засмеялся.

Когда Сальваторе наконец услышал тихие шаги, приближающиеся к нему, он облегченно выдохнул. Мужчина все так же неподвижно лежал на капоте, любуясь низким ночным небом и медленно отпуская в воздух кольца дыма. Сальваторе знал, кому принадлежат эти шаги. Он не пытался прятаться, и даже не надел игровую маску. Это было ни к чему, потому что тот, кто шел к нему убивал без правил, если принял решение убивать.

— Сальваторе, — услышал мужчина голос Джозефа.

Он не поднялся, не удостоил начальника взглядом, так и остался лежать на капоте машины, любуясь звездами. Сальваторе прекрасно знал, по какой причине с ним хочет говорить Джозеф, знал, что возможно через несколько мгновений умрет, а потому не терял возможности провести оставшееся ему время, испытывая наслаждение, а не страх.

— Добрый вечер, Джозеф, — наконец произнес Сальваторе.

— Дивная! Дивная ночь, мой мальчик, — сказал Джозеф и спросил, — не будешь возражать, если я присоединюсь?

Этого Сальваторе не ожидал, однако ему хватило самообладания, чтобы не выказать своего удивления внешне. Он подвинулся и рукой пригласил Джозефа занять место на капоте и тоже полюбоваться звездами. Ситуация становилась странной.

Быть может, именно такого эффекта он и добивается

– рассуждал Сальваторе, внешне оставаясь безразличным. Он ждал, каким будет следующий ход Джозефа.

— Сальваторе, а ты знаешь, что делают со стадом, если даже одна корова оказывается заражена, например, туберкулезом?

Вот оно

– подумал Сальваторе. Ему было прекрасно известно, к чему идет этот разговор. Мужчина сам позаботился о том, чтобы этот разговор состоялся, оставив змейке Марисоль цифровой след из крошек, который должен был привести ее к его ягнятам. Это было частью его задумки и происходящий сейчас разговор доказывал, что все идет по плану.

— Все поголовье истребляют, — равнодушно сказал Сальваторе и выпустил облачко табачного дыма. — Однако на такие меры фермеры идут в исключительных случаях.

— Полагаю, данный случай из таких.

Сальваторе не спешил отвечать. Сохраняя внешнее безразличие, внутренне он был сжат, как пружина, готовая в любой момент разжаться. Даже разговор с Джозефом был опасен. Любое неосторожное слово могло стоить жизни. Мысленно Сальваторе прокручивал тысячу вариантов этого разговора, но ни в одном из сценариев он не лежал на капоте с самым опасным человеком Европы, аллегорично рассуждая о том, что Игру необходимо прекратить, убив каждого из участников, вероятнее всего, и самого Сальваторе.

Черт

.

— Все ягнята сейчас покорно ждут в овчарне, если скажете убить их, я убью, но это лишит нас удовольствия продолжить Игру.

— А что насчет тебя, Сальваторе? — голос Джозефа звучало приторно, от него сводило зубы.

— Я охотник, босс, — безразлично ответил мужчина. — И выполнил свою работу.

— Ты привел паршивых овец. — Отрезал Джозеф.

— Настолько ли они паршивы, если доверяют мне и думают, что мы на одной стороне? — Сальваторе озвучил перед Джозефом свой вопрос, прекрасно понимая, как тот не любит подобное, но их противостояние требовало решительных действий. Быть может, небольшая язвительность сможет убедить Джозефа в том, что Сальваторе на его стороне.

— И даже Анна? — вдруг спросил Джозеф и, опираясь на локоть, приподнялся, чтобы посмотреть Сальваторе в глаза.

Мужчина встретился взглядом с Джозефом, пытаясь разгадать мысли последнего. Этот вопрос был болезненным и бил под дых своей прямотой. Сальваторе не предусмотрел подобного.

Неужели этот сукин сын влюбился?

– со злобой думал мужчина и тут же услышал внутри себя ехидный голос –

а что? Ревнуешь?

— Почему мы не можем поехать на машине? — шепотом возмущалась Анна, то и дело озираясь по сторонам. План Габриэля казался ей безумным и попросту опасным. Девушке казалось, что рассекать на мотоцикле до рассвета, надеясь так спасти себе жизнь, это то же самое, что прыгать без парашюта, надеясь, что приземление окажется мягким.

— Потому что машины принадлежат Джозефу, там везде камеры и его люди. Или ты думаешь, что добрый дяденька водитель не выстрелит тебе в колено при попытке сбежать?

Анна осеклась, вспомнив мужчину, который накануне так участливо смотрел на нее и предложил сигарету.

Неужели повсюду ложь? А Габриэль? Вдруг он тоже лжет?

— А наши браслеты? — не унималась девушка.

— Поэтому и мотоцикл. Это сработает на одну ночь. Но нам этого хватит. Вчера на собрании я понял, кто охотники. Днем мы избавимся от одного из них, а ночью, — мужчина развернулся и ткнул указательным пальцем Анне в грудь, — ну ты понимаешь.

Девушка поежилась. Как легко он сказал «мы», как просто указал на прячущееся под платьем рубиновое сердце.

Он просто использует меня

– поняла Анна, от этой мысли хотелось отмыться –

он хочет сохранить себе жизнь

– протестовало что-то внутри

– и ты хочешь того же. Вы можете быть друг другу полезны. К тому же он сильный

.

— Почему ты думаешь, что на мотоцикле нет жучков?

— Потому что мы угоним мотоцикл Джозефа, — хмыкнул мужчина.

— А остальные?

— Остальные сломаем, — расхохотался Габриэль и выставил перед собой нож, указывая острием на Анну.

Девушка отпрянула. Габриэль резко крутанул нож в руке, меняя его положение, и протянул девушке нож рукояткой вперед.

— Будешь помогать. Когда будешь резать колеса, представляй морду Джозефа.

Почувствовав в руке тяжесть ножа, Анна вдруг ощутила облегчение и удовольствие. Девушка прекрасно понимала, что находилась в таком же уязвимом положении, как и прежде, знала, что нож бессилен перед пулей, но все-таки теперь в ней теплилась уверенность. Иррациональная уверенность в собственной силе.

Глава одиннадцатая

Анна озиралась по сторонам. Кожа под маской неприятно потела, но снимать маску девушка не спешила. Во-первых, потому что этого не делал Габриэль, во-вторых, полагала она, до тех пор, пока маски не сброшены, он не может быть уверен, что она сказала свое настоящее имя. Увидев возле ворот двух вооруженных охранников, девушка схватила Габриэля за плечо.

— Они убьют нас, — прошептала она.

— Только если попытаешься отнять у них пушки, — хмыкнул Габриэль и продолжил идти, катя рядом мотоцикл и не сбавляя шаг. Он остановился лишь тогда, когда понял, что Анна не идет вместе с ним.

— Пока идет Игра, — устало произнес он, будто противился необходимости в сотый раз объяснять элементарные вещи, — им запрещено вмешиваться. Сейчас они занимаются защитой периметра от внешних угроз.

Несколько минут Анна переваривала услышанное, пытаясь прикинуть, насколько убедительными являются слова Габриэля.

— Ты знаешь слишком много, чтобы носить белую маску, — только и вымолвила она.

— Подловила, девочка, — ухмыльнувшись, сказал мужчина. — Моя маска должно быть другого цвета…

— Но? — Чуть грубее, чем планировала, произнесла Анна, ожидая ответа.

— Стал разменной монетой в другой игре. Может, ты заметила, мой босс любит поиграть.

Девушка кивнула, понимая, что именно имел в виду Габриэль. И пусть она не могла ему полностью доверять, находиться рядом с ним было спокойнее. Тем более он не стал забирать назад нож, а напротив, дал ей чехол и ремешок, который помог закрепить на бедре.

— Пойдем, Анна, движение – жизнь. — В этот раз мужчина произнес фразу серьезно.

Габриэль был прав: охранники беспрепятственно позволили им выйти и даже после не сообщили по рации об их уходе.

Мужчина похлопал ладонью по кожаному сиденью.

— А шлем? — возмутилась Анна.

— Ну тут уж выбирай либо маска, либо шлем, — пожимая плечами, ответил мужчина.

— Тогда маска.

Сальваторе не знал, насколько крепким и долгим будет перемирие между ним и Джозефом, но собирался воспользоваться сполна его нынешней благосклонностью. Впервые он оказался в кабинете босса. Раньше сюда могла входить только Марисоль и… доберманы.

Вухуху! Ты поднялся по карьерной лестнице, дружище, теперь ты на одном уровне с собаками и змеями

– злорадствовал внутренний голос Сальваторе. Мужчина не любил этот голос, но вместе с тем знал, что этот язвительный помощник подкинет ему хорошую идею в критический момент.

В кабинете было прохладно и тихо. Сальваторе заметил несколько отверстий от пуль на стене.

Те выстрелы…

Джозеф проследил за взглядом мужчины и пожал плечами.

— Порой приходится применять агрессию в воспитательных целях, — безразлично сказал он и сел за стол перед мониторами.

Сальваторе знал, что Джозеф ищет Анну, его пугала и радовала маниакальная одержимость босса этой девушкой. Поведение мужчины однозначно указывало на то, что этими пулями Джозеф угощал не Анну. И, судя по отсутствию крови, хотя, разумеется, слуги успели бы все убрать, жертва этих выстрелов была жива.

— Присядь, Сальваторе. — Джозеф, не отрываясь от мониторов, указал мужчине на кресло.

В этом кресле, должно быть, сидела только Марисоль. Не без удовольствия Сальваторе представлял, как исказилось бы ненавистью ее лицо, увидь она сейчас, что он занимает ее место по правую руку от Джозефа.

Что же ты натворила, бедняжка Марисоль?

— Они угнали мотоцикл. — Сказал Джозеф.

Они

? – такое крохотное и безобидное местоимение буквально вдавило Сальваторе в кресло, обрушиваясь на него непомерной тяжестью. Кто бы ни был тот другой или другие, Анна не в безопасности с ним. Радовало только то, что она все еще жива.

Надолго?

Сальваторе вскинул бровь, изображая деланную озадаченность, маскирующую безразличие. Внутренне же мужчина пылал от ярости и волнения.

Нужно как можно скорее найти девушку

.

Габриэль мчался по шоссе, следя за разрезающим темноту светом фары. Долгое время он мечтал занять свое место подле Джозефа, уехать в какую-нибудь небольшую европейскую страну, где бы мог от его имени делать большие дела и жить припеваючи. Его не пугали садистские странности босса и маниакальная любовь к исследованию психологии человека через преодоление сложнейших дилемм. Все это забавляло, правда, ровно до того момента, пока он не понял, что сам является подопытным кроликом. И теперь, когда на чаше весов была его жизнь, Габриэль отчетливо понял, что ни власть, ни деньги, ни влияние, в сущности, не имеют никакого значения.

Стал разменной монетой…

– крутились в голове его собственные слова. Габриэль не был поэтом и школу закончил без золотой медали, однако сейчас чувствовал, что с математической точностью подобрал слова. Джозефу плевать на его жизнь. Он безжалостно сметает с шахматной доски любую фигуру, которую считает неугодной. Белая маска, прячущая его лицо – была самым наглядным тому доказательством. Вместе с тем Габриэль знал и еще кое-что. Несложно было сложить два и два, чтобы понять, что испуганно сжимающая его торс девушка, представляет для Джозефа особый интерес. Габриэль не знал, какого рода этот интерес, лежит ли он в области психологических экспериментов босса –

этот ублюдок мне не хозяин

– или всему виной сексуальная подоплека. Ровным счетом это не имело никакого значения. Важно было другое: пока девчонка рядом, он в безопасности. Если понадобится, он приставит пистолет к ее милому личику и выпустит наружу ее мозги. Ничто, абсолютно ничто не помешает ему выжить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Габриэль крепко сжимал руль, размышляя о том, как обстоят дела на вилле. Он не знал, обнаружил ли Джозеф их побег, и, если да, началась ли за ними погоня. В голове было много вопросов, но пока они не требовали безотлагательного ответа: мотоцикл был заправлен под завязку, до северной границы можно было ехать еще минут десять, блондинка сзади хоть и была небольшой, но все-таки прикрывала его спину. Во всех смыслах.

На непослушных ногах Марисоль дошла до уборной. Ее руки дрожали. Женщина посмотрела в зеркало, чтобы увидеть, что осталось от ее уха. И без того белое лицо сейчас выглядело болезненного бледным и осунувшимся. Темный пиджак был заляпан застывшими каплями крови. Из уха кровь почти не шла. Марисоль убрала свои черные волосы в высокий пучок и включила холодную воду. Женщина знала, что сейчас ее ждет боль, и была готова к этому. Физическая боль мало волновала ее, куда сильнее женщину мучила нанесенная сердцу рана.

Все то время, что Марисоль провела подле Джозефа они ни разу не давала ему повода усомниться в своей верности. Ничто и никогда не могло отвернуть ее от босса, однако теперь женщина отчетливо поняла, что принимала желаемое за действительное. Ее изуродованное тело было прямым доказательством этого. Пока Марисоль обрабатывала ухо, она сурово смотрела в глаза своему отражению. Ни на мгновение женщина не поморщилась. В голове зрел план мести и приступить к его выполнению Марисоль собиралась безотлагательно.

Проходя мимо кабинета Джозефа, она с ужасом увидела, что двое его доберманов с остервенением слизывают остатки ее уха и кровь с пола.

— Все в папочку. — Холодно сказала женщина, цедя слова сквозь зубы.

Карта планшета утверждала, что большинство игроков находились возле западной границы периметра. Женщина направлялась туда. Охотников там не было. Двое из них были в доме. Трое других, рассредоточившись, разгуливали вдоль пляжа, выискивая добычу в прибрежных пещерах. Габриэль несся куда-то на запад. Марисоль не знала, что он замышляет и на чьей стороне находится, но ее это волновало мало. Рядом с ним находилась Анна – и в настоящий момент это было хорошо, потому что рядом с ним она точно была в опасности.

Марисоль распушила волосы, чтобы спрятать от посторонних глаз повязку на ухе и, облизнув губы, прокашлялась. Собравшиеся заметили ее не сразу. Дипломатия не была сильным качеством женщины, разговорам она предпочитала нож или, на худой конец, пистолет, но в исключительных обстоятельствах, таких, как это, она умела быть сговорчивой и обходительной.

— Чем занимаетесь? — нарочито приветливо и наивно спросила Марисоль, обнажая белые зубы в улыбке.

Голоса стихли. Первым стал один из ягнят Сальваторе. Марко. Мысленно Марисоль перелистывала обнаруженное на него досье. Морская пехота. Знание четырех языков. Лучшие показатели в период армейской подготовки. Шпионаж. Информационный гений с зашкаливающим айкью.

Что ты забыл здесь? Зачем разбазариваешь свои таланты, работая на правительство? Превратился в неотесанного солдафона – тошно смотреть.

— Что нужно? — грубо спросил Марко и сплюнул. — Ты из прихвостней главного, уйди, пока жива или, может, взять тебя в заложники?

Марисоль расхохоталась.

— Ошейник нужно было завязать потуже, — наконец произнесла она, оглядывая окружающих и тряся небольшим пультом. — Одно неловкое движение и каждого из вас убьет разряд тока. Поговорим?

— Похоже, выбор у нас небольшой, — почесывая подбородок, заключил сидящий в отдалении мужчина. Все это время он наблюдал за происходящим и не вмешивался ни в один из разговоров. И находился среди толпы не из желания сбежать – мужчина понимал, что это невозможно из-за трекера на лодыжке – а из надежды, что он сможет затеряться в толпе, когда за ними наконец придут. И вот за ними пришли. Однако он был удивлен тому, кто именно пришел по их души.

— Верно, — кивнула Марисоль и продолжила. — Меньше всего меня сейчас волнуют ваши проблемы, господа, вы в Игре и это никак не изменить. Игра будет продолжаться и то, как она закончится, зависит только от вас. Однако… — женщина выдержала паузу и проскользила взглядом по каждому из смотрящих на нее людей, — одному из вас я могу сделать очень щедрое предложение.

— И какое же?

— Сохранить жизнь.

— Почему только одному? — Подала голос женщина, все это время сидевшая, обнимая свои колени.

— Потому что только у одного из вас есть то, что мне нужно.

— Габриэль! — перекрикивая шум мотора и ветра, произнесла Анна. — Кажется, за нами погоня!

— Тебе не кажется, девочка, — крикнул в ответ мужчина, — жаль, что у вертолета нет шин, которые можно проколоть, а? — Расхохоталась Габриэль и увеличил скорость.

— Что ты делаешь? — ужаснулась Анна, заметив, как замигал на щиколотке ее трекер. — Мы выходим за пределы периметра! Нужно остановиться!

— Движение – жизнь, Анна!

Габриэль резко ушел влево и понесся по грунтовой дороге. Он выключил фару. На огромной скорости они неслись в полной темноте вперед в неизвестность.

— Ты угробишь нас раньше, чем это сделает Джозеф, — пытаясь подавить подступающие слезы, кричала Анна, а сама лишь сильнее обхватила руками туловище Габриэля, намертво сцепив пальцы в замок.

Девушка чувствовала вибрацию. Мелкие камушки бились об обнаженные голени, оставляя порезы. Анна не обращала на них внимание, все, что ее сейчас волновало – страх за собственную жизнь. Чувства обострились, сердце быстро и гулко билось в груди. Ладони предательски потели, заставляя пальцы скользить. Шум вертолета больше не был различим за ревом мотоцикла. Анна почувствовала, что Габриэль начал тормозить. Он тормозил резко. Девушка по инерции навалилась на его широкую спину и тут же отпрянула, когда ощутила, что мотоцикл полностью остановился.

— Что случилось? — шепотом спросила девушка, вставая с сидения и чувствуя, как сильно дрожат ее ноги. В ушах все еще стоял гул от громкой езды. Анна чувствовала себя контуженной.

— Мы подняли пыль. Надо дождаться, пока она осядет.

— Какой смысл? — Вдруг возмутилась Анна. — Что мы вообще делаем? У нас на ногах браслеты, мы и так у них в руках, вопрос времени, когда нас найдут.

— Спорим, он ищет вслепую? — Спросил Габриэль.

Его самоуверенный тон местами начинал доставать, и она с горечью для себя заключила, что совершила опрометчивый выбор, решив взять Габриэля в союзники. Мужчина вел себя странно и пугающе. Несколько раз девушка чуть не вылетела с мотоцикла, пока они мчались по ухабистой грунтовой дороге. Анна молчала, принуждая глаза привыкать к темноте. Наконец не выдержав, она сорвала с себя маску и закрепила ее на правом бедре.

— Знаю, в это сложно поверить, девочка, — начал Габриэль, однако она прервала его.

— Прекрати меня так называть. Меня зовут Анна.

— Я не псих, Анна, — продолжил Габриэль. — Поверь мне, ни один псих не стал бы так жадно трястись за собственную жизнь.

— Что это значит? — девушка попятилась, предчувствуя недоброе, хотя понимала, что находится в безвыходном положении.

— Хочешь начистоту? Давай — спокойно сказал Габриэль и снял маску.

В темноте его лицо сложно было разглядеть отчетливо, однако Анна видела взгляд мужчины, подчеркнутый выделяющимися в темноте белками его глаз. И этот взгляд ей не нравился.

— Я хочу выжить, и мне плевать, чем закончится эта Игра. Пока мы с тобой прячемся здесь, там на вилле они убивают друг друга, можешь быть уверена.

Анна молчала, не зная, что ответить. Ей не нравилось ее положение, она чувствовала себя плохо, ее трясло.

— Мы тут с тобой болтаем уже пять минут, слышишь что-нибудь?

— Нет, — после небольшой паузы сказала девушка, вслушиваясь в тишину и стрекотание цикад.

— Потому что Джозеф не знает, где мы. На вилле что-то случилось, возможно, из-за тех ослов, которые решили сбежать, вооружившись палками, может, по какой-то еще причине. Но в настоящую минуту мы тут с тобой в полной безопасности и совсем одни. И каждая минута, проведенная так, на вкус, как сочные женские титьки.

— Это гадко, — фыркнула Анна.

Габриэль непонимающе присвистнул.

— Не хочу тебя расстраивать, но у тебя нет вкуса. — Наконец сказал он.

— У меня есть вкус, — возразила девушка, — просто ты порешь какую-то чушь.

Вдруг Анна расхохоталась. Девушка понимала, что это смех, который лишен радости и позитивных эмоций, он появился в ответ на стресс, лишь как защитная реакция, как попытка ее психики сохранить контроль, а вовсе не как отражение ее счастливой действительности.

Глава двенадцатая

Люди окружили Марисоль и с недоверием смотрели то на женщину, то друг на друга. Озвученное ей условие звучало подло. Однако больше всего люди злились не на нее, а на того единственного человека, который сейчас себя не выдавал. Марисоль смотрела на окружающих и мысленно ликовала. В этот момент она ощутила сильнейшее удовольствие и прилив возбуждения, ненадолго решив, что даже смягчилась в отношении Джозефа и его поступка. Разворачивающаяся картина четко давала понять правоту босса, а главное, дарила столько эмоций, которые сложно было с чем-либо сравнить, а потому это окупало все остальное.

Вот они люди – создатели языков, городов, пенициллина, борцы за свободу, гуманисты, многодетные родители. Сейчас, раздавленные между предметными стеклами, погруженные в специально выращенную для них среду в чашке Петри, они обнажают свое истинное лицо, прячась под белой глянцевой маской Игры, а она, Марисоль, может под прицельном оком микроскопа изучать их поведение, ковыряясь острой иглой в человеческих душах и делая пометки на своем планшете.

Самое смешное заключалось в том, что женщине было прекрасно известно о том, кому принадлежит роль Лекаря в Игре, и будь она более гуманна и менее азартна, Марисоль могла бы просто сделать вид, что дарит жизнь этому случайному человеку. Разумеется, без возмущения со стороны остальных не обошлось, но такой бунт было бы легко подавить одним щелчком пальцев. Однако женщина решила выбрать иной путь – она предложила Лекарю выйти самому и отдать свою роль ей в обмен на жизнь или предложить уйти любому другому игроку, заняв ее место. Увидев, сколько негодования мгновенно обрушилось на анонимную фигуру врача после того, как игроки узнали, что он мог предотвратить чужую смерть, Лекарь не спешил давать знать о себе.

Как бы Марисоль ни злилась на Джозефа, как бы ни хотела отомстить ему за нанесенный ущерб, она знала кое-что важное: за Игрой наблюдают. Поклонников Игры оказалось много. Пугающе много. Марисоль никого не знала в лицо, но некоторые имена ей были известны. Среди них были даже политики, те политики, что вершат судьбы миллионов людей. И что бы ни вытворял сейчас Джозеф, как бы ни помешался на этой девчонке Анне, Игра должна продолжаться.

Быть может

– мысленно рассуждала Марисоль

– подъем вверх по карьерной лестнице окажется куда проще, чем мне казалось до этого

. Женщина ухмыльнулась, наблюдая, как между людьми уже начала завязываться драка.

Интересно, кто же первый прольет кровь?

Пока ситуация набирала обороты, впитывая энергию разъяренных несправедливостью людей, Марисоль подошла к Марко.

— Как вам удалось собрать всех в одном месте, убедившись, что среди вас нет охотников? — Женщине было действительно любопытно.

Марко оценивающе оглядел женщину и на несколько мгновений задержал взгляд возле правого уха Марисоль. Та машинально дернула головой и вскинула бровь, ожидая ответа. Мужчине ничего не оставалось, как покорно ответить на все интересующие ее вопросы. Сейчас он понимал, что перед ним не просто миниатюрная брюнетка, а опасная хищница, возможно, серийный киллер. Марко прекрасно разбирался в таких вещах, а потому не собирался врать Марисоль, понимая, что она считает любые его уловки и ужимки на раз-два.

— На Собрании я показал свою маску и ко мне присоединился мой новый приятель Сандро, — мужчина кивнул в сторону другого мужчины, внешне напоминающего скорее юношу. Однако Марисоль имела досье на него и понимала, что такая миловидная, почти ребяческая внешность – лишь затейливая генетическая игра, мужчине было тридцать два года. И за его поджарым, местами субтильным телом прятался сильный и очень проворный боец. — Мы условились, что придем в указанное место первыми, а остальные, решившие к нам присоединиться, должны приходить по одному.

— И как бы вам это помогло? — не унималась Марисоль.

— Они должны были приходить в своих масках или держа их перед собой, как билет. Человек с черной маской не был бы допущен.

— Думаешь, это могло бы остановить охотника с оружием? — фыркнула женщина и с недоверием посмотрела на Марко.

— Мы убедили всех присутствующих на собрании, что с нами Любовница. Вон та женщина, Дженни, крайне убедительно сказала, что эта роль выпала ей. Признаться, никто не знает наверняка, говорила она правду или нет, но в любом случае это сработало.

— Потому что вы разрешили прийти сюда только в час Жрицы, пока охотники не имеют права стрелять? — догадалась Марисоль.

— Именно так, синьора. — Кивая, сказал Марко и исподлобья посмотрел на женщину. — По той же причине все должны были приходить по одному.

Марисоль кивнула. План был далек от совершенства, но с имеющимися в их распоряжении инструментами – это было лучшее, что участники могли себе позволить. Однако женщину волновало другое: легкость, с которой мужчина делился с ней планом. Если информация не представляла никакой ценности, необходимо было как можно скорее узнать, что именно представляет ценность и о чем мужчина молчит.

За спиной послышались крики, Марисоль круто обернулась и увидела, как двое участников колотят друг друга. Брызги крови разлетались во все стороны, попадая на других игроков. Дженни визгливо плакала, сжимая голову руками. Мысленно Марисоль ликовала –

теперь они борются за роль Лекаря, как озлобившиеся дети в «Повелителе мух» боролись за раковину. Как быстро способно разрушиться цивилизованное общество?

Женщина знала, что зрители будут довольны. Довольны расцветающей игрой внутри Игры, а еще тому, что скоро она тоже наденет маску лани и перевернет ход Игры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда мотоцикл улизнул из-под белого овала света и скрылся в темноте, Джозеф тихо выругался, а после расхохотался. Поведение Габриэля вышло за рамки предписанных Игрой правил, и мужчина чувствовал, что теряет контроль над ситуацией. Больше всего Джозеф любил подобные пограничные состояния. Он знал, что в конечном счете любое поведение линейно и предсказуемо, потому что в основе лежит одна из двух глубинных мотиваций: сексуальный импульс или страх смерти. Порой эти мотивации переплетались, сменяли одна другую, но в итоге действовали безотказно, подчиняя себе даже самый холодный и расчетливый рассудок. Себя Джозеф не причислял к марионеткам мотивации, однажды разгадав игру подсознания, он решил, что теперь способен обходить ее, действовать скрытно и независимо. Теперь оставалось выяснить, какая из двух мотиваций подчинила себе Габриэля, чтобы избавиться от него. Такой пес не поддается дрессировке. Он агрессивен и опасен. Ему нужно скормить пару пуль.

Все это время сидящий рядом Сальваторе не сводил глаз с темного пространства внизу, пытаясь заметить какое-либо движение.

— На северо-западе стоит пыль, босс. Думаю, это мотоцикл. — Наконец сказал Сальваторе.

Ему хотелось как можно скорее найти девушку и избавить ее от общества Габриэля. Джозеф был во много-много раз опаснее, но сейчас он казался Сальваторе меньшим из зол, быть может, потому что отчаянно желал найти Анну. Так же отчаянно, как и он сам. Эта схожесть с Джозефом пугала Сальваторе, он не хотел ни в чем походить на него.

— Ты можешь себе представить, что этот ублюдок забрал мой любимый байк? — Будто не слыша слов Сальваторе, произнес Джозеф и тут же развернул вертолет в сторону, где, предполагалось, находились Анна и Габриэль.

— В таком случае у него отличный вкус, — задумчиво сказал Сальваторе, продолжая изучать пейзаж за окном.

— Что ты хочешь сказать? — холодно спросил Джозеф. Мужчина уставился на Сальваторе, пытаясь испепелить его взглядом.

Почувствовав на себе тяжелый взгляд босса, Сальваторе мысленно выругался. Его невинная реплика должна была звучать шуточно и безобидно, ей следовало разрядить обстановку, а не накалять ее до предела.

Никогда, черт побери, никогда чувства не доводят до добра. И любовь не превращает подонков в ангелов

– Сальваторе посмотрел на Джозефа –

она скорее обнажает их гнилую суть.

Сальваторе видел перед собой маньяка, одержимого психопата, гонимого вперед чувством несправедливого голода, желанием обладать женщиной, на которую не имел права даже смотреть. Ты можешь закончить все прямо сейчас, Сальваторе – прозвучал внутри тихий злобный голос –

ты сильнее Джозефа, моложе Джозефа, красивее Джозефа. Ой! Так ты поэтому до сих пор не выдернул управление и не отправил вертолет в ад? Твои чувства к Анне стали сильнее долга? Ай, ай, ай!

Оставалось только прикинуться дураком, уличив Джозефа в одержимости и в конечном счете выставив дураком его самого, поэтому Сальваторе с извиняющейся улыбкой произнес:

— Если Габриэль выбрал мотоцикл, который больше всего нравится Вам, значит, у него такой же хороший вкус. — Сальваторе хмыкнул и даже слегка пожал плечами, утопая в изображаемой клоунаде с головой.

Джозеф некоторое время молчал, что-то обдумывая. Сальваторе чувствовал, что это молчание воздействует на него почти физически, как воздух перед вот-вот разразившейся грозой. Мужчина ждал, не зная, к чему готовиться.

— Как думаешь, насколько далеко он зайдет? — наконец произнес Джозеф и метнул в сторону Сальваторе острый, как бритва, взгляд. Такого вопроса он действительно не ожидал. Мужчина шумно выдохнул, надеясь, что это не один из возможных вопросов-ловушек, хотя, зная Джозефа, нетрудно было догадаться, что он все равно продолжит вынюхивать и проверять Сальваторе, просто потому что это основа его сущности, а еще, потому что нынешнее положение мужчины было, мягком скажем, шатким.

— Она будет жива, — стараясь успокоить больше самого себя, ответил Сальваторе.

И пусть его слова звучали буднично и почти обезличенно, он чувствовал, что Джозеф, как собака-ищейка, взял след и рвется вперед, желая догнать его будто кролика.

— Разделимся, — сказал Джозеф.

— Марисоль недоступна? — аккуратно поинтересовался Сальваторе, надеясь узнать местоположение Анны с помощью трекера.

— Сейчас она глуха к моим словам, — неясно чему ухмыляясь, произнес Джозеф и тут же добавил, — но ведь так даже интереснее: всходит луна, — мечтательно произнес он, — и наступает час охотника.

Мужчина выудил из пиджака черную маску и надел ее, а после взглянул на Сальваторе.

Пятый охотник – это ты, чертов ублюдок.

Теперь он не мог знать наверняка, что движет Джозефом: хочет ли он обладать девушкой или хочет убить ее лично.

Опомнись, Салли, чудовища не способны любить!

Хотелось курить и громко выругаться.

— Если мы не едем на мотоцикле, зачем тащим его с собой? Он замедляет нас, — возмутилась Анна.

— Послушай сюда, девочка, — рявкнул Габриэль, девушка поежилась, ощущая страх, мужчина впервые позволил себе грубость в ее адрес, и здесь, в темноте среди стрекота цикад под звездным небо это звучало по-настоящему зловеще.

— Сейчас мы делаем все, чтобы не выдать себя. Когда нас найдут, этот засранец нам понадобится. Улавливаешь ход моих мыслей?

Анна кивнула, лишь через несколько мгновений поняв, что Габриэль не видел этого, однако отвечать не торопилась. Девушка медленно шла, стараясь замечать все оказавшиеся на дороге камни, но то и дело подворачивала ноги. Босиком идти было больно. Анна плелась в нескольких метрах позади Габриэля, не понимая, зачем ввязалась в совместный с ним побег. Спонтанная агрессия мужчины могла быть сигналом того, что что-то пошло не так, а могла говорить о том, что он съехал с катушек.

Вдруг мужчина остановился. Анна замерла вслед за ним, стараясь не дышать. Сердце быстро застучало в груди и, казалось, билось предательски громко. Девушка вслушивалась в тишину, не различая никаких звуков, кроме тихого шелеста травы и стрекота цикад. Когда они стихли, Анна с ужасом поняла, что они не одни. Кто-то крался к ним под покровом ночи, до сих пор оставаясь невидимым. Габриэль махнул рукой, призывая Анну поторапливаться. Девушка сглотнула, стараясь избавиться от появившегося в горле комка, очень медленно сняла туфли и на носочках пошла к Габриэлю. Камушки больно покалывали босые ступни, но девушка шла, не обращая внимания на боль. Подойдя вплотную к Габриэлю, она нашла в темноте его руку и одними губами спросила «что случилось?». Мужчина прислонился губами к уху девушки и прошептал:

— Он здесь. Будь готова по команде.

Анна чувствовала, как внутри нее полыхает паника. Она не понимала к чему должна быть готовой. Ее глаза машинально носились по распростертому на километры вокруг темному полю в поисках того, кто шел по их следу, но он был невидимым, скрываемый полотном ночи. Истинный хищник, бесшумный, опасный и жестокий.

— Сейчас! — Зарычал Габриэль и запрыгнул на мотоцикл, выжимая сцепление.

Лишь через несколько минут, когда бьющий в лицо ветер растрепывал волосы, Анна поняла, что держится за Габриэля, который несется на огромной скорости вперед. На мгновенье ей показалось, что она слышит голос Сальваторе, который просит ее остановиться.

— Стрелять умеешь?

— Что? — не расслышала Анна.

— Стрелять умеешь? — еще громче спросил Габриэль, не отрывая взгляда от дороги.

— Нет! — пытаясь перекричать шум ветра, ответила девушка.

— Тогда самое время научиться. Слева под сиденьем.

Анна миновала бедро Габриэля и нащупала пистолет. Он был тяжелым и пугающе холодил ладонь.

— И что мне с ним делать?

— Предохранитель. Прицел. Выстрел. Запомнила, девочка?

Прежде чем нащупать предохранитель Анне пришлось отпустить туловище Габриэля. Сердце бешено застучало. Девушка боялась сорваться с мотоцикла, но куда больше она боялась ненароком пристрелить своего водителя. Успокоив дрожь в руках, она сделала несколько глубоких и медленных вдохов и таких же медленных выдохов. Уперевшись лбом в спину Габриэля, девушка нащупала предохранитель. Пистолет был готов делать то, для чего он был создан. Однако к этому не была готова Анна. Оставалось только надеяться на то, что стрелять все-таки не придется.

— Пригнись! — закричал Габриэль, когда над ними раздались автоматные очереди.

Как могла Анна вжалась в сидение, одной рукой крепко обхватив Габриэля, другой – держа пистолет. Девушка не знала, куда стрелять, потому что охотник оставался невидим. Но в какое-то мгновенье ощутила облегчение и вдруг осознала, зачем игроки носят маски –

наши лица стерты, мы перестаем существовать, перестаем быть собой. Убить незнакомца проще

… Слабое утешение, Анна прекрасна это знала. Снова раздались выстрелы.

— Почему ты не стреляешь? — рявкнул на девушку Габриэль.

— Я не знаю, куда стрелять! — взмолилась Анна, — я ничего не вижу!

— Дай сюда, — ответил мужчина, — лезь ко мне.

— Что?

— Быстро!

Происходящее было похоже на дурной сон. На огромной скорости Анне нужно было поменяться с Габриэлем местами. Ей казалось это невозможным. Она не была акробаткой. Однако сделать это было необходимо и сделать как можно скорее.

— Либо стреляй, либо рули! — вновь зарычал Габриэль, — я не Том Круз, девочка.

Анна сжала пистолет и прицелилась в темноту. Над головой вновь пролетела череда выстрелов. Когда она выстрелила, все смолкло. Видимо, преследователи не ожидали, что их добыча может быть тоже вооружена.

— Не так уж и сложно, а? — ликующе спросил Габриэль.

Девушка не ответила. Ее руки дрожали. Она щурилась, пытаясь разобрать, где могут быть охотники, нужно было понять хотя бы сколько их, но темнота была слишком непроницаемой, особенно на большой скорости.

Вдруг Габриэль затормозил.

— Что ты делаешь? — завопила Анна, — они гонятся за нами.

— Дальше обрыв. — Прорычал Габриэль и выругался.

Девушка выглянула из-за плеча мужчины и увидела отвесную сколу, за которой серебряными бликами переливалось волнующееся море. Черное, глубокое и тревожное. Анна сжала кулаки. Она чувствовала себя загнанной в ловушку, положение казалось безвыходным.

— Отдай мне пушку, — проговорил мужчина, вырывая из рук Анны пистолет. — Я пристрелю ублюдков. Встань сзади.

Девушка послушно выполнила то, что от нее просили. Через несколько мгновений подошли они. Их было двое. Они заходили к своим жертвам с двух флангов, отрезая им путь к отступлению.

— Сдавайтесь! — услышала девушка знакомый голос.

Сальваторе

– поняла она, почувствовав, как все ее внутренности сжались. Девушке стало не по себе. Безвыходность положения усугублялась болью предательства. В сущности, Анна это понимала, он просто выполнял свою работу, делал то, что требовал от него начальник, однако, что-то внутри протестовало. Девушка не раз прокручивала в голове детали их встречи и последующей прогулки, и она ощущала искренность со стороны Сальваторе.

Неужели можно так притворяться?

Анна не могла в это поверить. Просто не хотела думать, что так легко купилась, что в этом мире есть настолько двуличные люди.

— А если нет, то что? — нахально уточнил Габриэль, переводя оружие с Сальваторе на другого охотника, который оставался пока инкогнито.

— Мы убьем тебя, мой мальчик, — спокойно сказал Джозеф и снял маску. Черный провал стал светлее и в темноте неясно прослеживались черты мужчины. Он пристально смотрел в сторону беглецов, однако интересовала его только девушка.

— Босс, — удивленно произнес Габриэль, но тут же опомнился и прорычал, — если вы собирались убить нас, то давно бы убили. Так что, выходит, будем говорить, а? — мужчина скалился, нервно переводя взгляд с одного охотника на другого. Он прекрасно знал, что пока девчонка стоит рядом с ним, он в безопасности, однако…

Габриэль схватил Анну за руку и выставил перед собой, как щит, направив дуло пистолета к ее голове.

— Мы ведь будем говорить? — вновь задал он свой вопрос.

Над обрывом стояла тишина. Сальваторе не решался предпринимать отчаянных действий, пока рядом было Джозеф, он знал, что тот на взводе, а потому может быть крайне непредсказуемым. Еще больше, чем это бывает обычно. Он, как и Джозеф, не отрываясь смотрел на Анну, сгораемый виной и жалостью. И без того миниатюрная, на фоне бесконечного темного горизонта, в облегающем черном платье она была буквально крошечной и беззащитной. А еще девушка была босиком – это тоже не ускользнуло от взгляда Сальваторе. Хотелось взять ее на руки и нести. Нести столько, сколько потребуется, не взирая на усталость и боль в мышцах. Только, чтобы знать, что ей не больно. Сальваторе чувствовал, как наряду с этими чувствами в нем закипаем ярость: Габриэль не церемонился и вел себя грубо по отношению к девушке.

— Твои требования, — коротко произнес Джозеф. Внешне он сохранял полное спокойствие, однако внутренне в нем разгоралось пламя. Он не стал блефовать, потому что знал: Габриэлю прекрасно известно, что сейчас он не располагает возможностью поджарить ублюдка на электрогриле. Трекер был бесполезен без планшета, который остался у Марисоль.

Истинная охота, хищник против одичалой добычи.

Джозеф ухмылялся и ждал, он умел смаковать момент.

— Сними этот чертов ошейник и забудь о моем существовании, дружище, — Габриэль говорил без уважения к Джозефу, чувствуя свое над ним превосходство.

— А если нет?

— Девчонка умрет.

Габриэль тряхнул Анну сильнее, девушка надрывно крикнула и тут же умолка, стараясь ослабить давящую на шею руку. Пистолет больно упирался в висок. Сальваторе дернулся, однако мужчина выстрелил прямо перед его ногами.

— Следующий будет в голову, Салли, без резких движений.

Сальваторе шумно выдохнул и тут же замер.

— Хорошо, ты можешь идти, — спокойно сказал Джозеф.

— Трекер все еще на моей ноге.

— Пять. Восемь. Девять. Три.

— И что мне с этим делать? — рявкнул Габриэль.

— Код от твоего трекера. Можешь снять его.

Габриэль с силой толкнул Анну вниз, продолжая целиться ей в голову.

— Жми, девочка.

Анна нажала необходимую комбинацию на небольшом сенсорном дисплее. Трекер издал механический щелчок и погас.

— Теперь сними его.

Девушка нашла крепление. Руки дрожали. Она несколько минут возилась с замком, пока не почувствовала удар рукояткой пистолета. Наконец трекер упал на землю. Габриэль радостно взвыл и тут же рывком поднял Анну.

— А теперь мы уходим, — расхохотавшись, прокричал он.

Габриэль начал пятиться, он следил за мужчинами, готовый в любой момент выстрелить.

— Мы погибнем, — сквозь зубы прошептала Анна, понимая, что собрался делать мужчина.

— Только если ты не умеешь плавать, — ответил тот и, крепко держа девушку, прыгнул с ней вниз.

Глава тринадцатая

— Пять. Восемь. Девять. Три. — Слышала Анна холодный и ровный голос Джозефа. В темноте она не видела лица мужчины, но почему-то была уверена, что он испепеляет ее взглядом. Быть может, эта уверенность произрастала из того, что случилось между ними накануне. Как забавно перевернулась ситуация. Теперь Джозеф пытался спасти ее от пули. Оставалось только ответить на один вопрос: зачем он это делает?

Анна с ужасом ждала, что произойдет дальше. Собственное положение казалось ей до смешного отчаянным. Трое мужчин, каждый из которых в той или иной степени воспользовался ею. Она жива просто потому, что все еще оставалась для них полезной. Находиться в непосредственной близости от Габриэля было страшно. Приставленный к виску пистолет был под завязку заряжен и снят с предохранителя. Девушка прекрасно это знала, ведь держала этот пистолет в руках.

Когда Габриэль толкнул ее вниз к браслету, девушка тихо охнула, стараясь сохранять самообладание. Однако руки тряслись и были непослушными. В голове стоял туман. И ей потребовалось время, чтобы ввести комбинацию правильно и избавиться от навязчивой мысли –

а какая комбинация у моего трекера?

Думать о том, что будет дальше Анна попросту не могла – девушка понимала, что стоит на краю крутого обрыва не только физически.

— Сними его. — Скомандовал Габриэль.

Мужчина нервничал. Анна чувствовала это по его быстрым грубым движениям, по тону голоса, по резкому запаху пота.

— Чего ты возишься? — рявкнул он и ударил девушку пистолетом.

Удар не был болезненным, скорее унизительным. Так Анна не чувствовала себя, даже стоя на коленях перед Джозефом и его доберманами. Мысли то и дело возвращались к воспоминаниям об Эрике. Его светлое улыбающееся лицо – единственное, что удерживало девушку от того, чтобы расплакаться. Взвинченные до предела нервы не выдерживали. Все, что происходило с Анной последние несколько дней, было подобно кошмарному сну, от которого она никак не могла проснуться.

Трекер упал на землю с тихим стуком, а следующее происходило будто бы в замедленной съемке. Анна почувствовала сильную боль в руке – Габриэль, не церемонясь, схватил ее и потянул на себя. Теперь, освободившись от трекера, мужчина не заботился о состоянии девушки. Он был свободен. Почти.

Когда да края обрыва оставалось не больше полушага, Анна прошептала:

— Мы погибнем.

— Только если ты не умеешь плавать, — ответил Габриэль и прыгнул, утягивая за собой девушку.

Анне казалось, что она кричит, казалось, что слышит свое имя со стороны. Быть может, это кричал Сальваторе, а может, Джозеф. Девушка заставляла себя думать, что это был голос Эрика. Ее любимого Эрика. Падение тянулось, как нуга, шум беспокойных волн становился все громче, превращаясь в оглушительный, злобный рев. А потом был сильный удар и все стихло. Теплые соленые воды больно ударили Анну и с жадностью проглотили ее, утаскивая на глубину. Ожог еще не зажил, соленая вода разъедала свежую рану, причиняя сильную боль.

Темно и тихо

–

должно быть, это и смерть

– думала она. Боль яркими вспышками света понеслась от босых ступней к животу. И только она была единственным доказательством того, что Анна еще жива.

Девушка сопротивлялась швыряющему ее из стороны в сторону потоку, пытаясь выплыть на поверхность и сделать вдох. Хотя бы один вдох. Ее глаза были широко распахнуты, но вокруг, куда ни пыталась смотреть девушка, была лишь непроницаемая темнота. Грудь жгло огнем, страх белой вспышкой слепил сознание. Анна лихорадочно дергала руками и ногами в бесплодных попытках побороть окружающую ее бездну и чувствуя, как ее тело отчаянно нуждается в кислороде. Вода будто плотоядная топь, утягивала Анну все глубже, на самое дно. Ее движения чахли и становились медленнее, будто на девушку надели тяжелые кандалы. Она умоляла себя потерпеть еще немного, игнорировать инстинктивный позыв тела сделать вдох и продолжать плыть –

еще чуть-чуть, пожалуйста, потерпи

– но оставшееся время неминуемо растворялось, не оставляя Анне шансов на спасение.

Прости меня, Эрик

– последнее, что успела подумать девушка перед тем, как потерять сознание.

Марисоль с любопытством наблюдала за людьми, потерявшими, кажется, последние остатки гордости и своего человеческого облика. Они продержались целых пять минут, пытаясь решить вопрос цивилизованно, обсудить все и проголосовать. Один из мужчин – Марисоль не запомнила его имя, а впрочем, теперь это не имело значения, потому что он был мертв – даже умасливал скрывающегося среди собравшихся Лекаря, обещал, что ему ничего не будет, что они будут рады, если он спасется. Удивительно, как легко он принял на себя роль властелина, не замечая, что, в сущности, поступает ровно так же, как трусоватый Доктор, отказавшийся лечить незнакомого человека и решивший обезопасить себя. Собственная шкура всегда дороже – Марисоль выучила эта с детства. Оно было суровым и лишенным тех красок, которыми обычно описывают период детской непосредственности. Холодные стены детского приюта, глубокие трещины, в которых так легко было прятать ножи, сворованный из столовой хлеб и конфеты, найденные в карманах курток воспитателей. Марисоль долго жила, ощущая ярость и необходимость отомстить любому, кто казался ей счастливым.

Позже, когда она стала старше и наконец познала вкус настоящий крови, пролитой не ради защиты себя, а ради удовольствия, Марисоль поняла, что злилась зря, попросту тратила силы и энергию на то, что вообще не стоило ее внимания. Жизнь создана для того, чтобы ей управлять и пользоваться ею. Тем более, когда она не твоя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Остановите это, — взмолилась женщина, глядя на Марисоль. Она действительно молила, стоя на коленях. Ее лицо искривила странная гримаса не то боли, не то отчаяния, не то смирения.

Марисоль молчала и холодно смотрела на происходящее. Убей или будь убитым – детдомовская мудрость. Первый и самый главный урок, который женщина выучила, будучи совсем еще крошкой. Она медленно подошла к плачущей женщине и наклонилась ближе к ней, достав из небольшого кармашка шелковый белый платок. Марисоль аккуратно промокнула слезы и отдала женщине платок.

— Пожалуйста, — вновь повторила та, — Вы же можете это сделать, правда?

— Что сделать? — почти елейным голосом уточнила Марисоль.

— Остановить все это, — глотая всхлипы, сказала женщина и уставилась на Марисоль, смотря на нее своими огромными оленьими глазами.

Они могли бы быть красивыми, если бы так сильно не опухли от слезы

– думала Марисоль и покачала головой.

— О, милая, — прошептала она и притянула к себе женщину. Та, ощутив тепло человеческого тела и обращенную к ней нежность впервые с тех пор, как она была похищена с пляжа отеля, разрыдалась. Ее рыдания становились все громче, а всхлипы чаще. Марисоль легонько похлопывала женщину по спине и, будто баюкая ее, повторяла слова детской песни.

Раздался щелчок, а затем хруст. Он был достаточно громким, чтобы люди, не замечавшие происходящего, затихли и прекратили спор.

— Отлично, а теперь, когда вы все готовы внимательно слушать, я вновь повторю свою просьбу, но на этот раз она не будет такой же щедрой. Вас осталось слишком мало, а Игра должна продолжаться. Поэтому отойдите друг от друга на метр и не смейте приближаться. Каждый, кто ослушается, умрет. — Марисоль потрясла в воздухе пультом, который мог дистанционно пропустить разряд тока через каждого присутствующего здесь игрока.

Тело женщины, обмякшее в ее руках, поползло вниз. Голова глухо стукнулась о землю, будто созревший кокос. Марисоль медленно оглядела каждого. Страх, злость, ярость, безнаказанность, трусость, алчность. Люди были ей отвратительны. Они здесь, потому что заслужили это. Сомнений не было. Джозеф во всем был прав. И именно поэтому Марисоль решила ни за что не дать Игре закончиться раньше времени.

Когда-нибудь

– думала женщина –

Джозеф скажет мне за это «спасибо»

. Она подошла к затаившемуся позади всех мужчине и выстрелила ему в лоб, а после, выкинув оружие, надела на себя его трекер и белую маску. Из кармана его рубашки, на которую быстро капала кровь, Марисоль достала повязку Лекаря и небольшой планшет, с помощью которого мужчина должен был определять того счастливчика, который станет невидимым для охотников на целую ночь.

— Только если ты не умеешь плавать, — выпалил Габриэль и прыгнул вниз, увлекая за собой Анну.

Сальваторе мгновенно дернулся и побежал к обрыву, он прыгнул вниз, не раздумывая ни секунды. Сейчас им овладел лишь один инстинкт – непреодолимое желание спасти Анну. Когда он погрузился в воду, его окутала темнота. Теплые взволнованные приливом воды швыряли его из стороны в сторону и давили, выталкивая воздух из груди.

Один

. Сальваторе вспомнил первый год прохождения специальной подготовки. Они вышли в нейтральные воды на военном корабле. Никто не знал об их местонахождении. Когда солнце зашло за горизонт, а тишину раскололи порывы ветра, раздался сигнал, и каждого из тридцати шести солдат вышвырнули в ледяные волны океана проходить итоговый экзамен. Этот экзамен не предусматривал пересдачи. Зачет ставился только в одном случае – если солдат сможет самостоятельно вернуться на судно.

Два

. Сальваторе замедлял сердцебиение, стараясь приноровиться к потоку воды, превратить захватившую его мощь в своего союзника. Нужно было расслабиться и позволить стихии сделать то, что от нее требовалось – унести его туда, где была Анна.

Три

. Мужчина распахнул глаза. Сквозь темную мутную пелену, что стояла перед глазами, он наконец различил быстро поднимающийся вверх поток мелких пузырьков воздуха.

Они там

. Сальваторе рванул вперед, когда очередная волна потащила его к скалам. Стоило волне отойти, мужчина замирал, напрягая каждую мышцу тела, чтобы не позволить потоку отнести себя назад. Кислорода в легких оставалось все меньше, необходимо было выплыть на поверхность, однако Сальваторе боялся потерять место, где, как он предполагал, находилась девушка, а потому, что было силы, рванул вперед несмотря на кружащие его встречные течения.

Четыре

. В зеленовато-синей темноте лицо Анны и ее белые тонкие руки, казалось, светились, как морской жемчуг. Отчего-то девушка казалась Сальваторе прозрачной, будто призрак. Он устремился к ней. Анна не двигалась, не сопротивлялась пучине. Ее тело, влекомое потоком, металось из стороны в сторону и медленно уходило на дно.

Пять

. Сальваторе ощутил резкий спазм в груди. Сердце ухнуло, будто осевший грузный старик, и продолжило биться, стараясь не ломать стройный ритм ударов, правда, без кислорода с каждой секундой делать это было все тяжелее. Мужчина сокращал расстояние между собой и Анной, но чувствовал, что двигается медленно, катастрофически медленно. Девушка опускалась быстрее, чем ему удавалось плыть.

Не покидай меня

.

Шесть

. Ее запястье, теплое и тонкое, казалось, можно было обхватить дважды. Сальваторе не верил, что действительно дотянулся до него. Ему казалось, что он галлюцинирует, что сам уходит на дно вместе с ней, чтобы стать сытным ужином для рыб. Мужчина поднимался к поверхности рывками, подавляя стойкое и навязчивое желание тела сделать вдох.

Еще немного

. Он знал, что чаще всего люди погибают не потому, что не умеют плавать, а потому, что делают вдох раньше, чем достигают поверхности воды. Мужчина закрыл глаза, чтобы не дать им его обмануть, чтобы не стать жертвой жестокой лжи. Он крепко держал Анну, примостив ее на бедре, и плыл вверх, пока не почувствовал на лице прохладные прикосновения ночного бриза.

Семь

. Сальваторе сделал глубокий и шумный вдох, а после закашлялся. Он смотрел на лицо Анны. Ее глаза были закрыты, волосы спутались. Он аккуратно убрал пряди с ее лица, пытаясь понять, дышит ли девушка.

Я не дам тебе умереть

. Мужчина плыл к береговой линии, игнорируя резь в груди и сопротивление волн.

— Продержись немного, Анна-bella, — шептал он на выдохе.

Наконец почувствовав под ногами мягкое дно, Сальваторе взял Анну на руки и понес к берегу. Аккуратно уложив девушку на песок, он взглянул в ее бледное лицо, пытаясь отыскать в нем хоть малейшие признаки жизни. Он опустил голову ей на грудь и понял, что Анна не дышит. Едва прощупывался пульс. Сальваторе зажал девушке нос и приготовился делать искусственное дыхание, на мгновение замешкавшись. Ее белокурые волосы, подсвеченные алыми лучами заката, робкая улыбка и скользящие по его груди руки.

Только не сейчас

.

— Не смей умирать, — сказал Сальваторе, делая сильные и резкие вдохи.

Близость ее губ. Вкус соли. Острые песчинки на грубых ладонях. Уязвимость и хрупкость тела. Закат. Ледяные волны нейтральных вод. Злые порывы холодного ветра. Кристаллы льда на щеках, оставляющие мелкие ранки. Ее светлые волосы и звонкий смех.

Не смей умирать

. Сальваторе чувствовал, как воспоминания переплетаются в танце, ритуальный огонь отбрасывает длинные тени, пытается украсть его душу.

Нет, это Джозеф

– Джозеф пытается украсть его душу. И кажется, сейчас только Анна может ее спасти. Но сначала нужно спасти Анну.

Ее первый вдох, перемешанный с хлюпаньем выходящей из легких воды, болью в груди и сопровождаемый сильным кашлем, был похож на лай, протяжный и тоскливый.

— Ты здесь, ты со мной, — прошептал Сальваторе, прижав девушку к груди. Он коснулся губами виска девушки.

Анна дернулась, пытаясь отстраниться.

— Эрик? — прошептала она, силясь узнать лицо человека, обнимающего ее так нежно и так жадно, будто тот, кого она любила.

Сальваторе молчал. Он во второй раз услышал это имя из уст девушки, и оно причиняло боль. Острую, жестокую, бескомпромиссную боль. Он чувствовал, что его пожирает ревность к мужчине, чей образ носит в глубине своего сердца девушка, которая – и теперь это было очевидно – становилась смыслом его жизни. А еще он чувствовал страх, потому что знал, что Анна так преданно любит человека, которого нет в живых.

— Где мы? — слабым голосом спросила она, озираясь по сторонам. — Где Габриэль?

— Как чувствуешь себя? — наконец произнес Сальваторе, заставляя себя не думать об Эрике, а принимать во внимание кое-что более важное – Анна жива и в сознании.

— Сложно сказать, — честно ответила девушка, — меня тошнит.

— Это нормально, — чуть тише сказал мужчина, найдя ладонь девушки и накрыв ее своей, — ты наглоталась воды. Скоро пройдет, обещаю.

Анна аккуратно высвободила руку и виновато улыбнулась. Девушка дрожала и пыталась поправить сбившееся платье, но оно было слишком коротким и мокрым, чтобы справиться с ним.

— Пять. Восемь. Девять. Три. — Сказала Анна и пристально посмотрела на Сальваторе.

На мгновение ему показалось, что девушка начала бредить, однако тут же понял, что бредит сам.

— У каждого свой код, Анна-bella, — сокрушенно сказал Сальваторе и кинул камушек в воду.

— Ты знаешь наверняка?

— Да.

— Но я могу проверить, вдруг у меня такой же. Не мог же Джозеф запомнить код от каждого трекера.

— Тебя ударит током.

— Почему я должна тебе доверять? Ты уже обманул меня.

— Я только что спас тебе жизнь, Анна.

— Ее чуть не отняли из-за тебя!

— Хорошо, — тихо и печально сказал мужчина, понимая, что весомость ее доводов сильнее. — Если не веришь мне и хочешь рискнуть, не рискуй собой.

Сальваторе выставил вперед ногу, на которой мигал такой же, как и у Анны, трекер.

— Лучше проверь на мне, договорились? — Мужчина взглянул на девушку жалобно, но вместе с тем твердо. Он действительно был готов позволить сделать Анне то, что она хотела, даже если бы для этого пришлось рискнуть своей жизнью.

Девушка ошарашенно взглянула на Сальваторе и покачала головой.

— Нет, — едва слышно произнесла она, — должен быть какой-то выход.

— Мы можем победить в Игре.

Анна с сомнением посмотрела на мужчину, его темные мокрые волосы спадали на лоб, поблескивая в робком свете звезд. Сказанное звучало как приговор. Приговор, как минимум, для одного из них.

— Мы не сможем победить вдвоем, — качая головой произнесла девушка, будто бы самой себе.

Она водила ладонями по коленям, пытаясь избавиться от мурашек.

— Тогда победишь ты. Я обещаю тебе.

— И ты хочешь, чтобы я просто поверила? Поверила твоему слову?

С губ Анны едва не сорвалась язвительная фраза, однако она осеклась, заметив на себе взгляд.

— Сзади! — прокричала Анна и швырнула в сторону Габриэля горсть песка.

Девушка надеялась выиграть хотя бы минуту времени, искренне не понимая на что. Однако этого было достаточно. Сальваторе повалил Габриэля на землю, прижимая его руку коленом и нависая над мужчиной всей тяжестью своего тела. Габриэль хохотал сквозь хрипы.

— Ты решил так распорядиться своей свободой? — Кричал Сальваторе, — ушел от Джозефа, чтобы тебя прикончил я?

Его голос был яростным и злым, казалось, он действительно собирался придушить Габриэля голыми руками. Обездвижив мужчину, Сальваторе, не церемонясь, осыпал его лицо и тело ударами. Он не замечал, что Габриэль и так уже был в крови. Сломанный нос Сальваторе принял за неудачные последствия прыжка.

— Сальваторе, нет! — Завопила Анна и повисла на его руке, стараясь освободить Габриэля.

— Ты едва не погибла из-за него, — кричал Сальваторе, все сильнее давя на шею мужчины.

— Так не будь, как он, — тихо сказала девушка и отпрянула.

Она смотрела на Сальваторе с ужасом и отчаянием, не веря тому, что он действительно способен на убийство.

Способен, глупая, способен. Он обманул тебя, похитил, втянул в садистскую игру. Ты, правда, думаешь, что для него имеет хотя бы малейшую ценность чужая жизнь? Он только что рисковал своей жизнью ради меня. Неужели этого мало?

Джозеф смотрел с высоты на исчезнувшую в темной пучине фигуру Сальваторе. Теперь оставалось только ждать и надеяться, что его умений хватит, чтобы подняться наверх и достать со дна жемчужину, которой Джозеф собирался украсить свою коллекцию. Эта девушка поистине представляла собой ценность для его исследований. Ее мотивация до сих пор была окутана тайной несмотря на простоту и немногочисленность вариантов. Джозефа удивляло то, что несмотря на внешнюю хрупкость, в решительный момент Анна делала то, что должно. Мужчина вспоминал, как хладнокровно она терпела боль, удар рукояткой пистолета, не издав при этом ни единого звука.

Быть может, такая жемчужина украсит не только мою коллекцию…

Он медленно спускался по узкой тропе с высокого обрыва, чтобы найти Габриэля и прикончить, как бешеное животное. Разумеется, Джозеф воспринимал это как акт милосердия, а не насилия по отношению к мужчине, уверенный, что только скорый конец позволит Габриэлю обрести покой.

Когда мужчина на четвереньках выбирался из воды, сплевывая соленую воду, он ощутил на своем плече что-то тяжелое. Это была нога Джозефа. Он смотрел на Габриэля сверху вниз, и его лицо, подобно застывшей маске, не выражало ровным счетом никаких эмоций.

— Сука, — выругался Габриэль, пытаясь не закашляться.

Сейчас мужчина казался себе до нелепости смешным и жалким. Вся эта история с похищением, погоней, стрельбой и прыжком вниз с отвесной скалы. Ради чего? Чтобы оказаться в ногах у того, от кого четверть часа назад сбежал? Возможно, девчонка погибла и погибла напрасно. Габриэль не мучался чувством вины, но не мог не заметить абсурдности предпринятых усилий. И это мучило. Мучило и то, что у него не было сил подняться, чтобы принять свою смерть стоя, как мужчина. Ему не хотелось умирать животным, жалким, беспомощным, дрожащим на ветру.

Габриэль предпринял попытку встать, но Джозеф с силой надавил на плечо, заставив того упасть лицом в мокрый песок.

— Знаешь на что это похоже? — наконец подал голос Джозеф. — Можешь не отвечать. Я тебе помогу.

Джозеф наклонился ближе к Габриэлю, чтобы удостовериться в том, что он не пропустит ни одного слова.

— Одним из наиболее эффективных средств отучить молодняк гадить в неприспособленном для этого месте – окунуть их мордочкой в собственное дерьмо. — Джозеф выдержал долгую паузу, взял Габриэля за волосы и с силой впечатал его в песок, а после поставил подошву ботинка ему на щеку. — Плохой мальчик, очень плохой мальчик!

Джозеф давил до тех пор, пока не услышал хруст под подошвой. Габриэль завыл.

— Кажется, теперь ты начинаешь понимать всю лаконичность и необходимость данной методики воспитания. Скажи мне, ты щенок или котенок?

Габриэль силился что-то сказать, но захлебывался в набегающих волнах и мокром холодном песке, он издавал неприятные булькающие звуки, похожие на те, что бывают, когда из раны вытаскивают нож.

— Габриэль, не паясничай. Я ведь задаю тебе очень серьезный вопрос, — Джозеф говорил приторно ласковым голосом, будто учитель начальных классов, готовый наклеить в тетрадку звездочку за аккуратно выполненную домашнюю работу. — Положим, ты котенок, значит, у тебя в запасе есть еще восемь жизней… — Мужчина вновь вдавил лицо Габриэля в песок, — но если ты щенок, то ты исчерпал свой лимит, а значит, будешь делать то, что я скажу. Я жду, Габриэль.

— Джо…, — попытался сказать тот, но тут же получил новый удар по лицу.

— Кошки мяукают, собаки лают. — Объяснил Джозеф.

— Гав…, — едва слышно сказал Габриэль, сплевывая песок.

— Я не слышу.

— Гав!

— А теперь будь хорошим мальчиком и верни мне Анну.

Джозеф убрал ногу с лица Габриэля и сделал шаг назад, наблюдая за неловкими попытками мужчины подняться. Его лицо немного распухло. Глаза начинали заплывать. Встав на ноги, Габриэль, шатаясь, побрел вперед, едва разбирая дорогу. Он шел просто чтобы идти, прекрасно зная, что промедление будет стоить ему жизни. Ведь он не котенок, у которого есть в запасе еще восемь. Он щенок, жалкий пес, у которого есть лишь одна жизнь, да и та висит сейчас на волоске. Тонком непрочном волосе, название которому Джозеф.

— И да, Габби, — Габриэль услышал у себя за спиной голос со злорадными нотками, — мне нужно шоу, мой мальчик!

Глава четырнадцатая

Анна открыла глаза. Первое мгновение после пробуждения она нежилась в мягкой кровати, но тут же вскочила, когда сознание воскресило перед ней события вчерашней ночи. Руку обожгло резкой болью. Девушка взглянула на запястье, на нем были наручники.

— Доброе утро, синьорина Анна, — произнес Джозеф и поднялся с кресла, на котором сидел, в углу спальни, — прошу извинить за такие радикальные меры.

— Снимите это! — Резко ответила она, игнорируя ласковый тон и манеры мужчины.

Анна не сводила глаз с его приближающейся фигуры и чувствовала, как усиливается сердцебиение.

— Уверяю Вас, синьорина, это сделано для Вашей безопасности и только. Здесь Вам ничего не угрожает. Я позабочусь об этом.

— Я слишком часто слышала эту фразу за последние несколько дней, чтобы доверять ей. Снимите наручники.

— В отличие от прочих я держу свое слово, Анна. На тумбочке колокольчик, если что-то понадобится, Вам достаточно просто позвонить.

— Мне нужно в уборную, — в отчаянной попытке освободиться произнесла девушка, не желая верить, что физиологические нужды ей придется справлять в постели под присмотром слуг Джозефа.

— Колокольчик, cuore mio, — с улыбкой сказал Джозеф и вышел из комнаты.

Анна поднялась на кровати, стараясь присесть. Ее движения были сильно ограничены наручниками. Долгое время она гипнотизировала взглядом серебряный колокольчик с длинной продолговатой ручкой, не веря в то, что прикована к изголовью кровати. Девушка делала длинные медленные вдохи и такие же длинные медленные выдохи, приводя свое сердце и разум в спокойное состояние. Внутренне она сгорала от страха и ярости. Казалось, ее кровь начинала закипать. Пойманный в капкан зверь откусит себе лапу, но не позволит себя пленить. Анне хотелось поступить так же, но, к своему глубочайшему сожалению, она знала, что не способна поступить так безжалостно и хладнокровно.

Она не была животным. Не была хищником… Удар. Затем еще один удар. Их звуки стояли в ушах. Анна пыталась спасти Габриэля. Анна пыталась остановить Сальваторе. Она слышала крик. А после были выстрелы. Тот, кто стрелял, стрелял подло, прячась в прибрежных зарослях. Он знал, что делал. И уж он точно откусил бы лапу, угодившую в капкан. Девушка не сомневалась, что это был Джозеф. Не сомневалась, что только ему достало бы проворства и безжалостности, чтобы сделать это. А потом песок стал темным и теплым. И жалобный выдох – последняя песня жизни перед тем, как сердце замерло навсегда. И наконец появился он – черная тень, темнее ночи, безжалостный, как смерть. Действительно, Джозеф.

Увы, бешеных животных необходимо отстреливать. Это акт милосердия, а не жестокости синьорина.

Анна поморщилась и трясла головой, стараясь отогнать от себя звучащий внутри голос мужчины. Приходилось принять жуткий факт: она спасла от пули того, кто совершенно не ценил чужую жизнь…

Анна решительно схватила колокольчик и громко позвонила, направляя всю свою ярость в неодушевленный предмет. Тут же вошли слуги. Они кивнули девушке и занялись ее туалетом. Подобное обращение казалось Анне унизительным. Она чувствовала себя парализованной старухой и не верила, что короли и королевы в былые времена спокойно принимали подобное обслуживание. Когда все закончилось, девушка сказала:

— Позовите Джозефа.

Слуги никак не отреагировали.

— Позовите мне босса немедленно! — со злостью крикнула она в спины слуг, исчезающих за закрывающимися дверьми.

Минуты медленно и лениво толкали стрелки часов вперед. Казалось, что солнце прибили к небу и вот-вот оно выжжет на земле дыру. Когда в комнату внесли завтрак, Анна едва сдержалась, чтобы не швырнуть его в слуг. Она вновь потребовала привести Джозефа или хотя бы освободить ее, понимая, как, в сущности, нелепо выглядит – пленница, которая выставляет требования. Это было смешно. Абсурдно. Тишина и уединение заставляли девушку то и дело возвращаться к воспоминаниям о вчерашнем. Погоня. Пистолет. Прыжок в воду. Все это казалось чем-то далеким и призрачным, будто сон, будто туманное воспоминание из прошлой жизни. Ярким было ощущение тепла вытекающей из продырявленного пулей тела. Анна чувствовала кожей ступни, как Габриэля покидает жизнь. И несмотря на темноту, мозг упорно рисовал темную лужу яркими лиловыми оттенками, будто кто-то нарочно раскрасил воспоминание вручную, чтобы причинять боль.

Было еще кое-что. Нечто, заставлявшее Анну дрожать. Слова Сальваторе. Кажется, они оставили ожог, такой же болезненный и явный, как раскаленное лезвие ножа, приложенное к коже несколько дней назад. Девушка пыталась наконец-то принять решение, которое будет стоить жизни. Осталось понять, чьей.

Джозеф нашел на столе записку, прикрепленную к планшету. Рядом лежал пульт управления. Из записки следовало, что Марисоль стала участницей Игры. Мужчина ухмыльнулся. Теперь они находились по разные стороны, и это значило только одно – в конце кто-то из них обязательно умрет. Однако это слабо беспокоило Джозефа, куда больше ему нравилось то, с какой преданностью и самозабвенностью погружается Марисоль в происходящее. Ее поведение однозначно заставляло понять, что мужчина не ошибся в ней, выбрав ее однажды. Люди вроде Марисоль – редкость. Будет жаль, действительно жаль потерять ее. Вместе с тем Игра есть Игра, и ничто не способно остановить ее неминуемое движение к финалу. Джозеф не делал исключений ни для одного участника Игры, в том числе и для себя самого, потому что знал, что истинное лицо человека можно увидеть лишь тогда, когда оно спрятано под маской. И цвет этой маски далеко не всегда отражает реальную природу вещей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Джозеф включил планшет и посмотрел на соотношение игроков. После вчерашнего побоища расстановка сил оказалась почти равной. Четверо ланей против троих охотников. Марисоль распорядилась Игрой с вызывающей восхищение жестокостью. Джозеф понимал, что сам довел ситуацию до такого состояния: его помешательство на Анне заставило на какое-то время забыть обо всем остальном. В Игре оставалась живая Любовница и живой Лекарь. Охотники действительно могли проиграть в этой Игре. Происходящее лишь забавляло мужчину, он сел и внимательно посмотрел запись с камер, ощущая сильный прилив возбуждения. Элегантная работа Марисоль довела людей до отчаяния так легко и так быстро. Мужчина чувствовал, что ему необходима разрядка, но она должна была быть особенной, такой же особенной, как и филигранная работа Марисоль. Джозеф закрыл глаза, представляя тепло пухлых губ Анны.

Он отстранился, не понимая, что происходит. Анна встала перед ним на колени и начала медленно расстегивать ремень. Когда девушка добралась до ширинки, Джозеф крепко схватил ее запястье и отвел руку в сторону.

— Не надо, — сквозь зубы прошипел он, — не надо меня уговаривать, да еще так.

Анна улыбнулась и покачала головой, сейчас она смотрела на Джозефа так, будто он маленький ребенок, не понимающий элементарных вещей. Девушка продолжила начатое другой рукой, не обращая внимания на боль в запястье и слабое сопротивление Сальваторе. Когда перед ее глазами предстал его пенис, она поняла, что, в сущности, мужчина уже согласился на то, что вскоре произойдет. Она любовно погладила его, медленно водя рукой от основания к головке.

— Я хочу запомнить тебя. — Шепотом произнесла она. — Хочу помнить только тебя, чем бы все ни кончилось. Понимаешь?

— Не надо, Анна, пожалуйста, — сквозь стоны говорил Джозеф, чувствуя, как язык девушки скользит по его члену. Никогда прежде он не чувствовал себя таким уязвимым, таким слабым и таким счастливым. Он сам не верил тому, что говорил, но почему-то повторял девушке «не надо», облегченно чувствуя, что она его не слушает.

Мужчина посмотрел вниз в тот момент, когда Анна взяла его пенис в рот, прекратив водить им по своим пухлым влажным губам. Девушка двигалась медленно, постепенно наращивая темп. Ее правая рука скользнула в трусики. Анна застонала, ускоряясь. Оргазм пришел вспышкой фейерверка, обезумившим залпом света, звука и ощущений, заставив Джозефа понять, почему французы зовут оргазм маленькой смертью.

Мужчина открыл глаза, возвращаясь назад, в реальный мир, в мир, где Анна была его пленницей, а не наоборот. Он знал, что скоро ей предстоит сделать выбор. И Джозеф надеялся, что она сделает все правильно. Он хотел, чтобы она пришла сама, чтобы просила, чтобы требовала, чтобы поступила с ним так же грубо и жестко, как в первую ночь Игры на пляже. До сих пор в его сознании эхом звучал ее злой голос –

Раздевайся!

Он покорился ей, чувствуя, внутри девушки скрытые силу и власть, которые проявились в ее решительности и легкости, с которой она его трахнула. Джозефу требовалось ощутить это вновь. Особенно после того, как она спасла его. Мужчина чувствовал, что между ними есть какая-то прочная, непонятная связь, и он хотел вновь ее ощутить.

Возбуждение было таким сильным, что приносило физическую боль. В любое мгновение он мог ворваться в спальню Анны и избавить себя от этой боли, однако Джозеф знал, что, сделав это, ему не удастся испытать истинного удовольствия. Поэтому он ждал.

Дверь открылась с тихих щелчком. Анна вздрогнула и сжала украденную после завтрака вилку. В комнате появился Сальваторе.

— Ради всех святых, — ужаснулся он, глядя на прикованную к кровати девушку.

Анна язвительно хмыкнула и отвернулась к окну. Вид мужчины был неприятен ей. Чувство благодарности за спасение стерлось чувством отвращения после проявленной мужчиной жестокости. Анна боялась себе в этом признаться, что единственной причиной ее противоречивых ощущений был страх за жизнь Сальваторе. Когда Джозеф наставил на него пистолет после убийства Габриэля, девушка по-настоящему испугалась. Испугалась так, как если бы на месте Сальваторе был Эрик…

— Одна лань за одну ночь, — грозно произнес Джозеф, целясь Сальваторе в лоб, — что бы ни делали остальные, я соблюдаю правила Игры.

Сальваторе непонимающе уставился на Джозефа, а после бросил быстрый взгляд на Анну. В его глазах не было страха, только решимость.

— Девчонка едва не нарушила эти правила, босс, пришлось вернуть ее с того света. Пистолет ни к чему. — Сальваторе встал и отряхнулся.

Джозеф не спешил убирать пистолет. Минуты мучительно капали одна за одной. Наконец прозвучал щелчок предохранителя, и Джозеф убрал пистолет. Он подошел к Анне и помог встать.

— Мы играем в молчанку? — Уточнил Сальваторе и встал перед Анной, заслоняя собой вид из окна.

Девушка замешкалась, не решаясь отвечать. Она не знала, попросту боялась Сальваторе и саму себя, своих чувств и того, что, возможно, предает память Эрика.

— Пожалуйста, Анна, — вновь начал мужчина, теперь уже более ласково и примирительно.

Он медленно подошел к кровати и встал рядом с девушкой.

— Ты позволишь? — Сальваторе кивнул на руку. Анна выжидающе молчала.

Она надеялась, что у Сальваторе есть ключи, хотя прекрасно понимала, что Джозеф не позволил бы так просто ее отпустить. Эти наручники не были попыткой ни пленить ее, ни обезопасить – это была демонстрация силы, превосходства, доказательства того, что Джозеф всегда и во всем является главным. Он избрал для себя роль наблюдателя с комплексом бога и вжился в нее с таким самозабвением, что действительно стал походить на бога. Жестокого и безумного.

Сальваторе сел на край кровати и растер запястье девушки.

— Так лучше?

Анна коротко кивнула и вновь отвернулась, в любое мгновение готовая воспользоваться спрятанной под одеялом вилкой. На самом деле, девушка знала, что Сальваторе не причинит ей никакого вреда, наоборот пожертвует чем угодно ради спасения ее жизни. И именно это обстоятельство пугало и вызывало животный страх. Единственным мужчиной, который проявлял такие сильные чувства к ней, был Эрик. А теперь еще он, Сальваторе. Это все усложняло. Девушка вздохнула и посмотрела в глаза Сальваторе, желая и не желая поделиться с ним тем, что лежало тяжким грузом у нее на душе.

— Сегодня будет голосование. Я знаю охотника. Голосуй за мной. И тогда охотников останется двое.

— Ты и Джозеф?

— Верно.

— А что потом, Сальваторе?

— На следующем голосовании уберем Джозефа. И после этого за ланями будет автоматическое преимущество, потому что больше никто не сможет убивать благодаря тебе, — мужчина постарался улыбнуться, хотя прекрасно понимал, как гадко звучали его слова.

— Почему не на этом?

— Марисоль не позволит. Она проголосует вслед за ним, спасая от смерти.

— Почему он не может все это прекратить? — вдруг ужаснулась девушка. Кажется, только сейчас до нее стало доходить, насколько опасным был человек, который стоял за всеми этим.

Сальваторе грустно усмехнулся и покачал головой.

— Ты ведь знаешь сама, Анна.

И она действительно знала. Джозеф был болен и болен тяжело. А самое жуткое, его болезнь была заразна. Мужчина заражал своим безумием остальных, заставлял действовать по его указке, слепо подчиняясь изобретенным им правилам. Она сама ощущала в себе вирус безумия. Он быстро плодился в ее крови, заставляя делать то, чего бы, как думала Анна, она бы не стала делать никогда в жизни.

Только вот…

— Но, если на голосовании Джозеф увидит перестановку сил, — возразила Анна, — он убьет меня этой ночью!

— Ты можешь прийти ко мне. — Хмыкнул Сальваторе и тут же осекся, понимая, как это могло прозвучать. — Прости, я имел в виду, что защищу тебя. И Джозефу придется убить кого-то из трех других ланей.

— Твой план держится только на том, что он настолько безумен, что в решающий момент не станет защищаться. А я не верю, просто не могу принять тот факт, что он так легко позволит отнять свою жизнь. Вчера, когда мы с ним…

— Вы переспали?

Анна дернула рукой, желая дать Сальваторе пощечину и забыв о том, что ее рука была прикована наручниками. Девушка поморщилась от боли.

— Тебя это не касается. — Отрезала Анна, стараясь не замечать боль.

— Это касается всех нас. Если вы переспали, он не сможет голосовать. — Прошептал мужчина и взялся растирать руку девушки.

— Мы не спали. — Прошептала она и поморщилась. От этого разговора было не по себе. Он будто горчил на вкус. Прикосновения Сальваторе были так ласковы и аккуратны. В них хотелось раствориться.

Мы все, каждый из нас, смертельно больны

– думала Анна.

Глава пятнадцатая

Анна сидела за длинным столом в окружении оставшихся в живых участников. Во главе стола сидел Джозеф и внимательно изучал каждого из собравшихся. Среди сидящих Анна узнала темноволосую миниатюрную женщину с холодным непроницаемым лицом. Девушка видела ее на церемонии и думала, что она из свиты Джозефа, одна из организаторов, но никак не участница. Эту версию подтверждало и то, что женщина сидела по правую руку от Джозефа и смотрела на присутствующих почти так же, как босс. Ключевое – почти. Удивительно, но ее взгляд был более холодным и зловещим. На фоне этой женщины Джозеф казался… Человечным.

Девушка опустила взгляд на руки, они понуро лежали на коленях. На правой руке еще виднелся след от наручников. Некоторое время назад Джозеф пришел в ее комнату и снял наручники лично. Он вел себя вежливо и деликатно, так, как мог бы вести себя любящий человек, если оставить за скобками похищение и пленение. Некоторое время он старательно растирал Анне запястья, попутно объясняя, что предпринятые действия не были продиктованы его недоверием, по крайней мере, по отношению к ней.

Габриэль хоть и оказался, в сущности, паршивой овцой, синьорина Анна, все-таки сумел напомнить мне кое-что важное: свое надо беречь. Вы согласны?

В голове стоял ровный низкий голос мужчины. Девушка не нашлась с ответом. Куда больше ее волновало другое: он вел себя так же, как Сальваторе. Эти паломничества к ее постели, будто она смертельно больна, их желание спасти ее жизнь. Все это казалось нереальным, сводило с ума. Путало. Анна не понимала, где проходит та грань, где заканчивается притворство и начинается искренность. Однако в одном она все-таки была согласна с Джозефом – Игра действительно сводила с ума, обнажая черты, казавшиеся до этого неприсущими.

Официанты вносили горячие блюда и пополняли бокалы вином. Они появлялись рядом, будто призраки, молчаливые фигуры, не выражающие ничего. Они механически выполняли действия, а после исчезали так же незаметно, как и появлялись. Тишина над столом была столько непроницаемой, что казалось, ее можно было коснуться рукой. Анна слышала, как потрескивают фитили свечей, как, оплавившись, падают густые капли воска. Все ждали. Ждали Джозефа. И его слов. Этот ужин не был ужином в привычном понимании. Мужчина обещал объяснить дополнительные условия Игры, которые ему пришлось экстренно ввести в рамках сложившейся ситуации.

Под сложившейся ситуацией понималось побоище участников. Анна не видела случившегося, однако Джозеф позаботился о том, чтобы она знала. Подробности, которыми он приправлял свой рассказ, пока разминал ее запястья, оказались настолько живыми, что девушке казалось, что она была там, среди беснующейся толпы, охваченной первобытными страхами и желанием выжить во что бы то ни стало.

Вы считаете, что я болен, синьорина. Я вижу это в Ваших глазах. И мне жаль, что Вы так считаете. Особенно Вы. Поймите, я скальпель в руках хирурга. Надрез делает хирург, который держит скальпель. Ответственность за жизнь пациента и исход операции лежит на человеке, не на инструменте. Люди – это опухоль на теле Мира. Я вырезаю эту опухоль. Обнажаю проблему, но не создаю ее

. Анна хотела возразить ему, хотела ответить, но молчала, стиснув зубы. Ее губы были бледны, а руки похолодели. И все потому, что она осознавала логику его замыслов, не была с ней солидарна, однако…

— Не могу сказать, что я недоволен случившимся, — наконец произнес Джозеф. Его голос разбил царившую в зале тишину на тысячи мелких осколков. Сердце пропустило удар, когда слова оцарапали слух. Анна подняла глаза и посмотрела на Джозефа. Она заметила взгляд Сальваторе. Испепеляющий и молящий. — Однако сложившаяся ситуация вынуждает меня ввести еще одно правило. — Мужчина обвел взглядом каждого, не останавливаясь ни на ком конкретно. — Предполагаю озвученное может вызвать Ваше негодование, однако смею Вас заверить, я обстоятельно обдумал это правило. Итак…

Когда Джозеф закончил, Анна ощутила, как по ее рукам расползлась дрожь. Она не могла поверить в то, что услышанное – правда. Это правило меняло все. Переворачивало происходящее с ног на голову. Девушка не могла представить, что Джозеф говорил серьезно. Она ждала какого-то подвоха. Все не могло быть так просто, не могло быть так легко.

Первым не выдержал мужчина, которого Анна видела впервые. Девушка предполагала, что он был таким же, как Сальваторе, одним из претендентов, а следовательно, и охотников. Его возмущение и читаемый на лице ужас был абсолютно понятен

. Габриэль выглядел так же

– думала Анна –

его глаза выражали такой же страх и ненависть. Пока он еще был жив

. Девушка неосознанно поджала пальцы ног, стараясь перестать ощущать тепло мокрого песка, когда Габриэль погиб. Умирая, он смеялся и повторял –

он достал меня, он все-таки достал меня, он и вас достал, неужели не видите?

— Что за хрень, Джозеф? — рявкнул мужчина, тыча вилкой в сторону босса. Салфетка спала с его колен и упала под стол. Джозеф неподвижно сидел во главе стола и, не моргая смотрел на разъяренного мужчину. — Ты понимаешь, что теперь мы все под ударом, потому что охотников больше ланей. Они убьют нас всех!

— Ты так и не понял, мой мальчик? — снисходительные нотки в голосе Джозефа звучали страшнее, чем если бы он кричал или начал угрожать пистолетом. Анна чувствовала, как ее пробирает дрожь. Хотелось выбежать из-за стола и спрятаться. Где угодно.

Девушка почувствовала на себе пристальный взгляд Сальваторе. Он едва заметно покачал головой, пытаясь заставить ее сохранять спокойствие. Анна поспешно отвела взгляд и взглянула на Марисоль. Женщина, казалось, пребывала в экстазе. Она с упоением слушала своего босса, ловя каждое произнесенное слово. Это было похоже на безумие, и страшнее всего было то, что женщина не выглядела безумной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Единственная причина, по которой ты все еще жив – моя щедрость. И если ты не готов следовать Правилам, победи в Игре и назначь свои. Если не можешь, попробуй сбежать, как это сделал Габриэль.

Мужчина отпрянул и сел на стул. Он вновь посмотрел на собравшихся и помотал головой. Габриэля не было среди них, а значит, его не было в принципе. Иначе бы Джозеф не стал о нем говорить с такой легкостью. Угроза? Нет, банальное предупреждение звучало в каждом слове босса. Джозеф просто констатировал факты, в свойской ему извращенной манере, однако с холодностью и безразличием, присущим машинам. Оставалось только попытаться выжить.

— Я рад, что мы пришли к пониманию, — тень улыбки тронула лицо Джозефа. Он сделал глоток вина и добавил, — цель и задача Игры состоят не в том, чтобы победили те, кто работает на меня. Цель в том, чтобы доказать, что Игра – единственный и незыблемый механизм жизни.

Марисоль расхохоталась. Ее смех разнесся по залу и растворился под потолком. Женщина встала из-за стола и похлопала в ладоши.

— За Жизнь, господа! — Воскликнула она и подняла бокал, залпом избавляясь от его содержимого. Небольшая красная капля медленно потекла из уголка ее губ. Анна прищурилась. На белом лице женщины вино больше напоминало кровь.

Как вампир

– с ужасом подумала Анна –

интересно, в какой она команде?

— А что насчет оружия, масок и прочих атрибутов? — вдруг подал голос мужчина. Он не присоединился к тосту и не притронулся к еде. Он был на Церемонии. Стоял рядом с Анной. И, видимо, каким-то чудом пережил прошлую ночь.

Его лицо было испещрено глубокими ранами. Под левым глазом зиял большой синяк. Его руки дрожали, и кожа на костяшках была содрана. Марко, кажется, так назвал его Джозеф. Один из немногих, кто пытался остановить бессмысленное кровопролитие накануне ночью. Только это не помогло. Люди, как обезумевшее стадо, неслись друг на друга, сметая все на своем пути. И почему-то Анна видела в их глазах острую, как лезвие бритвы, ярость. Воображение рисовало жуткую картину. Все они неслись к обрыву, и он не смог их остановить. Не смог этого сделать и Альфонсо. По словам Джозефа его забили камнем.

Об этой Жизни он говорит?

– девушка отказывалась верить, что в основе всего лежит животный страх, лишающий людей их собственного облика –

но разве я не веду себя так же? Разве я отличаюсь?

Анна сжала вилку и со злостью отрезала небольшой кусок мраморной говядины. Есть не хотелось. Нужно было просто отвлечься на какое-нибудь простое механическое действие.

— Все атрибуты, — Джозеф выделил это слово, — Вы найдете в своих спальнях вместе с дополнительными инструкциями. А сейчас – десерт!

Анна вздрогнула. Последний раз, когда она слышала эти слова, ей пришлось кормить на коленях сырым мясом доберманов. Каким бы ни было нынешнее угощение, его вкус ей точно не понравится. Девушка взглянула на Сальваторе. Он обещал ей сделать все, чтобы помочь, чтобы вызволить ее отсюда. Но теперь правила поменялись. Теперь охотницей стала она. И Анна не знала, остались ли их договоренности в силе. Быть героем просто, когда в руках есть почти ничем не ограниченная власть, но что будет теперь? Теперь, когда его жизнь зависит от ее жизни. Укажет ли Сальваторе на охотника, ставшего ланью, или обманет? Девушка прикрыла веки, стараясь остановить поток навязчивых пугающих мыслей.

— И еще кое-что, — вдруг произнес Джозеф. — Голосование будет анонимным. Напишите имя того, кого Вы считаете охотником, на салфетке и передайте ее официанту.

Мужчина щелкнул пальцами. Слуги внесли ручки и положили их перед сидящими за столом. Анна взяла ручку и помедлила, оглядывая каждого из участников. Теперь, когда они не могли больше общаться, решение приходилось принимать самостоятельно. Девушка чувствовала, как от волнения увлажнились ее ладони. Ручка не держалась в руке и казалась слишком тяжелой. Анна посмотрела на Джозефа и перевела взгляд на Сальваторе. Мужчина медленно перевел взгляд на сидящего рядом с Анной Марко.

Никаких обсуждений. Никаких оправданий. Никаких попыток запутать друг друга. Никакого шанса найти рациональное зерно. Оставалось полагаться только на собственное везение и интуицию. Наконец Анна сделала запись. Девушка понимала, что возможно сейчас подписывает приговор незнакомому человеку. Быть может, хорошему. Одинок ли он? Или у него большая и дружная семья? Любит ли он комедии? А может, предпочитает фильмам книги? Он может быть и насильником. А может быть донором крови. Он может быть кем угодно. Но каким бы он ни был, это не дает ей право писать его имя.

Кто-то, возможно, пишет сейчас твое имя, милая, почему ты не хочешь подумать об этом? Вот оно!

– с содроганием поняла Анна –

то, о чем говорил Джозеф

.

Когда с голосованием было покончено, Джозеф распорядился, чтобы слуги произвели расчет. Сидящие за столом притихли, недоверчиво поглядывая друг на друга. Спокойным казался только Джозеф. Его будто совершенно не заботила мысль о том, что каждый из присутствующих с радостью бы вписал в салфетку его имя.

Или нет?

Официант внес серебряный поднос через четверть часа. На нем лежала салфетка с именем и пистолет. Поднос поставили перед Джозефом. Некоторое время он изучал содержимое салфетки. Его лицо выглядело озадаченным. От напряжения, казалось, Анна может лопнуть, как перегревшийся на солнце арбуз. Капля пота медленно стекала вниз по позвоночнику, неприятно холодя кожу.

— По результатам анонимного голосования Игру покидает Марко.

Мужчина ахнул. Джозеф любезно положил перед ним пистолет и кивнул, указывая на оружие. Марко побледнел и схватился за ворот рубашки, который теперь душил его. Он вопросительно посмотрел на Сальваторе.

— Как ты мог, сукин сын? — спросил он и встал из-за стола, начав пятиться. Лежавший перед мужчиной пистолет смотрел дулом на него.

— Присядьте, — ровным голосом сказал Джозеф, — на место. И сделайте то, что должны. Таков голос демократии.

— Я не стану. — Рявкнул Марко и схватил пистолет, наставляя его на Джозефа.

Марисоль с упоением наблюдала за происходящим. Сальваторе сидел неподвижно, будто статуя, не произнося ни слова и глядя на сидящих рядом с ним игроков. Его тошнило от облегчения на их лицах. От спокойствия, с каким они принимают то, что происходит сейчас не с ними.

Джозеф крикнул что-то на итальянском и через несколько мгновений в зале появились доберманы.

— Ты можешь выбрать, — спокойно сказал он, показывая ладонью сначала на доберманов, а после на пистолет.

Марко осел на стуле. Доберманы рычали, готовые напасть. Он с ужасом посмотрел на Сальваторе и, чертыхнувшись, выстрелил. Анна почувствовала капли крови на своем лице. Опустив глаза вниз, она увидела лежавшие на белоснежном креме в ее тарелке кусочки мозга и закричала.

Глава шестнадцатая

Оставшись наедине с собой, Анна наконец позволила чувствам вырваться наружу. Злость смешивалась с яростью, приправленной отчаянием. Сложно было поверить в то, что Джозеф действительно сделал то, что сделал. Он убил, не испачкав руки. Звук выстрела, ослабленный глушителем, был похож на звук вылетающей из бутылки шампанского пробки. Девушка умылась холодной водой и вошла в комнату. За время ужина кто-то полностью сменил ее гардероб и оставил на кровати черную улыбающуюся маску. Такую же, что девушка видела в первую ночь Игры на пляже. Теперь ей предстояло надеть эту маску и постараться не думать о том, кем был человек, прятавшийся за ней. До сих пор девушке удавалось убегать от этой мысли, но теперь бежать было некуда. Теперь догоняющей стала она сама.

В гардеробе Анна нашла удобный костюм, сидящий строго по талии и не сковывающий движений и тяжелые ботинки на шнуровке. На дверцах шкафа висели автоматы, несколько пистолетов и ножи. Можно было выбрать любое оружие или взять несколько. Девушка не хотела прикасаться к несущим смерть предметам, но тут же вспомнила слова Джозефа –

поймите, я скальпель в руках хирурга. Надрез делает хирург, который держит скальпель.

Ведь она может покончить со всем. Не брать оружия. Уговорить остальных охотников и сесть за стол переговоров с оставшимися ланями. Это были утопичные мысли, и Анна легко прогнала их прочь. Джозеф не станет вести переговоры. Он тот, кто добровольно стал жертвой, лишив себя возможности следить за Игрой. Теперь Анна могла доверять только себе. Три на три. Сальваторе обманул ее, заставил выбрать Марко – того, кто должен был стать четвертым охотником. Теперь на руках Анны есть его кровь. Она не спускала курок, но она подписывала приговор. И, кажется, Марко знал Сальваторе. В его взгляде читался ужас от… предательства.

Был еще один выход, простой и быстрый – поступить так же, как поступил Марко. И до определенной степени Анна была готова к этому. После смерти Эрика она не раз думала о смерти. Однажды она стояла на краю крыши, готовая сделать последний шаг. Но не смогла. Ноги застыли, прикованные к карнизу, и не желали двигаться в пропасть. Анна сделала шаг назад, упала на черное шершавое покрытие, содрав кожу с ладоней, и поклялась, что найдет тех, кто виновен в смерти ее жениха. Оставалось одно незаконченное дело. Все, что будет после, уже не будет иметь никакого значения.

— Ты пришла, — облегченно сказал Сальваторе, глядя на Анну. — Я рад, что ты здесь.

— Думаю, это ненадолго, — отрезала девушка и холодно посмотрела в глаза мужчине. — Раздевайся.

— Что? — недоуменно воскликнул мужчина. — Зачем?

— Ты сам знаешь, зачем, Сальваторе, не притворяйся глупцом. Думаешь, я не поняла, зачем ты позвал меня на встречу после того, что произошло? Только я не наивная дурочка. Может, и показалась тебе такой, но то было раньше. Я не позволю убить меня. Больше не позволю над собой издеваться. Мы по разные стороны.

— Это не имеет значения, Анна.

— Еще как имеет! — повышая голос, сказала девушка. — Признайся, ты давно хотел это сделать? Так раздевайся.

Сальваторе попятился.

— Ты совершаешь ошибку, — тихо сказал мужчина и примирительно выставил перед собой руки, будто бы пытаясь урезонить грабителя, у которого был на мушке. — Я на твоей стороне, Анна, — единственное, что смог добавить он.

— На моей стороне нет никого. Уже давно. — Отчеканила девушка. — Раздевайся.

— Анна, послушай меня, пожалуйста. Вот видишь, я кладу оружие, — Сальваторе положил оба пистолета на пол и толкнул их ногой в сторону девушки. — Я не собираюсь тебя обманывать. Мы не обязаны, понимаешь? — Не решаясь произнести фразу целиком, промолвил он. С того дня, как они встретились, он множество раз представлял момент, как они овладевали друг другом. Думал о бессонных ночах, которые они могли бы провести в одной постели. Это могло бы быть прекрасно. Но только не сейчас. Только не так.

Девушка прикусила губу и запустила пальцы в волосы, сжимая ладонями голову. Меря шагами комнату, Анна двигалась туда-обратно, бросая быстрые взгляды в сторону Сальваторе.

— Зачем ты меня путаешь? — наконец спросила девушка. — У тебя не должно быть оружия!

— О чем ты?

— Это тоже часть Игры? Проверить меня? Ослепить мою бдительность ложным благородством? Он следит сейчас за нами? — Девушка круто повернулась на каблуках, оглядывая комнату на предмет камер. — Эй, Джозеф, привет, как дела? Тебе это нравится, да? Нравится смотреть, как меня имеют по-всякому?

Сальваторе метнулся в сторону девушки, подчиняясь вдруг возникшему порыву обнять ее. Обнять и защитить, даже если для этого придется отдать свою жизнь. Анна отпрянула, мужчина тут же остановился и снова выставил перед собой руки. Девушка успела схватить пистолет и нацелила его прямо в грудь Сальваторе.

— Я сказала тебе раздевайся.

Сальваторе с мольбой посмотрел на девушку. В его взгляде читалась боль и борьба, казалось, он не мог решить, как поступить правильно, чтобы не нанести еще больший ущерб.

— Я знаю, у кого была такая же татуировка, как у тебя, Анна.

— Заткнись! — Вдруг рявкнула она, тряся пистолетом. — Не смей!

— Она была у Эрика. Твоего жениха. Так? — Сальваторе смотрел на девушку, пытаясь угадать ее следующую реакцию и, заметив, что она замешкалась, услышав имя любимого, продолжил, как мог ласково, — если ты позволишь, я достану для тебя кое-что. Во внутреннем кармане куртки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что там? — Тихо спросила Анна.

Она смотрела на Сальваторе, не моргая, готовая в любой момент выстрелить.

— Ты позволишь?

Анна не отвечала. Сальваторе видел, как быстро вздымается ее грудь, как сильно девушка кусает нижнюю губу. Анна нервничала. Он тоже.

— Без фокусов. Или я выстрелю.

— Хорошо, — тихо сказал Сальваторе и медленно опустил руку во внутренний карман куртки. Через несколько мгновений мужчина вытянул из кармана цепочку с висящим на ней кольцом.

Анна охнула и выронила пистолет. Ее глаза заблестели, увлажненные слезами.

— Откуда оно у тебя? — прошептала девушка, прикрывая рот ладонью.

— Я нашел его в своей машине, когда привез тебя к Джозефу. Замок на цепочке сломался. Я починил его. Пожалуйста, возьми, это твое. — Сальваторе вытянул ладонь и положил на нее кольцо.

Девушка взяла кольцо и тут же расплакалась. Всхлипы рвались из нее наружу, причиняя Сальваторе почти физическую боль. Мужчина коснулся плеча девушки, сначала робко и после увереннее. И лишь почувствовав на своей груди горячее дыхание и теплые руки, сжимающие его рубашку, Сальваторе позволил себе обнять Анну. Он осыпал ее голову и лицо поцелуями, что-то несвязно шепча на английском и переходя на итальянский.

— За что ты извиняешься? — вдруг тихо спросила Анна и посмотрела на Сальваторе.

Мужчина молчал, не в силах озвучить правду. Он медленно гладил изящную спину девушки, водя своей крупной ладонью вдоль позвоночника.

— Прости, что втянул тебя во все это. — Наконец сумел произнести он вслух.

Девушка покачала головой, будто бы самой себе, а не ему, и лишь крепче прижалась к груди мужчины.

— Поцелуй меня, Сальваторе.

— Анна, ты не обязана это делать, — тихо и строго сказал мужчина и внимательно посмотрел в глаза девушки.

— Поцелуй меня, — повторила та.

И наконец Сальваторе почувствовал, что может сделать то, о чем мечтал с того вечера на смотровой площадке, почувствовал, что ее слова звучат, как заклинание, снимающее проклятие.

А еще они звучат, как приговор –

потому что теперь, понимал мужчина, он находится в полной власти этой красивой храброй девушки.

Сальваторе опустился на колени перед Анной, прокладывая нежную дорожку из поцелуев. Он аккуратно касался ее бедер, поднимаясь от колен все выше и выше. Когда его губы коснулись мягкой ткани шелковых трусиков, Анна издала тихий стон. Волна сильного возбуждения накрыла Сальваторе, он ощущал растекающийся по телу испепеляющий жар. Ему безумно нравилась мысль о том, что девушка получает удовольствие от его ласк. Его руки гладили покатые бедра, понемногу поднимаясь выше. Когда горячие пальцы Сальваторе нашли тонкий поясок трусиков девушки, он почувствовал на своих руках ее нежные горячие ладони, тут же прильнув к ним лицом. Как щенок, он терся о бархатную кожу рук своей щетинистой щекой, чувствуя, как все его желание концентрируется в паху.

— Если не хочешь, давай прекратим, — шептал он, продолжая осыпать поцелуями ее ладони, держа их в своих руках. Он не решался открыть глаза и встретиться с глазами Анны, потому что знал, что блефует – сам он не хотел прекращать начатое, не мог лишить себя возможности тонуть в сладком аромате ее тела и нежности чувственной кожи.

Анна нашла ладонью подбородок Сальваторе и подняла его голову. Он взглянул на девушку и заметил в ее глазах печаль. Тут же поднявшись, он заключил ее в объятия и прошептал:

— Хочешь называть меня его именем?

Девушка отпрянула и с недоверием посмотрела на Сальваторе. Она не понимала, шутит ли он или говорит всерьез. По выражению его лица выходило, что он не шутил. Прозвучавший вопрос оказался слишком верным, мужчина будто прочитал мысли Анны, понял ее сомнения и противоречия, которыми она съедала себя. Страсть переплеталась с виной, чувство долга – с желанием. Девушка не понимала себя, не понимала, что чувствует и как поступить правильно. Однажды она уже позволила себе забыться и поцеловала Сальваторе, до сих пор помня мятный вкус его губ. Сейчас она была готова совершить ту же ошибку вновь, наплевав на ждущие ее последствия.

Анна прильнула губами к губам Сальваторе и опустила его правую руку вниз. Мужчина аккуратно отодвинул шелковую ткань в сторону и коснулся самого нежного и горячего участка на теле Анны. Девушка тут же отозвалась на прикосновение тихим стоном и закрыла глаза, а после, заглушая себя, начала посасывать нижнюю губу мужчины.

Сальваторе отпрянул, не в силах терпеть возбуждение, которое начинало приносить боль, и внимательно разглядывал лицо девушки. Ее глаза были закрыты, а рот, напротив, был полуоткрыт. Сальваторе ускорил темп, чувствуя, как Анна начала двигать бедрами навстречу его движениям. Ее дыхание становилось более частым. Второй рукой мужчина скользил вдоль ее тела, опуская вниз бретельки платья. Когда его взору открылась небольшая грудь с торчащими коричневыми сосками, Сальваторе мгновенно прильнул к ней, жадно посасывая левый сосок. Анна вцепилась обеими руками в спину Сальваторе и застонала. Она стонала все громче и протяжнее, обнимая мужчину так крепко, как только могла.

— Я хочу полностью чувствовать тебя, — вдруг прошептала девушка, покрывая лицо Сальваторе поцелуями, — пожалуйста.

Последнее слово звучало будто мольба о помощи, будто попытка выжить на тонущем корабле. Анна расстегнула ремень и брюки Сальваторе и взглянула на открывающийся ее взорву вид.

— Пожалуйста, — вновь произнесла она, не в силах поднять взгляд.

Сальваторе вплотную подошел к девушке и медленно вошел в нее. Он не спешил, хотел насладиться каждым мгновением происходящего сейчас. Его голова кружилась от удовольствия, а тихие стоны Анны были подобны музыке. Мужчина чувствовал своей грудью твердые соски девушки и сам едва сдерживался, чтобы не застонать. Сейчас Сальваторе пребывал в горячем и влажном мире удовольствия и совершенства. Когда мужчина ощутил, что Анну начала пробивать дрожь, он ускорился. Происходящее напоминало ему сладкий дурман, невозможный сон. Он не хотел заканчивать это. Накатывающее волнами блаженство растекалось по всему телу, возвращаясь и концентрируясь в месте, где двое становятся одним. Анна с силой впилась ногтями в плечи Сальваторе и через несколько секунд обмякла в его руках. Не прошло и минуты, как он разрешился вслед за девушкой, чувствуя внутри опустошение, счастье и боль – когда Анна кончила, она шептала чужое имя. Имя мужчины, который все еще владел ею, пусть и не был с ней физически близок. И пусть Сальваторе сам позволил ей это, он не знал, что это будет настолько непереносимо.

— Что теперь с нами будет, Сальваторе? — прошептала девушка, глядя мужчине в глаза. На ее лице читался неподдельный испуг.

Сальваторе погладил Анну по светлым волосам и ласково улыбнулся ей. Ему не нравилось обманывать тех, кто был ему дорог, но ведь, если судить объективно, вся его жизнь была пропитана ложью, а потому немудрено, что он с такой легкостью пообещал, что все будет хорошо. Обманывать добрых людей так просто, они готовы поверить в любую ложь. И это вовсе не делает их глупыми, нет: живя в мире искренности и чистоты, не ждешь что кто-то может жить иначе.

— Все будет хорошо, Анна-bella, — Сальваторе поцеловал кончик носа девушки и прижал ее к себе.

— Он ведь убьет нас? — не успокаивалась Анна.

— Что? — ошарашенно спросил Сальваторе, — почему ты так говоришь?

— Мы все еще в Игре. — Не поднимая глаз, прошептала девушка и закусила губу. — Разве в ней можно победить, оставшись собой?

— Я не понимаю тебя, Анна, — мужчина несколько отстранился и внимательно изучал выражение лица Анны, пытаясь прочитать ее истинные чувства, эмоции и мотивы.

— Просто я хочу тебя, — после длительной паузы наконец сказала Анна и пристально посмотрела прямо в глаза Сальваторе, — хочу тебя с момента нашей первой встречи. Неужели ты не чувствуешь того же?

В глазах девушки отражался свет десятков зажженных свечей, она смотрела прямо и внимательно, ожидая, как окончательного приговора, ответ Сальваторе, однако мужчина молчал. Он отшатнулся от девушки, лихорадочно анализируя услышанное. Руки машинально застегнули ремень. Мужчина мерил шагами комнату, пока наконец не понял, что произошло. Достаточно было взглянуть на часы.

— Даже не думай! — Взревел Сальваторе и ударил кулаком по стене.

— Это единственный способ победить, — тихо сказала Анна и потупилась.

— Ты не знаешь его, он ненормальный! Пожалуйста, останься, Анна, умоляю тебя, не делай этого. Мы найдем другой способ, обещаю.

— Другого способа нет, — тихим и почти безжизненным голосом ответила она, медленно одеваясь.

Сальваторе схватил девушку и крепко обнял, глубоко вдыхая пряный запах ее волос.

— Останься, пожалуйста, останься со мной. Останься. Неужели для тебя ничего не значит то, что между нами было?

На этот раз молчала Анна. Минуты капали одна за одной. Сальваторе ненавидел себя, свою беспомощность, ненавидел Анну, ее непоколебимую решимость, ненавидел Джозефа. Его сердце разрывалось на куски от боли. Он чувствовал себя использованным –

снова пешка в чужой игре. На этот раз в игре королевы…

— На нас ошейники, Сальваторе, каким бы ни был исход, он уже предрешен, ты наивен, если думаешь иначе. Поэтому, пожалуйста, позволь мне…

Джозеф наблюдал. Его зрачки, расширенные от возбуждения, метались по экранам мониторов. Он мог видеть все практически досконально. Со всех ракурсов. Отовсюду. Игра шла своим чередом. И шла так, как он и планировал. Два силуэта, сливающихся в один, в интимном свете свечей, напоминали жертвоприношение, таинство. Неудержимое стремление жизни продолжаться любой ценой. Джозефа всегда забавляла сговорчивость совести в вопросах спасения собственной шкуры. Любопытно, как далеко способны зайти люди. Расставленные на шахматной доске фигуры двигаются согласно предписанным им ролям, осталось только дождаться финального хода. Мужчина с любопытством изучал происходящее. Ему нравилась нежность, с которой Сальваторе прикасался к Анне. Нравилась чувственность, с которой она принимала его ласку. Он любовался тем, как едва заметно дрожат ее губы, подобно растревоженным ветром лепесткам. Плавные изгибы ее тела, подчеркнутые тусклым светом, хрупкость ее форм, ограненная сильными руками Сальваторе. Это было прекрасно. Но этого было недостаточно. Джозеф ждал, прикованный к экрану.

Он недовольно хмыкнул, когда Сальваторе, слегка вздрогнув, на мгновение обмяк. Слишком быстро. Ему хотелось, чтобы это длилось дольше. Потому что теперь наступало время главного блюда, а Джозеф не нагулял аппетит.

Глава семнадцатая

Оставшись в одиночестве, Сальваторе лег на кровать и закурил. Мирная роль, которую оставил за ним Джозеф четко давала понять, что вскоре ему предстоит сделать выбор. И этот выбор будет непростым. Только вот мужчина решил все давным-давно. Он уничтожил почти каждого, кто стоял у него на пути. Осталось избавиться лишь от двоих. Табачный дым медленно поднимался под потолок, рисуя чудные узоры. В них Сальваторе различал пленительные картины скорого будущего. Власть. Роскошь. Деньги. Влияние. И Анна. Она будет с ним, потому что он смог убедить ее. Заставить доверять. Эта ночь доказала, что она будет с ним. Пускай в ее сердце еще теплились фантомы прошлого, он избавится и от них. Так же, как избавился от татуировки на ее коже. Он выжжет прошлое и войдет с ней в будущее. Рука об руку.

Наивный Джозеф. Старый лев – уже не хищник. Как же нелепо с его стороны надеяться на то, что в решающий час Сальваторе выберет его. Жизнь научила Сальваторе – и Джозеф был одним из самых талантливых учителей – что в любой ситуации нужно выбирать себя. Всегда нужно выбирать себя. Сальваторе нажал на экран планшета и стал невидимым для охотников.

Эрос и Танатос. Любовь и смерть. И между ними страх. Острый пронизывающий страх, заложенный в ДНК. Джозеф смотрел на часы. У него было полтора часа, чтобы найти охотницу, которая выбрала его своей целью. Выбрала уже давно. Быть может, в тот день, когда получила известие о смерти жениха, а может, тогда, когда не смогла сделать шаг с крыши. Она собиралась убить его, а он, в свою очередь, не собирался умирать, хотя в любой момент был готов принять от нее пулю. Только вот происходившее у экранов четко давало понять, что он в безопасности. Потому что ему не нужно было искать ее, ведь она успела взять след и сама направлялась к нему.

Когда Джозеф услышал машину под окнами, он улыбнулся. Анна. Не прошло и пяти минут, как на лестнице послышались легкие шаги. Девушка распахнула дверь, держа в руках пистолет.

— На колени, — скомандовала Анна.

Джозеф не пошевелился. Он ласково взглянул на девушку, отмечая, как хорошо сидит на ней охотничья экипировка. Нежность ее форм, подчеркнутая темнотой и грубостью ткани буквально расцветала. Копна белых волос, убранная в высокий хвост, сияла в свете ярких ламп.

— Знаю, знаю, зачем ты пришла, глупости ты затеваешь, — с легкой иронией в голосе сказал Джозеф, цитируя знаменитую сказку Андерсона.

— Молчать. — Отрезала девушка и подошла ближе.

— Синьорина Анна, Вы ведь знаете, что час охотника еще не пробил, а потому Вы не можете меня убить.

— Я убью тебя, потому что мне плевать на твою Игру и на твои дурацкие правила.

— У меня есть кое-что, что помешает Вам. И это не рубиновое сердце.

— Не испытывай мое терпение, встань на колени и молись, если хочешь хотя бы немного подготовиться к смерти.

— Мой час еще не пришел, — потирая виски, сказал Джозеф и продолжил. — Пока пришли только Вы, синьорина, чтобы отомстить за отнятую у Вас любовь. И я это ценю.

Анна отпрянула и удивленно охнула, услышав слова Джозефа, однако пистолет не опустила, продолжая держать его на мушке. Девушка знала, что сейчас прямо перед ней находится изысканный манипулятор, понимала, что нельзя доверять не единому его слову, однако сердце предательски пропустило удар, а по рукам пробежала дрожь.

— Я не убивал Эрика, — спокойно произнес Джозеф, и Анне показалось, что она слышит в его словах сожаление, — но я знаю того, кто это сделал. Хотите знать его имя? Может, хотите, чтобы я помог убить этого мерзавца. Знаю, Вы вряд ли верите мне, синьорина, и это вполне естественно, только вот его смерть причинила боль и мне. Думаю, она несопоставима с Вашей, но я скорбел. Искренне скорбел. И прошу принять мои соболезнования.

Девушка стояла, прикованная к полу, чувствуя, что ее тело стало неповоротливым, тяжелым и слабым. Руки едва удерживали пистолет. В глазах стояли слезы. Повисшие в воздухе слова, будто смертельный газ, быстро проникали в сознание девушки и отравляли клетку за клеткой, быстро несясь по кровеносной системе. В голове шумело. Сердце тяжело ухало в груди, отдаваясь в ребрах. Капли холодного пота стекали по спине. Джозеф покорно молчал, не выказывая ни одной попытки сопротивляться или дать отпор. Казалось, он не врет. Казалось, что они на одной стороне…

Выдержав паузу, Джозеф продолжил. Те минуты, что он давал Анне на осмысление, мужчина сидел неподвижно и наблюдал за девушкой, в его глазах она заметила нечто новое, необычное. Джозеф будто бы смотрел на нее с отеческим состраданием.

— У меня есть доказательства. И если Вы позволите, я продемонстрирую их.

Она не спешила с ответом, обдумывая слова Джозефа. Равновероятно он мог обманывать ее. Или же говорить правду.

— Здесь есть кто-нибудь?

— Только мы, синьорина, Анна. Я зову это место эрмитаж. Знаете, что это значит?

— Жилище отшельника, — холодно ответила Анна и переложила пистолет в руке, чувствуя, начинающийся спазм в напряженных мышцах.

— Sì, La mia preziosa Anna. Possiamo parlare italiano? È la tua lingua madre, vero?

Девушка поморщилась –

он знает, он все знает

– и продолжила на итальянском. Все маски сброшены. Между ними не осталось лжи. Были только недосказанные тайны.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Куда идти?

Джозеф медленно поднялся с кровати и поднял руки вверх. Он медленно направился к выходу и задержался на пороге.

— Следуйте за мной, синьорина.

Анна кивнула и подошла вплотную Джозефу, упирая дуло пистолета в его спину. Они медленно шли по коридору, пока не оказались в светлом просторном зале. Помещение не понравилось девушке – оно было неприятно пустым. Анна заметила проектор, смотрящий на белую стену.

— Приглушить свет, — скомандовал Джозеф, и яркий свет ламп сменился теплым умеренным сиянием. — Вам нужно нажать на кнопку. На проекторе.

Девушка не шевелилась. Она боялась, что мужчина расставил для нее ловушки, готовый в любой момент воспользоваться ее замешательством.

— Жмите сами, — скомандовала Анна и отошла на несколько шагов, держа Джозефа на мушке.

Мужчина кивнул и нажал на кнопку проигрывателя. На стене появились картинки. Это была старая запись с камеры видеонаблюдения. Пустая комната. Анна с ужасом узнала в интерьере спальню, которая стала ее в последние дни.

Все это время он следил за мной

.

— Мы можем сесть, так будет удобнее, — тихо сказал Джозеф, приглашая Анну к дивану. — Мне нет резона убивать Вас, синьорина Анна, я хочу отомстить вместе с Вами. И мой кодекс чести заставил меня дождаться Вас, позволить Вам отомстить лично.

Девушка не сдвинулась с места, она уперла ствол пистолета в спину Джозефа и, не отрываясь смотрела на изображение. В комнате появился Эрик. Живой и красивый. Таким она помнила его. Таким она знала его. Он резко закрыл дверь и начал искать что-то под кроватью, наконец достав пистолет, Эрик проверил магазин и приготовился к выстрелу. Изображение исчезло. Анна быстро моргала, пытаясь избавиться от накативших слез. Через несколько мгновений она увидела Эрика лежащим в луже собственной крови. Он был застрелен в упор. Девушка тяжело вздохнула и упала на колени. Джозеф не двигался. Он не сдвинулся с места и в тот момент, когда услышал глухой стук пистолета, упавшего на ковер. Анна рыдала, стараясь приглушить всхлипы.

— Это ничего не доказывает, — наконец прошептала она. — Кроме факта его смерти, о которой мне и так известно.

Утерев с лица слезы, девушка поднялась, оставив пистолет лежащим на полу.

— Не все так быстро. Вы получите имя убийцы, если позволите нам продолжить Игру.

— Я могу застрелить Вас прямо сейчас, — холодно сказала Анна, — я знаю, что Вы теперь лань, Джозеф. Какой смысл продолжать этот цирк?

— Не все так просто, Анна. — Джозеф посмотрел на часы. — Повторяю, час охотника еще не пробил. Вам нужно знать имя? Если нет, возьмите пистолет и приставьте его к моей голове. Произведите выстрел. Я не стану Вам мешать. Только ответьте себе честно, сможете ли Вы спать спокойно, не зная наверняка, кто убил Эрика?

— Не произносите его имя, — отчеканила девушка и, не сводя глаз с Джозефа, медленно опустилась за пистолетом, ощупывая ладонью пол.

— Он был великолепен, — сказал Джозеф, Анна сначала не поверила тому, что слышит, — единственный за всю историю Игр, кто не пошел на поводу ни у одного из соблазнов. Я не верил, что такое возможно. Я решил, что он – ошибка. Статистическая погрешность. Но нет, он действительно искренне верил в то, что делал, верил, что поступал правильно и, черт возьми, действительно поступал правильно.

Джозеф говорил ласково и нараспев, он закрыл глаза и, кажется, вспоминал моменты, когда взаимодействовал с Эриком.

— Его досье было идеально. Должен признать, наконец-то бюрократы научились работать над внедрением. Далеко не сразу я узнал, что он крот. Признаюсь, я вряд ли бы узнал об этом, если бы не убийца. Много дней мы общались с Вашим женихом, синьорина. Непревзойденный интеллект и большое сердце – редкое и очень дорогое сочетание. Вы играли с Эр… со своим женихом в шахматы, синьорина? Мы – да.

— Мне ни разу не удалось его выиграть, — тихо произнесла девушка, чувствуя, что ее начинают душить слезы, горькие слезы воспоминаний и тоски.

— И мне. — С улыбкой ответил Джозеф и тут же продолжил, — И повторюсь, мне искренне жаль, я скорблю о нем.

— Тогда назовите имя. Убьем его вместе.

— Не все так просто, дражайшая Анна, Игра началась, и она должна продолжаться. Сыграем еще в одну? Для нас двоих?

Девушка молчала, обдумывая все за и против. Мир, в котором она жила всю жизнь отличался от мира, в котором она находилась сейчас. И она не понимала правил этого мира. В нем ложь была искренней, а у правды не было доказательств и подтверждений. Черное казалось белым, а белое было заляпано кровью. Ложь была запутанной, как лабиринт, темный лабиринт с высокими стенами, из которого можно было выйти, лишь пройдя его целиком.

— Хорошо, — наконец произнесла девушка. — Я охотница, а Вы лань, Джозеф. И я убью Вас. Прямо сейчас.

Мужчина улыбнулся, однако его улыбка выглядела горестной и преисполненной сожалений. Джозеф расстегнул рубашку, обнажая сильную загорелую грудь, на которой висело рубиновое сердце.

— Час охотника не пробил, — на выдохе произнесла девушка и попятилась.

— Сальваторе обманул Вас, — кивая то ли себе, то Анне, сказал Джозеф, — он обещал Вам защиту? Что он сказал Вам, Анна?

— Что роль Любовницы досталась ему, и он обезвредит Марисоль, — сглотнув, сказала девушка.

— Вы пришли сюда зря, и теперь я не могу обеспечить Вашу безопасность, потому что мне придется думать о самом себе. И я не могу рисковать. На эту ночь Вы безоружны, синьорина Анна. Однако я сдержу слово и назову Вам имя, когда мы закончим.

Марисоль сменила пластырь. Ее взгляд то и дело возвращался к лежащей на столе папке. Оставленное анонимом послание предназначалось исключительно ей. Женщина не спешила изучать содержимое, потому что знала, что человек, решивший скрыть от нее свое имя, мог скрывать и другие секреты. Она не верила в доброту его намерений. Этому она научилась у Джозефа. И это ей нравилось в мужчине больше всего – он никогда не врал. Да, он мог сказать правду непонятно, преподнести ее в виде ребуса, сложной логической задачи, но никогда, еще ни разу, он не врал. И каждый раз, какой бы сложной ни оказывалась задача, Джозеф оставлял подсказки, сыпал хлебные крошки, давая возможность пройти путь до истины.

То, что осталось от уха, пощипывало и немного пульсировало, растревоженное антисептиком и плотно лежавшим пластырем. Еще одна задачка, которую Джозеф оставил, чтобы Марисоль могла ее решить. Женщине был известен ответ. И пусть он ей не нравился, свой выбор она сделала, а потому приняла сказанное Джозефом без слов.

После ужина она пришла к нему в кабинет с извинениями. Ярость и желание отомстить сменились хладнокровным пониманием, что босс прострелил ей ухо из милосердия, а не из жестокости. Он все еще любил и восхищался Марисоль, считал ее преданной помощницей, своей опорой и правой рукой. И самое главное, то, что действительно трогало ее ледяное сердце, мысль о том, что Джозеф простил ее за ревность, за тень недоверия, которая накрыла лицо Марисоль, когда она решила, что он влюбился в девчонку.

Такие, как он, не способны на любовь. Их чувства лежат в других областях и простираются куда глубже привычных человеческих изысканий

. Их разговор не был долгим. И не был разговором в привычном понимании. Джозеф пригласил Марисоль разделить с ним наблюдение и позволил ей сделать то, что она всегда готова была делать самозабвенно, страстно, стоя на коленях. Она не спешила, старательно покрывая своими губами миллиметр за миллиметром. Во рту до сих пор оставался его вкус. Марисоль смаковала его, потому что он был подобен обещанию, признанию, клятве на крови.

Женщина не знала, зачем Джозеф перевернул роли игроков, не могла разгадать его план целиком, но это было и не нужно, достаточно было того, что он доверил ей роль охотницы, зная, что она незаконно проникла в Игру, преследуя собственные, как ей теперь казалось, жалкие цели. Это был еще один акт доверия и уважения. И Марисоль с достоинством приняла этот жест.

Наконец женщина прикоснулась к папке и взглянула на содержимое. Это было подробное досье на Анну. Возраст, физические данные, образование, места работы, семейное положение. На этой строчке Марисоль замерла. Она увидела знакомое имя. И это не могло быть простым совпадением. Женщина прикусила ноготь указательного пальца и с интересом продолжила изучение досье.

— Ты знал. Ты с самого начала все знал. Ты хотел, чтобы она была здесь. Сценарий этой Игры ты подстроил под нее. — Шептала себе Марисоль. Восхищение Джозефом смешивалось с печалью – он не сказал ей. Он оставил это удовольствие для себя одного, как скупец, не желающий делиться своими богатствами.

Женщина присела на край кресла и отложила в сторону папку. Теперь предстояло понять, кто подкинул ей документы и с какой целью. Вариантов было немного, но каждый из них Марисоль не нравился.

Глава восемнадцатая

— Прежде всего переоденьтесь, — спокойно сказал Джозеф и указал Анне на небольшую комнату, выглядывающую из коридора недалеко от зала, в котором они находились.

Девушка попятилась. Она прекрасно знала, что значит рубиновое сердце на груди Джозефа, прекрасно знала, что он возьмет ее силой. И ей нужно было решить, выбрать безотлагательно. В голове бесновались мысли. Имя или боль. Правда или ложь. Наконец до девушки дошло, что перед ней стоит человек, способный на все. Быть может, он проигрывал в шахматы Эрику, но в этой Игре обыграть Джозефа было практически невозможно. Анна не знала, блефует он или нет, однако зацикленное видео на белой стене утверждало девушку в том, что она получит имя, получит, если согласиться стать безоружной.

— Если Вы будете сговорчивее, синьорина Анна, я смогу преподнести Вам еще один подарок. Полагаю, он заинтересует Вас не меньше, чем возможность отомстить за жениха. Я назову Вам код от трекера и место, где Вы сможете провести остаток ночи в безопасности.

Анна сделала шаг назад и почувствовала спиной прохладную стену. Лучи прожектора касались ее тела, оставляя на нем картину падающего замертво Эрика.

— Вам решать, синьорина, — сказал Джозеф, — но имейте в виду: мое терпение имеет границы, и я уже вижу их очертания.

Комната оказалась гардеробной. Разглядывая висящие на вешалках платьица, Анна поежилась, потому что наконец осознала, что все это время шла строго по пути, намеченному ей Джозефу. Все это тоже было частью его задумки, сомнений не осталось, когда девушка бросила взгляд на размер одежды. Ее размер. Анна взглянула на свое отражение: бледное осунувшееся лицо, щеки впали, под глазами пролегли тени. Джозеф играет с ней. Испытывает ее. И девушка не могла понять, какое из решений окажется верным.

Если ты здесь, значит, ты уже решила. Не обманывай себя. Он знает. Знает все. Он даже знает, зачем ты спасла его от пуль. Все это время он наблюдал за тобой. Достань это чертово имя. Вспомни, для чего ты здесь

.

Анна расстегнула молнию на кофте и бросила ее на пол. Вслед за ней на пол упали брюки и нижнее белье. Девушка разглядывала многообразие оставленных ей нарядов с вполне читаемым посланием –

даже с пистолетом ты все равно остаешься добычей, притягательной игрушкой для утех, твоя сила не в твоей слабости. Ты просто слаба и беспомощна, Анна.

Когда девушка вернулась в зал, Джозеф ждал ее, подготовив помещение. По всему выходило, что цена за имя окажется очень большой. Анна сглотнула, не решаясь двигаться. Мужчина медленно подошел к ней, держа в руках наручники.

— Это для моей же безопасности? — с горечью произнесла Анна.

Джозеф ухмыльнулся и покачал головой.

— Для моей. Я освобожу Вас, как только буду уверен, что мы действительно друг друга поняли. Прошу.

Анна вытянула перед собой руки. Щелчок. За ним еще один щелчок. От этих звуков становилось не по себе.

— Понимаю, это туго. — Сказал Джозеф. — Чуть позже я ослаблю, но пока вынужден попросить Вас потерпеть.

Мужчина пригласил Анну жестом пройти вперед к самому центру зала.

— Теперь встаньте на колени и закрепите наручники в приспособлении на полу. В этот раз, увы, я не предложу Вам подушку, синьорина. Не сочтите мое поведение жестоким. Напротив. Беда в том, что у нас не так много времени, и как показывает мой опыт: боль ускоряет понимание.

Девушка взглянула в глаза Джозефа, она ждала, что увидит в них что угодно, но только не печаль и сострадание. Она опустилась на колени и защелкнула замок торчащего из пола механизма. Теперь Анна стояла на четвереньках, чувствуя себя одной из собак Джозефа. Мужчина медленно обошел вокруг, внимательно разглядывая девушку. Встав напротив нее, он опустился на карточки и ласково провел указательным пальцем по ее лицу.

— Это тоже вынужденная мера, — сказал Джозеф, вставляя Анне в рот кляп. — В какой-то момент боль окажется нестерпимой, поверьте, синьорина, и мне совсем не хочется слышать Ваши крики. Боюсь, не смогу легко перенести это.

Девушка что-то промычала. Мужчина покачал головой и отошел за пределы видимости девушки. Сейчас, скованная наручниками, без возможности пошевелиться и убежать, она думала о том, что совершила самую большую ошибку из возможных.

Через пару минут Джозеф вновь появился перед девушкой, в этот раз он держал в руках ошейник.

— Он принадлежит одному из моих доберманов. Самому талантливому и умному. Я верю в Ваш потенциал, синьорина, поэтому выбрал именно его.

Ошейник плотно сел на шее. Анна почувствовала, как больно врезается в кожу металлическая застежка. Дышать стало тяжелее. Она сглотнула и ощутила сильное давление. Навернулись слезы. Джозеф достал из кармана шелковый платок и вытер их.

— Это совсем ни к чему. Сейчас я приглушу свет, и мы приступим. Будьте готовы.

Когда в зале погас свет, Анна вздрогнула. Сердце бешено колотилось в груди. Все тело было напряжено, будто пружина. Проектор погас, на мгновение погружая пространство вокруг в полный мрак. Через несколько мгновений на стене появилось темное изображение, однако девушка сразу же узнала знакомый ей пейзаж. Ей хотелось отвернуться и закрыть глаза, чтобы не видеть того, что, она и так знала, сейчас увидит. Анна повела головой, стараясь отвернуться, однако почувствовала резкий рывок.

— Вы должны смотреть, синьорина. Будьте благоразумны, не заставляйте меня использовать векорасширители и использовать грубость.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Анна промычала в знак согласия и уставилась на экран.

— Прекрасно, вы отлично справляетесь, синьорина Анна.

Джозеф подошел к девушке сзади. Она почувствовала исходящее от его тело тепло. Мужчина приподнял ее платье и стянул с девушки трусики, внимательно рассматривая то, что они должны были скрыть. Он медленно провел ладонью по ягодицам девушки и замер на середине.

Картинка на экране казалась черно-белой и статичной. Лишь светлые блики на воде оживляли изображение. Шли минуты. Наконец на экране Анна увидела себя, идущую вдоль берега. Девушка шла медленно и легко, будто бы о чем-то замечтавшись и вдруг застыла. На экране появился темный силуэт. Это был мужчина, и он был в маске. Джозеф прижал свою ладонь плотнее, чувствуя тепло и уязвимость девушки, он сам с упоением следил за разворачивающейся сценой и изучал Анну рукой. Медленно и методично.

Девушка с отвращением смотрела на себя и на незнакомца, прячущего лицо под черной маской охотника. Воспоминание, от которого хотелось бы избавиться, унижение, которое хотелось бы выжечь из себя. Она дернулась, ощутив в себе теплые пальцы Джозефа. Он вошел медленно и грубо, постепенно наращивая темп производимых движений.

— Мой любимый момент, — сказал мужчина, когда на экране Анна резко выгнулась назад. — Вы ведь получили оргазм, неправда ли? Сожмите мои пальцы, если да. Очень хорошо, синьорина, очень хорошо.

Пошатываясь, Анна покинула пляж, оставив неизвестного в одиночестве. Мужчина некоторое время сидел в той же позе, в которой она его оставила, а после поднялся, снял с себя маску и посмотрел в сторону камеры. Девушка закричала. Теперь она знала, кто был с ней в ту ночь.

— Не дергайтесь, Анна, или я причиню Вам боль. Мы ведь с Вами договорись. Вы только что сказали мне, что дошили до высшей степени наслаждения в ту ночь, почему же Вы не рады видеть того, с кем разделили радость момента?

По щекам девушки текли слезы, она чувствовала, что может упасть в обморок. Возможно, она была бы этому рада. Сейчас, стоя на коленях и чувствуя внутри себя пальцы Джозефа, она поняла, что никогда прежде не была настолько униженной и слабой. Почти ничтожной. Анна заставляла себя думать об Эрике и о том, для чего она здесь. Мысль о том, чтобы отомстить за смерть любимого, помогала из последних сил держаться, однако глубина душевных ран росла. Резким Движением Джозеф вытащил пальцы.

— Это никуда не годиться, — раздосадованно произнес Джозеф. Анна видела только его идеально вычищенные ботинки. Голос мужчины звучал сверху. — Мне необходимо, чтобы Вы кончили. Постарайтесь, синьорина, иначе мы застрянем здесь надолго. Вы слышите меня?

Помедлив, Анна кивнула и сжала ладони в кулаки.

— Быть может, Вам требуется помощь?

Девушка покачала головой.

— Хорошо, тогда продолжим.

Некоторое время Джозеф стоял возле проектора и, судя по звукам, менял диски. Анна покорно ждала в унизительной позе, чувствуя, как начинают затекать колени и локти. Кожа на ногах покрылась мурашками.

Он сделал из меня свою собаку и, черт возьми, пытается меня дрессировать.

Девушка услышала приближающиеся к ней шаги. Проектор показывал другую запись. Она была свежей. Анна в объятиях Сальваторе. Девушка вновь ощутила внутри себя пальцы Джозефа и с трудом подавила желание дернуться. Мужчина не двигался. Просто ждал. Двигать пальцами он начал только тогда, когда Сальваторе приступил к основному действию.

— Ваш секс показался мне довольно чувственным. Однако Сальваторе не достало терпения. На мой вкус, все кончилось довольно быстро. В Вас столько нежности, столько внутреннего огня. Странно, что Сальваторе всем этим пренебрег. Вы знаете, что делать, синьорина, если согласны.

Анна напрягла мышцы, щурясь от съедающих ее сердце чувств. Джозеф удовлетворенно кивнул и ускорился.

— Эрик был с Вами нежен в постели, Анна?

Девушка ответила «да» единственным доступным ей в тот момент способом.

— Он часто доводил Вас до оргазма?

И снова «да».

— Он был Вашим первым мужчиной?

«Да».

— Вы плакали после той ночи на пляже?

«Да».

— Представляли себе лицо человека под маской?

«Да».

— Там на пляже Вы представляли, что это был Эрик?

«Да». По щекам Анны катились крупные горячие слезы. Она продолжала смотреть на близость с Сальваторе и почувствовала первые робкие волны. Мысль о том, что скоро она кончит, была невыносима.

— Когда Вы занимались сексом с Сальваторе, Вы представляли, что это был Эрик?

«Да, да, да!».

— Я не удивлен. Куда больше меня поразило то, что Сальваторе позволил Вам произносить его имя. Удивительно щедрый жест. Можете не отвечать. — Джозеф ускорялся, второй рукой он натянул поводок ошейника, а после скользнул рукой по бедру. Нащупав клитор, он принялся аккуратно его поглаживать. — Знаете, синьорина Анна, мы ведь с Вами находимся почти в одном положении, — Джозеф сделал небольшую паузу, прислушиваясь к собственным ощущениям, — я тоже стою на коленях, и это причиняет мне ряд неудобств. Но такова цена. Учитель проходит со своим учеником весь путь от начала и до конца. Разделяет каждый успех и каждую неудачу.

Девушка чувствовала приближающуюся волну тепла и удовольствия. Низ живота стал тяжелым и горячим. Она ненавидела себя за то, что чувствует, и вместе с тем млела в умелых руках Джозефа. За первой волной почти без промедления пришла вторая. Анна почувствовала, как ослабли ее ноги и рухнула на пол, не в силах удерживать прежнее положение. Джозеф рухнул вслед за ней, он не вынимал пальцев, чувствуя, как спазмирует ее влагалище, и нежно целовал ее бедра.

— Вы умница, синьорина Анна, — наконец прошептал он. — Сейчас Вам нужно немного отдохнуть, и мы приступим к следующему уроку, а пока лежите.

Анна не двигалась и не открывала глаз, отяжелевшая и пустая, она чувствовала, как сильно кружится ее голова. В ушах стоял шум.

Когда Джозеф вернулся, он расстегнул крепление и помог девушке подняться, а после размял ее запястья.

— Нам необходимо закрепить результат, синьорина. Мне нужно Вам кое в чем признаться. На короткий срок я позволил себе поверить, что Вы спасли меня по зову сердца, потому что Вы так же чисты, как и Эрик. Мне претила мысль, что Ваш порыв был продиктован лишь желанием убить меня собственными руками. Сейчас я вытащу кляп. Хочу услышать Вас.

Мужчина вытащил кляп и начал массировать челюсти и скулы Анны. Он внимательно следил за тем, что делает и не обращал внимания на то, как смотрит на него девушка. Она буквально испепеляла его взглядом. Закончив массаж, Джозеф с легкостью подхватил Анну и понес ее в дальнюю часть зала, где стоял массивный дубовый стол. Лежавшие на столе предметы заставили девушку содрогнуться.

— Ваши глаза устали. Им нужно дать отдохнуть. — Мужчина взял со стола черный шелковый платок и повязал его вокруг головы Анны. Ткань была достаточно плотной, и девушка поняла, что не видит абсолютно ничего.

Анна вышла на дорогу. Ее запястья саднили, на них еще оставались следы от тугих ремней и металлических наручников, колени болели от долгого нахождения в неудобной позе, но эта боль не шла ни в какое сравнение с болью, оставившей кровоточащие отметины в душе. Слезы стояли в глазах, но она не давала им выхода. Она обещала себе быть сильной. Ради Эрика. Ради их любви. Ради памяти о нем. И все, что происходило с ней, включая и последние три часа жизни, которые хотелось выжечь из памяти серной кислотой – тоже. У тротуара ждал автомобиль. Дорогой, черный и вымытый до блеска, что, кажется, с него можно было бы есть.

И ты бы ела, если бы пришлось, да?

Теперь девушка знала точный ответ на этот вопрос. Да. Джозеф доказал это. Он доказывал это каждую минуту, что они проводили вместе. И поставил точку в своих доказательствах в тот момент, когда овладел ей и заставил кончить, глядя на то, как убивают Эрика. Теперь Анна знала имя убийцы. Но цена, которую она заплатила за это знание, была слишком большой. Непомерной. В голове запечатлелся удивленный овал лица, приоткрытый рот, который сделал последний вдох, чтобы больше никогда не дышать, и расплывающуюся лужу крови. Анна ощущала, какой она была горячей, как быстро остывала. Джозеф дрессировал ее. Делал ее послушной и ручной. Ради косточки, ради сладкой косточки одного-единственного имени, которое ей было нужно. Оно действительно было настолько нужно? Теперь она сомневалась. Ее тело, еще трепетно волнующееся после умелых ласк Джозефа, била дрожь.

Анна поймала свое отражение в затемненном стекле заднего окна и поежилась. Пухлые губы дрожали, глаза были широко открыты и казались от этого еще больше. Выбившиеся из высокой прически пряди шелковистых светлых волос падали на плечи. Водитель открыл перед Анной дверь и жестом пригласил ее внутрь.

В салоне было темно и прохладно. Едва различимо звучал блюз. Негритянка надрывно исполняла песню. В ее словах слышалось обещание светлого и счастливого будущего. В тот момент Анне хотелось верить темнокожей певице, хотелось, чтобы ее слова оказались пророческими. Кожаное сиденье поскрипывало под бедрами, едва скрываемыми вечерним коктейльным платьем. Точнее тем, что от него осталось после встречи с Джозефом. Форму охотницы он сжег, долго говоря о мифологии, глядя на языки пламени в камине.

Сейчас, глядя на собственные дрожащие руки, лежащие на коленях, Анна не могла поверить, что все это происходит с ней. Так же было, когда она впервые повстречала Эрика. Своего единственного, любимого Эрика.

Анна прильнула к стеклу, стараясь отвлечься от мыслей и обжигающих тело и разум воспоминаний. Джозеф шептал ей, что она совершила ошибку, когда постучалась в его двери. Он сказал, что теперь, на эту ночь не сможет ее защитить, что она предоставлена сама себе и исход Игры –

игры? Как это можно называть игрой? Люди погибают по-настоящему. Я тоже погибла. От меня осталась только оболочка, биологическая машина, имеющая одну лишь цель…

– от него не зависит. Джозеф сказал, где можно спрятаться, и теперь предстояло решить, послушать его совета или проигнорировать. Ведь они играют по разные стороны, а значит, в том

безопасном

месте Анну может ждать ловушка.

Кожа на лодыжке под трекером неприятно пощипывала. Анна ощущала себя загнанным зверем, но знала, что сейчас этот трекер – не только сигнальный огонь для мафии, призыв к ее убийству, но и спасительный маяк. Ведь кое-что к исходу третьего дня ей удалось понять... Иронично, но часто нашим спасением становится то, что может нас уничтожить. Если бы она не согласилась поучаствовать, страшно подумать, что бы было. Пожалуй, ее тело покоилось бы на дне Адриатического моря. Так случилось с другими – с теми, кто не смог пройти отбор. Но ведь у нее не было иного выбора. Она все решила, как только ее нога ступила на борт самолета. Нет. Она все решила, когда проливала слезы над пустым гробом своего жениха.

Анна вздрогнула, когда автомобиль остановился. Из машины вышел водитель и открыл перед девушкой дверь. На бархатном итальянском он пожелал ей спокойной ночи и поклонился. Девушка кивнула и посмотрела на часы. Теперь время, как и электронный браслет на ноге, было ее союзником и врагом.

Просто нужно пережить еще одну ночь

– думала Анна –

а потом еще одну. А потом пережить жизнь

. Без минуты полночь. Ударил колокол в старой кирпичной церквушке, стоявшей на возвышенности и понуро глядевшей на холмистый задремавший городок. В голове то и дело всплывала комбинация цифр от трекера – подарок Джозефа – которую она прекрасно знала и так. Дата похорон Эрика. Мужчина сказал, что у нее все еще есть выбор, но Анна сомневалась. Он лишил ее выбора, когда извратил церемонию скорби, превратив ее в церемонию похоти и вожделения.

Время пошло. Попробуй дожить до рассвета. Попробуй примириться с собой

.

Глава девятнадцатая

Принятое решение далось Анне нелегко, однако, когда она сделала окончательный выбор, внутри стало пусто и от этого очень легко. Кажется, девушка впервые за последние три –

четыре, пять, сколько их?

– дня улыбнулась. И пусть улыбка, Анна видела это в отражении, получилась вымученной, тем не менее она была искренней.

Машина затормозила, девушка вышла на пляж и пошла по старому причалу, где о покрытые водорослями и раковинами сваи, тихо плескалось убаюканное штилем море. Она присела на теплые деревянные доски и опустила ноги в прохладную воду. Над головой распростерлось темное небо, усеянное пышной россыпью ярких звезд. Всходила луна. Анна слушала ровный стук своего сердца и плавный ход собственных мыслей. Страшно было себе в этом признаваться, однако девушка была благодарна Джозефу за произошедшее. Урок был жестоким, но полезным. И второе значительно превосходило первое.

Учитель проходит со своим учеником весь путь от начала и до конца. Разделяет каждый успех и каждую неудачу.

Анна чувствовала на коже призраки прикосновений Джозефа, старательно выводимые им на ее теле уравнения, формулы и доказательства.

После того, как он закрыл ей глаза плотным черным платком, он приступил к самой жестокой пытке, заставив девушку навсегда усвоить одну страшную истину – истину Джозефа – удовольствие всегда сопряжено с болью, плата за счастье всегда непомерно высока. Он начал с едва заметных прикосновений, едва ощутимо касаясь кожи Анны кончиками пальцев, лепестками роз –

розы, это были розы, я до сих пор ощущаю их аромат

– собственными губами и лезвием ножа. Джозеф шептал Анны стихи классиков и стихи собственного сочинения, лаская ее руками, заставляя стремительно взбираться к вершине блаженства и камнем лететь вниз, когда вдруг он вплетал в рифмованные строчки подробности смерти Эрика и подробности его жизни здесь.

Сквозь собственные стоны Анна слышала жестокую мудрость, которой поделилась с Джозефом жизнь и которой теперь он делился с ней.

Игра никогда не закончится. Быть может, я кажусь Вам королем, синьорина Анна. Поверьте, и Вы мне кажетесь королевой. Но это лишь наша Игра. Есть те, для кого мы просто пешки и те, для кого мы пыль на ребрах шахматной доски. Запомните, Анна, что бы ни случилось, Игра будет продолжаться, и ни Вы, ни я никогда не сможем ее остановить, но мы можем остановить себя. Мне остановиться?

И его рука замирала, и Анне приходилось просить, умолять, чтобы он продолжал. Джозеф слушал ее просьбы и говорил, что ее голос похож на пение ангелов и после продолжал, наконец продолжал.

Сейчас Анна чувствовала приятную дрожь, сковывающую ее нутро, она проносилась по телу быстрой вспышкой и ненадолго замирала между грудью и солнечным сплетением. Джозеф говорил, что единственные, кого нам под силу остановить, мы сами, но за этим кроилось еще кое-что. И девушка сама догадалась, что именно. Страшное нечто, что лежало в коротких паузах между «еще, пожалуйста, еще». Она могла остановиться, но не хотела останавливаться. И именно поэтому теперь внутри было так легко. Мир теперь казался простым и ясным, как солнечный день. Джозеф вдруг стал ее лучшим другом, а не кровным врагом. Он подарил Анне имя, положил перед ней ключ к свободе, и теперь оставалось сделать лишь один оборот.

Год подготовки, сбор доказательств, подкуп должностных лиц, слежка. Необходимо было это признать. Девушка замарала руки. Однако до сих пор они не были испачканы кровью. Вдруг Анна расхохоталась – все время, пока она следила за Джозефом, он следил за ней. Пока она разрабатывала план мести, он разрабатывал план прощения. Каждый ее тихий шаг сопровождался эхом его шагов. Мужчина спланировал все до мелочей. Он подарил девушке шанс сбежать в тот день, когда она рискнула собой, чтобы спасти ее от поль. Разумеется, не телом, но душой.

Джозеф не только проверял меня, он хотел напомнить мне о том, какая я на самом деле, о том, каким был Эрик…

Пожалуй, случайной переменной был только побег с Габриэлем, хотя равновероятно и это могло быть частью Игры.

— Знаешь, ты мне сразу не понравилась, деточка. — Анна услышала за спиной голос. В ночной тишине щелкнул предохранитель. Девушка сделала вдох и продолжила сидеть, не шевелясь.

Анне требовались доказательства, чтобы выяснить был ли Джозеф с ней честен. Стоявший за спиной человек доказывал, что все-таки был. Нацеленный в девушку пистолет оказался железным аргументом.

— Зачем в таком случае медлить? — ровным голосом спросила девушка, медленно болтая в прохладной воде ногами. Она не блефовала и была готова к тому, что сейчас возможно проживает последние минуты своей жизни. Но страха не было. Джозеф изгнал страх. Он сделал Анну свободной. И теперь она, отравленная его истинами, его убежденностью и страстью, следила за жизнью будто бы со стороны.

— Пытаюсь окончательно прикинуть, что же в конечном счете будет стоить дороже: твоя жизнь или твоя смерть, — со смешком произнесла Марисоль и встала рядом с Анной. Она продолжала целиться в девушку, однако не собиралась убивать ее, как животное. Она хотела видеть глаза.

Анна взглянула на женщину, и даже несмотря на разницу положений, смотрела на Марисоль прямо и пристально. Когда Марисоль резким и легким движением присела рядом и тоже опустила ноги в воду, Анна удивленно подняла брови. Момент был слишком напряженным, чтобы сидеть на кромке причала и секретничать под дулом пистолета, как могли бы секретничать лучшие подружки.

— Мятные леденцы остались дома, — тихо сказала Анна и хмыкнула, вспоминая те далекие дни, когда она была маленькой конопатой девчонкой с разбитыми коленками.

— Ты безоружна, — невпопад сказала женщина и оглядела девушку с ног до головы, обращая внимание на крохотное вечернее платье, которое было изрядно помято и порвано в нескольких местах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Нетрудно было догадаться, как провела Анна последние несколько часов своей жизни. Игла ревности на несколько секунд ужалила женщину, однако она быстро отогнала от себя эти мысли, сделала глубокий вдох и подняла глаза к небу.

— Когда я была слишком маленькой, чтобы дать отпор, часто я пряталась между старых стропил на чердаке и смотрела на небо. Меня привлекало в это скопление звезд. Поверишь, что маленький ребенок видел петлю, а не лиру? — Марисоль усмехнулась и потерла переносицу.

— Мне жаль, — тихо сказала Анна.

— Не нужно, — строго отрезала женщина, — я говорю тебе все это не для того, чтобы ты меня жалела.

Анна закусила губу. Ей хотелось объясниться, но она нашла в себе силы смолчать.

— Я отомстила каждому за причиненную мне боль и отомстила сполна, — Марисоль пристально посмотрела на Анну и улыбнулась, обнажая стройный ряд белоснежных зубов. Улыбка была холодной и острой, как россыпь битого стекла. — Можешь поверить, что список был длинным и там не осталось ни одного пункта, который не был бы перечеркнут красным?

Девушка в ответ лишь кивнула. Затаившись, она ждала, что еще скажет женщина.

— И теперь я вижу там… — Марисоль указала пальцем на созвездие, — вижу там лиру и, можешь быть уверена, слышу ее мелодию.

Женщина закрыла глаза и склонила голову на бок. Со стороны казалось, что она действительно слышит нежную, воздушную мелодию. Только Анна понимала, что ее представления о музыке сильно отличаются от представлений Марисоль, которая в тот момент, должно быть, вспоминала предсмертные крики всех своих обидчиков, которые в конечном счете стали ее жертвами.

— Я считаю, что у каждого есть право на месть. Поэтому… — женщина оставила возле Анны пистолет и поднялась, оправляя брюки.

— Этой ночью я не имею права охотиться, — почему-то сказала Анна.

— К черту Игру, где правила мешают одержать победу, — ответила Марисоль и ушла.

Ее красный кабриолет рассекал темноту и стремительно несся в сторону Рима. Шумного разноцветного Рима, утопающего в тайнах и роскоши собственной истории. Среди тихих улочек, где люди ведут свою привычную жизнь, было место, в которое не попасть, если изнутри не откроется дверь. Там собирались те, кто решал судьбы целых государств, те, чей выбор влиял на жизни миллионов людей, те, чьи лица можно было увидеть на экранах телевизоров в уютной гостиной, но нельзя было видеть здесь, в полумраке церемониального зала. Они прятали свои лица за серыми масками, инкрустированными крупными жемчужинами, повторяющими капли слез. Однако никто из тех, кто носил эти маски, не помнил, как выглядят их собственные слезы. В зале царила тишина и прохлада. Обнаженные музыканты исполняли Бетховена. Единственным закрытыми участками их тел были глаза, спрятанные за шелковыми белыми платками.

На шахматной доске оставалось всего лишь три фигуры, и ей хотелось знать, чем все кончится, глядя со стороны – ведь большое видится на расстоянии. Она уничтожила все побочные фигуры, каждую шероховатость, очищая пространство для главного – для эндшпиля, чтобы получить свое место среди собравшихся и собственную серую маску, повторяющую контур и особенности ее лица. И несмотря на то, что исход казался ей предсказуемым, она с искренним волнением ожидала начала, сидя в одном из кресел.

Шли часы, и ночь, умирая, тонула в алом зареве зачинающегося рассвета. С неба исчезали звезды. И ничего не происходило. Сальваторе мерил крупными шагами спальню, которая все еще хранила жар и ароматы, оставленные Анной. Он ждал, когда раздадутся выстрелы. Никто не стрелял. Кругом была одна тишина, убаюканная стрекотанием цикад. Мужчина выругался и закурил. Время ускользало, и нужно было скорее принимать решение. Он слишком долго шел к этому моменту, чтобы упустить свой шанс и позволить обстоятельствам вмешаться в его планы. Девчонка уже должна была убить Джозефа.

— Неужели все опять придется делать самому? — Сальваторе спрятал за поясом пистолет и вышел из комнаты.

Он был зол. Ему хотелось преподнести Джозефу экстравагантный подарок перед смертью – сделать Анну оружием против него самого, но, кажется, она уже мертва или, испугавшись, прячется в каком-нибудь тихом месте.

Сальваторе поступил на службу в министерство внутренних дел и прошел специальную подготовку, убил своих союзников, с которыми проводил операцию по разрушению преступного синдиката изнутри, из года в год он планомерно и методично шел к тому, чтобы наконец оказаться здесь и занять место Джозефа.

Мужчина прокручивал в голове каждое событие, кадр за кадром, ликующе осознавая, что вовремя сумел разгадать его подлую игру и перевернуть условия в свою пользу. Джозеф подсунул ему Анну, заставил влюбиться, возжелать. С самого начала он аккуратно, будто держа за руку малыша, делающего первые шаги, вел Сальваторе к ней –

мне нужно что-то особенное, Сальваторе, я хочу, чтобы ты достал мне настоящего ангела, которому я лично смогу оборвать крылья

.

Вдруг он вспомнил церемонию. Джозеф заставил его выжечь татуировку с плеча Анны, вспомнить Эрика, почувствовать то, что мог чувствовать только он, глядя на эту красивую молодую женщину, захотеть овладеть ею так, как владел только Эрик.

Ублюдок глубоко засунул свои щупальцы в мои мозги

– думал Сальваторе –

однако, он не учел, что у меня есть острый нож, чтобы их отрезать. Что еще ты сделал со мной, чертов манипулятор?

На вилле Джозефа было тихо и свежо. Сальваторе медленно шел по лестнице, не вытаскивая оружия. Ему было прекрасно известно, что повсюду стоят камеры, а значит, если Джозеф жив, он будет следить. Дверь в кабинет босса была приоткрыта. Оттуда слышался тихий голос. Кажется, он был женским. Анна! – удивленно подумал Сальваторе и ускорился, замерев перед дверным проемом, чтобы остаться невидимым для тех, кто был внутри кабинета.

— Вы все-таки здесь, синьорина Анна, — ласково говорил Джозеф. — Планшет говорил, что вы покидаете владения вместе с Марисоль.

— Джозеф, — девушка сделала паузу, будто желая посмаковать произнесенное имя, — Вы действительно думаете, что Вам удастся меня обдурить? Что я смогу отказаться от мысли о мести, когда в моих руках будет все, чтобы ее свершить?

Сальваторе вслушивался в слова, затаив дыхание и предвкушая скорую гибель Джозефа. Он не мог поверить, что так легко смог обвести Анну вокруг пальца. Достаточно было просто хорошенько ее приласкать, и вот она уже послушнее, чем дрессированные собачки Джозефа.

Еще немного

– думал он –

и все это будет моим

.

— Я надеялся на то, что смог быть для Вас хорошим учителем, синьорина, что Вы усвоили уроки верно.

Сальваторе сделал шаг вперед. Ему хотелось видеть собственными глазами, как погибнет Джозеф. Порой он казался бессмертным, как холодный и древний вампир, но не теперь, только не теперь. Анна стояла напротив Джозефа, держа пистолет в вытянутой руке.

— Вы прекрасный учитель, синьор, — проворковала Анна и резким движением повернула руку в сторону стоящего в дверном проеме Сальваторе. Раздался выстрел.

Мужчина отшатнулся, хватаясь за рубашку. Под темной тканью не было видно, как стремительно и быстро она наполняется вытекающей из него кровью.

Джозеф расхохотался и начал аплодировать.

— Никогда, мой мальчик, никогда не пытайся обмануть женщину. Женщина есть судьба этого мира, и любую ложь придется очень дорого оплатить, поверь мне.

Сальваторе рухнул на пол. Его широко раскрытые глаза удивленно смотрели на Анну, а полуоткрытый рот подрагивал, как у выброшенной на берег рыбы. Через несколько минут Сальваторе затих.

— Как Вы, синьорина Анна? — по-отечески ласково спросил Джозеф, делая шаг вперед к девушке.

— Нет-нет, мы еще не закончили, Джозеф. Вы сами мне сказали, что Игра будет продолжаться. — Девушка щелкнула пальцами. — Принесите лед.

Мужчина смотрел на Анну, не сводя глаз с ее строгого лица, и покорно ждал того, что произойдет дальше. Каким бы ни был Джозеф, он строго следовал правилам и не нарушал их, очень давно осознав, что сопротивление судьбе бессмысленно и что кара за это может быть суровее самой судьбы. Вошла слуга, держа в руках ведерко с прозрачными кубиками льда. От его шагов они тихо постукивали в металлическом ведре, будто чьи-то тонкие, давно высохшие косточки.

— Возьмите, Джозеф, Вам это понадобится, — холодно сказала девушка и нацелила пистолет на пах мужчины. Раздался выстрел. Джозеф рухнул на пол с тихими стонами. На его светлых брюках стремительно разрасталось пятно крови.

— Вы выучили почти все уроки, синьорина Анна, — удовлетворенно сказал Джозеф и навсегда закрыл глаза.

Последняя игра Джозефа

Прошел месяц с тех пор, как все случилось. Анна думала, что больше не будет знать сна, ведь случившееся, как она полагала, изменило ее бесповоротно и навсегда. Однако в ночь после убийства Сальваторе и Джозефа, она впервые за долгое время уснула спокойным сном, лишенным сновидений, а наутро проснулась с улыбкой и позволила себе провести весь день в постели. Девушка нежилась в большой мягкой кровати, ела сочные сладкие фрукты и пила вино, слушая песню, которую робко отстукивало ее наконец успокоившееся сердце.

Удивительно, но мысли об Эрике больше не причиняли ей боли. Теперь она могла вспоминать его с нежной трепетной радостью, ограненной светлой печалью. Пускай Джозеф был изощрен и беспощаден, в сущности, он не был жесток, и именно он помог собрать по кусочкам то, что, казалось, разбито навсегда. Анна ни о чем не жалела. Каждый шаг на этом кровавом тернистом пути босиком по раскаленным острым камням привел ее сюда, в место, которое можно назвать домом. В место, где всегда чисто, уютно, безопасно, где в пустых комнатах бродят только добрые призраки прошлого, отгоняющие страхи и тревоги. В дверь постучали. Анна удивленно приподнялась на локте и взглянула на дверь гостиничного номера. Стук повторился. Девушка поднялась и подошла к двери.

— Добрый день! Цветы для Анны Эспозито. — Услышала девушка голос молодого курьера, стоявшего перед ней с огромным букетом алых роз, когда приоткрыла дверь. Его макушка едва виднелась за пышной россыпью цветов.

— Добрый, — тихо ответила Анна, предчувствуя недоброе.

Эспозито – «разоблаченный»

. Фамилия не принадлежала девушке, однако она знала, что цветы доставили верно. Знала не потому, что ждала курьера, а потому, что в месте, в котором ее жизнь разделилась на «до» и «после», не могло быть случайностей и совпадений.

— Распишитесь вот здесь, пожалуйста, — облегченно сказал юноша, передавая Анне букет.

Букет был тяжелым и объемным. Резкий запах свежих цветов мгновенно окутал девушку, вызывая головокружение, тошноту и целый каскад воспоминаний о ночи, когда Джозеф делился своей мудростью через прикосновения, поцелуи и слияние их разгоряченных тел.

Анна поставила быструю размашистую подпись на бланке, закрыла дверь и подошла к столу, аккуратно укладывая на него свою ношу, от которой хотела поскорее избавиться. Запах роз, казалось, становился насыщеннее и сильнее, туманил рассудок и становился почти физически ощутимым. Среди роз девушка нашла небольшой белый конверт с посеребренным прицелом в центре. Анна сглотнула и медленно потянулась к конверту. Она боялась его, будто тот может ужалить или обжечь. Наконец взяв себя в руки, она брезгливо взяла его двумя пальцами и достала письмо. Записка была короткой.

Посмотри новости сегодня в полдень. И спасибо за помощь.

С любовью, М.

Без двух минут полдень – увидела Анна, бросив взгляд на часы. Она подошла к телевизору и включила новостной канал. Через две минуты на экране появился репортер. Он быстро рассказывал зрителям о церемонии назначения нового министра юстиции. Появились кадры Квиринальского дворца, а через несколько мгновений к подготовленной трибуне подошла изящная черноволосая женщина с красивым лицом, напоминающим фарфоровую маску. Женщина улыбалась и обещала сделать все от нее зависящее для поддержания справедливости и прозрачности правовой системы Италии. Заканчивая свою речь, она взглянула прямо в объектив камеры, и Анне показалось, что в этот самый момент сквозь эфир, расстояние и дрожащий горячий воздух Марисоль смотрит прямо ей в глаза.

— И помните, глаза Фемиды закрыты, но взор ее ясен. Благодарю!

Анну затошнило. Она сорвалась с дивана в уборную под раздающиеся с экрана аплодисменты публики, пришедшей на церемонию присяги нового министра. Умывшись холодной водой, девушка посмотрела в зеркало. Щеки покраснели, глаза от напряжения налились кровью. В них стояли слезы.

Быть может, я кажусь Вам королем, синьорина Анна. Поверьте, и Вы мне кажетесь королевой. Но это лишь наша Игра. Есть те, для кого мы просто пешки и те, для кого мы пыль на ребрах шахматной доски.

Теперь Анна наконец поняла, почему в ту ночь Марисоль не убила ее, почему оставила пистолет. То, что девушка приняла за солидарность, сочувствие и спонтанно расцветшую нежность, оказалось лишь хладнокровным расчетом. Знал ли Джозеф? Скорее всего да. Хотел ли он этого? Вряд ли. Видимо, он зашел слишком далеко в исследованиях человеческих глубин, и попросту потерялся где-то внизу, там, откуда не выбраться. И наконец осознав это, он пошел на рискованный маневр: пожертвовал сильной фигурой, чтобы поставить мат королю.

Запомните, Анна, что бы ни случилось, Игра будет продолжаться.

Игра продолжалась. Анна видела это собственными глазами. Только оставалось кое-что. Кое-что, что пугало сильнее, оживших конспирологических страхов о теневом правительстве и напрасности любых попыток установить справедливость.

За звуками быстро бьющегося в груди сердца Анна не различала звука собственных шагов. Она медленно брела вдоль больничного коридора, касаясь ладонью холодной светлой стены – единственного на данный момент предмета, заставляющего ее окончательно не терять связь с реальностью. Доктор был с Анной любезен и вежливо. Он аккуратно провел осмотр, обстоятельно рассказав о ее здоровье. Он говорил медленно, избегая излишней профессиональной терминологии, однако сказанное ему пришлось повторить девушке несколько раз. Такое иногда случалось, когда его пациентки узнавали столь волнующую новость. Некоторые плакали, некоторые смеялись. Одни бледнели, другие краснели. Однажды пациентка упала в обморок, но это обстоятельство совершенно не помешало ей через семь с половиной месяцев явить миру двух очаровательных близнецов и через два года прийти, чтобы услышать ту же новость, но уже не падать в обморок.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Вместе с тем реакция Анны показалась доктору необычной. Казалось, девушка подозревала вероятность собственной беременности, а потому его слова совершенно не удивили ее. Что-то другое подтачивало самообладание девушки, все глубже и больнее впиваясь в ее чувства.

— Вам не о чем волноваться: все показатели в норме, — ласково сказал врач и потянулся за рецептом витаминов, которые обычно выписывал будущим мамочкам. — Папочка обязательно будет доволен, — после паузы добавил он, заметив, что на безымянном пальце Анны нет кольца.

— Непременно, — с легкой улыбкой ответила девушка и забрала рецепт.

Ее самообладания хватило, чтобы спокойно покинуть кабинет и отдаться паническому страху лишь после того, как дверь в кабинет закроется. Светлая стена холодила ладонь, напоминая ласкающую кожу Анны прохладу в ту ночь, когда она была с Джозефом. И с Сальваторе. Она ввязалась в Игру, не зная правил, и была съедена, смятенная с игровой доски. В голове стоял шум и голос Джозефа, сплетенный с собственным, повторял снова и снова: н

и Вы, ни я никогда не сможем остановить Игру, но мы можем остановить себя. Мне остановиться, синьорина Анна? Нет! Пожалуйста, Джозеф. Еще, я хочу, еще.

Конец